— Вы не должны смущаться. Можете обсуждать со мной любые вопросы.
   Она помедлила секунду и, протянув руку к Надоеде, стала гладить его по маленькой головке.
   — Гарольд задолжал большую сумму. Он не в состоянии ее выплатить. Я надеюсь, вы сможете погасить за него этот долг?
   Баррет пристально следил за ее лицом.
   — Кому задолжал ваш брат?
   — Каким-то джентльменам. Своим друзьям.
   — Эти джентльмены и ваши друзья? — бесстрастным тоном продолжал Баррет.
   — Нет. В самом деле нет. У них дела с Гарольдом.
   — Которые вы не одобряете. Я верно уловил по вашему голосу?
   — Не могу притворяться, что эти люди мне симпатичны, — сказала Меган, теребя ручку своего ридикюля.
   — Почему?
   Девушка уклончиво ответила:
   — Так. Просто мне неприятно находиться в их обществе.
   — Я понимаю, — сказал Баррет, размышляя над ее словами. Интересно, кто эти люди — «Адвокаты дьявола» или всего лишь нелюбимые ею доброхоты, ссужавшие Фенвика?
   Помолчав немного, она спросила:
   — Вы заплатите его долг?
   — Конечно.
   — Спасибо. — Когда она снова посмотрела на Баррета, взгляд ее смягчился.
   — Как много задолжал ваш брат?
   — Двадцать тысяч.
   Баррет даже не моргнул. Иной раз он за ночь проигрывал больше, нежели названная ею сумма.
   — Слишком много, да? — Меган тревожно сдвинула брови.
   — Нет. — Баррет смотрел, как ее тонкие пальцы гладят собачью голову. Он понимал, какое это блаженство для пса.
   — Впредь это не повторится. Я никогда не попрошу вас оплачивать его долги. Теперь я намерена положить конец его игре.
   — Как вы собираетесь это сделать? — сказал Баррет, усмехнувшись про себя такой силе духа.
   — Постараюсь сделать так, чтобы никто не одалживал ему денег.
   — За этим трудно уследить, когда кругом полно беспринципных людей. Кто-нибудь да откроет кредит.
   — Не откроет, если я поговорю с каждым.
   — Я восхищаюсь твердостью вашего характера, но, может, вы предоставите это мне? — сказал Баррет.
   — Вам? — Меган бросила на него взгляд — столь же изумленный, сколь и смущенный.
   — Разумеется.
   Экипаж мягко качнулся и остановился. Надоеда вскинул голову, спрыгнул с сиденья и громко залаял на дверь.
   — Вот мы и дома, — сказал Уотертон, наблюдая, как возрастает тревога на лице Меган.
   Ступени откинули вниз, послышался глухой удар. Дверца распахнулась, и в карету с воем ворвался холодный воздух, заставляя вспыхивать тлевшие в печке угли. Надоеда выскочил наружу, продолжая лаять. Рядом с ним выросли Стрэттон и Гастингс. Последний будто невзначай стукнул по руке своего напарника, и оба принялись толкать друг друга локтями, обмениваясь при этом двусмысленными взглядами.
   — Что, приехали? — Проснувшийся Фенвик спустил ноги на пол и сел. Одна сторона его головы со слежавшимися белокурыми волосами выглядела приплюснутой. — Я спрашиваю, приехали?
   — Да, — сказала Меган слегка дрожащим голосом.
   Баррет вышел первым и повернулся помочь ей спуститься:
   — Прошу вас, Принцесса.
   Меган так долго смотрела на Уотертона, что Фенвик не выдержал:
   — Мэгги, ты выходишь или нет?
   — Естественно. — Она смерила брата сердитым взглядом и приняла руку Баррета.
   Бодрящий ночной воздух обдувал щеки. Над городом чуть заметно мигали звезды, как одеялом прикрытые плотной дымкой. Необычное безмолвие царило над Веллингтон-роуд этой ночью.
   Внезапно парадная дверь распахнулась, и вышедшие слуги построились на дорожке, от подъезда до ворот.
   Фенвик присвистнул.
   — Ничего себе берлога! — Он обогнал Баррета с Меган и с разинутым ртом зашагал мимо слуг.
   — О Боже! — Баррет видел, как угрюмо сдвинулись выгнутые брови Меган, когда она окинула шеренгу слуг. — Ваши подданные всегда выходят встречать вас среди ночи?
   — Только когда я привожу домой своих невест, — сказал он с нарочитым безразличием.
   — Будем надеяться, не целыми партиями, — попыталась улыбнуться она. — В противном случае ваши слуги останутся без сна. В отличие от вас им, должно быть, требуется отдых. — Она проследила глазами пространные очертания Пеллем-Хауса, с его белым палладианским[5] фасадом и куполообразной крышей. В доме горели огни. Прислуга, как видно, хорошо усвоила совиную привычку своего хозяина проводить в бдении ночные часы. — У вас очаровательный дом. Выглядит прямо как дворец.
   — Немного великоват, — сказал Баррет, прекрасно зная, что говорит. Это была одна из самых больших вилл в Сент-Джонс-Вуд, а приобрел он ее потому, что ему стало надоедать его последнее жилище. В тот день его снедало нетерпение и он купил лучшее из того, что показал торговый агент. В действительности особняк ему не нравился, и он мало им занимался. Однако сейчас, видя благоговение на лице Меган и сознавая, что им жить под одной крышей — пусть даже только на время этой операции, — он почувствовал странное удовлетворение. И неожиданно для себя с гордостью сказал: — Этот дом строил один из архитекторов Принни.
   Она пробежала взглядом по фасаду, подъезду и возносящимся ввысь восьми римским колоннам.
   — Какие высоченные!
   — Пойдемте, — сказал Баррет, подставляя ей локоть. — Сейчас мы займемся расквартировкой.
   Меган приняла его руку и пошла сквозь строй слуг, с улыбкой приветствуя каждого. Когда они с Барретом уже поднялись по лестнице, с верхней ступеньки сошел невысокий коренастый мужчина с нервически подергивающейся щекой. Молодой человек приблизился к Меган и, сильно волнуясь, отвесил ей низкий поклон.
   — Миледи.
   Баррет представил их друг другу.
   — Коутс, это маркиза Уотертон. Принцесса, это Коутс, наш дворецкий.
   Меган улыбнулась и обратилась к дворецкому столь дружелюбным тоном, что любой человек почувствовал бы себя непринужденно.
   — Коутс, я хочу просить вас об одном одолжении.
   — О чем угодно, миледи.
   — Я очень привязана к Ривзу, — начала она. — Это мой дворецкий. Может, он даже уже здесь, — она обернулась посмотреть на длинную подъездную аллею, — хотя кареты что-то не видно. Но в любом случае я буду вам очень признательна, если вы его приветите. Ривз — очень старый человек, и работа — это единственное, что его поддерживает. Без нее он, наверное, давно бы утратил интерес к жизни. Я понимаю, ему не по силам управиться с таким огромным домом. Но если бы вы позволили ему помогать вам, я считала бы себя вашей вечной должницей.
   Коутс прямо-таки светился. Без сомнения, Меган нашла в нем поклонника до конца своих дней.
   — Миледи, я с радостью сделаю для вас все, что вы желаете.
   — Спасибо, Коутс.
   — Пойдемте, — сказал ей Уотертон. — Я покажу вам вашу комнату.
   Меган быстрым нервным движением облизнула губы. Он тотчас вспомнил их вкус и, подумав о том, что должен будет оставаться в соседней комнате, мысленно застонал.
 
   Баррет открыл дверь. Он почувствовал, что Меган наблюдает за ним, и тоже взглянул на девушку. В глубине его глаз была такая же густая синь, как во время того поцелуя на Уэймут-стрит.
   То, что Меган пыталась подавить еще раньше, вновь заполонило сознание. Воспоминания всплыли с такой ясностью и во всех деталях, что ее даже бросило в жар. И она должна была честно признаться — память вызвала к жизни желание. Меган хотела, чтобы он повторил все сначала. Дрожащими руками она стянула перчатки, сняла накидку и повернулась к нему.
   Суровое лицо Баррета выражало решимость.
   — Я оставляю вас, — сказал он. — Вам нужен отдых.
   Меган взглянула на него с недоверием.
   — Вы уходите?
   — Да. Есть небольшое дело.
   — В три часа ночи? — удивилась она.
   — Да. Увидимся позже. — Бросив короткий взгляд в ее сторону, он вышел и захлопнул дверь.
   Обхватив себя руками, Меган уставилась на закрытую дверь, соединяющую их комнаты. Забытое детство вновь заставило вспомнить о себе.
   Фенвик-Холл. Мерцающие свечи. Прыгающая тень девочки на розовой мраморной плитке. Меган осторожно подходит к двери отцовского кабинета. Пальцы ее впиваются в дерево, когда она плотно прижимает ухо к двери.
   — Через два месяца девочке стукнет шестнадцать. Она должна появляться в обществе. И мы должны позволить ей этот дебют. — Уильям Фенвик говорил, как обычно, на одной ноте.
   Если отец сохранял свою естественную невозмутимость, то возбужденная Лилиан Фенвик со своей трескотней являла собой полную противоположность.
   — Неужели ты думаешь, что найдется джентльмен, который ее возьмет?
   — Разумеется. Когда-нибудь она встретит такого человека.
   — Не с ее ужасной сыпью.
   — Но это временно.
   — Вполне достаточно, чтобы отвратить любого мужчину. Если мы возьмем ей билет в Олмак, можно вообразить, чем это кончится! Над нами станет смеяться вся Англия. Я уже сейчас вижу. Представь, ты выедешь с ней, а ее, не ровен час, прихватит. А что потом делать бедному Гарольду? Он не сможет показаться в обществе. Ни он, ни я. И все перспективы найти хорошую невесту для мальчика сразу рухнут.
   — Мальчик пока еще в колледже. И успевает очень плохо, могу к этому добавить.
   — О, Уильям, тебе следует быть к нему терпимее. Он еще так юн.
   Меган обиженно поджала губы. Конечно, ее брат никогда не делает ничего плохого. В глазах матери он всегда был идеальным ребенком. Для нее не имело значения даже то, что Гарольд ей неродной. И она не замечала, что подчас ему не хватает элементарного здравого смысла.
   — Мальчик закончит учебу, — продолжала Лилиан, — и, я уверена, задумается о женитьбе. Мы не можем допустить, чтобы Меган разрушила его планы. Что скажут матери молодых дебютанток, если узнают, что его сестра страдает такой неприятной болезнью? Нет, я считаю, что девочку нельзя выпускать из дома. Худшего ты не мог придумать.
   — Дорогая, ты могла бы проявлять больше заботы о ее будущем.
   — Боюсь, что, пока мы не знаем причины ее недуга, я не смогу этого делать. Я уверена, что мы принесем ей гораздо больше пользы, если не будем взращивать в ней надежды. Меган останется старой девой. Поэтому сейчас мы должны обсудить с ней этот вопрос и убедить ее, что следует примириться с судьбой. — Так как Уильям Фенвик молчал, Лилиан продолжила: — Ты и сам знаешь, что я права. Я имею в виду ее интересы и те ужасные книги, которые так ее занимают. Нет никакого смысла создавать почву для иллюзий. Ни один мужчина никогда ее не полюбит.
   Меган отпрянула назад и, круто повернувшись, выскочила в коридор. Слова матери пронзили ее больнее кинжала. Она побежала прочь от двери, заглушая рыданиями звуки собственных шагов.
   Вспоминая тот эпизод, она чувствовала такую боль, словно этот разговор происходил только вчера. С минуту она еще покачивалась на каблуках, как маятник, вперед-назад, пытаясь преодолеть спазм в горле. Потом села на одну из двух кроватей и огляделась. Огромная комната, сплошь в позолоте и филигранных украшениях, раз в пять превосходила ее собственную спальню в Фенвик-Холле. Массивная кровать с балдахином тоже была отделана золотыми листьями. Такие величественные покои подходили разве что королеве. Меган подумала, что этот ослепительный блеск и роскошь должны восхищать и радовать. Но душа ощущала лишь пустоту.
   Надоеда протопал под кроватью и, подойдя к Меган, впрыгнул к ней на колени. Она почувствовала на подбородке влажный нос собаки.
   — Похоже, меня оставили с тобой на эту брачную ночь.
   Пес смотрел на нее своими большими круглыми глазами, будто говоря: «Разве это так уж плохо?»
   — Думаю, что нет, — ответила Меган, прижимая пса к груди.
   В дверь постучали.
   — Войдите.
   Вошла Тесса, осунувшаяся, с темными кругами под глазами.
   — Мы только что приехали. Я из кареты бегом прямо к вам. Я видела, как он вышел в холл, и решила проверить, все ли с вами ладно.
   — Со мной все прекрасно. — Меган усадила Надоеду к себе на колени. — Он уехал, Тесса.
   — Уехал? — Горничная покачала головой. — В такое время?
   — Сказал, что у него срочное дело. Ну и что? Меня это вполне устраивает. — Меган пыталась замаскировать свое огорчение напускным безразличием, но по тому, как Тесса взглянула на нее, поняла, что переборщила.
   — Миледи, вы имеете дело с Тессой. Не забывайте ее слова. Она всегда знает, что говорит.
   — А что не забывать-то?
   — Что он вернется, — сказала Тесса притворно веселым голосом.
   — Нет, не вернется, — сказала Меган и, откинув челку Надоеды, заглянула ему в глаза.
   — Обязательно вернется, — настаивала Тесса, воинственно подбоченившись. — Я видела, как он смотрел на вас.
   — Это только взгляды. Он сам сказал, что не станет принуждать меня, пока мы не узнаем друг друга ближе. А я и рада. — Видя недоверчивый взгляд горничной, Меган продолжала: — Я уже почти забыла, что это моя брачная ночь. — Она подкинула Надоеду на руках, принуждая себя говорить веселее. — Вот все, что мне нужно для сна! Мой единственный кавалер. И он здесь, со мной.
   — Проку от него! Только блох напустите себе в постель.
   — Пусть лучше у меня в постели будут блохи, чем лорд Уотертон. — Меган с деланно-безразличным видом направилась к своей кровати. — Отправляйся спать, Тесса. Уже поздно. Я сама разденусь.
   Горничная бросила на нее укоризненный взгляд и с озабоченным лицом вышла из комнаты.
   Девушка облегченно вздохнула и стала раздеваться. Что бы она для отвода глаз ни внушала Тессе, на самом деле она была обижена на Баррета. Покинул ее в брачную ночь и уехал неизвестно куда. Наверное, к любовнице. Меган снова услышала голос матери: «Ни один мужчина никогда ее не полюбит и не пожелает делить с ней ложе…»
   Уотертон сказал, что с этим нужно подождать, чтобы лучше узнать друг друга. Его предложение должно было ее успокоить, но вместо этого сердце пронизывала боль — острая и не проходящая.
 
   А Баррет в другом конце города, в доме кузена, мерил шагами комнату. Он остановился и, положив руку на каминную полку, стал смотреть на горящие угли.
   — Я не ослышался, это ты? — Проснувшийся Джеймс даже не потрудился открыть глаза. То, что Баррет оказался в его спальне среди ночи, казалось, интересовало его меньше всего. Действительно, у него был свой ключ, и он привык им пользоваться когда заблагорассудится. Например, потрафляя капризу, мог прийти в самое непотребное время. — И ты оставил ее в такую ночь?
   — Да. — Уотертон отвернулся от камина и сердито посмотрел на своего кузена, потягивающегося на постели. Тот факт, что Джеймс мог спать, вызывал в нем зависть.
   — Но мы же договорились, что ты обставишь все в лучшем виде. Во всяком случае, тебе полагалось остаться и разыгрывать из себя преданного мужа.
   — Позже разыграю. Мне нужно кое-что у тебя выяснить. — Баррет снова прошелся по комнате.
   — Что именно?
   — Ты поручал кому-нибудь наблюдать за Фенвиком в той усадьбе?
   — Нет. До сих пор ты был единственным, задействованным в такой степени.
   — Дело весьма осложнилось.
   Джеймс открыл глаза и сел.
   — Что?!
   — Нас кто-то подслушивал. Я обнаружил этого человека, когда ты уехал из Фенвик-Холла. — Баррет рассказал Джеймсу об инциденте, не упуская ни одной мелочи. Все это время он наблюдал за лицом кузена, пытаясь углядеть в нем признаки обмана. После того как Джеймс умолчал, что Меган является сестрой Фенвика, можно было предполагать, что он утаивает что-то еще. Однако Джеймс, как всегда, ничем себя не выдал. Закончив рассказ, Баррет сказал: — Тем не менее я собираюсь продолжить это дело.
   — Мысль не кажется мне такой уж блестящей. Если «Адвокаты дьявола» осведомлены о твоем участии, они попытаются убить тебя.
   — Я должен уберечь ее, — сказал Баррет скорее самому себе, нежели кузену.
   — Видно, это дело затягивает тебя чуть больше, чем ты предполагал первоначально.
   Баррет понял, что проговорился, и поспешил уточнить:
   — Я не считаю ее причастной ко всему этому. Она, вероятно, даже не предполагает, что ждет ее брата.
   Джеймс, сидя в постели, не переставал ерошить свои черные волосы.
   — Если все-таки ты заблуждаешься и она является соучастницей заговора против правительства, мне никак нельзя ее упускать. Но с другой стороны, если она не имеет к этому никакого отношения, мы рискуем навредить ее репутации. Девушка не может жить под твоей крышей без полноценного свидетельства о браке. Это вызовет скандал. Вероятно, тебе нужно подумать о женитьбе.
   — Я не хочу иметь жену, — сказал Баррет и нахмурился, осознав, что слишком горячится. Он снова начал расхаживать по комнате.
   — Не хочешь, значит. — Джеймс растянул губы в улыбке, так бесившей Баррета.
   — Почему ты настаиваешь, чтобы я женился на ней?
   — Просто я думаю о леди.
   — Не беспокойся, я ее не скомпрометирую. И подыщу ей мужа.
   — Я рад, что ты все предусмотрел.
   Баррет умолк и задумался. Когда он согласился участвовать в деле Джеймса, он не сомневался, что Фенвики являются членами союза «Адвокатов дьявола». Но это было до того, как он нашел свою Принцессу. И до того, как им овладело безумное желание обладать ею. И до того, как ему стало небезразлично, что с ней будет.
   — Как ты понимаешь, — нарушил молчание Джеймс, — новый поворот событий означает, что я должен подключить к этому делу большее число агентов. Я пошлю нескольких человек, чтобы они проследили за твоим благополучным возвращением.
   — Мне не нужно, чтобы кто-то крался за моей спиной. Я сам о себе позабочусь. — Баррет перестал ходить и насадил на руку изогнутый конец трости.
   — И все-таки, чтобы совесть моя была спокойна, я пошлю.
   Сколь далеко простираются границы его совести? На этот счет у Баррета были большие сомнения. Люди, увязшие в секретной работе так глубоко, как Джеймс, должны уметь отодвигать совесть в сторону, когда того требуют интересы дела. Эти соображения подтолкнули Баррета к решительному отказу.
   — Пусть лучше не попадаются на моем пути. Так им и передай.
   — Они все равно поедут. Ты и знать не будешь. Я хорошо натренировал своих людей.
   Что-то в словах Джеймса насторожило Баррета. Он по-прежнему чувствовал, что кузен не все ему рассказывает — ни об «Адвокатах дьявола», ни о самом деле.
   Он повернулся, чтобы уйти, но голос Джеймса остановил его:
   — Держи меня в курсе, Баррет.
   — Хорошо. — Уотертон вышел и запер за собой дверь. Мысли его вернулись к Меган. Если она действительно ни в чем не замешана, что она скажет, когда выяснится его участие в этом деле? Он старался не думать об этом.
   В гораздо большей степени его терзала другая мысль. Он должен будет возвратиться в свою комнату, зная, что его Принцесса спит в соседней.
 
   Меган видела сон. Она парила в воздухе над Пеллем-Хаусом. Мимо проплывали окна и двери, украшенные рождественскими гирляндами. На выступы карнизов медленно падали снежинки. Подтаявшие сосульки свешивались наподобие кольев в заборе. Над головой у нее неясно различалось мрачное небо, страшная темная бездна без конца и без края.
   В самом доме тоже было что-то пугающее. Она подлетела ближе и услышала, как изнутри ее зовет Баррет. Она попыталась открыть дверь, но невидимый барьер не давал ей войти. Баррет через окно махал ей рукой. Она увидела перед камином их детей — четверых малышей, забавляющихся с игрушками на ковре. Кто из них мальчики, кто девочки — она не поняла, так как не могла разглядеть лиц.
   Баррет продолжал звать ее. Она снова попыталась войти, но никак не могла пробиться сквозь барьер. Если б его глаза не были такие синие и холодные, если б они были чуточку теплее и могли растопить этот ледяной барьер…
   Она в испуге проснулась. Посмотрела вверх и уперлась взглядом в яркие синие глаза.

Глава 11

   Она поняла, что это не Уотертон. Рядом с ней, нос к носу, стояла девчушка лет восьми, розовощекая, с полными губками. У нее было безупречное овальное лицо — совершенно изумительное творение природы — и длинные белокурые волосы, перехваченные широким синим бантом.
   — Здравствуйте. — Девочка не отступила, а продолжала смотреть ей прямо в глаза. — Меня зовут Энни.
   В глазах ребенка было что-то смущавшее душу, — какое-то не по возрасту глубокомысленное выражение. Вглядевшись глубже в эту синюю пучину, Меган почувствовала, как восприимчивый детский взгляд поразил ее в самое сердце. От волнения она даже стала скручивать пальцами край простыни.
   — Вам что-то не нравится, да? — прервала молчание Энни и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Я гляжу вот так же, как вы, когда мне не разрешают гулять. Может даже, мои глаза бывают еще хуже. Вы не бойтесь, я никому не выдам ваш секрет. Ну, если только феям. А они и так знают. Может, я смогу вам помочь? — Девочка отодвинулась, но продолжала смотреть ей в лицо.
   Меган не собиралась обсуждать с ней свои заботы и потому спросила только:
   — Лорд Уотертон — твой родственник?
   — О нет, — сказала девочка. — Он мамин и папин друг, но я и мои братья называем его дядя Баррет. А вы, наверное, последняя маркиза Уотертон. — Энни присела на край кровати. — Вы не сердитесь, что я пришла сюда? Просто мне очень хотелось увидеть вас хоть одним глазком.
   — Я совсем не против.
   — Когда я вошла сюда, ваш песик выскочил и залаял на моих братьев, а потом погнался за ними вниз по ступенькам. Я не стала ему мешать. — В глазах девочки вспыхнули озорные искорки. — Я даже рада, что так получилось, потому что мне не хотелось, чтобы они заходили вместе со мной.
   — Я тебя вполне понимаю. У меня тоже есть брат.
   — Мама осталась внизу. Они с дядей Барретом разговаривают у лестницы. Мама пытается уговорить его прийти к нам на Рождество. Она приглашает его каждый год, и каждый раз он отказывается.
   — А как ты думаешь, почему? — Меган жаждала узнать мнение девочки о Баррете, заглянуть ему в душу детскими глазами.
   — Я думаю, ему так нравится. В Рождество некоторые люди любят грустить. Особенно такие, как он. — Энни нахмурила маленькие изящные брови. — Странно, правда? Самый богатый и сильный человек в Лондоне, но такой одинокий. В самом деле, это печально. — И это говорил ребенок! Даже не верилось. — Как вы считаете?
   — Да.
   — Вы бы собрались к нам и уговорили прийти дядю Бар-рета. У нас есть рождественское дерево. Моя мама родилась в Америке, а ее бабушка была немкой. У нее в доме всегда было это дерево. Вы когда-нибудь видели его?
   — Нет.
   — Оно такое красивое, что словами не выскажешь. Вы должны прийти к нам, когда мы зажжем на нем свечи.
   — Я бы с удовольствием посмотрела. — Меган заметила яркий свет, пробивающийся сквозь гардины. — Сколько сейчас времени?
   — Скоро полдень.
   — Полдень? — едва не вскрикнула она.
   — А что в этом такого?
   — Я никогда не просыпалась позже шести. — После встречи с Барретом вся жизнь превратилась в дурман. Даже внутренние часы отказали. От безысходности.
   — Не просыпались, а сегодня проспали, — засмеялась Энни, весело сверкая глазами.
   В дверь постучали.
   — Не беспокойтесь, я подойду, — сказала девочка и побежала открывать.
   В дверях появилась миловидная женщина — судя по виду, в интересном положении. У нее были огненные волосы и ласковые карие глаза, точно у молодого теленка. Когда она увидела Меган, на щеках у нее обозначились ямочки.
   — Здравствуйте. Я должна извиниться за дочь, — сказала женщина, взглядывая на Энни.
   — Я только хотела заглянуть на минуту, посмотреть. — Девочка улыбнулась во весь рот. — Правда, я разбудила леди, но зато я пригласила ее к нам зажигать рождественское дерево.
   — Я надеюсь, что леди приняла твое приглашение, — улыбнулась мама Энни. — А теперь нам следует уйти, а то мы мешаем одеваться.
   — Ничего страшного. Я очень рада, что вы зашли. — Меган приветливо улыбнулась ребенку и леди, покоренная ими обеими.
   Мать Энни утиной походкой, свойственной беременным женщинам, прошла в комнату и протянула Меган руку.
   — Я — леди Аптон, но, пожалуйста, называйте меня Холли. Мне не нравятся эти чопорные английские титулы.
   — Вы тоже можете называть меня Меган.
   Девочка и леди были во многом похожи. Холли с такой же непринужденностью села на кровать рядом с Меган и взяла ее за руку.
   — Я могу быть с вами откровенной?
   — Да, конечно.
   — Меня заинтриговала женитьба Баррета. Я уже оставила надежду, но сейчас понимаю, почему он влюбился в вас.
   Испытывая потребность с кем-то поделиться, Меган, однако, не решалась говорить в присутствии ребенка.
   Энни оказалась воспитанной девочкой.
   — Я должна пойти посмотреть, что там делают мальчики, — сказала она. — Как бы они до смерти не замучили бедного песика. — Она безмятежно улыбнулась и покинула комнату, прикрыв за собой дверь.
   Меган сама не знала, почему ей так хотелось излить душу этой незнакомой женщине. Наверное, просто почувствовала в ней доброту.
   — Я была вынуждена выйти за Баррета. Он меня не любит. — И Меган поведала Холли все, что произошло за последнее время, закончив рассказ словами: — Я так и не знаю, почему он на мне женился.
   — Лично мне все ясно, Вы красивая и добрая. И насколько я его знаю, он должен любить вас. Иначе бы он не женился.
   — Сомневаюсь. В первую ночь он даже не…