Холт Виктория. Седьмая - для тайны

   — Это племянница миссис Кардинхэм, не так ли?
   Я пояснила, что шла мимо, увидела в саду Флору и та меня пригласила.
   — О, это мило! Вы гуляли?
   — Я была в Бэлл-Хаусе и возвращалась домой.
   — Это мило.
   Ей все казалось мило, но я поняла, что она нервничает и хочет, чтобы я поскорее ушла.
   — Я пойду, меня ждет тетя.
   — Вы не должны заставлять ее ждать, дорогая, — Произнесла она с видимым облегчением.
   — Вы правы. До свидания, — сказала я, посмотрев на Флору, улыбнувшуюся мне.
   Тут она спросила:
   — Там ничего нет, правда, Люси?
   Люси нахмурила брови, как будто не была твердо уверена, что поняла Флору. Я предположила, что та часто несет бессвязную чушь.
   Люси проводила меня до ворот.
   — Роуэнз недалеко. Вы знаете дорогу?
   — О да! Я уже вполне освоилась здесь.
   — Передайте самый теплый привет мисс Кардинхэм.
   — Спасибо, передам.
   Я опять побежала, чувствуя, как ветер бьет мне в лицо. Странный день, мелькало у меня в голове. Здесь живут очень таинственные люди, и сегодня я встретилась с двумя из них. Мне было просто необходимо поскорее вернуться домой к моей дорогой здоровой тетушке Софи.
   — Я ждала тебя раньше, — сказала она.
   — Я увидела в саду Флору Лейн и остановилась поговорить с ней!
   — Бедная Флора! Ну, а как чаепитие?
   Я замялась.
   — Я так и думала, — продолжала тетушка Софи. — Мне известно, что они из себя представляют в Бэлл-Хаусе. Мне очень жаль бедную Хильду. Такие хорошие люди, которым заказано место на Небесах, должно быть, претерпевают немало испытаний на Земле.
   — Мистер Дориан спросил меня, читаю ли я молитвы на ночь. Я должна просить прощения на тот случай, если умру ночью.
   Тетушка Софи разразилась смехом.
   — А ты не спросила его, делает ли он то же самое?
   Думаю, должен. Они все время молятся. О тетя Софи, как я рада, что снова с вами.
   Она довольно улыбнулась.
   — Ну, я делаю все, что могу, для твоего счастья. Если же мы недостаточно молимся, то, надеюсь, Бог простит нас за это. Так как же Флора? Так же безумна, как всегда?
   — У нее кукольная коляска и кукла в ней. Она считает ее Криспином Сент-Обином.
   — Это потому, что она погружена в прошлое, когда была его няней. Она все еще думает, что она там. Бедной Люси много с чем приходится мириться, но Криспин Сент-Обин к ней очень добр. Он время от времени навещает ее, полагаю. Ну, конечно, она же была его няней, а от своих родителей он не получал любви.
   — Она говорила о тутовом кусте и о том, что за ним ничего нет.
   — О да, она полна фантазий! Ну, а сейчас, если я не выйду за покупками, у нас ничего не будет на ужин. Лили сегодня предоставила это мне. Как насчет того, чтобы пойти со мной?
   — О да, с удовольствием!
   Я взяла ее за руку, и мы отправились по деревенским лавкам. Меня переполняла радость, так как я узнала, что может случиться с детьми, потерявшими родителей. Передо мной стоял пример Рэчел, которая вынуждена была переехать в Бэлл-Хаус и жить там со своим неприятным дядей Дорианом; Криспин и Тамарикс, у которых есть мать, но они с таким же успехом могли считаться сиротами. Конечно, у меня где-то был отец, который сбежал, и мать, более озабоченная тем, что она потеряла, чем своим ребенком. Но мне повезло. Судьба послала мне тетушку Софи.
 
   У нас с мисс Ллойд сложились очень хорошие отношения. Я гораздо больше интересовалась уроками, чем любая из моих подруг. Мисс Ллойд обычно говорила:
   — История у нас за порогом, дорогие девочки, и как глупо было бы с нашей стороны не воспользоваться этим. Подумайте только, две тысячи лет назад здесь жили люди… на этом самом месте, где сейчас живем мы!
   Мои ответы часто приводили ее в восторг, и, может быть, поэтому она решила, что время от времени надо совершать образовательные прогулки вместо того, чтобы сидеть на уроках в классной комнате.
   Однажды утром она наняла двуколку, и мы отправились через Солсбери-Плейн в Стоунхендж. Я была возбуждена видом этих старинных развалин, а мисс Ллойд одобрительно улыбалась мне.
   — Ну а сейчас, девочки, — спросила она, — можете ли вы ощутить тайну… чудо связи с прошлым?
   — О да, — ответила я.
   Рэчел несколько смутилась, а Тамарикс всем своим видом изображала презрение. Столько шума по поводу груды камней и только лишь потому, что они лежат здесь целую вечность!
   — Их возраст колеблется от 1400 до 1800 года до нашей эры. Только подумайте об этом, девочки! Эти камни лежали здесь еще до пришествия Христа. Расположение камней в соответствии с восходом и закатом солнца позволяет думать, что это было место поклонения Небесам. Так постойте же тихо и посмотрите на них!
   Мисс Ллойд улыбалась мне. Она знала, что я разделяю ее чувство благоговения. После этой поездки я очень заинтересовалась реликвиями древней истории, окружающими нас. Мисс Ллойд дала мне почитать кое-какие книги. Тетушка Софи одобрительно слушала мои увлеченные рассказы о Стоунхендже и о том, что здесь молились друиды.
   — Мне не очень нравится эта мысль, — возразила тетушка Софи. — А человеческие жертвы еще меньше.
   — Дикари, чего с них взять, — сказала Лили, слушавшая нас.
   — Они помещали людей в клетки, что было похоже на изображение их богов, и сжигали заживо, — не унималась я.
   — Моему терпению конец! — вскричала Лили. — Я думала, вы пошли учиться чтению, письму, арифметике, а не узнавать о банде хулиганов!
   — Это же все история, Лили!
   — Очень интересно было узнать, что это были за люди, — добавила тетушка Софи. — Твое счастье, что ты не жила в то время!
   После этого посещения Стоунхенджа я начала искать вокруг себя следы тех, кто жил здесь тысячи лет назад. Мисс
   Ллойд поощряла меня, и однажды повела нас в Холмистый лес. Он был недалеко от Роуэнза, и это привело меня в восторг.
   — Его называют Холмистым лесом, — объяснила мисс
   Ллойд, — из-за холмов. Вы знаете, что такое эти холмы, девочки? Нет? Это кладбище. Эти холмы были, вероятно, возведены в бронзовом веке. Разве вас это не волнует?
   — Да, — подтвердила я.
   Тамарикс смотрела ледяным взглядом вокруг, а Рэчел хмурилась, пытаясь сосредоточиться.
   — Видите ли, — продолжала мисс Ллойд, — земля и камни были уложены в виде холмов. Под этими холмами находятся захоронения. Судя по величине холмов, можно предположить, что здесь похоронены не бедные люди. Потом, разумеется, вокруг холмов выросли деревья. Да, это должно быть, особенное место… гробницы… Люди, похороненные здесь, может быть, были высокопоставленными жрецами, управлявшими друидами…
   Я увлеклась рассказом. Холмистый лес просматривался из окна моей спальни… Эти холмы еще называли курганами…
   Потом я часто приходила на это место. Сидела, молча созерцая могилы и поражаясь тому, что люди, лежащие здесь под курганами, жили еще до Рождества Христова.
   Летом деревья скрывали кладбище, а зимой становилось видно, как близко оно расположено от дороги.
   Однажды, сидя здесь, я услышала на дороге звук конских копыт. Выйдя на опушку рощи, я увидела проезжающего верхом Криспина Сент-Обина.
   Здесь же я еще раз встретилась с мистером Дорианом. Он шел в мою сторону, и я онемела от ужаса при виде его. Увидев меня, он как-то странно и торопливо пошел ко мне. Мне захотелось убежать от него как можно скорее. На этом таинственном месте он, казалось, имел еще более угрожающий вид, чем в Бэлл-Хаусе.
   — Добрый день, — улыбнулся он.
   — Добрый день, мистер Дориан.
   — Восхищаешься видом холмов? Он был уже совсем близко.
   — Да.
   — Языческие реликвии!
   Да, но мне нужно бежать. Тетя меня ждет.
   Я побежала, и сердце мое бешено билось от непостижимого страха. Добежав до опушки, я оглянулась. Мистер Дориан стоял, глядя на меня. Я прибежала в Роуэнз, радуясь, что избавилась от него.
 
   Флора Лейн очень занимала меня. Вероятно, одной из причин было то, что она считала куклу, за которой ухаживала, Криспином Сент-Обином, хотя мне трудно было представить его ребенком.
   О нем я думала часто. Он был надменным и грубым и этим не нравился мне, но я находила для него извиняющие причины. Родители его не любили; правда, Тамарикс они тоже не любили. В чем-то брат и сестра казались мне похожими друг на друга. Оба своевольны и своенравны.
   Мистер Дориан также занимал мои мысли. Иногда я даже видела его во сне. Это были всегда смутные сны, без всякого реального смысла, но и тогда он нагонял на меня такой страх, что я просыпалась всегда с чувством освобождения от него.
   По натуре я была любопытной и заинтересовалась жизнью обитателей Харперз-Грина. Часто это любопытство приводило меня к коттеджу сестер Лейн. У меня сложилось впечатление, что Флоре нравились мои визиты. Ее лицо всегда загоралось радостью при виде меня. Я взяла себе за правило проходить мимо их коттеджа, когда только могла — не после уроков, конечно, когда я обычно спешила домой обедать, а во время прогулки во второй половине дня. Обычно я подходила к коттеджу с задней стороны и заглядывала через изгородь. Если Флора сидела на своем обычном месте, я здоровалась, и она приветливо отвечала мне. Только один раз она отвела взгляд, как будто бы не хотела меня видеть. Не получив приглашения зайти, я в этот раз прошла мимо.
   Вскоре я обнаружила, что мое присутствие нежеланно, когда дома Люси. Я поняла, что Люси не хотела, чтобы я общалась с ее сестрой. Флора это тоже понимала. Несмотря на безумие. Флора была хитра. Ей хотелось поговорить со мной, но не обижать при этом сестру, так что впредь я должна была заходить только в отсутствие Люси.
   В это необычное утро меня пригласили зайти. Мы сидели на скамейке, бок о бок, и Флора улыбалась мне с видом конспиратора. Некоторое время она что-то говорила. Я не понимала, о чем она толкует, но видно было, что ей очень приятно, что ее внимательно слушают. Разговор шел, конечно же, о кукле, но несколько раз она упомянула о тутовом кусте, настаивая, что за ним ничего нет. Затем она сказала, что ребенок сегодня неспокоен, может быть, из-за ветра. Он немного чихает, а воздух сегодня холодноват.
   — Я лучше унесу его домой, — сказала она и встала. Я сделала то же самое, приготовившись распрощаться, но она покачала головой:
   — Нет… пойдемте.
   Она показала на коттедж. Я колебалась. Мне было, конечно, интересно, но я не знала, стоит ли входить. Люси, разумеется, не было, иначе она бы уже давно вышла. Любопытство взяло верх: в конце концов меня же пригласили зайти!
   Она везла коляску к задней двери, а я шла следом. Мы вошли в кухню. Флора ласково вынула куклу из коляски, шепча:
   — Ну, ну. Она отвратительно холодная, вот она какая! Он хочет в кроватку, там ему будет удобнее… Няня Флора позаботится об этом.
   В коттедже мне стало жутковато, но я отважно проследовала за ней наверх. Там были детская и две спальни. Коттедж был большим, как и все такие коттеджи. Одна спальня, предположила я, предназначалась Люси, вторая — Флоре, ну а детская, конечно, кукле. Мы вошли в эту детскую, и флора нежно положила куклу в кроватку. Потом она повернулась ко мне:
   — Здесь будет лучше маленькому ангелу! Они всегда капризничают, когда становится холодно.
   Мне становилось не по себе, когда она говорила о кукле, как о настоящем ребенке, но я вежливо заметила:
   — Милая детская!
   Лицо Флоры просияло, но тотчас же приняло озадаченное выражение.
   — Она не такая, к какой мы привыкли…
   Я догадалась, что она вспомнила о детской в Сент-Оби-не, где нянчила настоящего Криспина. Пытаясь как-то поддержать разговор, я огляделась и заметила на стене маленькую картинку. На ней были изображены семь птиц, сидящих на скале. Похоже, что картинку вырезали из книги и вставили в рамку; подойдя поближе, я прочла надпись под картинкой: «Седьмая для тайны».
   — Как? — воскликнула я. — Это же семь сорок!
   Флора оживленно кивнула, забыв о детской в Сент-Обине.
   — Вам она нравится? — спросила она.
   — Это, должно быть, картинка к стишку о семи сороках! Я его когда-то учила. Как же там? Сейчас вспомню:
   Семь сорок на скале сидят,
   Семь сорок со скалы глядят.
   Одна для ночи,
   Другая для дня,
   Третья для всех,
   Четвертая для меня,
   Пятую помню,
   Шестая забыта,
   Седьмая для тайны…
   Флора следила за мной и закончила:
   — …Что не должна быть раскрыта.
   — Правильно, теперь я вспомнила!
   — Это сделала Люси, — произнесла она и любовно дотронулась до рамки.
   Она вставила ее в рамку, да?
   Флора кивнула.
   — Седьмая — для тайны, чтобы ее никогда не раскрыли. Она никогда не должна быть раскрыта… Никогда, никогда… никогда. Вот что говорят птицы!
   Разглядев картинку поближе, я заметила:
   — У птиц здесь довольно злое выражение.
   — Это потому, что здесь есть тайна. О Господи, он просыпается! — она подошла к кроватке и взяла куклу на руки.
   Все это становилось нереальным. Мне захотелось побольше узнать о Флоре и выяснить, что скрывалось за этими странными иллюзиями. Мне было интересно, вернулась бы она в нормальное состояние, если бы смогла понять, что кукла — всего лишь кукла, а тот, кого она считает младенцем, теперь уже взрослый человек. Мне захотелось уйти от этой нереальности, и я услышала свой собственный голос:
   — Мне пора идти. Дорогу я найду!
   Спускаясь по лестнице, я к своему ужасу услышала внизу голоса. Увлекшись разговором с Флорой, я не заметила, как кто-то вошел.
   — Флора! — это был голос Люси. Она была явно поражена, увидев, что я спускаюсь по лестнице.
   — Я была с мисс Флорой наверху, — заикаясь, промямлила я.
   — О… это она пригласила вас сюда, не так ли?
   — Она… показывала мне детскую, — замялась я. Люси, по-моему, рассердилась. Тут в холл вошел Криспин Сент-Обин.
   — Это племянница мисс Кардинхэм, — представила меня Люси. — Флора пригласила ее.
   Он кивнул в мою сторону.
   — Я ухожу!
   Люси проводила меня до передней двери, и я помчалась прочь. Какой это был странный день! Я не переставала думать о семи сороках. У тех птиц был довольно зловещий вид. Люси, очевидно, вырезала эту картинку из книжки и вставила в рамку для Флоры, может быть, для того, чтобы заставить ее не забывать о тайне, которую надо хранить? У Флоры ум ребенка. Ей, наверное, надо часто напоминать о некоторых вещах. Вероятно, это картинка из книги, которую флора любила в детстве, и Люси воспользовалась ею, чтобы о чем-то напоминать сестре.
   «Во всяком случае, это очень интересно», — думала я, торопясь домой к любимой тетушке Софи.
 
   Несколькими днями позже я узнала о тетушке Софи нечто, о чем раньше не подозревала. В Роуэнзе небольшая комнатка примыкала к спальне тетушки. Это, должно быть, была гардеробная, но она ее использовала как кабинет. Мне надо было поговорить с тетушкой по какому-то заурядному вопросу, и Лили посоветовала мне поискать ее в кабинете, где она, может быть, приводит в порядок шкаф. Я поднялась и постучала в дверь спальни, но не услышав ответа, открыла дверь и заглянула.
   Дверь в кабинет была открыта.
   — Тетя Софи, — позвала я.
   Она вышла и остановилась на пороге. Я никогда не видела ее такой печальной, на ее ресницах блестели слезы.
   Что случилось? — испугалась я.
   Она некоторое время была в замешательстве, а потом ответила.
   — Нет, ничего… Просто я глупая старуха. Я писала письмо человеку, которого знала в прошлом.
   — Простите, что помешала. Лили сказала, что вы, наверное, приводите в порядок свой шкаф.
   — Да, я действительно сказала, что собираюсь это сделать. Ну, проходи же, дорогая. Тебе пора узнать. Я вошла в кабинет.
   — Садись. Я писала твоему отцу!
   — Моему отцу?
   — Я иногда переписываюсь с ним. Я хорошо его знала, видишь ли… когда была моложе.
   — Так где же он?
   — В Египте. Служил в армии, но бросил. Я писала ему много лет; это давняя история, — тетушка Софи неуверенно посмотрела на меня, но потом, кажется, приняла решение. — Я познакомилась с твоим отцом первая… раньше, чем твоя мама. Это было на одной из домашних вечеринок. Мы очень подружились с самого начала. Его пригласили в Сидер-Холл. Там он и увидел твою маму. Ей тогда было восемнадцать лет, и она была очень красива. Ну, он и влюбился в нее.
   — Но он же ее бросил!
   — Это произошло позже. Жизнь у них не наладилась. Он был веселым светским человеком. К тому же, не созданным для оседлой жизни. Попивал… не слишком, но, вероятно, приближался к этому. Играл. Любил женщин. Он не очень серьезный человек. Они расстались примерно через год после твоего рождения. Был развод, как ты знаешь. Другая женщина, но и с ней жизнь не пошла, хотя он и женился на ней…
   — Он, кажется, не очень надежный человек?
   — В нем масса обаяния, и это затмевает все!
   — Понятно. И вы ему пишете?
   — Да, мы всегда были хорошими друзьями.
   — Вы хотите сказать, что он мог жениться на вас, вместо моей мамы?
   Тетушка Софи только печально улыбнулась.
   — Он явно предпочел жениться на твоей маме!
   — И вы могли быть моей мамой?
   — Полагаю, в таком случае, и ты не была бы тем, кто ты есть сейчас! А ведь нам не хотелось бы ничего менять, не так ли?
   Она смеялась надо мной…
   — Не знаю. Вероятно, тогда я не выросла бы такой некрасивой!
   — О, чепуха! Твоя мама была очень красивой женщиной, а я всегда состояла при ней сестрой-дурнушкой!
   — Не верю в это!
   — Забудем об этой некрасивости. Я просто хочу, чтобы ты знала, что твой отец пишет мне и всегда интересуется тобой. Он знает, что ты теперь живешь со мной и очень доволен этим. Он собирается помочь тебе получить образование, что может обойтись недешево, если ты пойдешь в школу с Тамарикс и Рэчел, а я надеюсь, что ты пойдешь туда через несколько месяцев.
   — Я рада, что он это сделает, — сказала я.
   — Я бы все равно как-нибудь справилась, но от помощи с его стороны отказываться не буду.
   — Ну, да! Ведь он же мой отец.
   — Он не видел тебя с тех пор, как ушел, но, Фредди, он бы сделал это, если бы мама позволила ему. Может быть, сейчас…
   — Если он приедет домой, вы имеете в виду?
   — Этого пока не предвидится. Но, конечно, он можете приехать.
   — Вы печальны оттого, что пишете ему?
   — Люди иногда становятся сентиментальными! Я вспоминаю дни моей молодости.
   — Вы, наверное, очень переживали, когда он женился на маме вместо вас?
   Тетушка Софи не ответила, и я обняла ее.
   Как жаль, что он не женился на вас! Мы бы тогда были всегда вместе! Он был бы здесь, с нами!
   Она покачала головой.
   — Он не из тех, кто долго остается на одном месте. Он бы убежал! — тетушка Софи нежно улыбнулась, продолжив:
   — А ты теперь и без того моя, не так ли? Ну, как если бы я была твоей мамой! Моя племянница! Его дочь… Вот об этом мне приятно думать!
   — Вы чувствуете себя теперь лучше, когда я знаю?
   — Намного! Я рада, что ты знаешь. А теперь, давай-ка подсчитаем наши блага!
 
   Я знала, что перечень получится длинным, особенно, когда сравнивала свою судьбу с судьбой Рэчел. Я это делала часто, потому что то, что с нами произошло, было очень похоже. Я жила со своей тетушкой, а она со своими дядей и тетей. Я всегда сознавала, что мне очень повезло в жизни, но, пока не узнала кое-что от Рэчел, не понимала, насколько.
   Я видела, что она всего боится, но не признается в этом. Она редко говорила о своей жизни в Бэлл-Хаусе, но я чувствовала, ей есть что рассказать!
   Мы с нею были гораздо более дружны, чем каждая из нас с Тамарикс. Мне постоянно хотелось ее защищать, и, полагаю, она считала меня настоящей подругой. Она часто наведывалась в Роуэнз, и мы беседовали с ней, сидя в саду. Иногда у меня возникало чувство, что ей хочется что-то мне рассказать, но она не решается. Я чувствовала, что ей не хочется после уроков возвращаться в Бэлл-Хаус. При одном упоминании о доме она менялась в лице.
   Однажды, когда мы сидели в нашем саду, я спросила:
   Что происходит у вас там в Бэлл-Хаусе?
   Она напряглась и долго молчала. Потом у нее вырвалось.
   — О Фредди, мне там страшно…
   — Отчего?
   — Не знаю. Просто страшно…
   — Из-за твоего дяди?
   — Он так добр, видишь ли. Всегда говорит о Боге… Как Авраам или один из тех людей в Библии. Что во многих вещах заключается грех… там, где люди и не подумали бы. Думаю, это потому, что он такой добрый…
   — По-моему, быть добрым — значит заботиться о людях, а не пугать их.
   — Когда тетя Хильда купила гребень, он счел это грехом.
   Гребень был славным и украшал тетю Хильду. Мы сидели за обедом, и я похвалила гребень. Он рассердился и сказал:
   «Тщеславие, тщеславие, все это тщеславие. Ты выглядишь как вавилонская блудница!» Бедная тетя Хильда! Она побелела и была очень расстроена. Он вырвал гребень у нее из волос, и они рассыпались по плечам. Дядя походил на рассерженного пророка из Библии… Как Моисей, когда люди жаждали золотого тельца. Он не похож на человека… на кого-нибудь из нас…
   — Моя тетушка Софи добрая и любящая, она не цитирует Библию и не ведет себя как Авраам. Тот был готов принести в жертву своего сына, когда Бог велел ему. Тетушка Софи никогда бы этого не сделала, чтобы выглядеть хорошей в глазах Бога.
   — Тебе повезло, твоя тетя Софи — замечательная! Жаль, что она не моя тетя! Но, конечно, дядя очень добрый человек. Мы молимся каждый день и подолгу. У меня все колени стерты! Мы должны получить прощение у Бога, потому что дядя считает нас очень дурными и говорит, что в любом случае мы попадем в ад.
   — А он, конечно, попадет на Небеса?
   — Ну конечно, он же все время думает о Боге… Но что-то здесь не то… А как он смотрит на меня! Однажды он сказал, что я искусительница. Не понимаю, что он имел в виду. А ты?
   Я покачала головой.
   — Я пытаюсь не оставаться с ним… наедине!
   — Я тебя понимаю!
   — Иногда… Однажды он вошел в мою комнату ночью, когда я была в постели. Я проснулась, а он стоял и смотрел на меня.
   Мне вдруг стало холодно, и я содрогнулась. Я прекрасно поняла, что творилось у нее в душе.
   — Он спросил меня: «Ты молилась на ночь?» Я ответила: «Да, дядя». «Ты говоришь не правду. Встань с постели и прочитай молитву снова». Он заставил меня встать на колени и все время наблюдал за мной. Потом он стал сам как-то странно молиться. Он просил Бога спасти его от дьявольского искушения. «Я борюсь, Господи, — говорил он. — Ты знаешь, как я борюсь, чтобы победить этот грех, который сеет во мне дьявол» и что-то еще в этом роде. Потом он протянул руку и дотронулся до меня. Я думала, он хочет стащить с меня ночную рубашку, испугалась и выскочила из комнаты, а тетя Хильда стояла как раз под дверью. Я вцепилась в нее, а она успокаивала меня, сказала, что все в порядке.
   — А что сделал он?
   — Не видела, я спрятала лицо. Наверное ушел. Когда я посмотрела, его уже не было.
   — Что же дальше?
   — Тетя Хильда продолжала уверять меня, что все в порядке. Она отвела меня обратно в комнату, но я боялась там оставаться одна. Она легла со мной в постель и пробыла со мной до самого утра. Утром она объяснила, что это был просто кошмар. Оказывается, дядя иногда ходит во сне. «Лучше никому об этом не рассказывай, — посоветовала она. — Ему это не понравится». Поэтому я не говорила об этом… до сегодняшнего дня.
   — Ты можешь всегда закрывать дверь в свою комнату на случай, если он опять будет ходить во сне. Тогда ты можешь спать спокойно.
   — Тетя вынула ключ из связки и отдала его мне. Он всегда при мне. Я теперь каждый вечер для безопасности запираю дверь.
   — Жаль, что ты не можешь переехать жить к нам.
   — О, мне бы хотелось этого. Однажды… он был там… за дверью. Он повернул ручку. Я вскочила с постели и прислушалась. Он начал молиться, проклиная дьяволов, мучивших его, как мучили святых. Он говорил, что это делает Бог, искушая его. Чертенята посещают его в виде молодых девушек. Он почти плакал, говорил, что сам накажет себя. Он очистит себя от зла. Потом он ушел, а я уже не могла заснуть, хотя дверь в мою комнату была заперта!
   — О Рэчел! Я рада, что ты мне все рассказала! Я догадывалась, что здесь что-то есть!
   — Теперь, когда я тебе сказала, мне легче, — сказала она, посмотрев на ключ, прежде чем опустить его в карман. — У меня есть это, — многозначительно сказала она.
   Некоторое время мы сидели в молчании, а я четко представляла себе, что чувствовала Рэчел, когда мистер Дориан вошел в ее комнату.
 
   О продолжении наших занятий было немало споров. Тетушка Софи вместе с тетей Хильдой посетили миссис Сент-Обин. Обе тетушки были совсем разными. Тетя Хильда была кроткой и очень хотела всем угодить, миссис Сент-Обин только изображала интерес, которого у нее, конечно, не было, но тетушка Софи была энергична и деятельна. Она познакомилась с несколькими школами, и ее выбор пал на школу Святого Стивена. Это было не очень далеко, и заведующая школой показалась ей разумной женщиной. Тете Софи понравился дух школы, она нашла его правильным.
   Никто не противоречил.
   Дело было в мае, а в сентябре нам предстояло переехать и начать занятия. Тетушка Софи повезла нас всех в Солсбери купить форму.
   К концу июня все было улажено к всеобщему удовлетворению.
   Вся наша троица была всем этим очень возбуждена, мы часами воображали, как это будет, и немного побаивались школы, но нас воодушевляло, что там мы будем все вместе.
   А потом настал день, который, уверена, я не забуду до конца жизни.
   Стоял июль, погода была жаркой и душной. Мы с Рэчел пили послеобеденный чай в Сент-Обине и беспрестанно болтали о школе. Рэчел очень радовала перспектива покинуть Бэлл-Хаус, да и Тамарикс жаждала новых приключений.