Холт Виктория. Страстная Лилит

   – Наполеон.
   – Наполеон?
   Да, конечно, ведет себя как следует, подумала Лилит с горечью; она сразу же показала, что тревожится о мальчике. Она больше волнуется о Наполеоне, чем радуется встрече с Фритом, да, легко поступать как следует, когда все твое существо не озабочено лишь одним.
   – Все в порядке, Аманда, – поторопилась она присоединиться к разговору. – Наполеон в безопасности.
   – Да, – сказал Фрит. – Он пострадал. Бежал за мной, не глядя вокруг. Он у меня уже два дня. Я только что узнал, зачем я был ему нужен, и пришел немедленно.
   – Но Наполеон, как он?..
   – Он поправится. Его изрядно искалечило, беднягу. Не волнуйся. Я позабочусь о нем.
   – Мы должны пойти повидать его.
   – Конечно, должны. – Он обвел глазами комнату. – Аманда, ты... шьешь сорочки! Что бы сказали твои родители?
   – Разве им это интересно?
   Фрит не ответил. Он не сказал ей, что отец отрекся от нее, когда она убежала из его дома; нет нужды говорить ей об этом. Она знала, что он поступит именно таким образом. В его глазах она была опорочена, обесчещена, поэтому логично не считать ее больше своей дочерью.
   – Следует что-то предпринять, – сказал он.
   Лилит беспокойно наблюдала за ним, раздумывая над тем, принесет ли в конце концов появление Фрита счастье именно ей или ее слегка окрашенная презрением любовь к Аманде превратится в мучительную ревность.
   Они сразу же отправились навестить Наполеона. Он выглядел так непривычно в своей собственной маленькой кровати! Смущаясь, он раздумывал, не из-за фантастической ли ошибки оказался он здесь. Время от времени он удивленно поглаживал простыни; никогда прежде не спал он на простынях. Было очевидно, что он нашел для себя новое божество и этим божеством был Фрит. Когда Аманда с Лилит стояли у его постели, он по глазам Лилит понял, что поступил замечательно, найдя этого джентльмена.
   Аманда поцеловала его.
   – Наполеон! Бедняжка Наполеон! Как я рада, что мы нашли тебя.
   – Это настоящая кровать, – сказал он. С гордым видом он оглядел комнату. – А на столе настоящее зеркало. В нем себя можно видеть... прекрасно. Я никогда такого места не видал.
   – Ты очень счастлив, Наполеон?
   Он кивнул.
   – А мой переход? Я бы не хотел его терять. Там уж другие работают покуда…
   Фрит положил руку ему на голову.
   – Не думай о переходе. Ты туда не вернешься. Когда поправишься, будешь учиться работать моим грумом.
   – Вашим грумом, сэр?
   – Ливрейным грумом при моей карете.
   Наполеон начинал понимать, что в жизни есть кое-что получше, чем работа с метлой.
   – Лилит, – сказал мальчик, – я его нашел, я нашел его, верно, Лилит?
   Тут Лилит опустилась у кровати на колени и, не в силах удержаться, разрыдалась – это было совсем не похоже на трогательные слезы, придававшие очарование Аманде; Лилит сотрясали судорожные, громкие рыдания.
   – О, Лилит, – испуганно воскликнул мальчик, – значит, я не то сделал? Я плохо сделал?
   – Нет! – рыдала Лилит. – Нет. О, Наполеон, ты пострадал... а я тебя не так уж и жалела.
   Почувствовав руку Фрита у себя на плече, она взяла ее и с чувством поцеловала у всех на глазах. Тут Аманда поняла то, что должна была понять уже давно – Лилит любит Фрита. Это открытие ее встревожило.
   – Все хорошо, Наполеон, – сказал Фрит. – Это она от радости, что ты поправляешься. Мы все этому рады. И помни, что ты будешь жить у меня и учиться управлять моей каретой. Тебе не о чем тревожиться. Ты здесь навсегда.
   – Да? – обрадовался мальчик. Но для полного счастья ему не хватало подтверждения Лилит. – Лилит, я все правильно сделал?
   – Да, Нап. Да. Но я ведь не хотела, чтобы ты пострадал.
   – Поднимись, – обратился Фрит к Лилит и слегка потянул ее за волосы, как будто... подумала Аманда... как будто что? Она не знала. Лилит улыбнулась и поднялась.
   – Простите. Так глупо вышло, я не смогла удержаться. – Она смотрела на Фрита и говорила ему.
   – Давайте выпьем чаю, – предложил Фрит. – Нам его подадут в гостиную. А тебе, Наполеон, его принесут сюда.
   Аманда и Лилит перед уходом поцеловали Наполеона, и он остался в своей постели, разглядывая удивительный белый потолок и восторгаясь прекрасным миром.
   Чай в гостиной! Совсем как дома! Хотя мебель здесь была очень современной, тяжеловатой, Аманда все же не могла не представить себе мысленно гостиную в доме Леев.
   Лилит за столом молчала, стараясь обнаружить малейшую оплошность у слуг, уж она бы ее заметила сразу. Разве не была сама она служанкой и не знала, как подается чай?
   Они говорили об увечьях Наполеона, о своей удивительной встрече, о его и своей жизни.
   Лилит сказала, что ей уже время идти в ресторанчик, и Аманда почувствовала облегчение после ее ухода. Фрит же, казалось, сочувствовал себя свободнее, и они заговорили о Корнуолле.
   – Должен тебе сказать, шуму было много. Алиса говорит, что твоя матушка едва не умерла от потрясения, а твой отец уединился на много дней и не желал ни с кем говорить. Он не согласится, чтобы ты вернулась, Аманда.
   – Мне и думать об этом не хочется.
   – У меня есть для тебя новость. Алиса вышла замуж.
   – За кого?
   – Должен тебе сказать, ты никогда не догадаешься. За Энтони Лея, твоего кузена.
   – Бедняжка Алиса!
   – Она бы с тобой не согласилась. Когда я видел ее в последний раз в доме Леев, она была очень счастлива. Твой отец сделал Энтони своим наследником. Я боюсь, Аманда, что ты лишилась всего. Когда я заговорил о тебе с твоим отцом, он сказал: «Моя дочь? У меня нет дочери!» Именно так, весьма драматически. Не могу тебе передать, как я счастлив, что нашел тебя. Сказать им, когда поеду?
   – Нет, Фрит. Не стоит.
   – Я был бы рад, если бы мог сказать им, что ты вышла замуж за герцога. Вот было бы забавно!
   – Забавно для кого? Для них? Для меня? Или для герцога? Думаю, в основном это относилось бы к герцогу.
   – Как всегда, я думал о себе. Я вообразил, что приезжаю к твоему отцу и говорю: «На днях я разговаривал с герцогиней М. Вы знаете герцогиню? Она урожденная Аманда Лей из рода Леев. Можно было бы подумать, что она ваша дочь, но ведь у вас нет дочери».
   – Можно предполагать, что он скорее простит все герцогине, чем швее?
   – Диадема, несомненно, покрыла бы все твои грехи.
   – Фрит, я так рада снова видеть тебя.
   – Я просто бешусь, когда думаю, что все это время мы были в Лондоне и не встретились.
   – Лилит хотела, чтобы я написала Алисе и сказала, где мы.
   – Почему же ты этого не сделала?
   – Не смогла. Разве я знала, как ты отнесешься теперь к знакомству со мной?
   – Аманда, ты – глупышка. Теперь я понимаю, кто самый умный из всей вашей компании. Слава Богу, тебе хватило ума взять ее с собой.
   – Она очень умна. И смелая. Иногда она кажется необузданной и ужасно невоспитанной, но под всем этим...
   – Я знаю, – прервал он ее. – Я много знаю о Лилит.
   – Она великолепна... по сути, содержала нас всех. Ты знаешь, как она попала в ресторанчик Марпита? – Она рассказала об этой истории все, что знала. – Конечно, тебе стоит послушать саму Лилит. Она очень забавно об этом рассказывает. Сэм Марпит предстает как живой. Он очень преуспевающий человек и носит такие жилеты! Он влюблен в Лилит и хочет на ней жениться.
   – Разве это не было бы удачей для Лилит?
   – Было бы. Но она упорно отвечает «нет». Она над Сэмом подсмеивается, но мне кажется, что он ей нравится. Он грубоват и несколько вульгарен, но я думаю, что у него доброе сердце.
   – Бедная Лилит! – заключил он.
   – Богатая Лилит! – поправила она его. – Лилит никогда не будет бедной. Она слишком любит жизнь.
   Казалось, ему хотелось сменить тему разговора.
   – А как ты, Аманда? Что ты собираешься делать?
   – Я вернусь в дом миссис Мерфи и буду продолжать шить сорочки.
   – Не стоит тебе этим заниматься.
   – Почему? Я делаю это уже три года.
   – Не стоит продолжать еще три.
   – Почему?
   – В таком доме! Ты не проживешь столько. Судя по твоему внешнему виду, тебе нужен свежий воздух и полноценное питание. Ты очень изменилась за три года в этой мансарде, Аманда.
   – Три года изменят кого угодно.
   – Ты была сильнее... здоровее в сельской местности.
   – Ну, а здесь я счастливее.
   – Странное ты создание. Ты всегда казалась такой покорной. Эти бесконечные слезы! Помнишь их? И вдруг так неожиданно убежать. Мне это показалось неправдоподобным, когда я об этом услышал.
   – Я думаю, что я покорная. Предполагаю, что я трусиха. Но все так сложилось, что другого не оставалось. Только побег мог спасти меня от моего кузена.
   – Я тебе не позволю оставаться в этой мансарде.
   – Куда же мне идти?
   – Что-нибудь придумаю.
   – Что? Ты можешь найти мне место гувернантки, такое, как было у мисс Робинсон? Странно думать, что я стану походить на мисс Робинсон. Но предполагаю, что в свои девятнадцать лет она не думала, что станет такой.
   – Я что-нибудь придумаю, – повторил Фрит.

* * *

   В тот вечер Сэм внимательно смотрел, как танцует Лилит. Он еще никогда не видел, чтобы она так танцевала. Она казалась неземным существом. Зал охватило напряжение, Сэм чувствовал это, как будто с ней что-то произошло... он не мог определить, в чем дело, но танцевала она божественно.
   Казалось, что танец с вуалями никогда не надоест. Он подумывал было его заменить. Но нет! Люди хотели его видеть. Они требовали его.
   – Не будет танца с вуалями, Сэм? Ну, я как раз его-то и пришел увидеть!
   Итак, танец с вуалями бесподобен; с ним ничто не могло сравниться. Темнокожая певичка, которую он нанял, была хороша, но в основном приходили увидеть Лилит.
   Она его бесила. Все эти разговоры о неземном существе! Он хотел ей доказать, что на ней свет клином не сошелся. Вот эта девушка, Бетти Флауэр, – милая танцовщица, прелестная, пухленькая, с копной рыжих волос. Посетителям понравилась Бетти, как и темнокожая певичка; но как только он пытался исключить танец с вуалями, все они сразу же захотели знать, в чем дело.
   Почему? Он не мог понять. В чем загадка? Каждый вечер она давала зрителям надежду, что, как только стянет последнюю вуаль, то предстанет перед ними обнаженной; они понимали, что этого не может быть; они знали, что им следует пойти в подвальчик, чтобы увидеть такое; и все же они надеялись. В этом-то и была сила Лилит: она умела заставить людей надеяться, когда не было никакой надежды.
   Он взглянул на Фан, облокотившуюся на прилавок, наблюдающую. Фан совсем недурна... в темноте. Податливая, теплая и любящая, без этого разящего остроумия... приятная Фан. Похожа на славного спаниеля, хотя, возможно, и спаниели кусаются, если их слишком долго дразнить.
   Она делала несравненные гренки с анчоусами, и это следовало ценить. Он полагал, что ему повезло в том, что такая девушка, как Фан, работает у него. Но что проку считать достоинства Фан, если его мучают причуды Лилит?
   Сегодня за одним из столиков появился новый посетитель. Типичный франт, определил Сэм. Тоже пришел поглядеть на Лилит. Сэм хитер, Сэма не проведешь. Он видел, какие взгляды она на того бросала. Он должен что-то предпринять в связи с таким ее настроением. Он, Сэм, должен ее предупредить. В конце концов она всего лишь деревенская девушка, а от таких франтоватых джентльменов, как этот, не приходится ждать ничего хорошего таким девушкам, как Лилит.
   Она пришла позже обычного; уже тогда он заметил в ней что-то странное. Она была в новой шляпке – должно быть, купила по пути, потому что старую принесла в бумажном пакете. Шляпка из черного бархата, украшенная черными и коралловыми лентами, была очень элегантной.
   – Мы нашли Наполеона, – объявила она.
   – Господи помилуй! – отозвался он. – Я подумал было, что ты нашла кругленькую сумму.
   Она улыбалась и казалась смиренной. Он попытался использовать это смирение.
   – Полагаю, ты неравнодушна к этому парнишке. Ну так, если ты пойдешь за меня, я бы начал подыскивать ему работенку в ресторанчике. – Он обнял ее за плечи, но она сбросила его руку даже более раздраженно, чем обычно.
   – Побереги глаза, – заявила она. – Нечего пялиться, потому что я не собираюсь выходить за тебя замуж.
   – Ладно, а куда ты гнешь? Полагаю, ты не собираешься выходить замуж за кого-то другого, а?
   – Полагаю не говорить тебе о своих планах.
   Но взгляд ее продолжал оставаться мягким, несмотря на резкие слова.
   А теперь вот она танцует и кажется более соблазнительной, чем обычно, и этот человек не спускает с нее глаз. Сэм полагал, что он достаточно знает человеческие слабости и тут есть какая-то связь.
   Она ушла в свою комнату. Посетители аплодировали и свистели, вызывая Лилит. Иногда она снова танцевала или пела что-нибудь; но она никогда не танцевала танец с вуалями дважды за вечер. Однажды Сэм хотел, чтобы она станцевала, но Лилит отказалась. «Ты ведь не хочешь, чтобы он надоел твоим посетителям, Сэм, – сказала она. – Довольно одного раза. Пусть приходят в определенное время, чтобы видеть его. Не стоит позволять им думать, что они могут приходить, когда захотят. Создай им маленькие трудности, и танец больше будет им нравиться». И она была права.
   Он вышел из зала через заднюю дверь и пошел к ее комнате. Постучал, но ответа не услышал. Он постучал снова, но, так как она не отвечала, он открыл дверь и вошел.
   – Ты слышала, что я стучал? – спросил он недовольно. Она кивнула.
   – Ну а почему ты не сказала, чтобы я вошел?
   – А потому, что я не хотела, чтобы ты входил.
   – Послушай, мне начинают надоедать эти твои капризы и милости.
   Она всего лишь как-то непонятно улыбнулась.
   – Ну же, Лилит, в чем дело? В чем дело?
   Привычное для нее выражение задиристости появилось на ее лице. Она начала задумчиво разглядывать потолок.
   – Дождешься, – сказал он, – я тебя поколочу до синяков.
   – Это было бы плохо для бизнеса, – ответила она. – Им нравится мой нынешний цвет. Тебе не стоит забывать об этом, Сэм.
   – Что с тобой случилось? Что это за парень там?
   – Там много парней.
   – Ты знаешь, кого я имею в виду. Тот, который не спускал с тебя глаз. Я его раньше тут не видел.
   – Не спускал с меня глаз! Хотела бы я знать, он пришел на меня поглядеть или отведать подаваемые Фан гренки с анчоусами.
   – Они хлопают, требуют тебя. Надевай-ка лучше платье и выйди спой им что-нибудь.
   – Не собираюсь больше сегодня петь. Я сейчас ухожу домой. Лицо Сэма стало таким же красным, как вышитые на его жилете цветочки.
   – Не уйдешь! – заявил он.
   – Уйду.
   – Послушай, я тебе за что плачу?
   Лилит состроила ему рожу.
   – За то, чтобы я их зазывала... что я и делаю.
   – Послушай...
   – Слушаю.
   – Да не нахальничай же ты!
   – Я ухожу, Сэм.
   Сэму редко изменяло добродушие, но, как он сказал, если уж он рассердится, то удержу не знает; и он держался сколько мог и достаточно вытерпел от нее.
   Он старался говорить решительно:
   – Если ты сейчас не выйдешь и не споешь им, считай, что ты здесь больше не работаешь.
   – Хорошо, Сэм. Прощай.
   Она сошла с ума сегодня; должно быть, она почти не слышит, что он ей говорит.
   – Ты слышишь? – крикнул он. – Ты слышала?
   Лилит кивнула.
   – «Иди и пой или уходи!» – вот что ты сказал. Хорошо. Я ухожу. Я больше не выйду и не стану петь... после этого танца.
   Она готовилась выйти на улицу, надела свою новую шляпку с черными и коралловыми лентами. Сэм смотрел на нее во все глаза.
   – Послушай, – сказал он, – ты что, уходишь к Дэну Делани?
   Она покачала головой.
   – После всего, что я для тебя сделал... – Он заикался.
   – Это не из-за меня, Сэм. Это из-за тебя.
   – Я был для тебя отцом.
   – Ну и странный отец! – сказала она насмешливо.
   Это была уже прежняя Лилит, и он был рад видеть ее такой.
   – Ты знаешь, что нужно такому парню, как тот? Думаешь, что он предложит тебе выйти за него замуж? Ты не дорожишь приличным положением? Только подумать, каких хлопот стоило мне сделать из тебя настоящую певицу!
   Но она направилась в зал ресторана. До него донеслись удивленные возгласы завсегдатаев, увидевших ее в верхней одежде. И он рассвирепел. Кто здесь владелец, она или он? В таком случае пусть уходит. Скатертью дорога! Он справится без нее. Найдет кого-нибудь, кто будет исполнять этот танец с вуалями, да так, как потребуется!
   Лилит села за столик к Фриту.
   Он предложил:
   – Давай уйдем.
   Они поднялись, и все наблюдали за ними, пока они шли к выходу. Сэм появился в зале как раз в тот момент, когда они исчезли за дверью.
   Они молча прошли несколько улиц; наконец она сказала:
   – Ты пришел посмотреть, как я танцую?
   – Аманда рассказала мне о ресторанчике Марпита. Мне захотелось самому на него посмотреть.
   – Где же Аманда? – спросила она со смехом.
   – Я проводил ее домой.
   – Тебе хотелось оставить ее у себя, – сказала Лилит. – Но это было бы неправильно. Это было бы неприлично. Поэтому ты проводил ее домой и отправился насладиться ночной жизнью.
   – Я отправился повидать тебя.
   Тут она отбросила всякую осторожность; пусть он увидит, что она счастлива, и поймет причину этого; все равно теперь уже совершенно невозможно спрятать это.
   – Фрит, ты рад, что мы нашли друг друга?
   – А ты как думаешь?
   Она рассмеялась. Он не скажет, как рад, потому что они на улице; он такие вещи говорил в темноте, когда они были наедине.
   – Да, – ответила она, – Думаю, что ты рад.
   – Возьмем извозчика, – сказал он.
   Когда они оказались в экипаже, он обнял ее и поцеловал. Ее шляпа оказалось смятой, но она забыла, как гордилась ею еще недавно.
   – Ты такая же, как была в Корнуолле, – заметил он.
   – О нет, не такая! Я повзрослела. Не изменилась лишь моя любовь к тебе. И пребудет такой вечно.
   – Да, – сказал он. – Я помню. Ты всегда восхитительно говоришь восхитительные вещи.
   Они помолчали. Прислонившись к нему, она думала, что слушать стук копыт и смотреть на освещенные газовыми фонарями улицы приятнее, чем находиться в корнуоллском лесу. Там ее не оставляла мысль, что счастье будет недолгим, что близка разлука.
   Лилит не покидал страх, что она его потеряет. Но теперь-то она его не потеряет; они повзрослели. О да, на освещенных газом улицах Лондона она чувствовала себя счастливее, чем в морвалском лесу.
   Он прервал молчание:
   – Ты всегда заканчиваешь в это время?
   – Нет. Гораздо позднее.
   – Тогда почему ты сегодня ушла рано?
   – Потому что ты пришел за мной.
   – Значит, в другие дни ты будешь освобождаться гораздо позднее?
   – Мне не надо будет освобождаться. Мне сказали, что если я сегодня уйду, то могу больше не возвращаться.
   – Лилит! Почему ты так поступила?
   – Потому что ты меня ждал.
   – Ты хочешь сказать, что потеряла работу?
   – Не говори об этом. Теперь я буду с тобой. Он молчал, а она продолжала:
   – Не имеет значения, чем заниматься, мне все равно. Быть с тобой – это все, что я хочу.
   Извозчик остановился на Уимпоул-стрит перед его домом. Она удивленно посмотрела на него.
   – Здесь... – сказала она и тихонько засмеялась. – Я думала, что ты везешь меня домой... к Аманде.
   – Как мы можем быть там вместе?
   – Здесь... – повторила она. – В твоем доме... будет ли это... прилично?
   Он не ответил, и они поднялись на крыльцо. Открыв дверь своим ключом, он впустил ее в холл, где вполсилы горела газовая лампа из матового стекла.
   Назвав ее по имени, он провел рукой по ее волосам. Она молчала, потому что от счастья потеряла дар речи. Затем они тихо ступили на лестницу.

* * *

   Прошло три недели; это были недели пылких любовных свиданий для Фрита и Лилит, выздоровления – для Наполеона и тревоги – для Аманды. Понимая характер отношений Фрита и Лилит, Аманда волновалась. Лилит приходила в дом семьи Мерфи рано утром, но Аманда знала, что она оставила работу в ресторане. Аманда ни о чем не спрашивала, потому что знала, что происходит. Лилит потеряла свое обычное благоразумие. Ни Фрит, ни Лилит, казалось, не понимали, что поступают неблагоразумно. Они походили на одурманенных.
   Фрит часто приходил навестить Аманду, а Аманда бывала у него в доме на Уимпоул-стрит, якобы навещая Наполеона. Ее угощали чаем в гостиной у Фрита; Лилит всегда присоединялась к ней. Фрит беспокоился из-за Аманды. Он не переставал повторять:
   – Шьешь сорочки! Смехотворно. Конечно, это не может так продолжаться.
   – Лилит, – сказал он однажды вечером, когда та скрытно пришла к нему домой, – нам нельзя продолжать так до бесконечности. Я думаю, слуги уже что-то подозревают. У слуг на это хороший нюх. У меня есть идея.
   – Не собираешься ли ты меня куда-нибудь отправить?
   – Полно, не смеши. Как будто я смог бы! И как будто ты бы мне позволила, если бы я захотел!
   – Нет, – заметила она. – Тут ты прав. Я не соглашусь. Я бы бежала за твоей каретой, пока не упала замертво.
   – Не говори о смерти.
   – Не буду. Только я надеюсь, что умру раньше тебя, потому что я не вынесла бы жизни без тебя.
   – Лилит, – сказал он, – не говори так. Будем практичны. Тебе надо иметь жилье, куда бы я смог приходить навещать тебя.
   – Каждый вечер?
   – Всякий вечер, когда смогу, можешь рассчитывать на это.
   – Это будет каждый вечер, – в голосе ее слышалось блаженство. Она замолчала, обдумывая сказанное, а потом спросила: – Надо будет сказать Аманде, верно?
   – Н-нет, не думаю.
   – А что она подумает? Что она станет делать?
   – Пусть думает, что у тебя есть дружок... может быть, тот человек из ресторана.
   – Ох!
   – Это было бы лучше всего.
   – Но что будет делать она? Без меня она не может жить в семье Мерфи.
   Он ответил не сразу, а потом начал говорить медленно, как бы подбирая слова поубедительнее:
   – Лилит, думаю, это можно решить. Думаю, будет хорошо, если мне... По сути, я думаю, что это единственный выход. Понимаешь, я чувствую некоторую ответственность за Аманду. Давно, когда настаивали, чтобы она вышла замуж за своего кузена, я советовал ей вести себя смелее. Я не думал, что ей хватит смелости убежать из дому. Это на моей совести. Когда я увидел ее в мансарде, я глубоко осознал свою ответственность.
   – Да? – безразлично спросила Лилит.
   – Думаю, выход здесь только один. Аманда могла бы выйти замуж за меня.
   Лилит не могла поверить, что верно услышала сказанное им. Это страшный сон, это ей снится. Жениться на Аманде! Но ведь он любит ее, Лилит.
   Он торопился объяснить:
   – Для нас это ничего не изменит. Я люблю тебя. Я бы хотел на тебе жениться, но ты ведь достаточно умна, чтобы понять невозможность этого.
   Она не отвечала. От боли у нее перехватило горло, она не понимала, то ли это из-за охватившего душу горя, то ли из-за яростного гнева.
   – Я знал, что ты поймешь, Лилит. К нашему обоюдному несчастью, ты родилась не в усадьбе. Если нужно, мы Аманде могли бы все объяснить, но, возможно, это было бы неразумно. Понимаешь, Аманда нуждается в защите. Ей нельзя оставаться в том доме. Но куда ей идти? К себе я взять ее не могу. Я много думал об этом, выход один. Лилит, почему ты молчишь? В чем дело?
   Она резко привстала, сжав кулачки и прижав их к груди, как будто помогая таким образом удерживать в себе неистовое возбуждение.
   – Я недостаточно хороша для того, чтобы жениться на мне, – сказала она. – В таком случае мне кажется, что я недостаточно хороша для того, чтобы находиться здесь.
   – Лилит, – продолжал он убеждать, – не глупи, это тебе не идет. Ты ведь все понимаешь. Жаль, но мы ничего не можем сделать. Мы вынуждены подчиниться условностям. Представь себя здесь... в качестве моей жены. Это же просто немыслимо.
   – Почему? – закричала она. – Почему?
   – Почему? О, едва ли ты хочешь, чтобы я вдавался в подробности Я бы хотел иметь возможность прямо сейчас уехать с тобой... на какой-нибудь необитаемый остров.
   – Да, – прервала она его сердито. – Для необитаемого острова я бы сгодилась, верно... как я сгодилась для морвалского леса? Только здесь я не к месту.
   Он обнял ее за плечи и заставил лечь.
   – Лилит, тише. Кто-нибудь может тебя услышать.
   Тут она начала тихонько смеяться, но было темно и он не видел, что по щекам ее катились слезы.

* * *

   Уладив дело с Лилит, Фрит решился говорить с Амандой.
   Это было во время чаепития, когда она зашла повидать Наполеона. Он был доволен собой, полагая, что прекрасно все уладил. Аманда будет для него именно такой женой, какая нужна, – сговорчивой, добродушной и благодарной ему за то, что он вернет девушку в привычную для нее жизнь. Прекрасная жена, кроткая, очаровательная и нетребовательная. А Лилит будет прекрасной любовницей. Он считал, что имеет основание гордиться тем, как справился с деликатным предложением.
   – Аманда, – начал он, – я хочу поговорить с тобой о будущем.
   – Знаешь, Фрит, сказать по правде, у меня тоже была такая мысль. Думаю, ты мог бы мне помочь.
   Он слушал слегка самодовольно, не торопясь делать свое предложение, напоминая ласкового родителя, готовившегося преподнести в подарок на Рождество роскошную куклу тогда когда ее уже не ждали.
   – Я часто думаю о мисс Робинсон. Я могла бы делать то, что делала она. Я подумала, что если бы я учила детей или стала бы компаньонкой... чтобы читать кому-нибудь, например, инвалиду... Что-нибудь такое. Я бы для этого подошла. Мне ясно, что я не могу вечно шить сорочки, и с Лилит мне бы не хотелось расставаться. Она чудесная. Только теперь я понимаю, какая чудесная. И иногда я думаю – может быть, несколько самоуверенно, – что, хотя я и нуждаюсь в ней, я ей тоже немного нужна.
   – Лилит устроится. Она может о себе позаботиться. Я вот о тебе думаю.