Страница:
– Аллегра! – Грей быстро настиг ее и заставил остановиться, прижимая к груди.
– Отпусти! – вскричала она. – Почему ты помешал мне отомстить ему на корабле? Когда я еще не утратила решимости?
– Глупое дитя! – возразил он. – Ты бы все равно не смогла этого сделать!
– Но я должна! Пока жив этот тип, у меня нет права на существование! – Девушка бешено вырывалась, в отчаянии запрокинув голову. Луна осуждающе воззрилась на нее. Она не хотела жить. Она готова была утопиться. – Ради Бога, Грей! Отпусти меня!
– Господня кровь! – ахнул он. – Этот лунный свет на твоем лице… Белесый, бледный… И это лицо. Моя Леди Пе… – Он чертыхнулся. – Так ты – Бэньярд?!
Девушка зажмурилась и бессильно спрятала лицо у него на груди.
– Не просто Бэньярд, – вырвалось у нее со стоном. – Я последняя из семьи Бэньярд. Самая последняя. Та, которой предстоит отомстить за всю семью.
– Ну и болван же я, – буркнул Грей. – Должен был давно догадаться. И дело не только в картине. Мне следовало поинтересоваться, как поместье досталось Эллсмерам. Особенно после всех сплетен в Ньютоне. О том, что вас лишили титула и сослали в Колонии за измену.
– Осудили по ложному обвинению, возведенному Джоном Уикхэмом. И его сыном, Томасом. Готова поспорить на что угодно, тебе они об этом не рассказывали. – Аллегра до крови закусила губу. Заблудившаяся, бессильная. – Когда-то у меня была семья, Грей. А теперь их не стало. Никого не стало.
– Расскажи мне. – Он насильно усадил ее рядом с собой на песок и крепко обнял. – Ради Бога, расскажи мне все, Аллегра.
Каждый раз она удивлялась этому странному ощущению: давние воспоминания возвращались с мукой и болью, словно израненные в бою ветераны.
– Помнишь леопарда на въездных воротах? На гербовом щите? Ему отбили лапу, когда тащили в тюрьму моего отца. Наверное, поглазеть на это собралась вся округа. И все скалили зубы, смеялись, швыряли камни и выкрикивали слова, которых я в жизни не слышала. Маме едва удалось удержать моего брата, Чарли, который рвался убить констебля. Была у меня и сестра. Сегодня она была бы уже герцогиней и жила с любящим мужем, в окружении чудных детишек. Мы были так счастливы. Жизнь казалась нам праздником.
– А потом?
– Их всех приговорили к ссылке в Америку, на работы слугами по договору. Пожизненное рабство для папы. Для остальных – по семь лет.
– А как же ты?
– Меня приказали оставить в Англии. Отдать в работный дом для сирот. Но мама умолила судью разрешить взять меня с собой: она обещала, что я стану работать бесплатно.
– Ты же была совсем ребенком?
– Неполных десять лет.
– Когда же это случилось?
– Чуть более восьми лет назад. – Однако для нее они длились целую жизнь.
– Господи! Так тебе восемнадцать?! А я-то решил… – Его голос прервался. – В твоих глазах стояло такое горе. Глаза старухи.
– Это от пережитой боли, – прошептала она. – Когда суд вынес приговор, папе разрешили побывать на прощание в Бэньярд-Холле. Чтобы привести дела в порядок. Однажды холодным пасмурным днем я наткнулась на него в саду. Он рыдал как дитя. Мой большой, храбрый папа. Наверное, именно в тот день я распрощалась с детством.
– Бедная моя Аллегра, – простонал он. – Обопрись на меня и поплачь. Позволь пролиться слезам, которые ты не посмела пролить в детстве.
– Ты так и не понял? – Глаза ее оставались сухими, а сердце онемело. – Во мне не осталось слез – даже для себя. Одна лишь ненависть для Уикхэма.
– Что стало дальше с твоей семьей?
– После того как были уплачены все долги, у папы осталась толика денег, – вздохнула она. – Не знаю, куда они делись. Может быть, ушли на взятки членам магистрата. Сначала нам не разрешили плыть всем вместе на одном корабле. Но в конце концов мы этого добились. Нас загнали в тесную конуру в трюме. Мама с Люсиндой пытались заработать хоть какие-то гроши на пропитание и стирали морякам белье. Плавание я почти не помню – только самый конец. Остальное время я мучилась от морской болезни, усугубленной страхом. – Аллегра снова вздохнула. От горя так сжало грудь, что каждый глоток воздуха давался с трудом.
– Люсинда была такой красивой, – продолжила она наконец. – И зачем Творец наградил ее этой красотой? Она только навлекала лишнюю опасность. И вот однажды трое матросов подкараулили ее и… – Слова застряли у Аллегры в горле, и она затряслась, несмотря на горячие объятия Грея. Она еще никому не рассказывала свою историю. Впервые в жизни ей пришлось произносить вслух эти жуткие слова, складывавшиеся в ужасные фразы. Как будто таким образом прошлое оживало, наливаясь грозной силой, сотрясая ее хрупкое тело, подобно урагану, бьющемуся в оконные ставни.
– Проклятые ублюдки, – вырвалось у Грея.
– Папа пережил собственный позор и тюрьму. Но то, что случилось с Люсиндой, было свыше его сил. Когда он узнал, что ее изнасиловали, ринулся мстить, и даже Чарли не сумел его удержать. И матросы избили его до полусмерти, превратили в кровавое месиво. Я рыдала так, что несколько дней не могла потом говорить. Мама делала все, что могла, но выходить его так и не удалось: он умер за день до прибытия в Чарлстон. Мы похоронили его в море.
– Господи, как ты можешь говорить обо всем этом без слез? – охнул Грей.
– Не знаю, – устало качнула головой Аллегра. – Я плакала раньше, когда мама показывала мне его платок с пятнами крови. Но вскоре и эти слезы иссякли. – И что же было в Чарлстоне?
– Чарли продали первым. На рисовую плантацию – настоящий ад наяву. А Люсинда, моя любимая сестра… Даже сейчас я вижу ее лицо. Губы покраснели и распухли от грубых, жадных поцелуев, а в глазах застыло выражение раненого зверя. Ее купил содержатель таверны. Но мы слышали, как шептались и хихикали зеваки в толпе. Потом я точно узнала, что на самом деле в этой таверне был устроен бордель. Видимо, Люсинда догадалась сразу. Ей удалось вырваться из лап нового хозяина и выбежать на улицу. Там как раз неслась во весь опор карета. Люсинда кинулась под колеса. Наверное, именно этого она и хотела. И умерла сразу же, прямо на дороге. Кровь вытекала и впитывалась в пыль. Так далеко от дома. Бедная наша Люсинда…
– А договор с твоей матерью выкупил тот сквайр, Прингл?
– И насиловал ее почти каждую ночь, на протяжении всех пяти лет, – кивнула она.
– Господи, а я и не знал! – вздрогнул Грей.
– Я ведь рассказывала об этом мистеру Бриггсу – тогда, в буфетной.
– Эту часть истории я не слышал. О, бесценная моя Аллегра. Прости меня! Прости! Ведь я выглядел ничем не лучше сквайра Прингла!
– Нет. – Она ласково погладила его по щеке. – Я просто сильно напугалась в тот первый день, когда ты меня поцеловал.
– И чуть не откусила мне язык – вполне заслуженно. Но где ты научилась так отчаянно защищаться, до последнего?
– Сама не знаю. У мамы никогда не хватало сил для борьбы. Ну, и еще поначалу приходили письма от Чарли. В них было хоть какое-то утешение, несмотря на все их отчаяние и гнев. Я старалась подбодрить маму, вслух мечтая о том дне, когда срок приговора закончится. И повторяла: «Мама, это всего семь лет. И тогда мы начнем все сначала: ты, я и Чарли». Мы бы смогли купить клочок земли или найти что-то подходящее в Виргинии или Нью-Йорке. Но когда писем от Чарли не стало, маму покинула последняя надежда. Наверное, ее сердечко просто не вынесло еще и этой новой боли.
– Аллегра, милая моя…
– Я умоляла ее не умирать. Я снова и снова клялась, что отыщу Уикхэмов и убью их. И отомщу за все горе, причиненное нашей семье. – Она отчаянно уцепилась за Грея, стараясь найти в нем поддержку. – Грей, мне не удалось ее спасти! Не помогли никакие обещания. И это не дает мне покоя ни днем, ни ночью. Мне не удалось ее спасти!
Грей ласково целовал ее висок и щеку. Его поцелуи несли утешение и любовь. Наконец он отважился спросить:
– А что же было с Чарли?
– Два года назад я услышала, что он утонул в болоте, когда пытался сбежать. – У нее в груди зародился еле слышный стон. – Ох, Грей, как же я устала!
– Милая, дорогая Аллегра. – Он все так же покрывал ее лицо поцелуями. – Я могу лишь молить Господа даровать тебе исцеление от боли…
– Тогда скажи: почему я не могу его убить? – отчаянно выкрикнула она.
– Потому, что ты получила слишком хорошие уроки от своих удивительных Бэньярдов. Они научили тебя быть лучше своих врагов. Проявлять добрую волю и милосердие. И превыше всего ценить человеческую жизнь, а не смерть. – В его искреннем голосе слышалось восхищение.
– Но я же дала слово!
– Сколько тебе тогда было – пятнадцать? Значит, это было детской клятвой, данной в момент отчаяния и горя. Что-то вроде наивной попытки выторговать у Господа прощение. В надежде спасти свою мать. Прости своих врагов. Откажись от этого ужасного обещания и вернись к нормальной жизни. – Зажав в ладонях лицо Аллегры, Грей крепко поцеловал ее в губы и прошептал: – Знаешь, даже сейчас я ужасно тебя хочу. Я хочу дарить тебе радость жизни и тепло любви.
И он осторожно уложил ее на песок и овладел ею с нежностью, которая растворила боль и пролилась бальзамом на душу. Аллегра впервые в жизни испытала такую нежность, такую любовь и заботу другого человека. А он без устали нашептывал ей удивительные слова восхищения и дарил ласки, от которых становилось легче на сердце.
Сливаясь с ней воедино, Грей продолжал целовать милое лицо, шею и грудь. Он ни о чем не просил. Он хотел лишь облегчить ее боль и в том обрести собственное утешение. Снять напряжение последних лет своей чуткостью, своей терпеливостью и преданностью.
И даже охваченный судорогами сладостной разрядки, он сдержался и почти не двигался, словно опасаясь оскорбить ее всплеском неистовых чувств. Она приняла в себя этот всплеск, как последнее благословение, и ощутила, что в эту ночь кошмары прошлого не посмеют тревожить ее сон. Но вот наконец Грей поднялся и протянул ей руку:
– Идем. Мы замерзнем, если останемся здесь всю ночь. – Крепко обнимая Аллегру, он повел ее к пещере. – Я уйду еще до рассвета, – предупредил Ридли. – Ты скорее всего будешь спать. Если снова не опустится туман, мне наверняка удастся разыскать ближайшую деревню. – Он поцеловал ее на прощание и уселся возле костра, чтобы до утра поддерживать огонь.
Аллегра моментально заснула и спала крепко, без снов. А проснулась от крика Тома Уикхэма и грубого прикосновения руки, шарившей у нее за пазухой.
Глава 18
– Отпусти! – вскричала она. – Почему ты помешал мне отомстить ему на корабле? Когда я еще не утратила решимости?
– Глупое дитя! – возразил он. – Ты бы все равно не смогла этого сделать!
– Но я должна! Пока жив этот тип, у меня нет права на существование! – Девушка бешено вырывалась, в отчаянии запрокинув голову. Луна осуждающе воззрилась на нее. Она не хотела жить. Она готова была утопиться. – Ради Бога, Грей! Отпусти меня!
– Господня кровь! – ахнул он. – Этот лунный свет на твоем лице… Белесый, бледный… И это лицо. Моя Леди Пе… – Он чертыхнулся. – Так ты – Бэньярд?!
Девушка зажмурилась и бессильно спрятала лицо у него на груди.
– Не просто Бэньярд, – вырвалось у нее со стоном. – Я последняя из семьи Бэньярд. Самая последняя. Та, которой предстоит отомстить за всю семью.
– Ну и болван же я, – буркнул Грей. – Должен был давно догадаться. И дело не только в картине. Мне следовало поинтересоваться, как поместье досталось Эллсмерам. Особенно после всех сплетен в Ньютоне. О том, что вас лишили титула и сослали в Колонии за измену.
– Осудили по ложному обвинению, возведенному Джоном Уикхэмом. И его сыном, Томасом. Готова поспорить на что угодно, тебе они об этом не рассказывали. – Аллегра до крови закусила губу. Заблудившаяся, бессильная. – Когда-то у меня была семья, Грей. А теперь их не стало. Никого не стало.
– Расскажи мне. – Он насильно усадил ее рядом с собой на песок и крепко обнял. – Ради Бога, расскажи мне все, Аллегра.
Каждый раз она удивлялась этому странному ощущению: давние воспоминания возвращались с мукой и болью, словно израненные в бою ветераны.
– Помнишь леопарда на въездных воротах? На гербовом щите? Ему отбили лапу, когда тащили в тюрьму моего отца. Наверное, поглазеть на это собралась вся округа. И все скалили зубы, смеялись, швыряли камни и выкрикивали слова, которых я в жизни не слышала. Маме едва удалось удержать моего брата, Чарли, который рвался убить констебля. Была у меня и сестра. Сегодня она была бы уже герцогиней и жила с любящим мужем, в окружении чудных детишек. Мы были так счастливы. Жизнь казалась нам праздником.
– А потом?
– Их всех приговорили к ссылке в Америку, на работы слугами по договору. Пожизненное рабство для папы. Для остальных – по семь лет.
– А как же ты?
– Меня приказали оставить в Англии. Отдать в работный дом для сирот. Но мама умолила судью разрешить взять меня с собой: она обещала, что я стану работать бесплатно.
– Ты же была совсем ребенком?
– Неполных десять лет.
– Когда же это случилось?
– Чуть более восьми лет назад. – Однако для нее они длились целую жизнь.
– Господи! Так тебе восемнадцать?! А я-то решил… – Его голос прервался. – В твоих глазах стояло такое горе. Глаза старухи.
– Это от пережитой боли, – прошептала она. – Когда суд вынес приговор, папе разрешили побывать на прощание в Бэньярд-Холле. Чтобы привести дела в порядок. Однажды холодным пасмурным днем я наткнулась на него в саду. Он рыдал как дитя. Мой большой, храбрый папа. Наверное, именно в тот день я распрощалась с детством.
– Бедная моя Аллегра, – простонал он. – Обопрись на меня и поплачь. Позволь пролиться слезам, которые ты не посмела пролить в детстве.
– Ты так и не понял? – Глаза ее оставались сухими, а сердце онемело. – Во мне не осталось слез – даже для себя. Одна лишь ненависть для Уикхэма.
– Что стало дальше с твоей семьей?
– После того как были уплачены все долги, у папы осталась толика денег, – вздохнула она. – Не знаю, куда они делись. Может быть, ушли на взятки членам магистрата. Сначала нам не разрешили плыть всем вместе на одном корабле. Но в конце концов мы этого добились. Нас загнали в тесную конуру в трюме. Мама с Люсиндой пытались заработать хоть какие-то гроши на пропитание и стирали морякам белье. Плавание я почти не помню – только самый конец. Остальное время я мучилась от морской болезни, усугубленной страхом. – Аллегра снова вздохнула. От горя так сжало грудь, что каждый глоток воздуха давался с трудом.
– Люсинда была такой красивой, – продолжила она наконец. – И зачем Творец наградил ее этой красотой? Она только навлекала лишнюю опасность. И вот однажды трое матросов подкараулили ее и… – Слова застряли у Аллегры в горле, и она затряслась, несмотря на горячие объятия Грея. Она еще никому не рассказывала свою историю. Впервые в жизни ей пришлось произносить вслух эти жуткие слова, складывавшиеся в ужасные фразы. Как будто таким образом прошлое оживало, наливаясь грозной силой, сотрясая ее хрупкое тело, подобно урагану, бьющемуся в оконные ставни.
– Проклятые ублюдки, – вырвалось у Грея.
– Папа пережил собственный позор и тюрьму. Но то, что случилось с Люсиндой, было свыше его сил. Когда он узнал, что ее изнасиловали, ринулся мстить, и даже Чарли не сумел его удержать. И матросы избили его до полусмерти, превратили в кровавое месиво. Я рыдала так, что несколько дней не могла потом говорить. Мама делала все, что могла, но выходить его так и не удалось: он умер за день до прибытия в Чарлстон. Мы похоронили его в море.
– Господи, как ты можешь говорить обо всем этом без слез? – охнул Грей.
– Не знаю, – устало качнула головой Аллегра. – Я плакала раньше, когда мама показывала мне его платок с пятнами крови. Но вскоре и эти слезы иссякли. – И что же было в Чарлстоне?
– Чарли продали первым. На рисовую плантацию – настоящий ад наяву. А Люсинда, моя любимая сестра… Даже сейчас я вижу ее лицо. Губы покраснели и распухли от грубых, жадных поцелуев, а в глазах застыло выражение раненого зверя. Ее купил содержатель таверны. Но мы слышали, как шептались и хихикали зеваки в толпе. Потом я точно узнала, что на самом деле в этой таверне был устроен бордель. Видимо, Люсинда догадалась сразу. Ей удалось вырваться из лап нового хозяина и выбежать на улицу. Там как раз неслась во весь опор карета. Люсинда кинулась под колеса. Наверное, именно этого она и хотела. И умерла сразу же, прямо на дороге. Кровь вытекала и впитывалась в пыль. Так далеко от дома. Бедная наша Люсинда…
– А договор с твоей матерью выкупил тот сквайр, Прингл?
– И насиловал ее почти каждую ночь, на протяжении всех пяти лет, – кивнула она.
– Господи, а я и не знал! – вздрогнул Грей.
– Я ведь рассказывала об этом мистеру Бриггсу – тогда, в буфетной.
– Эту часть истории я не слышал. О, бесценная моя Аллегра. Прости меня! Прости! Ведь я выглядел ничем не лучше сквайра Прингла!
– Нет. – Она ласково погладила его по щеке. – Я просто сильно напугалась в тот первый день, когда ты меня поцеловал.
– И чуть не откусила мне язык – вполне заслуженно. Но где ты научилась так отчаянно защищаться, до последнего?
– Сама не знаю. У мамы никогда не хватало сил для борьбы. Ну, и еще поначалу приходили письма от Чарли. В них было хоть какое-то утешение, несмотря на все их отчаяние и гнев. Я старалась подбодрить маму, вслух мечтая о том дне, когда срок приговора закончится. И повторяла: «Мама, это всего семь лет. И тогда мы начнем все сначала: ты, я и Чарли». Мы бы смогли купить клочок земли или найти что-то подходящее в Виргинии или Нью-Йорке. Но когда писем от Чарли не стало, маму покинула последняя надежда. Наверное, ее сердечко просто не вынесло еще и этой новой боли.
– Аллегра, милая моя…
– Я умоляла ее не умирать. Я снова и снова клялась, что отыщу Уикхэмов и убью их. И отомщу за все горе, причиненное нашей семье. – Она отчаянно уцепилась за Грея, стараясь найти в нем поддержку. – Грей, мне не удалось ее спасти! Не помогли никакие обещания. И это не дает мне покоя ни днем, ни ночью. Мне не удалось ее спасти!
Грей ласково целовал ее висок и щеку. Его поцелуи несли утешение и любовь. Наконец он отважился спросить:
– А что же было с Чарли?
– Два года назад я услышала, что он утонул в болоте, когда пытался сбежать. – У нее в груди зародился еле слышный стон. – Ох, Грей, как же я устала!
– Милая, дорогая Аллегра. – Он все так же покрывал ее лицо поцелуями. – Я могу лишь молить Господа даровать тебе исцеление от боли…
– Тогда скажи: почему я не могу его убить? – отчаянно выкрикнула она.
– Потому, что ты получила слишком хорошие уроки от своих удивительных Бэньярдов. Они научили тебя быть лучше своих врагов. Проявлять добрую волю и милосердие. И превыше всего ценить человеческую жизнь, а не смерть. – В его искреннем голосе слышалось восхищение.
– Но я же дала слово!
– Сколько тебе тогда было – пятнадцать? Значит, это было детской клятвой, данной в момент отчаяния и горя. Что-то вроде наивной попытки выторговать у Господа прощение. В надежде спасти свою мать. Прости своих врагов. Откажись от этого ужасного обещания и вернись к нормальной жизни. – Зажав в ладонях лицо Аллегры, Грей крепко поцеловал ее в губы и прошептал: – Знаешь, даже сейчас я ужасно тебя хочу. Я хочу дарить тебе радость жизни и тепло любви.
И он осторожно уложил ее на песок и овладел ею с нежностью, которая растворила боль и пролилась бальзамом на душу. Аллегра впервые в жизни испытала такую нежность, такую любовь и заботу другого человека. А он без устали нашептывал ей удивительные слова восхищения и дарил ласки, от которых становилось легче на сердце.
Сливаясь с ней воедино, Грей продолжал целовать милое лицо, шею и грудь. Он ни о чем не просил. Он хотел лишь облегчить ее боль и в том обрести собственное утешение. Снять напряжение последних лет своей чуткостью, своей терпеливостью и преданностью.
И даже охваченный судорогами сладостной разрядки, он сдержался и почти не двигался, словно опасаясь оскорбить ее всплеском неистовых чувств. Она приняла в себя этот всплеск, как последнее благословение, и ощутила, что в эту ночь кошмары прошлого не посмеют тревожить ее сон. Но вот наконец Грей поднялся и протянул ей руку:
– Идем. Мы замерзнем, если останемся здесь всю ночь. – Крепко обнимая Аллегру, он повел ее к пещере. – Я уйду еще до рассвета, – предупредил Ридли. – Ты скорее всего будешь спать. Если снова не опустится туман, мне наверняка удастся разыскать ближайшую деревню. – Он поцеловал ее на прощание и уселся возле костра, чтобы до утра поддерживать огонь.
Аллегра моментально заснула и спала крепко, без снов. А проснулась от крика Тома Уикхэма и грубого прикосновения руки, шарившей у нее за пазухой.
Глава 18
– Лопни мои глаза, вот так милашка!
Аллегра охнула, растерянно моргая со сна, и ошарашенно уставилась на склонившегося над ней странного типа. Его грубую рожу выдубили ветер и солнце, драное платье было испятнано табачной жвачкой, а грязные, жирные волосы оказались стянуты в тугую моряцкую косицу. Верзила с ухмылкой пощупал ей грудь:
– Ух, чтоб я сдох, ну и лакомый кусочек!
Стараясь не поддаваться панике, Аллегра вскочила, скинула с себя жадные лапы и брезгливо воскликнула:
– Веди себя как положено, милейший, не то мигом окажешься на виселице!
В порыве отваги ей удалось отпихнуть незнакомца в сторону и выскочить из пещеры. Боже милостивый! На берегу собралась целая толпа – никак не меньше дюжины таких же отвратительных типов, как тот, что разбудил ее в пещере. За ними, на самом краю полосы прибоя, качался на волнах корабль. Паруса были свернуты, и, судя по низкой осадке, на борту находился немалый груз. Одна шлюпка, до отказа набитая бочонками и ящиками, была вытащена на песок, а вторая точно такая же только что отвалила от корабля и направлялась к берегу.
Аллегра скрипнула зубами, чувствуя себя все более неуверенно. На мачтах не было ни единого клочка материи, напоминавшей флаг, по которому удалось бы опознать принадлежность судна. Никакому кораблю вообще не было нужды приближаться к берегу в таком глухом месте, кроме одного. Аллегра вспомнила папины замечания насчет повышения таможенных сборов на товары, прибывающие в Англию: благодаря этому закону контрабанда станет воистину народным промыслом!
Прикрыв глаза ладонью, она взглянула на солнце. Оно успело подняться весьма высоко. Интересно, как рано ушел из пещеры Грей и когда он вернется? Если его отсутствие не затянется, а Аллегре с Томом Уикхэмом удастся внушить этому сброду, что они не представляют угрозы их бизнесу, вполне возможно, все обойдется.
Уикхэм! Только тут она запоздало припомнила побеспокоивший ее сон дикий крик и принялась торопливо озираться. Внезапно моряки расступились, и она увидела своего спутника. Он был бос, а из остатков галстука попытался соорудить повязку на вывихнутую ногу. В растрепанном платье, с чем-то набитыми карманами он ободряюще улыбнулся Аллегре и неловко захромал к пещере.
Но тут один из матросов подставил ему подножку, и бедняга тяжело рухнул лицом на песок. Из карманов посыпались моллюски. Том захотел подняться, но мучитель снова опрокинул его на песок под грубый хохот своих приятелей.
– Ах вы мерзавцы! – не выдержала Аллегра, шаря за пазухой в поисках своего кинжала. – Дьявол тебя возьми! – бормотала она в нетерпении. Она же бросила его ночью на пол. Он и сейчас там, если только этот грязный тип не прибрал его к рукам. И девушка поспешила к Уикхэму: – Том, вы ранены?
– Ничего страшного, – бодро встряхнулся он и кивнул в сторону контрабандистов: – Мы вполне мирно потолковали с моими новыми приятелями, я рассказал, что нас смыло за борт и что мы собираемся искать помощь, как только заживет мой вывих. – Он аккуратно собрал все до одной раковины обратно в карман, поднялся и протянул руку Аллегре: – Ну а теперь, джентльмены, если вы ничего не имеете против того, чтобы мы позавтракали, то можете отправляться по своим делам. Идемте, дорогая.
Черпая в его хладнокровии новые силы, Аллегра взяла было Уикхэма за руку, но ее бесцеремонно рванул к себе малый с косицей.
– Завтрак подождет! – рявкнул он. – А сначала я сам желаю получить удовольствие. К примеру, попробовать на зубок вот эту шлюху.
– Эта достойная женщина – моя супруга, – заявил Уикхэм, стараясь держаться как можно прямее. – И вам следует относиться к ней с должным уважением, как к настоящей леди. – И он повторил: – Идемте, дорогая.
Судя по всему, матрос смутился, во всяком случае, он выпустил ее руку. С облегчением вздохнув, Аллегра взяла Уикхэма под локоть, благодаря Бога, что ему удалось припугнуть негодяя:
– Милорд…
Но не успели они сделать несколько шагов, кто-то еще из матросов заорал:
– А ну стой, черт бы тебя побрал!
Парочка с неохотой обернулась. Матросы решительно догоняли их, и выражение на свирепых физиономиях не предвещало ничего хорошего. Уикхэм набрался храбрости перед этой новой напастью и осведомился:
– Вы хотите еще что-то мне сказать, милейший?
Матрос внезапно осклабился, обнажив гнилые, желтые зубы. И показал пальцем на типа с косицей:
– Мы с Грегори тут потолковали малость. Рейс-то был долгий, и мой петушок страсть как соскучился без дела. – Тут он выразительно почесал свой пах.
– А чего? – подхватил третий, не спуская глаз с Аллегры. – Я тоже не прочь позабавиться. С бабы-то разве ж убудет? Другое дело, как она была нетронутой девкой. – И он попытался ухватить Аллегру.
– Не сметь, проклятые трусы! – Том Уикхэм толкнул негодяя что было сил и заслонил собой Аллегру. – Бегите в пещеру, как только сможете, – торопливо шепнул он ей. – Вдвоем мы сумеем задержать их у входа.
Аллегра кивнула, молясь про себя, чтобы кинжал все еще оставался там.
К Уикхэму подступил еще один матрос. Том ударил его кулаком в лицо и довольно крякнул при виде поверженного врага. Готовый к обороне, он развернулся к следующему. Но тут в воздухе просвистел тяжелый булыжник. Уикхэм вскрикнул; схватился за висок и рухнул на землю, обливаясь кровью. Довольно чертыхаясь, подскочил Грегори и безжалостно пнул Тома, который попробовал было усесться:
– Ну, которые тут проклятые трусы? А может, мы настоящие морские братья? И привыкли делиться всем, что добудем? Точно, морячки? А коли этот вот джентльмен зовет нас приятелями, пускай делится своей леди. Поровну и по доброй воле. Понял, ты? – И он снова пнул Уикхэма.
– Ради Бога, Аллегра, бегите же! – выдохнул Том. Но было слишком поздно. Со всех сторон ее окружили жадные, похотливые рожи. Напрасно она озиралась в поисках лазейки. Спасения не было, и когда сзади в нее вцепились чьи-то руки, девушка только испуганно вскрикнула:
– Негодяи! Отпустите меня!
Уикхэм яростно зарычал и вскочил, расшвыривая моряков, но его снова сбили с ног и не дали больше подняться. Грегори отвесил ему шутовской поклон:
– Ваша милость, вам позволят полюбоваться на то, как мы играем в кошки-мышки с вашей леди! – И он обратился к остальным: – Раз я первый ее нашел, так и играться буду первым! – Мигом расстегнув штаны, он выставил напоказ свое хозяйство и приказал: – Поднимите-ка ее!
Аллегра взвизгнула: ее грубо рванули за локти, поднимая с земли, и заставили широко раздвинуть ноги. Она отбивалась изо всех сил, но Грегори уже подошел вплотную и запустил руки ей под юбку. Нетерпеливо шаря у нее между бедер, он пыхтел:
– Я завсегда выбираю шлюху, чтоб это самое у ней было поменьше: въедешь в нее, а она и визжит! А у тебя оно большое?
– Ты давай не секретничай, малыш Грегори! – вмешался один из матросов. – Задери ей подол повыше, вот мы и увидим, большое у ней али маленькое.
– Будьте вы прокляты! – Уикхэм, задыхаясь от гнева, корчился в руках державших его моряков.
– Прекратить, чертово семя! Я вас работать отправил или по шлюхам таскаться?! – На берег с шумом выскочил мужчина в большой треуголке. Он мигом отвесил затрещину одному из тех, кто держал Уикхэма, и рявкнул: – Отпустите их! Вы кто, люди или краснокожие дикари? Оставь ее!
С облегчением ощутив, что ее опустили на землю, Аллегра охнула и безутешно разрыдалась. Неловкими руками она попыталась расправить юбки. Казалось, что кожа горит, оскверненная прикосновением грубых грязных рук. Но она поспешила к Тому:
– Они вас ранили?
– В школе надо мной издевались непрерывно, – сообщил Том, ободряюще обняв ее за плечи. – И частенько приходилось еще хуже.
– Ну и что это за парочка? – спросил человек в треуголке, грозно уставившись на Грегори. Верзила долго откашливался и ковырял башмаком песок, пока собрался с духом:
– С вашего позволения, кэп, это пассажиры, их смыло С проходившего судна. И я нашел бабу в пещере.
– Мы вовсе не собирались вмешиваться в ваши дела, – сердито задрав подбородок, сообщил Том. – И не искали ссоры. Но эти наглецы позволили себе вольничать по отношению к моей супруге. – Из раны на виске все еще текла кровь, но Уикхэм старался выглядеть как можно более уверенным.
Аллегра после минутного колебания вытащила из кармана заветный папин платок. Она осторожно вытерла кровь с лица Уикхэма, а потом перевязала рану, бормоча как бы про себя:
– Почему бы вам не оставить нас в покое?
– Видите ли, у нас тут небольшое дельце, – ответил капитан, почесав подбородок.
– Да привезите вы сюда хоть весь чай из Индии – нам-то что! – раздраженно фыркнул Том. – Делайте свое «дельце» и убирайтесь прочь. А нам всего лишь нужно найти деревню.
– Кэп, – негромко вмешался Грегори, – а ведь их тут оставлять нельзя.
– Вот и пошлем их подальше. В деревню.
– Дак ведь, кэп, уж больно шлюха-то хороша. А мы в море болтались черт знает сколько. Позабавимся малость, а уж там и пошлем. Почему бы и нет?
– Ну… – заколебался капитан и окинул Аллегру таким взглядом, от которого ей стало тошно.
Подскочил матрос с гнилыми зубами, отсалютовал капитану и затараторил:
– С вашего позволения, кэп, а что, если они проболтаются про это место? Уж такая тихая была эта дыра – жалко терять!
– Ну да, и с каждым рейсом все больше опасность, что ищейки про нее разведают! – отрезал капитан. – Нет, нам давно пора менять стоянку!
– Стало быть, тем больше поводов нас отпустить, – вставил Том.
– Не спеши, – покачал головой капитан. – Запихните их в пещеру, пока не кончим разгрузку. А потом я решу, как быть. – И пленников без разговоров потащили в укрытие, причем Том старался не хромать. Аллегра первым делом обшарила пол в поисках кинжала, но нашла только башмаки Тома в дальнем углу.
По приказу капитана от корабля отвалила третья шлюпка. Из нее матросы вытащили грубое подобие платформы и поволокли эту штуку к пещере. Без конца сквернословя и обливаясь потом, они положили платформу поперек памятной Аллегре глубокой трещины.
А ведь разбойникам нельзя было отказать в изобретательности: теперь грубый мост открыл доступ в дальний коридор. Там-то контрабандисты и устроили тайное и безопасное логово для своего незаконного промысла. В потолке коридора было достаточно узких щелей, чтобы сюда попадал дневной свет. И только в глубине, где коридор расширялся в огромную пещеру, пришлось укреплять на стенах факелы.
– Пусть сидят там, – приказал капитан, указав на самый дальний от входа угол. – Оттуда они не проскочат незаметно.
Пленники без сил рухнули на песок, радуясь хотя бы временной передышке. Контрабандистам и так хватало дел. Множество бочонков и ящиков еще ждало своей очереди на борту корабля. Судя по маркировке на некоторых ящиках, Аллегра предположила, что там находится ситец. Та самая индийская контрабандная ткань, из которой так любят шить наряды дамы в Америке и Англии, невзирая на законы. Кроме тканей, в пещеру сгружали ящики с чаем. А следом за ними – бочонки с табаком.
– Ну вот, опять у меня все вверх тормашками, – пожаловался Том Уикхэм, поправляя повязку на ноге с болезненной гримасой. – Тоже мне, странствующий рыцарь! Когда этот наглец Грегори полез в пещеру, я даже не смог вас вовремя предупредить!
– Нет, нет! – горячо возразила Аллегра. Ведь юноша сделал все, что в его силах, и вел себя так храбро, а теперь корит себя за неудачу! – Ваш крик разбудил меня. Иначе все могло обернуться еще хуже.
– Я… – Том засмущался и взъерошил пятерней волосы. – Я хочу извиниться за вольность… За то, что назвал вас своей женой. Мне казалось, это поможет.
– Вы поступили очень благородно. – Она с трудом сдержала улыбку. Он стеснялся совсем по-мальчишески.
– У вас есть жена?
– Нет.
– Ну а возлюбленная?
– Была когда-то. Но… Такой недотепа, как я… Вряд ли кто-то сочтет меня подходящей партией.
– Не говорите глупости, – мягко попеняла Аллегра. – Вы окажете честь любой юной леди, предложив ей руку и сердце. – При упоминании столь интимных материй бедолага окончательно смешался, и Аллегра уже пожалела, что вогнала Тома в краску. Она прокашлялась и с преувеличенным вниманием стала следить за суетой контрабандистов. – Корабль еле держался на плаву, – вспомнила она. – Наверное, они провозятся с разгрузкой до самой ночи.
– Чем дольше, тем лучше, – кивнул Уикхэм. – Я видел, что Грей ушел еще до рассвета. И не сомневаюсь, что он приведет помощь не позднее вечера. Кстати, не желаете ли позавтракать? – И он с улыбкой извлек из кармана моллюсков. – Они сплошь покрывают скалы у кромки воды. Собирать их – одно удовольствие. А я знал, что вы проголодаетесь, когда проснетесь.
– Но вам пришлось довольно далеко ходить. Да еще с больной ногой. Вы удивительно добрый.
– Это матушка научила меня галантности, – смущенно отмахнулся от комплимента Том. – А теперь… – Оглянувшись и убедившись, что за ними никто не следит, юноша вытащил из жилетного кармана складной ножик. – Конечно, было бы неплохо сначала запечь их на огне. Ну и, конечно, прополоскать в воде от песка, но придется есть и так.
Заслоняя нож от контрабандистов, пленники приступили к трапезе. Аллегра обтирала юбками ракушки, а потом отдавала их Тому, который ловким движением ножа вскрывал раковины. Правда, пришлось глотать пищу не жуя, чтобы не очень хрустел на зубах песок. Как ни странно, но это более чем скромное угощение показалось пленникам весьма забавным, а от установившихся теплых, товарищеских отношений полегчало на душе.
Но по мере того как день клонился к вечеру, тревога Аллегры возрастала. И хотя Том доблестно старался не падать духом, она чувствовала, что его снедает тот же страх. Контрабандисты постоянно упоминали о том, что в окрестных деревнях у них полно сообщников-крестьян, которые готовы предоставить лошадей и фургоны для перевозки товаров в Норвич, на продажу.
Аллегра гадала, с чего это они стали так беспечны. Разве только… От одной этой мысли ее пробрала дрожь. Разве только они не боятся, что их кто-то выдаст. Дальше – больше: разбойники все чаще старались подойти к ней поближе, подмигивая и смеясь. То и дело они толкали друг друга и о чем-то перешептывались, косясь на нее.
К тому времени как в пещеру доставили последние ящики и бочонки, уже наверняка наступил вечер. Матросам даже пришлось зажечь масляные лампы, так как в коридоре стало совсем темно. Нервно кусая губы, девушка посмотрела на Тома:
– Уже совсем поздно. Почему до сих пор не вернулся Грей?
– Нам недолго осталось ждать, – похлопал он ее по руке.
Матросы устраивались кто как мог, доставали нехитрую снедь и распечатывали бутылки с ромом. Наверняка теперь они будут дожидаться своих сообщников из деревни. Может пройти не один час, и спиртное затуманит мозги…
– По-моему, они собираются нас прикончить, – наконец выпалила она.
Том с укоризной покачал головой. Из-под окровавленного платка выбилась прядь ярко-рыжих волос и упала на лоб.
Аллегра охнула, растерянно моргая со сна, и ошарашенно уставилась на склонившегося над ней странного типа. Его грубую рожу выдубили ветер и солнце, драное платье было испятнано табачной жвачкой, а грязные, жирные волосы оказались стянуты в тугую моряцкую косицу. Верзила с ухмылкой пощупал ей грудь:
– Ух, чтоб я сдох, ну и лакомый кусочек!
Стараясь не поддаваться панике, Аллегра вскочила, скинула с себя жадные лапы и брезгливо воскликнула:
– Веди себя как положено, милейший, не то мигом окажешься на виселице!
В порыве отваги ей удалось отпихнуть незнакомца в сторону и выскочить из пещеры. Боже милостивый! На берегу собралась целая толпа – никак не меньше дюжины таких же отвратительных типов, как тот, что разбудил ее в пещере. За ними, на самом краю полосы прибоя, качался на волнах корабль. Паруса были свернуты, и, судя по низкой осадке, на борту находился немалый груз. Одна шлюпка, до отказа набитая бочонками и ящиками, была вытащена на песок, а вторая точно такая же только что отвалила от корабля и направлялась к берегу.
Аллегра скрипнула зубами, чувствуя себя все более неуверенно. На мачтах не было ни единого клочка материи, напоминавшей флаг, по которому удалось бы опознать принадлежность судна. Никакому кораблю вообще не было нужды приближаться к берегу в таком глухом месте, кроме одного. Аллегра вспомнила папины замечания насчет повышения таможенных сборов на товары, прибывающие в Англию: благодаря этому закону контрабанда станет воистину народным промыслом!
Прикрыв глаза ладонью, она взглянула на солнце. Оно успело подняться весьма высоко. Интересно, как рано ушел из пещеры Грей и когда он вернется? Если его отсутствие не затянется, а Аллегре с Томом Уикхэмом удастся внушить этому сброду, что они не представляют угрозы их бизнесу, вполне возможно, все обойдется.
Уикхэм! Только тут она запоздало припомнила побеспокоивший ее сон дикий крик и принялась торопливо озираться. Внезапно моряки расступились, и она увидела своего спутника. Он был бос, а из остатков галстука попытался соорудить повязку на вывихнутую ногу. В растрепанном платье, с чем-то набитыми карманами он ободряюще улыбнулся Аллегре и неловко захромал к пещере.
Но тут один из матросов подставил ему подножку, и бедняга тяжело рухнул лицом на песок. Из карманов посыпались моллюски. Том захотел подняться, но мучитель снова опрокинул его на песок под грубый хохот своих приятелей.
– Ах вы мерзавцы! – не выдержала Аллегра, шаря за пазухой в поисках своего кинжала. – Дьявол тебя возьми! – бормотала она в нетерпении. Она же бросила его ночью на пол. Он и сейчас там, если только этот грязный тип не прибрал его к рукам. И девушка поспешила к Уикхэму: – Том, вы ранены?
– Ничего страшного, – бодро встряхнулся он и кивнул в сторону контрабандистов: – Мы вполне мирно потолковали с моими новыми приятелями, я рассказал, что нас смыло за борт и что мы собираемся искать помощь, как только заживет мой вывих. – Он аккуратно собрал все до одной раковины обратно в карман, поднялся и протянул руку Аллегре: – Ну а теперь, джентльмены, если вы ничего не имеете против того, чтобы мы позавтракали, то можете отправляться по своим делам. Идемте, дорогая.
Черпая в его хладнокровии новые силы, Аллегра взяла было Уикхэма за руку, но ее бесцеремонно рванул к себе малый с косицей.
– Завтрак подождет! – рявкнул он. – А сначала я сам желаю получить удовольствие. К примеру, попробовать на зубок вот эту шлюху.
– Эта достойная женщина – моя супруга, – заявил Уикхэм, стараясь держаться как можно прямее. – И вам следует относиться к ней с должным уважением, как к настоящей леди. – И он повторил: – Идемте, дорогая.
Судя по всему, матрос смутился, во всяком случае, он выпустил ее руку. С облегчением вздохнув, Аллегра взяла Уикхэма под локоть, благодаря Бога, что ему удалось припугнуть негодяя:
– Милорд…
Но не успели они сделать несколько шагов, кто-то еще из матросов заорал:
– А ну стой, черт бы тебя побрал!
Парочка с неохотой обернулась. Матросы решительно догоняли их, и выражение на свирепых физиономиях не предвещало ничего хорошего. Уикхэм набрался храбрости перед этой новой напастью и осведомился:
– Вы хотите еще что-то мне сказать, милейший?
Матрос внезапно осклабился, обнажив гнилые, желтые зубы. И показал пальцем на типа с косицей:
– Мы с Грегори тут потолковали малость. Рейс-то был долгий, и мой петушок страсть как соскучился без дела. – Тут он выразительно почесал свой пах.
– А чего? – подхватил третий, не спуская глаз с Аллегры. – Я тоже не прочь позабавиться. С бабы-то разве ж убудет? Другое дело, как она была нетронутой девкой. – И он попытался ухватить Аллегру.
– Не сметь, проклятые трусы! – Том Уикхэм толкнул негодяя что было сил и заслонил собой Аллегру. – Бегите в пещеру, как только сможете, – торопливо шепнул он ей. – Вдвоем мы сумеем задержать их у входа.
Аллегра кивнула, молясь про себя, чтобы кинжал все еще оставался там.
К Уикхэму подступил еще один матрос. Том ударил его кулаком в лицо и довольно крякнул при виде поверженного врага. Готовый к обороне, он развернулся к следующему. Но тут в воздухе просвистел тяжелый булыжник. Уикхэм вскрикнул; схватился за висок и рухнул на землю, обливаясь кровью. Довольно чертыхаясь, подскочил Грегори и безжалостно пнул Тома, который попробовал было усесться:
– Ну, которые тут проклятые трусы? А может, мы настоящие морские братья? И привыкли делиться всем, что добудем? Точно, морячки? А коли этот вот джентльмен зовет нас приятелями, пускай делится своей леди. Поровну и по доброй воле. Понял, ты? – И он снова пнул Уикхэма.
– Ради Бога, Аллегра, бегите же! – выдохнул Том. Но было слишком поздно. Со всех сторон ее окружили жадные, похотливые рожи. Напрасно она озиралась в поисках лазейки. Спасения не было, и когда сзади в нее вцепились чьи-то руки, девушка только испуганно вскрикнула:
– Негодяи! Отпустите меня!
Уикхэм яростно зарычал и вскочил, расшвыривая моряков, но его снова сбили с ног и не дали больше подняться. Грегори отвесил ему шутовской поклон:
– Ваша милость, вам позволят полюбоваться на то, как мы играем в кошки-мышки с вашей леди! – И он обратился к остальным: – Раз я первый ее нашел, так и играться буду первым! – Мигом расстегнув штаны, он выставил напоказ свое хозяйство и приказал: – Поднимите-ка ее!
Аллегра взвизгнула: ее грубо рванули за локти, поднимая с земли, и заставили широко раздвинуть ноги. Она отбивалась изо всех сил, но Грегори уже подошел вплотную и запустил руки ей под юбку. Нетерпеливо шаря у нее между бедер, он пыхтел:
– Я завсегда выбираю шлюху, чтоб это самое у ней было поменьше: въедешь в нее, а она и визжит! А у тебя оно большое?
– Ты давай не секретничай, малыш Грегори! – вмешался один из матросов. – Задери ей подол повыше, вот мы и увидим, большое у ней али маленькое.
– Будьте вы прокляты! – Уикхэм, задыхаясь от гнева, корчился в руках державших его моряков.
– Прекратить, чертово семя! Я вас работать отправил или по шлюхам таскаться?! – На берег с шумом выскочил мужчина в большой треуголке. Он мигом отвесил затрещину одному из тех, кто держал Уикхэма, и рявкнул: – Отпустите их! Вы кто, люди или краснокожие дикари? Оставь ее!
С облегчением ощутив, что ее опустили на землю, Аллегра охнула и безутешно разрыдалась. Неловкими руками она попыталась расправить юбки. Казалось, что кожа горит, оскверненная прикосновением грубых грязных рук. Но она поспешила к Тому:
– Они вас ранили?
– В школе надо мной издевались непрерывно, – сообщил Том, ободряюще обняв ее за плечи. – И частенько приходилось еще хуже.
– Ну и что это за парочка? – спросил человек в треуголке, грозно уставившись на Грегори. Верзила долго откашливался и ковырял башмаком песок, пока собрался с духом:
– С вашего позволения, кэп, это пассажиры, их смыло С проходившего судна. И я нашел бабу в пещере.
– Мы вовсе не собирались вмешиваться в ваши дела, – сердито задрав подбородок, сообщил Том. – И не искали ссоры. Но эти наглецы позволили себе вольничать по отношению к моей супруге. – Из раны на виске все еще текла кровь, но Уикхэм старался выглядеть как можно более уверенным.
Аллегра после минутного колебания вытащила из кармана заветный папин платок. Она осторожно вытерла кровь с лица Уикхэма, а потом перевязала рану, бормоча как бы про себя:
– Почему бы вам не оставить нас в покое?
– Видите ли, у нас тут небольшое дельце, – ответил капитан, почесав подбородок.
– Да привезите вы сюда хоть весь чай из Индии – нам-то что! – раздраженно фыркнул Том. – Делайте свое «дельце» и убирайтесь прочь. А нам всего лишь нужно найти деревню.
– Кэп, – негромко вмешался Грегори, – а ведь их тут оставлять нельзя.
– Вот и пошлем их подальше. В деревню.
– Дак ведь, кэп, уж больно шлюха-то хороша. А мы в море болтались черт знает сколько. Позабавимся малость, а уж там и пошлем. Почему бы и нет?
– Ну… – заколебался капитан и окинул Аллегру таким взглядом, от которого ей стало тошно.
Подскочил матрос с гнилыми зубами, отсалютовал капитану и затараторил:
– С вашего позволения, кэп, а что, если они проболтаются про это место? Уж такая тихая была эта дыра – жалко терять!
– Ну да, и с каждым рейсом все больше опасность, что ищейки про нее разведают! – отрезал капитан. – Нет, нам давно пора менять стоянку!
– Стало быть, тем больше поводов нас отпустить, – вставил Том.
– Не спеши, – покачал головой капитан. – Запихните их в пещеру, пока не кончим разгрузку. А потом я решу, как быть. – И пленников без разговоров потащили в укрытие, причем Том старался не хромать. Аллегра первым делом обшарила пол в поисках кинжала, но нашла только башмаки Тома в дальнем углу.
По приказу капитана от корабля отвалила третья шлюпка. Из нее матросы вытащили грубое подобие платформы и поволокли эту штуку к пещере. Без конца сквернословя и обливаясь потом, они положили платформу поперек памятной Аллегре глубокой трещины.
А ведь разбойникам нельзя было отказать в изобретательности: теперь грубый мост открыл доступ в дальний коридор. Там-то контрабандисты и устроили тайное и безопасное логово для своего незаконного промысла. В потолке коридора было достаточно узких щелей, чтобы сюда попадал дневной свет. И только в глубине, где коридор расширялся в огромную пещеру, пришлось укреплять на стенах факелы.
– Пусть сидят там, – приказал капитан, указав на самый дальний от входа угол. – Оттуда они не проскочат незаметно.
Пленники без сил рухнули на песок, радуясь хотя бы временной передышке. Контрабандистам и так хватало дел. Множество бочонков и ящиков еще ждало своей очереди на борту корабля. Судя по маркировке на некоторых ящиках, Аллегра предположила, что там находится ситец. Та самая индийская контрабандная ткань, из которой так любят шить наряды дамы в Америке и Англии, невзирая на законы. Кроме тканей, в пещеру сгружали ящики с чаем. А следом за ними – бочонки с табаком.
– Ну вот, опять у меня все вверх тормашками, – пожаловался Том Уикхэм, поправляя повязку на ноге с болезненной гримасой. – Тоже мне, странствующий рыцарь! Когда этот наглец Грегори полез в пещеру, я даже не смог вас вовремя предупредить!
– Нет, нет! – горячо возразила Аллегра. Ведь юноша сделал все, что в его силах, и вел себя так храбро, а теперь корит себя за неудачу! – Ваш крик разбудил меня. Иначе все могло обернуться еще хуже.
– Я… – Том засмущался и взъерошил пятерней волосы. – Я хочу извиниться за вольность… За то, что назвал вас своей женой. Мне казалось, это поможет.
– Вы поступили очень благородно. – Она с трудом сдержала улыбку. Он стеснялся совсем по-мальчишески.
– У вас есть жена?
– Нет.
– Ну а возлюбленная?
– Была когда-то. Но… Такой недотепа, как я… Вряд ли кто-то сочтет меня подходящей партией.
– Не говорите глупости, – мягко попеняла Аллегра. – Вы окажете честь любой юной леди, предложив ей руку и сердце. – При упоминании столь интимных материй бедолага окончательно смешался, и Аллегра уже пожалела, что вогнала Тома в краску. Она прокашлялась и с преувеличенным вниманием стала следить за суетой контрабандистов. – Корабль еле держался на плаву, – вспомнила она. – Наверное, они провозятся с разгрузкой до самой ночи.
– Чем дольше, тем лучше, – кивнул Уикхэм. – Я видел, что Грей ушел еще до рассвета. И не сомневаюсь, что он приведет помощь не позднее вечера. Кстати, не желаете ли позавтракать? – И он с улыбкой извлек из кармана моллюсков. – Они сплошь покрывают скалы у кромки воды. Собирать их – одно удовольствие. А я знал, что вы проголодаетесь, когда проснетесь.
– Но вам пришлось довольно далеко ходить. Да еще с больной ногой. Вы удивительно добрый.
– Это матушка научила меня галантности, – смущенно отмахнулся от комплимента Том. – А теперь… – Оглянувшись и убедившись, что за ними никто не следит, юноша вытащил из жилетного кармана складной ножик. – Конечно, было бы неплохо сначала запечь их на огне. Ну и, конечно, прополоскать в воде от песка, но придется есть и так.
Заслоняя нож от контрабандистов, пленники приступили к трапезе. Аллегра обтирала юбками ракушки, а потом отдавала их Тому, который ловким движением ножа вскрывал раковины. Правда, пришлось глотать пищу не жуя, чтобы не очень хрустел на зубах песок. Как ни странно, но это более чем скромное угощение показалось пленникам весьма забавным, а от установившихся теплых, товарищеских отношений полегчало на душе.
Но по мере того как день клонился к вечеру, тревога Аллегры возрастала. И хотя Том доблестно старался не падать духом, она чувствовала, что его снедает тот же страх. Контрабандисты постоянно упоминали о том, что в окрестных деревнях у них полно сообщников-крестьян, которые готовы предоставить лошадей и фургоны для перевозки товаров в Норвич, на продажу.
Аллегра гадала, с чего это они стали так беспечны. Разве только… От одной этой мысли ее пробрала дрожь. Разве только они не боятся, что их кто-то выдаст. Дальше – больше: разбойники все чаще старались подойти к ней поближе, подмигивая и смеясь. То и дело они толкали друг друга и о чем-то перешептывались, косясь на нее.
К тому времени как в пещеру доставили последние ящики и бочонки, уже наверняка наступил вечер. Матросам даже пришлось зажечь масляные лампы, так как в коридоре стало совсем темно. Нервно кусая губы, девушка посмотрела на Тома:
– Уже совсем поздно. Почему до сих пор не вернулся Грей?
– Нам недолго осталось ждать, – похлопал он ее по руке.
Матросы устраивались кто как мог, доставали нехитрую снедь и распечатывали бутылки с ромом. Наверняка теперь они будут дожидаться своих сообщников из деревни. Может пройти не один час, и спиртное затуманит мозги…
– По-моему, они собираются нас прикончить, – наконец выпалила она.
Том с укоризной покачал головой. Из-под окровавленного платка выбилась прядь ярко-рыжих волос и упала на лоб.