Хоуг Тэми. Крутая парочка

   — Если свидетель видел кого-то — например, Нила Фэллона или Пирса, — даже Огдену хватило бы ума привлечь к этому наше внимание, — заметила Лиска.
   — Выходит, нам остается надеяться, что патрульные кого-то упустили.
   — Кто кого упустил? — осведомился Леонард, от— крыв дверь каморки, а Ковач притворился, будто ищет папку на столе, потихоньку прикрыв записи, касающиеся смерти Энди Фэллона.
   — Парня, который избил Никсона, — ответил он. — Наемника Дина Кумза. Нам остается надеяться, что его люди не успели нагнать страху на каждого, кто что-либо об этом знает.
   — Вы говорили снова с той женщиной, которую водитель такси видел входящей в дом, когда убегал преступник?
   — Говорил пять раз.
   — Поговорите еще раз! Она — ключ ко всему. Ей наверняка что-то известно.
   — Безнадежно, — покачал головой Ковач. — Она унесет это с собой в могилу.
   — Если Никсон желает не опознавать нападавшего сам, Чамиква Джоунс не станет делать это за него, — вставила Лиска.
   Леонард нахмурился.
   — Поговорите с ней снова, — повторил он. — Сходите к ней на работу сегодня же. Я не хочу, чтобы эти бандиты думали, будто они могут выйти сухими из воды.
   Ковач бросил на Лиску быстрый взгляд. Логика подсказывала, что Никсон надул своего босса, Дина Кумза, в мелкой операции с наркотиками и был примерно наказан упомянутым боссом. Естественно, никто не желал об этом говорить, включая самого Никсона. Между тем окружной прокурор, стремясь продемонстрировать общественности свою жесткую линию в отношении наркодилеров, требовал, чтобы обвинение выдвинул округ, раз этого не хочет делать Никсон. Но без свидетеля не было дела, а водитель такси видел нападавшего недостаточно четко, чтобы дать подробное описание.
   — Это черная дыра, — сказал Ковач. — Никто не хочет давать показания. Какой смысл этим заниматься?
   Леонард скорчил одну из своих обезьяньих гримас:
   — Такой смысл, что это ваша работа.
   — Я делаю свою работу.
   — Неужели? По-моему, вы пересмотрели ее параметры.
   — Не понимаю, о чем вы.
   — Дело Фэллона закрыто. Оставьте его в покое.
   — Вы имеете в виду Энди Фэллона? Или, может быть, уже слышали о Майке? — спросил Ковач. Одновременно он размышлял, кто же настучал на него Леонарду. Скорее всего Сейвард. Он подобрался к ней чересчур близко, угрожая проделать брешь в стене, которой она себя окружила. Уайетт не стал бы этого делать: ему было наплевать, что творится в маленьком мирке Ковача. Он хотел только успеть на встречу со своими пиарщиками.
   Леонард выглядел смущенным.
   — Да, я слышал, что он покончил с собой.
   — Я в этом не так уверен.
   — Но ведь он выстрелил себе в рот.
   — Внешне похоже на то.
   — Есть пара подозрительных деталей, лейтенант, — сказала Лиска. — Например, положение тела.
   — Вы хотите сказать, что самоубийство инсценировано?
   — Не то чтобы инсценировано, но мы не исключаем, что ему в этом поспособствали. К тому же, он не оставил записки.
   — Это ничего не значит. Многие самоубийцы не оставляют записок.
   — Как бы то ни было, мне бы хотелось немного в этом покопаться, — снова заговорил Ковач. — Возможно, Майк действительно покончил с собой, но что, если это не так? Мы все перед ним в долгу и не вправе закрывать дело только потому, что самоубийство — самый простой ответ.
   — Посмотрим, что скажет медэксперт. — Леонарду явно не нравилась идея превращения самоубийства в убийство, тем более что Уайетт и другие важные шишки были в курсе дела. — А пока что повидайтесь с Чамиквой Джоунс. Сегодня же. Я хочу, чтобы окружная прокуратура слезла с моей задницы из-за этого Никсона.

* * *

   — Я бы предпочла исколоть себя иголками, чем ехать в Американский Молл ^[7] в рождественский сезон, да еще в самый час пик.
   Ковач, сидя за рулем “Каприса”, бросил на Лиску взгляд через плечо.
   — Где же твой потребительский дух?
   — Умирает от отсутствия кислорода на дне моего банковского счета. Как по-твоему, что современные дети хотят получить на Рождество?
   — Полуавтоматическое оружие? Лиска тяжело вздохнула:
   — Ар-Джей дал мне список, похожий на каталог фирмы игрушек.
   — Смотри на это оптимистически, Динь. Он ведь не прислал тебе этот список из колонии для малолетних преступников!
   — Тот, кто сказал, что вырастить ребенка стоит миллион долларов, не принимал в расчет Рождество.
   Ковач обогнал еле плетущийся зеленый “Джио” с айовским номером и лысым мужчиной, судорожно вцепившимся в рулевое колесо.
   — Фермеры из Айовы не в состоянии вести машину, если по обеим сторонам дороги не расстилаются кукурузные поля, — проворчал он, лавируя между транспортом.
   Обычно его езда вызывала бурное возмущение Лиски, но сейчас она молчала, очевидно, поглощенная мыслями о грядущих праздниках. Ковач вспомнил Рождество в тот год, когда от него ушла первая жена. Он послал в подарок дочери тряпичную куклу, мягких зверушек и прочие вещи, которые, как ему казалось, должны понравиться маленькой девочке. Коробки вернулись запечатанными. Ковач отнес их в пункт приема игрушек для раздачи детям неимущих, потом напился до бесчувствия, ввязался в драку с Санта-Клаусом из Армии спасения прямо перед резиденцией губернатора и был отстранен от работы на месяц без сохранения жалованья.
   — Это же твой малыш, — сказал он. — Подари ему то, что он хочет по-настоящему, и перестань ныть. В конце концов, это всего лишь деньги.
   Лиска уставилась на него, и Ковачу стало не по себе под ее пристальным взглядом.
   — Он хочет, чтобы мы со Стивом снова сошлись.
   — Господи! И есть угроза, что это произойдет?
   — Разве ад уже разверзся? — с вызовом осведомилась Лиска. — Я как-то пропустила это в новостях.
   — Он же тупица!
   — Я не нуждаюсь в том, чтобы ты мне это говорил.
   Ковач припарковал машину, запомнив уровень и номер ряда. Это была одна из двенадцати тысяч семисот пятидесяти автостоянок на территории центра, ни один метр которой не пропадал даром.
   Американский Молл походил на огромный, но изящный четырехэтажный муравейник, по чьим широким коридорам сновали люди, переходя с одного Этажа на другой. Это был самый большой подобный центр в Соединенных Штатах — два с половиной миллиона квадратных футов торгового пространства — и все же здесь не хватало торговых точек для искателей рождественских подарков. Такова человеческая натура.
   Из парка развлечений доносился глухой рокот американских горок, сопровождаемый визгом клиентов. У входа стояла группа школьников, а вокруг бегала учительница, безуспешно пытаясь собрать своих подопечных, которые норовили отойти к витринам.
   Ковач и Лиска прошли мимо трехэтажного центра “Лего” с огромным динозавром, двадцатипятифутовой башней с часами, космической станцией и висящим над всем этим великолепием дирижаблем.
   Ковач свернул в отдел “Олд Нейви”, с отвращением глядя на тренировочные костюмы, тенниски и жуткого вида стеганые фуфайки.
   — Посмотри на это дерьмо.
   — Ретро семидесятых годов, — пояснила Лиска. — В стиле рекламы “Вся моя одежда садится при стирке, но я все равно ее ношу”.
   — По-моему, эти вещи безобразны и без стирки. Похоже на дурное воспоминание о временах средней школы.
   Ковач обратился к девушке в узких очках, с кольцом в губе и бордовыми волосами, выглядевшими так, словно пятилетний ребенок поработал над ними фестонными ножницами.
   — Ваш администратор сейчас здесь?
   — Я администратор. Вы по поводу парня, который постоянно прячется среди вешалок с одеждой и показывает женщинам свои причиндалы?
   — Нет.
   — Жаль. Вам бы следовало им заняться.
   — Занесу его в мой список. Чамиква Джоунс сейчас работает?
   — Да. — Глаза девушки удивленно расширились под очками. — А что она натворила?
   — Ничего, — ответила Лиска. — У нас просто есть к ней пара вопросов.
   На лице девушки появилось скептическое выражение, но она без комментариев проводила их к кабинкам для примерки.
   Хотя Чамикве Джоунс было не больше двадцати пяти лет, она выглядела на сорок с лишним, чему способствовали старомодная прическа и телосложение, напоминающее цилиндр в пятьдесят пять галлонов. Чамиква стояла на страже возле кабинок, давая указания покупателям и отгоняя предполагаемых магазинных воров.
   — В эту дверь, пожалуйста. — Она очаровательно улыбнулась, указав покупательнице кабинку, а когда женщина отошла, пробормотала сквозь зубы: — Так я и поверила, что ты сможешь запихнуть в эти штаны твою толстую белую задницу.
   Бросив взгляд на Ковача и Лиску, Джоунс шагнула в одну из кабинок и подобрала кучу отвергнутых клиентами джинсов.
   — Опять вы!
   — Привет, Чамиква.
   — Вам обязательно было являться ко мне на работу, Ковач?
   — Ничего себе, приветствие. А я по вас соскучился. Мне казалось, мы становимся друзьями. Джоунс не улыбнулась:
   — Из-за вас у меня будут неприятности.
   — Вам все еще нечего сказать насчет Никсона? — спросила Лиска.
   — Президента? Ничего. Я тогда еще не родилась. Слышала, что он был мошенник, но они все друг друга стоят.
   — Свидетели утверждают, что вы присутствовали при нападении, Чамиква.
   — Таксист, что ли? — Она положила джинсы на стол. — Он врет. Я уже говорила вам, что не видела никакого нападения.
   — Не видели мужчину, который набросился на Уайена Никсона и избил его железным ободом?
   — Нет, мэм. Все, что я знаю об Уайене Никсоне, — это то, что из-за него мне житья не дают.
   Джоунс проворно складывала джинсы, поглядывая при этом на крепкого парня в белой кепке, обтягивающей его череп, как презерватив. Ковач никогда не видел его раньше, но сразу было ясно, что это громила. Сто восемьдесят фунтов злобной и тупой силы. Ему могло быть всего шестнадцать-семнадцать лет, но на мальчика он никак не походил. Парень перебирал фуфайки из овечьей шерсти, однако его холодный взгляд был устремлен на Чамикву Джоунс.
   — Я очень занята, — сказала она, отпирая кабинку ключом, свисающим с зеленого пластмассового браслета на запястье.
   Ковач повернулся спиной к громиле.
   — Мы можем обеспечить вам защиту, Чаква. Окружной прокурор хочет отправить Дина Кумза за решетку.
   — Защиту! — фыркнула Джоунс. — Какую вы можете обеспечить защиту? Спровадите меня на автобусе в какой-нибудь захудалый мотель в Гэри, в штате Индиана? Спрячете меня? — Она покачала головой, вернувшись к столу с очередной кипой одежды. — Я приличная женщина. Ковач. У меня две работы. Я ращу троих детей и хочу дожить до того времени, когда они все окончат школу. Так что пусть Уайен Никсон бережет свою черную задницу, а я поберегу мою.
   — Окружной прокурор может обвинить вас в соучастии, — предупредила Лиска. — Не говоря уже о препятствии правосудию, отказе от сотрудничества…
   Джоунс снова бросила взгляд на парня в кепке-презервативе:
   — Можете сразу надевать на меня наручники и везти в тюрьму. Мне нечего сказать ни о Уайене Никсоне, ни о Дине Кумзе. Я ничего не видела.
   Ковач покачал головой:
   — В другой раз, Чамиква. Ладно, еще увидимся.
   — Надеюсь, что нет.
   — Сегодня никто меня не любит, — пожаловался Ковач.
   Лиска вынула из кармана визитную карточку и положила ее на стопку сложенных джинсов.
   — Позвоните, если передумаете.
   Уходя, они видели, как Джоунс разорвала карточку надвое.
   — Кто может ее осуждать? — пробормотал Ковач, мрачно покосившись на громилу.
   — Она заботится о своих детях, — сказала Лиска. — Я бы, наверное, сделала то же самое. Все равно ее показания не могут привести к аресту Дина Кумза: ведь не он лично разделался с Никсоном. Чамиква может выдать нам какую-нибудь гору мяса вроде парня, который наблюдает за ней, а потом ее прикончат. Ради чего? Таких громил тысячи.
   — Ладно, пускай молчит. В конце концов, так ли уж важно, что один подонок избил другого и тот какое-то время не будет появляться на улицах? Кого это заботит?
   — Это должно заботить нас, — отозвалась Лиска. Ковач посмотрел на нее:
   — Потому что только мы стоим между обществом и анархией?
   Лиска скорчила гримасу.
   — Плевать мне на общество! Потому что от порядка на улицах зависят наши шансы на повышение, а мне еще предстоит устраивать сыновей в колледж.
   Ковач рассмеялся:
   — Динь, ты всегда смотришь на все с правильной точки зрения.
   — Кто-то же должен не позволять тебе погружаться в уныние.
   — Я не унываю, а злюсь, — поправил он. — Тут есть разница. Унылые люди пассивны, а те, кто злятся, — активны. Злиться — все равно что иметь хобби.
   — Каждый нуждается в хобби, — согласилась Лиска. — Мое — погоня за шальными деньгами.
   Подойдя к витрине, где возвышалась почти в натуральный рост картонная фигура Эйса Уайетта, державшая коробку видеокассет с надписью: “Профессиональные советы полицейского, как не стать жертвой”, она надела темные очки и картинно облокотилось на витрину.
   — Как по-твоему, мы хорошо смотримся вместе? Тебе не кажется, что он нуждается в молодой партнерше для привлечения публики? Я могу надеть бикини.
   Ковач окинул картонного Уайетта мрачным взглядом.
   — Почему бы тебе тогда не поработать на панели на Хеннепин-авеню?
   — Я не проститутка. Хоть я и гоняюсь за деньгами, но не с помощью влагалища.
   — Господи! — Ковач густо покраснел. — Тебе когда-нибудь бывает стыдно?
   Лиска рассмеялась:
   — А чего мне стыдиться? Своего языка или своего корыстолюбия?
   — Меня с детства учили не говорить о… о таких вещах.
   — О влагалищах?
   Ковач бросил на нее свирепый взгляд, так как проходившие мимо покупатели уставились на них.
   — Это, кстати, может объяснить, почему ты столько времени ими не пользуешься, — задумчиво продолжала Лиска. — Ты должен раскрыться, Сэм! Вступить в контакт с женской стороной твоей натуры.
   — Если бы я мог контактировать с собственной “женской стороной”, то мне было бы незачем пользоваться… этими штуками.
   — Тонко подмечено! И ты мог бы обзавестись своим телешоу — “Гермафродит из отдела убийств”. Тогда бы ты перестал завидовать Эйсу Уайетту.
   — Я ему не завидую. А вот ты явно неравнодушна к его ассистенту.
   Лиска выпучила глаза:
   — К Гейнсу?! Он же “голубой”!
   — “Голубой” — или просто не проявляет к тебе интереса?
   — Это одно и то же.
   Ковач расхохотался.
   — В любом случае, Динь, ты слишком хороша для этого слизняка. А Уайетт — напыщенное ничтожество. Они друг друга стоят.
   — Кто бы говорил о напыщенности! Служение обществу, помощь людям, работа для жертв… Ковач сердито нахмурился.
   — У Эйса Уайетта это все — рекламная шумиха, голливудские штучки. Он никогда не делал ничего, что бы не пошло ему на пользу.
   — Он спас жизнь Майку Фэллону, — заметила Лиска.
   — И стал легендой.
   — Что ж, по-твоему, все было подстроено заранее?
   Ковач поморщился, как будто проглотил что-то горькое.
   — Хорошо, раз в жизни Эйс совершил достойный поступок, — признал он, когда они вышли наружу, вдыхая холодный воздух, насыщенный выхлопными газами. — Но это не означает, что он не ничтожество.
   — Люди не так однозначны.
   — Да, — согласился Ковач. — Поэтому я их и ненавижу. Уж лучше иметь дело с психами — по крайней мере, не нужно копаться в их сложной натуре.

Глава 20

   Ко времени возвращения Ковача и Лиски на дежурство заступила новая смена и Леонард ушел, избавив их от необходимости докладывать о неудаче с Чамиквой Джоунс. Лиска намеревалась сделать несколько телефонных звонков, но, подумав, решила, что из кабинета лучше не звонить. Туда в любой момент мог кто-то заглянуть, а она не могла избавиться от ощущения, что все вокруг наблюдают за ней, напрягая слух. И все потому, что ей нужно было задать несколько вопросов, касающихся других копов.
   Лиска считала себя крутой и способной выполнять любую работу, но этому делу она предпочла бы всякое другое — за исключением расследования убийства ребенка. Собирая вещи и выходя на улицу, Лиска думала о том, как бы она поступила, если бы дорога к успеху вела через БВД. Очевидно, выбрала бы другую дорогу.
   По пути к гаражу Лиска успела замерзнуть — ветер больно пощипывал щеки и уши, и было страшно подумать о поездке домой: она так и не успела вставить стекло в окошко. Хуже всего было то, что выбитое стекло сводило на нет шансы угона машины. Если бы автомобиль украли, страховка покрыла бы расходы на новый.
   В будке сидел все тот же толстяк-дежурный. Он узнал Лиску и опустил голову, боясь привлечь ее внимание. Лиска ощущала в кармане ободряющий вес дубинки. Она подумывала о том, чтобы оставить машину в другом гараже, но в конце концов решила вернуться на место происшествия. Если повезет, ей удастся одновременно победить страх и поймать таинственного незнакомца, хотя он едва ли сшивается поблизости. Разве только он избрал целью именно ее.
   Как бы то ни было, сегодня патрульные получили инструкцию несколько раз обойти весь лабиринт гаража. Присутствие полицейских в форме должно было спугнуть бродяг, которые могли зайти в гараж, чтобы помочиться в углу и поживиться мелочью в автомобилях, оставленных незапертыми.
   “Сатурн” стоял третьим в почти пустом ряду. Пластиковый мешок в окне был невредим, как и стекла в других окнах. Оглядевшись вокруг, Лиска села в машину, заперла все дверцы, включила мотор и обогреватель, вынула из сумки сотовый телефон и набрала номер отдела кадров, в обязанности которого входило присматривать за нравственностью полицейских. В частности, они занимались и гомосексуальными связями. Контрольный щиток вспыхивал красным светом при каждом гудке телефона. Чертова машина! Придется подумать о замене. Может быть, в январе, если ее финансы переживут Рождество. Хорошо бы купить автомобиль побольше. Лишнее место пригодится для мальчиков с их приятелями и хоккейными принадлежностями. Если бы удалось выжать из Стива деньги, которые он ей должен…
   — Алло.
   — Это Дейвид Данджен?
   — Да.
   — Дейвид, это сержант Лиска из отдела убийств. Если у тебя есть время, я бы хотела задать тебе пару вопросов.
   Последовала пауза.
   — По какому поводу?
   — По поводу убийства Эрика Кертиса.
   — Это дело закрыто.
   — Знаю. Я работаю над делом, которое с ним связано.
   — А ты обращалась в БВД?
   — Ты ведь их знаешь. Они не любят делиться информацией.
   — У них есть основания. Дело весьма деликатное. Я тоже не могу сообщать сведения каждому.
   — Я не каждый. Я работаю в отделе убийств и задаю вопросы не ради праздного любопытства.
   — Значит, дело Кертиса связано с твоим?
   — Буду с тобой честной, Дейвид. Пока что это только ловля рыбы в мутной воде. Но если я что-то выясню, то немедленно сообщу моему лейтенанту, и будет начато официальное расследование.
   Несколько секунд Данджен хранил молчание.
   — Я должен записать номер твоего значка.
   — Хорошо, только пусть это не фигурирует ни в каких документах.
   Снова повисла напряженная пауза.
   — Почему?
   — Потому что некоторые люди предпочитают не будить спящую собаку, если ты понимаешь, что я имею в виду. Я проверяю некоторые факты по делу Кертиса, потому что кое-кто попросил меня об этом лично. Не знаю, что из этого выйдет. Я не могу обратиться к своему боссу с догадками и предчувствиями. Мне нужно нечто конкретное.
   На сей раз пауза была особенно долгой. Лиска даже подумала, что прервалась связь.
   — Ладно, давай свой номер, — наконец сказал Данджен.
   Лиска облегченно вздохнула. В машине ощущался сильный запах выхлопов, и она открыла окошко, но не выключила мотор, опасаясь замерзнуть. Она сообщила Данджену номер своего значка вместе с телефонным номером, надеясь, что он не позвонит Леонарду, чтобы проверить их.
   — Так что ты хочешь знать? — спросил он.
   — Мне известно, что Кертис обращался в БВД с жалобой на преследования. Что ты об этом знаешь?
   — Я знаю, что он получил несколько гадких писем с буквами, вырезанными из журнала, в стиле записок с требованием выкупа. Все педики должны умереть, из-за них бог изобрел СПИД и тому подобное. Обычная гомофобская чушь и к тому же безграмотная.
   — Должно быть, писал коп, — сухо заметила Лиска.
   — Вне всякого сомнения. Два письма подбросили в ящик его стола, а третье оказалось у него в машине после дежурства. “Почтальон” разбил окошко и бросил его на пассажирское сиденье.
   Лиска посмотрела на голубой пластик в окошке и ощутила озноб.
   — Он подозревал кого-нибудь?
   — Говорил, что нет. Правда, несколько месяцев назад Кертис порвал со своим бойфрендом, но клялся, что он тут ни при чем.
   — А этот бойфренд был из департамента?
   — Да, но держал свои наклонности в тайне, поэтому и получил отставку. Кертис требовал, чтобы он ничего не скрывал.
   — А сам Кертис говорил о своей ориентации?
   — Да, хотя и не кричал об этом во весь голос. Он не был воинствующим активистом — просто хотел жить не по лжи. Кертис мечтал о мире, где каждый человек может быть самим собой, не опасаясь за свою жизнь. По иронии судьбы, его убил гей.
   — Ты знаешь, кто был его бойфренд?
   — Нет. Я знаю, что Кертис пару раз менял напарников по патрулю, но это может ничего не означать. Он не подозревал никого из них. Да и вообще, это меня не касалось. Я не следователь. Моей обязанностью было принять у него жалобу и действовать в качестве связного с БВД и его начальником.
   — Ты помнишь имена его напарников-патрульных?
   — В то время Кертис выезжал на дежурство с Бе-ном Энглом. На него он не жаловался — они хорошо ладили. Других не припоминаю.
   — Когда его обнаружили убитым, ты подумал, что это дело рук автора писем?
   — Да, мне это сразу пришло в голову. Это было Ужасно. Полицейские-геи и так постоянно ощущают на себе предубеждение сослуживцев. В департаменте достаточно парней с бычьими шеями и минимумом мозгов. Но убийство — совсем другое дело. Об этом даже думать страшно. Слава богу, все оказалось совсем не так.
   — Ты веришь, что Кертиса убил Ренальдо Верма?
   — Да. А ты — нет?
   — Некоторые в этом не убеждены, — уклончиво ответил Лиска.
   — Ага! — воскликнул Данджен, словно его внезапно осенило. — Ты говорила с Кеном Ибсеном?
   Это имя ничего не сказало Лиске, но она заподозрила, что имеется в виду тот самый загадочный блондин. Данджен счел ее молчание знаком согласия.
   — Это настоящий теоретик заговоров, — сказал он. — Они ему мерещатся повсюду.
   — Думаешь, он псих?
   — Я думаю, что ему недостаточно драмы на сцене клуба, где он выступает. Ибсен уже успел вчинить несколько исков по поводу сексуальной дискриминации. Он знал Эрика Кертиса — или говорит, что знал, — и это дало ему повод нацелиться на департамент. А теперь он пришел к тебе, потому что БВД устало выслушивать его теории.
   — Вообще-то, Ибсен пришел ко мне, потому что сотрудник БВД, который занимался его обращением, был найден мертвым.
   — Ах да, Энди Фэллон. Скверная история.
   — Ты знал Фэллона?
   — Говорил с ним по поводу проводимого им расследования, но не знал его лично.
   — Тебе известно, что он тоже был геем? Данджен возмутился:
   — Черт побери, здесь не клуб для геев! Полагаю, мистер Ибсен нашел способ включить смерть Фэллона в свою новейшую теорию. Якобы это часть еще более крупного заговора с целью скрыть распространение СПИДа в полицейском департаменте.
   — У Кертиса был СПИД?
   — У него был положительный анализ на ВИЧ. Ты этого не знала?
   — Я вообще новичок в этой игре. Сейчас пытаюсь сориентироваться. — Часть мозга Лиски уже перекраивала игровое поле с учетом новых фактов. — Он был ВИЧ-инфицирован и продолжал работать на улицах?
   — Кертис не докладывал об этом начальству. Он пришел ко мне и сказал, что боится потерять работу. Я объяснил ему, что этого не может произойти. Департамент не имеет права дискриминировать сотрудника из-за состояния здоровья — так гласит закон о нетрудоспособности. Кертиса просто убрали бы с улиц и поручили ему другую работу. Слишком велик риск заразиться от ВИЧ-инфицированного патрульного. Ведь он постоянно имеет дело с несчастными случаями и с ранениями. Департамент могут забросать исками.
   — Когда Кертис подвергался преследованиям, кто-нибудь знал, что он ВИЧ-инфицирован? Другие патрульные знали об этом?
   — Насколько мне известно, Кертис никому об этом не рассказывал. Я говорил ему, что он обязан информировать каждого, с кем вступает в интимную связь, но не знаю, послушался ли он меня. Убийца, во всяком случае, наверняка об этом не знал. У кого могло хватить ума расправиться с ВИЧ-инфицированным бейсбольной битой?
   Лиска представила себе место преступления. Всюду кровь — на стенах, на потолке, на абажурах… Кто мог бы сознательно подвергнуть себя контакту с зараженной кровью? Тот, кто не знает, как передается болезнь, или слишком уж верящий в собственную неуязвимость? А может, уже инфицированный?..
   — Когда в последний раз Фэллон говорил с тобой о деле Кертиса? — спросила Лиска, прижимая палец к правому виску, который начал болезненно пульсировать. Она закрыла окошко, чувствуя, что внутрь проникает больше выхлопных газов, чем кислорода. — Недавно?
   — Нет. Ведь дело закрыли. А почему тебя это интересует? — с подозрением осведомился Данджен. — Я думал, Энди Фэллон покончил с собой.
   — Да. Я просто пытаюсь выяснить, почему. Спасибо за потраченное время, Дейвид.
   Одно из самых важных правил подобных расспросов — знать, когда закончить разговор. Мысль о том, что Дейвид может сообщить о ее звонке Леонарду, вызывала у Лиски тошноту. “А может, это угарный газ?” — с усмешкой подумала она, чувствуя легкое головокружение.