Хоуг Тэми. Крутая парочка

   — Что тебе сказала Эвелин? — спросил Уайетт. — Она ведь не совсем нормальна. Врачи, конечно, сказали тебе, что у нее часто бывает бред.
   — Ты, кажется, говорил мне, что давно с ней не контактировал и что даже не знаешь, где она.
   — Я пытался ее уберечь. Эвелин так и не пришла в себя после случившегося. Она всегда была… хрупкой. В ту ночь в голове у нее что-то надломилось. Врачи не смогли поставить точный диагноз. Она нашла убежище в своем собственном мире и вроде бы счастлива там.
   — Эвелин показывала мне фотографии, — сказал Ковач. — Снимки дома, пикников, друзей. Но у нее не осталось ни одной фотографии мужа.
   — Болезненные воспоминания.
   — Насколько болезненные?
   Уайетт закрыл глаза и провел рукой по волосам.
   — Какой в этом смысл, Сэм? Прошло двадцать лет.
   Окидывая взглядом кабинет, Ковач думал о карьере, которую сделал Эйс Уайетт после той ночи, когда кто-то застрелил Билла Торна. А что, если все это ложь? Карточный домик? Легенда, порожденная кровью? И что, если Энди Фэллон нашел ответ на этот вопрос?
   — Сосчитай трупы, Эйс, — сказал он. — Если ты не видишь в этом смысла, тем хуже для тебя.
   Лицо Уайетта превратилось в гранитную маску. — Ты не предъявил мне никаких доказательств, что эти смерти связаны друг с другом — или с прошлым. Я этому не верю.
   — Признаю, что в этом отношении я еще в процессе поисков, — отозвался Ковач. — Энди тоже искал — и, очевидно, нашел. Думаю, именно поэтому он мертв. И, по-моему, я знаю, где он спрятал то, что нашел. Ты понимаешь, о чем я говорю?
   Уайетт внимательно посмотрел на него:
   — По-твоему, я в чем-то виноват? Но я себя виноватым не считаю. Незачем ворошить прошлое, Сэм.
   От этого могут пострадать люди, карьеры, репутации. И чего ради?
   — Два человека погибли из-за этого, — сказал Ковач. — Вот что важно, Эйс. А на остальное мне наплевать.
   Подойдя к двери и взявшись за ручку, он обернулся к человеку-легенде, которого никогда не любил, но к которому в глубине души испытывал жалость.
   — Эвелин передает тебе привет, — спокойно сообщил Ковач и вышел.

* * *

   Она так устала…
   Рабочий день давно закончился, но Аманда по-прежнему сидела в своем кабинете, прячась от прессы и не желая возвращаться домой. Она выключила свет, оставив одну настольную лампу, и думала о том, какое облегчение — неподвижно сидеть в тишине и смотреть на фотографию зимнего пейзажа, которую она увеличила и поместила в рамку много лет назад.
   Вот почему она любила фотографировать пейзажи больше, чем людей: из-за их неподвижности. Глядя на мрачную красоту снимка, Аманда успокаивала дрожь, сотрясавшую ее изнутри.
   Но спокойствие не могло длиться вечно. В ее голове снова возникла какофония звуков: сердитые вопросы, резкие ответы, требования, угрозы — и сообщение из Хейзлвуда на автоответчике.
   Ковач знает…
   Это был только вопрос времени. В глубине души она всегда это понимала, но до последнего мгновения надеялась, что события можно задержать, оттянуть, отделить друг от друга. Как бы это было чудесно! Но ядовитое прошлое просачивалось через воздвигнутые ею баррикады.
   Аманда закрыла глаза, пытаясь представить себя в полной безопасности, окруженной любовью и заботой. Она была не в силах больше нести это бремя. Она так устала…
   Когда Аманда открыла глаза, он стоял перед ней. Ее охватила паника; она не знала, что это — сон или реальность. В последнее время кошмары повторялись слишком часто.
   Он молча стоял в тени, воротник его пальто был поднят. Теперь она испугалась по-настоящему.
   — Ты дочь Билла Торна, — сказал он и поднял пистолет.

Глава 40

   Ковач вел машину медленно, заново проигрывая все в голове, пытаясь расположить в хронологическом порядке факты, которые он узнал, и заполняя пробелы догадками. При этом он старался избегать эмоциональной реакции, не чувствовать себя преданным, не напоминать себе, что он был прав с самого начала.
   Бар Нила Фэллона был закрыт и выглядел заброшенным. Казалось, что в этой кучке лачуг — в рыбачьих домиках, мастерской, лодочном сарае — давно не осталось никого, кроме крыс. Горела только пара фонарей на столбах, и светилась вывеска бара.
   Ковач остановил машину и вышел. Достав фонарь из-под кучи хлама под сиденьем водителя, он подошел к багажнику, порылся в бумажных пакетах и вытащил колесный обод.
   Ветер не утихал, а температура продолжала падать. Ночь мало подходила для прогулок при лунном свете. Ковач тем не менее направился к лодочному сараю. Все его чувства обострились: кости и легкие сильнее ощущали холод, в ушах оглушительно отдавался скрип ботинок по утрамбованному снегу. Остановившись у сарая, он посмотрел на береговую линию.
   При лунном свете Ковач не мог разглядеть место, где грузовик Дерека Рубела провалился под лед, но оно явно находилось неподалеку. Стоя среди пустых домов, он думал, что в таком месте, как это, человек запросто может исчезнуть в другом измерении и его больше никогда не увидят.
   Ковач решил запомнить это на будущее. Он чувствовал, что, когда все будет кончено, исчезновение может оказаться наилучшим выбором.

* * *

   Пистолет выстрелил с оглушительным грохотом.
   Аманда вскочила с кресла, раскинув руки… и проснулась.
   Кабинет был пуст.
   Она стояла за письменным столом, чувствуя запах пота, которым насквозь пропиталась ее одежда. Сердце и легкие работали так, словно она пробежала целую милю. Охваченная страхом и яростью, она со сдавленными криками стала молотить кулаками по столу, опрокинув лампу, разбрасывая бумаги в разные стороны.
   Когда вспышка бессильного гнева миновала, Аманда села и заставила мозг работать.
   Сколько бы она ни обманывала себя все эти годы, это всегда был только вопрос времени.
   И сейчас время подошло к концу.
   Она решительно выдвинула ящик стола и достала револьвер.

* * *

   Железным ободом Ковач взломал замок на старой двери, вошел в сарай и зажег фонарь, чтобы найти выключатель.
   Полдюжины лодок различных размеров и типов были спрятаны здесь на зиму. Ковач ходил среди них, читая названия: “Досуг”, “Мисс Персик”, “Лазурь II”… Выбрав “Хитрую форель”, он поднялся по трапу и вскоре спустился обратно, держа за ремешок большой тяжелый рюкзак.
   — Положите это, Ковач.
   Ковач опустил рюкзак и вздохнул.
   — А если не положу?
   — Тогда я пристрелю вас на месте.
   — Вместо того чтобы убить меня позже и выдать это за самоубийство? Выходит, ты не шутил, когда говорил, что для капитана готов на все?
   — Нет, не шутил, — сказал Гейнс. — Положите рюкзак.
   — Очевидно, ты думаешь, будто там есть нечто весьма ценное…
   — Не важно, что там. Положите его.
   Ковач обернулся, пытаясь разглядеть, чем Гейнс тычет ему в спину.
   — В нем ничего нет, кроме кучи бумаг. Но ты сначала убей меня, а потом беспокойся о доказательствах. Знаю, что это избитая фраза, но тебе не выйти сухим из воды, Гейнс. Слишком поздно. Слишком много людей обо всем знают.
   — Не думаю, — уверенно возразил помощник Уайетта. — Вы сами ничего не знаете, а только подозреваете и действуете на свой страх и риск. Вы не ведете официальное расследование, а значит, не говорили о своих подозрениях Леонарду. У вас нет никаких доказательств. Те, кто знают, что именно расследовал Энди Фэллон, обречены на поражение. Нила Фэллона сегодня обвинили в убийстве отца. Медэксперт не изменит заключения по поводу смерти Энди.
   — Ты чертовски уверен во всем, — заметил Ковач. — Это Уайетт пообещал тебе, что все устроит именно таким образом?
   — Уайетт тут ни при чем. Вот он как раз ничего не знает.
   — Он не знает, что ты убивал ради него? Что ты избавлялся от людей, которые могли разрушить его имидж в глазах американской публики? Какое бескорыстие с твоей стороны, Гэвин! Ему следовало бы дать тебе премию. А может, это произойдет позже? Когда сериал станет хитом и посыплются большие деньги? Тогда ты покажешь ему фотографии, видеокассету — или чем ты там запасся? Продемонстрируешь, как сильно ты его любишь?
   — Заткнитесь!
   — И как же ты объяснишь мою смерть? — осведомился Ковач, потихоньку меняя позу. Он все еще не мог разглядеть, что Гейнс держит в руке. — Говорю прямо, слизняк: я не позволю тебе создать видимость самоубийства. Если я упаду, то буду брыкаться.
   — У меня есть кое-какие идеи. Положите рюкзак.
   — С Энди все получилось легко, не так ли? — продолжал Ковач. — Он пришел к Уайетту, чтобы задать несколько невинных вопросов, но ты заметил, что они заставили Эйса нервничать. Возможно, ты решил сам копнуть поглубже и попытаться выяснить, что известно Энди. Может быть, тот сам не сознавал, как много уже знает, и потому не беспокоился. Вы оба — миловидные парни, сходили пару раз в бар. Энди не удивило, когда ты пришел к нему с бутылкой вина?
   — Я не хотел убивать его. — В голосе Гейнса звучала странная смесь сожаления и удовлетворения. — Я не убийца.
   — Врешь! Ты боялся, что Энди может разрушить твое будущее, и все тщательно спланировал — усыпил его, чтобы он не мог сопротивляться, потом задушил и повесил на балке.
   — Я не хотел…
   — Держу пари, ты стоял рядом и наблюдал, как он дергается. Удивительно, как быстро это происходит, не так ли?
   — Я говорил ему, что мне жаль, — сказал Гейнс. — Но он бы все разрушил, он бы погубил капитана Уайетта! Я слишком тяжело работал, чтобы это допустить. Все погибло бы — и из-за чего? Из-за того, что произошло двадцать лет назад и что все равно нельзя изменить!
   — Ты знаешь, что случилось той ночью? — спросил Ковач.
   — Я знаю то, что знал Майк Фэллон. Он все это время держал язык за зубами, потому что Уайетт ему платил. Энди понял это. Если бы он заставил отца говорить… Я не мог допустить, чтобы это случилось.
   — Уайетт должен что-то подозревать, Гэвин. Думаешь, он станет держать тебя при себе, зная, что ты убийца? Он ведь все-таки коп, черт возьми! Его сериал посвящен обеспечению законности и порядка. Если у него есть хоть капля ума, он сам тебя выдаст и спасет собственную задницу, да еще использует это в специальном выпуске.
   — Бросьте этот чертов рюкзак.
   — Ты убийца, и он об этом узнает.
   — Ну и пускай! — крикнул Гейнс. — Бросьте рюкзак!
   У Ковача не было времени переваривать услышанное. Краем глаза он заметил движение руки Гейнса и быстро нырнул вперед. Молоток скользнул ему по затылку, и главный удар пришелся на плечо. Несмотря на плотное пальто, мышцы обожгла резкая боль. Когда Гейнс ударил снова, Ковач успел перекатиться на спину, и молоток угодил в грязный пол.
   — Бросьте молоток, Гейнс! — раздался вдруг голос Лиски. — Вы арестованы!
   — У него пистолет! — крикнул Ковач, когда Гейнс выхватил из кармана оружие.
   Ковач повернулся набок и спрятался под лодкой, но Гейнс пустился бежать к двери, выходящей на берег озера, с рюкзаком в левой руке и пистолетом в правой. Он выстрелил, не оборачиваясь. Лиска выстрелила в ответ и помчалась следом за ним. Ковач поднялся и выхватил револьвер. В этот момент Гейнс нырнул за крайнюю лодку и дважды выстрелил. Лиска присела, и вторая пуля, пробив обшивку лодки, просвистела в паре дюймов от ее головы. Гейнс выбежал из сарая. Ц Выбравшись через боковую дверь, Ковач спрятался за пятидесятипятигаллонными цилиндрами с машинным маслом и напряг слух, пытаясь определить, куда бежит Гейнс. Но он слышал только шум ветра.
   — Элвуд забрал его автомобиль, — сообщила Лиска, присев рядом с ним. — Типпен уже должен был выехать сюда с несколькими машинами. Они расставили ловушку наспех — обсуждать план с Леонардом не было ни времени, ни желания. Ковач признавал, что материала для приманки у них немного, но он слышал достаточно, чтобы догадаться об остальном. Если они будут держать план при себе, и рыба не клюнет, ничего страшного не случится. Но если они сообщат о своих намерениях Леонарду и он наложит запрет, тогда пиши пропало.
   Сняв перчатку. Ковач коснулся затылка. При виде крови на пальцах он выругался сквозь зубы.
   — Куда делся этот парень? Если он смоется отсюда, мы получим еще одного Рубела, а нам с тобой придется до пенсии дежурить на городской свалке.
   — Нас самих туда выбросят. Леонард нас прикончит.
   Подойдя к крайнему цилиндру. Ковач окинул взглядом двор. Никаких признаков Гейнса. Это означало, что он нашел убежище в одном из сооружений и они могут оказаться в безвыходной ситуации.
   Внезапно где-то поблизости раздалось сердитое гудение маленького мотора, из мастерской Нила Фэллона вылетели аэросани и понеслись прямо на Ковача. Ему с трудом удалось избежать столкновения, ударив машину ногой. Откатившись в сторону, он быстро вскочил и побежал следом за санями.
   Гейнс на полной скорости несся к берегу. Аэросани буксовали в сугробах. Ковач мчался за ними, надеясь хотя бы не потерять Гейнса из виду, но знал, что это безнадежно. Если лед выдержит, Гейнс очень скоро окажется на другом берегу.
   Машина на полной скорости взлетела вверх с обрыва. Ковач дважды выстрелил на бегу, не рассчитывая попасть в цель. Гейнс сорвался с сиденья, но не выпустил руль.
   В следующее мгновение аэросани врезались в покрывающий озеро лед. Звук походил на раскат грома. Гейнс упал рядом с машиной и несколько секунд лежал неподвижно.
   — Осторожно! Следи за льдом! — закричала Лиска. Гейнс уже пришел в себя и пытался встать на ноги; рюкзак висел у него на плечах. Аэросани тонули; лед вокруг них трещал и ломался. Вскоре машина скрылась под водой.
   — Сдавайся, Гейнс! — крикнул Ковач. — Отсюда идти некуда!
   Гейнс поднялся и снова начал стрелять, а потом вдруг раздался его пронзительный вопль: лед под ним треснул.
   — Он в воде! — крикнула Лиска.
   Гейнс размахивал руками, продолжая вопить. Ковач осторожно сошел с причала на лед.
   — Держись, Гейнс! Не делай лишних движений!
   Однако охваченный паникой Гейнс изо всех сил барахтался в воде. Он пытался выбраться из проруби, но только ломал лед вокруг.
   Ковач опустился на четвереньки, чтобы рассредоточить вес, и медленно пополз к проруби. Он слышал вопли и пыхтение Гейнса: ледяная вода сковывала мышцы бедняги, а мокрая одежда тянула его вниз, подобно доспехам. Рюкзак мешал ему двигаться, усиливая панику.
   — Дай мне руку! — крикнул Ковач, протянув свою и чувствуя, как под ним трещит лед.
   Рванувшись вперед, он ухватился за Гейнса, но лед подломился, и его лицо и грудь оказались в ледяной воде.
   Ощущение напоминало удар о кирпичную стену на полной скорости. Инстинктивно Ковач начал молотить руками по воде, как будто она была твердой и от нее можно было оттолкнуться. Он чувствовал цепляющиеся за него руки Гейнса, которые тянули его в глубину, потом какая-то сила схватила его за ноги и потащила назад.
   Кашляя и задыхаясь. Ковач выбрался на более крепкий лед. Лиска все еще держала его за ноги.
   С онемевшими от холода пальцами он тупо смотрел на прорубь.
   Гейнс исчез. Вода в лунном свете казалась черной и неподвижной.
   На мгновение Ковач представил себе ощущения тонущего — оказываешься под водой, изо всех сил пытаешься подняться, чтобы глотнуть воздуха, но не чувствуешь над головой ничего, кроме льда…
   С трудом отогнав эти мысли. Ковач пополз назад к причалу.

Глава 41

   — А ты еще считаешь меня честолюбивой, — сказала Лиска. — Я никого не убивала ради карьеры.
   Они сидели в машине Ковача. Только что прибыла группа из офиса шерифа во главе с Типпеном. Один из его помощников одолжил Ковачу сухой свитер. Сверху Ковач надел грязную охотничью куртку из мастерской Нила Фэллона; она была ему велика и пахла мокрой собакой.
   — Но ты, помнится, собиралась, — заметил Ковач. Кто-то принес ему кофе, и он пил его, не чувствуя вкуса ни кофе, ни скотча, который добавил туда Типпен.
   — Это не считается. Некоторое время оба молчали.
   — Как ты думаешь, Уайетту многое известно? — спросила Лиска.
   Ковач покачал головой:
   — Не знаю. Конечно, он должен что-то подозревать. Слишком многое ведет к Торну, а уж о той ночи ему известно все.
   — И это оставалось тайной столько лет?
   — Пока Энди Фэллон не начал свое расследование. Должно быть, Майк имел в виду именно это, когда говорил, что не может простить Энди того, что он делает. Я помню, как он сказал, что Энди все погубил и что он просил его оставить все как есть. Я думал, речь идет о признании Энди, что он гей… Господи, все эти годы!..
   — По-твоему, Уайетт убил Торна? — спросила Лиска.
   — Во всяком случае, очень похоже на то. Кто знает, может быть, Эвелин Торн была его любовницей…
   — Но как об этом узнал Гейнс?
   — Понятия не имею. Может, ему что-то рассказал Энди, а может, Гейнс видел его записи.
   — А откуда взялся парень, которому приписали это убийство?
   Ковач подумал, что, кроме Эйса Уайетта, о происшедшем в ту ночь мог рассказать только один человек — Аманда.
   — Ты хочешь поговорить с Уайеттом наедине? — осведомилась Лиска. — Если я тебе нужна, я поеду с тобой.
   — Нет. Я должен сделать это сам. Ради Майка. Кем бы он ни был, я ему многим обязан.
   Лиска кивнула:
   — Тогда я поеду в офис и займусь рапортом.
   — Почему бы тебе не поехать домой, Динь? Уже поздно.
   — Я отвезла мальчиков к моей матери — из-за Рубела. Дома меня никто не ждет, кроме полицейской машины с двумя патрульными на подъездной аллее.
   — О Рубеле никаких новостей?
   — Сообщений много, но, как правило, ложных. Надеюсь, что-то вытолкнет его на поверхность, если он не сбежал во Флориду.
   — Боишься? — Ковач внимательно посмотрел на нее. Она спокойно встретила его взгляд и кивнула:
   — Да. За себя и за мальчиков. Но я пытаюсь себя убедить, что мы успеем его поймать.
   Снова наступило молчание.
   — Я чувствую себя старым, Динь, — заговорил наконец Ковач. — Старым и усталым.
   — Не думай об этом, Сэм, — посоветовала Лиска. — Иначе тебе не справиться.
   — Звучит ободряюще.
   — Что ты от меня хочешь? Я ведь не воспользовалась шансом сделать карьеру в Голливуде!
   Ковач усмехнулся и сразу же закашлялся: его легкие все еще болели после “купания” в холодной воде.
   — Эй! — Лиска потрепала его по щеке. — Я рада, что Гейнс не прикончил тебя, напарник.
   — Спасибо. Спасибо за то, что спасла мне жизнь. Если бы не ты, я был бы подо льдом вместе с ним.
   — Для этого и существуют друзья, — просто сказала Лиска и вышла из машины.
   Даже среди ночи все парковки вокруг здания муниципалитета были заняты. Лиска оставила машину прямо перед входом. Черта с два она сейчас станет парковаться в гараже!
   В глубине души Лиска радовалась возможности вернуться в офис. Ей всегда нравилось находиться там ночью, когда почти весь город спал. Дома у нее было бы слишком много времени думать о своих неудачах в личной жизни и скучать по сыновьям.
   В коридорах было тихо. Поисками Рубела руководили федеральные полицейские силы в своем здании на Вашингтон-авеню, там наверняка кипела бурная деятельность.
   Лиска задержалась у двери в офис Бюро внутренних служебных дел, думая о том, какие неожиданные сюрпризы преподносит порой жизнь. Неделю назад она бы плюнула при одном упоминании о БВД. Но за последние несколько дней она видела столько копов, позорящих свое звание, что этого хватит ей на всю жизнь.
   Никто не заметил, как Лиска входила в свой кабинет. Пряча сумочку в ящик стола, она думала, что может просто провести здесь ночь. Поспит под столом, как бездомные, которые ищут убежища под мостами, когда все уже закрыто.
   Лиска включила компьютер, повернулась, чтобы снять пальто, и… увидела Дерека Рубела с револьвером в руке.

* * *

   — Рассказывайте всю историю. С самого начала.
   В комнате было так тихо, что Аманде казалось, будто молчание давит ей на барабанные перепонки. Уайетт сидел за письменным столом, не сводя глаз с револьвера в ее руке. Перед ним на столе лежал маленький магнитофон, который она положила туда, как только вошла. Они были у него в доме вдвоем — вскоре после убийства Билла Торна Уайетт женился, но брак долго не продлился.
   — Рассказывайте, — повторила Аманда. — Не тратьте зря пленку.
   — Почему ты это делаешь, Аманда? — Уайетт старался выглядеть оскорбленным.
   — Потому что Энди и Майк Фэллон мертвы.
   — Я их не убивал!
   — Все эти годы, — прошептала она, — я была вынуждена молчать… из-за матери. Тот человек уже был мертв, я не могла его спасти. Но я думала, что смогу как-нибудь это компенсировать…
   Долгое время Аманда убеждала себя, что пошла работать в БВД, чтобы не позволять другим “плохим копам” причинять людям вред. Сохраняя грязную тайну своей семьи, она посвятила жизнь проникновению в тайны сотрудников департамента полиции Миннеаполиса, не давая им безнаказанно совершать то, что совершили Билл Тори и Эйс Уайетт. И чего же она достигла? Ничего — если не считать ее ночных кошмаров. Ее отец и Уигл были по-прежнему мертвы… А теперь еще Энди и Майк Фэллон…
   — Я не могу продолжать жить с таким количеством трупов на душе. — Аманда взмахнула револьвером: — Рассказывайте!
   — Аманда…
   Снисходительный, покровительственный тон Уайетта резанул по ее нервам, как бритва. Отведя револьвер дюйма на два вправо, она всадила пулю в стену позади его головы.
   — Рассказывайте все!
   Уайетт побледнел, потом покраснел. По его лицу стекал пот. Очевидно, он только теперь понял, что она не шутит.
   — Я… больше… не могу… этого… выносить… — процедила сквозь зубы Аманда. Какая-то часть мозга подсказывала, что она ведет себя неразумно. Но ведь это и являлось ее проблемой! Аманда слишком долго была разумной и практичной, подавляя страх и мысли о том, что она могла предотвратить происшедшее.
   — Я начну за вас. — Она назвала себя, дату и место, начиная запись, как обычный полицейский допрос.
   — Я любил твою мать, — с трудом вымолвил Уайетт. — То, что я сделал, я сделал с целью защитить ее. Ты знаешь это, Аманда.
   Глаза Аманды наполнились слезами.
   — Теперь она защищает себя сама. Никто не может ее обидеть. А я не могу больше смотреть, как гибнут люди. Это неправильно. Я стала копом, чтобы препятствовать этому. Стала копом, надзирающим за другими копами, чтобы то, что случилось в ту ночь, не случилось с кем-то еще. Но это случилось.
   — Я не убивал их, Аманда! Ни Энди, ни Майка!
   — Не верю. Рассказывайте!
   — Они покончили с собой…
   В его голосе не ощущалось уверенности. Очевидно, он устал лгать даже самому себе. Уайетт весь дрожал, по его лицу текли слезы. Он уставился на магнитофон, явно опасаясь, что она убьет его, как только история будет записана на пленку.
   — Билл Торн был самым жестоким человеком, какого я когда-либо знал, — начал Эйс дрожащим голосом. — Он истязал твою мать, Аманда, и тебе это было известно. Все, что бы она ни делала, его не удовлетворяло. Торн вымещал на ней гнев, бил ее… Хотя тебя он, кажется, не трогал.
   — Нет, — прошептала она. — Меня он никогда не бил. Но я знала, что он делает с мамой, и ненавидела его за это. Я хотела, чтобы его кто-нибудь остановил, но никто на это не решался. Еще бы, ведь он был полицейским! Другие копы видели на ней синяки и ссадины, но предпочитали этого не замечать. Я никогда этого не понимала. Другие — куда ни шло, но вы… Ведь она любила вас. Как вы могли это допускать?
   — Твоя мать не хотела…
   — Я все это знаю. Не тратьте слов на объяснения, будто мама не хотела неприятностей. Она была сломленной женщиной. Но вы!..
   Уайетт отвел взгляд. Ему было нечего сказать.
   — Все дело в том, что мой отец был копом, — продолжала Аманда. — Вы довели дело до того, что произошло той ночью, потому что не могли выдать такого жалкого сукина сына, как Билл Торн.
   Ответа не последовало.
   — Вы не будете говорить? Тогда я скажу. В ту ночь…
   — Твоя мать позвонила мне, — перебил ее Уайетт. — Она была в истерике. Билл неожиданно пришел домой пьяным. Он часто напивался на службе: для него не существовало никаких правил, кроме собственных. Он… — Уайетт оборвал фразу — события той ночи стояли у него перед глазами. — Он избил и изнасиловал ее. Эвелин потеряла терпение. Она схватила револьвер и дважды выстрелила Биллу в грудь, а потом позвонила мне. Я не мог допустить, чтобы ее наказали за то, что Билл с ней сделал. Я не был уверен, что суд примет ее сторону. Если бы выяснилось, что мы с ней встречались, прокурор счел бы это мотивом. Ее могли отправить в тюрьму.
   — И поэтому вы нашли Уигла?
   — Он был на улице, когда я шел к вашему дому. Я не знал, что он мог видеть или слышать. — Уайетт вдруг уронил голову на руки и заплакал. — Я убедил его войти в дом и застрелил… из револьвера Билла. Потом пришел Майк и увидел меня рядом с трупом. Я запаниковал…
   — Господи! — Ковач распахнул дверь кабинета и уставился на плачущего Уайетта. — Значит, это ты стрелял в Майка Фэллона?

* * *

   Лиска застыла как вкопанная. Тысяча мыслей пронеслась у нее в голове за секунду. Бежать, кричать, попытаться найти укрытие, бросить в него чем-нибудь?
   Слава богу, она успела позвонить мальчикам и сказать, что любит их…
   — Бросьте оружие, Рубел, — сказала она, удивляясь своему спокойному голосу.
   — Сука!
   На нем были зеркальные очки, и Лиска не могла видеть его глаза.
   — Вам должно хватить ума сдаться именно здесь, — продолжала она. — Никто не причинит вам вреда. Ведь мы все — одна большая семья. И вы член семьи.
   — Это не твое гребаное дело!
   — Вы убили человека — значит, это мое дело.