Страница:
Кустистая бровь иронически поползла вверх. Он буркнул:
– Придумай сама.
Аллегра с трудом сглотнула. Если она хочет сохранить свое достоинство и придать видимость человеческих отношений тому, что сейчас произойдет, надо сбить с него эту циничную маску. Попытаться растопить холодность Грея в нежности и чуткости.
Она снова приблизилась к нему и погладила его по лицу. Хотя он и увернулся от поцелуя, но не отбросил в сторону ее руку. Аллегра невольно подумала, что у него очень красивое лицо. Даже когда оно искажено жестокой гримасой – вот как в эту минуту, – она находит его привлекательным. Легкие пальчики скользнули по твердому подбородку, ласково задерживаясь на каждой впадинке. Она погладила его губы и испытала настоящий триумф, потому что он охнул и зажмурился.
«Я хочу тебя, Грей Ридли», – пронеслась внезапная мысль. К черту дурацкие контракты, к черту выбор между целомудрием и свободой. Аллегра была молода, и влюблена, и желала, чтобы он дарил ей ответную любовь – пусть даже на краткий миг. «Господи, прости меня!» Неужели это так ужасно – позволить себе одну ночь наслаждений? Всего одну? Ведь что бы ни случилось, утром она будет на пути в Лондон.
Ей захотелось поцеловать его, чтобы поцелуй выразил все, что скопилось на сердце. И снова Ридли увернулся. Однако на сей раз неудача не обескуражила Аллегру. Чем больше он упрямился, тем сильнее разгоралась ее страсть. И она принялась целовать его лицо и шею, упиваясь запахом и вкусом, трепеща от близости его горячего тела.
Сначала робко, а потом все более решительно она развязала ворот его ночной рубашки, чтобы без помех покрывать поцелуями грудь. С блаженным вздохом Аллегра зарылась лицом в густые жесткие волосы. Они показались ей мягче шелка.
Девушка погладила его по плечам и рукам, восторгаясь силой бугрившихся под тонкой тканью мускулов. От этого захватывающего ощущения, рождавшегося благодаря простому прикосновению к источнику столь огромной мощи, ее сердце заколотилось как бешеное. Она подбодрила себя и просунула руку под рубашку. Так и есть, это было намного лучше, чем ласкать его через одежду.
Аллегра заглянула ему в лицо. Широко распахнув глаза, Грей ловил каждое ее движение. Его губы упрямо сжались, все еще противясь ее натиску. Но глаза, его глаза… В их янтарной глубине она ясно прочла желание. Желание овладеть ею и что-то еще. Теперь ей не доставляло труда это увидеть – возможно, оттого, что любящее сердце научило ее не просто заглядывать Грею в глаза, а читать в его душе. И увидеть там страх.
Аллегра сама отвергла его в первый раз, заставила поверить, что готова отдаться, а в следующий момент жестоко оттолкнула. Неудивительно, что он боится снова попасть впросак.
Какой же он глупый, какой уязвимый! Что нужно ей сделать, чтобы заставить принять дар ее любви?
И девушка возобновила попытки сбросить с него эту скованность. Обняла за шею и приникла всем своим страстным обнаженным телом. От этого ее саму пробрала дрожь: оказывается, налитые кровью чресла давно были готовы слиться с ней воедино. Снедавшее его пламя передалось и ей, отчего в ушах зашумела кровь.
И все же он оставался неподвижен и напряжен словно статуя. Аллегра застонала от разочарования, чувствуя, как щеки заливает румянец. Что она делает, унижаясь вот так перед Ридли? Все равно он не смягчится, не ответит ей взаимностью. Хотя и не преминет в конце концов воспользоваться ее телом, как пользовался сквайр Прингл телом ее мамы. Для него она всего лишь объект физического влечения – не более.
Вынести такое было невозможно. Девушка отвернулась, безвольно уронив руки, и расплакалась. Ей совершенно необходимо почувствовать прикосновение его рук, его жгучие жадные поцелуи, его ответную страсть, чтобы пережить позор этой ночи. Спрятав лицо в ладонях, Аллегра прошептала:
– Сжальтесь же надо мной… приласкайте меня, не то я умру от желания…
Сильная рука схватила ее за запястье и заставила развернуться. Грей подтащил свою пленницу к столу, чтобы как следует разглядеть мокрое от слез лицо. Он долго всматривался в нее с замкнутым, недоверчивым выражением лица.
– Ты действительно так хочешь меня? – грубо спросил Ридли и отвернулся, словно страшась услышать ее ответ.
– Безумно.
– Правда?
– Разве вы не видите это в моих глазах? – Рыдания не давали ей говорить. Его лицо смягчилось в теплой, благодарной улыбке.
– Тогда пойдем ко мне в постель, милая Аллегра, – хрипло промолвил он. Подхватил ее на руки и понес в интимный полумрак спальни.
Сюда едва доходил свет от канделябра, который остался на столе в гардеробной. Грей уложил ее на прохладные простыни, и парчовый полог прошелестел свою нежную песню. Аллегра украдкой потерлась щекой о подушку. Она пахла его телом – терпкий, захватывающий мужской запах.
Девушка жадно следила, как он через голову стащил рубашку и швырнул на пол. В глаза бросились два темных пятна на груди и в паху: густые курчавые волосы выделялись как два загадочных, темных острова на мощном теле. А посреди одного из этих островов уже поднималось нечто неистовое, нетерпеливое. Аллегра встрепенулась не просто от ожидания или испуга, а от острого желания.
Грей уселся на кровать. Но не спешил лечь рядом, а встал на колени в ногах, как покорный слуга. Снял с Аллегры башмаки и занялся подвязками над коленями. Его горячие руки ласкали молочную кожу, пока Ридли снимал чулки. Вот он наклонился и поцеловал ее колени; мягкое прикосновение его губ казалось волшебным.
– Сладостная… – прошептал Грей. Только теперь он устроился сверху так, что ее тело оказалось в удивительном любовном плену. Жадные губы припали к ее соскам – от такой непривычной ласки по телу пробежала волна восхити тельной истомы и возбуждения.
Она нетерпеливо поежилась: ей хотелось не только получать, но и отдавать взамен, покрывать поцелуями каждый дюйм его чудесного тела. Ласковые руки, казалось, были везде. Вот пальцы запутались в длинных волосах и ненадолго задержались на затылке. А вот его могучий торс, и она обняла его, с радостью ощущая, как отвечает он на это объятие., Но вскоре томление охватило Аллегру настолько, что она предпочла просто наслаждаться его ласками. Девушка была готова кричать от восторга, когда он снова и снова брал в рот то один сосок, то другой.
Возбуждение нарастало, и у нее вырвался негромкий стон. Ей захотелось изведать нечто большее. Ей захотелось целовать его, целовать страстно. Трепеща, она сжала в ладонях его лицо и потянулась вверх.
– А я еще ни разу не поцеловал твои медовые уста, – промолвил он. – Ну и дурак! – Грей усмехнулся, но его голос дрогнул от избытка чувств. Он наклонился над Аллегрой.
– Нет, – прошептала она. – Я хочу сама поцеловать тебя. Так, как будто это впервые.
– Так оно и есть, моя милая Аллегра, – ответил Грей, чьи глаза потемнели от нерастраченной нежности. – Ну что ж, подари мне поцелуй.
Девушка привлекла к себе его голову и припала к губам: сначала несмело, но вскоре ей уже не удалось совладать с разбуженной страстью.
Он охнул, обмяк и опустился на нее всем телом. Теперь она чувствовала его полностью: грудь, живот, ноги и то, что нетерпеливо толкалось в ее сдвинутые бедра. Аллегра упивалась этими новыми ощущениями. Только сейчас она поняла, что значит быть обнаженной. Теперь она могла всей кожей впитывать ласку сильного мужского тела, как будто повсюду ее нежно касались тысячи волшебных рук.
Все это время их уста не прерывали поцелуя, они просто не в силах были разомкнуться. Мягкие губы Грея слегка раздвинулись. Аллегра не сразу решилась просунуть язык ему в рот и была захвачена врасплох новым взрывом ослепительных чувств.
Он вздрогнул и застонал под этим любовным натиском, отвечая такими же неистовыми движениями языка. В мире не осталось ничего, кроме губ, слитых в жгучем поцелуе, в предчувствии того, что сулит этот первый, самый дивный поцелуй влюбленных.
Наконец Грей поднял голову: он едва не задохнулся и жадно глотал воздух.
– Господи Иисусе! Я так хочу тебя, что не могу больше ждать! – Он раздвинул ей колени и опустил свое копье к вратам ее естества.
Аллегру увлек неистовый вихрь желания и страха. Мама всегда кричала от боли, лежа под сквайром Принглом. Всегда. Девушке показалось, что ее распяли, что сейчас начнется… Бог знает какая пытка. Но ведь она любит его. Как он может ей повредить?
А Грей уже начал двигаться – медленно, не спеша, пока только щекоча влажную ложбинку между бедер. Наверное, это было приятно, но она почти ничего не почувствовала из-за нараставшего страха. Боже, будь милосерден! К добру ли, к худу – только пусть это поскорее кончится! Трясущимися руками она схватила его сильные, мускулистые ягодицы и прижала к себе. От острой, режущей боли девушка едва не вскрикнула.
– Господи, – вырвалось у него. – Ты такая тугая! – Вдруг он охнул от удивления и восторга, а потом выругался, и его тело содрогнулось от спазмов. Где-то глубоко внутри себя она почувствовала трепетные толчки мужской плоти и горячую струю семени.
– Слишком скоро… – простонал Грей и рухнул без сил. – Слишком скоро…
Аллегра затихла, прислушиваясь к собственным ощущениям. После его болезненного прорыва, уничтожившего барьер ее девственности, это оказалось не столь неприятным, если не обращать внимания на боль. И что теперь? Не имея ни малейшего понятия, как это происходит, она вдруг попыталась сжать некую неведомую ей мышцу, плотно охватив его копье. Это незначительное движение породило волну экстаза, прокатившуюся по всему телу. Судя по всему, Грей чувствовал то же. Он застонал и нежно поцеловал ее. Воодушевленная достигнутым, Аллегра снова пустила в ход этот удивительный мускул, и тут же страсть запылала в ней с новой силой. Боль мигом прошла. Она нетерпеливо заерзала в надежде, что Грей внемлет безмолвному призыву и снова задвигается в ней, одарив бурей восторга.
А он вместо этого отстранился и сел, озадаченно уставившись на Аллегру.
– Почему ты не сказала?
Она проследила за его взглядом и не на шутку удивилась: оказывается, ее бедра были в крови.
– Я… я думала, это не важно.
– Не важно?! – возмутился Грей. – Не важно то, что ты была девственна? Черт побери, я ведь сделал тебе так больно! Мне следовало вести себя осторожнее.
– Нет, Грей. Нет. То была сладкая боль.
Мужчина недоверчиво затряс головой:
– Но… ты была девственна?
– А почему бы и нет?
– А я… я подумал, что это Уикхэм… лорд Эллсмер. Ну, там, в Колониях. Я думал, что ты из-за этого ищешь его.
Ее губы тронула снисходительная улыбка. Как будто утраты девичьей чести было бы достаточно, чтобы направить ее на такой ужасный путь.
– Я никогда с ним не сталкивалась, – просто сказала она.
Грей задумчиво поднес к лицу маленькую ладошку и пощупал все еще твердые мозоли:
– Никогда не сталкивалась? И готова была пройти сквозь ад, только чтобы добраться до Англии. Потому что хотела его убить.
– Нет, – мягко поправила девушка. – Потому что должна его убить. Или не знать мне покоя на этом свете.
Ей пришлось отвернуться от пронизывающего взгляда Грея. От его тревоги и сострадания. Месть Уикхэмам касается только ее. И Бэньярдов.
Он понял, что дальнейшие расспросы бесполезны, и со вздохом встал с кровати. Снова воцарилась тишина. Аллегра устроилась поуютнее в мягкой постели. Пусть очарование этих минут продлится еще чуть-чуть, хотя бы всего полчаса. И тогда они станут самым счастливым воспоминанием, которое она унесет с собой в могилу.
– Аллегра.
Услышав свое имя, девушка встрепенулась и открыла глаза. На краю кровати сидел Грей и держал маленький тазик и губку. Несмотря на ее протесты и заявления, что она не беспомощное дитя, он осторожно смыл с ее бедер следы их бурной страсти. Это было так трогательно: гордый мужчина, аристократ, столь безропотно ухаживавший за ней, – что Аллегра едва не разрыдалась. И когда он наконец отставил свой тазик, она привлекла его к себе и нежно поцеловала в губы.
– Тебе вовсе не следовало беспокоиться, – прошептала девушка.
– Но это была моя вина, – все еще покаянно возразил Грей. Он пристроился на краю кровати и задумчиво любовался ею. А потом вдруг улыбнулся так тепло и беззаботно, что даже в этой темной комнате стало светлее. – Ну конечно!.. Вот в чем было дело! Тогда, на чердаке…
– Я же все время пыталась тебе втолковать, что ты здесь ни при чем, – просияла она в ответ, с радостью соглашаясь с этим, пусть и ошибочным, утешением. – Я сильно испугалась. Наверное, это случается со многими девушками. И тогда… решимость покинула меня, и я пошла на попятную.
– А нынче ночью?
– Кто не рискует, тот не выигрывает.
– И что же ты выиграла? – воскликнул он, мгновенно опечалившись. – Ведь я сделал тебе больно.
– Какой ты глупый! – Ласковые пальчики принялись разглаживать озабоченную гримасу на его лице. – Почти всю жизнь мне делали больно. Те, кто хотел причинить мне зло. Вот это была настоящая боль.
– Значит, я никогда не причинял тебе зла ни на словах, ни на деле? – горько рассмеялся Грей.
– Ты вышел на бой с целым миром, однако твой клинок всякий раз оборачивался против тебя самого. Как же ты смог бы ранить меня?
– Ну почему ты с таким великодушием готова прощать мне любую грубость? – Не в силах усидеть на месте, Грей вскочил и заметался взад-вперед по комнате. – Вряд ли я этого достоин! Разве ты дура? Или святая великомученица?
Меньше всего ей хотелось спорить. Не сейчас, в эту последнюю ночь вместе с ним. Пожалуй, стоит убраться отсюда поскорее, пока сердце ее не разбилось от горя окончательно. И она шепотом спросила:
– Прикажете оставить вас, милорд?
Он замер, растерянно посмотрел на нее и покачал головой:
– Нет, повремени немного.
– Не желаете чего-нибудь выпить? – Наверное, где-нибудь здесь осталась бутылка с джином, а может, и что-то из ее укрепляющих. Аллегра уселась и спустила ноги на пол.
– Тебе захотелось, чтобы я выпил? – заколебался Грей.
– Нет, если ты опять собираешься с помощью джина дать волю своей жестокости, которую сам же проклинаешь. – Она приблизилась к Ридли и простерла руки: – Лучше возьми меня, но не возвращайся к джину.
– Милая, милая Аллегра. – Грей со стоном прижал ее к груди. – Господь свидетель, от тебя я пьянею сильнее, чем от вина! – Он жадно поцеловал ее и спрятал лицо в теплой ямке под подбородком. – Черт побери, – вырвалось у него, – я снова тебя хочу!
– Ну что ж, вот я перед тобой. – Она погладила его по спине и с восторгом ощутила, что Грей вздрогнул от этой ласки.
– Нет. – Мужчина оттолкнул ее с таким видом, словно боролся сам с собой. – Я боюсь снова сделать больно. У нас еще будут другие ночи.
– Нет. Лучше не медлить. – Ей стоило огромного усилия скрыть отчаяние. Грей не должен заподозрить, что эта ночь – единственная.
– Я не смею. Я… Постой. – Он мягко рассмеялся и кинулся в соседнюю комнату. Оттуда Грей вернулся с коробочкой, которая показалась Аллегре странно знакомой. – Мне служит самая лучшая буфетчица на свете, и она готовит волшебные бальзамы, которые мигом снимают боль. Может, попробуем? – И он лукаво подмигнул.
Аллегра впервые увидела его в таком игривом настроении. У нее сразу потеплело на душе. Притворно надув губки, едва удерживаясь от смеха, она ответила в тон:
– Но это же лекарство от царапин медвежьих когтей!
– А от тигриных когтей оно не поможет? – Ридли расплылся в улыбке. – Боюсь, как бы меня не исцарапала одна нетерпеливая киска, если я попытаюсь ее оттолкнуть.
– Тигрица станет ласковой и замурлычет как котенок, если ты будешь послушен, – счастливо засмеялась она.
– А если я достаточно преуспею в послушании, то смогу удостоиться царапин иного толка, – хмыкнул он и кивком указал на кровать. – Ступай туда и ложись.
Аллегра подчинилась и беспрепятственно позволила ему намазать душистым бальзамом влажные, чувствительные складки кожи. Желание вспыхнуло в ней с новой силой. Неужто можно так пылать и обмирать от страсти одновременно, испытывая восторг и наслаждение, и в тот же миг страстно ждать чего-то большего?!
– Господи, – вырвалось у нее, – может ли быть что-то прекраснее?
– Уверен, что нет! – рассмеялся Грей, устраиваясь поудобнее. Его копье скользнуло внутрь легко, как кинжал в ножны, и Аллегра вскрикнула. Он с тревогой глянул ей в лицо: – Проклятие, я опять сделал больно!
– Это от восторга, а не от боли, – нервно засмеялась она. – И если ты опять остановишься, то я клянусь на своей книге рецептов, что исцарапаю тебя не на шутку!
– Ну так пеняй на себя, негодяйка. Пощады не будет.
– А ее и не просят, – прошептала Аллегра и погрузилась в любовный экстаз.
Поначалу Грей старался сдерживаться и двигался осторожно, но когда она вцепилась ему в плечи и застонала от наслаждения, оковы спали. Он подхватил ее под ягодицы, чтобы удары проникали как можно глубже. Их ритм становился все неистовее.
Аллегра изнемогала от страсти, ей хотелось вобрать в себя всего Грея, целиком. Ведь эта ночь скоро кончится. Она опять останется одна, наедине со своим горем и своей ужасной задачей. Аллегра упивалась каждым мгновением своего мимолетного счастья. И когда ее тело, превратившееся в клубок распаленных до невозможности желаний, забилось в конвульсиях от резкой, как взрыв, разрядки, сердце ее чуть не лопнуло, а из груди вырвалось глухое рыдание.
Грей охнул и содрогнулся. Все еще задыхаясь, он простонал:
– О Боже! Ты лучше всех на свете! – И с благодарностью стал целовать ее губы и щеки. Но вдруг нахмурился и снова попробовал их на вкус. – Слезы?
– Счастливые слезы, – заверила Аллегра, гладя его по щеке. – Когда я умру и предстану перед Господом, а Он захочет узнать, был ли в моей жизни миг, ради которого я пожертвовала бы спасением души, я назову эту ночь.
– Эта ночь станет всего лишь одной из многих. Обещаю, – хрипло ответил он. – С самого первого дня, когда горничные вымыли твои дивные волосы и ты явилась ко мне в гостиную, я знал, что буду от тебя в восторге. – Тут Грей лукаво улыбнулся и добавил: – А вот ты скоро будешь раздавлена. – Он с неохотой отодвинулся и сел. – Черт возьми, у тебя снова пошла кровь! – И не успела она возразить, как в руках у него оказался тазик.
– Это вовсе ни к чему, – заверила Аллегра, пока Ридли смывал кровь. Ведь он был хозяином, а она – служанкой.
– Это доставляет мне удовольствие.
И она внезапно вспомнила. Заботливо склоненная голова. Ласковые руки.
– Как доставляет удовольствие мистеру Моргану? – прошептала Аллегра.
– Как ты узнала? – вскинулся Грей.
– Я видела тебя однажды. Случайно.
Он со вздохом отодвинул тазик. Похоже, это здорово его смутило.
– Наверное, глупо играть такую роль.
– Но если это дарит тебе хоть немного покоя…
– Покоя мне не дано. – Грей обреченно закрыл глаза рукой. – После всего, что я натворил.
Да что же он натворил?! Боже милостивый, неужели это правда?
– Значит, ты… – от ужаса слова застряли у нее в горле, – …значит, ты ее убил?
– Да, – кивнул Грей. – Я убил ее. А вместе с ней убил и нашего сына. – Его голос прозвучал устало и обреченно.
– Неправда! Леди Дороти сказала, что это была родильная горячка!
– Руфь умоляла меня не драться с Осборном, – покачал головой Ридли. – Она знала его с самого детства. – Он вдруг горько рассмеялся. – Но я был заносчив и упрям. Господи помилуй, ведь я мог замять ссору. Я мог проявить милосердие. Я знал, что им движет зависть. Он завидовал моему богатству. Как раз перед этим Осборн потерял все деньги на Бермудах. – Грей обратил на Аллегру полный боли взор: – Она молила меня на коленях… С огромным животом, в котором носила наше дитя… Боже, Боже! Кто знает, отчего человек избирает тьму вопреки свету? Но он оскорбил меня… моя честь…
– Ох, Грей! – Аллегра не выдержала и обняла его.
– А после того, как я убил Осборна… – Он вырвался из объятий, словно не считал себя достойным их. – Руфь призвала меня, все еще содрогаясь от потуг, и вложила мне в руки моего мертвого сына. Она непременно желала, чтобы я прикоснулся к нему, к этому несчастному малышу. Сказала, что желает воздать мне по заслугам и заставить страдать так же, как страдала она. – От горя у Грея свело судорогой горло, и он умолк, переводя дух.
– И вот, пока я оплакивал своего мертвого ребенка, Руфь, не в силах подняться с пропитанной кровью постели, прокляла меня. И призналась, что сделала это нарочно. Потому что возненавидела меня, и мое имя, и… О Боже! – У него снова перехватило дыхание. – …И мой плод у себя в утробе!
– Нарочно?! Господи Боже, что ты говоришь?
– Я уж не знаю, какое зелье она употребила, чтобы вызвать схватки. Может быть, тебе с твоими познаниями в травах это известно лучше.
Аллегра охнула. Она не верила своим ушам. Хотя, конечно, прекрасно знала, чем должна была воспользоваться Руфь. Вытяжкой из можжевельника, смешанной с травой пролески. Мама втайне от всех не раз пользовалась этим снадобьем сама, чтобы избавиться от порождений гнусного семени сквайра Прингла. Она мрачно взглянула на Грея:
– Но почему же ты тогда твердишь, что убил ее?
– Разве непонятно? Я довел ее до этого. И у нее не оставалось иного способа заставить меня увидеть ее ненависть и ее боль, кроме как уничтожив то, чем я больше всего дорожил. – Он смахнул с глаз упрямые слезы. – Бедная, беспомощная Руфь, она не вынесла горя, которое я ей причинил!
– И под этим предлогом уничтожила плод своего собственного чрева? – все еще недоумевала Аллегра.
– Она нашла сговорчивого аптекаря, который составил ей зелье. Оно не должно было отразиться на ней – только убить ребенка. Но по всей вероятности, состояние ее было таково, что она не заметила, как приняла слишком большую дозу. И отравила и ребенка, и себя. А когда я узнал, было уже поздно. Я все же решился тайно послать за доктором. Но он только взглянул на нее и ушел. – Грей застонал. – И теперь я постоянно слышу ее голос, слышу, как она проклинает меня. И тогда мне начинает казаться, что только джином можно заглушить эти крики.
– И ты никому не рассказывал? Даже самым близким друзьям? Даже когда поползли все эти слухи? И сплетни про убийство? – Как я мог? Ведь только я был этому причиной.
Аллегра понурилась, качая головой, потрясенная как готовностью Грея взять на себя всю вину, так и ужасным поступком Руфи.
– Но это же чудовищно! – воскликнула она.
– Да-да, – кивнул он. – И я никогда себе не прощу.
– Нет! Это она – чудовище!
– Ты рехнулась? – возмутился Ридли. – Это я ее довел. Такую милую, такую безобидную женщину. Руфь же была святая! А я разбил ей сердце.
И Аллегра вдруг почувствовала смертельную ненависть к этой мертвой женщине, которая разрушила Грею жизнь. Правда, такая ненависть весьма сродни тривиальной ревности, но эту глупую мысль Аллегра тут же отбросила. Разве нормальная женщина станет убивать свое чадо только ради того, чтобы насолить супругу? И она взмолилась:
– Грей, постарайся избавиться от размышлений о том, кто и в чем виноват. Сколько можно себя тиранить? Прошлое не вернешь.
– Это я, я один виноват! – Он испуганно замахал руками, словно желая отогнать прочь ее рассуждения. – А Господь проклял меня за жестокость и сделал жалким трусом.
– Твоя вина?! Ты что же, сам влил ей в рот эту гадость? Грей, пойми, каждый из нас волен поступать по своему разумению. И она сама выбрала способ мести. Это был ее ужасный, досконально продуманный поступок. Почему ты не хочешь понять? Да, это верно, ее выбор не назовешь мудрым. Но она сама захотела убить собственное дитя, не спросясь тебя. О мертвых не принято говорить плохо, но… Да простит меня Господь, но я бы никогда не решилась на такую жестокость. А она решилась. И теперь ее ненависть просочилась даже из могилы, чтобы превратить твою жизнь в беспросветный хаос.
– Да что ты в этом понимаешь? – рявкнул Грей, тряхнув ее за плечи.
– Я понимаю, потому что твое горе пронзает мне сердце болью. Прости себя, Грей. А она пусть покоится с миром.
– Но я не имею права. Пустое ничтожество – вот как она меня назвала. И так оно и есть. Как я могу мечтать обрести покой?
– Послушай меня, Грей Ридли! – Аллегра неистово заколотила кулачками по его гулкой груди. – Как ты смеешь обзывать себя ничтожеством? Джагат Рам готов пожертвовать за тебя жизнью. Настоятель в храме при богадельне зовет тебя ангелом милосердия. Даже мистер Бриггс по-своему любит тебя. А что касается меня… До сих пор в моем сердце не оставалось места ничему, кроме жажды мести. Но ты ворвался в мою жизнь, в самую мою душу, и заставил полюбить тебя.
– Что? – опешил он.
Аллегра вовсе не собиралась ему признаваться. Зная, что разлука неизбежна, это было бы слишком жестоко. Но теперь она была готова на все, чтобы исцелить его душевный недуг.
– Я видела тебя в самой худшей ипостаси и все равно знала, что передо мной хороший человек. Потому что ты и есть хороший человек. Прими же наконец мою любовь и позволь ей стать бальзамом для души. Оставь в покое прошлое, возрадуйся жизни и свету! Отринь пьяное забытье, от которого ты становишься жестоким, и пусть милосердный мистер Морган владеет твоим сердцем безраздельно! Обещай мне, что сделаешь это!
– Ты любишь меня? – Грей все еще не пришел в себя от удивления.
Она кивнула и прошептала, не в силах удержаться от слез:
– Обещаешь?
Он крепко обнял ее, губами собрал слезы с ресниц и счастливо рассмеялся:
– Придумай сама.
Аллегра с трудом сглотнула. Если она хочет сохранить свое достоинство и придать видимость человеческих отношений тому, что сейчас произойдет, надо сбить с него эту циничную маску. Попытаться растопить холодность Грея в нежности и чуткости.
Она снова приблизилась к нему и погладила его по лицу. Хотя он и увернулся от поцелуя, но не отбросил в сторону ее руку. Аллегра невольно подумала, что у него очень красивое лицо. Даже когда оно искажено жестокой гримасой – вот как в эту минуту, – она находит его привлекательным. Легкие пальчики скользнули по твердому подбородку, ласково задерживаясь на каждой впадинке. Она погладила его губы и испытала настоящий триумф, потому что он охнул и зажмурился.
«Я хочу тебя, Грей Ридли», – пронеслась внезапная мысль. К черту дурацкие контракты, к черту выбор между целомудрием и свободой. Аллегра была молода, и влюблена, и желала, чтобы он дарил ей ответную любовь – пусть даже на краткий миг. «Господи, прости меня!» Неужели это так ужасно – позволить себе одну ночь наслаждений? Всего одну? Ведь что бы ни случилось, утром она будет на пути в Лондон.
Ей захотелось поцеловать его, чтобы поцелуй выразил все, что скопилось на сердце. И снова Ридли увернулся. Однако на сей раз неудача не обескуражила Аллегру. Чем больше он упрямился, тем сильнее разгоралась ее страсть. И она принялась целовать его лицо и шею, упиваясь запахом и вкусом, трепеща от близости его горячего тела.
Сначала робко, а потом все более решительно она развязала ворот его ночной рубашки, чтобы без помех покрывать поцелуями грудь. С блаженным вздохом Аллегра зарылась лицом в густые жесткие волосы. Они показались ей мягче шелка.
Девушка погладила его по плечам и рукам, восторгаясь силой бугрившихся под тонкой тканью мускулов. От этого захватывающего ощущения, рождавшегося благодаря простому прикосновению к источнику столь огромной мощи, ее сердце заколотилось как бешеное. Она подбодрила себя и просунула руку под рубашку. Так и есть, это было намного лучше, чем ласкать его через одежду.
Аллегра заглянула ему в лицо. Широко распахнув глаза, Грей ловил каждое ее движение. Его губы упрямо сжались, все еще противясь ее натиску. Но глаза, его глаза… В их янтарной глубине она ясно прочла желание. Желание овладеть ею и что-то еще. Теперь ей не доставляло труда это увидеть – возможно, оттого, что любящее сердце научило ее не просто заглядывать Грею в глаза, а читать в его душе. И увидеть там страх.
Аллегра сама отвергла его в первый раз, заставила поверить, что готова отдаться, а в следующий момент жестоко оттолкнула. Неудивительно, что он боится снова попасть впросак.
Какой же он глупый, какой уязвимый! Что нужно ей сделать, чтобы заставить принять дар ее любви?
И девушка возобновила попытки сбросить с него эту скованность. Обняла за шею и приникла всем своим страстным обнаженным телом. От этого ее саму пробрала дрожь: оказывается, налитые кровью чресла давно были готовы слиться с ней воедино. Снедавшее его пламя передалось и ей, отчего в ушах зашумела кровь.
И все же он оставался неподвижен и напряжен словно статуя. Аллегра застонала от разочарования, чувствуя, как щеки заливает румянец. Что она делает, унижаясь вот так перед Ридли? Все равно он не смягчится, не ответит ей взаимностью. Хотя и не преминет в конце концов воспользоваться ее телом, как пользовался сквайр Прингл телом ее мамы. Для него она всего лишь объект физического влечения – не более.
Вынести такое было невозможно. Девушка отвернулась, безвольно уронив руки, и расплакалась. Ей совершенно необходимо почувствовать прикосновение его рук, его жгучие жадные поцелуи, его ответную страсть, чтобы пережить позор этой ночи. Спрятав лицо в ладонях, Аллегра прошептала:
– Сжальтесь же надо мной… приласкайте меня, не то я умру от желания…
Сильная рука схватила ее за запястье и заставила развернуться. Грей подтащил свою пленницу к столу, чтобы как следует разглядеть мокрое от слез лицо. Он долго всматривался в нее с замкнутым, недоверчивым выражением лица.
– Ты действительно так хочешь меня? – грубо спросил Ридли и отвернулся, словно страшась услышать ее ответ.
– Безумно.
– Правда?
– Разве вы не видите это в моих глазах? – Рыдания не давали ей говорить. Его лицо смягчилось в теплой, благодарной улыбке.
– Тогда пойдем ко мне в постель, милая Аллегра, – хрипло промолвил он. Подхватил ее на руки и понес в интимный полумрак спальни.
Сюда едва доходил свет от канделябра, который остался на столе в гардеробной. Грей уложил ее на прохладные простыни, и парчовый полог прошелестел свою нежную песню. Аллегра украдкой потерлась щекой о подушку. Она пахла его телом – терпкий, захватывающий мужской запах.
Девушка жадно следила, как он через голову стащил рубашку и швырнул на пол. В глаза бросились два темных пятна на груди и в паху: густые курчавые волосы выделялись как два загадочных, темных острова на мощном теле. А посреди одного из этих островов уже поднималось нечто неистовое, нетерпеливое. Аллегра встрепенулась не просто от ожидания или испуга, а от острого желания.
Грей уселся на кровать. Но не спешил лечь рядом, а встал на колени в ногах, как покорный слуга. Снял с Аллегры башмаки и занялся подвязками над коленями. Его горячие руки ласкали молочную кожу, пока Ридли снимал чулки. Вот он наклонился и поцеловал ее колени; мягкое прикосновение его губ казалось волшебным.
– Сладостная… – прошептал Грей. Только теперь он устроился сверху так, что ее тело оказалось в удивительном любовном плену. Жадные губы припали к ее соскам – от такой непривычной ласки по телу пробежала волна восхити тельной истомы и возбуждения.
Она нетерпеливо поежилась: ей хотелось не только получать, но и отдавать взамен, покрывать поцелуями каждый дюйм его чудесного тела. Ласковые руки, казалось, были везде. Вот пальцы запутались в длинных волосах и ненадолго задержались на затылке. А вот его могучий торс, и она обняла его, с радостью ощущая, как отвечает он на это объятие., Но вскоре томление охватило Аллегру настолько, что она предпочла просто наслаждаться его ласками. Девушка была готова кричать от восторга, когда он снова и снова брал в рот то один сосок, то другой.
Возбуждение нарастало, и у нее вырвался негромкий стон. Ей захотелось изведать нечто большее. Ей захотелось целовать его, целовать страстно. Трепеща, она сжала в ладонях его лицо и потянулась вверх.
– А я еще ни разу не поцеловал твои медовые уста, – промолвил он. – Ну и дурак! – Грей усмехнулся, но его голос дрогнул от избытка чувств. Он наклонился над Аллегрой.
– Нет, – прошептала она. – Я хочу сама поцеловать тебя. Так, как будто это впервые.
– Так оно и есть, моя милая Аллегра, – ответил Грей, чьи глаза потемнели от нерастраченной нежности. – Ну что ж, подари мне поцелуй.
Девушка привлекла к себе его голову и припала к губам: сначала несмело, но вскоре ей уже не удалось совладать с разбуженной страстью.
Он охнул, обмяк и опустился на нее всем телом. Теперь она чувствовала его полностью: грудь, живот, ноги и то, что нетерпеливо толкалось в ее сдвинутые бедра. Аллегра упивалась этими новыми ощущениями. Только сейчас она поняла, что значит быть обнаженной. Теперь она могла всей кожей впитывать ласку сильного мужского тела, как будто повсюду ее нежно касались тысячи волшебных рук.
Все это время их уста не прерывали поцелуя, они просто не в силах были разомкнуться. Мягкие губы Грея слегка раздвинулись. Аллегра не сразу решилась просунуть язык ему в рот и была захвачена врасплох новым взрывом ослепительных чувств.
Он вздрогнул и застонал под этим любовным натиском, отвечая такими же неистовыми движениями языка. В мире не осталось ничего, кроме губ, слитых в жгучем поцелуе, в предчувствии того, что сулит этот первый, самый дивный поцелуй влюбленных.
Наконец Грей поднял голову: он едва не задохнулся и жадно глотал воздух.
– Господи Иисусе! Я так хочу тебя, что не могу больше ждать! – Он раздвинул ей колени и опустил свое копье к вратам ее естества.
Аллегру увлек неистовый вихрь желания и страха. Мама всегда кричала от боли, лежа под сквайром Принглом. Всегда. Девушке показалось, что ее распяли, что сейчас начнется… Бог знает какая пытка. Но ведь она любит его. Как он может ей повредить?
А Грей уже начал двигаться – медленно, не спеша, пока только щекоча влажную ложбинку между бедер. Наверное, это было приятно, но она почти ничего не почувствовала из-за нараставшего страха. Боже, будь милосерден! К добру ли, к худу – только пусть это поскорее кончится! Трясущимися руками она схватила его сильные, мускулистые ягодицы и прижала к себе. От острой, режущей боли девушка едва не вскрикнула.
– Господи, – вырвалось у него. – Ты такая тугая! – Вдруг он охнул от удивления и восторга, а потом выругался, и его тело содрогнулось от спазмов. Где-то глубоко внутри себя она почувствовала трепетные толчки мужской плоти и горячую струю семени.
– Слишком скоро… – простонал Грей и рухнул без сил. – Слишком скоро…
Аллегра затихла, прислушиваясь к собственным ощущениям. После его болезненного прорыва, уничтожившего барьер ее девственности, это оказалось не столь неприятным, если не обращать внимания на боль. И что теперь? Не имея ни малейшего понятия, как это происходит, она вдруг попыталась сжать некую неведомую ей мышцу, плотно охватив его копье. Это незначительное движение породило волну экстаза, прокатившуюся по всему телу. Судя по всему, Грей чувствовал то же. Он застонал и нежно поцеловал ее. Воодушевленная достигнутым, Аллегра снова пустила в ход этот удивительный мускул, и тут же страсть запылала в ней с новой силой. Боль мигом прошла. Она нетерпеливо заерзала в надежде, что Грей внемлет безмолвному призыву и снова задвигается в ней, одарив бурей восторга.
А он вместо этого отстранился и сел, озадаченно уставившись на Аллегру.
– Почему ты не сказала?
Она проследила за его взглядом и не на шутку удивилась: оказывается, ее бедра были в крови.
– Я… я думала, это не важно.
– Не важно?! – возмутился Грей. – Не важно то, что ты была девственна? Черт побери, я ведь сделал тебе так больно! Мне следовало вести себя осторожнее.
– Нет, Грей. Нет. То была сладкая боль.
Мужчина недоверчиво затряс головой:
– Но… ты была девственна?
– А почему бы и нет?
– А я… я подумал, что это Уикхэм… лорд Эллсмер. Ну, там, в Колониях. Я думал, что ты из-за этого ищешь его.
Ее губы тронула снисходительная улыбка. Как будто утраты девичьей чести было бы достаточно, чтобы направить ее на такой ужасный путь.
– Я никогда с ним не сталкивалась, – просто сказала она.
Грей задумчиво поднес к лицу маленькую ладошку и пощупал все еще твердые мозоли:
– Никогда не сталкивалась? И готова была пройти сквозь ад, только чтобы добраться до Англии. Потому что хотела его убить.
– Нет, – мягко поправила девушка. – Потому что должна его убить. Или не знать мне покоя на этом свете.
Ей пришлось отвернуться от пронизывающего взгляда Грея. От его тревоги и сострадания. Месть Уикхэмам касается только ее. И Бэньярдов.
Он понял, что дальнейшие расспросы бесполезны, и со вздохом встал с кровати. Снова воцарилась тишина. Аллегра устроилась поуютнее в мягкой постели. Пусть очарование этих минут продлится еще чуть-чуть, хотя бы всего полчаса. И тогда они станут самым счастливым воспоминанием, которое она унесет с собой в могилу.
– Аллегра.
Услышав свое имя, девушка встрепенулась и открыла глаза. На краю кровати сидел Грей и держал маленький тазик и губку. Несмотря на ее протесты и заявления, что она не беспомощное дитя, он осторожно смыл с ее бедер следы их бурной страсти. Это было так трогательно: гордый мужчина, аристократ, столь безропотно ухаживавший за ней, – что Аллегра едва не разрыдалась. И когда он наконец отставил свой тазик, она привлекла его к себе и нежно поцеловала в губы.
– Тебе вовсе не следовало беспокоиться, – прошептала девушка.
– Но это была моя вина, – все еще покаянно возразил Грей. Он пристроился на краю кровати и задумчиво любовался ею. А потом вдруг улыбнулся так тепло и беззаботно, что даже в этой темной комнате стало светлее. – Ну конечно!.. Вот в чем было дело! Тогда, на чердаке…
– Я же все время пыталась тебе втолковать, что ты здесь ни при чем, – просияла она в ответ, с радостью соглашаясь с этим, пусть и ошибочным, утешением. – Я сильно испугалась. Наверное, это случается со многими девушками. И тогда… решимость покинула меня, и я пошла на попятную.
– А нынче ночью?
– Кто не рискует, тот не выигрывает.
– И что же ты выиграла? – воскликнул он, мгновенно опечалившись. – Ведь я сделал тебе больно.
– Какой ты глупый! – Ласковые пальчики принялись разглаживать озабоченную гримасу на его лице. – Почти всю жизнь мне делали больно. Те, кто хотел причинить мне зло. Вот это была настоящая боль.
– Значит, я никогда не причинял тебе зла ни на словах, ни на деле? – горько рассмеялся Грей.
– Ты вышел на бой с целым миром, однако твой клинок всякий раз оборачивался против тебя самого. Как же ты смог бы ранить меня?
– Ну почему ты с таким великодушием готова прощать мне любую грубость? – Не в силах усидеть на месте, Грей вскочил и заметался взад-вперед по комнате. – Вряд ли я этого достоин! Разве ты дура? Или святая великомученица?
Меньше всего ей хотелось спорить. Не сейчас, в эту последнюю ночь вместе с ним. Пожалуй, стоит убраться отсюда поскорее, пока сердце ее не разбилось от горя окончательно. И она шепотом спросила:
– Прикажете оставить вас, милорд?
Он замер, растерянно посмотрел на нее и покачал головой:
– Нет, повремени немного.
– Не желаете чего-нибудь выпить? – Наверное, где-нибудь здесь осталась бутылка с джином, а может, и что-то из ее укрепляющих. Аллегра уселась и спустила ноги на пол.
– Тебе захотелось, чтобы я выпил? – заколебался Грей.
– Нет, если ты опять собираешься с помощью джина дать волю своей жестокости, которую сам же проклинаешь. – Она приблизилась к Ридли и простерла руки: – Лучше возьми меня, но не возвращайся к джину.
– Милая, милая Аллегра. – Грей со стоном прижал ее к груди. – Господь свидетель, от тебя я пьянею сильнее, чем от вина! – Он жадно поцеловал ее и спрятал лицо в теплой ямке под подбородком. – Черт побери, – вырвалось у него, – я снова тебя хочу!
– Ну что ж, вот я перед тобой. – Она погладила его по спине и с восторгом ощутила, что Грей вздрогнул от этой ласки.
– Нет. – Мужчина оттолкнул ее с таким видом, словно боролся сам с собой. – Я боюсь снова сделать больно. У нас еще будут другие ночи.
– Нет. Лучше не медлить. – Ей стоило огромного усилия скрыть отчаяние. Грей не должен заподозрить, что эта ночь – единственная.
– Я не смею. Я… Постой. – Он мягко рассмеялся и кинулся в соседнюю комнату. Оттуда Грей вернулся с коробочкой, которая показалась Аллегре странно знакомой. – Мне служит самая лучшая буфетчица на свете, и она готовит волшебные бальзамы, которые мигом снимают боль. Может, попробуем? – И он лукаво подмигнул.
Аллегра впервые увидела его в таком игривом настроении. У нее сразу потеплело на душе. Притворно надув губки, едва удерживаясь от смеха, она ответила в тон:
– Но это же лекарство от царапин медвежьих когтей!
– А от тигриных когтей оно не поможет? – Ридли расплылся в улыбке. – Боюсь, как бы меня не исцарапала одна нетерпеливая киска, если я попытаюсь ее оттолкнуть.
– Тигрица станет ласковой и замурлычет как котенок, если ты будешь послушен, – счастливо засмеялась она.
– А если я достаточно преуспею в послушании, то смогу удостоиться царапин иного толка, – хмыкнул он и кивком указал на кровать. – Ступай туда и ложись.
Аллегра подчинилась и беспрепятственно позволила ему намазать душистым бальзамом влажные, чувствительные складки кожи. Желание вспыхнуло в ней с новой силой. Неужто можно так пылать и обмирать от страсти одновременно, испытывая восторг и наслаждение, и в тот же миг страстно ждать чего-то большего?!
– Господи, – вырвалось у нее, – может ли быть что-то прекраснее?
– Уверен, что нет! – рассмеялся Грей, устраиваясь поудобнее. Его копье скользнуло внутрь легко, как кинжал в ножны, и Аллегра вскрикнула. Он с тревогой глянул ей в лицо: – Проклятие, я опять сделал больно!
– Это от восторга, а не от боли, – нервно засмеялась она. – И если ты опять остановишься, то я клянусь на своей книге рецептов, что исцарапаю тебя не на шутку!
– Ну так пеняй на себя, негодяйка. Пощады не будет.
– А ее и не просят, – прошептала Аллегра и погрузилась в любовный экстаз.
Поначалу Грей старался сдерживаться и двигался осторожно, но когда она вцепилась ему в плечи и застонала от наслаждения, оковы спали. Он подхватил ее под ягодицы, чтобы удары проникали как можно глубже. Их ритм становился все неистовее.
Аллегра изнемогала от страсти, ей хотелось вобрать в себя всего Грея, целиком. Ведь эта ночь скоро кончится. Она опять останется одна, наедине со своим горем и своей ужасной задачей. Аллегра упивалась каждым мгновением своего мимолетного счастья. И когда ее тело, превратившееся в клубок распаленных до невозможности желаний, забилось в конвульсиях от резкой, как взрыв, разрядки, сердце ее чуть не лопнуло, а из груди вырвалось глухое рыдание.
Грей охнул и содрогнулся. Все еще задыхаясь, он простонал:
– О Боже! Ты лучше всех на свете! – И с благодарностью стал целовать ее губы и щеки. Но вдруг нахмурился и снова попробовал их на вкус. – Слезы?
– Счастливые слезы, – заверила Аллегра, гладя его по щеке. – Когда я умру и предстану перед Господом, а Он захочет узнать, был ли в моей жизни миг, ради которого я пожертвовала бы спасением души, я назову эту ночь.
– Эта ночь станет всего лишь одной из многих. Обещаю, – хрипло ответил он. – С самого первого дня, когда горничные вымыли твои дивные волосы и ты явилась ко мне в гостиную, я знал, что буду от тебя в восторге. – Тут Грей лукаво улыбнулся и добавил: – А вот ты скоро будешь раздавлена. – Он с неохотой отодвинулся и сел. – Черт возьми, у тебя снова пошла кровь! – И не успела она возразить, как в руках у него оказался тазик.
– Это вовсе ни к чему, – заверила Аллегра, пока Ридли смывал кровь. Ведь он был хозяином, а она – служанкой.
– Это доставляет мне удовольствие.
И она внезапно вспомнила. Заботливо склоненная голова. Ласковые руки.
– Как доставляет удовольствие мистеру Моргану? – прошептала Аллегра.
– Как ты узнала? – вскинулся Грей.
– Я видела тебя однажды. Случайно.
Он со вздохом отодвинул тазик. Похоже, это здорово его смутило.
– Наверное, глупо играть такую роль.
– Но если это дарит тебе хоть немного покоя…
– Покоя мне не дано. – Грей обреченно закрыл глаза рукой. – После всего, что я натворил.
Да что же он натворил?! Боже милостивый, неужели это правда?
– Значит, ты… – от ужаса слова застряли у нее в горле, – …значит, ты ее убил?
– Да, – кивнул Грей. – Я убил ее. А вместе с ней убил и нашего сына. – Его голос прозвучал устало и обреченно.
– Неправда! Леди Дороти сказала, что это была родильная горячка!
– Руфь умоляла меня не драться с Осборном, – покачал головой Ридли. – Она знала его с самого детства. – Он вдруг горько рассмеялся. – Но я был заносчив и упрям. Господи помилуй, ведь я мог замять ссору. Я мог проявить милосердие. Я знал, что им движет зависть. Он завидовал моему богатству. Как раз перед этим Осборн потерял все деньги на Бермудах. – Грей обратил на Аллегру полный боли взор: – Она молила меня на коленях… С огромным животом, в котором носила наше дитя… Боже, Боже! Кто знает, отчего человек избирает тьму вопреки свету? Но он оскорбил меня… моя честь…
– Ох, Грей! – Аллегра не выдержала и обняла его.
– А после того, как я убил Осборна… – Он вырвался из объятий, словно не считал себя достойным их. – Руфь призвала меня, все еще содрогаясь от потуг, и вложила мне в руки моего мертвого сына. Она непременно желала, чтобы я прикоснулся к нему, к этому несчастному малышу. Сказала, что желает воздать мне по заслугам и заставить страдать так же, как страдала она. – От горя у Грея свело судорогой горло, и он умолк, переводя дух.
– И вот, пока я оплакивал своего мертвого ребенка, Руфь, не в силах подняться с пропитанной кровью постели, прокляла меня. И призналась, что сделала это нарочно. Потому что возненавидела меня, и мое имя, и… О Боже! – У него снова перехватило дыхание. – …И мой плод у себя в утробе!
– Нарочно?! Господи Боже, что ты говоришь?
– Я уж не знаю, какое зелье она употребила, чтобы вызвать схватки. Может быть, тебе с твоими познаниями в травах это известно лучше.
Аллегра охнула. Она не верила своим ушам. Хотя, конечно, прекрасно знала, чем должна была воспользоваться Руфь. Вытяжкой из можжевельника, смешанной с травой пролески. Мама втайне от всех не раз пользовалась этим снадобьем сама, чтобы избавиться от порождений гнусного семени сквайра Прингла. Она мрачно взглянула на Грея:
– Но почему же ты тогда твердишь, что убил ее?
– Разве непонятно? Я довел ее до этого. И у нее не оставалось иного способа заставить меня увидеть ее ненависть и ее боль, кроме как уничтожив то, чем я больше всего дорожил. – Он смахнул с глаз упрямые слезы. – Бедная, беспомощная Руфь, она не вынесла горя, которое я ей причинил!
– И под этим предлогом уничтожила плод своего собственного чрева? – все еще недоумевала Аллегра.
– Она нашла сговорчивого аптекаря, который составил ей зелье. Оно не должно было отразиться на ней – только убить ребенка. Но по всей вероятности, состояние ее было таково, что она не заметила, как приняла слишком большую дозу. И отравила и ребенка, и себя. А когда я узнал, было уже поздно. Я все же решился тайно послать за доктором. Но он только взглянул на нее и ушел. – Грей застонал. – И теперь я постоянно слышу ее голос, слышу, как она проклинает меня. И тогда мне начинает казаться, что только джином можно заглушить эти крики.
– И ты никому не рассказывал? Даже самым близким друзьям? Даже когда поползли все эти слухи? И сплетни про убийство? – Как я мог? Ведь только я был этому причиной.
Аллегра понурилась, качая головой, потрясенная как готовностью Грея взять на себя всю вину, так и ужасным поступком Руфи.
– Но это же чудовищно! – воскликнула она.
– Да-да, – кивнул он. – И я никогда себе не прощу.
– Нет! Это она – чудовище!
– Ты рехнулась? – возмутился Ридли. – Это я ее довел. Такую милую, такую безобидную женщину. Руфь же была святая! А я разбил ей сердце.
И Аллегра вдруг почувствовала смертельную ненависть к этой мертвой женщине, которая разрушила Грею жизнь. Правда, такая ненависть весьма сродни тривиальной ревности, но эту глупую мысль Аллегра тут же отбросила. Разве нормальная женщина станет убивать свое чадо только ради того, чтобы насолить супругу? И она взмолилась:
– Грей, постарайся избавиться от размышлений о том, кто и в чем виноват. Сколько можно себя тиранить? Прошлое не вернешь.
– Это я, я один виноват! – Он испуганно замахал руками, словно желая отогнать прочь ее рассуждения. – А Господь проклял меня за жестокость и сделал жалким трусом.
– Твоя вина?! Ты что же, сам влил ей в рот эту гадость? Грей, пойми, каждый из нас волен поступать по своему разумению. И она сама выбрала способ мести. Это был ее ужасный, досконально продуманный поступок. Почему ты не хочешь понять? Да, это верно, ее выбор не назовешь мудрым. Но она сама захотела убить собственное дитя, не спросясь тебя. О мертвых не принято говорить плохо, но… Да простит меня Господь, но я бы никогда не решилась на такую жестокость. А она решилась. И теперь ее ненависть просочилась даже из могилы, чтобы превратить твою жизнь в беспросветный хаос.
– Да что ты в этом понимаешь? – рявкнул Грей, тряхнув ее за плечи.
– Я понимаю, потому что твое горе пронзает мне сердце болью. Прости себя, Грей. А она пусть покоится с миром.
– Но я не имею права. Пустое ничтожество – вот как она меня назвала. И так оно и есть. Как я могу мечтать обрести покой?
– Послушай меня, Грей Ридли! – Аллегра неистово заколотила кулачками по его гулкой груди. – Как ты смеешь обзывать себя ничтожеством? Джагат Рам готов пожертвовать за тебя жизнью. Настоятель в храме при богадельне зовет тебя ангелом милосердия. Даже мистер Бриггс по-своему любит тебя. А что касается меня… До сих пор в моем сердце не оставалось места ничему, кроме жажды мести. Но ты ворвался в мою жизнь, в самую мою душу, и заставил полюбить тебя.
– Что? – опешил он.
Аллегра вовсе не собиралась ему признаваться. Зная, что разлука неизбежна, это было бы слишком жестоко. Но теперь она была готова на все, чтобы исцелить его душевный недуг.
– Я видела тебя в самой худшей ипостаси и все равно знала, что передо мной хороший человек. Потому что ты и есть хороший человек. Прими же наконец мою любовь и позволь ей стать бальзамом для души. Оставь в покое прошлое, возрадуйся жизни и свету! Отринь пьяное забытье, от которого ты становишься жестоким, и пусть милосердный мистер Морган владеет твоим сердцем безраздельно! Обещай мне, что сделаешь это!
– Ты любишь меня? – Грей все еще не пришел в себя от удивления.
Она кивнула и прошептала, не в силах удержаться от слез:
– Обещаешь?
Он крепко обнял ее, губами собрал слезы с ресниц и счастливо рассмеялся: