— Я не собираюсь в Сент-Клауд! Можете поговорить с моим адвокатом!
   — С этим погрязшим в работе беднягой, получающим гроши от округа Хеннепин? Обязательно поговорю. Интересно, помнит ли он твое имя? — Поднявшись, Ковач обошел вокруг стола и положил руку на костлявое плечо Верма: — Садитесь, мистер Верма.
   Верма со стуком опустился на стул. Он раздавил окурок о крышку стола и закурил другую сигарету.
   — Я не убивал никакого копа!
   — Само собой. Только чего ради окружной прокурор обвинил тебя в этом? Неужели потому, что хотел задать лишнюю работу клеркам в своем офисе? — Скорчив гримасу, Ковач снова сел. — Он обвинил тебя из-за того, что в этом преступлении ощущался твой почерк, верно?
   — Ну и что? Никогда не слыхали о подражателях?
   — Ты не кажешься мне образцом для копирования.
   — Да? Тогда как же, по-вашему, мне удалось заключить с прокурором сделку? — самодовольно ухмыльнулся Верма. — У них не было ничего против меня по этому убийству. Ни отпечатков пальцев, ни свидетелей.
   — Вот как? Выходит, ты — убийца-призрак. Но если не ты прикончил Кертиса, каким же образом его часы оказались в твоей квартире?
   — Я и сам удивляюсь. Зачем мне воровать паршивый “Таймекс”?
   — Стоят они ерунду, зато тикают. Вот ты и прихватил их заодно. Ты ведь знал Эрика Кертиса? Он, кажется, дважды арестовывал тебя за сексуальные приставания.
   Верма пожал плечами и скромно опустил взгляд:
   — Никаких обид. В последний день я предложил ему бесплатное обслуживание. Он ответил: “Может быть, в другой раз”. Жаль, что не успел.
   — Значит, ты явился туда отдать должок, и одно привело к другому…
   — Нет, — твердо заявил Верма, глядя прямо в глаза Ковачу и пуская струю сигаретного дыма ему в грудь. — Другие копы и окружной прокурор пытались вставить мне убийство Кертиса и не смогли. Вам это тоже не удастся, Коджак. — Он склонился над столом, стараясь выглядеть соблазнительно. — Если хотите, можете вставить мне кое-что другое.
   — Я бы скорее вставил это “кое-что” в электрический патрон.
   Верма расхохотался, откинувшись на спинку стула.
   — Вы сами не знаете, чего себя лишили!
   — Не думаю, что я буду особенно об этом жалеть.
   Мерзко хихикнув, Верма высунул язык и пошевелил им.
   — Не хотите, чтобы я вам отсосал? Или вставил язычок в задницу?
   — Тьфу! — Ковач вскочил, вытащил из кармана висящего на спинке стула пальто коричневый шарф, подошел к видеокамере в углу комнаты и прикрыл ее шарфом.
   Верма выпрямился, поднеся руку к горлу, не зная, радоваться ему или опасаться.
   — Эй, приятель, это еще зачем?
   Ковач вернулся к столу.
   — По-моему, Ренальдо, эта камера все равно не работает.
   Верма попытался соскользнуть со стула, но Ковач ухватил его за воротник.
   — Единственное, что я хочу от твоей задницы, это пнуть ее как следует, — тихо сказал он. — Перестань дурить, Верма. Думаешь, у меня в Сент-Клауде нет людей, которые с радостью выполнят мою просьбу?
   — Я не… — Верма умолк, втянув голову в плечи.
   — Мой племянник работает там надзирателем, — соврал Ковач. — Здоровый парень — вырос на молочной ферме. Не блещет умом, но предан мне, как пес. Жаль только, что вспыльчив.
   — Окей, окей!
   Ковач отпустил его и сел.
   — Вы не можете упрекать меня за попытку! — захныкал Верма, снова потянувшись за сигаретой. Ковач отодвинул от него пачку, вынул сигарету и закурил, убеждая себя, что это тактический ход. Верма внезапно ощетинился.
   — Что тебе от меня надо, Коджак? Хочешь пришить мне убийство Кертиса? Хрен тебе! Я этого не делал. Окружной прокурор не стал на меня давить, так как понял, что ничего не выйдет. Но они все равно повесят это на меня — будут говорить, что засадили меня за убийство Франца и сэкономили деньги штата, не предъявляя второго обвинения. Ладно, меня это устраивает. Если ребята в Хайтсе будут думать, что я замочил копа, какой мне от этого вред? Но я не убивал Кертиса. Хочешь знать, кто это сделал, спроси сержанта Спрингера из твоего отдела. Он знает.
   Некоторое время Ковач молча курил, злясь на себя за то, что испытывает наслаждение от попадающего в легкие никотина.
   — Допустим, — сказал он наконец. — Тогда почему он не прижал этого сукина сына?
   — Потому что этот сукин сын тоже коп.
   — Это ты так говоришь.
   — Так говорит тот смазливый парень из БВД.
   Ковач весь напрягся:
   — О ком это ты?
   — Ну, такой спортивного вида красавчик — прямо модель от Версаче. — Верма мечтательно закрыл глаза.
   — Значит, этот парень из БВД был здесь? Зачем? Чтобы сообщить тебе, что Кертиса замочил коп?
   Верма молча выпятил нижнюю губу, и Ковачу захотелось его ударить.
   — О чем он тебя спрашивал?
   Верма пожал плечами:
   — Об убийстве. О том, что произошло после. Обычные вопросы.
   — И что ты ему рассказал?
   — Почему бы тебе не спросить у него?
   — Потому что я спрашиваю у тебя! Ты должен радоваться, Ренальдо, что оказался рангом выше, чем БВД. Выкладывай!
   — Я сказал ему, что не убивал Кертиса и что мне плевать, сколько копов хочет, чтобы я признался в убийстве, — хоть он, хоть Спрингер, хоть тот патрульный.
   — Какой еще патрульный?
   — Который меня разукрасил. — Верма указал на переносицу. — Заявил, будто я сопротивлялся.
   — Приношу извинения от имени департамента, — сказал Ковач, не испытывая угрызений совести. — У этого патрульного есть имя? Какой он из себя?
   — Здоровенный парень. Я его назвал жеребцом, и ему это не понравилось. Но вам повезло: прежде чем он меня нокаутировал, я прочитал на его бирке фамилию “Огден”.
   — Огден, — повторил Ковач. Ему сразу же припомнился Том Пирс, который боролся на полу с громилой в полицейской форме. Когда громила поднялся, у него кровоточил нос.
   Огден…
* * *
   — С Верма пришлось заключить сделку, потому что ваши ребята напортачили, — откровенно заявил Крис Логан, роясь в бумагах на столе. — Поговори с Кэлом Спрингером о цепочке улик. Спроси его, что он знает об ордере на обыск.
   — Что-то было не так с уликами? — Коач стоял у двери маленького кабинета Логана, готовый бежать рядом с ним, так как прокурор должен был явиться в суд через пять минут.
   Логан выругался сквозь зубы, глядя на захламленный стол. Это был высокий, атлетически сложенный мужчина лет тридцати с небольшим. Он считался правой рукой окружного прокурора Теда Сэбина, который редко вел дела лично.
   — Все не так, — проворчал Логан. — Черт побери, куда же я его дел?
   Порывшись в мусорной корзине, он обнаружил там комок желтой бумаги размером с бейсбольный мяч, разгладил его на столе, прочитал текст, потом облегченно вздохнул, сунул бумагу в портфель и направился к двери.
   Ковач последовал за ним.
   — Мне пора в суд, — сказал Логан, пробираясь сквозь толпу в коридоре.
   — У меня самого времени в обрез, — отозвался Ковач. Ему хотелось поскорее проскочить коридор: если Сейвард выполнила свою угрозу пожаловаться Леонарду, тот мог в любой момент вызвать его для крупного разговора.
   Они шагнули в пустой лифт, и Ковач преградил путь пытавшимся войти в кабину следом.
   — Прошу прощения, ребята, полицейское дело. — И он нажал кнопку, закрывая дверь.
   Логан выглядел мрачным, но это было его обычным состоянием.
   — Все улики были косвенными, — сказал он. — Прежние связи, мотив, образ действий… Не было ни свидетелей, видевших Верма на месте преступления или поблизости от него, ни отпечатков пальцев, ни клочков ткани, ни спермы. Верма мастурбировал на местах других своих преступлений, но не здесь. Может быть, его спугнули. Кто знает?
   — А что за история с часами? — спросил Ковач, когда кабина остановилась и двери раздвинулись перед суетящейся толпой.
   Коридор у зала суда был переполнен стряпчими, специализирующимися на темных делах, напуганными потерпевшими, озадаченными свидетелями и прочими, которых вызвали для кормления машины правосудия округа Хеннепин.
   — Какой-то болван-полицейский заявил, что нашел часы на комоде Верма, но все это выглядело страшно неубедительно, — сказал Логан, направляясь к двери зала суда. — Учитывая недавние иски против вашего департамента, Сэбин решил не рисковать.
   — Несмотря на то, что жертва — коп? — с отвращением произнес Ковач.
   Логан пожал плечами и подошел к прокурорскому столу, возле которого был установлен лучший кондиционер в помещении.
   — Мы не могли выиграть это дело, а властям не был нужен еще один иск. Какой смысл настаивать? Верма все равно признался в убийстве Франца и отправился за решетку.
   — По обвинению в убийстве второй степени, — заметил Ковач. — То есть непреднамеренном.
   — Плюс ограбление с разбойным нападением. Это не пустячное обвинение. Кроме того, убийство было совершено бейсбольной битой самого Франца — орудием, случайно оказавшимся на месте преступления. Как же мы могли настаивать на преднамеренности?
   — А никто не предполагал, что Верма вообще не убивал Кертиса? Что это обвинение ложно?
   — Ходили слухи, что Кертиса притесняли другие копы, потому что он гей. Но от притеснений до убийства далеко, а косвенные улики указывали на Верма.
   Ковач вздохнул и окинул взглядом помещение. Пристав весело болтал с клерком; адвокат — приземистая женщина с пучком седых волос и в больших очках — поставила на стол защиты набитый портфель и подошла к Логану, заискивающе улыбаясь.
   — Последний раз предлагаю договориться, Крис.
   — И не мечтай, Филлис, — отозвался Логан, вынимая из своего портфеля толстенное как Библия, досье. — Никаких послаблений для ублюдков, занимающихся детской порнографией.
   — Жаль, что ты не испытываешь таких же чувств к убийцам, — сказал Ковач и двинулся к двери.

Глава 11

   — Зачем ты ходил к Верма? — спросила Лиска, беря жареный картофель из красной пластмассовой корзины, в которой Ковачу принесли еду. Она опоздала, и ему пришлось сделать заказ без нее. — Он ведь просто лживый мешок с дерьмом.
   — Ты с ним знакома?
   — Нет. — Лиска окунула второй кусочек картофеля в лужу кетчупа на его тарелке. — Все они — лживые мешки с дерьмом. Это мой итог дня.
   — Хочешь что-нибудь? — спросил Ковач, подзывая официантку.
   — Нет. Поем твоего.
   — Черта с два! Ты уже должна мне девяносто две тысячи ломтиков жареного картофеля. Сама ты их почему-то не заказываешь.
   — Они слишком жирные.
   — Ну и что? Если я их заказываю, они становятся менее жирными?
   Лиска усмехнулась:
   — Это верно. Но ты и так толстеешь, потому что бросил курить. Выходит, я оказываю тебе услугу. Так зачем ты ходил к Верма?
   Ковач отложил гамбургер — у него пропал аппетит. Он пришел в “Патрик” исключительно в силу привычки и теперь жалел об этом: как всегда, здесь было полным-полно копов. Ковач занял столик в самом углу. Это соответствовало его настроению — он чувствовал себя загнанным в угол. Ему не нравилось услышанное от Верма и Логана, не нравилось ощущение, что если он будет продолжать копаться в жизни Энди Фэллона, то большинство других участников этой истории окажутся копами, и многие — не лучшими их образцами.
   — Затем, что я до сих пор не знаю, почему БВД участвовало в деле Кертиса. Сейвард мне ничего не сообщила, — тихо сказал он. — Возможно, они расследовали само убийство, как говорит твой парень, а может быть, их интересовало, как ведется расследование. Я хочу в этом разобраться, прежде чем обращусь к Спрингеру.
   — Кэл Спрингер не в состоянии найти навоз на коровьем пастбище, — заявила Лиска и заказала кока-колу у подошедшей официантки. — Но я никогда не слышала, что он коррумпирован.
   — Он просто напыщенный идиот, — отозвался Ковач. — Тратит больше времени на организацию профсоюзных собраний, чем на дела, которые ему поручают. Хотя дело Кертиса выглядит крепким орешком — неудивительно, что Спрингеру оно оказалось не по зубам. Верма утверждает, что он этого не делал.
   Лиска скорчила гримасу:
   — Какой ужас! Невинный человек в тюрьме!
   — Чист, как прошлогодний снег, — тяжеловесно сострил Ковач. — Но он заявляет, что часы Эрика Кертиса подбросил в его квартиру коп по фамилии Огден.
   Лиска нахмурилась:
   — Огден? Которого мы видели вчера?
   — Он самый. Такое заявление должно было повлечь за собой участие БВД. Тем более что Кертис был ко-пом. По словам Логана, вся ситуация настолько дурно пахла, что Тед Сэбин не пожелал в ней копаться. А Сэбина чутье редко подводит.
   — Кертис был не только копом, но и геем, — напомнила ему Лиска. — Как и другие жертвы Верма. Едва ли мэр хочет, чтобы об этом пронюхали СМИ.
   Ковач кивнул.
   — А знаешь, что во всем этом самое пикантное? Верма сказал, что Кертиса прикончил коп.
   — Тогда почему мы никогда об этом не слышали? — спросила Лиска, сбитая с толку.
   — Хороший вопрос. Тебе не кажется странным, что БВД занялось убийством Кертиса только месяц назад, а Верма сидит за решеткой уже минимум два месяца? Конечно, возможно, что об участии БВД просто никто не знал, а на самом деле оно началось гораздо раньше. Спрингер, во всяком случае, не стал бы об этом распространяться. Услышав о БВД, он бы наложил в штаны и лишился дара речи. — Ковач усмехнулся. — Забавно! БВД занялось Кэлом Спрингером!
   Лиска не разделяла его веселья.
   — Может быть, БВД ничего не знало об этой истории, пока им не сообщил Энди Фэллон, — предположила она.
   — Ты в состоянии организовать встречу с твоим таинственным незнакомцем и вытянуть из него какие-нибудь подробности?
   Лиска поморщилась.
   — Он явно нервничал и не дал мне свой номер, но обещал позвонить.
   — Судя по тому, где ты его видела вчера, в БВД должны быть его имя и телефон.
   — Да, но они не станут ничего нам сообщать. Наше дело официально закрыто.
   — Оно будет закрыто, когда я этого захочу!
   Ковач чувствовал, что залезает на чужую территорию, и не испытывал по этому поводу особого энтузиазма. Но он не желал, чтобы ему указывали, как вести расследование. Ковач обычно вел дело до тех пор, пока результат его полностью не удовлетворял. А сейчас до удовлетворения было очень далеко.
   — На сей раз все не так просто, — промолвила Лиска. — Угадай, кто ускорил вскрытие трупа Энди Фэллона.
   — Думаешь, не угадаю?
   — Уверена.
   Ковач со вздохом придвинул ей свою тарелку.
   — Ладно, сдаюсь. Кто?
   Лиска взяла солидную порцию картошки, вытерла салфеткой кетчуп с губ и посмотрела ему в глаза.
   — Эйс Уайетт.
   — Этот членосос?!
   — Он оказал услугу Майку.
   — Да, воспользовавшись своим влиянием. Но нам он услугу не оказал.
   Глотнув пива, Ковач окинул взглядом помещение и вспомнил, как оно выглядело во время вечеринки по случаю отставки Эйса Уайетта. Лежащий на полу Майк Фэллон, напряженное лицо Эйса… “Какое, наверное, тяжкое бремя — видеть перед собой человека, которому ты обязан жизнью, и знать, что он никогда не позволит тебе об этом забыть”, — подумал он. Тем более что Эйс Уайетт продолжал оказывать услуги Майку Фэллону. Очевидно, благодаря влиянию Эйса смерть Энди Фэллона признали несчастным случаем, а не самоубийством, избавив Майка от лишних переживаний — и, кстати, сохранив для него страховку жизни Энди.
   — Стоун уже прислала рапорт? — спросил Ковач.
   — Вскрытие производил Апшо.
   — Апшо? Кто это такой, черт возьми?
   — Какой-то новичок. Симпатичный парень — если можно так сказать о мужике, который целыми днями копается в трупах. — Лиска доела остаток сандвича.
   — А что у него в голове?
   — Во всяком случае, не полная пустота. Он не болтал чепуху. Хотя, конечно, слишком рано судить, знает он свое дело или нет. Согласно предварительному рапорту, Фэллон умер от удушья. На теле нет ни других серьезных повреждений, ни признаков борьбы.
   — А как насчет секса?
   — Апшо говорит, что не обнаружил спермы в неподходящих местах. Так что если это был несчастный случай во время сексуальной игры, они либо практиковали безопасный секс, либо оттягивали гвавное удовольствие до последнего момента. Или же секса не было вовсе.
   — Какие результаты у токсикологов?
   — Рапорта еще нет, но я звонила Баркину. Он говорит, что в крови у Фэллона обнаружен алкоголь, хотя и немного, а также какой-то барбитурат под названием зольфидем. Это снотворные таблетки. Алкоголь и снотворное указывают скорее на самоубийство, чем на сексуальную забаву, но их количество не является летальным даже в сочетании. Многие принимают разные стимуляторы перед сексом. Если бы они обнаружили рогипнол, тогда другое дело. Но никто не планирует затрахать самого себя до смерти — разве только одинокие мазохисты.
   В голове у Ковача шевельнулось смутное воспоминание.
   — Кто-нибудь проверял аптечку Энди Фэллона?
   — До сих пор для этого не было оснований.
   — Придется проверить.
   — Тебе не дадут ордер, — заметил Лиска.
   — На кой черт мне ордер?! Кто станет возражать?
   Лиска пожала плечами, посасывая через соломинку кока-колу и скользя глазами по залу. Внезапно ее взгляд стал напряженным.
   — В чем дело? — спросил Ковач.
   — Сюда идет Кэл Спрингер. Выглядит он так, словно наелся гороха, а в туалете занято.
   Спрингер пробирался через толпу какой-то деревянной походкой. Его продолговатая физиономия с длинным крючковатым носом побагровела от холода или от гнева. При виде Ковача он рванулся вперед и налетел на официантку, которая расплескала пиво и выругалась. Драматический эффект был испорчен неуклюжими извинениями Спрингера.
   Ковач покачал головой:
   — Я слышал, Кэл, что ты способен нокаутировать любую леди, но не знал, что ты проделываешь это буквально.
   Спрингер ткнул в него пальцем:
   — Чем ты занимался с Ренальдо Верма?
   — Мы курили сигареты и танцевали танго.
   — Его адвокат звонил мне. Никто не договаривался об этой встрече ни с ним, ни со мной!
   — С ним незачем было договариваться: Верма сам согласился поговорить со мной. Он мог бы вызвать адвоката, если бы захотел. И с каких пор я должен спрашивать у тебя разрешения подтереть себе задницу?
   — Это мое дело!
   — Оно закрыто, и ты свободен. Что тебя не устраивает?
   Спрингер огляделся вокруг, как человек, собирающийся разгласить важную государственную тайну, и, наклонившись к уху Ковача, прошептал:
   — Дело не закрыто.
   — Из-за БВД? — громко осведомился Ковач. Спрингера передернуло.
   — Но к тебе-то у них нет претензий, Кэл? — спросила Лиска. — Ведь не ты же подбросил часы?
   — Я ничего не делал!
   — Это твой обычный метод расследования, — усмехнулся Ковач.
   Спрингер сердито уставился на него:
   — Я провел расследование по всем правилам! У Верма ко мне нет никаких претензий, и у БВД тоже.
   — Тогда какие у тебя могут быть претензии ко мне? — спросил Ковач.
   Спрингер набрал в легкие побольше воздуха:
   — Не лезь в это, Ковач. Дело закрыто.
   — По-моему, ты сам еще не решил, Кэл, закрыто оно или нет. — Ковач заметил, что Лиска наблюдает за Спрингером с напряженным вниманием. Казалось, ей неприятно видеть, как он нервничает. — Лейтенант из БВД сказала мне, что убийством Кертиса пока не занимаются, потому что следователь погиб.
   — Знаю. — Спрингер снова настороженно огляделся, краска сбежала с его лица. — Скверная история. Самоубийство.
   — Да, так говорят.
   Спрингер нахмурившись посмотрел на него:
   — Что значит “говорят”?
   Ковач пожал плечами:
   — Ничего — просто оборот речи.
   Несколько секунд Спрингер молчал, словно взвешивая свои шансы. Наконец его плечи обмякли, и он тяжело вздохнул:
   — Мне вовсе не улыбается, что БВД липнет к моей заднице. Я баллотируюсь в председатели профсоюза…
   — Тогда БВД должно обеспечить тебе легкую победу.
   — Только если парни вроде тебя за меня проголосуют. У меня большие планы на будущее, Ковач. Я играю по правилам и забочусь о своей репутации. Пожалуйста, не порть ее мне.
   Ковач наблюдал, как Спрингер, идя к выходу, снова налетел на ту же официантку. Его мысли явно пребывали далеко от бара “Патрик”.
   — “По правилам”! — фыркнул Ковач. — В какой книге он вычитал эти правила? В “Пособии по расследованию убийств для недоумков”?
   Лиска не ответила. Она тоже смотрела на Спрингера, но ее взгляд казался устремленным в неведомую даль. Ковач протянул руку и постучал ей по плечу.
   — Оставь его в покое, Сэм, — обернувшись, сказала Лиска. — Спрингер честный парень. Он не заслуживает того, чтобы БВД без всяких оснований портило ему жизнь.
   — Если он что-то знает, то я тоже должен это знать.
   — Предоставь его мне.
   Ковач внимательно посмотрел на нее, и Лиска отвела взгляд. Она выглядела четырнадцатилетней девочкой, которую тяготит страшная тайна — вроде той, что капитан футбольной команды пьет пиво и курит сигареты. Потянувшись за последним кусочком картошки, она окунула его в остаток кетчупа.
   — Что с тобой? — тихо спросил Ковач.
   Ее рот скривился в подобии улыбки.
   — Наверное, это гормоны. Хочешь оказать помощь?
   — Если твои гормоны бунтуют из-за Кэла Спрингера, я с удовольствием окачу тебя ледяной водой.
   — Не надо. Я только что поела. — Лиска поморщилась. — И ночь была долгой, и день выдался утомительным. Мне пора домой.
   — Я думал, ты не хочешь иметь ничего общего с БВД.
   — Конечно, не хочу, — отозвалась она, собирая свои вещи. — Но это не помешает мне вытянуть сведения из Спрингера. Он тоже не хочет иметь с ними дела.
   — Ну, желаю успеха.
   Ковач чувствовал, что Лиска о чем-то умалчивает, и это ему очень не нравилось.
   Поднявшись, он бросил на стол деньги и снял пальто с вешалки.
   — Поеду посмотреть, что хранил Энди Фэллон в своей аптечке.
   — Сэм Ковач — круглосуточный детектив.
   — А куда еще мне девать время?
   — Очевидно, некуда. Неужели тебе никогда не хочется заняться чем-нибудь другим? — спросила Лиска, вставая.
   — Нет. — Он проигнорировал представший перед его мысленным взором образ Аманды Сейвард. Об этом нелепо даже мечтать. — Если ничего не хотеть, то не будешь разочарован, ничего не получив.

Глава 12

   Ближайшая к управлению многоэтажная автостоянка была названа в честь копа, хладнокровно убитого в пиццерии на Лейк-стрит. Эта мысль всегда приходила в голову Лиске, когда она поздно вечером приходила искать свою машину или когда очень уставала и видела будущее в мрачном свете. Этим вечером Лиска побила все рекорды. Час пик давно миновал, гараж казался пустым, и ее настроение было предельно мрачным. Ковач вернулся в офис за ключом от дома Фэллона. Предложил проводить ее до автомобиля, но она отмахнулась от него.
   Внезапно Лиска остановилась и резко повернулась, всматриваясь в темноту. Волосы зашевелились у нее на затылке. Непонятный звук отозвался эхом в бетонном лабиринте, затрудняя определение его источника. Возможно, это хлопнула дверца машины уровнем выше или ниже. Либо кто-то шаркнул ногой в конце ряда или позади. Такие автостоянки служили излюбленным местом для грабителей и насильников. А бродяги, особенно пьяные и душевнобольные, пользовались ими как укрытием или общественным туалетом, когда их выгоняли из заведений вроде публичных библиотек.
   Лиска медленно оглянулась по сторонам, нащупывая рукоятку револьвера под пальто, но никого не увидела. Может быть, у нее просто расшатались нервы, но на то были основания. Она провела день, расследуя смерть двух копов, и долго чувствовала себя так, словно кто-то накрыл ее голову подушкой и колотил по ней утюгом. Ей хотелось домой, к детям, хотелось хоть на несколько часов забыть о том, что она вызвалась копаться в дерьме БВД.
   — Очевидно, мне почудилось, — пробормотала Лиска, отпуская рукоятку револьвера и доставая ключи из кармана пальто.
   Теперь нужно было придумать способ вытянуть информацию из Кэла Спрингера. Занятие, противное до тошноты, но ничего не поделаешь. Было нелегко представить Спрингера в чем-то замешанным. Его редко приглашали даже на ленч, не говоря уже об участии в заговоре. И тем не менее он явно чего-то боялся. Лиска ощущала знакомый запах страха, который всегда ненавидела, потому что он напоминал ей об отце.
   “Почему я не послушала маму?” — думала Лиска. Когда у нее было дурное настроение, она вспоминала мамины советы: “Изучай торговлю, косметологию или кулинарию, Никки. Устройся на работу, где ты сможешь носить красивое платье и встретить мужчину твоей мечты”.
   Синий “Сатурн” Лиски стоял в конце ряда у стены — в слишком темном месте, чтобы туда было приятно заходить ночью. Нос автомобиля слегка высовывался для облегчения быстрого выезда. Лиска нажала кнопку дистанционного управления и выругалась сквозь зубы: ничего не произошло — замок не щелкнул, и фары не,зажглись. Чертова штука уже давно вышла из строя и работала лишь иногда, зато сама Лиска работала постоянно, и у нее не было времени заниматься ремонтом пульта. Это казалось слишком мелким неудобством, покуда она не очутилась одна в темном гараже.
   Непонятный стук и шарканье заставили ее остановиться во второй раз. Лиска всеми нервными окончаниями ощущала присутствие другого человека. Она не стала искать разумных объяснений, как поступают многие женщины, когда им не по себе, куда больше доверяя собственным инстинктам. Лиска привыкла считать, что если ей кажется, будто что-то не так, то, скорее всего, это соответствует действительности.
   — Эй! Кто здесь? — осведомилась она, медленно повернувшись.