Страница:
У Мелисанды на глаза навернулись слезы. Девушка, которая не знала, что такое родительская ласка, всегда считала матерей святыми, наделенными чертами Богоматери и мадам Лефевр, и потерю самого близкого человека воспринимала как страшную трагедию.
– Если бы она не умерла… вы никогда бы здесь не оказались, – почти со злобой вдруг заявила мисс Каролина.
После ее резких слов возникла пауза.
«Она на меня злится, – подумала Мелисанда. – Почему она так меня невзлюбила?»
Пег, разобрав вещи прибывшей компаньонки, ушла за водой.
– Свадьбу мою пришлось отложить, – повернувшись к Мелисанде, отрывисто произнесла Каролина.
– Жаль. Вы, должно быть, очень огорчены.
– Мы расстроились… Оба – я и мой жених.
– Понимаю.
– Мистер Холланд пытался убедить моего отца и родных, что свадьбу откладывать не стоит. Но вы понимаете… из-за этих условностей… Мы очень расстроены.
– Условностей? – удивленно переспросила Мелисанда.
– Да. Мы должны вести себя соответственно занимаемому нами положению. Обязаны соблюдать приличия.
Мелисанда хотела ей что-то сказать, но Каролина ее опередила:
– Прочитав письмо, в котором отец сообщал, что приедет с вами, я представила вас совсем другой.
– Какой же?
– Отец писал, что нашел бедняжку, которой нужен дом, а поскольку мама совсем недавно умерла, а свадьба моя отложена и мне одиноко, надумал привезти компаньонку. Так что я представила вас сорокалетней женщиной, очень бедной, с седыми волосами, серьезной и… отзывчивой на доброту.
– А я действительно очень бедна! – улыбаясь, воскликнула девушка. – Правда, мне нет сорока, но это с годами придет. Серьезной я быть могу, а на доброту очень отзывчива. Надеюсь, что не разочарую вас.
– О нет… нет. Уверена, вы быстро поймете, что к чему… и мы останемся довольны друг другом. Ваш английский немного своеобразен… но, думаю, вскоре вы заговорите как настоящая англичанка.
Пришла Пег с большим кувшином горячей воды. Перед тем как попрощаться, она сказала Мелисанде, что, если ей еще что-нибудь понадобится, пусть дернет за шнурок колокольчика, и к ней придут.
Каролина пожелала девушке спокойной ночи и тоже ушла.
Мелисанда разделась, приняла ванну, надела ночную рубашку из хлопка, которую надевала в монастыре, и забралась в постель. Из-за сильного перевозбуждения она никак не могла заснуть. Девушка лежала с открытыми глаза и думала о тех, кого встретила в доме Тревеннингов. Но мысли ее были сосредоточены на двух новых знакомых: на Ферморе, который явно желал с ней дружбы, и на Каролине, которая отнеслась к своей компаньонке более чем настороженно.
«Как все-таки прекрасна жизнь!» – подумала в конце концов Мелисанда. Завтра ей предстояло осмотреть дом, замок и познакомиться с остальными его обитателями.
Глядя на весело полыхающие поленья, она вспомнила, какой холодной была ее постель в монастыре, помещения в котором не отапливались даже зимой.
Девушка уже начала засыпать, когда в дверь ее комнаты кто-то постучал. Мелисанда от неожиданности вздрогнула и насторожилась. Стук повторился.
– Входите, пожалуйста, – отозвалась Мелисанда. Дверь отворилась, и в комнату вошла женщина. Это была кареглазая горничная по имени Уэнна, которая ненадолго заходила в библиотеку, чтобы поздороваться с сэром Чарльзом.
Войдя в комнату, прислуга остановилась. Увидев ее, девушка замерла. Чувство тревоги овладело ей – у горничной Уэнны было сердитое, недовольное лицо. «За что она может на меня сердиться, если я только что приехала?» – подумала Мелисанда и приподнялась на кровати.
– Я всего лишь хотела узнать, не нужно ли вам чего-нибудь, – сказала Уэнна.
– Нет, мне ничего не нужно. Большое спасибо… Вы так добры.
Горничная медленно подошла к кровати и в упор посмотрела на девушку:
– Раз вы уже в постели, я не имела права вас беспокоить. Но я думала, что вы еще не легли.
– Я рада, что вы зашли. Спасибо за заботу.
– Постель удобная, верно? Наверняка все здесь для вас непривычно… особенно после того места, откуда вы приехали. Не так ли?
– Да, здесь все другое.
– Пег сделала все, что от нее требовалось? А то она все время какая-то сонная и постоянно обо всем забывает.
Мелисанда добродушно рассмеялась. Почему она вдруг решила, что Уэнна сердитая? Она же пришла проверить, все ли сделала для нее Пег.
– Пег была очень добра. Здесь все такие добрые.
– Тогда я зря вас побеспокоила.
– Ну что вы! Никакого беспокойства. Вы очень добры ко мне.
– А вы приехали к нам из-за Пролива?.. Из другой страны?
– Да.
– И все время там жили?
– Да. В монастыре.
– Боже! Какое жуткое место.
– Что вы! Никогда так не думала. Просто жила и считала его своим домом.
– Наверное, вас туда поместил отец… или мать.
– Думаю… так оно и было.
– Странный способ воспитывать детей. Или за границей так принято?
– Нет, что вы. Просто родители умерли, а мой опекун решил, что монастырь для меня самое подходящее место. Так я в нем и оказалась.
– Бог ты мой! Как интересно! И вы что, никогда не видели своего отца?
– Нет.
– А матери?
– Нет.
– А этого… вашего опекуна видели? Он-то хоть человек приличный?
– О да. Даже очень приличный.
– Бедная крошка! И часто этот опекун вас навещал?
– Нет, только организовал мой отъезд.
– Наверное, ваш опекун – хороший знакомый нашего хозяина?
– Я… не знаю. Вообще-то мне мало что известно.
– Совсем интересно. Почему же такая секретность?
Мелисанде от этого разговора стало не по себе. Ей захотелось, чтобы эта любопытная женщина как можно скорее ушла и оставила ее в покое. Ее не оставляло предчувствие, что своими назойливыми вопросами Уэнна пытается заманить ее в ловушку, а Мелисанда вовсе не хотела выдавать своего благодетеля, который так много для нее сделал. Нет, сэра Чарльза она ни за что не выдаст, и на всю жизнь останется ему благодарна.
– В монастыре обо мне заботились, кормили… дали образование. Теперь я выросла и могу себя обеспечить.
– Но вам, должно быть, интересно узнать, кем были ваши родители, да и что это за опекун, наконец. На вашем месте я навела бы о них справки.
– Понимаете, в монастыре я воспитывалась с детьми, большинство из которых ничего о своих родственниках не знали. Спасибо вам за совет. Все так добры ко мне. Вы, Пег. Мне здесь очень хорошо.
Но избавиться от Уэнны оказалось не просто.
– Жаль, что вы появились у нас так поздно. Наш дом до смерти миссис Тревеннинг был таким радостным, – сказала назойливая горничная.
– Да, ее кончина – настоящая трагедия.
– О, эта женщина была просто ангел. Почти всю жизнь я служила у нее.
– Искренне вам соболезную. Для вас смерть хозяйки – огромное горе.
– И надо же, такая женщина умерла! Всегда добрая, деликатная. А умерла она, простудившись на холоде. Никто не позаботился принести ей шаль. Когда я подошла, миссис Тревеннинг уже была холодна как лед. Никогда этого не забуду. Такого не должно было случиться.
Мелисанда смотрела на женщину и видела, как в ней постепенно закипает злоба.
– Если бы этого не произошло, – медленно произнесла Уэнна, – вы бы здесь не оказались. Ведь так? Остались бы в своем монастыре, а не лежали бы в теплой уютной постели перед горящим камином. Вот что было бы, если бы наша хозяйка не умерла.
Девушка растерялась и не знала, как ей ответить. Слова горничной прозвучали так зло, словно Мелисанда была виновна в смерти супруги сэра Чарльза.
– Будь миссис Тревеннинг жива, не думаю, что ее дочери потребовалась бы компаньонка.
– Скоро, очень скоро мисс Каролина выйдет замуж… – робко начала Мелисанда, но горничная прервала ее:
– Да, молодая леди выйдет замуж и уедет отсюда. А я поеду вместе с ней.
– Вы, должно быть, очень любите мисс Каролину, – заметила девушка, на что горничная ничего не ответила.
– Значит, вам ничего не нужно, – выдержав паузу, сказала Уэнна.
– Нет, большое спасибо.
Уэнна ушла, а Мелисанда легла на спину, продолжая смотреть на дверь, за которой исчезла служанка.
«Какая странная женщина!» – подумала девушка. Она никак не могла избавиться от неприятного ощущения, вызванного появлением горничной. «Почему эта злая женщина так дотошно меня расспрашивала? Зачем она вообще приходила?»
Мелисанда еще долго не могла заснуть, тщетно пытаясь понять истинную цель прихода этой неприятной особы. Затем она все-таки заснула, но несколько раз просыпалась среди ночи и с опаской поглядывала на дверь, боясь, что она вот-вот откроется, и в комнату снова войдет Уэнна.
Недели сменяли друг друга, и каждый день пребывания Мелисанды на новом месте был наполнен волнующими впечатлениями. Девушке столько еще хотелось узнать и увидеть. Она любила смотреть из окон своей комнаты на виднеющееся вдали море. Оно находилось всего в какой-то миле от дома Тревеннингов. В первое же утро Мелисанда, подбежав к окну, сверкавшими от восторга глазами завороженно уставилась на большой пологий холм, лежавший по другую сторону синего залива. Очертаниями он напоминал ей громадного торчавшего из воды барана. Она наблюдала за плывущими по небу облаками, которые позолотили лучи восходящего солнца, любовалась необыкновенным цветом моря – в это раннее утро оно приобрело коралловый оттенок.
Отныне ей предстояло жить в огромном замке, расположенном в изумительном по красоте месте, познакомиться с окрестными обитателями. А многочисленная прислуга дома Тревеннингов? В первую очередь она, соблюдая те самые английские условности, о которых упомянула мисс Каролина, должна будет сделать все, чтобы расположить к себе всех домочадцев. Слуги, конечно же, отнесутся к ней настороженно, поскольку стоит она пусть и не на той ступеньке социальной лестницы, что их хозяева, но все же и не прислуга. Для самой Мелисанды социальные различия не имели никакого значения. Слуг она считала людьми, живущими с ней под одной крышей, и горела желанием с ними познакомиться.
Сначала Мелисанда очаровала мистера Микера и ливрейного лакея, а затем восторг, выраженный по поводу изумительных пирогов и другой выпечки миссис Соади, снискал ей уважение и чудо-кухархи. Горничные были смущены и одновременно рады, что компаньонка совсем не кичилась своим положением и даже предложила им в случае необходимости обращаться к ней за помощью. Слуги-мужчины наперебой говорили о ее красоте и не обыкновенном обаянии. Успех Мелисанды у обслуги дома Тревеннингов был несомненен.
Особый восторг у слуг вызывало ее французское происхождение. Порой Мелисанда неправильно произносила английские слова, забавно коверкала фразы, а это давало тем, кто ее слушал, ощущение некоторого превосходства. Вместе со всеми девушка смеялась над своими ошибками и при этом говорила: «Ой, опять я смешно выразилась. Скажите, как это следовало произнести».
Мелисанда с серьезным видом слушала того, кто ее поправлял, а потом искренне благодарила. Она хотела знать буквально все, тем не менее, вела себя сдержанно, не обращала внимания на мелочи. Вся прислуга заметила ее хорошие манеры.
«Вот если бы Тревеннинги так относились ко мне, как их слуги!» – думала Мелисанда.
Сэр Чарльз все это время был занят делами, и девушка почти его не видела. Мисс Каролина в присутствии Мелисанды сразу же становилась чопорной и немного раздраженной. Всем своим видом она давала компаньонке понять, кто в доме хозяйка. Мелисанда чувствовала, что та одержима одним-единственным желанием – попросить ее уехать из дома. Но для этого мисс Каролине надо было прежде получить согласие отца.
На следующий день после приезда Мелисанды мисс Каролина сказала ей:
– У меня никогда не было компаньонки. Только гувернантки. Думаю, что положение компаньонки такое же, как и у них. Обедали они в маленькой комнате, соседней с классной. Полагаю, что будет лучше, если и вы будете там обедать. Вы же не хотите обедать с нашей семьей, правда? Конечно, в особых случаях вы будете садиться за наш стол. Помнится, мои гувернантки обеда ли с нами раз в неделю. Их приглашали, чтобы мои папа и мама могли справиться у них о моих успехах. Иногда на торжественном ужине требовалось присутствие еще одной дамы. В таких случаях тоже приглашали одну из моих воспитательниц. Но в остальные дни гувернанткам подавали еду в той маленькой комнате. Видите, какие сложности? Нельзя же, чтобы вы сидели за одним сто лом со слугами.
Мелисанда громко рассмеялась.
– Нельзя? – переспросила она. – А я бы не возражала. Они такие чудесные. Миссис Соади и мистер Микер…
Мисс Каролина недовольно поджала губы. Она поняла, что самое время осадить компаньонку:
– Мои гувернантки за оскорбление бы почли, если бы им предложили обедать внизу со слугами. Так что и вам лучше всего обедать в той же комнате, где ели гувернантки.
Отныне Мелисанда должна была принимать пищу в одиночестве. Она не находила в этом ничего трагического, но предпочла бы сидеть за одним столом с сэром Чарльзом и мистером Холландом или с обслугой. Девушка обожала компанию. А что одной? Ни поболтать, ни пошутить и ни посмеяться.
– Не знаю, чем вы будете заниматься в нашем доме. О чем только думал папа, когда брал вас с собой? У леди Говер есть компаньонка. Так каждый день после полу дня она читает ей книги. Но леди Говер почти слепая. А потом, я вовсе не хочу, чтобы мне читали. Кроме того, компаньонка шьет леди Говер платья, но для меня такую работу выполняет Пеннифилд… да и Уэнна отличная портниха.
– Это меня очень радует. Я не люблю шить. Каролина недовольно скривила губы.
– Шитьем заниматься вам придется каждый день, – строго сказала она. – Когда мама была жива, она брала книгу и читала вслух, а я шила одежду для бедняков. Скорее всего, в ваши обязанности будет входить и то и другое.
Таким образом, дочь сэра Чарльза дала своей компаньонке понять, что та будет делать не то, что ей нравится, а то, что прикажут.
Мелисанда, обиженно поджав губы, умоляюще посмотрела на Каролину, но промолчала. А ей так хотелось сказать молодой хозяйке: «Пожалуйста, любите меня, потому что мне невыносимо, когда меня кто-то не любит. Скажите же, за что вы меня так невзлюбили, и я сделаю все, чтобы исправиться».
В эту минуту, с глазами полными мольбы и отчаяния, Мелисанда выглядела еще более очаровательной, и этим еще больше разозлила Каролину. Будь на месте ее компаньонки некрасивая сорокалетняя женщина, тогда Каролина отнеслась бы к ней совсем иначе. Мегерой она никогда не была, но терпеть не могла тех, кого боялась. А в молодой компаньонке ее пугало все, даже ее нищета и беззащитность.
Еще до разговора с Мелисандой Каролина, отлично знавшая, что отец очень не любит, когда его беспокоят, направилась в его кабинет.
– Папа, – войдя к сэру Чарльзу, произнесла она, – не понимаю, зачем ты привез с собой эту девушку. Я не хочу никакой компаньонки. У меня перед свадьбой столько дел…
– Компаньонка пробудет в нашем доме до твоего за мужества. Это не больше года. Я хотел, чтобы ты в совершенстве выучила французский. Кроме того, тебе не обходима молодая компаньонка, с которой бы ты ходила в гости.
– Но наши знакомые ее не примут.
– Они примут ее как твою компаньонку. Девушка она интеллигентная, хорошо образованна. Боюсь, даже лучше, чем ты. Тихая, скромная. Такую с удовольствием примут везде.
– Тихая?! Скромная?! Вот уж чего бы я не сказала! – воскликнула Каролина.
– Ты ужасная эгоистка, Каролина. Эта девушка нуждается в месте. Это тебе о чем-нибудь говорит?
– Я готова пожалеть любого, кому нужна работа, но это вовсе не значит, что мне требуется компаньонка. Почему бы не подыскать ей место у какой-нибудь старушки… Например, у леди Говер?
– Леди Говер довольна компаньонкой, которая у нее есть. Когда потребность в услугах мисс Сент-Мартин отпадет, я непременно подыщу ей другое место. А пока был бы очень рад, если бы ты восприняла Мелисанду как свою компаньонку и вела себя так, как этого требует твое положение. Думай хотя бы немного о тех, кто счастлив менее, чем ты.
Из кабинета сэра Чарльза Каролина вышла ни с чем – родной отец оказался на стороне компаньонки. Не нашла она поддержи и у Фермора. Тот вообще ее осудил.
– Тебе должно быть стыдно за то, что бедная девушка вынуждена есть одна, – сказал он.
– А ты, как я вижу, проявляешь к ней повышенный интерес, – резко парировала Каролина.
– Повышенный интерес?! – воскликнул жених. – Да, она человек очень интересный, мужественный, с большой силой воли. А как умна! Просто удивительно.
– Мисс Сент-Мартин за нашим столом чувствовала бы себя неловко, а обедать со слугами сочла ниже своего достоинства. С такими, как она, всегда сложности. Помню, одной из моих гувернанток постоянно казалось, будто ее унижают. Не думаю, что компаньонки другие. В особенности бедные.
– А почему бы у нее самой не спросить? – предложил Фермор. – Уверен, что она нашла бы мудрое решение.
– Не забывай, что Мелисанда всего лишь одна из слуг, хотя и ставит себя гораздо выше.
Фермор молча пожал плечами. Он не решился продолжить разговор о компаньонке, поскольку знал, что дальнейшее упоминание ее имени ничего, кроме раздражения, у его невесты не вызовет. Ведь Каролина прекрасно знала, как он относится к Мелисанде.
Перед тем как расстаться, Каролина предупредила жениха, что в течение часа будет заниматься французским.
Занятия языком были в полном разгаре, когда в библиотеку вошел Фермор.
– Хочешь мне что-то сообщить? – спросила его Каролина.
– Нет. Хотел бы тоже заняться французским, если мадемуазель не возражает.
– Ну что вы! Никаких возражений! – просияв, воскликнула Мелисанда. – Тягу к языкам можно только приветствовать.
Каролина, заметив на лице компаньонки счастливую улыбку, стиснула от злости зубы.
– Тогда садись, – глядя на жениха, строго произнесла она. – Но учти, до окончания занятий все говорят только по-французски.
– Mon Dieu! [12]– вскинув руки, воскликнул молодой человек.
Мелисанда звонко рассмеялась, а затем, перейдя на французский, стала быстро задавать Фермору вопросы: бывал ли он во Франции, если да, то в какой ее части, и были ли у него проблемы с языком.
– Помилуйте! – воскликнул молодой человек. – Да пожалейте же бедного англичанина.
– Фермор, такие занятия мой папа не одобрит, – строго заметила Каролина.
– Тысяча извинений, – сказал Фермор и стал отвечать на вопросы Мелисанды.
Говорил по-французски он медленно и размеренно, как в школе, и с сильным акцентом. «Он специально коверкает слова, чтобы Мелисанда указала на его ошибки», – подумала Каролина. Она уже представила себе, как ее жених вслед за француженкой произносит слова, как они вместе весело хохочут над каждым не правильно произнесенным им словом.
Каролина с ревностью наблюдала за Фермором. «Его уже ничто не изменит. Раз он так ведет себя в моем присутствии, то оставлять его наедине с красивой женщиной нельзя ни в коем случае. Мне всю жизнь придется ревновать его. Если бы не наши родители, то Фермор никогда бы не сделал мне предложения», – думала она, поглядывая на жениха и компаньонку.
– Мсье очень плохо говорит по-французски, – наигранно сурово констатировала Мелисанда.
– Самое время мне помочь, – сказал по-английски Фермор. – Мадемуазель, мне надо больше времени заниматься языком. Часа в день для меня явно недостаточно. Чаще обращайтесь ко мне по-французски, а то я ни когда не выеду за пределы Англии.
«Да как он осмелился такое сказать! – с возмущением подумала Каролина. – Он же видит, что я рядом. Ему, похоже, на меня наплевать!»
– Пожалуйста, мсье, на французском! – воскликнула Мелисанда. – Не забывайте.
– Мсье – ощень плох школьник. Да? – коверкая английские слова, произнес Фермор. – И заслуживает сурового наказания?
– Фермор, – резко прервала его невеста. – Папа сказал бы, что ты только напрасно теряешь время. Он очень серьезно относится к моим занятиям французским. Поэтому мадемуазель и получила место в нашем доме.
– Хорошо, впредь я паинька. Буду сидеть тихо и отвечать, только когда меня спросят. И только по-французски. Если, конечно же, смогу, – улыбаясь то невесте, то Мелисанде, заверил мистер Холланд.
– Вам нужна разговорная практика. Только тогда вы добьетесь успеха, – сделала вывод Мелисанда. – Ваш французский никуда не годится. Но, как мне показалось, желание учиться у вас есть. А это уже половина успеха.
– Я очень хочу выучить французский, – приложив к сердцу ладонь, поклялся Фермор. – И очень хочу, что бы вы остались мною довольны.
До конца занятий Каролина просидела как на иголках. Когда урок закончился, она с облегчением перевела дух.
– Покатаемся на лошадях? – предложила она жениху.
– Отличная мысль! После такой напряженной работы мозга мне просто необходимо развеяться.
– Тогда пошли.
– А мадемуазель Сент-Мартин?
Каролина была потрясена. «Как же он решился предложить такое? Да Фермор ведет себя так, будто эта француженка не прислуга, а почетная гостья!»
– А я не умею ездить верхом, – сказала Мелисанда. – Нас в монастыре этому не обучали.
– Но я на это и не рассчитывал. – Фермор добродушно рассмеялся. – Извините. Не смог удержаться от смеха, когда представил монашку, скачущую на коне… галопом… в черной сутане, развевающейся на ветру. Не правда ли, удивительное зрелище? Но, мадемуазель Мелисанда, мы не можем допустить, чтобы вы так и не вы учились верховой езде. Это не охота на зверей – научитесь быстро. Вы станете учить меня французскому, а я вас – управлять лошадью.
– Это было бы великолепно. Мне уже хочется стать наездницей. Какой вы добрый. Я так рада.
– Тогда по рукам. Все, сделка состоялась. Когда приступим?
– Не забывай, Фермор, что на следующей неделе ты уезжаешь в Лондон, – поспешила напомнить жениху Каролина.
– Я немного задержусь. Срочных дел в Лондоне у меня все равно нет. А уеду, когда увижу мадемуазель Мелисанду, скачущую в легком галопе.
– Поскольку мадемуазель Сент-Мартин нанял мой отец, то думаю, что прежде, чем учить ее ездить на лошади, следовало бы спросить у него разрешения, – заметила Каролина.
– Да, ты совершенно права, – ответил Фермор.
На лице его невесты заиграла торжествующая улыбка.
– Я с ним поговорю, – пообещала Каролина.
– Не надо. Я сам спрошу разрешения у сэра Чарльза, – сказал Фермор. – Возможно, завтра, мадемуазель Мелисанда, у вас будет первый урок верховой езды.
– Спасибо, но если сэр Чарльз или мисс Каролина не захотят, чтобы я…
– Положитесь на меня, – прервал ее молодой человек. – Я все устрою.
Фермор, продолжая улыбаться, поднялся с кресла и вместе с Каролиной вышел из библиотеки. Оставшись одна, Мелисанда задумалась. «Насколько все-таки жизнь в монастыре проще, чем за его пределами», – было первое, что пришло ей в голову.
– Какое у тебя сегодня плохое настроение! – заметил Фермор невесте, когда они, сидя на лошадях, выезжали из конюшни.
– У меня?
– А у кого же? Наговорила бедняжке столько неприятных слов.
– Я сказала ей только то, что обязана была сказать.
– Ты считала себя обязанной ее обидеть?
– Интересно, а заботился бы ты о чувствах моей компаньонки, будь она косая и с заячьей губой?
– А ты бы ее тогда так же стремилась обидеть?
– Не в этом дело.
– Нет, моя дорогая Каролина, именно в этом.
– Ты не можешь учить ее ездить на лошади.
– А собственно говоря, почему не могу? Из нее получится отличная наездница.
– Ты забываешь, что она всего лишь прислуга.
– Может быть, я и забываю, но ты об этом постоянно напоминаешь. И стараешься это делать в ее присутствии.
У Каролины от обиды на глаза навернулись слезы.
– А как я должна поступать? Терпеть, когда меня унижают перед слугами?
Фермор мог быть жестким с людьми, что сейчас же продемонстрировал невесте.
– Это ты своим поведением унижаешь себя, – холодно произнес он и пришпорил лошадь.
Каролина поскакала за ним. Она мчалась на лошади, смотрела сквозь слезы на его прямую спину и думала: «Какая я несчастная. Фермор меня не любит и никогда не любил. И женится на мне только по настоянию его родственников. Но что бы ни случилось, я от него ни за что не откажусь».
Они достигли скалистого участка дороги. Дальше пускать лошадей быстрым шагом было опасно. Медленная езда устраивала Каролину.
– Давай спустимся к пляжу, – предложил Фермор, – и галопом поскачем по песку.
– Хорошо, – согласилась Каролина.
«А вдруг Мелисанда не удержится на лошади, упадет… изуродует себе лицо или сломает шею», – с надеждой подумала она и тут же ужаснулась: какая страшная мысль пришла ей в голову! Нет, она никому не хотела зла. Если бы отец привез с собой средних лет женщину, бедную и некрасивую, с каким бы сочувствием отнеслась она к ней!
На песчаной косе Каролина поравнялась с Фермором, и лицо ее было уже спокойным.
– Ну что, поскакали? – предложил молодой человек. Они пришпорили лошадей и понеслись по пляжу мимо серых скал, поблескивавших вкраплениями бело го кварца и сиреневого аметиста. Попадавшиеся на их пути чайки взлетали с песка и с криком взмывали в небо.
– На Ричмонд-Хилл девчонка живет… – в восторге от быстрой езды запел Фермор.
Даже топот копыт не мог заглушить его радостного голоса.
– Если бы она не умерла… вы никогда бы здесь не оказались, – почти со злобой вдруг заявила мисс Каролина.
После ее резких слов возникла пауза.
«Она на меня злится, – подумала Мелисанда. – Почему она так меня невзлюбила?»
Пег, разобрав вещи прибывшей компаньонки, ушла за водой.
– Свадьбу мою пришлось отложить, – повернувшись к Мелисанде, отрывисто произнесла Каролина.
– Жаль. Вы, должно быть, очень огорчены.
– Мы расстроились… Оба – я и мой жених.
– Понимаю.
– Мистер Холланд пытался убедить моего отца и родных, что свадьбу откладывать не стоит. Но вы понимаете… из-за этих условностей… Мы очень расстроены.
– Условностей? – удивленно переспросила Мелисанда.
– Да. Мы должны вести себя соответственно занимаемому нами положению. Обязаны соблюдать приличия.
Мелисанда хотела ей что-то сказать, но Каролина ее опередила:
– Прочитав письмо, в котором отец сообщал, что приедет с вами, я представила вас совсем другой.
– Какой же?
– Отец писал, что нашел бедняжку, которой нужен дом, а поскольку мама совсем недавно умерла, а свадьба моя отложена и мне одиноко, надумал привезти компаньонку. Так что я представила вас сорокалетней женщиной, очень бедной, с седыми волосами, серьезной и… отзывчивой на доброту.
– А я действительно очень бедна! – улыбаясь, воскликнула девушка. – Правда, мне нет сорока, но это с годами придет. Серьезной я быть могу, а на доброту очень отзывчива. Надеюсь, что не разочарую вас.
– О нет… нет. Уверена, вы быстро поймете, что к чему… и мы останемся довольны друг другом. Ваш английский немного своеобразен… но, думаю, вскоре вы заговорите как настоящая англичанка.
Пришла Пег с большим кувшином горячей воды. Перед тем как попрощаться, она сказала Мелисанде, что, если ей еще что-нибудь понадобится, пусть дернет за шнурок колокольчика, и к ней придут.
Каролина пожелала девушке спокойной ночи и тоже ушла.
Мелисанда разделась, приняла ванну, надела ночную рубашку из хлопка, которую надевала в монастыре, и забралась в постель. Из-за сильного перевозбуждения она никак не могла заснуть. Девушка лежала с открытыми глаза и думала о тех, кого встретила в доме Тревеннингов. Но мысли ее были сосредоточены на двух новых знакомых: на Ферморе, который явно желал с ней дружбы, и на Каролине, которая отнеслась к своей компаньонке более чем настороженно.
«Как все-таки прекрасна жизнь!» – подумала в конце концов Мелисанда. Завтра ей предстояло осмотреть дом, замок и познакомиться с остальными его обитателями.
Глядя на весело полыхающие поленья, она вспомнила, какой холодной была ее постель в монастыре, помещения в котором не отапливались даже зимой.
Девушка уже начала засыпать, когда в дверь ее комнаты кто-то постучал. Мелисанда от неожиданности вздрогнула и насторожилась. Стук повторился.
– Входите, пожалуйста, – отозвалась Мелисанда. Дверь отворилась, и в комнату вошла женщина. Это была кареглазая горничная по имени Уэнна, которая ненадолго заходила в библиотеку, чтобы поздороваться с сэром Чарльзом.
Войдя в комнату, прислуга остановилась. Увидев ее, девушка замерла. Чувство тревоги овладело ей – у горничной Уэнны было сердитое, недовольное лицо. «За что она может на меня сердиться, если я только что приехала?» – подумала Мелисанда и приподнялась на кровати.
– Я всего лишь хотела узнать, не нужно ли вам чего-нибудь, – сказала Уэнна.
– Нет, мне ничего не нужно. Большое спасибо… Вы так добры.
Горничная медленно подошла к кровати и в упор посмотрела на девушку:
– Раз вы уже в постели, я не имела права вас беспокоить. Но я думала, что вы еще не легли.
– Я рада, что вы зашли. Спасибо за заботу.
– Постель удобная, верно? Наверняка все здесь для вас непривычно… особенно после того места, откуда вы приехали. Не так ли?
– Да, здесь все другое.
– Пег сделала все, что от нее требовалось? А то она все время какая-то сонная и постоянно обо всем забывает.
Мелисанда добродушно рассмеялась. Почему она вдруг решила, что Уэнна сердитая? Она же пришла проверить, все ли сделала для нее Пег.
– Пег была очень добра. Здесь все такие добрые.
– Тогда я зря вас побеспокоила.
– Ну что вы! Никакого беспокойства. Вы очень добры ко мне.
– А вы приехали к нам из-за Пролива?.. Из другой страны?
– Да.
– И все время там жили?
– Да. В монастыре.
– Боже! Какое жуткое место.
– Что вы! Никогда так не думала. Просто жила и считала его своим домом.
– Наверное, вас туда поместил отец… или мать.
– Думаю… так оно и было.
– Странный способ воспитывать детей. Или за границей так принято?
– Нет, что вы. Просто родители умерли, а мой опекун решил, что монастырь для меня самое подходящее место. Так я в нем и оказалась.
– Бог ты мой! Как интересно! И вы что, никогда не видели своего отца?
– Нет.
– А матери?
– Нет.
– А этого… вашего опекуна видели? Он-то хоть человек приличный?
– О да. Даже очень приличный.
– Бедная крошка! И часто этот опекун вас навещал?
– Нет, только организовал мой отъезд.
– Наверное, ваш опекун – хороший знакомый нашего хозяина?
– Я… не знаю. Вообще-то мне мало что известно.
– Совсем интересно. Почему же такая секретность?
Мелисанде от этого разговора стало не по себе. Ей захотелось, чтобы эта любопытная женщина как можно скорее ушла и оставила ее в покое. Ее не оставляло предчувствие, что своими назойливыми вопросами Уэнна пытается заманить ее в ловушку, а Мелисанда вовсе не хотела выдавать своего благодетеля, который так много для нее сделал. Нет, сэра Чарльза она ни за что не выдаст, и на всю жизнь останется ему благодарна.
– В монастыре обо мне заботились, кормили… дали образование. Теперь я выросла и могу себя обеспечить.
– Но вам, должно быть, интересно узнать, кем были ваши родители, да и что это за опекун, наконец. На вашем месте я навела бы о них справки.
– Понимаете, в монастыре я воспитывалась с детьми, большинство из которых ничего о своих родственниках не знали. Спасибо вам за совет. Все так добры ко мне. Вы, Пег. Мне здесь очень хорошо.
Но избавиться от Уэнны оказалось не просто.
– Жаль, что вы появились у нас так поздно. Наш дом до смерти миссис Тревеннинг был таким радостным, – сказала назойливая горничная.
– Да, ее кончина – настоящая трагедия.
– О, эта женщина была просто ангел. Почти всю жизнь я служила у нее.
– Искренне вам соболезную. Для вас смерть хозяйки – огромное горе.
– И надо же, такая женщина умерла! Всегда добрая, деликатная. А умерла она, простудившись на холоде. Никто не позаботился принести ей шаль. Когда я подошла, миссис Тревеннинг уже была холодна как лед. Никогда этого не забуду. Такого не должно было случиться.
Мелисанда смотрела на женщину и видела, как в ней постепенно закипает злоба.
– Если бы этого не произошло, – медленно произнесла Уэнна, – вы бы здесь не оказались. Ведь так? Остались бы в своем монастыре, а не лежали бы в теплой уютной постели перед горящим камином. Вот что было бы, если бы наша хозяйка не умерла.
Девушка растерялась и не знала, как ей ответить. Слова горничной прозвучали так зло, словно Мелисанда была виновна в смерти супруги сэра Чарльза.
– Будь миссис Тревеннинг жива, не думаю, что ее дочери потребовалась бы компаньонка.
– Скоро, очень скоро мисс Каролина выйдет замуж… – робко начала Мелисанда, но горничная прервала ее:
– Да, молодая леди выйдет замуж и уедет отсюда. А я поеду вместе с ней.
– Вы, должно быть, очень любите мисс Каролину, – заметила девушка, на что горничная ничего не ответила.
– Значит, вам ничего не нужно, – выдержав паузу, сказала Уэнна.
– Нет, большое спасибо.
Уэнна ушла, а Мелисанда легла на спину, продолжая смотреть на дверь, за которой исчезла служанка.
«Какая странная женщина!» – подумала девушка. Она никак не могла избавиться от неприятного ощущения, вызванного появлением горничной. «Почему эта злая женщина так дотошно меня расспрашивала? Зачем она вообще приходила?»
Мелисанда еще долго не могла заснуть, тщетно пытаясь понять истинную цель прихода этой неприятной особы. Затем она все-таки заснула, но несколько раз просыпалась среди ночи и с опаской поглядывала на дверь, боясь, что она вот-вот откроется, и в комнату снова войдет Уэнна.
Недели сменяли друг друга, и каждый день пребывания Мелисанды на новом месте был наполнен волнующими впечатлениями. Девушке столько еще хотелось узнать и увидеть. Она любила смотреть из окон своей комнаты на виднеющееся вдали море. Оно находилось всего в какой-то миле от дома Тревеннингов. В первое же утро Мелисанда, подбежав к окну, сверкавшими от восторга глазами завороженно уставилась на большой пологий холм, лежавший по другую сторону синего залива. Очертаниями он напоминал ей громадного торчавшего из воды барана. Она наблюдала за плывущими по небу облаками, которые позолотили лучи восходящего солнца, любовалась необыкновенным цветом моря – в это раннее утро оно приобрело коралловый оттенок.
Отныне ей предстояло жить в огромном замке, расположенном в изумительном по красоте месте, познакомиться с окрестными обитателями. А многочисленная прислуга дома Тревеннингов? В первую очередь она, соблюдая те самые английские условности, о которых упомянула мисс Каролина, должна будет сделать все, чтобы расположить к себе всех домочадцев. Слуги, конечно же, отнесутся к ней настороженно, поскольку стоит она пусть и не на той ступеньке социальной лестницы, что их хозяева, но все же и не прислуга. Для самой Мелисанды социальные различия не имели никакого значения. Слуг она считала людьми, живущими с ней под одной крышей, и горела желанием с ними познакомиться.
Сначала Мелисанда очаровала мистера Микера и ливрейного лакея, а затем восторг, выраженный по поводу изумительных пирогов и другой выпечки миссис Соади, снискал ей уважение и чудо-кухархи. Горничные были смущены и одновременно рады, что компаньонка совсем не кичилась своим положением и даже предложила им в случае необходимости обращаться к ней за помощью. Слуги-мужчины наперебой говорили о ее красоте и не обыкновенном обаянии. Успех Мелисанды у обслуги дома Тревеннингов был несомненен.
Особый восторг у слуг вызывало ее французское происхождение. Порой Мелисанда неправильно произносила английские слова, забавно коверкала фразы, а это давало тем, кто ее слушал, ощущение некоторого превосходства. Вместе со всеми девушка смеялась над своими ошибками и при этом говорила: «Ой, опять я смешно выразилась. Скажите, как это следовало произнести».
Мелисанда с серьезным видом слушала того, кто ее поправлял, а потом искренне благодарила. Она хотела знать буквально все, тем не менее, вела себя сдержанно, не обращала внимания на мелочи. Вся прислуга заметила ее хорошие манеры.
«Вот если бы Тревеннинги так относились ко мне, как их слуги!» – думала Мелисанда.
Сэр Чарльз все это время был занят делами, и девушка почти его не видела. Мисс Каролина в присутствии Мелисанды сразу же становилась чопорной и немного раздраженной. Всем своим видом она давала компаньонке понять, кто в доме хозяйка. Мелисанда чувствовала, что та одержима одним-единственным желанием – попросить ее уехать из дома. Но для этого мисс Каролине надо было прежде получить согласие отца.
На следующий день после приезда Мелисанды мисс Каролина сказала ей:
– У меня никогда не было компаньонки. Только гувернантки. Думаю, что положение компаньонки такое же, как и у них. Обедали они в маленькой комнате, соседней с классной. Полагаю, что будет лучше, если и вы будете там обедать. Вы же не хотите обедать с нашей семьей, правда? Конечно, в особых случаях вы будете садиться за наш стол. Помнится, мои гувернантки обеда ли с нами раз в неделю. Их приглашали, чтобы мои папа и мама могли справиться у них о моих успехах. Иногда на торжественном ужине требовалось присутствие еще одной дамы. В таких случаях тоже приглашали одну из моих воспитательниц. Но в остальные дни гувернанткам подавали еду в той маленькой комнате. Видите, какие сложности? Нельзя же, чтобы вы сидели за одним сто лом со слугами.
Мелисанда громко рассмеялась.
– Нельзя? – переспросила она. – А я бы не возражала. Они такие чудесные. Миссис Соади и мистер Микер…
Мисс Каролина недовольно поджала губы. Она поняла, что самое время осадить компаньонку:
– Мои гувернантки за оскорбление бы почли, если бы им предложили обедать внизу со слугами. Так что и вам лучше всего обедать в той же комнате, где ели гувернантки.
Отныне Мелисанда должна была принимать пищу в одиночестве. Она не находила в этом ничего трагического, но предпочла бы сидеть за одним столом с сэром Чарльзом и мистером Холландом или с обслугой. Девушка обожала компанию. А что одной? Ни поболтать, ни пошутить и ни посмеяться.
– Не знаю, чем вы будете заниматься в нашем доме. О чем только думал папа, когда брал вас с собой? У леди Говер есть компаньонка. Так каждый день после полу дня она читает ей книги. Но леди Говер почти слепая. А потом, я вовсе не хочу, чтобы мне читали. Кроме того, компаньонка шьет леди Говер платья, но для меня такую работу выполняет Пеннифилд… да и Уэнна отличная портниха.
– Это меня очень радует. Я не люблю шить. Каролина недовольно скривила губы.
– Шитьем заниматься вам придется каждый день, – строго сказала она. – Когда мама была жива, она брала книгу и читала вслух, а я шила одежду для бедняков. Скорее всего, в ваши обязанности будет входить и то и другое.
Таким образом, дочь сэра Чарльза дала своей компаньонке понять, что та будет делать не то, что ей нравится, а то, что прикажут.
Мелисанда, обиженно поджав губы, умоляюще посмотрела на Каролину, но промолчала. А ей так хотелось сказать молодой хозяйке: «Пожалуйста, любите меня, потому что мне невыносимо, когда меня кто-то не любит. Скажите же, за что вы меня так невзлюбили, и я сделаю все, чтобы исправиться».
В эту минуту, с глазами полными мольбы и отчаяния, Мелисанда выглядела еще более очаровательной, и этим еще больше разозлила Каролину. Будь на месте ее компаньонки некрасивая сорокалетняя женщина, тогда Каролина отнеслась бы к ней совсем иначе. Мегерой она никогда не была, но терпеть не могла тех, кого боялась. А в молодой компаньонке ее пугало все, даже ее нищета и беззащитность.
Еще до разговора с Мелисандой Каролина, отлично знавшая, что отец очень не любит, когда его беспокоят, направилась в его кабинет.
– Папа, – войдя к сэру Чарльзу, произнесла она, – не понимаю, зачем ты привез с собой эту девушку. Я не хочу никакой компаньонки. У меня перед свадьбой столько дел…
– Компаньонка пробудет в нашем доме до твоего за мужества. Это не больше года. Я хотел, чтобы ты в совершенстве выучила французский. Кроме того, тебе не обходима молодая компаньонка, с которой бы ты ходила в гости.
– Но наши знакомые ее не примут.
– Они примут ее как твою компаньонку. Девушка она интеллигентная, хорошо образованна. Боюсь, даже лучше, чем ты. Тихая, скромная. Такую с удовольствием примут везде.
– Тихая?! Скромная?! Вот уж чего бы я не сказала! – воскликнула Каролина.
– Ты ужасная эгоистка, Каролина. Эта девушка нуждается в месте. Это тебе о чем-нибудь говорит?
– Я готова пожалеть любого, кому нужна работа, но это вовсе не значит, что мне требуется компаньонка. Почему бы не подыскать ей место у какой-нибудь старушки… Например, у леди Говер?
– Леди Говер довольна компаньонкой, которая у нее есть. Когда потребность в услугах мисс Сент-Мартин отпадет, я непременно подыщу ей другое место. А пока был бы очень рад, если бы ты восприняла Мелисанду как свою компаньонку и вела себя так, как этого требует твое положение. Думай хотя бы немного о тех, кто счастлив менее, чем ты.
Из кабинета сэра Чарльза Каролина вышла ни с чем – родной отец оказался на стороне компаньонки. Не нашла она поддержи и у Фермора. Тот вообще ее осудил.
– Тебе должно быть стыдно за то, что бедная девушка вынуждена есть одна, – сказал он.
– А ты, как я вижу, проявляешь к ней повышенный интерес, – резко парировала Каролина.
– Повышенный интерес?! – воскликнул жених. – Да, она человек очень интересный, мужественный, с большой силой воли. А как умна! Просто удивительно.
– Мисс Сент-Мартин за нашим столом чувствовала бы себя неловко, а обедать со слугами сочла ниже своего достоинства. С такими, как она, всегда сложности. Помню, одной из моих гувернанток постоянно казалось, будто ее унижают. Не думаю, что компаньонки другие. В особенности бедные.
– А почему бы у нее самой не спросить? – предложил Фермор. – Уверен, что она нашла бы мудрое решение.
– Не забывай, что Мелисанда всего лишь одна из слуг, хотя и ставит себя гораздо выше.
Фермор молча пожал плечами. Он не решился продолжить разговор о компаньонке, поскольку знал, что дальнейшее упоминание ее имени ничего, кроме раздражения, у его невесты не вызовет. Ведь Каролина прекрасно знала, как он относится к Мелисанде.
Перед тем как расстаться, Каролина предупредила жениха, что в течение часа будет заниматься французским.
Занятия языком были в полном разгаре, когда в библиотеку вошел Фермор.
– Хочешь мне что-то сообщить? – спросила его Каролина.
– Нет. Хотел бы тоже заняться французским, если мадемуазель не возражает.
– Ну что вы! Никаких возражений! – просияв, воскликнула Мелисанда. – Тягу к языкам можно только приветствовать.
Каролина, заметив на лице компаньонки счастливую улыбку, стиснула от злости зубы.
– Тогда садись, – глядя на жениха, строго произнесла она. – Но учти, до окончания занятий все говорят только по-французски.
– Mon Dieu! [12]– вскинув руки, воскликнул молодой человек.
Мелисанда звонко рассмеялась, а затем, перейдя на французский, стала быстро задавать Фермору вопросы: бывал ли он во Франции, если да, то в какой ее части, и были ли у него проблемы с языком.
– Помилуйте! – воскликнул молодой человек. – Да пожалейте же бедного англичанина.
– Фермор, такие занятия мой папа не одобрит, – строго заметила Каролина.
– Тысяча извинений, – сказал Фермор и стал отвечать на вопросы Мелисанды.
Говорил по-французски он медленно и размеренно, как в школе, и с сильным акцентом. «Он специально коверкает слова, чтобы Мелисанда указала на его ошибки», – подумала Каролина. Она уже представила себе, как ее жених вслед за француженкой произносит слова, как они вместе весело хохочут над каждым не правильно произнесенным им словом.
Каролина с ревностью наблюдала за Фермором. «Его уже ничто не изменит. Раз он так ведет себя в моем присутствии, то оставлять его наедине с красивой женщиной нельзя ни в коем случае. Мне всю жизнь придется ревновать его. Если бы не наши родители, то Фермор никогда бы не сделал мне предложения», – думала она, поглядывая на жениха и компаньонку.
– Мсье очень плохо говорит по-французски, – наигранно сурово констатировала Мелисанда.
– Самое время мне помочь, – сказал по-английски Фермор. – Мадемуазель, мне надо больше времени заниматься языком. Часа в день для меня явно недостаточно. Чаще обращайтесь ко мне по-французски, а то я ни когда не выеду за пределы Англии.
«Да как он осмелился такое сказать! – с возмущением подумала Каролина. – Он же видит, что я рядом. Ему, похоже, на меня наплевать!»
– Пожалуйста, мсье, на французском! – воскликнула Мелисанда. – Не забывайте.
– Мсье – ощень плох школьник. Да? – коверкая английские слова, произнес Фермор. – И заслуживает сурового наказания?
– Фермор, – резко прервала его невеста. – Папа сказал бы, что ты только напрасно теряешь время. Он очень серьезно относится к моим занятиям французским. Поэтому мадемуазель и получила место в нашем доме.
– Хорошо, впредь я паинька. Буду сидеть тихо и отвечать, только когда меня спросят. И только по-французски. Если, конечно же, смогу, – улыбаясь то невесте, то Мелисанде, заверил мистер Холланд.
– Вам нужна разговорная практика. Только тогда вы добьетесь успеха, – сделала вывод Мелисанда. – Ваш французский никуда не годится. Но, как мне показалось, желание учиться у вас есть. А это уже половина успеха.
– Я очень хочу выучить французский, – приложив к сердцу ладонь, поклялся Фермор. – И очень хочу, что бы вы остались мною довольны.
До конца занятий Каролина просидела как на иголках. Когда урок закончился, она с облегчением перевела дух.
– Покатаемся на лошадях? – предложила она жениху.
– Отличная мысль! После такой напряженной работы мозга мне просто необходимо развеяться.
– Тогда пошли.
– А мадемуазель Сент-Мартин?
Каролина была потрясена. «Как же он решился предложить такое? Да Фермор ведет себя так, будто эта француженка не прислуга, а почетная гостья!»
– А я не умею ездить верхом, – сказала Мелисанда. – Нас в монастыре этому не обучали.
– Но я на это и не рассчитывал. – Фермор добродушно рассмеялся. – Извините. Не смог удержаться от смеха, когда представил монашку, скачущую на коне… галопом… в черной сутане, развевающейся на ветру. Не правда ли, удивительное зрелище? Но, мадемуазель Мелисанда, мы не можем допустить, чтобы вы так и не вы учились верховой езде. Это не охота на зверей – научитесь быстро. Вы станете учить меня французскому, а я вас – управлять лошадью.
– Это было бы великолепно. Мне уже хочется стать наездницей. Какой вы добрый. Я так рада.
– Тогда по рукам. Все, сделка состоялась. Когда приступим?
– Не забывай, Фермор, что на следующей неделе ты уезжаешь в Лондон, – поспешила напомнить жениху Каролина.
– Я немного задержусь. Срочных дел в Лондоне у меня все равно нет. А уеду, когда увижу мадемуазель Мелисанду, скачущую в легком галопе.
– Поскольку мадемуазель Сент-Мартин нанял мой отец, то думаю, что прежде, чем учить ее ездить на лошади, следовало бы спросить у него разрешения, – заметила Каролина.
– Да, ты совершенно права, – ответил Фермор.
На лице его невесты заиграла торжествующая улыбка.
– Я с ним поговорю, – пообещала Каролина.
– Не надо. Я сам спрошу разрешения у сэра Чарльза, – сказал Фермор. – Возможно, завтра, мадемуазель Мелисанда, у вас будет первый урок верховой езды.
– Спасибо, но если сэр Чарльз или мисс Каролина не захотят, чтобы я…
– Положитесь на меня, – прервал ее молодой человек. – Я все устрою.
Фермор, продолжая улыбаться, поднялся с кресла и вместе с Каролиной вышел из библиотеки. Оставшись одна, Мелисанда задумалась. «Насколько все-таки жизнь в монастыре проще, чем за его пределами», – было первое, что пришло ей в голову.
– Какое у тебя сегодня плохое настроение! – заметил Фермор невесте, когда они, сидя на лошадях, выезжали из конюшни.
– У меня?
– А у кого же? Наговорила бедняжке столько неприятных слов.
– Я сказала ей только то, что обязана была сказать.
– Ты считала себя обязанной ее обидеть?
– Интересно, а заботился бы ты о чувствах моей компаньонки, будь она косая и с заячьей губой?
– А ты бы ее тогда так же стремилась обидеть?
– Не в этом дело.
– Нет, моя дорогая Каролина, именно в этом.
– Ты не можешь учить ее ездить на лошади.
– А собственно говоря, почему не могу? Из нее получится отличная наездница.
– Ты забываешь, что она всего лишь прислуга.
– Может быть, я и забываю, но ты об этом постоянно напоминаешь. И стараешься это делать в ее присутствии.
У Каролины от обиды на глаза навернулись слезы.
– А как я должна поступать? Терпеть, когда меня унижают перед слугами?
Фермор мог быть жестким с людьми, что сейчас же продемонстрировал невесте.
– Это ты своим поведением унижаешь себя, – холодно произнес он и пришпорил лошадь.
Каролина поскакала за ним. Она мчалась на лошади, смотрела сквозь слезы на его прямую спину и думала: «Какая я несчастная. Фермор меня не любит и никогда не любил. И женится на мне только по настоянию его родственников. Но что бы ни случилось, я от него ни за что не откажусь».
Они достигли скалистого участка дороги. Дальше пускать лошадей быстрым шагом было опасно. Медленная езда устраивала Каролину.
– Давай спустимся к пляжу, – предложил Фермор, – и галопом поскачем по песку.
– Хорошо, – согласилась Каролина.
«А вдруг Мелисанда не удержится на лошади, упадет… изуродует себе лицо или сломает шею», – с надеждой подумала она и тут же ужаснулась: какая страшная мысль пришла ей в голову! Нет, она никому не хотела зла. Если бы отец привез с собой средних лет женщину, бедную и некрасивую, с каким бы сочувствием отнеслась она к ней!
На песчаной косе Каролина поравнялась с Фермором, и лицо ее было уже спокойным.
– Ну что, поскакали? – предложил молодой человек. Они пришпорили лошадей и понеслись по пляжу мимо серых скал, поблескивавших вкраплениями бело го кварца и сиреневого аметиста. Попадавшиеся на их пути чайки взлетали с песка и с криком взмывали в небо.
– На Ричмонд-Хилл девчонка живет… – в восторге от быстрой езды запел Фермор.
Даже топот копыт не мог заглушить его радостного голоса.