Страница:
– Сними чепчик, – промолвил виконт.
Аллегра едва не подпрыгнула: оказывается, Ридли подобрался вплотную – она вроде бы даже чувствовала затылком его дыхание.
– Милорд? – Девушка обернулась ни жива ни мертва. Его лицо находилось всего в нескольких дюймах. В прозрачной глубине янтарных глаз теплился странный огонь.
– Сними чепчик, – повторил Ридли, – и распусти волосы. Я хочу, чтобы ты всегда носила их распущенными.
Столь непонятная просьба повергла ее в замешательство. Она нерешительно потянулась к заколкам и гребням, удерживавшим прическу и чепчик.
– Но, милорд… все остальные… и миссис Ратледж… – пробормотала Аллегра непослушными губами.
– Я не желаю, чтобы ты носила чепчик. – На его щеке забилась жилка.
– Милорд, но как же я буду работать?
– Черт побери, я не желаю, чтобы ты носила этот проклятый чепчик! – рявкнул он и сорвал злополучный клочок ткани. А потом нетерпеливо запустил пальцы ей в волосы. Пока она испуганно кричала и пыталась вырваться, Ридли вытащил все заколки и набрал в пригоршни тяжелые шелковистые пряди.
Ридли долго держал ее так, не позволяя двинуться, и смотрел прямо в глаза. Под его неподвижным взором Аллегру пробрала дрожь, она физически ощутила бушевавшие в нем страсти. Янтарные глаза казались незамутненными, ясными, и все же он наверняка успел немало выпить. Если джин возьмет над ним верх, вряд ли ей удастся вырваться. И он сможет даже овладеть ею. Ей не пересилить его пьяное безумие.
– Кто ты такая? – бормотал он, всматриваясь в нее. – И откуда эта уверенность, будто я тебя знаю?
Его дикая хватка не ослабевала, и Аллегра почувствовала себя совершенно беспомощной. Она взмолилась дрожащим голосом:
– Милорд, я всего лишь ваша покорная служанка. Пожалуйста, отпустите меня…
– Черт побери, ты сводишь меня с ума, – простонал Ридли, качая головой. – От тебя нет покоя ни днем, ни ночью! Ты преследуешь меня во сне, словно призрак с черными очами! Я без конца слышу твой голос. Он звучит прекраснее, чем арфа. Я устремляюсь к тебе и просыпаюсь в отчаянии… – Лицо Грея болезненно скривилось. – Ты заколдовала мою душу. Я больше не смотрю на других женщин. Мне нужна только ты. – Он снова застонал: – Неужели ты так и не смягчишься? Не избавишь меня от пытки?
Столь неподдельное страдание никого не оставило бы равнодушным. Бешеная страсть, снедавшая Ридли, на миг привела ее в смятение: а что, если уступить, если помочь ему избавиться от мук? Но тут же вспомнились мама и сквайр Прингл. И она с горечью спросила:
– Мне придется утратить честь, чтобы сбылись ваши сны?
Ридли, чей смятенный взор напомнил ей взор утопающего, прошептал:
– Закрой глаза. Мое сердце рвется на части при виде этой боли.
От нервного озноба девушка едва держалась на ногах. Его губы приблизились вплотную – мягкие, манящие…
– Милорд…
– Ради Бога, Аллегра, закрой глаза…
Она вздохнула и подчинилась. И в тот же миг ощутила прикосновение его губ. Оно оказалось таким нежным, волшебным, что по ее спине побежал невольный холодок. Аллегра со стоном покачнулась. В ответ сильные руки обняли ее, не давая упасть.
Грей оторвался от ее уст и принялся покрывать легкими, торопливыми поцелуями лицо и шею. Вот он зарылся в складки шейного платка, и сквозь тонкую ткань Аллегру опалило его горячее дыхание.
А он уже поднял голову и осторожно просунул руку под платок, нежно лаская напрягшуюся грудь. Девушке казалось, будто она падает куда-то, проваливается в бездну, которая становится все глубже с каждым прикосновением, с каждым поцелуем… И когда Ридли решительно распустил шнуровку на платье, чтобы обнажить грудь и взять в рот чувствительный нежный сосок, у нее вырвался блаженный стон. Стало ясно, что в следующую секунду они окажутся на полу: она внизу, с откровенно поднятым подолом, станет умолять его поскорее овладеть ею. И это ее не смутило. Не смутило! В жизни у нее было слишком много горя. И она имеет право не отказываться от доступных ей удовольствий.
– Грей, ты Иуда!
От этого грубого окрика Аллегра охнула и испуганно открыла глаза. Инстинктивно отпихнув от себя Ридли, она трясущимися руками попыталась прикрыть свою наготу.
На пороге стоял лорд Ричард Холфорд, пронизывая разъяренным взором человека, которого почитал своим другом.
– Ты Иуда, – повторил он, горько скривившись. – Так вот что ты хотел показать мне, когда зазывал в буфетную?
– Ричард, я только хотел… – начал было Грей, растерянно запустив пятерню в волосы на затылке.
– Не трать понапрасну слова, – презрительно рассмеялся Ричард. – Если девка сочла тебя более привлекательным – ей же хуже. Но тебе следовало объясниться со мной откровенно, а не прибегать к столь отвратительному спектаклю. Я сию же минуту прикажу заложить наш экипаж. Мы с Долли уезжаем, а ты оставайся со своим одиночеством и тем адом наяву, что создал своими руками. Ты сам сделал все, дабы разрушить нашу дружбу. Я не желаю, чтобы Долли страдала и впредь. Пора положить этому конец. – Он с каменным лицом поклонился и вышел вон.
А Аллегра с ужасом уставилась на Грея Ридли, ошарашенная жестоким открытием. Его страстные поцелуи, нежность… все это было не более чем притворством, циничной, бессовестной игрой, предпринятой ради того, чтобы отвадить отсюда старых друзей. И ему не составило труда сыграть на интересе, который выказал к ней лорд Холфорд, и воспользоваться ею как инструментом для достижения собственной цели – и всего лишь!
Девушка сжала до боли кулаки, чтобы унять предательскую дрожь в руках. Она чувствовала себя обманутой, грязной, выставленной напоказ. Униженной так, как будто ее изнасиловали. Сквозь пелену слез его лицо показалось серой маской.
– Вы – чудовище. – Аллегра словно плевалась словами.
– Аллегра… – Он протянул руку, чтобы удержать ее.
– Нет! – выкрикнула она и что было сил ударила его по лицу. Звук звонкой пощечины мигом привел ее в чувство. Да что с ней такое? Ведь это хозяин, и по договору она целый год в его распоряжении! И не важно, какой проступок он совершил: за то, что она осмелилась поднять на него руку, ее посадят в тюрьму! Девушка в ужасе отшатнулась, осознав, что ее теперь ждет.
Ридли двинулся следом, но на дне золотистых глаз светилась нежность, а не гнев. Что еще мелькнуло в них? Благодарность? Раскаяние? Он поймал трепетную ручку, только что нанесшую удар, поднес к губам и поцеловал в ладонь, прошептав:
– Это было ошибкой. – Мужчина несмело улыбнулся ласковой, сочувственной улыбкой и поспешил прочь. Ее колени подогнулись, как ватные, и она рухнула на пол.
– А еще, пожалуй, я возьму очищенного скипидару. Кучер жаловался на камни. – Довольно кивая, Аллегра следила, как аптекарь укладывает покупки в корзину, стоявшую на прилавке. Но вот он слащаво улыбнулся и потер руки.
– Благодарю за покупки, мисс. Всегда рад услужить всем из Бэньярд-Холла. Надеюсь, миссис Ратледж в добром здравии?
Этот тип в засаленном парике не вызвал у Аллегры доверия, но миссис Ратледж твердо заявила, что в Ладлоу следует обращаться именно к нему. Девушка ответила с ехидной гримаской:
– Миссис Ратледж здравствует, как никогда. А также процветает. – Тем временем девушка успела завязать ленты соломенной шляпы, которую надела поверх чепчика, и повесила на руку корзинку. Сквозь распахнутую дверь аптеки дышал зноем летний день. Обратный путь обещал быть не очень приятным.
– Прошу прощения, мисс, – сказал аптекарь, – но я вижу, вы колеблетесь. Вам предстоит возвращаться в Бэньярд-Холл пешком?
– Я ведь добралась пешком сюда, – пожала она плечами.
– Но сегодня такая жара. – Слащавая улыбка стала просто приторной. – Быть может, вы позволите оказать вам услугу, мисс. – Он вышел из-за прилавка и взял Аллегру за руку. Ей стало не по себе. Уж не собрался ли он потребовать поцелуй – или чего похуже – за свою «услугу»?
Однако аптекарь провел ее к двери и показал на небольшой фургон с единственным запряженным в него мулом на другом конце лужайки. Рядом стоял бородатый кучер, согбенный под бременем лет. Аптекарь сказал:
– Это старик Бибби. Он работает на меня: доставляет покупки кое-кому из клиентов. Насколько я знаю, сегодня он поедет в Уэнлок-Эдж. Мне будет очень приятно, если с вашего согласия он довезет вас домой. – При этом аптекарь все еще не выпускал ее руки.
Аллегра высвободилась и с подозрением заглянула ему в лицо:
– И во сколько это мне обойдется?
– Мое дорогое дитя, я всего лишь хотел стать вашим другом. По-моему, вы обмолвились, что работаете на лорда Ридли совсем недавно. И вам наверняка понадобится еще немало всяческих мелочей для буфетной. Не забывайте о том, что у вас есть друг в этом городе, когда отправитесь за покупками, – вот и все.
От облегчения Аллегра едва не рассмеялась. Аптекарю не было дела до ее прелестей, им двигала лишь жажда наживы.
– Благодарю за доброту. Я непременно вспомню о вас, сэр, – «чтобы отыскать более приличную аптеку», – добавила она про себя. Тем не менее было бы приятно вернуться в Бэньярд-Холл в фургоне. – Значит, старик Бибби не будет возражать?
– Конечно же, нет! Вот только я должен предупредить, что он действительно очень стар и медлителен. И к тому же не прочь задержаться по пути возле таверны и пропустить с приятелями кружку-другую. Вряд ли вы вернетесь в Бэньярд-Холл намного быстрее, но зато вас не утомит долгий подъем в гору.
Старый Бибби обещал стать приятным попутчиком. И Аллегра была благодарна за его бесхитростную доброту. Ее одинокая прогулка этим утром позволила немного опомниться от треволнений предыдущего дня: поцелуй Ридли и эта ужасная сцена с лордом Холфордом, последовавший за ней поспешный отъезд гостей, сопровождавшийся неразберихой и шумом. Но самым душераздирающим воспоминанием оставалось лицо Джонатана Бриггса, глядевшего вслед леди Дороти.
Сама Аллегра как ни в чем не бывало привела себя в порядок и принялась за работу, однако коварная выходка Ридли больно ранила душу. Когда вечером она предстала перед ним с укрепляющим, Грей только молча покосился на водруженный на место чепец и отослал служанку прочь. К утру возле его дверей стояло полдюжины пустых бутылок из-под джина.
– Ну вот, – промолвил старый Бибби, выйдя из очередного магазина и запихнув в фургон целую штуку материи. – Еще одна остановка, и тогда мы уедем из Ладлоу. Я в Уэнлок-Эдж, а вы в Бэньярд-Холл. – Он неловко вскарабкался на передок и разобрал вожжи.
Фургон выехал па главную улицу, а Аллегра все еще искоса разглядывала своего спутника:
– Скажите, а вы… вы не знали семью Бэньярд, когда они жили в поместье?
– Только однажды я встретил его милость. На вид он был хорошим человеком. Он заказал стул в Лондоне, и я доставил его с почты. Подарок для его младшей дочки. Весь такой резной и с буквами на спинке. Вроде как там было написано «Анни» – так мне сказали. Я-то сам ни читать, ни писать не умею. Анни Бэньярд. Стало быть, так звали их младшенькую.
У Аллегры захватило дух. Анна Аллегра Бэньярд. Она уже почти забыла, как звучит ее полное имя. И этот стул…
– Что-то я не припомню ничего подобного, – машинально вырвалось у нее. Девушка тут же спохватилась: – Ну, я в том смысле, что ни разу не видела его в поместье.
– Даю слово, все было именно так, – уверенно качнул седой головой Бибби. – Я вручил стульчик самому лорду. Да только на другой день его забрали в тюрьму. Видать, он не успел отдать подарок малышке Анни. Бедолаги. Сказывают, нынче их и в живых никого не осталось. По крайней мере так говорил лорд Эллсмер, пока жил в Бэньярд-Холле.
Чтобы не выдать своего смятения, Аллегра потупилась. Наверняка ее стульчик злодей Уикхэм давным-давно спалил в камине в один из холодных вечеров.
– Ну вот, вы совсем бледненькая стали, мисс, – заме тил Бибби. – Ох уж эта жара. – И повел в воздухе скрюченным пальцем, словно заботливый дедушка, пеняющий непокорной внучке. – Послушайте-ка старого Бибби. – И возница указал на церковь Святого Лаврентия, возвышавшуюся над окрестными зданиями. – Сейчас мы подъедем к церкви. При ней еще есть богадельня, а на задах – прекрасный сад. Там тень и прохлада. Вы посидите в саду, пока я доставлю этот бочонок. Потом, если ничего не случится, я загляну в таверну на Корв-стрит и глотну пивка со старым приятелем Джошуа. А уж потом вы и глазом моргнуть не успеете, как мы окажемся на пути в Эдж!
Густые кроны деревьев в саду за богадельней и впрямь дарили благодатную сень, а ровно подстриженные живые изгороди не пропускали сюда уличный шум и суету. Тишину нарушали лишь трели жаворонка да гудение насекомых, вившихся над роскошными розами. Аллегра наслаждалась тем, что могла просто посидеть здесь в покое, любуясь чудесным летним днем.
– Да пребудет с вами Господь, дочь моя.
Девушка подняла глаза. Сияя ангельской улыбкой, на нее смотрел священник в длинной рясе с отложным белым воротничком и в слегка напудренном парике. Аллегра торопливо встала и вежливо поклонилась:
– Добрый день, святой отец.
– Чем могу служить, дочь моя?
– Благодарю вас, сэр. Я зашла сюда, желая немного отдохнуть в вашем чудесном саду.
– Похвальное намерение. Я и сам время от времени ищу здесь убежища от мирских забот, когда работа в богадельне становится непосильной ношей, – Он смиренно вздохнул. – Столь многим нужна наша помощь. Старым и больным, в недуге и в горе. Впрочем, это мало что меняет. Мы делаем все, на что способны. И если на то бывает Божья воля, кое-кто из них находит путь к Господу.
Аллегра внимательно посмотрела на приземистое оштукатуренное здание: там и сям на стенах зияли черные провалы трещин. Его словно пригнули к земле нелегкие годы.
– Наверное, вашей богадельне уже немало лет.
– Богадельня Хозиера, вот как она называется. Триста лет назад жил добрый человек, богатый торговец тканями, который пожелал облегчить себе путь на небеса. Мы ежедневно молимся о ниспослании ему благословения Господня.
– А себе – нового ангела милосердия? – тихонько засмеялась Аллегра: дела богадельни шли из рук вон плохо.
– Ангелы могут принять любой облик, дочь моя, – серьезно возразил священник. – Позвольте вас заверить, что один из них и сейчас среди нас. По виду это простой смертный. И он готов взяться за любую работу, не находя ее ни грязной, ни утомительной. То, с каким смирением он выполняет любое дело, вдохновляет и нас на неустанный труд во славу Господа. Он ухаживает за недужными. Он утешает тех, кто мучается от боли, и помогает содержать в чистоте тех, кто не способен позаботиться о себе. – Священник широко развел руки: – И этот сад – дело его рук. Когда он впервые пришел сюда, здесь был обыкновенный пустырь. А посмотрите, что из него вышло.
– Но кто он такой?
– Вряд ли это какая-то важная личность, – пожал плечами падре. – Обыкновенный человек. Но перед Господом все равны. Одно можно сказать с уверенностью: он имеет образование. Иногда поздно вечером, прежде чем уйти, он читает вслух Писание.
– Вот бы посмотреть на вашего святого, – промолвила Аллегра, качая головой. Ей с трудом верилось, что в окружавшем ее жестоком мире еще остается место доброте.
Священник провел се к боковой двери, через которую можно было попасть в длинный коридор, тянувшийся вдоль всего здания под почерневшими от времени потолочными балками. В конце его находилась тесная больничная палата, заставленная убогими койками. На них лежали обездоленные создания, чьим последним прибежищем стали эти древние стены. Кто-то спал, кто-то бормотал в бреду, кто-то стонал и громко плакал. Все эти звуки сливались в невнятный гул – заунывную песнь страдания и боли.
Возле самого входа на коленях стоял человек с ведром воды наготове. Бедное, потрепанное платье и свисавшие в беспорядке волосы придавали ему сходство с крестьянином. Низко опустив голову, этот человек старательно тер жесткой щеткой пол, всецело поглощенный своим занятием.
Старуха на ближней к нему койке вдруг закричала и попыталась сесть. Незнакомец немедленно оказался рядом: он обнял больную и ласково гладил ее по седым космам, пока та не успокоилась и не позволила уложить себя обратно.
Аллегра охнула и вжалась в темный угол. Она тряхнула головой, все еще не веря своим глазам. Этого не могло быть! У нее что-то не в порядке со зрением…
– Он всегда так милосерден и трудится, не думая о награде? – спросила она у священника.
– Я же сказал, что среди нас ходит ангел, – с мягкой улыбкой ответил он. – В нашем мистере Моргане нет ни капли гордыни. Вместе с ним на нас снизошло благословение Господне.
Итак, падре назвал его мистером Морганом. Значит, она не обозналась. Этот человек ей знаком.
Сэр Грейстон Морган, виконт Ридли. Чудовище из Бэньярд-Холла.
Глава 8
Аллегра едва не подпрыгнула: оказывается, Ридли подобрался вплотную – она вроде бы даже чувствовала затылком его дыхание.
– Милорд? – Девушка обернулась ни жива ни мертва. Его лицо находилось всего в нескольких дюймах. В прозрачной глубине янтарных глаз теплился странный огонь.
– Сними чепчик, – повторил Ридли, – и распусти волосы. Я хочу, чтобы ты всегда носила их распущенными.
Столь непонятная просьба повергла ее в замешательство. Она нерешительно потянулась к заколкам и гребням, удерживавшим прическу и чепчик.
– Но, милорд… все остальные… и миссис Ратледж… – пробормотала Аллегра непослушными губами.
– Я не желаю, чтобы ты носила чепчик. – На его щеке забилась жилка.
– Милорд, но как же я буду работать?
– Черт побери, я не желаю, чтобы ты носила этот проклятый чепчик! – рявкнул он и сорвал злополучный клочок ткани. А потом нетерпеливо запустил пальцы ей в волосы. Пока она испуганно кричала и пыталась вырваться, Ридли вытащил все заколки и набрал в пригоршни тяжелые шелковистые пряди.
Ридли долго держал ее так, не позволяя двинуться, и смотрел прямо в глаза. Под его неподвижным взором Аллегру пробрала дрожь, она физически ощутила бушевавшие в нем страсти. Янтарные глаза казались незамутненными, ясными, и все же он наверняка успел немало выпить. Если джин возьмет над ним верх, вряд ли ей удастся вырваться. И он сможет даже овладеть ею. Ей не пересилить его пьяное безумие.
– Кто ты такая? – бормотал он, всматриваясь в нее. – И откуда эта уверенность, будто я тебя знаю?
Его дикая хватка не ослабевала, и Аллегра почувствовала себя совершенно беспомощной. Она взмолилась дрожащим голосом:
– Милорд, я всего лишь ваша покорная служанка. Пожалуйста, отпустите меня…
– Черт побери, ты сводишь меня с ума, – простонал Ридли, качая головой. – От тебя нет покоя ни днем, ни ночью! Ты преследуешь меня во сне, словно призрак с черными очами! Я без конца слышу твой голос. Он звучит прекраснее, чем арфа. Я устремляюсь к тебе и просыпаюсь в отчаянии… – Лицо Грея болезненно скривилось. – Ты заколдовала мою душу. Я больше не смотрю на других женщин. Мне нужна только ты. – Он снова застонал: – Неужели ты так и не смягчишься? Не избавишь меня от пытки?
Столь неподдельное страдание никого не оставило бы равнодушным. Бешеная страсть, снедавшая Ридли, на миг привела ее в смятение: а что, если уступить, если помочь ему избавиться от мук? Но тут же вспомнились мама и сквайр Прингл. И она с горечью спросила:
– Мне придется утратить честь, чтобы сбылись ваши сны?
Ридли, чей смятенный взор напомнил ей взор утопающего, прошептал:
– Закрой глаза. Мое сердце рвется на части при виде этой боли.
От нервного озноба девушка едва держалась на ногах. Его губы приблизились вплотную – мягкие, манящие…
– Милорд…
– Ради Бога, Аллегра, закрой глаза…
Она вздохнула и подчинилась. И в тот же миг ощутила прикосновение его губ. Оно оказалось таким нежным, волшебным, что по ее спине побежал невольный холодок. Аллегра со стоном покачнулась. В ответ сильные руки обняли ее, не давая упасть.
Грей оторвался от ее уст и принялся покрывать легкими, торопливыми поцелуями лицо и шею. Вот он зарылся в складки шейного платка, и сквозь тонкую ткань Аллегру опалило его горячее дыхание.
А он уже поднял голову и осторожно просунул руку под платок, нежно лаская напрягшуюся грудь. Девушке казалось, будто она падает куда-то, проваливается в бездну, которая становится все глубже с каждым прикосновением, с каждым поцелуем… И когда Ридли решительно распустил шнуровку на платье, чтобы обнажить грудь и взять в рот чувствительный нежный сосок, у нее вырвался блаженный стон. Стало ясно, что в следующую секунду они окажутся на полу: она внизу, с откровенно поднятым подолом, станет умолять его поскорее овладеть ею. И это ее не смутило. Не смутило! В жизни у нее было слишком много горя. И она имеет право не отказываться от доступных ей удовольствий.
– Грей, ты Иуда!
От этого грубого окрика Аллегра охнула и испуганно открыла глаза. Инстинктивно отпихнув от себя Ридли, она трясущимися руками попыталась прикрыть свою наготу.
На пороге стоял лорд Ричард Холфорд, пронизывая разъяренным взором человека, которого почитал своим другом.
– Ты Иуда, – повторил он, горько скривившись. – Так вот что ты хотел показать мне, когда зазывал в буфетную?
– Ричард, я только хотел… – начал было Грей, растерянно запустив пятерню в волосы на затылке.
– Не трать понапрасну слова, – презрительно рассмеялся Ричард. – Если девка сочла тебя более привлекательным – ей же хуже. Но тебе следовало объясниться со мной откровенно, а не прибегать к столь отвратительному спектаклю. Я сию же минуту прикажу заложить наш экипаж. Мы с Долли уезжаем, а ты оставайся со своим одиночеством и тем адом наяву, что создал своими руками. Ты сам сделал все, дабы разрушить нашу дружбу. Я не желаю, чтобы Долли страдала и впредь. Пора положить этому конец. – Он с каменным лицом поклонился и вышел вон.
А Аллегра с ужасом уставилась на Грея Ридли, ошарашенная жестоким открытием. Его страстные поцелуи, нежность… все это было не более чем притворством, циничной, бессовестной игрой, предпринятой ради того, чтобы отвадить отсюда старых друзей. И ему не составило труда сыграть на интересе, который выказал к ней лорд Холфорд, и воспользоваться ею как инструментом для достижения собственной цели – и всего лишь!
Девушка сжала до боли кулаки, чтобы унять предательскую дрожь в руках. Она чувствовала себя обманутой, грязной, выставленной напоказ. Униженной так, как будто ее изнасиловали. Сквозь пелену слез его лицо показалось серой маской.
– Вы – чудовище. – Аллегра словно плевалась словами.
– Аллегра… – Он протянул руку, чтобы удержать ее.
– Нет! – выкрикнула она и что было сил ударила его по лицу. Звук звонкой пощечины мигом привел ее в чувство. Да что с ней такое? Ведь это хозяин, и по договору она целый год в его распоряжении! И не важно, какой проступок он совершил: за то, что она осмелилась поднять на него руку, ее посадят в тюрьму! Девушка в ужасе отшатнулась, осознав, что ее теперь ждет.
Ридли двинулся следом, но на дне золотистых глаз светилась нежность, а не гнев. Что еще мелькнуло в них? Благодарность? Раскаяние? Он поймал трепетную ручку, только что нанесшую удар, поднес к губам и поцеловал в ладонь, прошептав:
– Это было ошибкой. – Мужчина несмело улыбнулся ласковой, сочувственной улыбкой и поспешил прочь. Ее колени подогнулись, как ватные, и она рухнула на пол.
– А еще, пожалуй, я возьму очищенного скипидару. Кучер жаловался на камни. – Довольно кивая, Аллегра следила, как аптекарь укладывает покупки в корзину, стоявшую на прилавке. Но вот он слащаво улыбнулся и потер руки.
– Благодарю за покупки, мисс. Всегда рад услужить всем из Бэньярд-Холла. Надеюсь, миссис Ратледж в добром здравии?
Этот тип в засаленном парике не вызвал у Аллегры доверия, но миссис Ратледж твердо заявила, что в Ладлоу следует обращаться именно к нему. Девушка ответила с ехидной гримаской:
– Миссис Ратледж здравствует, как никогда. А также процветает. – Тем временем девушка успела завязать ленты соломенной шляпы, которую надела поверх чепчика, и повесила на руку корзинку. Сквозь распахнутую дверь аптеки дышал зноем летний день. Обратный путь обещал быть не очень приятным.
– Прошу прощения, мисс, – сказал аптекарь, – но я вижу, вы колеблетесь. Вам предстоит возвращаться в Бэньярд-Холл пешком?
– Я ведь добралась пешком сюда, – пожала она плечами.
– Но сегодня такая жара. – Слащавая улыбка стала просто приторной. – Быть может, вы позволите оказать вам услугу, мисс. – Он вышел из-за прилавка и взял Аллегру за руку. Ей стало не по себе. Уж не собрался ли он потребовать поцелуй – или чего похуже – за свою «услугу»?
Однако аптекарь провел ее к двери и показал на небольшой фургон с единственным запряженным в него мулом на другом конце лужайки. Рядом стоял бородатый кучер, согбенный под бременем лет. Аптекарь сказал:
– Это старик Бибби. Он работает на меня: доставляет покупки кое-кому из клиентов. Насколько я знаю, сегодня он поедет в Уэнлок-Эдж. Мне будет очень приятно, если с вашего согласия он довезет вас домой. – При этом аптекарь все еще не выпускал ее руки.
Аллегра высвободилась и с подозрением заглянула ему в лицо:
– И во сколько это мне обойдется?
– Мое дорогое дитя, я всего лишь хотел стать вашим другом. По-моему, вы обмолвились, что работаете на лорда Ридли совсем недавно. И вам наверняка понадобится еще немало всяческих мелочей для буфетной. Не забывайте о том, что у вас есть друг в этом городе, когда отправитесь за покупками, – вот и все.
От облегчения Аллегра едва не рассмеялась. Аптекарю не было дела до ее прелестей, им двигала лишь жажда наживы.
– Благодарю за доброту. Я непременно вспомню о вас, сэр, – «чтобы отыскать более приличную аптеку», – добавила она про себя. Тем не менее было бы приятно вернуться в Бэньярд-Холл в фургоне. – Значит, старик Бибби не будет возражать?
– Конечно же, нет! Вот только я должен предупредить, что он действительно очень стар и медлителен. И к тому же не прочь задержаться по пути возле таверны и пропустить с приятелями кружку-другую. Вряд ли вы вернетесь в Бэньярд-Холл намного быстрее, но зато вас не утомит долгий подъем в гору.
Старый Бибби обещал стать приятным попутчиком. И Аллегра была благодарна за его бесхитростную доброту. Ее одинокая прогулка этим утром позволила немного опомниться от треволнений предыдущего дня: поцелуй Ридли и эта ужасная сцена с лордом Холфордом, последовавший за ней поспешный отъезд гостей, сопровождавшийся неразберихой и шумом. Но самым душераздирающим воспоминанием оставалось лицо Джонатана Бриггса, глядевшего вслед леди Дороти.
Сама Аллегра как ни в чем не бывало привела себя в порядок и принялась за работу, однако коварная выходка Ридли больно ранила душу. Когда вечером она предстала перед ним с укрепляющим, Грей только молча покосился на водруженный на место чепец и отослал служанку прочь. К утру возле его дверей стояло полдюжины пустых бутылок из-под джина.
– Ну вот, – промолвил старый Бибби, выйдя из очередного магазина и запихнув в фургон целую штуку материи. – Еще одна остановка, и тогда мы уедем из Ладлоу. Я в Уэнлок-Эдж, а вы в Бэньярд-Холл. – Он неловко вскарабкался на передок и разобрал вожжи.
Фургон выехал па главную улицу, а Аллегра все еще искоса разглядывала своего спутника:
– Скажите, а вы… вы не знали семью Бэньярд, когда они жили в поместье?
– Только однажды я встретил его милость. На вид он был хорошим человеком. Он заказал стул в Лондоне, и я доставил его с почты. Подарок для его младшей дочки. Весь такой резной и с буквами на спинке. Вроде как там было написано «Анни» – так мне сказали. Я-то сам ни читать, ни писать не умею. Анни Бэньярд. Стало быть, так звали их младшенькую.
У Аллегры захватило дух. Анна Аллегра Бэньярд. Она уже почти забыла, как звучит ее полное имя. И этот стул…
– Что-то я не припомню ничего подобного, – машинально вырвалось у нее. Девушка тут же спохватилась: – Ну, я в том смысле, что ни разу не видела его в поместье.
– Даю слово, все было именно так, – уверенно качнул седой головой Бибби. – Я вручил стульчик самому лорду. Да только на другой день его забрали в тюрьму. Видать, он не успел отдать подарок малышке Анни. Бедолаги. Сказывают, нынче их и в живых никого не осталось. По крайней мере так говорил лорд Эллсмер, пока жил в Бэньярд-Холле.
Чтобы не выдать своего смятения, Аллегра потупилась. Наверняка ее стульчик злодей Уикхэм давным-давно спалил в камине в один из холодных вечеров.
– Ну вот, вы совсем бледненькая стали, мисс, – заме тил Бибби. – Ох уж эта жара. – И повел в воздухе скрюченным пальцем, словно заботливый дедушка, пеняющий непокорной внучке. – Послушайте-ка старого Бибби. – И возница указал на церковь Святого Лаврентия, возвышавшуюся над окрестными зданиями. – Сейчас мы подъедем к церкви. При ней еще есть богадельня, а на задах – прекрасный сад. Там тень и прохлада. Вы посидите в саду, пока я доставлю этот бочонок. Потом, если ничего не случится, я загляну в таверну на Корв-стрит и глотну пивка со старым приятелем Джошуа. А уж потом вы и глазом моргнуть не успеете, как мы окажемся на пути в Эдж!
Густые кроны деревьев в саду за богадельней и впрямь дарили благодатную сень, а ровно подстриженные живые изгороди не пропускали сюда уличный шум и суету. Тишину нарушали лишь трели жаворонка да гудение насекомых, вившихся над роскошными розами. Аллегра наслаждалась тем, что могла просто посидеть здесь в покое, любуясь чудесным летним днем.
– Да пребудет с вами Господь, дочь моя.
Девушка подняла глаза. Сияя ангельской улыбкой, на нее смотрел священник в длинной рясе с отложным белым воротничком и в слегка напудренном парике. Аллегра торопливо встала и вежливо поклонилась:
– Добрый день, святой отец.
– Чем могу служить, дочь моя?
– Благодарю вас, сэр. Я зашла сюда, желая немного отдохнуть в вашем чудесном саду.
– Похвальное намерение. Я и сам время от времени ищу здесь убежища от мирских забот, когда работа в богадельне становится непосильной ношей, – Он смиренно вздохнул. – Столь многим нужна наша помощь. Старым и больным, в недуге и в горе. Впрочем, это мало что меняет. Мы делаем все, на что способны. И если на то бывает Божья воля, кое-кто из них находит путь к Господу.
Аллегра внимательно посмотрела на приземистое оштукатуренное здание: там и сям на стенах зияли черные провалы трещин. Его словно пригнули к земле нелегкие годы.
– Наверное, вашей богадельне уже немало лет.
– Богадельня Хозиера, вот как она называется. Триста лет назад жил добрый человек, богатый торговец тканями, который пожелал облегчить себе путь на небеса. Мы ежедневно молимся о ниспослании ему благословения Господня.
– А себе – нового ангела милосердия? – тихонько засмеялась Аллегра: дела богадельни шли из рук вон плохо.
– Ангелы могут принять любой облик, дочь моя, – серьезно возразил священник. – Позвольте вас заверить, что один из них и сейчас среди нас. По виду это простой смертный. И он готов взяться за любую работу, не находя ее ни грязной, ни утомительной. То, с каким смирением он выполняет любое дело, вдохновляет и нас на неустанный труд во славу Господа. Он ухаживает за недужными. Он утешает тех, кто мучается от боли, и помогает содержать в чистоте тех, кто не способен позаботиться о себе. – Священник широко развел руки: – И этот сад – дело его рук. Когда он впервые пришел сюда, здесь был обыкновенный пустырь. А посмотрите, что из него вышло.
– Но кто он такой?
– Вряд ли это какая-то важная личность, – пожал плечами падре. – Обыкновенный человек. Но перед Господом все равны. Одно можно сказать с уверенностью: он имеет образование. Иногда поздно вечером, прежде чем уйти, он читает вслух Писание.
– Вот бы посмотреть на вашего святого, – промолвила Аллегра, качая головой. Ей с трудом верилось, что в окружавшем ее жестоком мире еще остается место доброте.
Священник провел се к боковой двери, через которую можно было попасть в длинный коридор, тянувшийся вдоль всего здания под почерневшими от времени потолочными балками. В конце его находилась тесная больничная палата, заставленная убогими койками. На них лежали обездоленные создания, чьим последним прибежищем стали эти древние стены. Кто-то спал, кто-то бормотал в бреду, кто-то стонал и громко плакал. Все эти звуки сливались в невнятный гул – заунывную песнь страдания и боли.
Возле самого входа на коленях стоял человек с ведром воды наготове. Бедное, потрепанное платье и свисавшие в беспорядке волосы придавали ему сходство с крестьянином. Низко опустив голову, этот человек старательно тер жесткой щеткой пол, всецело поглощенный своим занятием.
Старуха на ближней к нему койке вдруг закричала и попыталась сесть. Незнакомец немедленно оказался рядом: он обнял больную и ласково гладил ее по седым космам, пока та не успокоилась и не позволила уложить себя обратно.
Аллегра охнула и вжалась в темный угол. Она тряхнула головой, все еще не веря своим глазам. Этого не могло быть! У нее что-то не в порядке со зрением…
– Он всегда так милосерден и трудится, не думая о награде? – спросила она у священника.
– Я же сказал, что среди нас ходит ангел, – с мягкой улыбкой ответил он. – В нашем мистере Моргане нет ни капли гордыни. Вместе с ним на нас снизошло благословение Господне.
Итак, падре назвал его мистером Морганом. Значит, она не обозналась. Этот человек ей знаком.
Сэр Грейстон Морган, виконт Ридли. Чудовище из Бэньярд-Холла.
Глава 8
– Очень жаль, что вы не захотели вместе со мной погулять сегодня по Ладлоу, мистер Бриггс, – промолвила Аллегра, вскарабкавшись в небольшую коляску и устроившись рядом.
Управляющий вздохнул и прищелкнул языком на лошадку. Она уже застоялась и споро порысила к воротам Бэньярд-Холла.
Бриггс снова вздохнул:
– Очередной базарный день.
– Базарный день? Да ведь это праздник святого Варфоломея! И в Ладлоу соберутся все, кто не смог отправиться в Лондон! – Аллегра невольно улыбнулась, дивясь собственной горячности. Кто бы мог подумать, что она еще способна так наслаждаться жизнью? Судя по всему, недолгое пребывание в Бэньярд-Холле – после всех унижений и боли, испытанных в Каролине, – помогло залечить душевные раны и вернуть интерес к завтрашнему дню.
А может, это память о Грее Ридли, склоненном над старой, больной нищенкой? Прошло уже почти две недели после ее посещения богадельни, однако до сих пор на душе становилось тепло при воспоминании об этом дне. Аллегра смущенно улыбнулась. Того и гляди, превратишься в мягкосердечную дурочку! Тот человек вовсе не вязался с образом чудовища из Бэньярд-Холла, находившего удовольствие в издевательстве над другими. Так отчего же один случайный эпизод изменил ее мнение о лорде Ридли?
И все же, невзирая на здравый смысл, Аллегра без конца радовалась своему тайному открытию. Это было свыше ее понимания. В тот памятный день девушка поспешила покинуть богадельню, не попадаясь на глаза «мистеру Моргану» и прихватив розу из его сада. Нежный бутон, взлелеянный его собственными руками. Она держала цветок у себя в комнате, наслаждаясь тонким ароматом, пока он не увял.
Как ни странно, его нежный запах помогал легче переносить презрительное молчание лорда Ридли, сменявшееся грубыми оскорблениями, и даже воспоминания об унижении в присутствии лорда Холфорда. Всякий раз на смену обидам приходило непонятное возбуждение, вызванное поцелуями Грея Ридли, хотя все это было лишь притворством, призванным отвадить от Бэньярд-Холла непрошеных гостей. Прижимаясь губами к бархатистым лепесткам розы, Аллегра тешила себя мыслью, что Ридли по-настоящему трепетал от желания и страсти, когда целовал ее.
И потом… правда это, или она выдает желаемое за действительность? Неужели он на самом деле стал мягче за последнее время? И реже прибегает к оскорблениям и издевкам? С тех пор как уехали его друзья, Ридли, казалось, стал молчаливее и погрузился в себя. Вряд ли это можно было считать исцелением, но по крайней мере обитатели Бэньярд-Холла вздохнули спокойнее. Он даже пить стал намного меньше. Аллегра твердила себе, что никогда не простит того, кто так бессовестно воспользовался ее искренностью. Но с другой стороны, зная о его тайных трудах на ниве благотворительности, девушка терпеливее сносила его выходки.
Тем временем их экипаж миновал чугунные ворота имения и покатился по извилистой дороге, повторявшей прихотливые изгибы водораздела Уэнлок-Эдж. Аллегра подтянула потуже ленту на соломенной шляпе, наслаждаясь созерцанием окрестностей. Хотя день обещал быть весьма душным, в эти утренние часы все казалось просто великолепным.
Деревья и кусты по обочинам поникли под тяжестью урожая; легкий ветерок доносил аромат яблок, слив и черной смородины. Сочные соцветия чертополоха и сумаха, подобно сиренево-алым самоцветам, выглядывали из яркой августовской зелени разнотравья, оживленной распустившимися во второй раз за этот сезон одуванчиками, маками и медуницей. Давно прошла пора сенокоса, и короткая золотистая стерня на полях напоминала незамысловатую детскую стрижку, весело блестевшую на солнце. Славки-завирушки оглашали воздух мелодичными журчащими трелями и вспархивали на кусты живых изгородей, услышав шум их экипажа. Аллегра с улыбкой следила, как крестьянин гонит своих коров на изумрудно-зеленое пастбище.
– Посмотрите, какое чудесное утро. Почему бы вам не передумать и не побывать на базаре в Ладлоу после того, как покончите с делами его милости? Там сегодня настоящее веселье!
– Карманники. Воры. Охотники за удачей. А на лондонской дороге под каждым кустом ждут грабители, готовые облегчить ваши кошельки. И это ты называешь весельем?
– Ну что за странное удовольствие видеть во всем только мрачную сторону? – мягко рассмеялась Аллегра. Однако открытое лицо ее спутника по-прежнему сохраняло страдальческую гримасу. Нет, она была бессильна вывести его из уныния, которое углублялось с каждым днем после отъезда леди Дороти. – Во имя всего святого, – вырвалось у нее, – напишите вы ей, что ли! Или постарайтесь забыть.
– Забыть ее?! Ты что, сошла с ума? – В обращенных на девушку серых глазах плескалась душевная боль.
– Но если вы отказываетесь даже говорить о ней, что еще остается? Лучше поскорее вырвать все из сердца. И пуститься на поиски дочери зажиточного сквайра с приличным наследством.
– Не болтай чепухи. – Бриггс прокашлялся и обратил к лазурному небосводу подозрительно заблестевшие глаза.
Аллегра обреченно вздохнула. Такого, как Бриггс, ни за что не убедишь поступиться гордыней ради веления сердца. Он был наделен чувством собственного достоинства в той же степени, в какой был лишен наследства.
– А почему вы решили работать у его милости? – поинтересовалась девушка. – Если, конечно, мой вопрос не покажется вам нескромным.
– Да, милая, в излишней скромности тебя не обвинишь, – мимолетно улыбнулся Бриггс. – Ну а что до его милости… его щедрость выше всех похвал.
– И вы ничего не хотите от жизни и довольны положением слуги?
– Когда-то я мечтал заниматься юриспруденцией. Но отец промотал мою долю наследства задолго до моего рождения, как я уже говорил.
– А что ваш брат, которому достался титул, он не может вам помочь?
– Ему и без того приходится несладко, – равнодушно пожал плечами управляющий. – Наш родитель с легкостью пустил по ветру и мои, и его деньги.
– И вы остаетесь при лорде Ридли.
– Он действительно щедрый хозяин. Подчас даже слишком. Может быть, это позволит мне отложить немного денег, чтобы выучиться на адвоката.
В устах Бриггса столь меркантильные рассуждения звучали по меньшей мере странно. Аллегра запальчиво спросила:
– Значит, вы готовы терпеть оскорбления и остаетесь в Бэньярд-Холле исключительно ради денег?
– Я уже давно говорил тебе, что верю во множество скрытых добродетелей, присущих его милости, – резко ответил Бриггс, обидевшись на столь откровенный вопрос. – И только из этих соображений я продолжаю свою службу!
Наверное, ей удалось прочесть что-то в глубине его серых глаз, отчего она воскликнула:
– Держу пари на что угодно, вам известно, где он бывает в Ладлоу! Верно?
– Я не вправе говорить об этом, – буркнул Бриггс, заливаясь краской.
– Конечно. – Аллегра улыбнулась при виде его преданности. – Но ведь и я считаю, что в его милости есть много хорошего. И не мое дело пускаться в догадки, куда он ездит и для чего.
– Вот как? – Бриггс уставился па Аллегру, пытаясь угадать, как много ей известно. Они довольно долго ехали молча, глядя друг на друга, пока управляющий не пришел к какому-то выводу: – Лучше оставим эту тему. Ведь это тайна его милости. Однако – в свете некоторых обстоятельств – тебе будет приятно узнать, что он ссужает немалыми деньгами церкви, больницы и работные дома по всему графству. Конечно, анонимно. Мне поручено соблюдать строжайшую тайну. Но я полагаю, что тебя это обрадует.
– И вы не пожалеете, что доверили ее мне. Я обещаю молчать, – с чувством откликнулась Аллегра и вдруг поймала себя на том, что весело улыбается. Ну что за глупость! Как будто ей что-то может достаться от щедрот Ридли! Тем не менее улыбка не сходила с ее лица на всем пути до города. Похоже, ничто на свете не смогло бы испортить ей сегодняшнее отличное настроение и отравить беспричинную радость, переполнявшую чистое юное сердце.
Кроме, пожалуй, воспоминания о полном тоски и боли крике.
– Мистер Бриггс, – спросила она напоследок, покидая коляску возле городских ворот, – вам ничего не известно про некую Леди Печали?
– Абсолютно. А кто она такая? – озабоченно нахмурился Бриггс.
– Наверное, очередная тайна его милости, – со вздохом ответила Аллегра, взмахнула на прощание рукой и направилась к воротам. Пройдя немного по улице, она повернула на запад, к рынку. Вдалеке возвышались башни замка Ладлоу, еще со времен норманнского нашествия эта твердыня господствовала над местностью. В неприступных башнях заседал приграничный совет, вершивший дела всего Уэльса. Однако во времена царствования Вильгельма и Марии вошло в силу централизованное правительство в Лондоне. И с тех пор замок, хотя и оставался собственностью принцев Уэльских, пришел в запустение и негодность.
Управляющий вздохнул и прищелкнул языком на лошадку. Она уже застоялась и споро порысила к воротам Бэньярд-Холла.
Бриггс снова вздохнул:
– Очередной базарный день.
– Базарный день? Да ведь это праздник святого Варфоломея! И в Ладлоу соберутся все, кто не смог отправиться в Лондон! – Аллегра невольно улыбнулась, дивясь собственной горячности. Кто бы мог подумать, что она еще способна так наслаждаться жизнью? Судя по всему, недолгое пребывание в Бэньярд-Холле – после всех унижений и боли, испытанных в Каролине, – помогло залечить душевные раны и вернуть интерес к завтрашнему дню.
А может, это память о Грее Ридли, склоненном над старой, больной нищенкой? Прошло уже почти две недели после ее посещения богадельни, однако до сих пор на душе становилось тепло при воспоминании об этом дне. Аллегра смущенно улыбнулась. Того и гляди, превратишься в мягкосердечную дурочку! Тот человек вовсе не вязался с образом чудовища из Бэньярд-Холла, находившего удовольствие в издевательстве над другими. Так отчего же один случайный эпизод изменил ее мнение о лорде Ридли?
И все же, невзирая на здравый смысл, Аллегра без конца радовалась своему тайному открытию. Это было свыше ее понимания. В тот памятный день девушка поспешила покинуть богадельню, не попадаясь на глаза «мистеру Моргану» и прихватив розу из его сада. Нежный бутон, взлелеянный его собственными руками. Она держала цветок у себя в комнате, наслаждаясь тонким ароматом, пока он не увял.
Как ни странно, его нежный запах помогал легче переносить презрительное молчание лорда Ридли, сменявшееся грубыми оскорблениями, и даже воспоминания об унижении в присутствии лорда Холфорда. Всякий раз на смену обидам приходило непонятное возбуждение, вызванное поцелуями Грея Ридли, хотя все это было лишь притворством, призванным отвадить от Бэньярд-Холла непрошеных гостей. Прижимаясь губами к бархатистым лепесткам розы, Аллегра тешила себя мыслью, что Ридли по-настоящему трепетал от желания и страсти, когда целовал ее.
И потом… правда это, или она выдает желаемое за действительность? Неужели он на самом деле стал мягче за последнее время? И реже прибегает к оскорблениям и издевкам? С тех пор как уехали его друзья, Ридли, казалось, стал молчаливее и погрузился в себя. Вряд ли это можно было считать исцелением, но по крайней мере обитатели Бэньярд-Холла вздохнули спокойнее. Он даже пить стал намного меньше. Аллегра твердила себе, что никогда не простит того, кто так бессовестно воспользовался ее искренностью. Но с другой стороны, зная о его тайных трудах на ниве благотворительности, девушка терпеливее сносила его выходки.
Тем временем их экипаж миновал чугунные ворота имения и покатился по извилистой дороге, повторявшей прихотливые изгибы водораздела Уэнлок-Эдж. Аллегра подтянула потуже ленту на соломенной шляпе, наслаждаясь созерцанием окрестностей. Хотя день обещал быть весьма душным, в эти утренние часы все казалось просто великолепным.
Деревья и кусты по обочинам поникли под тяжестью урожая; легкий ветерок доносил аромат яблок, слив и черной смородины. Сочные соцветия чертополоха и сумаха, подобно сиренево-алым самоцветам, выглядывали из яркой августовской зелени разнотравья, оживленной распустившимися во второй раз за этот сезон одуванчиками, маками и медуницей. Давно прошла пора сенокоса, и короткая золотистая стерня на полях напоминала незамысловатую детскую стрижку, весело блестевшую на солнце. Славки-завирушки оглашали воздух мелодичными журчащими трелями и вспархивали на кусты живых изгородей, услышав шум их экипажа. Аллегра с улыбкой следила, как крестьянин гонит своих коров на изумрудно-зеленое пастбище.
– Посмотрите, какое чудесное утро. Почему бы вам не передумать и не побывать на базаре в Ладлоу после того, как покончите с делами его милости? Там сегодня настоящее веселье!
– Карманники. Воры. Охотники за удачей. А на лондонской дороге под каждым кустом ждут грабители, готовые облегчить ваши кошельки. И это ты называешь весельем?
– Ну что за странное удовольствие видеть во всем только мрачную сторону? – мягко рассмеялась Аллегра. Однако открытое лицо ее спутника по-прежнему сохраняло страдальческую гримасу. Нет, она была бессильна вывести его из уныния, которое углублялось с каждым днем после отъезда леди Дороти. – Во имя всего святого, – вырвалось у нее, – напишите вы ей, что ли! Или постарайтесь забыть.
– Забыть ее?! Ты что, сошла с ума? – В обращенных на девушку серых глазах плескалась душевная боль.
– Но если вы отказываетесь даже говорить о ней, что еще остается? Лучше поскорее вырвать все из сердца. И пуститься на поиски дочери зажиточного сквайра с приличным наследством.
– Не болтай чепухи. – Бриггс прокашлялся и обратил к лазурному небосводу подозрительно заблестевшие глаза.
Аллегра обреченно вздохнула. Такого, как Бриггс, ни за что не убедишь поступиться гордыней ради веления сердца. Он был наделен чувством собственного достоинства в той же степени, в какой был лишен наследства.
– А почему вы решили работать у его милости? – поинтересовалась девушка. – Если, конечно, мой вопрос не покажется вам нескромным.
– Да, милая, в излишней скромности тебя не обвинишь, – мимолетно улыбнулся Бриггс. – Ну а что до его милости… его щедрость выше всех похвал.
– И вы ничего не хотите от жизни и довольны положением слуги?
– Когда-то я мечтал заниматься юриспруденцией. Но отец промотал мою долю наследства задолго до моего рождения, как я уже говорил.
– А что ваш брат, которому достался титул, он не может вам помочь?
– Ему и без того приходится несладко, – равнодушно пожал плечами управляющий. – Наш родитель с легкостью пустил по ветру и мои, и его деньги.
– И вы остаетесь при лорде Ридли.
– Он действительно щедрый хозяин. Подчас даже слишком. Может быть, это позволит мне отложить немного денег, чтобы выучиться на адвоката.
В устах Бриггса столь меркантильные рассуждения звучали по меньшей мере странно. Аллегра запальчиво спросила:
– Значит, вы готовы терпеть оскорбления и остаетесь в Бэньярд-Холле исключительно ради денег?
– Я уже давно говорил тебе, что верю во множество скрытых добродетелей, присущих его милости, – резко ответил Бриггс, обидевшись на столь откровенный вопрос. – И только из этих соображений я продолжаю свою службу!
Наверное, ей удалось прочесть что-то в глубине его серых глаз, отчего она воскликнула:
– Держу пари на что угодно, вам известно, где он бывает в Ладлоу! Верно?
– Я не вправе говорить об этом, – буркнул Бриггс, заливаясь краской.
– Конечно. – Аллегра улыбнулась при виде его преданности. – Но ведь и я считаю, что в его милости есть много хорошего. И не мое дело пускаться в догадки, куда он ездит и для чего.
– Вот как? – Бриггс уставился па Аллегру, пытаясь угадать, как много ей известно. Они довольно долго ехали молча, глядя друг на друга, пока управляющий не пришел к какому-то выводу: – Лучше оставим эту тему. Ведь это тайна его милости. Однако – в свете некоторых обстоятельств – тебе будет приятно узнать, что он ссужает немалыми деньгами церкви, больницы и работные дома по всему графству. Конечно, анонимно. Мне поручено соблюдать строжайшую тайну. Но я полагаю, что тебя это обрадует.
– И вы не пожалеете, что доверили ее мне. Я обещаю молчать, – с чувством откликнулась Аллегра и вдруг поймала себя на том, что весело улыбается. Ну что за глупость! Как будто ей что-то может достаться от щедрот Ридли! Тем не менее улыбка не сходила с ее лица на всем пути до города. Похоже, ничто на свете не смогло бы испортить ей сегодняшнее отличное настроение и отравить беспричинную радость, переполнявшую чистое юное сердце.
Кроме, пожалуй, воспоминания о полном тоски и боли крике.
– Мистер Бриггс, – спросила она напоследок, покидая коляску возле городских ворот, – вам ничего не известно про некую Леди Печали?
– Абсолютно. А кто она такая? – озабоченно нахмурился Бриггс.
– Наверное, очередная тайна его милости, – со вздохом ответила Аллегра, взмахнула на прощание рукой и направилась к воротам. Пройдя немного по улице, она повернула на запад, к рынку. Вдалеке возвышались башни замка Ладлоу, еще со времен норманнского нашествия эта твердыня господствовала над местностью. В неприступных башнях заседал приграничный совет, вершивший дела всего Уэльса. Однако во времена царствования Вильгельма и Марии вошло в силу централизованное правительство в Лондоне. И с тех пор замок, хотя и оставался собственностью принцев Уэльских, пришел в запустение и негодность.