— Но время его пребывания там не совпадает с временем смерти, — заметил Леонард.
   — Время смерти никогда нельзя определить с точностью, — сказал Ковач. — Стоун вам это объяснит.
   — Но ведь в результатах вскрытия нет никаких указаний на убийство, не так ли? — осведомился Уайетт.
   Ковач пожал плечами и перевел взгляд с фотографий на окно в комнату для допросов. Нил Фэллон сидел, опираясь локтями на стол и обхватив руками голову. Лиска стояла рядом, наклонившись к нему.
   — Если той ночью между вами произошло нечто более серьезное, лучше расскажите нам об этом, Нил, — спокойно сказала она, словно давая дружеский совет. — Снимите груз с вашей души.
   Фэллон покачал головой:
   — Я не убивал старика.
   Казалось, будто его голос доносится из телевизора, стоящего на консоли у окна. Видеокамера была направлена на него и Лиску — их уменьшенное и искаженное изображение виднелось на экране.
   — Я ударил его, — продолжал Нил. — Что может быть серьезнее? Ударил по лицу родного отца, да еще прикованного к этому чертову креслу. А теперь он мертв.
   — Мы сделаем нейтронную активацию, — сказал Ковач Леонарду и Уайетту. — Возможно, это его припугнет и заставит признаться.
   — А если нет? — спросил Леонард.
   — Тогда я извинюсь за причиненные неудобства, и мы попробуем что-нибудь еще.
   Уайетт нахмурился:
   — Почему бы вам не подождать заключения Стоун? Зачем зря мучить человека? В конце концов, Майк был одним из нас…
   — И он заслужил, чтобы мы сделали для него больше, чем требуют формальности. — Ковач начал терять терпение. — Ты хочешь, чтобы я отмахнулся от этого дела, Эйс? Хочешь пойти к Стоун и попытаться убедить ее приписать и эту смерть несчастному случаю, дабы легенда о Железном Майке не потускнела? А если этот громила в самом деле его прикончил?
   — Ковач… — начал Леонард.
   Сэм устремил на него свирепый взгляд:
   — Что “Ковач”? Это отдел убийств! Мы расследуем случаи насильственной смерти. Майк Фэллон умер именно такой смертью, а мы хотим поскорее забыть об этом, не вдаваться в причины, потому что нам страшно: ведь лет через пять мы сами можем оказаться на таких же фотографиях. Самоубийство нас пугает — нам известно, до чего работа может довести человека, оставив его ни с чем!
   — Может быть, ты именно потому предпочитаешь думать, что это убийство, Сэм? — осведомился Уайетт. — Если Майк Фэллон не убивал себя, то, возможно, и ты этого не сделаешь?
   — Нет, — покачал головой Ковач. — Я бы мог ничего не заметить, если бы Лиска буквально не ткнула меня носом. Она была права, отнесясь к этому как к любой насильственной смерти, требующей расследования. Здесь творится слишком много неладного, чтобы смотреть на это сквозь пальцы.
   Уайетт пожал плечами:
   — Я просто хочу проявить должное уважение к единственному оставшемуся в живых члену семьи Майка. По крайней мере, до тех пор, пока медэксперт не сообщит нам что-либо конкретное.
   — Прекрасно! Если бы ты имел право голоса, может быть, я бы к тебе прислушался. Но я присутствовал на вечеринке по случаю твоей отставки, Эйс, если только мне это не приснилось. Поэтому твое мнение о моем расследовании значит для меня не больше кучки крысиного дерьма.
   Эйс Уайетт побагровел. Леонард поспешил вмешаться:
   — Вы переходите границу, Ковач.
   — Границу чего? Целования в задницу? — отвернувшись, пробормотал Ковач.
   Гейнс, прихлебатель Уайетта, стоял в дальнем углу комнаты, глядя на него с самодовольной ухмылкой школьного ябеды. Ковач с отвращением посмотрел на него и снова повернулся к лейтенанту и Уайетту.
   — Если я позволил себе лишнее, прошу прощения, — извинился он без малейшего намека на искренность. — У меня была чертовски тяжелая неделя.
   — Нет, — со вздохом промолвил Уайетт. — Ты прав, Сэм. Я не имею права голоса. Это твое расследование. Если ты хочешь проучить Нила Фэллона и навлечь судебный иск на департамент, потому что нуждаешься в визите к психоаналитику, не мое дело вмешиваться. Как бы мне ни хотелось, чтобы этого безобразия не происходило.
   — Ну, а мне бы хотелось мира во всем мире и чтобы “Викинги” выиграли суперкубок, прежде чем я умру. Что до безобразия, Эйс, то тебе должно быть известно, что убийство — безобразное явление.
   — Если это действительно убийство.
   — Вот именно. И если это убийство, я доберусь до того, кто это сделал, кем бы он ни был!
   Он снова устремил взгляд в затемненное окно, наблюдая за допросом.
   — Вы правша или левша, мистер Фэллон? — спросил Элвуд.
   — Левша.
   Элвуд поставил на стол набор маленьких контейнеров и ватных тампонов. Фэллон выпрямился на стуле.
   — Мы приложим к вашим пальцам тампоны с пятипроцентным раствором азотной кислоты, — объяснила Лиска. — Это не больно.
   Ковач посмотрел на фотографии Майка Фэллона.
   — Господи! — пробормотал он, подбирая одну за другой и откладывая в сторону. Его пульс бешено колотился.
   — В чем дело? — спросил Уайетт. Ковач разглядывал последнюю фотографию. И как он только этого раньше не заметил?
   — Пожалуйста, протяните левую руку, мистер Фэллон, — попросил между тем Элвуд, готовя тампон.
   Нил Фэллон поднял с колена заметно дрожавшую руку.
   Ковач поднес снимок к оконному стеклу, получив как бы комбинированное изображение отца и сына. Мертвый Майк Фэллон с размозженной головой; оружие, убившее его, лежит на полу справа от инвалидного кресла, очевидно выпав из руки, когда старика покидала жизнь.
   — Мистер Фэллон?
   Вопросительные интонации в голосе Элвуда отвлекли Ковача от фотографии.
   — Мистер Фэллон, мне нужно, чтобы вы протянули руку.
   — Нет! — Нил Фэллон отодвинул свой стул от стола и поднялся. — Я не обязан и не буду этого делать!
   — Это совсем нетрудно, Нил, — сказала Лиска. — Конечно, если вы его не убивали.
   Нил шагнул к двери, опрокинув стул.
   — Я никого не убивал. Если вы думаете, что это не так, предъявляйте мне обвинения или убирайтесь к дьяволу. Я ухожу.
   Элвуд повернулся к окну, а Ковач снова уставился на фотографию.
   — Майк Фэллон был левша, — негромко произнес он. — Значит, его убили.

Глава 27

   Сэму Ковачу пришлось повторить эту фразу в кабинете лейтенанта, где, помимо самого Леонарда, собрались Лиска, Элвуд и Крис Логан из окружной прокуратуры.
   — Если бы Майк Фэллон покончил с собой, то держал бы оружие в левой руке, — сказал он. — Представьте себе: Майк поддерживает левую руку правой, вставляет дуло в рот и нажимает на спуск. Бах! Он мертв. При отдаче револьвер падает на пол или остается в руке, свисающей вниз. Но он никак не может упасть с правой стороны кресла.
   — Ты уверен, что Майк Фэллон был левшой? — спросил Логан.
   Прокурор выглядел так, словно его перенесло через улицу из здания напротив порывом арктического ветра — темные волосы взъерошились, щеки покраснели. Сросшиеся нахмуренные брови приняли форму буквы “V”.
   — Уверен, — ответил Ковач. — Не знаю, почему это не пришло мне в голову на месте происшествия. Очевидно, потому, что самоубийство Майка выглядело вполне закономерным.
   — Но его сын должен был знать, что он левша.
   — Нил тоже левша, — сказал Ковач. — Он помог старику отправиться на тот свет, шагнул назад и положил оружие на пол левой рукой — справа от Майка.
   Логан нахмурился еще сильнее.
   — Этого мало. У тебя есть что-нибудь еще? Отпечатки пальцев на револьвере?
   — Нет. Там есть отпечатки Майка, но они смазаны. Может быть, кто-то сжимал его руку, держащую оружие.
   — “Может быть” не считается. Может быть, отпечатки смазались, потому что у него вспотели пальцы и елозили по рукоятке или когда оружие выскользнуло у него из руки после выстрела.
   — Свидетельница видела грузовик Нила Фэллона на месте преступления, — напомнил Элвуд.
   — А Фэллон утаил, что был там, — добавил Ковач.
   — Но ведь он был там за два или три часа до времени смерти, не так ли?
   — Нил не ладил с Майком, — вмешалась Лиска. — Он долго копил в себе гнев и ревность. Майк отказался одолжить ему деньги, в которых он нуждался. Фэллон признает, что поссорился с отцом и даже ударил его.
   — Но ведь он не признает, что убил его. Ковач выругался.
   — Выходит, мы должны подавать тебе каждого преступника на тарелочке, словно рождественскую индейку, с подписанным признанием в клюве?
   — Вы должны представить мне достаточное количество доказательств. Любой адвокат за пять минут не оставит от подобного обвинения камня на камне. У вас имеется мотив и возможность, — правда, не соответствующая медицинскому заключению, — но нет ни вещественных доказательств, ни свидетелей. Что из того, что парень вам солгал? Все лгут копам. У вас недостаточно улик для ареста, а у меня — для передачи дела в суд. Найдите кого-нибудь, кто слышал выстрел, когда Нил Фэллон находился на месте происшествия. Найдите кровь старика на его ботинках. Найдите что-нибудь.
   — Если Нил сжимал руку Майка, державшую револьвер, он должен был оставить отпечатки на его коже, — заметила Лиска.
   — Теперь их будет нелегко обнаружить, — вздохнул Ковач. — Стоун и Ларе обследовали руки Майка в поисках следов самообороны.
   — Все-таки попробуй попросить Стоун, — настаивала Лиска. — Пусти в ход свой шарм, Сэм! Ковач закатил глаза.
   — Как насчет ордера на обыск у Нила Фэллона? — спросил он. — Может быть, нам удастся найти окровавленную обувь.
   — Отпечатайте просьбу и обратитесь к судье Лундквисту. Можете сослаться на меня. — Логан посмотрел на часы и стал надевать пальто. — Если этот ублюдок прикончил старика, он должен понести наказание. Но для обвинения нужны более веские основания. Иначе это обернется лишним поводом для прессы нацелить на нас свои камеры, а я не желаю оказаться в центре внимания, вступив в кучу собачьего дерьма. Ну, мне пора. Меня ждут в кабинете судьи. — Логан вышел, прежде чем кто-либо успел возразить.
   — Скверно, когда у прокурора политические амбиции, — заметил Элвуд. — Он идет на риск, только имея все шансы выиграть.
   — А по-моему, Логан прав, — вмешался Леонард. — Департамент не может себе позволить еще одно фиаско.
   “Иными словами, лейтенант не хочет, чтобы начальство надрало ему задницу, — подумал Ковач. — Все ясно: Эйс Уайетт будет дирижировать за кулисами, а в дерьме утопят меня и Лиску. Элвуд может выкрутиться: он на периферии расследования”.
   — Я подам прошение об ордере, — сказал Ковач.
   — Мы, наверное, должны обратиться в офис шерифа, — заметил Элвуд. — Думаю, они захотят участвовать в обыске. Это их юрисдикция.
   Леонард собирался ответить, но Ковач опередил его:
   — Позвони Типпену и попроси помочь. Если туда приедет кто-то из офиса шерифа, то лучше пусть это будет он.
   В этот момент заработал пейджер Лиски, и она протянула руку к поясу.
   — Я должна идти, Сэм. Ибсен пришел в сознание. Я понадоблюсь тебе для обыска?
   — Нет, можешь идти.
   — Мне звонил начальник ночной смены, — громко произнес Леонард, заставив Лиску остановиться у двери. — Я согласился, чтобы вы помогали Каслтону в расследовании нападения на Ибсена. Конечно, если вам это интересно.
   — Спасибо, лейтенант. — Лиска тщетно пыталась не выглядеть глупо. — Я как раз собиралась вам сообщить, что Ибсен — мой информатор.
   — Может быть, когда вы вернетесь, у вас найдется пять минут, чтобы рассказать мне, о чем именно он вас информировал?
   — Конечно.
   Когда Леонард вышел, она повернулась к Ковачу и скорчила гримасу.
   — Удачи, Динь, — пожелал он. — Надеюсь, парень обладает способностью хорошо видеть ночью и не потерял память.
   — Я буду рада, если он сможет связать пару слов.
* * *
   Как выяснилось, “пришел в сознание” было преувеличением. Ибсен всего лишь приоткрыл один глаз и застонал. Персонал отделения реанимации медцентра округа Хеннепин отреагировал на это солидной дозой морфия.
   Ибсен выглядел маленьким и жалким, лежа на койке, перевязанный с головы до ног и присоединенный проводами к целой батарее аппаратов. Никто не сидел рядом с ним, моля бога о его спасении. По словам медсестер, никто не приходил навестить беднягу, хотя его босс в клубе “Мальчики будут девочками” был уведомлен о случившемся и должен был сообщить об этом друзьям Ибсена. Очевидно, таковых у него не имелось. К тому же тот факт, что его превратили в кровавое месиво, мог удержать знакомых от дальнейших контактов.
   — Вы слышите меня, мистер Ибсен? — спросила Лиска в третий раз.
   Он лежал лицом к ней с открытыми, но пустыми глазами. Впрочем, некоторые считают, что слова проникают в мозг человека, даже пребывающего в глубокой коме. Кто она такая, чтобы это опровергать?
   — Мы доберемся до тех, кто сделал это с вами, — пообещала Лиска.
   Мысль о том, что это сделали копы, осквернив свой мундир, вызывала у нее тошноту. Вред причинен не только Кену Ибсену. Это отразится на имидже департамента, на доверии граждан к тем, кто должен их защищать. Она ненавидела Огдена и Рубела за то, что они обманули это доверие. А еще за то, что они подорвали ее веру в сообщество полицейских, служившее ей второй семьей большую часть жизни.
   Лиска не была наивной, она знала, что среди копов достаточно дряни. Но убийство или даже попытка убийства? Все в ней восставало против этого, хотя Кен Ибсен являлся живым доказательством — вернее, еле живым.
   — Они ответят за все, — прошептала Лиска и вышла из палаты.
   Дежуривший у двери патрульный читал рыболовный журнал. Согласно бирке, его звали Хесс. Толстяк, дожидающийся пенсии или сердечного приступа — в зависимости от того, что наступит раньше. Его ухмылка при виде Лиски означала: “Надо же, баба-сержант!” Лиске захотелось вышибить из-под него стул или выхватить из рук журнал и огреть им его по голове, но она не могла себе позволить ни того ни другого.
   — Из какого вы участка, Хесс?
   — Из третьего.
   — Вы знаете, почему вас прислали сюда, в центр города?
   Он пожал плечами:
   — Чтобы охранять этого парня.
   Хесса явно не интересовало, почему эту работу не поручили кому-нибудь из главного управления. Он был рад возможности освежить знания об удочках и наживках. Лиска настояла на человеке со стороны, опасаясь, что солидарность среди патрульных управления подвергнет Ибсена риску. Эта дурно понятая солидарность уже уничтожила улики на месте гибели Энди Фэллона, когда первый патрульный, откликнувшийся на вызов, впустил в дом Огдена и Рубела. Впрочем, Лиска не была уверена, что дежурство у двери такой дубины, как Хесс, не кончится так же плохо.
   — Каслтон приходил сюда? — осведомилась Лиска.
   — Нет.
   — А кто-нибудь еще из департамента?
   — Нет.
   — Если кто-то, кроме врачей и сестер, зайдет в палату, меня следует сразу же уведомить.
   — Угу.
   — Кто бы ни зашел сюда, оторвите задницу от стула и смотрите через стекло! Я, например, могла бы убить его пять раз, пока вы тут сидели, думая о приманках и блеснах.
   Хесс надул губы: ему явно не понравилось, что его поучает женщина.
   Спускаясь в лифте. Лиска думала об Огдене и Рубеле, о том, как далеко они могут зайти и не предпримут ли очередную попытку добраться до Ибсена здесь, в больнице. Конечно, это страшный риск, но если они замешаны в убийстве Эрика Кертиса и гибели Энди Фэллона, если они могут сделать с человеческим существом то, что сделали с Кеном Ибсеном, значит, они способны на все.
   Впрочем, не исключено, что они не хотели убивать Ибсена. Живой, он служил более устрашающим символом, если им нужно было предупредить, чтобы не совали нос в их дела. Лиска не могла понять только, почему, они ждали до сих пор. Почему не действовали, пока шло расследование. Может быть, сам Ибсен тревожил их не так сильно, как ее стремление открыть дело заново? Ведь пока она не вмешалась, словам Ибсена никто не придавал особого значения.
   Выходит, Ибсена искалечили в качестве примера для нее, и она все-таки является причиной того, что он угодил на больничную койку?..
   Чтобы поймать Ибсена в переулке, Огден и Рубел должны были следить за ним. Возможно, они наблюдали и за ней. Подобное всеведение плохо ассоциировалось с этой парочкой. Впрочем, они действовали не в одиночку. Спрингер, например, подтвердил их алиби, а Данджен уверял, что в департаменте нет недостатка в неприязни к геям. Но сколько копов могут дойти до разбойного нападения и убийства?..
   Лиска вышла из лифта, опустив голову, погруженная в размышления о том, что ей надо сделать в первую очередь. Она хотела позвонить последнему напарнику Эрика Кертиса по патрулированию. Как его зовут? Энгл. Кроме того, Каслтон поручил ей выяснить в БВД содержание разговоров с Ибсеном. Но сначала нужно позвонить Ковачу, сообщить новости об Ибсене и узнать насчет обыска у Нила Фэллона. Возможно, он сейчас в кабинете судьи Лундквиста.
   Вынув из кармана сотовый телефон. Лиска стала подыскивать спокойное местечко — и увидела на расстоянии десяти футов от себя Рубела в штатском, который стоял у колонны, глядя на нее. Она заметила, что он держит что-то в руке, и на мгновение ее сердце перестало биться. Потом кто-то толкнул ее сзади, и Рубел двинулся вперед, одной рукой надев зеркальные очки, а другую сунув в карман пиджака.
   — Что вы здесь делаете? — осведомилась Лиска, преградив ему дорогу.
   — Прививку от гриппа.
   — Ибсена охраняют.
   — А мне какое дело? Он не имеет ко мне никакого отношения.
   — Вы правы. Это о вашем напарнике он собирался кое-что рассказать.
   Рубел пожал плечами:
   — Огден чист. Недаром, в БВД считали, что не стоит слушать этого парня.
   — Очевидно, кое-кто думал иначе. У него осталось мало зубов, но язык цел, так что через пару месяцев он сможет говорить.
   — Я уже сказал Каслтону, что ничего об этом не знаю, — заявил Рубел. — Огден, Спрингер и я играли в пул в моем полуподвале.
   — Это звучит, как “Собака съела мое домашнее задание”.
   — Невиновным незачем думать об алиби. — Он бросил взгляд через плечо. — Прошу прощения, сержант, но мне пора…
   — Еще бы — вы, Огден и ваши дружки-гомофобы невинны, как мальчики из церковного хора! — Лиска жалела, что слишком мала ростом, чтобы смотреть ему в глаза. — Позор на департамент навлекают не Эрик Кертис и Энди Фэллон, а громилы вроде вас, считающие себя вправе раздавить всякого, кто не соответствует их убогим представлениям о людском совершенстве. Вас следует гнать из полиции поганой метлой, и если я найду хоть клочок доказательств, вам не поздоровится!
   — Это похоже на угрозу, сержант.
   — Можете пожаловаться в БВД.
   Лиска зашагала по коридору в ту сторону, откуда шел Рубел. Она чувствовала затылком его взгляд, пока не повернула за угол.
   — Могу я помочь вам, мисс? — спросила дежурная за столиком.
   Лиска огляделась вокруг. Несколько человек ожидали своей очереди, сидя на стульях. На двери виднелась табличка с надписью: “Лаборатория”.
   — Здесь делают прививки от гриппа?
   — Нет, мэм, только анализы крови. Прививку можете сделать в отделении неотложной помощи. Идите по коридору в обратную сторону, а потом…
   Пробормотав “спасибо”, Лиска зашагала прочь.

Глава 28

   — Я подам в суд на полицейский департамент! — бушевал Нил Фэллон. Он метался взад-вперед по двору с непокрытой головой, и ветер, воющий над озером, ерошил ему волосы. С диким взглядом и вздувшимися на шее венами он походил на безумца.
   Ковач достал сигарету, прикурил, глубоко затянулся и выпустил струйку дыма, почти тотчас же исчезнувшую на ветру.
   — Подавайте, Нил, — отозвался он. — Это пустая трата денег, которых у вас и так нет, но мне какое дело?
   — Необоснованный арест…
   — Вы не под арестом.
   — Незаконное преследование…
   — У нас есть ордер. Вам не к чему придраться, Нил. Бледно-желтые лучи солнца с трудом пробивались сквозь пелену снегопада. Рыбацкие домики на берегу озера, казалось, сбились в кучу, чтобы согреться.
   Фэллон остановился, пыхтя от злости и глядя сквозь открытую дверь сарая, как копы роются в его захламленной мастерской. В доме не обнаружили ничего — убедились только, что женщина здесь давно не проживала.
   — Я никого не убивал, — в который раз заявил Фэллон.
   Ковач наблюдал за ним краем глаза.
   — Тогда вам не о чем беспокоиться. Лучше выпейте пива.
   Типпен из офиса шерифа стоял рядом с Ковачем, тоже покуривая и глядя в распахнутую дверь сарая. Воротник его парки был поднят, на голове торчала полосатая лыжная шапка.
   — Я думал, ты бросил курить, Сэм, — сказал он Ковачу.
   — Так оно и есть.
   — Что-то не похоже.
   Ковач пожал плечами:
   — А тебе кто-нибудь говорил, что ты в этой шапочке очень похож на гнома?
   — Ну, положим, я покрупнее, — невозмутимо отозвался Типпен. — А где Лиска?
   — У тебя взыграла похоть?
   — Вот еще! Я просто спрашиваю о коллеге.
   — Динь работает над другим аспектом дела. В местечке потеплее, чем это.
   — Даже на Аляске теплее, чем здесь.
   — Что еще за аспект? — осведомился Фэллон.
   — Вас это не касается, Нил. Ей есть чем заняться.
   — Я не убивал моего отца!
   — Это мы уже слышали.
   Ковач снова взглянул на дверь сарая и увидел, что ]ттуда вышел Элвуд, держа в руке коричневый сарже-ый комбинезон.
   Фэллон дернулся, словно от удара током.
   — Это не то, что вы думаете!
   — А что я должен думать, Нил?
   — Я могу это объяснить…
   — Что скажешь, Сэм? — спросил Элвуд. — Похоже на кровь.
   Грязный комбинезон был покрыт пятнами, действительно напоминающими засохшую кровь. Ковач повернулся к Фэллону:
   — Хотите знать, что я думаю, Нил? Я думаю, что вы под арестом. Вы имеете право хранить молчание…
* * *
   Кэл Спрингер сказался больным. Свернув на подъездную аллею, Лиска несколько секунд разглядывала его дом, прежде чем выключить мотор. Кэл и его жена жили в одном из самых фешенебельных пригородов — Иден-Прери. Дом принадлежал к тем, которые агенты по продаже недвижимости именуют “умеренно современными”, подразумевая отсутствие стиля. Любой человек, возвращаясь ночью из бара, рисковал очутиться в доме соседа и обнаружить разницу только после утреннего звонка будильника.
   Все же дом выглядел приятно, и Лиска отнюдь не возражала бы против подобного жилища. Ее интересовало, как Кэл смог себе это позволить. Конечно, он неплохо зарабатывал и с годами мог скопить денег, но не на такой дом. К тому же она знала, что его дочь учится в Сент-Олафе — дорогом частном колледже в Норфилде. Может быть, Кэл Спрингер женился на деньгах? I
   Подойдя к парадной двери. Лиска позвонила и прижала палец к глазку.
   — Кто там? — послышался голос Спрингера, звучащий так, словно его обладатель ждал, что налоговая инспекция вот-вот уведет его в наручниках за жизнь не по средствам.
   — Девушка по вызову! — громко отозвалась Лиска. — Пришла сделать вам эротический массаж, мистер Спрингер.
   — Черт возьми, Лиска! — Дверь открылась, и Спрингер сердито уставился на нее. — Чем ты думаешь? Я ведь здесь живу!
   — То-то и оно. Стала бы я смущать тебя перед посторонними?
   Она проскользнула мимо Спрингера в холл с бесцветными обоями, бесцветными плитками пола и бесцветными перилами лестницы, ведущей на второй этаж.
   — Я болен, — заявил Спрингер.
   Лиска окинула его взглядом с головы до ног, отметив растрепанные волосы, серую кожу, мешки под налитыми кровью глазами. Выглядел он и впрямь скверно.
   — Очевидно, это расплата за общение с типами вроде Рубела и Огдена. Странная компания для тебя. Тебе так не кажется, Кэл?
   — Мои друзья тебя не касаются.
   — Касаются, если я уверена, что они почти до смерти избили человека, когда ты якобы играл с ними в пул.
   — Они не могли этого сделать, — сказал Спрингер, не глядя на нее. — Мы действительно играли в пул у Рубела.
   — Миссис Кэл скажет мне то же самое, когда я спрошу ее?
   — Жены нет дома.
   — Рано или поздно она придет.
   Лиска пыталась посмотреть ему в глаза, но Спрингер упорно отворачивался. На нем были мешковатые полотняные штаны, знававшие лучшие времена, и серый свитер с эмблемой Сент-Олафа и закатанными до локтей рукавами. Он был не способен даже одеться как следует.
   — Какое вообще это имеет к тебе отношение? — раздраженно осведомился Спрингер.
   — Я помогаю Каслтону в расследовании этого нападения. Пострадавший должен был встретиться со мной — предполагается, что он хотел сообщить мне кое-что интересное об убийстве Кертиса. И теперь, когда кто-то постарался заткнуть ему рот, мне еще больше хочется выяснить, что он намеревался сообщить. Ты ведь меня знаешь, Кэл. Я, как терьер, гоняющийся за крысой, — не успокоюсь, пока не доберусь до нее.
   Спрингер рыгнул и прижал руки к животу. Его взгляд был устремлен на приоткрытую дверь уборной под лестницей.