Холлидей Сильвия. Рассвет страсти

   – Ваш вызов готов принять я, сэр, – поспешно заявил Ричард и вытащил шпагу.
   – Черта с два! – окрысился Чарльз. – Только дернись, и Ридли конец! Анни, шпагу!
   Дрожащая Аллегра взяла у Холфорда шпагу и положила на стол возле Грея. Она не осмеливалась заглянуть ему в глаза: а вдруг в их глубине уже полощется все тот же животный ужас? Повинуясь лающей команде Чарли, она отскочила подальше от мужа.
   – Ну, Ридли, бери шпагу. – Грей отрицательно качнул головой. – Бери, не то хуже будет! – И Чарли подкрепил свою угрозу быстрым колющим движением, отчего по шее у Грея потекла алая струйка. – Говорят, ты с перепугу даже слезу пускал. И ползал на карачках, как старый пропойца! Верно? – Он снова сделал выпад, и на плече у Грея расползлось кровавое пятно. – Я при всех назову тебя трусом. Жалким, ничтожным трусом! Будешь со мной драться? – И Чарли вонзил шпагу в ногу противника. От резкой боли в икре Грей невольно выругался.
   Аллегра охнула от ужаса. Как долго еще выдержит Грей эти наскоки?
   – Чарли, умоляю!
   – Зачем ты все это затеял? – спросил Грей, вытирая пот со лба.
   – Ты спишь в моем доме, – со звериной яростью прошипел Чарли. – Ты спутался с моей сестрой и вообразил, будто теперь имеешь полное право на Бэньярд-Холл! – И он снова сделал выпад.
   Грей заслонился рукой и чертыхнулся, когда острие шпаги распороло кожу на запястье.
   – Боже милостивый! – вырвалось у Аллегры, которая только теперь разгадала истинное намерение своего брата. Каким-то невероятным образом в его воображении Грей Ридли сделался символом всех несчастий и несправедливостей, что свалились на Чарли, а значит, и объектом непримиримой ненависти пополам с черной завистью. Скопившиеся за годы скитаний обвинения в адрес всего света были возложены на одного-единственного человека – Грея Ридли. Сердце Аллегры разрывалось между мужем и братом, ей оставалось только молиться. – Защищайся, Грей! – воскликнула она. – Чарли собрался тебя убить!
   Грей как во сне поднял на нее глаза. К прежнему страху примешалось некое новое чувство. Неуверенность. И Аллегра тут же вспомнила, что некогда Грей убил дорогого для его Руфи человека. И чуть не сошел с ума от ощущения вины. Ей снова захотелось обнять Ридли, прижать к себе, чтобы утешить. Но вместо этого она как можно решительнее вытерла слезы и изобразила храбрую улыбку.
   – Сделай это ради меня, Грей, – прошептала она. – И ради себя. И что бы ни случилось – я люблю тебя!
   Он машинально провел рукой по губам. Аллегра подумала, что сейчас он, наверное, вспомнил про джин. Но вот Грей набрал побольше воздуха в грудь и взял со стола шпагу.
   – Чарли, я тебя умоляю, – прерывистым от рыданий голосом продолжала Аллегра, – вспомни про старые времена!
   – А ты-то их помнишь? – зарычал он. – Ты предала нас всех, когда вышла замуж за узурпатора, когда имела полную власть над Уикхэмом и оставила ему жизнь! – И он снова ощерился на Грея: – Ну, Ридли, покажи мне, мужчина ты или нет!
   Грей поднял шпагу. Костяшки пальцев побелели от бешеного усилия, а рука тряслась, как у припадочного. Но он сжал зубы и даже умудрился отразить новый выпад Чарли. После этого ему удалось вырваться из ловушки между столом и стеной и отскочить в сторону. Он двигался вполне уверенно, но рука со шпагой все еще дрожала, когда он попытался сделать ответный выпад.
   – И это все, на что ты способен, трус? – хохотал Чарли, с легкостью парируя его удары.
   У Аллегры сложилось впечатление, что с каждым новым выпадом Чарли Грей обретал все больше сил. Его шпага уже не тряслась, а мелькала ловко и проворно. С каждым мгновением восстанавливалось былое мастерство и отвага. Он уже перешел в атаку, а не просто пытался отразить дикие наскоки Чарли.
   Чем спокойнее и увереннее дрался Грей, тем в большее неистовство впадал Чарли. Он без конца крутил финты, делал выпады, отступал, наступал, сопровождая все это потоками брани и буквально кипя от ненависти. Вот он снова сделал выпад, но провел его слишком поздно, отчего утратил равновесие и упал на колено.
   Грей был тут как тут: наступил на шпагу так, что Чарли пришлось выпустить оружие.
   – Все кончено, Бэньярд, – выдохнул он. А потом посмотрел на Аллегру со слезами облегчения и повторил: – Все кончено! – Из груди его вырвался странный сдавленный звук: не то рыдание, не то смех.
   Грей подобрал с пола шпагу Чарли, подал Ричарду оба клинка и приказал одному из слуг:
   – Кликни стражу. Пусть прихватят с собой кандалы.
   Чарли ринулся к двери. Он снова напоминал загнанного в угол хищника: плечи поникли, руки спрятаны под полы камзола. Сердце Аллегры сжалось от боли и жалости за столь жестоко загубленную жизнь брата. А потом она увидела, что в обеих руках он сжимает по пистолету.
   Бэньярд направил их на Грея и прочих и кивнул Глориане:
   – А ну, шевелись, чертова кукла! Нечего пялиться, словно ты мне и не жена! Прихвати мою сестрицу и двигай ко мне.
   Аллегра невольно вскрикнула: она и охнуть не успела, как оказалась зажатой, словно в клещи. Конечно, она попыталась вырваться, но где ей было тягаться с Глорианой! Ее уже подтащили вплотную к брату. Грей с Ричардом дернулись было, чтобы ей помочь.
   – Стоять! – рявкнул Чарли, взведя курки. – Кому дорога ее жизнь – ни с места! Не двигайтесь – и с ней ничего не будет. Глори и глазом не моргнет – враз свернет ей шею. Мне она нужна как пропуск отсюда. А эти ее прелестные бриллианты придутся как нельзя кстати в нашем с Глори семейном гнездышке!
   – Ну смотри, если ты хоть пальцем ее тронешь… – прорычал Грей, сжимая кулаки в бессильной ярости.
   – Анни – моя сестра! – захихикал Чарли. – Как-никак, родная кровь. А что до тебя… – И он прицелился в Грея. – Бэньярд-Холл мой, ты, ублюдок! У тебя нет на него никаких прав! Вот пусть он и достанется твоей вдове! По крайней мере она там не чужая!
   – Нет! – вскричала Аллегра, понимая, что сейчас Чарли спустит курок.
   Но он вдруг застыл, широко распахнул глаза и со страшным грохотом рухнул на пол. Пистолет выпал из руки, и Чарли с болезненной гримасой пытался его поднять. Аллегра увидела, что между его лопаток торчит кинжал с рукоятью в виде змеиной головы. Она вскинула глаза. В панели на стене была распахнута маленькая потайная дверца, и в ее проеме стоял Джагат Рам. Его темные глаза все еще полыхали бойцовским огнем.
   – О Чарли! – Аллегра с криком вырвалась из ослабевших рук Глорианы и ринулась к брату, чтобы обнять его и прижать к груди. – Грей, пошли за хирургом!
   – Слишком поздно, Анни. – Чарли охнул и скривился. – Дай мне умереть.
   Грей распорядился, чтобы слуги принесли раненому что-нибудь выпить покрепче и подушки, чтобы подложить под голову. Однако всем было ясно, что надежды больше нет. Глаза его уже начали стекленеть. Аллегра сняла с него парик и ласково отвела со лба влажные пряди. Она с трудом удерживалась от слез и несказанно удивлялась, как может заново испытывать столь острую боль: ведь утрату этого человека она оплакала много лет назад!
   – Не плачь, малышка Анни, – зашептал он. – Лучше уж так… Не принимать на себя позора у Тайберна. Все равно я слишком устал от такой жизни. Хочу спать. – И он прикрыл глаза, но тут же открыл их снова. На лице проступили мир и безмятежность – те самые чувства, которых он был лишен столь долго. Не осталось ни следа гнева и ненависти. – Помнишь то местечко на Уэнлок-Эдж, куда мы так часто ходили? И любовались на нашу долину?
   – Она такая же прекрасная, как и прежде, – кивнула она.
   – Похорони меня там. – И он глянул на Глориану, по-прежнему державшуюся в стороне. – Позаботься о моем ребенке. И о бедной моей милой шлюшке.
   – Даю тебе слово, Чарли, – промолвил Грей, встав рядом с ним на колени.
   – А твою руку, Ридли? – слабо улыбнулся Чарли, делая попытку шевельнуть дрожащими пальцами.
   – С радостью, брат. – И он решительно сжал руку Чарли в крепком мужском пожатии.
   – Милая младшая сестренка. – Голос раненого стал еле слышен. – Неугомонная малютка, моя Анни. Ты готова была хохотать от счастья, увидев радугу, и тут же заплакать над цепным псом. – Он обреченно вздохнул и промолвил: – Вот и поплачь надо мной, Анни. Меня чересчур долго держали на цепи!
   – Знаю… – прошептала она. – Знаю…
   Рассудок Чарли помутился. Он забормотал что-то бессвязное с такой интонацией, будто читал список или подводил итог всей жизни:
   – Безумно устал… чертовы мерзавцы… наконец-то высплюсь. – Вдруг он улыбнулся Аллегре так светло и беззаботно, словно вся боль и тоска сгинули навек: – А ты помнишь, как падает снег над Бэньярд-Холлом, малютка Анни? И ты лепила из снега ангелов? Такие белые, такие невинные, чистые… Как наша прежняя жизнь. Больше жизнь уже не была такой яркой и чистой… нигде в проклятом мире… – Он закашлялся и затих, широко распахнув невидящие глаза. Грей осторожно опустил ему веки.
   – Эх, Чарли. Ну и странный же ты был. – Глориана решилась подойти к неподвижному телу, стиснув под передником руки. Теперь она казалась растерянной и одинокой и какой-то удивительно юной. Даже грубые румяна и помада не смогли испортить первозданную красоту ее лица.
   – Идите сюда, присядьте. – Ричард осторожно взял ее под локоть. Но она покачала головой:
   – И временами он был со мной очень нежен. – Тут Глориана охнула, несвязно чертыхнулась и грузно осела на пол, обхватив живот. – Чтоб у тебя гляделки полопались, Чарли, – со страдальческой гримасой добавила она. – Ты что ж, не мог дождаться, чтоб самому увидеть свое отродье?

Глава 23

   На рассвете небо слегка пожелтело, как топленое молоко, хотя на западном краю небосклона еще мерцала последняя звезда. Ее лучи без труда пронизывали прозрачный морозный воздух. За садовой оградой Морган-хауса звенел колокольчик мусорщика, перекрываемый пронзительными завываниями торговца рыбой. Проснулись и церковные колокола: ближний в соборе Святого Джеймса, как раз на другой стороне Пиккадилли, и приглушенный расстоянием гулкий голос звонницы церкви Святого Мартина.
   Аллегра вздохнула и плотнее закуталась в подбитый мехом плащ. Эти монотонные повседневные звуки несли успокоение, а чистый морозный воздух помогал избавиться от мрачных воспоминаний. И хотя все тело изнывало от усталости, это была благословенная усталость путника, обретшего безопасную гавань после трудного и горестного пути.
   – Почему ты не в постели? Слуги сказали, что ты так и не спала!
   Аллегра с улыбкой обернулась к Ридли. На шее у него виднелся пластырь, а рана в ноге заставляла хромать, однако лицо излучало покой – сродни ее собственному.
   – Еще минуту, любимый, – ответила она.
   Он подошел, хрустя гравием на садовой дорожке, и нежно поцеловал ее в губы:
   – До чего же у тебя доброе сердечко! Как Глориана?
   – Для нее ночь была долгой и нелегкой. Но сейчас она спит.
   – А ребенок?
   – Ох, Грей, он просто красавец! – просияла Аллегра. – И точная копия нашего отца. А Глори сказала, что назовет его Вилльямом, если я захочу. В память о папе.
   – Это тем более уместно, ведь он – новый баронет, – удовлетворенно кивнул Грей.
   – Сэр Вилльям Бэньярд, баронет, – плача от счастья, прошептала Аллегра. – Именно так это и должно звучать.
   – Так оно и будет звучать. Насколько я понимаю, ты бы хотела поселить Глориану с ребенком в Бэньярд-Холле.
   – Конечно. Она неграмотная и грубая, но вовсе не дура. И к тому же у бедняжки никого нет на этом свете. Возможно, в спокойствии и уединении Шропшира нам удастся немного приучить ее к новому положению.
   – К положению матери хозяина Бэньярд-Холла, – самодовольно ухмыльнулся Грей.
   – Что ты хочешь сказать?
   – Что пора наконец восстановить справедливость. И вернуть Бэньярд-Холл истинным владельцам. Я устрою все детали с Гиффордом. Конечно, мы тоже будем там жить. Когда будем выезжать из Лондона. Однако мы будем лишь опекунами, и со временем Бэньярд-Холл перейдет ребенку Чарли. Ты согласна?
   Онемев от радости, она смогла только кивнуть. Слава Господу, в Бэньярд-Холле снова водворится Вилльям Бэньярд!
   – Нам надо срочно выбраться из Лондона, – заметил Грей. – Пока не занесло снегом дороги.
   – Да, и как только Глори сможет путешествовать. – И она добавила, похлопав себя по плоскому животу: – И пока я могу ездить.
   – Сэр Грейстон. – У входа в сад возник Рам. Индиец дождался, когда хозяин кивком разрешит приблизиться, и приветствовал обоих легким поклоном.
   Мужчины обменялись долгим взглядом, и Грей улыбнулся:
   – Ну конечно, теперь ты вернешься в Калькутту.
   – Безусловно. Полагаю, воля самого Аллаха подвела меня к той двери именно в момент, когда… – Тут он умолк и почтительно склонился перед Аллегрой: – Я искренне сожалею о том, что это был ваш брат, миледи..
   – И я никогда тебя ни в чем не упрекну, – подхватила она. – Да простит меня Всевышний, но на твоем месте я поступила бы так же.
   Грей с чувством пожал Раму руку, а потом крепко обнял.
   – Шесть лет, дружище, – хрипло промолвил он. – Я буду по тебе скучать.
   – Но отныне я вам больше не нужен. Лорд Холфорд рассказал мне про дуэль.
   – Я сам до сих пор не понимаю, как это случилось, – покачал головой Ридли. – В первый раз я не стал думать о Руфи, когда поднял шпагу. И даже не вспомнил про Осборна. – И он взглянул на Аллегру любящим взглядом: – Я думал только о тебе. Моя милая, несравненная Аллегра…
   – Если бы с тобой что-то случилось, я бы умерла, – со вздохом призналась она.
   Он поднял к губам ее руки и надолго припал к ним в поцелуе, а когда наконец оторвался от них и оглянулся – не смог не засмеяться. Рам исчез. В саду остались только они.
   Аллегра снова вздохнула. Появление Рама напомнило ей про Чарльза.
   – Бедный мой брат. Как ужасно изуродовала его ненависть! А что, я казалась такой же ненормальной, когда рвалась убить Уикхэма?
   – В какой-то степени да. Мы оба были ненормальными в то время. И если бы не ты, то к нынешнему дню я бы рехнулся окончательно и сидел бы в сумасшедшем доме.
   – Нет. Несмотря на твои безумные выходки и упрямое самоуничтожение с помощью джина, я не переставала ду мать, что ты все же борешься за спасение своей души.
   – Но мне это не удавалось. Ведь тогда мы еще не были знакомы.
   – Ох, бедный мой, бедный! – Она ласково погладила это красивое и такое любимое лицо. – Ты что же, забыл про ангела в богадельне?
   – Весной будет много работы в саду, – улыбнулся Грей.
   – Значит, миссис Морган придется прийти на помощь мужу, – и она еще раз прикоснулась к своему животу, – если у нее хватит здоровья.
   – До чего же странной бывает жизнь, – задумчиво промолвил он. – То это рябь на воде, то повороты и пороги. Пока ты не ворвалась в мою жизнь, те часы, что я проводил в богадельне, были для меня самыми счастливыми. Единственный свет в непрерывном кошмаре… И все же… – он с удивлением поднял на Аллегру глаза, – и все же кошмар заставлял меня тянуться к свету!
   – Вот так же и я. – Аллегра согласно кивнула: ей вдруг открылось нечто важное. – Я явилась сюда ради мести, и сердце мое пылало черной ненавистью. Но вместо этого нашла любовь и счастье. Такое чудо после чудовищной боли!
   – Мне припомнилось кое-что из Шекспира о том, как можно обрести счастье в испытаниях. – Он сосредоточенно нахмурился, теребя подбородок, и продекламировал: – «Есть Божья воля в тяжких испытаниях – имеющий глаза ее увидит…» – Тут он тряхнул головой: – Нет, дальше не помню. А вот конец: «Тогда нектар он соберет и с сорных трав».
   – То же сделали и мы, любимый. И нет в жизни ничего слаще. – И Аллегра подняла глаза.
   Небо все светлело, но собирались облака – низкие, густые, они обещали скорый снегопад. Грей заботливо поднял капюшон ее плаща:
   – Пойдем, пока нас не засыпало.
   – Зима уже вступила в свои права. – Лицо Аллегры светилось радостью. – Может, в Уэнлок-Эдж уже выпал снег. – Она думала сейчас о том, как проводила зиму в Бэньярд-Холле – в уюте и тепле возле камина, под завывание ветра, наметавшего чистые белые сугробы под древними стенами, когда папа рассказывал про великие войны, а мама готовила горячий пунш, пряно пахнувший гвоздикой и апельсином.
   И в сердце вспыхнуло нетерпение. Скорее бы снова испытать неповторимую прелесть зимы под сводами Бэньярд-Холла!
   – Ох, Грей, – прошептала Аллегра, наслаждаясь теплом его объятий, – отвези меня поскорее домой!