Страница:
— Плевать я хотел на то, что обо мне думают, — равнодушно отозвался Ковач. — Я не стараюсь ни на кого произвести впечатление. Но я видел слишком много людей, каждый день сгибающихся под грузом своих секретов, покуда они их не раздавят. У вас есть шанс сбросить лишний вес.
— Я в этом не нуждаюсь!
— Энди сегодня хоронят, — заметил Ковач. — Если вы что-то знаете, это не должно уйти в могилу вместе с ним. Иначе вам будет еще тяжелее.
— Я ничего не знаю. — У него вырвался резкий смешок вместе с облаком дыма и пара.
— Если вы были там в ту ночь…
— Я не знаю, с кем трахался Энди, сержант, — с горечью сказал Пирс. — Во всяком случае, не со мной.
На его шее вздулись жилы, в голубых глазах блестели слезы — и злоба. Бросив сигарету, он придавил ее дорогой туфлей.
— Прошу меня извинить. Я должен нести гроб моего друга.
Ковач отпустил его и продолжал докуривать свою сигарету, размышляя о том, что кто-то назвал бы его поведение жестоким. Сам он так не считал. В конце концов, все, что он делал, он делал ради жертвы. Жертва была мертва, а на свете было немного вещей, более жестоких, чем смерть.
Придавив сигарету ногой. Ковач подобрал оба окурка и бросил их в цветочный горшок возле двери. Через стеклянную дверь он увидел, что тележку с гробом выкатили в центральный проход. Толстый человечек из похоронного бюро инструктировал тех, кому предстояло нести гроб.
Нил Фэллон стоял сбоку с отрешенным видом. Эйс Уайетт положил руку на плечо распорядителя похорон и что-то шепнул ему. Гейнс, обер-прихлебатель, как всегда, отирался поблизости.
— Вы собираетесь войти, сержант? Или будете наблюдать с дешевого места?
Ковач вгляделся в нечеткое отражение, появившееся рядом с ним в стекле. Аманда Сейвард в своем облачении в стиле черно-белого кино. Темные очки, обматывающий голову бархатный шарф. Скорее не облачение, а маскировка.
— Как голова? — спросил он.
— Прошла. У меня вообще ничего не болит.
— Ну, еще бы. Что значит маленькое сотрясение мозга для крутого копа вроде вас?
— Вы меня смущаете. На вашем месте я бы оставила эту тему.
— Вы недостаточно хорошо меня знаете, лейтенант.
— Я вообще вас не знаю. — Маленькой рукой в перчатке Сейвард взялась за дверную ручку. — Давайте войдем.
С таким же успехом она могла бы взмахнуть перед его носом красной тряпкой. Ковач спрашивал себя, понимает ли это Сейвард и если да, то какую игру она ведет?
“Ты — и лейтенант из БВД! Остынь, Ковач…”
— Я никогда не останавливаюсь на полдороге, — сказал он, заставив ее обернуться. — Это вы могли бы знать.
Сейвард молча вошла в церковь, и Ковач последовал за ней. Процессия выстраивалась в проходе. Органист заиграл очередную песнь смерти.
Сейвард заняла место в пустом ряду сзади. Она не обратила внимания на севшего рядом Ковача, не присоединилась к пению гимна, не сняла шарф и очки, не расстегнула пальто. Казалось, одежда, словно кокон, изолирует ее от внешнего мира, мешающего предаваться мыслям об Энди Фэллоне.
Ковач наблюдал за ней краем глаза, понимая, что с его стороны так испытывать судьбу — чистое безумие. Одно ее слово — и его отстранят от работы. С другой стороны, представиться действующим заодно с БВД — весьма недурная идея, но как на это посмотрят его коллеги?..
Впрочем, сейчас на него никто не обращал внимания. Все присутствующие — не только Аманда Сейвард — казались ушедшими в себя. Никто не слушал священника, который не знал Энди Фэллона и говорил о нем только по обязанности. Хотя так всегда бывает на заупокойной службе. Для каждого имели значение только собственные воспоминания и переживания, связанные с покойным.
Изучая лица собравшихся, Ковач думал о том, кто из них скрывает воспоминания о близости с Энди Фэллоном, о разделяемых с ним извращенных страстях. Кто из этих людей мог помочь Энди накинуть петлю на шею, а потом запаниковать, когда случилась беда? Кто знал о душевном состоянии Энди Фэллона настолько, чтобы ответить, мог ли он покончить с собой?
А впрочем, кого это интересует? Дело закрыто. Священник притворялся, будто слово “самоубийство” вообще никогда не упоминалось рядом с именем Энди Фэллона. Через час Энди будет лежать в земле, оставив о себе туманные воспоминания.
Настал момент для панегириков. Нил Фэллон ерзал на стуле, тайком озираясь, как будто проверял, обращает ли кто-нибудь внимание, что он не встает и не произносит речь на панихиде по своему брату. Том Пирс уставился в пол с таким видом, словно ему трудно дышать. Ковач тоже ощущал стеснение в груди. Психологи именовали подобные эмоционально насыщенные ситуации “стрессовыми усилителями”, побуждающими к действиям и признаниям. Но в Миннесоте люди не были склонны открыто говорить о своих эмоциях. Драматических событий не последовало.
Сейвард встала, сбросила пальто, оставив шарф и очки на прежнем месте, и двинулась по проходу с грацией королевы. Священник уступил ей место на кафедре.
— Я лейтенант Аманда Сейвард, — заговорила она спокойным и властным тоном. — Мы с Энди долгие годы работали вместе. Он был прекрасным полицейским, талантливым следователем и чудесным человеком. Мы стали богаче, узнав его, и беднее, потеряв навсегда. Благодарю вас.
Просто и красноречиво. Аманда двинулась назад, опустив голову. Ковач поднялся и шагнул в проход, пропуская ее на место. Множество голов повернулись в их сторону, — наверное, люди удивлялись, что тип вроде него сидит рядом с такой женщиной. Ковач расправил плечи, молча бросая всем вызов. Том Пирс встретил его взгляд и отвернулся.
Эйс Уайетт встал и, поправив манжеты, направился к кафедре.
— Черт возьми! — буркнул Ковач и перекрестился, когда женщина, сидевшая двумя рядами впереди, обернулась и грозно уставилась на него. — Этот парень пользуется любым предлогом, чтобы засветиться! Он бы выставил голую задницу в окно десятого этажа, если бы думал, что это придаст ему популярности.
Уголок рта Сейвард изогнулся в усмешке.
— Капитан Уайетт мой старый знакомый.
Ковач поморщился:
— Опять я угодил в дерьмо, верно?
— Очертя голову.
— Со мной всегда это происходит. Вот почему я так выгляжу.
— Я знал Энди Фэллона, когда он еще был мальчиком, — начал Уайетт голосом актера любительского театра. По мнению Ковача, тот факт, что он собирался стать звездой национального телевидения, свидетельствовал о деградации вкусов американской публики. — Правда, я не был с ним близко знаком, когда он вырос, но мне было хорошо известно, из чего он сделан. Из смелости, честности и решительности. Я знаю это, так как прошел огонь и воду с его отцом, Железным Майком Фэллоном. Мы все знали Железного Майка, уважали его, а провинившись, боялись его гнева. Это был лучший полицейский, какого я когда-либо встречал. С глубоким прискорбием должен сообщить, что Майк Фэллон скончался прошлой ночью.
В толпе послышались возгласы. Сейвард дернулась, как будто ее ткнули шилом. Она сразу побледнела, а дыхание ее стало быстрым и неровным.
— Подавленный смертью сына… — продолжал Уайетт.
Ковач наклонился к Сейвард:
— С вами все в порядке, лейтенант?
— Прошу прощения. — Она поднялась с места, и Ковач встал, пропуская ее.
Аманда прошла мимо него, даже не заметив. Ей хотелось выбежать из церкви и мчаться дальше, не останавливаясь, но она не могла себе этого позволить. Впрочем, никто не удостоил ее даже мимолетным взглядом — внимание всех было приковано к Уайетту. Никто не слышал ударов ее сердца и шума крови, бурлившей в жилах.
Аманда распахнула стеклянную дверь, вышла в холл и направилась в дамскую комнату. В тусклом помещении пахло дешевым освежителем воздуха, а голос Эйса Уайетта все еще звучал у нее в ушах. Сначала это вызвало панику, но вскоре она поняла, что голос исходит из висящего на стене громкоговорителя.
Сорвав шарф и очки, Аманда, борясь со слезами, нащупала кран. Вода хлынула в раковину с такой силой, что забрызгала ей блузку. Не обращая на это внимания, Аманда зачерпнула воду обеими руками и окунула в нее лицо.
Голова сразу закружилась, а ноги вдруг стали ватными. Одной рукой она вцепилась в раковину, а другой уперлась в стену, пытаясь справиться с тошнотой и моля бога помочь ей пройти через это, хотя давным-давно утратила веру.
— Пожалуйста, пожалуйста! — повторяла Аманда, согнувшись так, что ее голова почти опускалась в раковину. Перед ее мысленным взором стояло лицо Энди Фэллона, который смотрел на нее с осуждением и гневом. Он мертв. А теперь умер Майк Фэллон…
“Подавленный смертью сына…”
— Лейтенант, — послышался за дверью голос Ковача. — Аманда, вы здесь? С вами все в порядке?
Сейвард попыталась выпрямиться и глубоко вдохнула, чтобы голос ее звучал спокойно. Но ей не вполне удалось ни то ни другое.
— Д-да, — еле слышно отозвалась она. — Все в порядке. Благодарю вас.
Дверь открылась, и Ковач решительным шагом вошел в дамскую комнату, не думая о такой мелочи, как правила приличия. Вид у него был свирепый.
— Вижу, что все в порядке! — сказал он. — Даже в большем порядке, чем утром, когда вы едва не грохнулись в обморок. Вас охватило неудержимое желание принять душ в одежде? — Его взгляд скользнул по влажным прядям волос, свисающим на лицо, и мокрым пятнам на блузке.
— У меня немного закружилась голова. — Аманда приложила ладонь ко лбу, медленно вздохнула и на мгновение закрыла глаза.
Ковач положил ей руку на плечо, и Аманда вся напряглась, сдерживаясь, чтобы не вскочить и не броситься бежать. Она видела в зеркале лицо Ковача и тревогу в его темных глазах, видела собственное отражение, ужасаясь тому, какой жалкой и беспомощной она выглядит.
— Пойдемте, лейтенант, — мягко заговорил Ковач. — Позвольте мне проводить вас к врачу.
— Нет!
Конечно, следовало потребовать, чтобы он убрал руку, но ощущение этой руки на плече так успокаивало… Аманда вздрогнула и нахмурилась. Она не должна нуждаться в помощи этого человека!
У Ковача была большая широкая кисть с тупыми кончиками пальцев. “Рука трудящегося человека, — подумала она, — хотя по роду деятельности ему приходится больше работать головой, чем руками…” у
— Ну, по крайней мере выйдем отсюда, — сказал Ковач. — От этого чертова освежителя воздуха даже козел задохнется.
— Спасибо, но я могу сама о себе позаботиться, — заявила Сейвард.
— Пошли! — Ковач почти что потащил ее за собой; годы тесного общения с жертвами преступлений, тесного общения с пьяными и с людьми в состоянии шока облегчали его задачу. — Я вынес ваше пальто в холл.
Вернувшись к умывальнику, Аманда надела темные очки и стала аккуратно наматывать на голову шарф, хотя он местами был влажным. Ковач внимательно наблюдал за ней.
— Я думал, что вы знали Майка Фэллона только по его репутации, — заметил он.
— Так оно и есть. Хотя я, конечно, говорила о нем с Энди.
— Тогда ваша реакция на сообщение о его смерти выглядит слегка чрезмерной.
— Сообщение о смерти Майка Фэллона тут ни при чем. Я же говорила, что у меня закружилась голова. Конечно, это большая трагедия…
— Но мир ими полон. Я это уже слышал. Завязав наконец шарф, Аманда самостоятельно вышла в холл. Главное — не показывать слабости. Хотя думать об этом поздновато.
Ковач оставил ее пальто на столе рядом с церковными бюллетенями. Аманда стала надевать его, но резкая боль в шее остановила ее, когда она продела в рукав только одну руку. Ковач помог ей завершить процедуру.
— Знаю, — успокаивающе произнес он. — Вы могли бы сделать это сами.
Аманда, пожав плечами, направилась к выходу. Орган заиграл снова, и сладковатый запах ладана наполнил воздух.
— Я не позволю вам садиться за руль, лейтенант, — сказал Ковач, не отставая от нее. — Если у вас кружится голова, это небезопасно.
— Все уже прошло.
— Я тоже еду в участок и подвезу вас.
— Я собираюсь домой.
— Значит, я подброшу вас туда.
— Вам это не по дороге. Он придержал для нее дверь.
— Ничего, поездка даст мне возможность задать вам пару вопросов.
— Господи, вы когда-нибудь уйметесь? — процедила она сквозь зубы, доставая ключи.
— Никогда. Я же говорил вам, что никогда ничего не бросаю. Пока не получаю то, что мне нужно.
Ковач взял ее под руку.
— Что вы делаете? — Аманда пыталась вырваться, сердце бешено колотилось.
Несколько секунд он молча смотрел на нее, словно читая мысли, и, несмотря на очки и шарф, она чувствовала себя обнаженной.
— Что вам нужно?
— Ключи!
Воспользовавшись ее растерянностью, Ковач с легкостью снял с ее пальцев кольцо с ключами, и это была серьезная тактическая ошибка. Аманда не хотела, чтобы он подвозил ее, не хотела видеть его у себя дома, не хотела чувствовать его интерес к ней. Она привыкла командовать, а рядом с Ковачем почему-то ощущала себя маленькой девочкой, притворяющейся, будто выполняет важную работу.
— Если у вас есть вопросы, задавайте их, — сказала Аманда, обхватив себя руками за плечи, потому что ветер был пронизывающим и за последние пару часов резко похолодало. — А потом верните мои ключи, сержант.
— Энди Фэллон когда-нибудь говорил о своем брате?
— Нет.
— Он упоминал о своих любовных связях или проблемах в личной жизни?
— Я уже вам объяснила — его личная жизнь меня не касалась. Почему вы так цепляетесь за это, сержант?
Ковач попытался выглядеть простодушным, но Аманда испытывала сомнения, что ему это удавалось даже в детстве. В нем ощущалась пресыщенность жизнью, отнюдь не соответствующая его далеко не преклонному возрасту.
— Мне платят за расследования, — ответил он.
— За расследования преступлений. Но я не вижу здесь никакого преступления.
— Майку Фэллону снесло полголовы. Прежде чем бросить это дело, я намерен твердо убедиться, что кто-то не сделал для него эту работу.
Аманда удивленно уставилась на него сквозь темные очки:
— Почему вам кажется, будто кто-то убил Майка Фэллона? Капитан Уайетт сказал, что он покончил с собой.
— Капитан Уайетт поторопился с выводами. Расследование продолжается. Труп еще не остыл, когда я отправился сюда с места происшествия.
— Не понимаю, какой смысл убивать Майка Фэллона, — заметила Аманда.
— А кто говорит, что тут должен быть смысл? — отозвался Ковач. — Кто-то вышел из себя и прикончил старика. Если он копил злобу долго, было достаточно любой искорки. Я сталкиваюсь с этим каждый день, лейтенант.
— Мистер Фэллон был тяжело болен и потерял сына. Насколько я понимаю, все признаки указывают на самоубийство. Разве не кажется более логичным, что курок спустил он сам, а не кто-то другой?
— Конечно. Но умный убийца мог это предусмотреть, — заметил Ковач.
— Должно быть, сейчас в Отделе убийств мало работы, — промолвила Сейвард, — если один из лучших детективов все свое время посвящает самоубийствам.
— Чем больше я имею дело с людьми, с которыми общались Энди и Майк, тем меньше я верю, что это самоубийства. Вы знали Энди и утверждаете, что были к нему привязаны. Неужели вы хотите, чтобы я перестал заниматься его гибелью, если я не уверен, что он сам надел себе петлю на шею? Неужели хотите, чтобы я отказался от расследования смерти Майка, если не исключено, что он вставил себе в рот револьвер 38-го калибра с чьей-то помощью? Какой из меня был бы коп, если бы я так поступил?
Двери церкви позади них распахнулись, и люди начали выходить, ежась от холода и спеша к автостоянке. Ковач заметил среди них Тома Пирса и Джослин Деринг. Девушка попыталась взять жениха под руку, но Том отодвинул ее плечом. За ними шли Эйс Уайетт и его прихлебатель. Уайетт казался нечувствительным к холоду — он шагал, расправив плечи и выпятив подбородок, нацелившись на Ковача, как ракета.
— Сэм, — заговорил он серьезным, отработанным на телевидении голосом, — я слышал, что это ты обнаружил Майка. Боже мой, какая трагедия!
— Его смерть — или то, что я его обнаружил?
— Полагаю, и то и другое. Бедняга Майк. Бремя оказалось для него слишком тяжелым. Думаю, после смерти Энди он ощущал страшную вину перед ним… — Уайетт кивнул Сейвард: — Рад тебя видеть, Аманда, даже по такому поводу.
— Здравствуйте, капитан. — Несмотря на темные очки Сейвард, Ковач заметил, что она не смотрит на Уайетта. — Мне очень жаль Майка Фэллона. Я знаю, что вас с ним связывало.
— Бедный Майк. — Уайетт отвернулся. Помолчав несколько секунд, словно в знак уважения, он глубоко вздохнул. — Вижу, вы знакомы с Сэмом?
— Даже больше, чем мне бы хотелось. — Аманда взяла ключи у Ковача. — Прошу меня извинить, джентльмены…
— Я как раз рассказывал лейтенанту, насколько все это мне показалось странным. Майк вчера вечером был так расстроен из-за самоубийства Энди, называл это смертным грехом, а потом отправился домой и выстрелил себе в рот, — сказал Ковач. — Выглядит бессмысленным, верно?
— Кто говорит, что тут должен быть смысл? — саркастически осведомилась Сейвард.
— Аманда права, — сказал Уайетт. — Майк в последнее время был не в себе.
— Да, когда я видел его в последний раз, он молол всякую чушь, — согласился Ковач. — Но ведь ты отвозил его домой, Эйс. Как он выглядел, когда вы расстались?
Гейнс многозначительно взглянул на часы:
— Капитан…
— Знаю, Гейнс. — Уайетт скорчил гримасу. — Встреча с пиарщиками.
— И ты пропустишь похороны? — Ковач с трудом удержался, чтобы не добавить: “Ведь там будет фотосъемка”.
— Их отложили, — сообщил Гейнс. — Возникли какие-то проблемы с оборудованием.
— Ага! Слишком холодно, чтобы рыть могилу, — догадался Ковач. — Черт бы побрал этот гребаный мороз! Извините за выражение, лейтенант.
— Не думаю, что вы заслуживаете извинения, сержант Ковач, — сухо отозвалась Аманда. — На этом я с вами прощаюсь, джентльмены.
Она махнула рукой и зашагала по заснеженной автостоянке. Ковач не стал препятствовать: пытаться задержать ее при свидетелях означало бы перейти черту, к которой он и так подошел слишком близко. Он позволил себе только пару секунд посмотреть ей вслед.
— Сэм, ты не можешь всерьез предполагать, что Майка убили, — сказал Уайетт. /
— Я коп из отдела убийств. — Ковач нахлобучил шляпу. — Естественно, что я в любом трупе вижу убитого. В котором часу ты расстался с Майком?
— Капитан, — вмешался Гейнс, — если вы хотите успеть на встречу, я поговорю с сержантом вместо вас.
— Ты ему и задницу подтираешь? — осведомился Ковач.
Прихлебатель удостоил его холодным взглядом.
— Вы задерживаете капитана, которому предстоит очень важная встреча, сержант Ковач. — Гейнс ловко встал между ними. — Я тоже был с мистером Фэллоном вчера вечером и могу ответить на ваши вопросы не хуже капитана Уайетта.
— В этом нет надобности, Гэвин, — сказал Уайетт. — Пока ты выведешь машину, мы с Сэмом уже закончим.
Ковач казался довольным.
— Да, Слизняк, иди заводить машину. Не беспокойся — мы с тобой непременно побеседуем позже.
Гейнса явно не обрадовала такая перспектива. Его голубые глаза были холоднее бетона у них под ногами, точеный подбородок напрягся. Но он подчинился приказу Уайетта и поспешил туда, где стоял черный “Линкольн Континенталь”.
— Ты завел себе элегантного сторожевого пса, Эйс, — заметил Ковач.
— Гэвин — моя правая рука. Честолюбив, целеустремлен и предан. Не знаю, кем бы я был без него. У парня блестящее будущее. Иногда он, правда, проявляет излишнее усердие, но о тебе, Сэм, можно сказать то же самое. В смерти Майка нет ничего, позволяющего подозревать убийство.
Ковач сунул руки в карманы пальто и вздохнул.
— Майк был одним из нас, Эйс. Быть может, легенда о нем была лучше его самого, но… Я чувствую, что многим ему обязан. Ты должен меня понимать, учитывая то, что связывало вас друг с другом.
— Трудно представить себе, что его больше нет, что эта глава нашей жизни кончена, — тихо произнес Уайетт, глядя на “Линкольн”, из выхлопной трубы которого вырвалось облако пара.
“Должно быть, для него это облегчение, — подумал Ковач. — Ночь убийства Торна стала решающим моментом в жизни Эйса Уайетта и Майка Фэллона, сделав одного из них героем, а другого калекой. После смерти Майка с плеч Эйса свалилась тяжесть. Кем бы он был, не будь Майка в качестве противовеса?”
— Мы ушли из дома Майка около половины десятого, — сказал Уайетт. — Он вел себя тихо — был погружен в свое горе. Я понятия не имел, что он замышляет, иначе остался бы с ним, попытался бы его остановить… А может, все к лучшему? Майк страдал долгие годы. Теперь все кончено. Пусть он покоится в мире, Сэм.
Возле них затормозил “Линкольн”, откуда вышел Гейнс и открыл пассажирскую дверцу. Уайетт молча залез в салон, и машина рванулась вперед в облаке пара. Одинокий Рейнджер и Тонто [6] скакали вдогонку закату.
Ковач остался один на тротуаре — все, пришедшие проводить Энди Фэллона в последний путь, уже разъехались. Даже священник исчез.
— Одинокий Рейнджер, — пробормотал Ковач и зашагал по заснеженной стоянке, не вынимая рук из карманов и ежась под порывами ледяного ветра.
Глава 19
— Я в этом не нуждаюсь!
— Энди сегодня хоронят, — заметил Ковач. — Если вы что-то знаете, это не должно уйти в могилу вместе с ним. Иначе вам будет еще тяжелее.
— Я ничего не знаю. — У него вырвался резкий смешок вместе с облаком дыма и пара.
— Если вы были там в ту ночь…
— Я не знаю, с кем трахался Энди, сержант, — с горечью сказал Пирс. — Во всяком случае, не со мной.
На его шее вздулись жилы, в голубых глазах блестели слезы — и злоба. Бросив сигарету, он придавил ее дорогой туфлей.
— Прошу меня извинить. Я должен нести гроб моего друга.
Ковач отпустил его и продолжал докуривать свою сигарету, размышляя о том, что кто-то назвал бы его поведение жестоким. Сам он так не считал. В конце концов, все, что он делал, он делал ради жертвы. Жертва была мертва, а на свете было немного вещей, более жестоких, чем смерть.
Придавив сигарету ногой. Ковач подобрал оба окурка и бросил их в цветочный горшок возле двери. Через стеклянную дверь он увидел, что тележку с гробом выкатили в центральный проход. Толстый человечек из похоронного бюро инструктировал тех, кому предстояло нести гроб.
Нил Фэллон стоял сбоку с отрешенным видом. Эйс Уайетт положил руку на плечо распорядителя похорон и что-то шепнул ему. Гейнс, обер-прихлебатель, как всегда, отирался поблизости.
— Вы собираетесь войти, сержант? Или будете наблюдать с дешевого места?
Ковач вгляделся в нечеткое отражение, появившееся рядом с ним в стекле. Аманда Сейвард в своем облачении в стиле черно-белого кино. Темные очки, обматывающий голову бархатный шарф. Скорее не облачение, а маскировка.
— Как голова? — спросил он.
— Прошла. У меня вообще ничего не болит.
— Ну, еще бы. Что значит маленькое сотрясение мозга для крутого копа вроде вас?
— Вы меня смущаете. На вашем месте я бы оставила эту тему.
— Вы недостаточно хорошо меня знаете, лейтенант.
— Я вообще вас не знаю. — Маленькой рукой в перчатке Сейвард взялась за дверную ручку. — Давайте войдем.
С таким же успехом она могла бы взмахнуть перед его носом красной тряпкой. Ковач спрашивал себя, понимает ли это Сейвард и если да, то какую игру она ведет?
“Ты — и лейтенант из БВД! Остынь, Ковач…”
— Я никогда не останавливаюсь на полдороге, — сказал он, заставив ее обернуться. — Это вы могли бы знать.
Сейвард молча вошла в церковь, и Ковач последовал за ней. Процессия выстраивалась в проходе. Органист заиграл очередную песнь смерти.
Сейвард заняла место в пустом ряду сзади. Она не обратила внимания на севшего рядом Ковача, не присоединилась к пению гимна, не сняла шарф и очки, не расстегнула пальто. Казалось, одежда, словно кокон, изолирует ее от внешнего мира, мешающего предаваться мыслям об Энди Фэллоне.
Ковач наблюдал за ней краем глаза, понимая, что с его стороны так испытывать судьбу — чистое безумие. Одно ее слово — и его отстранят от работы. С другой стороны, представиться действующим заодно с БВД — весьма недурная идея, но как на это посмотрят его коллеги?..
Впрочем, сейчас на него никто не обращал внимания. Все присутствующие — не только Аманда Сейвард — казались ушедшими в себя. Никто не слушал священника, который не знал Энди Фэллона и говорил о нем только по обязанности. Хотя так всегда бывает на заупокойной службе. Для каждого имели значение только собственные воспоминания и переживания, связанные с покойным.
Изучая лица собравшихся, Ковач думал о том, кто из них скрывает воспоминания о близости с Энди Фэллоном, о разделяемых с ним извращенных страстях. Кто из этих людей мог помочь Энди накинуть петлю на шею, а потом запаниковать, когда случилась беда? Кто знал о душевном состоянии Энди Фэллона настолько, чтобы ответить, мог ли он покончить с собой?
А впрочем, кого это интересует? Дело закрыто. Священник притворялся, будто слово “самоубийство” вообще никогда не упоминалось рядом с именем Энди Фэллона. Через час Энди будет лежать в земле, оставив о себе туманные воспоминания.
Настал момент для панегириков. Нил Фэллон ерзал на стуле, тайком озираясь, как будто проверял, обращает ли кто-нибудь внимание, что он не встает и не произносит речь на панихиде по своему брату. Том Пирс уставился в пол с таким видом, словно ему трудно дышать. Ковач тоже ощущал стеснение в груди. Психологи именовали подобные эмоционально насыщенные ситуации “стрессовыми усилителями”, побуждающими к действиям и признаниям. Но в Миннесоте люди не были склонны открыто говорить о своих эмоциях. Драматических событий не последовало.
Сейвард встала, сбросила пальто, оставив шарф и очки на прежнем месте, и двинулась по проходу с грацией королевы. Священник уступил ей место на кафедре.
— Я лейтенант Аманда Сейвард, — заговорила она спокойным и властным тоном. — Мы с Энди долгие годы работали вместе. Он был прекрасным полицейским, талантливым следователем и чудесным человеком. Мы стали богаче, узнав его, и беднее, потеряв навсегда. Благодарю вас.
Просто и красноречиво. Аманда двинулась назад, опустив голову. Ковач поднялся и шагнул в проход, пропуская ее на место. Множество голов повернулись в их сторону, — наверное, люди удивлялись, что тип вроде него сидит рядом с такой женщиной. Ковач расправил плечи, молча бросая всем вызов. Том Пирс встретил его взгляд и отвернулся.
Эйс Уайетт встал и, поправив манжеты, направился к кафедре.
— Черт возьми! — буркнул Ковач и перекрестился, когда женщина, сидевшая двумя рядами впереди, обернулась и грозно уставилась на него. — Этот парень пользуется любым предлогом, чтобы засветиться! Он бы выставил голую задницу в окно десятого этажа, если бы думал, что это придаст ему популярности.
Уголок рта Сейвард изогнулся в усмешке.
— Капитан Уайетт мой старый знакомый.
Ковач поморщился:
— Опять я угодил в дерьмо, верно?
— Очертя голову.
— Со мной всегда это происходит. Вот почему я так выгляжу.
— Я знал Энди Фэллона, когда он еще был мальчиком, — начал Уайетт голосом актера любительского театра. По мнению Ковача, тот факт, что он собирался стать звездой национального телевидения, свидетельствовал о деградации вкусов американской публики. — Правда, я не был с ним близко знаком, когда он вырос, но мне было хорошо известно, из чего он сделан. Из смелости, честности и решительности. Я знаю это, так как прошел огонь и воду с его отцом, Железным Майком Фэллоном. Мы все знали Железного Майка, уважали его, а провинившись, боялись его гнева. Это был лучший полицейский, какого я когда-либо встречал. С глубоким прискорбием должен сообщить, что Майк Фэллон скончался прошлой ночью.
В толпе послышались возгласы. Сейвард дернулась, как будто ее ткнули шилом. Она сразу побледнела, а дыхание ее стало быстрым и неровным.
— Подавленный смертью сына… — продолжал Уайетт.
Ковач наклонился к Сейвард:
— С вами все в порядке, лейтенант?
— Прошу прощения. — Она поднялась с места, и Ковач встал, пропуская ее.
Аманда прошла мимо него, даже не заметив. Ей хотелось выбежать из церкви и мчаться дальше, не останавливаясь, но она не могла себе этого позволить. Впрочем, никто не удостоил ее даже мимолетным взглядом — внимание всех было приковано к Уайетту. Никто не слышал ударов ее сердца и шума крови, бурлившей в жилах.
Аманда распахнула стеклянную дверь, вышла в холл и направилась в дамскую комнату. В тусклом помещении пахло дешевым освежителем воздуха, а голос Эйса Уайетта все еще звучал у нее в ушах. Сначала это вызвало панику, но вскоре она поняла, что голос исходит из висящего на стене громкоговорителя.
Сорвав шарф и очки, Аманда, борясь со слезами, нащупала кран. Вода хлынула в раковину с такой силой, что забрызгала ей блузку. Не обращая на это внимания, Аманда зачерпнула воду обеими руками и окунула в нее лицо.
Голова сразу закружилась, а ноги вдруг стали ватными. Одной рукой она вцепилась в раковину, а другой уперлась в стену, пытаясь справиться с тошнотой и моля бога помочь ей пройти через это, хотя давным-давно утратила веру.
— Пожалуйста, пожалуйста! — повторяла Аманда, согнувшись так, что ее голова почти опускалась в раковину. Перед ее мысленным взором стояло лицо Энди Фэллона, который смотрел на нее с осуждением и гневом. Он мертв. А теперь умер Майк Фэллон…
“Подавленный смертью сына…”
— Лейтенант, — послышался за дверью голос Ковача. — Аманда, вы здесь? С вами все в порядке?
Сейвард попыталась выпрямиться и глубоко вдохнула, чтобы голос ее звучал спокойно. Но ей не вполне удалось ни то ни другое.
— Д-да, — еле слышно отозвалась она. — Все в порядке. Благодарю вас.
Дверь открылась, и Ковач решительным шагом вошел в дамскую комнату, не думая о такой мелочи, как правила приличия. Вид у него был свирепый.
— Вижу, что все в порядке! — сказал он. — Даже в большем порядке, чем утром, когда вы едва не грохнулись в обморок. Вас охватило неудержимое желание принять душ в одежде? — Его взгляд скользнул по влажным прядям волос, свисающим на лицо, и мокрым пятнам на блузке.
— У меня немного закружилась голова. — Аманда приложила ладонь ко лбу, медленно вздохнула и на мгновение закрыла глаза.
Ковач положил ей руку на плечо, и Аманда вся напряглась, сдерживаясь, чтобы не вскочить и не броситься бежать. Она видела в зеркале лицо Ковача и тревогу в его темных глазах, видела собственное отражение, ужасаясь тому, какой жалкой и беспомощной она выглядит.
— Пойдемте, лейтенант, — мягко заговорил Ковач. — Позвольте мне проводить вас к врачу.
— Нет!
Конечно, следовало потребовать, чтобы он убрал руку, но ощущение этой руки на плече так успокаивало… Аманда вздрогнула и нахмурилась. Она не должна нуждаться в помощи этого человека!
У Ковача была большая широкая кисть с тупыми кончиками пальцев. “Рука трудящегося человека, — подумала она, — хотя по роду деятельности ему приходится больше работать головой, чем руками…” у
— Ну, по крайней мере выйдем отсюда, — сказал Ковач. — От этого чертова освежителя воздуха даже козел задохнется.
— Спасибо, но я могу сама о себе позаботиться, — заявила Сейвард.
— Пошли! — Ковач почти что потащил ее за собой; годы тесного общения с жертвами преступлений, тесного общения с пьяными и с людьми в состоянии шока облегчали его задачу. — Я вынес ваше пальто в холл.
Вернувшись к умывальнику, Аманда надела темные очки и стала аккуратно наматывать на голову шарф, хотя он местами был влажным. Ковач внимательно наблюдал за ней.
— Я думал, что вы знали Майка Фэллона только по его репутации, — заметил он.
— Так оно и есть. Хотя я, конечно, говорила о нем с Энди.
— Тогда ваша реакция на сообщение о его смерти выглядит слегка чрезмерной.
— Сообщение о смерти Майка Фэллона тут ни при чем. Я же говорила, что у меня закружилась голова. Конечно, это большая трагедия…
— Но мир ими полон. Я это уже слышал. Завязав наконец шарф, Аманда самостоятельно вышла в холл. Главное — не показывать слабости. Хотя думать об этом поздновато.
Ковач оставил ее пальто на столе рядом с церковными бюллетенями. Аманда стала надевать его, но резкая боль в шее остановила ее, когда она продела в рукав только одну руку. Ковач помог ей завершить процедуру.
— Знаю, — успокаивающе произнес он. — Вы могли бы сделать это сами.
Аманда, пожав плечами, направилась к выходу. Орган заиграл снова, и сладковатый запах ладана наполнил воздух.
— Я не позволю вам садиться за руль, лейтенант, — сказал Ковач, не отставая от нее. — Если у вас кружится голова, это небезопасно.
— Все уже прошло.
— Я тоже еду в участок и подвезу вас.
— Я собираюсь домой.
— Значит, я подброшу вас туда.
— Вам это не по дороге. Он придержал для нее дверь.
— Ничего, поездка даст мне возможность задать вам пару вопросов.
— Господи, вы когда-нибудь уйметесь? — процедила она сквозь зубы, доставая ключи.
— Никогда. Я же говорил вам, что никогда ничего не бросаю. Пока не получаю то, что мне нужно.
Ковач взял ее под руку.
— Что вы делаете? — Аманда пыталась вырваться, сердце бешено колотилось.
Несколько секунд он молча смотрел на нее, словно читая мысли, и, несмотря на очки и шарф, она чувствовала себя обнаженной.
— Что вам нужно?
— Ключи!
Воспользовавшись ее растерянностью, Ковач с легкостью снял с ее пальцев кольцо с ключами, и это была серьезная тактическая ошибка. Аманда не хотела, чтобы он подвозил ее, не хотела видеть его у себя дома, не хотела чувствовать его интерес к ней. Она привыкла командовать, а рядом с Ковачем почему-то ощущала себя маленькой девочкой, притворяющейся, будто выполняет важную работу.
— Если у вас есть вопросы, задавайте их, — сказала Аманда, обхватив себя руками за плечи, потому что ветер был пронизывающим и за последние пару часов резко похолодало. — А потом верните мои ключи, сержант.
— Энди Фэллон когда-нибудь говорил о своем брате?
— Нет.
— Он упоминал о своих любовных связях или проблемах в личной жизни?
— Я уже вам объяснила — его личная жизнь меня не касалась. Почему вы так цепляетесь за это, сержант?
Ковач попытался выглядеть простодушным, но Аманда испытывала сомнения, что ему это удавалось даже в детстве. В нем ощущалась пресыщенность жизнью, отнюдь не соответствующая его далеко не преклонному возрасту.
— Мне платят за расследования, — ответил он.
— За расследования преступлений. Но я не вижу здесь никакого преступления.
— Майку Фэллону снесло полголовы. Прежде чем бросить это дело, я намерен твердо убедиться, что кто-то не сделал для него эту работу.
Аманда удивленно уставилась на него сквозь темные очки:
— Почему вам кажется, будто кто-то убил Майка Фэллона? Капитан Уайетт сказал, что он покончил с собой.
— Капитан Уайетт поторопился с выводами. Расследование продолжается. Труп еще не остыл, когда я отправился сюда с места происшествия.
— Не понимаю, какой смысл убивать Майка Фэллона, — заметила Аманда.
— А кто говорит, что тут должен быть смысл? — отозвался Ковач. — Кто-то вышел из себя и прикончил старика. Если он копил злобу долго, было достаточно любой искорки. Я сталкиваюсь с этим каждый день, лейтенант.
— Мистер Фэллон был тяжело болен и потерял сына. Насколько я понимаю, все признаки указывают на самоубийство. Разве не кажется более логичным, что курок спустил он сам, а не кто-то другой?
— Конечно. Но умный убийца мог это предусмотреть, — заметил Ковач.
— Должно быть, сейчас в Отделе убийств мало работы, — промолвила Сейвард, — если один из лучших детективов все свое время посвящает самоубийствам.
— Чем больше я имею дело с людьми, с которыми общались Энди и Майк, тем меньше я верю, что это самоубийства. Вы знали Энди и утверждаете, что были к нему привязаны. Неужели вы хотите, чтобы я перестал заниматься его гибелью, если я не уверен, что он сам надел себе петлю на шею? Неужели хотите, чтобы я отказался от расследования смерти Майка, если не исключено, что он вставил себе в рот револьвер 38-го калибра с чьей-то помощью? Какой из меня был бы коп, если бы я так поступил?
Двери церкви позади них распахнулись, и люди начали выходить, ежась от холода и спеша к автостоянке. Ковач заметил среди них Тома Пирса и Джослин Деринг. Девушка попыталась взять жениха под руку, но Том отодвинул ее плечом. За ними шли Эйс Уайетт и его прихлебатель. Уайетт казался нечувствительным к холоду — он шагал, расправив плечи и выпятив подбородок, нацелившись на Ковача, как ракета.
— Сэм, — заговорил он серьезным, отработанным на телевидении голосом, — я слышал, что это ты обнаружил Майка. Боже мой, какая трагедия!
— Его смерть — или то, что я его обнаружил?
— Полагаю, и то и другое. Бедняга Майк. Бремя оказалось для него слишком тяжелым. Думаю, после смерти Энди он ощущал страшную вину перед ним… — Уайетт кивнул Сейвард: — Рад тебя видеть, Аманда, даже по такому поводу.
— Здравствуйте, капитан. — Несмотря на темные очки Сейвард, Ковач заметил, что она не смотрит на Уайетта. — Мне очень жаль Майка Фэллона. Я знаю, что вас с ним связывало.
— Бедный Майк. — Уайетт отвернулся. Помолчав несколько секунд, словно в знак уважения, он глубоко вздохнул. — Вижу, вы знакомы с Сэмом?
— Даже больше, чем мне бы хотелось. — Аманда взяла ключи у Ковача. — Прошу меня извинить, джентльмены…
— Я как раз рассказывал лейтенанту, насколько все это мне показалось странным. Майк вчера вечером был так расстроен из-за самоубийства Энди, называл это смертным грехом, а потом отправился домой и выстрелил себе в рот, — сказал Ковач. — Выглядит бессмысленным, верно?
— Кто говорит, что тут должен быть смысл? — саркастически осведомилась Сейвард.
— Аманда права, — сказал Уайетт. — Майк в последнее время был не в себе.
— Да, когда я видел его в последний раз, он молол всякую чушь, — согласился Ковач. — Но ведь ты отвозил его домой, Эйс. Как он выглядел, когда вы расстались?
Гейнс многозначительно взглянул на часы:
— Капитан…
— Знаю, Гейнс. — Уайетт скорчил гримасу. — Встреча с пиарщиками.
— И ты пропустишь похороны? — Ковач с трудом удержался, чтобы не добавить: “Ведь там будет фотосъемка”.
— Их отложили, — сообщил Гейнс. — Возникли какие-то проблемы с оборудованием.
— Ага! Слишком холодно, чтобы рыть могилу, — догадался Ковач. — Черт бы побрал этот гребаный мороз! Извините за выражение, лейтенант.
— Не думаю, что вы заслуживаете извинения, сержант Ковач, — сухо отозвалась Аманда. — На этом я с вами прощаюсь, джентльмены.
Она махнула рукой и зашагала по заснеженной автостоянке. Ковач не стал препятствовать: пытаться задержать ее при свидетелях означало бы перейти черту, к которой он и так подошел слишком близко. Он позволил себе только пару секунд посмотреть ей вслед.
— Сэм, ты не можешь всерьез предполагать, что Майка убили, — сказал Уайетт. /
— Я коп из отдела убийств. — Ковач нахлобучил шляпу. — Естественно, что я в любом трупе вижу убитого. В котором часу ты расстался с Майком?
— Капитан, — вмешался Гейнс, — если вы хотите успеть на встречу, я поговорю с сержантом вместо вас.
— Ты ему и задницу подтираешь? — осведомился Ковач.
Прихлебатель удостоил его холодным взглядом.
— Вы задерживаете капитана, которому предстоит очень важная встреча, сержант Ковач. — Гейнс ловко встал между ними. — Я тоже был с мистером Фэллоном вчера вечером и могу ответить на ваши вопросы не хуже капитана Уайетта.
— В этом нет надобности, Гэвин, — сказал Уайетт. — Пока ты выведешь машину, мы с Сэмом уже закончим.
Ковач казался довольным.
— Да, Слизняк, иди заводить машину. Не беспокойся — мы с тобой непременно побеседуем позже.
Гейнса явно не обрадовала такая перспектива. Его голубые глаза были холоднее бетона у них под ногами, точеный подбородок напрягся. Но он подчинился приказу Уайетта и поспешил туда, где стоял черный “Линкольн Континенталь”.
— Ты завел себе элегантного сторожевого пса, Эйс, — заметил Ковач.
— Гэвин — моя правая рука. Честолюбив, целеустремлен и предан. Не знаю, кем бы я был без него. У парня блестящее будущее. Иногда он, правда, проявляет излишнее усердие, но о тебе, Сэм, можно сказать то же самое. В смерти Майка нет ничего, позволяющего подозревать убийство.
Ковач сунул руки в карманы пальто и вздохнул.
— Майк был одним из нас, Эйс. Быть может, легенда о нем была лучше его самого, но… Я чувствую, что многим ему обязан. Ты должен меня понимать, учитывая то, что связывало вас друг с другом.
— Трудно представить себе, что его больше нет, что эта глава нашей жизни кончена, — тихо произнес Уайетт, глядя на “Линкольн”, из выхлопной трубы которого вырвалось облако пара.
“Должно быть, для него это облегчение, — подумал Ковач. — Ночь убийства Торна стала решающим моментом в жизни Эйса Уайетта и Майка Фэллона, сделав одного из них героем, а другого калекой. После смерти Майка с плеч Эйса свалилась тяжесть. Кем бы он был, не будь Майка в качестве противовеса?”
— Мы ушли из дома Майка около половины десятого, — сказал Уайетт. — Он вел себя тихо — был погружен в свое горе. Я понятия не имел, что он замышляет, иначе остался бы с ним, попытался бы его остановить… А может, все к лучшему? Майк страдал долгие годы. Теперь все кончено. Пусть он покоится в мире, Сэм.
Возле них затормозил “Линкольн”, откуда вышел Гейнс и открыл пассажирскую дверцу. Уайетт молча залез в салон, и машина рванулась вперед в облаке пара. Одинокий Рейнджер и Тонто [6] скакали вдогонку закату.
Ковач остался один на тротуаре — все, пришедшие проводить Энди Фэллона в последний путь, уже разъехались. Даже священник исчез.
— Одинокий Рейнджер, — пробормотал Ковач и зашагал по заснеженной стоянке, не вынимая рук из карманов и ежась под порывами ледяного ветра.
Глава 19
— Оказывается, Нил Фэллон сидел в тюрьме!
Ковач застыл в наполовину снятом пальто.
— Быстро проделано.
— Обслуживание с улыбкой, — усмехнулся Элвуд, заглядывая в их каморку.
Лиска сидела на своем стуле, и ее лицо буквально светилось. Когда она нападала на след, ее охватывало возбуждение, близкое по силе к сексуальному. Ковач не помнил за собой такого увлечения работой, хотя она и была для него самым главным в жизни. Возможно, ему следовало подумать о гормональной терапии.
— У него были неприятности с законом еще в несовершеннолетнем возрасте, — продолжала Лиска. — Сведения, конечно, закрытые, но я добилась разрешения взглянуть. Семь лет он провел в армии, а после демобилизации угодил под суд за нападение. Такое преступление карается сроком от трех до пяти лет, но ему дали всего восемнадцать месяцев.
— Что он натворил?
— Ввязался в драку в баре и так отделал одного парня, что тот неделю провалялся в коматозном состоянии.
— Да, темперамент у Нила буйный.
Ковач снял пальто и повесил его на вешалку. Мимо их двери по коридору взад-вперед сновали люди. Звонили телефоны, откуда-то доносился смех. В комнату для допросов провели покрытого татуировкой громилу лет двадцати пяти с выбеленными волосами, торчащими в разные стороны, и в свисающих с задницы джинсах. Во времена Майка Фэллона он мог бы угодить в участок за один внешний вид.
— Каким же образом Нил Фэллон с такой биографией получил лицензию на торговлю спиртным? — спросил Ковач, опускаясь на стул.
— А он ее и не получил, — сказал Элвуд.
— Ради бога, войди внутрь, — проворчал Ковач. — У меня шея онемела пялиться на тебя.
Протиснувшись в каморку, Элвуд протянул ему факс:
— Лицензия на содержание бара была выдана муниципалитетом Эксцельсиора на имя Черил Брустер, которая через несколько месяцев стала Черил Фэллон.
— Ага, супруга, проживающая отдельно, — догадался Ковач.
— Она скоро станет бывшей супругой, — уточнила Лиска. — Я звонила ей домой. Она сиделка, работает по ночам в Фервью-Ридждейле. Говорит, что будет счастлива, когда получит развод с этим вечно пьяным сукиным сыном.
— А мне он показался симпатичным парнем, — заметил Ковач. — Значит, лицензия на бар принадлежит жене. Что же произойдет после развода?
— Нил останется ни с чем — вот что, — ответила Лиска. — Он, конечно, может продать бар вместе с лицензией, какому-нибудь подставному лицу, но его не так просто найти. Черил говорит, что Нил пытается выкупить остальной бизнес, но не может собрать денег и на это. Впрочем, без бара он все равно не заработает себе на жизнь. Я спросила, не пытался ли он занять деньги у родственников. Она засмеялась и ответила, что Майк не дал бы Нилу даже десяти центов, хотя ей известно, что деньги у Майка были.
— В детективном бизнесе это именуют мотивом, — . заметил Элвуд.
— Интересно, обращался ли он к Энди, — пробормотал Ковач.
— Нил говорил Черил, что собирается предложить Энди инвестировать деньги в бизнес, но она не знает, сделал ли он это, — сказала Лиска. — Мы можем спросить у Пирса. Наверняка он давал Энди советы по финансовым делам.
— Но если Пирс думал, что брат Энди мог иметь отношение к его смерти, почему он прямо не сказал об этом? — спросил Элвуд.
Ковач кивнул:
— Действительно, почему не ткнуть в кого-нибудь пальцем, вместо того чтобы вести себя так, будто у тебя нечиста совесть?
— Давайте проверим еще раз сведения о соседях Фэллона. Поглядим, кого мы пропустили, сделаем несколько звонков. Может быть, кто-то узнал машину или кого-то видел… Элвуд, у тебя есть время просмотреть записную книжку Фэллона и проверить его друзей?
— Конечно.
— Все равно соседями придется заняться снова, — сказала Лиска.
— Почему?
— В первый раз этим занимались наши два малютки-эльфа — Огден и Рубел.
— Только этого не хватало! — простонал Ковач. — Представляю себе, как Огден внушает людям, что они никого не видели.
Ковач застыл в наполовину снятом пальто.
— Быстро проделано.
— Обслуживание с улыбкой, — усмехнулся Элвуд, заглядывая в их каморку.
Лиска сидела на своем стуле, и ее лицо буквально светилось. Когда она нападала на след, ее охватывало возбуждение, близкое по силе к сексуальному. Ковач не помнил за собой такого увлечения работой, хотя она и была для него самым главным в жизни. Возможно, ему следовало подумать о гормональной терапии.
— У него были неприятности с законом еще в несовершеннолетнем возрасте, — продолжала Лиска. — Сведения, конечно, закрытые, но я добилась разрешения взглянуть. Семь лет он провел в армии, а после демобилизации угодил под суд за нападение. Такое преступление карается сроком от трех до пяти лет, но ему дали всего восемнадцать месяцев.
— Что он натворил?
— Ввязался в драку в баре и так отделал одного парня, что тот неделю провалялся в коматозном состоянии.
— Да, темперамент у Нила буйный.
Ковач снял пальто и повесил его на вешалку. Мимо их двери по коридору взад-вперед сновали люди. Звонили телефоны, откуда-то доносился смех. В комнату для допросов провели покрытого татуировкой громилу лет двадцати пяти с выбеленными волосами, торчащими в разные стороны, и в свисающих с задницы джинсах. Во времена Майка Фэллона он мог бы угодить в участок за один внешний вид.
— Каким же образом Нил Фэллон с такой биографией получил лицензию на торговлю спиртным? — спросил Ковач, опускаясь на стул.
— А он ее и не получил, — сказал Элвуд.
— Ради бога, войди внутрь, — проворчал Ковач. — У меня шея онемела пялиться на тебя.
Протиснувшись в каморку, Элвуд протянул ему факс:
— Лицензия на содержание бара была выдана муниципалитетом Эксцельсиора на имя Черил Брустер, которая через несколько месяцев стала Черил Фэллон.
— Ага, супруга, проживающая отдельно, — догадался Ковач.
— Она скоро станет бывшей супругой, — уточнила Лиска. — Я звонила ей домой. Она сиделка, работает по ночам в Фервью-Ридждейле. Говорит, что будет счастлива, когда получит развод с этим вечно пьяным сукиным сыном.
— А мне он показался симпатичным парнем, — заметил Ковач. — Значит, лицензия на бар принадлежит жене. Что же произойдет после развода?
— Нил останется ни с чем — вот что, — ответила Лиска. — Он, конечно, может продать бар вместе с лицензией, какому-нибудь подставному лицу, но его не так просто найти. Черил говорит, что Нил пытается выкупить остальной бизнес, но не может собрать денег и на это. Впрочем, без бара он все равно не заработает себе на жизнь. Я спросила, не пытался ли он занять деньги у родственников. Она засмеялась и ответила, что Майк не дал бы Нилу даже десяти центов, хотя ей известно, что деньги у Майка были.
— В детективном бизнесе это именуют мотивом, — . заметил Элвуд.
— Интересно, обращался ли он к Энди, — пробормотал Ковач.
— Нил говорил Черил, что собирается предложить Энди инвестировать деньги в бизнес, но она не знает, сделал ли он это, — сказала Лиска. — Мы можем спросить у Пирса. Наверняка он давал Энди советы по финансовым делам.
— Но если Пирс думал, что брат Энди мог иметь отношение к его смерти, почему он прямо не сказал об этом? — спросил Элвуд.
Ковач кивнул:
— Действительно, почему не ткнуть в кого-нибудь пальцем, вместо того чтобы вести себя так, будто у тебя нечиста совесть?
— Давайте проверим еще раз сведения о соседях Фэллона. Поглядим, кого мы пропустили, сделаем несколько звонков. Может быть, кто-то узнал машину или кого-то видел… Элвуд, у тебя есть время просмотреть записную книжку Фэллона и проверить его друзей?
— Конечно.
— Все равно соседями придется заняться снова, — сказала Лиска.
— Почему?
— В первый раз этим занимались наши два малютки-эльфа — Огден и Рубел.
— Только этого не хватало! — простонал Ковач. — Представляю себе, как Огден внушает людям, что они никого не видели.