Худ Даниел. Наследник волшебника (Лайам Ренфорд - 2)

   Ее металл покрывал плотный слой ржавчины, но когда Лайам толкнул посильнее, рама с недовольным скрипом подалась и отошла внутрь на несколько дюймов. Видимо, через это окно и проникли в здание воры.
   Довольный Лайам повернулся и, придерживаясь за раму, встал, прижимаясь спиной к поверхности купола. Взору его открылась прекрасная панорама. Он мог беспрепятственно видеть и главную площадь города, и храм Повелителя Бурь, и большинство улиц, ведущих к порту, а дальше - иззубренную линию скал, прозываемых Клыками, что образовывали внешний заслон гавани, а за скалами - сланцево-серое море, усыпанное белыми гребнями волн. Впрочем, Лайам недолго любовался изумительным видом; его больше интересовали соседние здания.
   До крыши храма Лаомедона было рукой подать - каких-то десять футов, не более. В принципе, можно и перепрыгнуть, но площадь выступа не давала возможности разбежаться. Лишь очень отчаянный человек мог бы решиться на подобный прыжок, и хотя Двойника и его сообщника нельзя было упрекнуть в недостатке решимости (особенно если учесть, как они обошлись с Клотеном), Лайаму этот вариант все-таки показался маловероятным. Той ночью шел снег, край крыши, скорее всего, обледенел, что многократно увеличивало риск поскользнуться. "Да и кому захотелось бы туда прыгать?" Сверху храм Лаомедона смотрелся так же зловеще, как и со стороны улицы. Нет, черная мрачная громада святилища отнюдь не сулила спасения беглецам.
   Конечно, воры могли выбраться через противоположные окна купола и попытаться удрать либо по переулку, проходящему сзади храма Беллоны, либо по боковой улочке, с северной его стороны, но вряд ли это бы им удалось. Щели между рамами и проемами окон были так забиты ржавчиной, смешанной с грязью, что открыть их изнутри было попросту невозможно.
   "Впрочем, могут ведь существовать заклинания, позволяющие проходить сквозь стекло?" - подумал Лайам и едва не свалился с выступа, напуганный пронзительным воплем, раздавшимся у него за спиной. Сердце его бешено заколотилось, а с губ сорвалось невнятное восклицание.
   Лайам медленно повернулся, слыша стук собственной крови в ушах, опустился на колени и заглянул внутрь храма. Несмотря на царивший под сводом купола полумрак, он сумел разглядеть клетку грифона; та раскачивалась на длинной цепи по широкой дуге. Клетка подлетела к окну, и плененное существо взглянуло прямо на человека - огромные черные глаза поверх острого клюва.
   Лайам замер, а грифон уже не сводил с него глаз. Он сам раскачивал свою клетку, время от времени взбрыкивая задними лапами. Серый цвет его тела был не однородным, а насчитывал не менее десяти оттенков. Казалось, что животное высечено из большого куска слоистого камня.
   - Привет! - сказал Лайам и побарабанил пальцами по стеклу. Грифон вновь закричал, но в этом крике не было вызова или гнева. Лайаму этот гортанный вопль показался скорее просьбой о помощи.
   Лайам медленно покачал головой и ценой изрядного напряжения воли оторвал взгляд от грифона. "Пора вниз", - сказал он себе и быстро, не оглядываясь, перемахнул через край крыши.
   Как ни странно, спуск дался ему легко. Тут уже не нужно было задумываться, удастся или не удастся рискованное предприятие, а к холоду Лайам как-то успел притерпеться. И тем не менее, спрыгнув на землю, он тут же накинул плащ и только потом принялся натягивать сапоги. Кессиас, скрестив руки на груди, наблюдал, как Лайам, растирая руки и притопывая ногами, восстанавливает кровообращение в онемевших конечностях.
   - Вы походили на здоровенного паука, - одобрительно произнес он. - Ну что, можно предположить, что наши воры пробрались внутрь именно так?
   - На ящерицу, - поправил Лайам и кивнул: - Да, можно. По крайней мере в храм они попали через окно купола. Но вряд ли они, как я, забирались вверх по стене. У них имелся ковер, это было бы просто глупо. А еще я полагаю, что и удирали они не этим путем.
   Заметив вопросительный взгляд эдила, Лайам пояснил:
   - Поскольку воры не воспользовались ковром, значит, они могли либо спуститься по стене вниз, либо перепрыгнуть на крышу соседнего храма. В последнем я сомневаюсь - слишком скользко и слишком велико расстояние. Но и в то, что они спустились по стене, мне тоже не верится. Тревога подняла на ноги всех служителей, им просто не удалось бы уйти незамеченными.
   - Да, - согласился Кессиас. - Но как же они удрали? Не могли же эти негодники прятаться в храме, дожидаясь, когда утихнет переполох? Каковы ваши предположения?
   Лайам покачал головой. Предположений у него не имелось. И потом, все его мысли сейчас занимал грифон - черная бездна глаз плененного существа и вопль, так похожий на крик о помощи.
   Вечерело. Солнце скрылось за тучами. Постепенно темнеющее небо возвестило, что вскоре день сменится ночью. Ноги Лайама саднило от прикосновений к холодной коже сапог, и потому он заявил эдилу, что был бы не прочь переменить носки и заглянуть в баню. В этот момент они как раз проходили мимо храма Лаомедона, и Лайам приостановился, глядя на пустое крыльцо. Там некоторое время назад стояла женщина в черном. Что означала ее улыбка? В том, что она была адресована только ему, Лайам нисколько не сомневался. Густые тени, отбрасываемые колоннами, затушевали вход в храм, и Лайаму на миг померещилось, что никакого входа и нет, а вместо него зияет черный провал, бездонный, словно глаза грифона.
   - Вот чепуха! - рассмеялся Кессиас, хлопнув Лайама по спине, и иллюзия тут же развеялась. - Чтобы квестор, назначенный самим герцогом, таскался по каким-то общественным баням? Нет, пока я жив, тому не бывать! Вы сейчас пойдете ко мне, и Бурс посмотрит, что там у вас с ногами.
   Лайам охотно принял приглашение. Дома у Кессиаса было уютно, а его слуга Бурс имел немало достоинств и плюс к тому отлично играл на флейте. В дружелюбном молчании мужчины зашагали по Храмовой улице. К тому времени, как они добрались до дома эдила, стемнело уже окончательно, и Кессиас, распахнув двери, громко потребовал свечей и горячей воды.
   - И еще чистые носки, Бурс, для известного тебе господина!
   Бурс выглянул из кухни, убедился, что господин ему и вправду известен, и снова исчез.
   - Я схожу прогуляюсь до площади, - сказал Кессиас, когда Лайам рухнул в кресло и принялся стаскивать сапоги. - Наверняка уже появились какие-то вести о кораблях, убывших из Саузварка, и об излюбленных местах обитания призраков.
   И эдил, усмехаясь, вышел, оставив Лайама за не очень приятным занятием - тот как раз снимал изодранные присохшие к ранкам носки. Шутка Кессиаса вновь навела Лайама на размышления о бродящем по Муравейнику призраке. Этим призраком вполне мог оказаться дух Двойника, если, конечно, вор мертв.
   - Чем это вы занимались? - спросил вернувшийся Бурс. Он принес таз с горячей водой и полотенца. - Ловили акул, используя вместо приманки свои ноги?
   - Забирался по стенке на крышу храма, - с усмешкой пояснил Лайам. Действуя как можно осторожнее, он вымыл ноги и, к радости своей, обнаружил на них всего несколько серьезных порезов; покрывавшая ступни кровь натекла в основном из ссадин. Но вот носки безвозвратно погибли, и Лайам, благодарно улыбнувшись, принял из рук слуги чистую пару.
   - Опять неприятности из-за этой новой богини? - полюбопытствовал Бурс.
   - Да. Сегодня после обеда на Храмовой улице вспыхнула драка.
   - И вы, чтобы вас не помяли, полезли на стенку?
   Лайам рассмеялся. Ему всегда нравился слуга Кессиаса - особенно своим чувством юмора и непринужденной манерой держаться. Он напоминал этим Боулта, и Лайам вновь поразился свойству эдила притягивать к себе незаурядных людей. Его стражники были всегда расторопны, но не имели привычки заискивать и лебезить, а Бурс никогда не стеснялся высказывать свою точку зрения на многие вещи. Он когда-то учился игре на флейте у отца Кессиаса, знаменитого дипенмурского барда, и знал эдила еще мальчишкой. По неведомым Лайаму причинам Бурс отказался от завидной карьеры придворного музыканта и последовал за Кессиасом в Саузварк.
   - Совершенно верно. И сидел наверху, пока эдил не навел порядок.
   - Что он и сделал, раздав несколько оплеух?
   - Да, примерно так все и было.
   - А теперь, расхрабрившись, вы взялись ему помогать?
   Это было весьма проницательное предположение, и Лайаму сделалось любопытно, что же навело слугу на такую мысль.
   - Ну, в общих чертах, да. В меру моих скромных сил и талантов.
   Ответом ему была загадочная улыбка.
   - Кессиас много рассказывал о ваших скромных талантах, мастер Ренфорд. Вы даже не догадываетесь, как много. Не далее как вчера он заметил, что, если вы согласитесь работать с ним в паре, всю заварушку на Храмовой улице можно будет уладить вот так, - и Бурс щелкнул пальцами.
   Лайам недовольно фыркнул. Сказанное его совсем не обрадовало.
   - Хм. Окажи мне услугу, Бурс. Всякий раз, как ты услышишь подобную чушь, старайся заставить своего господина прикусить язычок.
   Слуга лишь расхохотался и вышел, - чтобы вернуться через минуту с кружкой вина.
   - Вы человек молодой, мастер Ренфорд, и хотя вы многое повидали, но пока еще не научились всматриваться в себя. Вы не знаете своей истинной ценности.
   Подобный поворот разговора также не пришелся Лайаму по вкусу. Ну да, вероятнее всего, он и вправду не знал пределов своих возможностей, - но он и не очень-то рвался это узнать, и понимающая улыбка, появившаяся на губах Бурса, лишь усугубила его раздражение.
   - Верно подмечено, - сказал он наконец, - но кто из людей знает себе цену? И кто, если на то уж пошло, стремится ее узнать? Девять человек из десятка живут как придется и оценивают себя лишь по тому, что говорят о них окружающие.
   - Только не вы, - возразил Бурс. Он явно не желал углубляться в философские рассуждения. - Кессиас говорит, что вы огорчаетесь, когда кто-то называет вас чародеем. Девять человек из десятка постарались бы раздуть этот слух.
   - Эти девять из десяти - идиоты, - пробормотал Лайам. Тарквин был чародеем, и что он от этого выгадал? Получил нож в грудь?
   - Идиоты, только вы, опять же, в эту девятку не входите. Вам нужно лишь чуточку больше верить в свои силы и... выпить вина.
   А Бурса, оказывается, еще и зануда, уныло подумал Лайам.
   - Выпью, если мы прекратим обсуждать мою драгоценнейшую персону.
   - Как вам будет угодно, - отозвался слуга. Но улыбка его явственно говорила, что победа в этом маленьком споре осталась за ним.
   11
   Вскоре вернулся Кессиас и сразу же отправился на кухню, за вином. Затем он умостился в кресле напротив Лайама и стал выкладывать новости.
   - В последнюю неделю из Саузварка отплыл лишь один корабль - "Удалец", так возмутивший городских бакалейщиков. Он вышел в море пять дней назад, с первым ночным приливом.
   Лайам понимающе кивнул. Это была та самая ночь, когда его дом обокрали, а на иерарха Клотена напали.
   - Что касается вашего призрака, - продолжал Кессиас, задумчиво помешивая вино, - то его чаще всего видят в двух местах. Впрочем, еще в двух местах его тоже видали.
   На стене комнаты, где они находились, висел довольно подробный план Саузварка. К нему-то Лайам и подошел, пока эдил говорил. Муравейник обширное хитросплетение переулков и улочек - был изображен на плане весьма схематично; впрочем, через какое-то время ему удалось установить, что привидение частенько являлось прохожим возле винной лавки, в которой оставляли сообщения для Двойника, и на углу того квартала, где находилось одно из укрытий неуловимого члена карады. Еще дважды призрак был замечен на улицах Портовой и Бондарей - обе они вели от Муравейника к богатым кварталам.
   - И как этот призрак выглядел?
   - Как выглядел? Да как и положено всякому призраку: пугал всех припозднившихся горожан до полной потери соображения.
   - И более ничего? Я имею в виду - может, кто-то заметил, во что он был одет. Или, возможно, он что-нибудь говорил.
   - Насколько мне известно, нет, - ответил Кессиас. - А что, разве вы видели прежде вашего вора?
   - Нет.
   - Тогда какое это имеет значение? Вы же все равно не сможете понять, он это или не он, разве не так?
   Лайам, конечно, этого сделать не мог, а вот Мопса могла. Зная, как выглядит привидение, он справился бы у девчонки, а может быть даже у Оборотня, как выглядит сам Двойник, и пришел бы к определенному выводу. Но пока размышлять о том не имело смысла.
   - Как часто, вы говорите, появляется призрак?
   - В Муравейнике - почитай, каждую ночь, а за его пределами замечен всего два раза.
   Тут Лайаму пришел на ум вопрос, который вообще-то следовало бы задать чуточку раньше.
   - А когда его заметили в первый раз?
   - Сообщили о нем дня три назад, - сказал Кессиас, - но, наверно, не сразу, а когда маленько очухались и раскачались. Так что это привидение вполне может быть призраком вашего подозреваемого.
   - Да, - задумчиво согласился Лайам. - И его что - видят каждую ночь?
   - Последнее время - да.
   - В таком случае не могли бы вы выделить мне ближе к полуночи кого-нибудь из ваших людей?
   Кессиас покачал головой и хмыкнул:
   - Милорд, способный выкинуть что угодно, желает отправиться на охоту?
   - Не то чтобы мне этого так уж хотелось, но у меня есть ощущение, что дело стоит того. Жив мой вор или нет, я не знаю, однако он все же куда-то исчез, и это меня беспокоит.
   - Он мог сбежать со своей пассией и ее приятелем-моряком на "Удальце".
   - Мне так не кажется. Я уже упоминал, что беседовал кое с кем из его друзей, и ни один из них не сказал, что Двойник собирается в путешествие. Все наоборот заявляли, что он вот-вот должен где-нибудь объявиться.
   - Что ж, тогда я могу выделить вам в спутники Боулта. Я думаю, что в охоте на призраков он просто незаменим.
   Лайам удовлетворенно кивнул. За время своих странствий ему уже доводилось иметь дело с привидениями. Эти бесплотные существа не доставляли ему особых хлопот. Почти все они, как правило, были привязаны к какому-то определенному месту и не причиняли людям никакого вреда. Но все же некоторый страх призраки навевали. В таком походе совсем неплохо иметь рядом непрошибаемо уверенного в себе человека.
   Некоторое время мужчины сидели молча, умиротворенно потягивая вино. Негромкое потрескивание дров в очаге не мешало Лайаму размышлять; мысли его перескакивали от одной темы к другой - равно безрезультатно. Слишком уж много набралось нерешенных вопросов. Как Двойник сумел прервать действие охранного заклинания? Почему он взял только книгу, ковер и жезл? Каким образом нападавшим удалось скрыться из храма? Почему Клотен потерял сознание, если на его вздорной башке не имеется видимых повреждений?
   Затем в размышления Лайама стали закрадываться мысли, которые он пытался от себя отогнать. О видении, явившемся молодому служителю богини Беллоны, и об улыбке настоятельницы храма Лаомедона. Рассказывать о видении Лайаму не хотелось - он полагал, что эта тайна принадлежит только юноше. А вот второе происшествие было его личным секретом, и Лайам решил им поделиться.
   - Сегодня днем, - нерешительно начал он, - во время драки произошло нечто... нечто странное.
   - Произошло довольно много странного, - поправил его эдил. - Или вы имеете в виду что-то совсем уж особенное?
   - Да, именно. Нечто, выбивающееся из ряда прочих странных вещей. Я не уверен, что это может что-то там означать. Вероятнее всего - ничего, просто воображение у меня разыгралось.
   - Ну-ну? - подтолкнул собеседника Кессиас, видя, что тот умолк.
   - Да, скорее всего, мне это лишь померещилось.
   - Ренфорд!
   - Ну ладно. Когда мы добежали до Храмового двора... когда еще только бежали к дерущимся, - я увидел на ступенях храма Лаомедона женщину в черном. Я понимаю, что это звучит странно...
   - Это вы уже говорили. Поехали дальше!
   - ...но я готов поклясться - она мне улыбнулась. Лично мне. Она поймала мой взгляд, кивнула и улыбнулась.
   Лайам втайне надеялся, что Кессиас расхохочется, услышав эти слова, или по крайней мере покрутит пальцем возле виска, но эдил запустил в бороду пятерню и скривился, словно съел что-то кислое.
   - Что, правда?
   - Думаю, да, хотя я мог и ошибиться. Слишком уж быстро все закрутилось.
   Но Кессиас перекрыл ему пути к отступлению.
   - Нет, ошибки тут быть не должно. Глаз у вас острый, а матушка Смерть не привыкла бросать улыбки на ветер. Если вы это видели, значит, видели, и меня ваш рассказ беспокоит. У нас и без того хватает мороки, чтобы вмешивать в заварушку еще один храм. Да не просто храм, а храм Лаомедона!
   Кессиас обхватил кружку ладонями, потом резко разжал их, словно о чем-то припомнив.
   - Хотя, погодите-ка, сейчас мне сдается, что ее-то как раз и не было среди иерархов, явившихся просить разрешения на обряд.
   - Замечательно. - Ну, вот вам еще загадка. - Однако скажите, следует ли мне теперь что-нибудь предпринять?
   - Полагаю, что следует. Я думаю, вам стоит завтра нанести ей визит.
   - И что я скажу? Прошу прощения, госпожа, почему вы мне вчера улыбнулись?
   - Что-то в этом роде, - сказал Кессиас, проигнорировав саркастический тон Лайама. - Вы теперь квестор и имеете право задавать любые вопросы. Представьтесь официально, скажите, что ведете расследование. Если матушка намекала на что-то своей улыбкой, она вам все объяснит.
   - Или не объяснит.
   - Или не объяснит. Возможно и такое. А что, у вас есть мысли получше?
   Лайам нахмурился. Ему вовсе не хотелось посещать черный храм. Изо всех богов Таралона о Лаомедоне Лайам знал меньше всего - и предпочитал, чтобы так оно было и дальше. Ему пришлось как-то сойтись лицом к лицу с Повелителем Бурь, но он предпочитал об этом не вспоминать. Вот и теперь все его существо протестовало против визита в святилище, жрецы которого не имеют имен и поклоняются смерти.
   Но как бы там ни было, а идти туда все же придется. Нельзя отмахиваться от возможности хоть в чем-нибудь разобраться. А кроме того, в нем крепло ощущение, что за всем этим нагромождением событий и фактов кроется что-то посерьезнее обыкновенного воровства. И что даже если ему удастся отыскать Двойника, тем дело не кончится.
   Бурс нерешительно предложил сыграть на флейте, но и Лайаму, и Кессиасу было сейчас не до музыки. Примерно с час они провели в тишине, погрузившись каждый в свои размышления. Эдил время от времени что-то ворчал себе под нос и ерзал в кресле, словно подушку под ним набили крапивой.
   Башенные колокола, отзвонившие девять часов, вывели их из задумчивости.
   - Мне пора идти, - сказал Лайам, поднимаясь.
   - Угу. Боулт сейчас должен быть в казарме. Скажите, что я велел ему сопровождать вас. И будьте повнимательнее, квестор Ренфорд, - остерегайтесь если не призраков, то самого Муравейника.
   Поскольку Лайам и впрямь опасался и того, и другого, он, прежде чем уйти, клятвенно пообещал вести себя более чем осторожно.
   Улицы Саузварка были безлюдны; порывистый ветер хозяйничал в них, подталкивая Лайама в сторону моря. Он свистел над крышами и завывал в бесчисленных дымоходах.
   "Превосходная ночь для охоты на духов", - подумал Лайам, сворачивая на площадь. Он уже всерьез стал прикидывать - не вызвать ли ему своего фамильяра. Но факелы, горящие у входа в казарму, и надежные фигуры топчущихся возле нее караульных его успокоили. "Боулт не хуже Фануила надеюсь". Вдруг Лайам понял, что почти готов счесть дракончика неотъемлемой частью своей жизни. С тех самых пор, как замок его отца погиб в огне, Лайам никогда не задерживался на одном месте достаточно долго, чтобы завязать с кем-либо прочные отношения. Он все время находился в пути, из военного лагеря - на корабль, из порта - в горную крепость, из Таралона - в Фрипорт и обратно, - и потому, поймав себя на теплых раздумьях о маленькой твари, Лайам был удивлен.
   Боулт обнаружился в казарме. Он сидел на солдатской койке со шлифовальным камнем в руках, у ног его были свалены грудой помятые в драке дубинки. Стражник воспринял приказ Кессиаса безропотно, но и без особого энтузиазма. Он положил шлифовальный камень на пол, потом встал и снял с вешалки свой плащ. Затем он потянулся за алебардой, но Лайам его остановил.
   - Она вам не понадобится.
   - Мы ведь идем в Муравейник?
   - Да.
   - Тогда я ее прихвачу. С тех пор, как мы с вами там побывали, квестор Ренфорд, этот район изменился не в лучшую сторону. Что делать - зима.
   В прошлый раз они с Боултом вот так же ночью наведались в Муравейник, разыскивая убийцу Тарквина. И надо сказать, нашли то, что искали, правда, совсем неожиданно для себя. Лайам не любил вспоминать об этой вылазке, закончившейся трагично. Впрочем, предмет их нынешних поисков большого веселья тоже не обещал, и потому, когда Боулт спросил о цели ночного похода, Лайам замялся, не решаясь раскрыть карты.
   - Нам нужно найти одного человека, - сказал он уклончиво, копаясь в груде новеньких факелов, сваленных возле бочонка. Затем Лайам преувеличенно долго зажигал свой факел от факела, горящего возле входа в казарму, и вернулся к вопросу лишь после того, как они прошли мимо здания городского суда.
   - Мертвого человека.
   К его облегчению, Боулт воспринял это спокойно.
   - А, так нам нужен призрак? Тогда, пожалуй, алебарда и впрямь не пригодится. - Впрочем, возвращаться в казарму стражник не стал. - А можно спросить, квестор, зачем вы его ищете? Или это секрет?
   - Нет, не секрет, - отозвался Лайам. - Я думаю, что одного из тех людей, которые пытались залезть в храм Беллоны, убили и что это его призрак бродит по Муравейнику.
   Они свернули на улицу Мясников, сейчас совершенно безлюдную. Все лавки были закрыты, навесы лотков скатаны, а их стойки сложены и припрятаны в надежных местах. В водосточных канавах валялся неприбранный мусор, зловеще поблескивая в пляшущем свете факела, чуть потрескивающего от порывов свежего ветерка.
   - И что будет, когда вы взглянете на привидение?
   - Если нам повезет, я буду знать, что тот человек действительно мертв.
   Этот ответ вполне удовлетворил любознательность Боулта, и стражник умолк. А вот сам Лайам не находил в своих словах ничего удовлетворительного. Ну хорошо, предположим, он убедится, что Двойника нет в живых. И какая ему от этого польза? Он только углубится в тупик, из которого нет выхода. Привидение не изловишь и не притащишь в тюрьму - в утешение тому же Клотену. А даже если притащишь, призрак никаких показаний не даст...
   "Ладно, брось, - попытался прикрикнуть он на себя. - Ты просто не хочешь туда идти, потому что боишься. А чего бояться? В конце концов, это всего лишь призрак. Ну что он может сделать двоим отчаянным молодцам?"
   Но в голову сами собой лезли всяческие истории. В конце концов, когда, миновав Требуховый тупик, они спустились по улице Мясников до ее пересечения с улицей Бондарей, в мозгу Лайама прочно обосновалась одна лишь картина: он и Боулт, шаря трясущимися руками по стенам, бредут к городской площади, поседевшие и свихнувшиеся от страха.
   "А ну, прекрати!" - приказал он себе и прибавил шагу - так что Боулту, чтобы не отстать от начальника, пришлось перейти на рысцу. По мере того как они приближались к Муравейнику, здания по обеим сторонам улицы становились все более обшарпанными, - но и здесь не было заметно ни малейшего признака жизни. Окна домов либо прятались за плотно закрытыми ставнями, либо зияли, как пустые глазницы, и за ними угадывался кромешный мрак нежилых помещений. Такие окна нервировали Лайама сильнее всего, и он прилагал все усилия, чтобы не заглядывать в них мимоходом.
   Он узнал место, к которому уже приводила его Мопса, и решительно направился в сторону винной лавки, служившей Двойнику чем-то вроде почтового ящика. Из-под затворенной двери пробивалась тусклая полоска света. Там, судя по людскому негромкому говору, кто-то еще был.
   - Может, войдем? - предложил Боулт.
   - Думаю, не стоит, - сказал Лайам. - Лучше подождем на улице. Если бы призрак находился внутри, то люди бы там не сидели. А Кессиас сказал, что тот появляется здесь каждую ночь, примерно часам к десяти.
   Боулт с безразличным видом пожал плечами и прислонился к стене противоположного дома, - благо, та находилась всего в нескольких футах от того места, где стоял его командир. Лайам примостился рядом с дверью лавки, держа факел перед собой, - и они принялись ждать.
   Прошла целая вечность, и Лайам провел ее, размышляя, разумно ли то, что он, на ночь глядя, затеял. Звон колоколов, неожиданно резкий и громкий, разнесся в зимнем воздухе и затих. Лайам и Боулт дружно перевели дух и криво усмехнулись друг другу.
   А потом они услышали плач.
   Сперва он был тихим, едва различимым, сливающимся с посвистом ветра и хриплым дыханием обоих мужчин. Но постепенно звук принялся нарастать, завладевая вниманием ожидающих, они словно окаменели, и усмешка с лица Лайама сошла. Сперва этот звук напоминал детские рыдания, затем мужские, такие глубокие и надрывные, что волосы на затылке бесстрашного квестора зашевелились сами собой.
   А плач все продолжался. Теперь он сделался таким громким, что ветер уже не мог его заглушить. Боулт удивленно развел руками, но Лайам прижал палец к губам, призывая стражника к молчанию и неподвижности.
   Над мостовой стало разгораться сияние. Оно будто сочилось сквозь щели булыжного покрытия улицы и колыхалось, стремясь принять некую форму. Постепенно в пустом пространстве обрисовались очертания ног. Свечение двигалось медленно, словно текущая вверх краска, - от ног к поясу, от пояса к туловищу, и так продолжалось до тех пор, пока оно не образовало белый светящийся мужской силуэт. Призрак стоял спиной к Лайаму, опустив голову, обхватив себя руками за плечи, и безутешно рыдал.