Хоаг Тами. Тонкая темная линия

   Долл придирчиво всматривалась в стену столовой, ее худое лицо напряглось. Наконец миссис Ренар скрестила руки на груди и изрекла:
   - Сомневаюсь, что это тот же оттенок. Я так и думала, что останется пятно.
   Маркус чувствовал, что его терпение на исходе и вот-вот лопнет, как старая веревка, и в этом он винил мать. Он вернулся домой из библиотеки, его мысли были заняты исключительно Анни. Маркус вспоминал всю сцену в мельчайших подробностях. Маркус все понял. Анни не может при всех принимать его ухаживания, пока не оправдает его, не докажет, что не он убил Памелу Бишон. Теперь он будет вести себя более сдержанно. У них будет свой секрет.
   - Каждый раз, как мой взгляд упадет на эту стену, я снова буду переживать ужас того вечера, - продолжала бубнить Долли. - Ужас и стыд, вот во что превратилась моя жизнь. Я едва осмеливаюсь выходить из дома в последние дни.
   Маркус даже язык прикусил, чтобы не нагрубить матери. Она все утро нудела у него над ухом, прося отвезти ее в город. Ей понадобилось зайти в аптеку и в супермаркет. Долл не верила, что Маркус купит именно то, что ей нужно, и отказывалась давать ему список, потому что она обычно ориентировалась только по картинкам на пакетах и коробках. И разумеется, она не могла поехать на собственной машине - ведь у нее нервы и загадочный паралич, поразивший ее совсем недавно по вине Маркуса.
   - И все из-за твоего увлечения той женщиной, - осуждающе произнесла Долл, словно перепрыгнула в их разговор, состоявшийся девять часов тому назад. - Не понимаю, Маркус, почему ты не можешь найти удовлетворения.
   "С кем я его найду? С тобой?" - мысленно ответил ей сын. Маркус покосился на мать и представил, как он засунет голову Долл в банку и утопит ее в этой проклятой краске. Разумеется, он этого не сделает, как не засунет ей в рот губку с краской, чтобы она задохнулась, и не воткнет ей в глотку отвертку, которой он открывал банку.
   - Только посмотри, во что ты превратил нашу жизнь.
   - В том, что случилось, нет моей вины, мама. - Маркус закрыл банку с краской, ударив по ней деревянным молотком.
   - Разумеется, есть, - настаивала Долл. - Ты привязался к этой женщине, а когда она умерла, все решили, что это твоих рук дело.
   - Это просто недоразумение, - сказал Маркус, собирая инструменты. Анни во всем разберется. Она днем и ночью работает над этим делом.
   - Анни, - Долл покачала головой, идя за сыном на кухню. - Она ничем не лучше остальных, Маркус. Запомни мои слова, она тебе не друг.
   Ренар остановился около задней двери и с вызовом взглянул на мать:
   - Анни спасла мне жизнь. Она поссорилась с коллегами, чтобы помочь мне. Я полагаю, что это соответствует понятию "друг".
   Он открыл дверь локтем и подошел к маленькому сарайчику, где хранились краски и инструменты. Маркус убрал все на место и выключил свет. Он не спешил уходить отсюда, надеясь, что мать ляжет спать и ему не придется разговаривать с ней до следующего утра.
   Она не может понять Анни, думал Маркус, дожидаясь, пока на кухне погаснет свет. Что его мать может знать о друзьях? У нее их никогда не было. Во всяком случае, Маркус о них не знал. Матери никогда не понять, какой друг Анни Бруссар.
   В кухне наконец выключили свет, потом погасли и окна столовой. Маркус прошел к себе через террасу и вошел через высокую стеклянную дверь, ключ от которой он всегда держал под цветочным горшком. Сначала он зашел в спальню и принял таблетку "Перкодана", чтобы унять боль и успокоить нервы, а потом вернулся в свою студию.
   Лекарство подействовало быстро, Маркус расслабился, у него появилось необыкновенное чувство легкости. Он словно поднялся над физической болью и эмоциональной неудовлетворенностью. Разглядывая рисунок, Маркус выбросил из головы все, кроме Анни.
   Разумеется, он в нее влюбился. Она его ангел. Именно так он называл ее, когда представлял их вместе. "Мой ангел". Это будет ее тайным именем, только они двое будут его знать. Маркус провел по губам, словно закрывая "молнию", и улыбнулся своим мыслям. Им следует быть осторожными и скрытными. Анни рискует, так помогая ему.
   Маркус поднял со стола маленькую фигурку и покрутил в пальцах. Это был смешной пластмассовый аллигатор в солнечных очках и красном берете, которого он снял с зеркала заднего вида в ее машине. Глупая штука, совсем не для взрослой женщины с такой серьезной профессией, и все-таки она ей подходит. Во многих отношениях Анни еще совсем ребенок - свежая, неиспорченная, искренняя, неуверенная в себе.
   "Она не стала бы возражать против этого, - решил Маркус. - Это просто еще один секрет на двоих". Он чмокнул аллигатора в нос и улыбнулся. "Перкодан" горячим вином разливался по его венам. Маркус на мгновение закрыл глаза и почувствовал, как взмывает вверх его тело.
   Он разложил на столе почти все свои сокровища. Пристроив аллигатора с краю, он взял в руки маленькую, изящную резную рамку и печально улыбнулся женщине на снимке. Памела. Памела и ее любимая дочка. Они могли бы быть вместе, если бы этот Стоукс и Донни Бишон не настроили ее против Маркуса... Он с сожалением отставил фотографию в сторону и нашел золотой медальон. Если отдать его Анни, это станет своего рода символом, связующей нитью.
   Держа украшение в одной руке, Маркус взял карандаш и коснулся бумаги.
   - Я так и знала!
   Трудно было вложить в короткие три слова больше осуждения. Несмотря на расслабляющее действие лекарства, Маркус выпрямился и повернулся на звук голоса. У него за спиной стояла мать. Он не слышал, как Долл прошла через спальню, так как был слишком погружен в свои фантазии.
   - Мама...
   - Я так и знала, - повторила Долл. Она смотрела мимо сына на набросок. - Маркус, только не начинай все сначала.
   - Ты не понимаешь, мама, - сын поднялся со стула, все еще держа медальон в руке.
   - Я понимаю, что ты смешон! - резко бросила Долл. - Ты думаешь, что эта женщина хочет тебя? Она хочет засадить тебя в тюрьму!
   Долл рванулась мимо него и схватила фотографию в рамке. Она так сжала пальцы, что металл впился ей в ладонь, выступила кровь.
   - Нет! Мама! Не надо!
   Миссис Ренар тяжелым взглядом смотрела на снимок Памелы, ее всю трясло. И вдруг она зарыдала и с силой швырнула рамку через комнату.
   - Почему? - закричала она. - Как ты мог это сделать?
   - Я не убийца! - выкрикнул в ответ Маркус. Слезы отчаяния жгли ему веки. - Как ты могла такое подумать, мама?
   - Лжец! - Долл ударила его по груди ладонью, оставляя на рубашке кровавый след. - Ты убиваешь меня! - Она развернулась и резким жестом смахнула все сокровища Маркуса со стола.
   - Мама, не надо! - воскликнул Маркус, перехватывая руку матери, потянувшуюся к портрету.
   - Ох, Маркус, Маркус... - Долл провела пальцами по щеке, пятная лицо кровью. - Я тебя не понимаю.
   - Да, ты меня не понимаешь! - выкрикнул Ренар. Ему стало больно, мешали швы на скуле. - Я люблю Анни. Ты не можешь меня понять, ты не знаешь, что такое любовь. Уходи! Вон из моей комнаты! Я тебя не звал. Только здесь я могу почувствовать себя свободным от тебя. Вон! Вон!
   Маркус все выкрикивал и выкрикивал это слово, кружа по комнате, разбивая попадавшиеся под руку предметы. Он сбросил на пол кукольный дом, и тот разлетелся на кусочки. Ренар представлял, что каждый удар обрушивается на лицо матери, на ее тело, разрушая плоть, ломая кости. Наконец Маркус рухнул на свой рабочий стол и замолотил по нему кулаками, давая выход ярости.
   Он долго пробыл в прострации, ничего не видя, глядя в никуда. Когда Маркус оглядел комнату, увиденное ошеломило его. Все было уничтожено, разбито, все его сокровища валялись на полу в ужасном виде. Здесь было его святилище, но сюда вторглась мать и все уничтожила.
   Даже не потрудившись поднять упавший стул, Маркус взял ключи и вышел из дома.
   Виктор сидел среди обломков и просто бормотал, раскачиваясь из стороны в сторону. В доме было темно и тихо. Значит, все уснули, и их больше не существует. Маркус запретил ему заходить в его Владения, но Маркус спит, и его желания исчезли, словно выключили телевизор. Виктору всегда нравилось приходить сюда и сидеть среди маленьких домиков. Он знал и о том, где брат хранит свои Секретные Вещи, поэтому иногда Виктор открывал Секретную Дверь и брал их, только чтобы потрогать. То, что он знал о Секретной Двери и дотрагивался до Секретных Вещей, а никто другой об этом и не подозревал, возбуждало Виктора, окрашивая все вокруг в красное и белое.
   Но сегодня вечером Виктор чувствовал только очень красное. Красные языки все кружились и кружились вокруг него, облизывая и будоража его мозг. Красное, красное, красное. Темнота и свет. Все время по кругу, по кругу, все ближе и ближе.
   Виктор пытался найти успокоение в книге Одюбона, но птицы смотрели на него сердито, словно они знали, что происходит у него в голове. Как будто они тоже слышали голоса. Эмоции наполняли его, как вода, захлестывая его своей интенсивностью. Виктор чувствовал, что задыхается. Он и раньше слышал голоса. Они доходили до него сквозь пол его комнаты. Виктору не нравились голоса без лиц, особенно красные. В такие моменты он сидел на кровати, не касаясь ступнями пола, потому что боялся, что голоса могут подняться по пижамным брюкам и пробраться в его тело через прямую кишку.
   Виктор дождался, пока голоса ушли. Потом подождал еще немного. Он досчитал до Магического числа три раза по шестнадцать, и только потом вышел из своей спальни. Он спустился во Владения Маркуса, влекомый желанием увидеть лицо, даже если его это расстроит. Иногда с ним такое случалось. Порой он не мог удержаться и колотил кулаком в стену, хотя знал, что будет больно.
   Беспорядок, царивший во Владениях Маркуса, огорчил Виктора. Он не выносил сломанных вещей. Вид разбитого стекла или разнесенного в щепки дерева отдавался острой болью в голове. Он чувствовал, что видит каждую разорванную молекулу, ощущает их боль. И все-таки он остался в комнате из-за лица. Виктор закрыл глаза и увидел лицо, потом открыл их и увидел лицо снова. То же самое, такое же, знакомое, и все-таки другое. У него сразу возникло очень красное чувство. Виктор снова закрыл глаза и стал вести счет до Магического числа.
   Анни. Она была Другая, но не Другая. Памела, но не Памела. Элейн, но не Элейн. Маска, нет маски. Все, как и раньше, и очень красное.
   Виктор раскачивался и стонал, его чувства обострились до крайности. Каждая клетка его тела напряглась, даже его пенис. Он беспокоился, что паника нанесет ему удар и заморозит его, поймав красный цвет в ловушку внутри его тела. И там он будет становиться все сильнее и сильнее, и никто не сможет это остановить.
   Виктор поднял руки, коснулся своей любимой маски и стал раскачиваться, по его щекам потекли слезы, пока он смотрел на карандашный набросок Анни Бруссар, сделанный его братом, и на расплывшееся кровавое пятно, испачкавшее ее лицо.
   ГЛАВА 41
   Ким Янг частенько захаживала в бар "Буду Лаундж". Она работала помощником менеджера в магазине "Быстрая покупка" на улице Дюма в Байу-Бро и полагала, что вполне заслужила пару бутылочек пива после напряженного трудового дня. Кроме того, Айки Кебодо, ее подчиненный, вел себя странно, пах, как корзина с грязным бельем в мужской раздевалке, и на его лице красовалось столько прыщей, что Ким предполагала самое худшее - на днях эта физиономия просто взорвется и разлетится на куски. После восьми часов в компании Айки пиво было наименьшим из того, что она заслуживала.
   Поэтому Ким Янг всегда останавливалась в этом баре, чтобы пропустить стаканчик на ночь, когда ее муж Майк работал на буровой в Мексиканском заливе. Они жили в пригороде Лака в чистеньком кирпичном домике с большим двором. Ким и Майк поженились меньше года назад, и молодая женщина уже успела обнаружить, что семейная жизнь весьма напоминает выпуск новостей, где чередуются плохие и хорошие известия. Майк оказался завидным приобретением, но она подолгу оставалась одна, когда муж отправлялся на буровую. Вот и сейчас он был в отъезде и должен был вернуться домой только через неделю.
   Майку придется пропустить карнавал на Марди-Гра в Байу-Бро, и Ким из-за этого злилась. В двадцать три года ей все еще нравились веселые компании, и она решила, что повеселится на славу и без Майка, если ее благоверный не удосужится взять выходные на эти дни.
   Ким уже договорилась с Жанной-Мари и Кэндис, что они вместе пойдут на праздник. Получится этакий девичник. Всегда полно парней, чтобы немного пофлиртовать и потанцевать до упаду, если, конечно, власти в этом году разрешат танцы на улицах. Все так перепугались из-за этого насильника. Утром одна из жертв умерла. Ким сама слышала по радио.
   Ким никому бы в этом не призналась, но она и сама плохо спала последнюю неделю. Она даже подумывала переехать к сестре, пока Майк не вернулся. Но у Беки был месячный малыш, который плакал по ночам из-за колик. Тем более что она сумеет за себя постоять.
   Ее старый "Шевроле-Каприз" свернул в ворота рядом с домом под песню Захарии Ричардса, доносившуюся из казино, стоявшего ниже по реке.
   Дом встретил ее чистотой и уютом, ничего не изменилось после ее ухода. Корзина с чистым бельем стояла на столе в кухне, его оставалось только разложить по местам. Ким подхватила корзину, прошла с ней в спальню и стала раскладывать вещи по ящикам, одним глазом поглядывая в маленький цветной телевизор. Она его специально купила, чтобы поставить на туалетном столике.
   Где-то в половине второго ночи Ким наконец улеглась в постель и долго лежала без сна, прислушиваясь к шорохам в доме. На улице поднялся сильный ветер, и Ким в раздражении думала, что почти невозможно отличить скрип деревьев от поскрипывания чужих шагов под окнами. Около двух часов она все-таки уснула с недовольной гримаской на лице, засунув руку под подушку Майка.
   В 2:19 Ким неожиданно проснулась. Кто-то был в комнате. Ким чувствовала его угрожающее присутствие в темноте. Ее пульс зачастил. Она лежала не шевелясь и ждала.
   Перед тем как лечь, Ким оставила свет в ванной, располагавшейся дальше по коридору. И теперь слабый отсвет освещал прямоугольник полуоткрытой двери в спальню. Ким увидела, как он приближается. Черная страшная фигура. Черт лица не разобрать. Он двигался тихо, словно смерть.
   "Почему именно я? - подумала Ким, когда преступник беззвучно проскользнул в спальню. - Почему он выбрал именно меня? Чем я это заслужила?" Молодая женщина решила, что позже обязательно это выяснит, а темная тень тем временем приближалась к кровати.
   Не колеблясь ни секунды, Ким Янг села в кровати, вытащила дробовик из-под подушки мужа и спустила курок.
   ГЛАВА 42
   Весь сон пронизывали красные полосы. Мягкий красный свет кружился, словно пылинки в луче солнца. Глубокие красные тени казались потоками крови. Она стояла, как ей казалось, перед зеркалом, но видела не свое отражение. Сквозь стекло на нее обвиняюще, презрительно смотрела Линдсей Фолкнер. Анни протянула руку, желая прикоснуться к холодному стеклу. Но Линдсей прошла через него и прошла сквозь Анни.
   Анни повернулась, хотела убежать, но пол вдруг поднялся и превратился в стену, на которой была распята Памела Бишон. Кровь текла из ее ран, темные глаза пронизывающе смотрели на Анни.
   Анни закричала, прогоняя кошмар, и проснулась. Простыня обвилась вокруг ее тела, как саронг, волосы спутались и стали влажными от пота. Кондиционер поскрипывал, но исправно гнал в комнату струю ледяного воздуха. Кожа Анни покрылась мурашками. Мучительный сон прилип к ней, как навязчивый запах. Тени и кровь. Страна теней.
   Слишком взбудораженная, чтобы снова лечь спать, Анни пошла в спальню и сменила промокшую от пота футболку. Фуркейд все убрал, но она не могла заставить себя спать в этой постели. Возможно, попозже, когда воспоминания потускнеют. Или потом, когда все закончится, она заново покрасит стену и купит новые подушки...
   Анни пошла на кухню, чтобы выпить воды, но вместо этого достала из холодильника "Сникерс". Кусая замерзший шоколад, она бродила по гостиной, и только слабый свет от уличного фонаря не давал ей ни на что наткнуться. Ник остался снаружи и наблюдал. Анни не хотелось его тревожить, включая свет посреди ночи, хотя компания ей бы не помешала.
   Анни села на диван и ласково потерла нос аллигатора босой ногой.
   - Может, мне завести щенка, как ты думаешь, Альфонс? - спросила она. Чучело ответило ей своей вечной улыбкой.
   Вдруг ожила полицейская рация.
   - Всем патрульным машинам, находящимся поблизости. В доме 759 по Даф-роуд применялось оружие. Код 3.
   Вероятное нападение и изнасилование. Все помощники шерифа должны прибыть как можно быстрее с мигалками и сиренами.
   - Стрелявшая заявила, что убила нападавшего, - продолжал диспетчер. "Скорая" едет.
   Если предположения Анни верны, то именно Чез Стоукс мог сейчас лежать в луже крови в доме 759 по Дафроуд.
   Две патрульные машины прибыли на место преступления раньше ее. Они составляли мерцающий мигалками угол во дворе маленького кирпичного дома. Один из офицеров сидел на бетонных ступеньках, то ли ждал "Скорую", то ли его тошнило. Последнее, сообразила Анни, пересекая лужайку.
   Полицейский поднялся и тут же ухватился за чугунные витые перила, чтобы удержаться на ногах. В свете фонаря у входной двери его рыжие волосы отливали золотом, как новая медная монетка на солнце. Анни узнала его. Он был из семьи Дусе, а узы крови сильнее законов полицейского братства.
   - Эй, Анни, это ты?
   - Привет, Рыжик, как дела?
   - Да вот, пришлось расстаться с ужином. Что ты здесь делаешь?
   - Услышала сообщение и подумала, что жертве может пригодиться женское участие, - солгала она. Рыжик фыркнул и отмахнулся от ее слов.
   - У нас сегодня та еще жертва. Эта молодая леди разнесла парню голову из дробовика.
   - Понятно. А кто он? - Анни постаралась, чтобы ее голос звучал равнодушно, хотя вся была на взводе. Воображение уже нарисовало ей картину Стоукс крадется к спящей в кровати женщине, та поднимает оружие, стреляет, и голова Чеза разлетается, словно тыква.
   Рыжик пожал плечами.
   - Его родная мама и та не узнала бы. Удостоверения личности при нем не оказалось, но он был в маске. И теперь перья летают по всему месту преступления.
   - А детективов вызвали?
   - Да, но только Стоукс шляется неизвестно где. Вероятно, отрывается с какой-нибудь курочкой в постели.
   У Анни быстрее забилось сердце.
   - Он не отвечает на вызов по пейджеру?
   - Пока молчит. Сюда едет Квинлэн, но он живет в Деверо. Ему потребуется время, чтобы добраться.
   - Кто внутри? - Анни направилась к двери.
   - Питр.
   Подавив стон, Анни вошла в дом в тот самый момент, когда третья патрульная машина, визжа тормозами, въехала во двор. Все патрульные округа забыли о своих обязанностях, только чтобы взглянуть на свежее место преступления. Всем хотелось поучаствовать в раскрытии дела "насильника в маске".
   В гостиной никого не оказалось. Никаких следов жертвы. Судя по всему, спальня располагалась слева по коридору. Питр стоял как раз на пороге, в футе от поверженного насильника. Анни сделала глубокий вздох и пошла к нему.
   - Вряд ли мне в ближайшее время захочется пиццы, - пробормотал себе под нос Питр и обернулся на звук шагов. - Бруссар, а ты, черт побери, что здесь делаешь? Ты же сегодня не дежуришь. Проклятие, да ты вообще уже почти вылетела со службы.
   Анни его проигнорировала и взглянула на покойника. Преступник лежал на полу, раскинув руки. Он был одет в черную одежду, скрывавшую каждый дюйм его тела, включая руки. Он мог быть белым, черным, индейцем, сказать было невозможно. От его лица в буквальном смысле слова ничего не осталось. Волосы пропитались кровью, и их цвет не поддавался определению. Кусок черной маски из перьев прилип к осколкам черепа.
   - О господи! - выдохнула Анни, колени у нее стали ватными.
   Брызги крови и плоти заляпали потолок и бледно-желтую стену. Спасительный дробовик одиноко лежал на постели.
   - Если тебе дурно, Бруссар, проваливай отсюда. Тебя сюда никто не звал. - Питр подошел к кровати, чтобы осмотреть оружие. - Стоукс не обрадуется, когда тебя увидит.
   - Неужели? Может, это как раз он остался в дураках, - пробормотала Анни, стараясь продумать свое поведение. Стоит ли ей отозвать в сторону Квинлэна, когда тот появится, и рассказать ему о своих подозрениях? Или лучше всего просто отойти в сторону, ни во что не вмешиваться и ждать результата? Никто не скажет ей спасибо за то, что она подозревала Чеза Стоукса.
   - Ну-ка, ну-ка, - в голосе Питра послышалась радость ребенка, обнаружившего рождественский подарок. - Теперь мы знаем, что у парня один глаз определенно был голубым.
   - Как это?
   С гнусной ухмылкой Питр наклонился над кроватью и стал рассматривать свою находку.
   - А так. Вот он валяется, глазик-то!
   Анни сразу же вспомнила голубые глаза Стоукса. Она обошла стороной тело, но, прежде чем она успела посмотреть на находку Питра, у нее за спиной раздался знакомый голос:
   - "Человек без лица". Кто-нибудь видел этот фильм? Этот парень куда страшнее.
   Ошеломленная, Анни обернулась. В дверях стоял Стоукс и разглядывал тело, сдвинув бейсбольную кепку на затылок. Он поднял на нее глаза и скривился:
   - Господи, Бруссар, ну ты просто как триппер - нежеланный, нелюбимый и избавиться невозможно.
   - Я уверена, что ты знаешь это по собственному опыту, - едва смогла вымолвить Анни. Она только сейчас поняла, насколько была уверена в вине Стоукса до этой самой минуты. Ее захватил круговорот эмоций, пока она смотрела, как детектив обходит тело кругом, - разочарование, облегчение, чувство вины.
   - А кто тебя сюда звал? - спросил Стоукс. - Секретарши нам здесь не требуются, полицейские собаки тем более.
   - Я подумала, что жертве будет приятно поговорить с женщиной.
   - Вероятно, так оно и было бы, не лежи он сейчас мертвым.
   - Я говорила о женщине.
   - Тогда пойди и поищи ее и освободи место преступления. - Он взглянул Анни прямо в глаза и произнес с непроницаемым выражением лица: - Не могу допустить, чтобы ты подтасовала улики.
   Когда Анни выходила в коридор, Стоукс уже склонился над постелью и разглядывал дробовик.
   - Вот это я понимаю, контроль за рождаемостью...
   Питр рассмеялся.
   Жертва, Ким Янг, стояла в своей чистенькой кухоньке, прислонившись к рабочему столу. Ее трясло так; словно она все это время провела в морозильнике. Бледно-голубая коротенькая ночная рубашка, едва прикрывавшая бедра, и лицо были щедро забрызганы кровью и мозгами. То же самое запуталось в осветленных перекисью кудряшках.
   - Я помощник шерифа Бруссар, - негромко представилась Анни. - Вы не хотите присесть? С вами все в порядке?
   Женщина подняла на Анни пустые стеклянные глаза:
   - Я... Я застрелила человека.
   - Да, вы это сделали.
   С того места, где она стояла, Анни видела дверь внутреннего дворика, ведущую в столовую. Именно этим путем в дом проник преступник. Аккуратный полумесяц был вырезан в стекле как раз возле ручки.
   - Вы рассмотрели его прежде, чем спустили курок?
   Ким покачала головой, из кудрей вывалился осколок кости и упал на кафельный пол рядом с ее босой ступней.
   - Было слишком темно. Я вдруг проснулась... и так испугалась. Он вдруг оказался возле кровати. И я... - Слезы душили ее. - А если бы это был Майк? Это мог быть он! А я просто взяла и выстрелила...
   Не обращая внимания на запекшуюся кровь, Анни обняла Ким Янг за плечи. Она понимала ее состояние. Женщина только что осознала, что могла по ошибке застрелить человека, которого любила. И тогда пресса объявила бы ее не героиней, как она, несомненно, поступит теперь, а истеричной дурой, заплатившей за свою сверхбдительность страшную цену. Действие одно и то же, только результат разный. Еще один урок, который преподнесла жизнь.
   Насильника звали Уиллард Роуч. Дружки в тюрьме любовно прозвали его Жеребцом. За его плечами оказался внушительный багаж сексуальных нападений и два приговора. После последней отсидки он досрочно вышел из тюрьмы штата в июне 1996 года. Свой последний адрес Роуч указал в Шривпорте, но там он надул своего наблюдателя и бросил свое удостоверение личности.
   Он назвался Уильямом Данхэмом, переехал в Байу-Бро в последних числах декабря и устроился работать техником на радиостанцию "Кейджун", прикрывшись поддельным резюме, которое никто не удосужился проверить. Роуч отвечал на телефонные звонки в прямом эфире и записывал фамилии и адреса звонивших. Именно из этого списка он и выбирал свои жертвы.
   При обыске в его доме были обнаружены ксерокопии списков с пометками Уилларда на полях. Рядом с именем Линдсей Фолкнер он написал: "Сексуальная сучка". Также при обыске нашли коробку с полудюжиной масок из перьев, купленных им в Новом Орлеане.
   Эта информация поступала постепенно в течение всего дня. Все началось с того, что недалеко от дома Ким Янг нашли машину Роуча. У убитого взяли отпечатки пальцев, которые потом пропустили через компьютерную систему штата. Все делалось в спешке, потому что на четыре часа дня была назначена пресс-конференция. Ноблие хотел, чтобы дело было закрыто и перевязано праздничной ленточкой. Такой подарок жителям города к карнавалу - лучшая реклама деятельности полицейского департамента.
   Анни металась по отделу, словно зверь в клетке. Ей так хотелось быть сейчас в гуще событий, а Майрон едва соблаговолил позволить ей внести в каталог все поступившие к ним на хранение улики по этому делу.
   Анни хотела доказать вину Роуча самой себе, чтобы наконец выбросить из головы теорию о причастности к этим преступлениям Чеза Стоукса. Все ее домыслы лопнули как мыльный пузырь. Как Фуркейд и говорил ей, у нее не было улик, только какие-то намеки, подозрения, предположения. А работа детектива состоит в том, чтобы найти неопровержимые улики, чтобы выстроить прочное дело, которое не развалится в суде. Именно так и должен был действовать Стоукс еще до того, как Уиллард Роуч смог напасть на Кей Эйснер, Линдсей Фолкнер и Ким Янг, если бы Чез поработал чуть усерднее после нападения на Дженнифер Нолан.