Холлидей Сильвия. Рассвет страсти

   Девушка не опустила глаз, гадая, способен ли он различить на ее лице признаки гнева и обиды. Не может быть, чтобы этот град оскорблений и издевок сыпался как бы сам по себе. Для этого надо быть полным идиотом, чего о Ридли никак не скажешь. О, этот тип прекрасно отдавал отчет каждому своему поступку. И соблазнительному, нежному слову, и ласковому поцелую, от которого она растаяла так, что вот-вот готова была отдаться. И совершенно намеренно жестоко, бессердечно он оттолкнул ее потом. Ее черты исказила ненависть. Лучше быть избитой до полусмерти, но все же высказать то, что накипело на сердце!
   – Если вам так необходимо поскорее напиться, милорд, то лучше по-прежнему довольствоваться джином. Это от излишка кларета у вас раскалывается голова и сводит внутренности: заключенный в вине яд иссушает мозг и разъедает печенку. Об этом знает любой безмозглый пьяница, который не вылезает из трактира!
   Бриггс пришел в ужас, услышав столь дерзкую речь новой горничной, однако Ридли только рассмеялся:
   – Смотри-ка, ты не только кладезь язвительных словечек, но и житейской премудрости тоже!
   – Это всего лишь здравый смысл. Пусть буфетчица составит для вас какое-нибудь хорошее рвотное. Тогда вы сможете накачиваться джином по-прежнему. До вашего обычного состояния, милорд, – не удержалась она. И небрежно присела в реверансе. – А меня ждут в прачечной. – С этими словами Аллегра поспешила покинуть кабинет лорда Ридли.
   – Аллегра! – Ее нагнал запыхавшийся Бриггс.
   Девушка остановилась и вежливо поклонилась. Уж этот по крайней мере заслужил у нее уважительное отношение.
   – Ты упомянула про буфетчицу. А ты сама, случайно, не знакома с искусством приготовления экстрактов, настоек и бальзамов?
   – Мой бывший хозяин требовал, чтобы я умела и знала все, что полагается добропорядочной спутнице жизни. А в доме имелось целое собрание всяких травников и списки тайных фамильных рецептов, которыми мне позволяли пользоваться.
   – Ты их помнишь?
   – Если не все, то большую часть. Слава Богу, на память я пока не жалуюсь.
   – Вот и хорошо! – Управляющий просиял. – Это большое облегчение для миссис Ратледж. Последняя буфетчица ушла от нас неделю назад, и мы с ног сбились, но не смогли подыскать ей замену. Пойдем скорее. Сначала составишь лекарство для лорда Рйдли, а потом мы поговорим с миссис Ратледж о твоих новых обязанностях.
   И Бриггс привел ее в буфетную – тесную, но с высоким потолком комнатку на первом этаже, в которой царил невероятный беспорядок. На полках, расположенных вдоль стен, красовалось множество фарфоровой и стеклянной посуды, мерные ложки, котелки и всевозможные плошки. Половина флаконов с порошками и бог знает с чем еще валялась без крышек, а их содержимое было рассыпано вокруг. Хотя на многих коробках и пузырьках сохранились этикетки, накорябанные неумелой рукой и прилепленные клейстером или подвязанные на шнурке, немало бутылок не имели никаких обозначений. С балок под потолком свисали толстые пучки сушеных трав, но выглядели они такими древними, что вряд ли годились в дело. На большом рабочем столе в центре комнаты громоздилось несколько перегонных кубов: тонкие, с заостренной кверху крышкой сосуды вроде бы еще могли послужить, однако требовали хорошей чистки. Не говоря уже о принадлежностях для приготовления сластей: плошках для желе, блюдах для марципанов, широких плоских котелках для засахаривания орехов или фруктов, – сваленных в безобразную кучу. Небольшая печка так и зияла распахнутой топкой. Хотя она стояла где надо – под окном, так что при необходимости вредные испарения и угарный газ от углей могли быстро улетучиться, – никто так и не позаботился выгрести из нее огромную груду золы.
   – Вполне приличная буфетная, – оценила Аллегра. – Если, конечно, навести здесь порядок, – добавила девушка с мягким укором.
   – Да… – Кажется, Бриггс не на шутку смутился и даже покраснел. – Ну, видишь ли, здесь пыталось работать множество девушек… Причем последняя покинула нас в необычайной спешке.
   – Несомненно, тому виной необыкновенное обаяние его милости? – фыркнула Аллегра.
   – Скорее, его необыкновенный пример. – Теперь румянец на щеках у Бриггса стал еще ярче. – Несчастная слишком пристрастилась к собственным укрепляющим.
   – Надеюсь, у нее хватило совести оставить мне хотя бы немного спирта, – пробормотала Аллегра, снимая с верхней полки несколько ненадписанных бутылок. Откупорив пробки и понюхав содержимое сосудов, она довольно кивнула. – Ну вот и хорошо. Думаю, это подойдет, чтобы приготовить отличную «живую воду». – Девушка аккуратно отлила немного жидкости из одной бутылки в чистый стакан и принялась рыться на полках, бормоча себе под нос названия необходимых компонентов: – Столовая ложка полыни. Квасцы. Здесь у нас что? Горчица. Да. Точно, горчица. Капля уксуса. Ну-ка поглядим… что еще? Мы мигом поставим его милость на ноги, мистер Бриггс.
   Он лишь растерянно улыбался, наблюдая за тем, как проворно Аллегра смешивает самые невероятные составляющие неведомого ему питья.
   – Если только не отравим его до смерти!
   – Господь свидетель, в первые несколько минут ему действительно захочется отдать концы, – рассмеялась Аллегра. – Зато в другой раз он хорошенько подумает, прежде чем упиваться кларетом до беспамятства.
   К тому времени, как они вернулись в кабинет Ридли, хозяин уже выбрался из кровати и сидел в кресле со свежей салфеткой вокруг шеи. Его камердинер как раз заканчивал бритье. Так Аллегра впервые увидела Грея с гладко выбритыми щеками, и он показался ей еще краше прежнего.
   – Я принесла микстуру, милорд, – промолвила она, подавая бокал.
   Бриггс смущенно откашлялся и неловко взмахнул бумагами, с которыми так и не расстался ни на минуту.
   – Прикажете мне вернуться со всем этим, когда вам станет лучше, милорд?
   – Нет. Останься. – Ридли сорвал с себя салфетку и потянулся за бокалом. – Это ведь не займет много времени, верно, девка?
   – Нет. Но на вашем месте я бы поставила поближе тазик.
   Хозяин мрачно улыбнулся и пообещал, кивнув на внутреннюю дверь:
   – Когда понадобится, я просто удалюсь вон туда, в мою гардеробную. Тем самым лишу тебя удовольствия созерцать свои мучения.
   – Мне никогда не доставляли удовольствия ничьи мучения, – резко возразила она. – Я хотела пойти на кухню и попросить, чтобы для вас приготовили горячего бульону и сухарей. – И девушка неприязненно уставилась на бутылку с джином, постоянно находившуюся под рукой у виконта благодаря стараниям верного Рама. Уж не собирался ли он возобновить пьянство ровно с той минуты, как ему полегчает? – Вам пойдет на пользу строгая диета, хотя бы в течение этого дня, – многозначительно добавила Аллегра. Не дождалась ответа, проглотила свой гнев при виде столь дурацкого способа самоубийства, присела в реверансе и вышла.
   Холодный, грозный и надменный голос виконта остановил девушку на полпути:
   – Разве я позволил тебе уйти, девка? Черт побери, потрудись остаться, пока не отпустят!
   Аллегра, у которой испуганно екнуло сердце, послушно повернулась.
   Так и есть: Ридли успел вскочить с кресла и теперь навис над ней всей своей мощью.
   – Ты что это о себе возомнила? – разъяренно вопрошал хозяин. Его мрачные, гневные глаза прожигали бедняжку насквозь. – Останешься здесь. Если эта отрава подействует – так и быть, я прощу твои наглые замашки. Только тогда ты сможешь пойти в кухню и распорядиться насчет моей диеты на этот день. Но если не подействует… На чем мы там остановились? На розгах? Или кипящем масле?
   Несмотря на то что высокая, широкоплечая фигура и дьявольское пламя, полыхавшее во взгляде Грея Ридли, не могли не внушать страха, Аллегра начала сомневаться: кусается эта собака или только лает? О, на словах он был готов действительно сварить ее живьем в кипящем масле! Однако сквайр Прингл давно бы вышиб ей мозги лишь за малую толику того, что она успела наговорить новому хозяину.
   Аллегра отважно вздернула подбородок. Он смотрел на нее с прежней угрозой. В конце концов пришлось все же уступить грубой силе, она потупилась и пробормотала:
   – Я уверена, что питье подействует, и очень быстро, милорд.
   К ее удивлению, Ридли рассмеялся.
   – Какая непоследовательность! То мы тверже камня, то податливы как воск! Хотел бы я знать, кем ты меня воображаешь на самом деле?
   Она улыбнулась как можно шире. Этот дьявол ни за что не добьется от Аллегры лишних слов, которые можно будет пустить в ход против нее же!
   – Чем скорее вы примете микстуру, милорд, тем быстрее вам полегчает.
   – И то верно. – Он пригубил питье, скривился и зажмурился. Потом набрал полную грудь воздуха, якобы для придания себе пущей храбрости, и осушил бокал единым махом. Тут же его передернуло. Ридли выругался, вытаращил глаза и брезгливо оттопырил губы. – Ты что, не могла сделать его хоть немного лучше на вкус?
   – Могла, – ответила девушка с холодной улыбкой. При этом она старательно избегала взгляда Бриггса, в котором читалась отчаянная мольба не будить лиха.
   Ридли сжал огромные кулачища, густые темные брови грозно сошлись у него на переносице.
   – Ну, черт побери, – разъяренный виконт метался из угла в угол тесной комнаты, не находя себе места от ярости, – теперь ты уже не отвертишься от наказания! Я не собираюсь сносить дерзости и капризы маленькой негодяйки, у которой нет ни совести, ни ума быть благодарной за то, что ей спасли жизнь! Стоило позволить Кромптону спустить с тебя шкуру живьем – тогда не пришлось бы терпеть грубости, не говоря уже о том, что меня сейчас вывернет наизнанку от твоего питья! Клянусь небесами, я тебя… Ох, кровь Господня! – У него забулькало в горле, он поперхнулся, схватился руками за живот и метнулся в гардеробную, по пятам сопровождаемый Рамом. Через миг оттуда донеслись совершенно определенные звуки: Ридли тошнило. Бриггс наконец-то осмелился взглянуть на Аллегру и вполголоса спросил: – Ты что, совсем рехнулась?
   Та лишь беспомощно вздохнула. Она сама не понимала, что дергает ее за язык в присутствии Ридли. До сих пор ей всегда удавалось держаться в рамках повиновения: интуиция подсказывала, когда проще покориться воле хозяина, чем лезть на рожон.
   – Похоже на то, мистер Бриггс.
   – Ну, во всяком случае, еще не все потеряно, его можно смягчить. Я ни разу не видел, чтобы он бил слуг, несмотря па все эти вспышки. А уж тем более служанок. – Управляющий неуверенно улыбнулся. – Впрочем, что-то всегда происходит в первый раз. А тебе, кажется, удалось не па шутку его разозлить. Умнее всего было бы впредь держаться от него как можно дальше и следить за своими манерами, когда он рядом. Не открывай рта, пока тебя не спросят. Имей терпение дождаться, пока он разрешит тебе уйти. И, ради всего святого, прикуси свой острый язычок!
   Тем временем возня в гардеробной стихла. Через несколько минут в кабинет неверной походкой вошел Ридли и повалился в кресло. Лицо виконта стало белее мела, однако в глазах появился живой блеск. Глянув сквозь Аллегру, как будто девушка была прозрачной, Грей улыбнулся Бриггсу:
   – Негодяйка по крайней мере обладает целительскими способностями. Это в некоторой степени извиняет ее наглость. Можешь вручить ей шиллинг за труды. Ну, что там у тебя за бумаги?
   Аллегра молча ждала, пока Бриггс передавал содержание корреспонденции: судя по всему, она пришла от лондонского секретаря лорда Ридли. То, что ей положено терпеть, пока Ридли не будет угодно вспомнить про нее и отпустить на все четыре стороны, подразумевалось само собой. Вполне возможно, что унижение, испытываемое человеком, которого игнорируют и считают не лучше какого-нибудь стула, должно было стать своего рода наказанием. Если только хозяин не додумался до чего-нибудь похуже. Она сердито прикусила губу. Есть у нее фамильное терпение Бэньярдов или нет – было бы намного легче, если бы ей быстро надрали уши и выставили вместо бесконечного ожидания и догадок. И страха.
   – Если вы ознакомитесь с содержанием вот этого письма, милорд, – забубнил Бриггс, протягивая исписанные листы бумаги, – то поймете, что продажа участка земли в Виндзоре принесет немалый барыш.
   – Я верю тебе на слово, – вяло отмахнулся от бумаг Ридли. – Гиффорд согласен, что продажа земли – разумный поступок?
   – Да. Он уверен, что цена на нее больше не поднимется. А сама земля никудышная.
   – Ну так продавайте. Пусть Гиффорд пришлет мне бумаги на подпись. – Он рассмеялся – негромко, язвительно и равнодушно повел плечами: – И насколько богаче я стану, Бриггс?
   – По моим подсчетам, чистая прибыль составит примерно две тысячи фунтов. Вполне прилично. – Мягкие серые глаза Бриггса потемнели от каких-то потаенных мыслей.
   – Наплевать. Это всего лишь деньги. – Ридли всмотрелся в лицо управляющего и снова засмеялся. – Что, Бриггс, я так и буду для тебя вечным поводом для разочарований? Лишь потому, что равнодушен к своему богатству, тогда как ты – истинный, благородный дворянин – не имеешь ни гроша?
   Аллегра слышала, как Бриггс скрипнул зубами. Наконец он овладел собой и ответил сдавленным голосом:
   – Я вполне доволен своей жизнью, милорд.
   – Бриггс, ты несчастный враль, вот ты кто! Вынужден служить у такого, как я, и вполне доволен? В то время как имеешь полное право обзавестись собственным домом, женой и семейством, если бы только было на что их содержать?
   – Я смиренно принимаю то, что ниспослал мне Господь в этой жизни, милорд. – Вид у Бриггса был такой, словно он мучается от физической боли. Аллегра предпринимала героические попытки удержаться на месте, а не ринуться очертя голову в бой на защиту управляющего от несправедливых, нечестных нападок Ридли. А тот продолжал, презрительно кривя губы:
   – Достойный ответ достойного джентльмена. Однако ты жил бы намного лучше, если бы твой брат сподобился внезапно помереть и оставить тебе наследство и титул. Как, к примеру, поступил мой брат по отношению ко мне. Но в конце концов даже сейчас тебе ничто не помешает взять в жены богатую девицу, как это сделал я. Тогда ты был бы обеспечен и мог бы вести беззаботную жизнь. Совершенно беззаботную, – горько повторил Ридли, словно обращался па сей раз сам к себе. С мрачной ухмылкой он потянулся к бутылке с джином и надолго припал к ее горлышку.
   Бриггс поклонился подчеркнуто вежливо. Его юное лицо хранило следы подавленного гнева и отчаяния.
   – С вашего позволения, милорд. Я сию же минуту составлю письмо Гиффорду. – Он снова поклонился и поспешил выйти из кабинета.
   Аллегра застыла как изваяние, вне себя от ярости. Так издеваться над Бриггсом…
   Однако Ридли по-прежнему не обращал на девушку внимания. Он встал и потянулся – лениво, вальяжно. Распустил завязки на изорванной рубашке и снял ее. На его руках, поросших темным густым волосом, при каждом движении перекатывались мощные мускулы, а в широком развороте плеч и прямой спине чувствовалась огромная сила.
   – Подай мне одежду, Рам, – велел виконт ждавшему в молчании камердинеру. – Я чувствую себя оборванцем. – Тут он резко развернулся и пронзил Аллегру взглядом. – Ну? – грозно промолвил Ридли.
   Девушка чуть не вскрикнула от испуга. Чего он хочет? Чтобы она поскорее ушла? Или чтобы осталась и была наказана им самим? Чтобы молила о пощаде или – Боже, только не это – стояла как вкопанная, пока он будет раздеваться догола, меняя платье?!
   – Не понимаю, что вам угодно, милорд, – несмело промолвила Аллегра.
   – Что ты думаешь в эту минуту? Мне надобно это знать.
   – Ничего, милорд, – соврала девушка, отводя глаза в сторону.
   – Черт побери, перестань оскорблять меня новой ложью! – рявкнул виконт. – Ты прячешь глаза, потому что они говорят сами за себя. И я желаю знать, что ты думаешь. Будь откровенна. Это моя воля.
   Аллегра немного поколебалась, но все же отважно посмотрела на виконта.
   – Ну что ж. Мистер Бриггс – хороший человек.
   – Таков он есть.
   – А вы – его хозяин. И можете говорить и делать все, что заблагорассудится.
   – Конечно, могу. – Он пожал плечами и устало прищурился. – Эту привилегию у меня не отнимешь.
   Она и сама не знала, что разозлило ее больше – это вот непробиваемое равнодушие или вспыхнувшее с новой силой сострадание к Бриггсу, получившему в ее присутствии столь предательские удары. В глазах вскипели злые слезы. Девушка махнула рукой в сторону коллекции кинжалов на стене.
   – Вам вряд ли понадобится вся эта груда оружия, – прерывающимся от избытка чувств голосом выпалила Аллегра – Поскольку вы научились наносить раны гораздо более жестоким и болезненным способом. С помощью слов. Таких слов, от которых разбивается сердце любого, кто встретится вам на пути. И за это я вас презираю. – Девушка раздраженно смахнула рукой упрямо набежавшие слезы. – Вот что я думаю в эту минуту, милорд.
   Он угрожающе шагнул вперед, моментально побагровев от гнева. На какой-то ужасный миг Аллегре показалось, что из нее сейчас вышибут дух. Но Ридли развернулся и грохнул кулаками по изящному резному столику. Тот рассыпался на куски.
   – Вон отсюда, девка, – процедил Грей и тут же обратился к камердинеру: – Рам, я еду в Ладлоу, немедленно. Ты понял?
   Индиец кивнул. От Аллегры не укрылось, что было некое тайное послание, которым без слов обменялись эти двое. Безусловно, сэр Грейстон. Я сию же секунду прикажу седлать лошадь.
   – Но как же ваша встреча с попечителем в Ньютоне?
   – Не сегодня. – Ридли покачал головой и с неожиданным стоном закрыл лицо ладонями. Когда он заговорил вновь, его голос звучал глухо и был полон тоски: – Господь свидетель, я должен поскорее побывать в Ладлоу. Иначе сойду с ума…

Глава 5

   Грей Ридли в одних носках пробирался по темным коридорам, держа в неверной руке тусклую свечу. Он пребольно споткнулся о ножку невидимого стола и вполголоса выругался. То, что происходило сейчас, было чистым безумием, и это он прекрасно понимал – по крайней мере той частью своего разума, которая еще не полностью помутилась от джина.
   Правда, теперь Грей успел пожалеть, что так налегал на джин. Нынешний визит в Ладлоу был бальзамом для его души. Он принес ему мир – пусть и недолгий. Виконт вернулся в Бэньярд-Холл совсем поздно, поужинал с завидным для нынешнего его состояния аппетитом и заснул как младенец. И видел чистые, невинные и спокойные сны.
   Его разбудило пение соловья. Было около четырех часов, судя по тому, что луна уже закатилась. Пение удивительной птицы пробудило в нем множество непрошеных мыслей, роившихся в темноте просторной спальни. Соловьи редко поют в начале июля. Давно миновала весна и пора брачных трелей. Гнезда свиты, яйца отложены, и из них вылупились птенцы. Родители. Потомство. Все вместе, в одном гнезде, как предназначено природой.
   И конечно, перед его мысленным взором моментально появилась Руфь. И серое тело мертворожденного младенца, которого он прижимал к груди, обливаясь слезами. Мальчика. Сына. Малыша, который сейчас уже научился бы ходить, вместо того чтобы лежать рядом с матерью под гранитной плитой.
   В этот миг джин показался ему единственным способом согреться и утешиться в холодном, пустом мире.
   Спустя какое-то время он вспомнил про девушку. Странное, неукротимое создание. Огонь жизни так и пылал в ней, разбрасывая жаркие искры. Эти искры долетели и до Ридли, они обожгли его, несмотря на попытки остаться равнодушным. Он и не думал, что еще способен на какие-то чувства. Господь свидетель, он бежал от любых чувств. Он потратил уйму времени на то, чтобы оглушить свое сердце с помощью джина и уступчивых женщин. Чтобы возвести непроницаемую, глухую стену безразличия, дарившую ему хоть какой-то покой. И вот благодаря этой девчонке он вдруг ощутил ярость, причем не один и не два раза на протяжении последних дней. Неистовую, жгучую ярость – поразительное по глубине, страшное, непривычное для него, но, несомненно, человеческое чувство. И это ему совсем не понравилось.
   А эту девушку переполняли чувства – чистые, первозданные, неподвластные здравому смыслу. Господи Боже, она расплакалась лишь оттого, что он неласково поговорил с Бриггсом! Да что для нее Бриггс, чтобы так за него переживать?! И если уж на то пошло, кто такой для нее он сам? Вряд ли навязанный силой контракт, разрушивший все ее планы возмездия, мог служить поводом для хороших отношений. И все же от него не укрылось сострадание, мелькнувшее в ее взоре, когда она ухаживала за ним. Необъяснимо, но она сочувствовала Ридли, жалела его – заслуживал он того или нет.
   Даже ее ненависть к Уикхэму была неудержимой, безграничной, что бы он там ни натворил. Хотя, конечно, Ридли мог предположить, что Том Уикхэм ее обесчестил. Вполне обычная история. И случилась она скорее всего в Колониях, откуда явилась эта девица. Ридли слышал, что Уикхэм какое-то время работал в Америке на Вест-Индскую компанию. Но с тех пор, несомненно, прошло немало лет, раз она успела забыть, как выглядит Уикхэм, и набросилась в тот день на него. Столько лет – и все же ее ненависть ничуть не остыла. Это сбивало Ридли с толку и в то же время привораживало. Вся эта страсть, все это пламя. Просто пылающий негодованием снаряд, да и только. Как она собирается жить с этим, если не сумеет обуздать свои чувства?
   Окно в конце коридора светилось бледным преддверием зари. Как только взойдет солнце, особняк оживет, повсюду начнут сновать слуги. Было бы безумием дать застать себя в этом месте.
   Но впрочем… какого черта? Он уже слишком далеко зашел. И ему необходимо ее видеть. Его влекло к ней, как мотылька к пламени свечи. И что такое он в ней увидел? Свою погибель? А может, спасение? Он и сам не знал толком. Ясно было лишь одно: она приворожила его с самой первой минуты, едва он заглянул в ее темные, полные горя глаза.
   Вот и черная лестница, по которой слуги поднимаются в свои каморки на чердаке. Ее комната как раз у лестничной площадки. Ридли тихонько хихикнул. Миссис Ратледж словно предугадала ход его мыслей, когда подбирала комнату для новой служанки. Собственно говоря, не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы заметить интерес хозяина к этой особе – это не было секретом ни для кого в Бэньярд-Холле. А Аллегра к тому же отличалась несравненной красотой, от которой у всякого мужчины захватывало дух, и дивным телом, так и звавшим к любви.
   И он желал ее – это было несомненно. Но в отличие от череды платных шлюх и уступчивых горничных, которые согревали его постель после кончины Руфи, в этом случае он жаждал чего-то большего, чем просто развлечение на одну ночь. Как ни глупо это выглядело, но ему вдруг приспичило, чтобы именно она, и только она, принесла весь свой пыл, всю страсть и силу на алтарь их любви. И ради этого Ридли был готов подождать, пока не сумеет вскружить ей голову, распалить и раздразнить настолько, что она будет думать только о нем. Пока не признается в том, что не укрылось от его внимания – своей слабости к нему, Грею, к его ласкам и поцелуям. Как бы упорно ни пыталась она это отрицать – даже перед собой.
   Когда Грей пробрался в ее комнату и поставил свечу на пол, Аллегра спала на боку, свернувшись клубком. Ночь выдалась душная, девушка скинула во сне одеяло и теперь лежала, подогнув ноги к животу и подсунув под щеку ладонь. Почему-то она напомнила Грею котенка – маленького, пушистого и трогательно милого. При одном взгляде на нее в нем вновь всколыхнулось желание.
   Волосы цвета воронова крыла были заплетены в простую косу, и теперь она казалась темным мостом, разделявшим загорелую кожу щек и более бледную, нежную на плечах. Ворот ночной рубашки развязался, она сползла с округлых плеч и слегка приоткрыла заманчиво белевшую пышную грудь. Грей машинально провел рукой по губам, словно томимый жаждой, и осторожно присел на край постели. Девушка со вдохом повернулась на живот, выпрямила ноги и потянулась, совсем как котенок, который сейчас заснет снова. Подол рубашки приподнялся, явив взору виконта тугие, округлые ягодицы; длинные стройные ноги обнажились – они так и манили к себе. В мягкой ямке под коленом билась жилка.
   У Ридли захватило дух, в ушах гулко зашумела кровь. Аллегра возбуждала, она была желанна так, как ни одна женщина в мире. Такая чистая, такая ароматная и свежая – ни дать ни взять спелый летний плод, который сам просится, чтобы его отведали. Грей сгорал от желания схватить ее в охапку, чтобы прижать к себе, чтобы ласкать каждый дюйм итого дивного, восхитительного тела. Чтобы от его трепетных ласк она проснулась. И чтобы…
   Он ошалело потряс головой. Нет! В эту ночь он определенно переусердствовал с джином. Взять ее силой, против воли? Нет, Грей еще не пал так низко. Он пьян, но не настолько, чтобы пытаться насильничать. Потом ему не хватит целого моря джина, чтобы смыть этот грех, если все же он сделает такую глупость. И он напомнил себе, что пришел в эту комнату всего лишь ради пары поцелуев. Просто на это губах все еще остался свежий вкус ее рта. Он осторожно оперся обеими руками на кровать, карауля миг, когда Аллегра проснется. Удовлетворенно улыбнулся, наклонился и жадно приник губами к пушистым завиткам у нее на шее. Она почувствовала, что кто-то целует ее. Ласково целует шею, плечи, щеку, чувствительную ямку возле ушка. Аллегра затрепетала от восторга. Какой чудесный сон: странный, необычный, захватывающий! Он совсем не походил на холодную, жестокую реальность, и девушка помолилась, чтобы этот сон длился вечно. С еле слышным томным стоном, больше напоминавшим мурлыканье, она шевельнулась под его нежным натиском. И тут же ее ног коснулась горячая рука, ласкавшая шелковистую кожу. Она скользнула выше, легла на ягодицы и легонько их сжала. Аллегра вздрогнула. Ах, какой прекрасный сон! Как приятно эта рука гладит ей спину! Несмотря на то что даже под тканью рубашки прикосновения кажутся болезненными в тех местах, где кожу задел кнут Кромптона. Кнут Кромптона?! Боже милостивый, да ведь это никакой не сон! Аллегра заморгала, стараясь поскорее сбросить оцепенение, повернуться и сесть. Но вместо этого вдруг обнаружила, что ее схватили за руки, прижали к кровати, а сверху навалилось чье-то тяжелое тело. Над головой раздался тихий смех.