Холт Виктория. Мелисандра

   – Это маскировка, – пояснил он. – Я прятался в пещере и нацепил эту штуку, чтобы отпугивать людей… на тот случай, если кто-нибудь заявится. Не хочу, чтобы кто-то сюда приходил. Только я могу сюда забраться. Я наблюдал за вами. Вид у вас был испуганный.
   Мелисанду забавляло, как он налегает на личное местоимение. В этом угадывалось некоторое пренебрежение ко всему остальному миру и величайшее уважение к мсье Раулю де ла Роше.
   – Ты здесь живешь? – спросила она.
   – Мы остановились здесь с Леоном, чтобы поправить мое здоровье, – на ходу ответил мальчик. – Говорят, оно у меня неважное. А вы здесь тоже лечитесь?
   – Нет, я здесь живу как компаньонка, то есть…
   – А, знаю, – быстро сказал Рауль. – Леон тоже состоит при мне компаньоном.
   – Да, но, понимаешь, я – платная компаньонка.
   – И Леон тоже, правда, он ко всему прочему мой дядя. Говорят, я взрослый не по годам. Люди смотрят на меня с улыбкой. А все потому, что привык общаться со старшими, и мне больше нравится чтение, чем игры.
   – Да, ты необычный, это верно, – признала Мелисанда с улыбкой – ее позабавила самонадеянность мальчика.
   – Я знаю, – сказал он. – А они пытаются сделать меня более обычным… Не совсем, конечно, но более обычным. Поэтому-то я здесь с Леоном.
   – А где сейчас Леон?
   – Внизу.
   – А он не запрещает тебе так высоко забираться?
   – Нет, мне это только на пользу. Я делаю это, чтобы порадовать Леона, – играю в разбойника и навешиваю на себя водоросли. Доктора говорят, что мне полезно.
   – Но тебе эта игра нравится, верно? Я поняла это по твоему голосу – когда ты кричал, что выпьешь мою кровь.
   – Ну, может быть, немножко и нравится, иначе я бы этого не делал. А вы тоже француженка?
   – Пожалуй, что так. Я выросла во Франции… в монастыре. Однако не знаю точно, были мои родители французами или нет.
   – Вы – сирота. Я тоже сирота.
   – Значит, мы с тобой одного поля ягода.
   – Здесь очень крутой спуск. Смотрите не поскользнитесь.
   – Я иду за тобой – след в след.
   – Окрепну немного и начну плавать. Это полезно для моего здоровья. Скажите, а как вас зовут? Я ведь должен как-то представить вас Леону.
   – Сент-Мартин. Мелисанда Сент-Мартин. Мальчик кивнул и двинулся дальше.
   – А вот и Леон. Он нас уже разглядел.
   Высокий тощий человек с книгой в руке шагал им на встречу; между ним и мальчиком было заметно отдаленное сходство.
   – Леон! – воскликнул мальчик. – Это Мелисанда Сент-Мартин. Возможно, француженка. Она сама тол ком не знает. Она сирота, так же как и я. Заблудилась, но я провел ее вниз.
   – Добрый день, – сказала Мелисанда.
   – Добрый день, – улыбнулся мужчина в ответ и стал очень симпатичным. – Так, значит, мой племянник с вами познакомился.
   – Он оказал мне любезность – проводил вниз.
   – Я рад, что он был вам полезен.
   – Для меня это пара пустяков, – хвастливо заявил мальчик.
   – Ах, Рауль, Рауль… – слегка пожурил его мужчина, правда, со снисходительной улыбкой, и повернулся к Мелисанде: – Вы уж простите, что он так разошелся. Племянник и в самом деле очень рад, что помог вам.
   – Я в этом нисколько не сомневаюсь. Рауль сказал, что вы останетесь здесь на зиму.
   – Да, мы сняли домик. До чего же приятно встретиться с человеком, с которым можно так свободно разговаривать.
   – Мне тоже очень понравилось, – вставил мальчик. – Я рассказал мадемуазель Сент-Мартин, что здесь люди или очень плохо говорят по-французски, или не говорят совсем.
   – Ну, тебе это только на пользу, – сказала Мелисанда. – Так ты быстрее выучишься английскому.
   – Мы здесь вообще никого не понимаем, – посетовал мужчина. – Я считал, что прилично владею английским, но того диалекта, на котором говорят здесь, не понимаю.
   – Это смесь корнуолльского и английского, – пояснила Мелисанда.
   – Я найму мадемуазель переводчицей! – заявил мальчик.
   – Сомневаюсь, что она захочет оказать тебе эту услугу, – поспешно заметил мужчина. – Вы уж простите Рауля, мадемуазель Сент-Мартин. Ему десять лет, мы привезли его сюда, чтобы он окреп на сливках и пирогах. Искали климат потеплее, чем на востоке Англии. Прошлую зиму жили в Кенте, так там было очень холод но. Впрочем, что это я так разговорился! Простите меня. Это все потому, что мне слишком долго приходилось подбирать каждое слово и запинаться.
   – Вы тут вдвоем живете?
   – Мы взяли с собой слуг, но они не французы.
   – Большинство из Кента, а некоторые – из Лондона, – уточнил Рауль, явно не желая оставаться в стороне от беседы. – Я считал их речь невнятной, пока мы не приехали сюда. А уж как говорят местные жители…
   – Ну что же, спасибо, что проводил меня вниз, – сказала Мелисанда, повернувшись к Раулю.
   – Только не вздумайте уходить! – Эта фраза прозвучала у мальчика как приказание.
   – Да, но мне нужно возвращаться. Я ведь на работе. Меня отправили с поручением, а теперь по берегу я буду добираться домой дольше, чем предполагала. Так что пора нам прощаться.
   – Давай пройдемся с мадемуазель, – предложил Рауль.
   – Но вначале спросим, позволит ли она пройтись с ней.
   – С удовольствием, – улыбнулась Мелисанда.
   – Я не устану, – заверил мальчик. – Я ведь поспал днем.
   Они пошли по камням к песчаной полосе.
   – Надеюсь, мы еще встретимся, – произнес мужчина. – Вы могли бы нас навестить?
   В это время вниманием мальчика завладела какая-то живность, обитающая в заводи среди камней, и он остановился, приглядываясь.
   – Я ведь всего-навсего компаньонка – вы это понимаете?
   – Я тоже в некотором роде компаньон.
   – Мальчик уже объяснил мне.
   – Рауль очень болезненный, – негромко сказал мужчина. – Он смышленый, с богатым воображением, резвый, но слабый физически. Боюсь, это его слегка испортило… как, впрочем, и кое-что другое. Моя обязанность – присматривать за ним. Насколько я понимаю, вы бедная молодая леди и состоите компаньонкой при богатой даме. Я же – бедный мужчина, компаньон богатого мальчика.
   – Но Рауль сказал, что вы его дядя.
   – Родство наше не настолько близкое. Он считает меня своим дядей, а на самом деле я всего лишь его троюродный брат. Как видите, у нас с вами сходное положение. Я присматриваю за ним, учу, оберегаю его здоровье. Такова моя обязанность.
   – Должно быть, приятная обязанность?
   – Я очень к нему привязан, хотя порой возникают сложности. Как вы наверняка заметили, он слегка испорчен, но в душе самый лучший паренек на свете. Скажите, мадемуазель, вы еще долго собираетесь здесь пробыть?
   – Не знаю. Я приехала сюда не так давно, в качестве компаньонки мисс Тревеннинг. Тревеннинг – название имения. Возможно, вам оно знакомо. Хозяйка скоро выйдет замуж, а после этого… я не знаю.
   – И как скоро она выйдет замуж?
   – На Рождество.
   – То есть впереди еще несколько недель?
   – Ну да.
   – Я рад. За это время мы обязательно встретимся. Соотечественникам за границей нужно держаться друг за друга.
   Мальчик подошел к ним и стал оживленно рассказывать о тварях, которых рассматривал в заводи. Лицо его слегка порозовело, он запыхался; бриджи на коленях пропитались влагой.
   – Но ты ведь промок, – сказал мужчина. – Нам нужно сейчас же идти домой.
   – Нет, я хочу остаться здесь и разговаривать с мадемуазель.
   – Ты должен немедленно пойти домой и переодеться. Миссис Кларк рассердится, если ты станешь разгуливать в мокрой одежде.
   Лицо мальчика сделалось упрямым.
   – Миссис Кларк должна подчиняться моим желаниям.
   Мужчина обернулся к Мелисанде, словно не расслышал замечания Рауля.
   – Миссис Кларк – наша экономка, – пояснил он. – Чудесная женщина. Мы ее обожаем.
   – Все равно, – стоял на своем мальчик, – ее не касается, когда мне приходить и уходить.
   – Пойдем, – твердо сказал мужчина, – я уверен, мадемуазель Сент-Мартин простит нас, если мы поспешим.
   – Конечно-конечно, мне и самой нужно поторопиться, – поддержала его Мелисанда. – Я должна попрощаться с вами… не мешкая. До свидания.
   – Аu revoir! Мы будем на пляже завтра.
   – Я приду, если смогу.
   Мелисанда старалась не смотреть в насупленное лицо мальчика. Ей вдруг стало жаль мужчину, бедняка, взявшего на свое попечение избалованного богатого мальчишку. Она почувствовала жалость ко всем бедным людям, вынужденным угождать богачам.
   – Спасибо тебе, – обратилась она к Раулю, – за то, что проводил меня вниз.
   Лицо мальчика просияло, хмурость как рукой сняло.
   – Аu revoir, мадемуазель. Завтра я буду вас искать.
   – Всего доброго. Аu revoir.
   Мелисанда торопливо зашагала к Плейди-Бич, а добравшись туда, покинула берег, вскарабкалась по крутой тропке, уводящей от моря. И услышала, как кто-то засмеялся и окликнул ее по имени.
   Она узнала голос Фермора.
   – Что это за друг у вас, мадемуазель? – спросил он, неторопливо шагая ей навстречу.
   – Друг?
   – Я оказался невольным свидетелем вашей встречи. Узнал, что вы пошли к мисс Пеннифилд и отправился навстречу. Я стоял на вершине скалы и видел вас с вашими друзьями.
   Ее охватило приятное чувство, к которому примешивалась тревога. Мелисанда испытывала его всякий раз, оставаясь наедине с Фермором.
   Он подошел совсем близко.
   – У вас такой вид, словно я горгона и собираюсь обратить вас в камень.
   Она отступила назад и быстро проговорила:
   – Как странно, что они оказались французами, и что я наткнулась на них вот так, случайно.
   – А как это произошло?
   – Я спускалась со скалы, сбилась с дороги. И тут мальчик выбрался из пещеры, где играл в разбойников, и помог мне сойти вниз.
   – Затем отвел вас к папаше?
   – Он ему не отец – троюродный брат.
   – Быстро вы ознакомились с их генеалогическим древом. И я вижу, совсем не скучали в обществе троюродного брата.
   – А вы, оказывается, очень зоркий.
   – Я зорок как ястреб… когда дело касается вас.
   – А я чувствую себя с вами как полевая мышка, на которую вот-вот налетит хищная птица. Выбросьте это из головы. Я не из тех, кого хватает и уносит ястреб. А сейчас я спешу домой. И так уже припозднилась.
   – Вы провели чересчур много времени со своими новыми друзьями, мышка-норушка. Я бы даже сказал – мышка-ворчушка, вы становитесь сварливой.
   – Очень хорошо, что вы так считаете. Мышки-норушки – милые создания, а сварливые мышки не настолько милы. Возможно, ястребы не слишком на них падки.
   – На них спрос еще больше. А знаете ли вы, что лучшие из ястребов славятся терпеливостью?
   – Вы все еще думаете о том предложении, которое мне сделали?
   – Я постоянно о нем думаю.
   – Как… даже сейчас… когда назначен день вашей свадьбы?
   – Свадьба – это совсем другое дело.
   – Да, вы мне все очень ясно объяснили. А интерес но, Каролине вы тоже объяснили?
   – Не будьте глупенькой сварливой мышкой, пора повзрослеть. Конечно, Каролина ничего об этом не знает.
   – А что, если я ей расскажу? Запомните: еще раз попытаетесь подкараулить меня наедине, я так и сделаю.
   – Что?! – воскликнул он беспечно. – Это шантаж?
   – Вы – самый дурной человек из всех, кого я встречала в своей жизни. Даже предположить не могла, что бывают настолько дурные люди.
   – Значит, настало время вам об этом узнать. Но в ваших силах меня исправить. Вы просто обязаны это сделать. Если вы полюбите меня, вернее, если признаетесь, что меня любите, – ведь вы, конечно же, меня любите, – то увидите, какой я замечательный… какой хороший, нежный, преданный.
   – Мне нужно поторопиться домой.
   – Думаете, я за вами не поспею?
   – Я предпочла бы идти в одиночестве.
   – А я предпочитаю пойти вместе с вами.
   – Вы когда-нибудь считаетесь с желаниями других людей? Или всегда делаете только то, что вам заблагорассудится?
   – Ну а вы сами? Поступаете ли вы так, как хотят другие? Будь в вас то самое бескорыстие, которого вы ждете от меня, вы бы сказали: «Да, я знаю, что мне не следует так поступать, но раз я ему нужна, то обязана сделать приятное. Это и есть бескорыстие, а я ведь такая хорошая, такая добрая – к тому же, не такая это большая жертва с моей стороны, ведь мои собственные желания ничего не значат».
   – Вы все передергиваете. До чего же вы ветреный. Знай Каролина, каков вы на самом деле, ни за что бы вас не полюбила.
   – Но вы ведь меня любите, несмотря на все, что вам обо мне известно.
   Мелисанда пошла быстрее, но Фермор тоже прибавил шагу, тогда она бросилась бежать.
   – Так вы долго не выдержите… слишком уж тут крутые тропки. – И он схватил девушку за руку.
   – Пожалуйста, не прикасайтесь ко мне!
   – Довольно командовать, – засмеялся Фермор, наблюдая, как Мелисанда дергает руку, стараясь освободиться. – Вот видите, это бесполезно. Если начнете сопротивляться, то выбьетесь из сил, и только, а ведь мы здесь совсем одни. Можете сколько угодно звать на помощь – кто прибежит сюда? Ваш храбрый маленький разбойник и этот красавец, троюродный брат, далеко отсюда. А если они и услышат, то решат, что вызволять вас из моих рук – совсем другое дело, чем провести по горной тропке. Так что вы в моей власти.
   – Вы все время говорите неправду.
   – Нет. Это вы притворяетесь. Не делаете различия между тем, чего хотите, и тем, чего, как вам кажется, следует хотеть. Когда я сказал: «Вы в моей власти», глаза ваши засверкали от этой мысли. Думаете, я не понимаю! Потом вы ведь сможете сказать: «Я ни в чем не виновата!» Ну, разве это не наслаждение! Когда тебя принуждают к тому, что ты так долго не решалась сделать! Что может быть лучше? Доставить вам это удовольствие? Я так сильно вас люблю, что испытываю сильнейшее искушение ублажить подобным образом.
   – Вы говорите самые жестокие и циничные слова, которые я когда-либо слышала. Я даже не знала, что бывают такие люди, как вы.
   – А откуда вам было знать? Как долго вы пребываете в миру? А мы ведь не бродим по монастырским угодьям и не соблазняем благочестивых монашек.
   Фермор отпустил руку Мелисанды, и она снова пошла быстрым шагом.
   – Давайте, наконец, поговорим серьезно, – сказал он, нагоняя девушку и вновь беря ее за руку, – нам так редко удавалось встретиться наедине. В конце недели я уезжаю в Лондон. О, да вы огорчены…
   – Нет, я очень рада. Это самая хорошая новость для меня за последнее время.
   – Да, та трусиха, которая сидит в вас, ликует, но разве это настоящая Мелисанда? Нет, не верю. На самом деле вы огорчены. Но горевать не стоит – нужно только проявить здравый смысл. Скажите, что собираетесь делать, когда уедете отсюда?
   – Это мое дело.
   – О, да будьте же разумны – пусть это станет моим делом!
   – Я не представляю, как оно может стать вашим.
   – Вам нужно покровительство.
   – Я сама способна за себя постоять.
   – Говоря, что вы нуждаетесь в покровительстве, я употребляю данное слово в его светском значении. Вы можете постоять за себя, прибегая к своему уму, но ум подскажет вам, что без посторонней помощи невозможно обеспечить себя всем, что необходимо в жизни. Поэтому вам нужен покровитель.
   – Пожалуйста, поймите – я сама хочу себя защищать.
   – Где? В доме какой-нибудь привередливой дамы?
   – Разве все дамы, нанимающие гувернанток, привередливы?
   – По отношению к гувернанткам и компаньонкам – большинство из них.
   – Ну что ж, значит, таков мой жребий на этом свете, и я должна с ним смириться.
   – И вы удовлетворитесь той жизнью, что уготована вам Господом?
   – Я должна прожить ее хорошо.
   – Она не будет хорошей. Это отвратительно для девушки с вашим характером. Мне очень жаль, что я не могу на вас жениться. И почему только вы не Каролина, а Каролина – не вы. О, каким бы я тогда был добродетельным, образцовым женихом! Добродетель – следствие неких обстоятельств, вам это не приходило в голову? Я убежден – заключи мы с вами брак, я стал бы верным мужем.
   – Люди становятся добродетельны, приспосабливаясь к обстоятельствам, а не подстраивая обстоятельства под себя. Уверена – разница между добром и злом как раз в этом и заключается.
   – Послушайте, мадемуазель, – вы ведь не мать настоятельница монастыря, читающая проповедь. Если мир не устраивает меня, я перекрою его на своей лад. Поймите, дорогая, вы молоды и неопытны, у вас слишком догматические представления о жизни. Я сейчас предельно серьезен. Позвольте, я подыщу для вас укромный домик. Это так же надежно, как брак. Все на свете станет вашим, чего ни пожелаете.
   – Вы все равно, что Сатана с его искушениями – собираетесь показать мне царства мира.
   – Царства мира стоят того, чтобы ими завладеть.
   – Любой ценой?
   – Когда вы вдоволь натерпитесь унижений, которым беспечные хозяева, не колеблясь, вас подвергнут, когда вы настрадаетесь, пребывая в их власти, не имея возможности даже подыскать себе другое место, тогда, возможно, вы не станете столь пренебрежительно отзываться об этих царствах покоя. И не только покоя… царствах нежной привязанности и дружбы, страсти и любви, которые я подарю вам.
   – Вы говорите очень убедительно, но не можете скрыть своей порочности. Говори вы это будучи несчастливы в браке – тогда другое дело. Но строить подобные планы, когда только собираешься жениться… с таким хладнокровием… накануне свадьбы…
   – Я вовсе не хладнокровен. И – я предрекаю! – вы в этом убедитесь.
   Мелисанда молчала, и Фермор мягко спросил:
   – О чем вы думаете?
   – О вас.
   – Я так и знал. Ну а теперь, когда вы настроены на откровенность, сознайтесь, что постоянно обо мне думаете.
   – Я очень много думаю о вас… и Каролине. Жалею, что так мало прожила в миру, иначе, быть может, лучше вас понимала.
   – Так дайте себе время, чтобы меня понять. Постарайтесь отбросить большинство представлений об этом мире, которые вам внушили монахини, – сказал Фермор, обнимая Мелисанду. – Им нравится жить в затворничестве, влачить существование покойников. Вы не знаете, сколько всего можно обрести на этом свете – какую радость, какое наслаждение. Я открою их вам. Да, я предлагаю вам царства мира. Но, видите ли, дорогая моя Мелисанда, жизнь – не черно-белая, какой вам ее рисовали монахи ни, считая, что учат вас истине. Они не знают ничего другого. Бедные маленькие трусихи… они боятся мира! А такие люди, как вы и я, не должны ничего бояться.
   – Но мы оба боимся. Я боюсь согрешить. Вы сокрушаетесь о том, что не меня избрали в невесты. Но если вы так смелы, почему бы вам не сделать свой собственный выбор? Нет, вы боитесь точно так же, как и я. Боитесь чужих мнений… условностей. Боитесь жениться на женщине не своего круга. И это, как мне кажется, большая трусость, чем боязнь греха.
   Некоторое время Фермор пребывал в замешательстве и, наконец, произнес:
   – Это не страх. Это понимание того, что брак между нами невозможен.
   – Называйте это как вам нравится, я же называю это страхом, а вас – трусом. Вы не боитесь сойтись в поединке с любым мужчиной, не боитесь разъяренной толпы. Это потому, что вы большой и сильный… физически. Но духовной силы у вас нет; в душе вы трус. Трепещете перед мнением тех, кто способен помочь вам достичь того положения, к которому вы стремитесь. И этот страх куда худший, чем тот, который испытываешь перед дракой, не обладая достаточной физической силой.
   – Вы путаете мудрость и страх.
   – Вот как? Тогда, пожалуйста, продолжайте быть мудрым, но не требуйте от меня другого.
   – Я обидел вас, – выдохнул Фермор, – был слишком откровенен. Другими словами, вел себя как последний дурак. Я раскрылся перед вами. Сам не знаю, почему это сделал. Мне нужно было ждать, чтобы застать вас врасплох…
   – Вы слишком заняты собой, мсье. Считаете себя не отразимым. Но на меня ваше обаяние не действует.
   Рассердившись, Фермор заключил ее в объятия и поцеловал. Мелисанда не могла сдержать его и чувствовала, что не хочет этого делать. Потрясенная, она созналась себе, что, предложи он ей то же самое в другое время, не накануне женитьбы на Каролине, она, возможно, не устояла бы перед соблазном.
   Она должна бороться с ним, никогда не дать ему понять, как близка была к тому, чтобы сдаться. Должна видеть его таким, каков он есть на самом деле, а не таким, каким он представляется ей в мечтах.
   – Вы думаете, я вас не понимаю? – спросил Фермор, словно прочитав ее мысли.
   – Вы, вне всякого сомнения, очень искусно занимаетесь самообманом.
   – Вы жалите меня своим язычком и все-таки себя выдаете.
   – Вы, мсье, очень высокого мнения о себе. Оставайтесь при нем, если вам так нравится.
   – Не называйте меня «мсье», будто я один из этих расфуфыренных французишек.
   – Имей я глупость сделать так, как вы хотите мы бы всю жизнь провели в ссорах.
   – Наши ссоры – полезнее иного согласия.
   – Не нахожу в них ничего полезного… Они только раздражают.
   – Вот почему ваши щечки раскраснелись, глаза блестят, вот почему со мной вы в сто крат привлекательнее, чем с кем-либо еще.
   – Мне нужно возвращаться. Каролина вот-вот меня хватится. Не могла же я потратить целый день на то, что бы сходить к мисс Пеннифилд и заказать ей платья для вашей свадьбы. – И она торопливо зашагала прочь.
   – Мелисанда, – окликнул Фермор, – постойте!
   – Лучше не ходите за мной дальше, – бросила она через плечо. – Ведь вы, храбрец, не хотите, чтобы Каролина увидела нас вместе.
   Мелисанда засмеялась, но смех получился неприятно визгливый. Она надеялась, что Фермор не уловил в нем истерических ноток.
   – Мелисанда, – повторил он, – Мелисанда!
   Однако теперь он не стал ее преследовать. «Мы слишком близко от дома, – подумала девушка, – а в нем столько мудрости. Бедная Каролина! И бедная Мелисанда!»
   Фермор уехал в Лондон, и без него Тревеннинг переменился. Из него словно выветрился сатанинский дух, подумала Мелисанда, но до чего же скучным стало это место!
   Жизнь, казалось бы, сделалась проще. Все выглядели счастливыми. Каролина почти все время проводила с мисс Пеннифилд, примеряя наряды из своего приданого. Они обнаружили, что Мелисанда, хотя и была неважной швеей, давала дельные советы относительно отделки платьев – где прибавить украшение, где, наоборот, убрать. И туалеты на глазах преображались, приобретали совершенно иной вид.
   – Это все твоя французская кровь, – говорила Каролина, ставшая теперь милой и приветливой. – Француженки лучше кого бы то ни было разбираются в таких вещах.
   – У мадемуазель определенно есть способности! – воскликнула мисс Пеннифилд. – А что, мисс Каролина, когда выйдете замуж, возьмите ее с собой – пусть помогает вам одеваться.
   «Бедная, наивная мисс Пеннифилд! – подумала Мелисанда. – Она, сама того не ведая, нарушила установившийся мир».
   Но вскоре мисс Пеннифилд ушла в комнату для шитья, и Каролина, забыв о своих страхах и предложив Мелисанде почитать что-нибудь вместе из французской книги, сказала:
   – Между прочим, я слышала, что где-то по соседству с нами живут французы. Все только об этом и толкуют. Говорят, они очень занятные.
   – Я знаю, – сказала Мелисанда. – Однажды повстречалась с ними.
   – Неужели?
   – Да. Это случилось на прошлой неделе, когда я ходила к мисс Пеннифилд. Я пыталась спуститься со скалы, но склон оказался очень крутым; маленький мальчик играл там – он и проводил меня вниз. На пляже его ждал опекун, который к тому же доводится ему троюродным братом. Мальчик представил нас друг другу.
   – Наверное, это было весело.
   – Да, весело. Они обрадовались случаю поговорить по-французски. Сказали, что не понимают выговор местных жителей, и я объяснила, что это корнуолльцы… а не англичане.
   – Приятно, должно быть, встретить людей со своей родины.
   – Это было… чудесно.
   – Наверное, вы говорили без умолку.
   – Так оно и было. С тех пор я встречала их еще несколько раз. Им здесь действительно одиноко, к тому же приятно поговорить по-французски.
   – Вы, наверное, знаете о них больше, чем кто-либо еще, – улыбнулась Каролина. – Я слышала, что мальчик – богатый и своенравный, он командует экономкой миссис Кларк. А она большая сплетница. Говорят, частенько наведывается в Шерборн.
   – В Шерборн? Я этого не знала.
   – Ну, это такая старая поговорка – она родилась в те дни, когда у нас была только одна газета, доставляемая из Шерборна. «Шерборн Меркьюри», если не ошибаюсь. И вот про человека, любящего посплетничать, стали говорить, что он частенько наведывается в Шерборн.
   Мелисанда рассмеялась. Никогда еще она не была в столь чудесных отношениях с Каролиной.
   – Так вот, – продолжила Каролина, – миссис Кларк утверждает, что они принадлежат к старинному французскому аристократическому роду. Представители одной его ветви лишились владений во время революции и бежали из страны, а представители другой – выжили. Мальчик принадлежит к богатым де ла Роше, а мужчина – к обедневшей ветви того же семейства; но если мальчик умрет, то состояние перейдет к его троюродному брату. Миссис Кларк очень сочувствует мужчине; она говорит, что мальчик – сущее наказание.
   – Я бы сказала, что любительница наведаться в Шерборн совершенно права. Мальчик – забавный, но в его возрасте не пристало сознавать свою власть. А мужчина – добрый и терпеливый.
   – Вы часто с ними виделись?
   – Пару раз.
   Каролина улыбнулась своим мыслям. Ее очень заинтересовали иностранцы, и в особенности мужчина. Ей было приятно, что он подружился с Мелисандой. Она надеялась, что этот мужчина поможет разрешить их с Фермором проблему к всеобщему удовлетворению заинтересованных сторон.