Худ Даниел. Наследник волшебника (Лайам Ренфорд - 2)

   "Нет, - послал он ответ своему фамильяру. - Он чересчур стар. Но все равно держись где-нибудь поблизости. Если старик вздумает куда-то пойти, следуй за ним. И смотри, чтобы тебя никто не увидел!"
   Ему удалось передать восклицательный знак в конце сообщения, чем Лайам был чрезвычайно горд.
   "Хорошо, - отозвался Фануил. - Теперь ты пойдешь ко второму ростовщику?"
   Лайам кивнул. Он передал слишком длинную мысль и теперь ощущал болезненное покалывание в висках. Потому он лишь помахал Фануилу рукой и двинулся в сторону Муравейника, района, где проживала саузваркская беднота.
   Впервые увидев Саузварк с палубы небольшого суденышка, Лайам решил, что этот город похож на амфитеатр. Его строения веером поднимались вверх по склонам гигантской естественной чаши, дном которой служила уютная гавань, хорошо защищенная грядой скал от штормов. Люди состоятельные и знатные селились в теснившихся на сравнительно небольшой площади кварталах для богачей, расположенных выше других городских районов. Чуть ниже этих кварталов помещались Норсфилд, Храмовый двор и Аурик-парк, они тоже поглядывали на остальной Саузварк свысока. Дома среднего сословия, обступая центральную площадь города, лепились к средней, самой крутой части чаши. В самой нижней и пологой ее части устроился Муравейник, а непосредственно к порту примыкали ткацкие фабрики и торговые склады.
   Лайам пересек Аурик-парк, обогнул по широкой дуге центральную площадь и нырнул в лабиринт Муравейника. Сильный, пронизывающий ветер со свистом несся по узким улочкам, - нависающие над ними верхние этажи зданий делали их похожими на туннели. Плащ Лайама с раздражающей периодичностью то путался у него в ногах, то начинал биться за плечами, словно крылья увечной птицы. Переполнявший сточные канавы снег сделался черным, и перед тем, как толкнуться в нужную дверь, Лайам осторожно стряхнул с сапог грязную кашицу. Закладная лавка располагалась на одной из довольно широких - для этого района - улиц, спускающихся вниз, к порту. Над входом в нее висел тот же знак, что и над первой лавкой, только тут деревянные бирки небрежно вымазали чем-то, похожим на белую краску. Внутри помещения, отвечая ожиданьям Лайама, обнаружилась невообразимая мешанина самых разных вещей, но пыли здесь было поменьше. Хозяйка лавки, энергично подметавшая пол, тут же оторвалась от своего занятия и внимательно оглядела вошедшего.
   - Добрый день, милорд! Желаете отыскать у нас что-то особенное?
   Владелица лавки напоминала лисицу; ее рыжие волосы непослушными прядями падали на лицо, а кончик длинного носа хищно задвигался, когда женщина, чуть жеманясь, попыталась изобразить реверанс.
   - Откровенно говоря, да. Один человек утратил некие вещи и желает получить их обратно. Эти вещи зеленые. Мой друг подозревает, что их могли обратить в рабство.
   Лайам знал, что не вполне правильно воспроизводит условную фразу, но он хотел иметь возможность для отступления.
   Длинный нос хозяйки вновь энергично задвигался. Зрачки ее превратились в точки, потом расширились, и на лице женщины заиграла улыбка.
   - Зеленые вещи, милорд? Боюсь, я не совсем вас понимаю.
   На самом деле женщина прекрасно все поняла, и Лайам это видел.
   - Пожалуй, по здравом размышлении я и сам вижу, что вряд ли эти вещи могут оказаться у вас. Так что прошу прощения за беспокойство.
   Лайам слегка поклонился, и женщина ответила жеманным кивком. По-прежнему поводя носом, она провела посетителя к двери.
   - Возможно, милорд пожелает чего-то еще?
   - О нет, благодарю вас.
   Лайам сделал вверх по улице не один десяток шагов, прежде чем услышал у себя за спиной звук закрывшейся двери.
   В сотне футов от лавки улица делала поворот, и на углу стояла огромная бочка для дождевой воды. Булыжная мостовая в этом месте была относительно ровной. Лайам укрылся за бочкой, решив устроить здесь наблюдательный пост.
   Он принялся ждать, засунув мерзнущие руки в карманы брюк и в очередной раз отметив, что нужно купить перчатки.
   Лайам был совершенно уверен, что в самом ближайшем времени лиса выскочит из норы. Старый хрыч из Аурик-парка вполне мог по возрасту отойти от темных делишек. Он вряд ли заметил бы хлынувший на его плешь водопад. Где уж ему разобраться в чьих-то туманных намеках! Лайам лишь для очистки совести оставил там Фануила, и все свои надежды теперь возлагал на лису.
   И та таки выбралась из норы, правда лишь после того, как ноги Лайама окончательно окоченели, а плечи начали ныть, - но все-таки она выбралась, облачившись в потрепанную шубу и закутав лицо длинным шарфом. Народу вокруг прибавилось, но Лайама это не беспокоило. Улица была довольно крутой, а рыжая голова - приметной, так что следить за ней не составляло труда, да и сама дамочка, словно для того, чтобы облегчить ему задачу, направилась в сторону порта.
   Дважды Лайам терял свою лисицу из виду: первый раз - на перекрестке, когда ему преградила путь пара медлительных волов, шумно выпускающих пар из ноздрей, а второй - в извилистом переулке, забитом людьми и ларьками, где торговали амулетами и предсказывали судьбу. Но оба раза медно-рыжие волосы выдавали пропажу.
   Путешествие было недолгим, а результат его оказался обескураживающим. Женщина остановилась перед ларьком с горячей едой, и торговка, такая же рыжая и длинноносая, вручила ей тяжелый горшок.
   Лайам повернулся спиной к ларьку, делая вид, будто изучает коллекцию шейных платков, и принялся прислушиваться к разговору двух плутоватых сестриц. Они отпустили пару шуток в адрес какого-то Рэкера, посмеялись, на том все и кончилось. Рыжая владелица закладной лавки, так и не упомянув о визите богато одетого незнакомца, прихватила горшок и заспешила обратно.
   Разочарованный Лайам побрел следом, принюхиваясь к запаху, исходящему от горшка. "Кролик, - брезгливо поморщился он. - Скажите пожалуйста, кролик!" На обратном пути Лайам уже не терял женщину из виду, но она, так никуда и не заглянув по дороге, вернулась к себе в лавку. Лайам, волоча ноги, прошел мимо лавки, одарив унылым взглядом ее дверь, и вернулся на свой наблюдательный пост.
   В конце концов, нельзя ожидать, что на приманку немедленно клюнут, сказал он себе. Нельзя даже ожидать, что на нее вообще клюнут. Дамочка вовсе не обязана со всех ног куда-то кидаться. Однако Лайам именно на то и надеялся, резонно предполагая, что в небольшом городке появление незнакомца, знающего преступный жаргон, должно вызвать незамедлительную реакцию людей определенного толка.
   "Старик вышел из лавки".
   Лайам уже и думать забыл о своем первом визите, и потому сообщение Фануила застало его врасплох.
   "Куда он пошел?" - спросил Лайам мысленно, стараясь не обращать внимания на сотни колючек, мгновенно впившихся в каждый его висок.
   "К выходу из Аурик-парка".
   "Следи за ним. Когда он доберется до места, ты дашь мне на него посмотреть".
   "Слушаюсь, мастер".
   Неужели этот плешивый пенек связан с людьми, какие ему нужны? Впрочем, одернул себя Лайам, он вполне мог отправиться за своей порцией тушеной крольчатины. И тем не менее его охватило нетерпеливое возбуждение. Рыжая дамочка сидела в тепле - в своей лавке - и носу из нее не показывала, и к ней также никто не заходил. А у Лайама вновь стали мерзнуть ноги.
   "Он направляется к богатым кварталам", - сообщил наконец Фануил, но Лайам ограничился лишь кивком, надеясь, что дракончик его поймет. Богатые кварталы наводили на определенные размышления, хотя наибольший интерес все равно представлял конечный пункт путешествия старика.
   "Он хочет войти в дом".
   "Дай мне на него взглянуть", - отозвался Лайам.
   "Ты уверен, что хочешь этого, мастер?"
   Лайам кивнул. Он очень не любил смотреть на мир глазами своего фамильяра. Прежде ему от таких опытов делалось тошно, но после серии тренировок Лайам стал довольно сносно переносить момент перехода от чужого зрения к своему, особенно если в этот момент он сидел или лежал. Однако сейчас сесть было некуда, и Лайам ограничился тем, что зажмурился и придержал дыхание. Что-то мигнуло, и когда Лайам снова открыл глаза, он обнаружил, что смотрит с довольно приличной высоты - скорее всего, с крыши какого-то здания, - на неприглядное обшарпанное строение. Старик - Лайаму хорошо была видна его плешь - стоял возле него. Он огляделся по сторонам, потом открыл дверь и скрылся внутри здания.
   "Если это не то, что нам требуется, - послал мысленное сообщение Лайам, - то я, так уж и быть, целый день буду почесывать твое брюшко".
   Окна заброшенного строения были закрыты глухими ставнями, и в ровной шеренге ухоженных домов богатеев оно выглядело как гнилой зуб.
   Лайам закрыл глаза, потом снова открыл и отшатнулся в испуге. Прямо ему в лицо глядели чужие глаза. Обеспокоенные глаза какого-то нищего.
   - Эй, мастер, с вами все в порядке?
   Лайам радостно улыбнулся и запустил руку в карман.
   - Все просто великолепно, друг мой, - отозвался он и, одарив изумленного оборванца полной пригоршней мелких монет, размашисто зашагал к городской площади.
   Когда Лайам добрался до караулки, Кессиас все еще был там, но заявил, что вот-вот уходит.
   - Я вам истинно говорю, Ренфорд: этот Клотен меня доконает - если только я его раньше не придушу. Теперь он обвиняет в покушении на него верховную жрицу храма Лаомедона!
   - Жрицу? Разве храм Лаомедона возглавляет женщина?
   Лайам знал, что жрецы Лаомедона не имеют имен. Однако он никогда не предполагал, что столь высокий пост может занимать женщина.
   Эдил словно не слышал вопроса.
   - Он бросил ей обвинения прямо в лицо! Нет, вы слыхали? Я сейчас же отправляюсь туда, чтобы его унять, иначе за это дело возьмется сам герцог. И тогда уж, клянусь честью, не поздоровится многим.
   Эдил был одет в чистую черную тунику с герцогским гербом, вид у него был очень внушительный.
   - Послушайте, Кессиас, не могли бы вы мне рассказать об этой жрице побольше.
   - Да ну вас, Ренфорд! - рассердился эдил. - С ней все в порядке. Она очень хладнокровная особа. Она даже не соизволила сказать Клотену ни слова в ответ, - и это совсем его взбеленило. Этот сумасшедший поклялся, что если я не укажу ему на злоумышленников в самое ближайшее время, он займется этим сам.
   - Значит, есть еще люди, готовые самостоятельно гоняться за теми, кто их обворовывает, - пробурчал Лайам себе под нос, но Кессиас услышал его и расхохотался.
   - По правде говоря, Ренфорд, - их очень мало! Ладно, скажите-ка мне, как продвигаются ваши поиски? Небось, вы-то уже напали на след?
   Напасть-то напал, да куда этот след заведет? Лайам иронически хмыкнул и решил пока не раскрывать Кессиасу своих карт.
   - Вовсе нет. У меня есть пара идей, но они пока очень туманные. Мне нужно кое-что у вас разузнать.
   - Тогда спрашивайте, только быстро. Одни боги ведают, что Клотен выкинет в следующую минуту.
   - В Саузварке есть воровская гильдия? Если такой гильдии нет, значит, утро потрачено зря.
   Кессиас вскинул голову и замер на месте как вкопанный.
   - А почему вы об этом спрашиваете? Вы что, хотите с ними связаться?
   - Нет, - с невозмутимым видом солгал Лайам. Если ему удастся выкупить свои вещи, он постарается сделать так, чтобы эдил ни о чем не узнал, - Но так мне легче будет вычислить похитителя. Не могу же я разыскать его, сидя дома. Если такая гильдия существует, значит, ее члены где-то встречаются, посещают одни и те же винные лавки, таверны...
   Кессиас задумался, теребя бороду.
   - Подобная гильдия тут есть, - произнес он наконец и медленно добавил: - но мы с ними никогда не пересекались. Это крепко сбитая группа, и я слыхал, что чужаков они не очень-то жалуют.
   Это Лайама не удивило; все воровские гильдии не жаловали чужаков.
   - А больше вам ничего о них не известно? Кессиас одарил собеседника взглядом, в котором смешивались неуверенность - стоит ли рассказывать ему что-то еще - и любопытство - а что же ему известно? В конечном итоге победило чувство локтя, и эдил медленно заговорил:
   - Да не так уж и много. Они зовут своего главаря Оборотнем. Уж не знаю, вправду ли он оборотень, или это всего лишь кличка. Ведут эти ребята себя довольно спокойно, не сравнить с тем, что делается в больших городах. Я время от времени ловлю воров-одиночек, но с ними еще не связывался. Да и пробовать не хочу. И вам не советую, Ренфорд. Может, вы и ищейка, но они волки. Это видно уже по кличке их вожака.
   Лайам кивнул, показывая, что принял к сведению и новости, и предостережение эдила.
   - Я буду вести себя осторожно, - пообещал он.
   - Так же осторожно, как и с Анкусом Марциусом, а?
   Анкусом Марциусом звали торговца, которого Лайам заподозрил в убийстве Тарквина. Дело кончилось тем, что телохранители князя торговли сильно поколотили Лайама.
   - Осторожнее, мастер эдил. И намного. - Кессиас заулыбался, предаваясь приятным воспоминаниям, затем спохватился и тяжело вздохнул:
   - Ну все, теперь мне нужно идти. Чего Клотен совсем не умеет, так это ждать.
   Мужчины вместе пересекли площадь. Она была снова заполнена что-то продающим и что-то покупающим людом. Шел снег, но сотни ног тут же затаптывали его, и по булыжной мостовой расплывалась грязная мокрая каша. На дальнем краю площади они расстались. Лайам направился к конюшне, в которой он оставил Даймонда, а Кессиас двинулся к Храмовой улице.
   Лишь после того, как копыта чалого зацокали по брусчатке, Лайам вспомнил о Фануиле. Он мысленно окликнул дракончика - осторожно, готовясь прерваться при первых признаках головной боли. К его удивлению - и удовольствию, неприятные ощущения так и не появились, а дракончик отозвался мгновенно.
   "Да, мастер?"
   "Возвращайся домой. Я закончил свои дела в городе. По крайней мере, до вечера".
   "Слушаюсь, мастер". Виски не болели, и Лайам решился послать еще одну мысль.
   "У меня уже получается?"
   "Да, мастер. Дома мы позанимаемся еще".
   Лайам самодовольно кивнул и пришпорил Даймонда. Чалый перешел на рысь. Все шло распрекрасно. Лайам заметно продвигался вперед. Как в мысленном общении со своим фамильяром, так и в деле, которым он был занят.
   Едва миновав каменные столбы, обозначающие городскую черту с восточной стороны Саузварка, Лайам перевел скакуна в галоп.
   На морском берегу его ожидал Сцевола. Лайам увидел юношу еще с тропинки и мысленно выругался в свой адрес. Он напрасно обнадежил несчастного. В книгах Тарквина не нашлось ничего такого, что могло бы тому помочь.
   - Приветствую вас, Лайам Ренфорд, - сказал юноша. Его обезображенное лицо казалось совершенно бесстрастным.
   - Добрый день, Сцевола, - отозвался Лайам, спешиваясь и протягивая гостю руку. Он невольно обрадовался, увидев, что пораженную страшной болезнью кисть обтягивает перчатка, и тут же обвинил себя в малодушии. Боюсь, мне нечем вас обнадежить. Я так ничего и не нашел в библиотеке.
   Сцевола крепко пожал руку Лайаму и небрежно отмахнулся от извинений.
   - Я ничего и не ожидал, - сказал он, однако чешуйчатое лицо его дрогнуло. - Никто ничего не может найти.
   Лайам кивнул. Он не знал, что тут можно сказать. Ему было жаль юношу, но он подозревал, что любое выражение сочувствия будет сейчас не очень уместным. После неловкой паузы Сцевола указал на лежащий у его ног сверток:
   - Я видел: вчера вы были с мечом, и я подумал... Все служители в храме сейчас так измотаны, что мне совершенно не с кем тренироваться, и...
   Юноша явно смутился. Прилив крови к его лицу четко обозначил границы чешуек. Одним стремительным и в то же время плавным движением он подхватил сверток и выпрямился, держа в руках два деревянных меча.
   - Я подумал - может быть, вам будет угодно сразиться со мной в учебном бою... - Увидев неприкрытое изумление на лице Лайама, Сцевола умолк.
   Снова воцарилось молчание. Лайам поспешил укоротить паузу:
   - Я, не... боюсь, я очень плохой фехтовальщик.
   - Конечно, - кивнул Сцевола, присаживаясь, чтобы завернуть мечи в ткань. - Я понимаю. Простите.
   - Нет, - быстро произнес Лайам, - не прячьте мечи. Я охотно проведу с вами пару схваток. Я только хотел сказать, что из меня неважный противник. Подождите, я поставлю коня в денник.
   Он отвел Даймонда в расположенный за домом сарайчик. Гость тем временем ожидал его, сидя на корточках возле учебных мечей. Лайам сказал Сцеволе чистую правду. Хотя он и был какое-то время солдатом, ему так и не удалось достичь вершин фехтовального мастерства. Впрочем, Лайам к этому и не стремился. То же самое можно было сказать и почти о любом из солдат, которых он знал. Исход битв, в каких он участвовал, в большей степени зависел от умения полководца послать в нужное время и в нужное место достаточное число людей, чем от боевой выучки воинов. Солдаты же больше беспокоились о том, чтобы поплотнее поесть и удержаться на ногах на скользком от крови поле сражения.
   Потому, взяв в руку учебный меч и несколько раз взмахнув им для пробы, Лайам счел нужным еще раз предупредить:
   - Вряд ли вы встретите во мне достойного вас противника.
   - Неважно, - отозвался Сцевола, подхватывая второй меч. - Может, вам будет удобнее, если вы снимете плащ?
   Лайам послушно расстался с согревающим его одеянием и, стараясь не обращать внимания на холод, отсалютовал противнику.
   Они провели четыре короткие схватки, которые, впрочем, могли быть еще короче, ибо Лайам с первых секунд боя понял, что Сцевола сдерживает себя. Но даже в сдержанном варианте скорость его движений поражала воображение. Выпады юноши были такими стремительными, что уследить за ними не представлялось возможности. Его меч с легкостью обходил жалкие блоки противника и, то с шелестом проносился мимо лица Лайама, то тенью метался где-то в районе бедер. Лайам прыгал и вертелся как мог, но Сцевола встречал его всюду. Он гонял партнера по пляжу, словно мальчишку. Лайам даже и не пробовал перейти в контратаку: он и так выбивался из сил, пытаясь парировать молниеносные удары Сцеволы. Вскоре - слишком скоро, на его взгляд, - Лайам совсем выдохся и после очередного вежливого укола в грудь взмолился о пощаде.
   - Хватит! - выдохнул он, опуская меч и чувствуя, что все тело его обливается потом. А юноша был все так же невозмутим; у него даже не участилось дыхание. Он обеспокоено взглянул на Лайама:
   - Вам нездоровится?
   - Нет, - пропыхтел Лайам. - Просто я давно не тренировался.
   "Гладкий, гладкий, гладкий..." - звучало у него в ушах в унисон с пульсацией крови. Неужели летучая тварь права?
   Лайам с трудом перевел дыхание.
   - Здесь слишком ветрено. Давайте зайдем в дом.
   Сцевола обернул мечи тканью и последовал за Лайамом.
   Лайам еле держался на ногах; он рухнул за кухонный стол, хрипло дыша и утирая лицо.
   - Есть не хотите? Там должно быть что-то в печи. Он с большим трудом сосредоточился и вообразил горячий пирог. Юноша заколебался; в его взгляде промелькнуло нечто, напоминающее жалость. Лайам встряхнулся и заставил себя сесть прямо.
   "Да что это со мной?" - подумал он.
   - Давайте-давайте, - произнес он вслух. - И налейте мне, пожалуйста, вина вон из того кувшина.
   Сцевола поспешно сходил за кувшином, наполнил бокал вином, заботливо поставил его перед Лайамом, затем полез в печь. Юноша аккуратно разрезал пирог ножичком, отстегнув его от своего пояса, и уселся напротив измотанного хозяина дома. Он явно чувствовал себя неловко.
   - Извините меня, Лайам Ренфорд, - произнес он, наконец. - Мне не следовало втягивать вас в это.
   Лайам покачал головой. Он успел сделать несколько глотков из бокала, и у него, наконец, перестали трястись руки.
   - Я просто давно не фехтовал, только и всего. Мне какое-то время вообще не доводилось брать в руки оружие. А в те времена, когда я его носил, - добавил Лайам, - обычно только этой делал. В смысле - просто носил. Я могу сосчитать по пальцам те случаи, когда мне приходилось пускать его в ход.
   Это не вполне соответствовало действительности; на самом деле Лайаму приходилось драться много и порой беспощадно, однако в этих схватках отнюдь не фехтование выручало его. Но объяснения, похоже, сделали свое дело: Сцевола успокоился и с аппетитом принялся за пирог. Через несколько минут, когда Лайам окончательно пришел в себя, он снова принялся размышлять о своем госте. Симптомы болезни, как видно, не очень беспокоили юношу, хотя Лайам не мог не признать, что выглядит он ужасно. Но отвращения Лайам не испытывал, и он с любопытством задумался о той странной смеси весьма разнородных качеств, которой наделял человека этот недуг. На вид Сцевола был сущим чудовищем - и при этом он, несомненно, являлся самым проворным фехтовальщиком из всех, что Лайаму доводилось в своей жизни встречать.
   Гость почувствовал пристальный взгляд хозяина и, оторвавшись от еды, вопросительно посмотрел на него.
   - Вы ведь, вероятно, лучший боец своего храма?
   - Да, - подтвердил Сцевола. Это не было хвастовством - обычная констатация факта. - Я учу других. Только сейчас из-за усиленных караулов и всей этой суматохи времени на тренировки почти что не остается.
   - Ах да, суматоха, - протянул Лайам. - Вокруг несостоявшейся кражи. Насколько я понимаю, иерарх Клотен очень... разволновался из-за нее.
   Сцевола возвел глаза к потолку. Окружающие глаза его кожистые чешуйки остались при этом недвижными.
   - Разволновался - не то слово. Он обвиняет в злокозненных умыслах всех и каждого. Я просто представить себе не могу, зачем ему затевать скандал с почитателями отца нашей глубокочтимой богини, но он именно это и делает.
   - Какого отца? Отца богини Беллоны? Юный служитель нового культа положил ложку на стол.
   - Многие из нас полагают, - глубокомысленно произнес он, - что бог Раздора - отец Беллоны, а мать... Ну, касательно матери существуют различные мнения. В храме еще не пришли к согласию по этому вопросу. Эластр, хранитель оружия, полагает, что ее мать - Урис, хотя лично я в том сомневаюсь. А Клотен утверждает, что у Беллоны нет ни матери, ни отца. Что она просто есть, вот и все. - Тон юноши недвусмысленно свидетельствовал, что в утверждениях иерарха Клотена он сомневается еще больше.
   - Я ничего об этом не знал.
   - Культ Беллоны молод, - снисходительно пояснил Сцевола. - Многие подробности ее возвышения еще следует установить. Но большинство почитателей богини верят, что она - дитя божественного союза.
   - Но Клотен в это не верит?
   - Нет. Он спорит по этому поводу с Эластром, иногда очень бурно, и я слыхал, будто он игнорирует многие распоряжения, поступающие из Кэрнавона. Но Клотен - племянник великого иерарха Лоустофта, и с этим нельзя не считаться.
   Лайам внимательно слушал юношу. Он никогда особо не интересовался религиозными распрями - боги Мидланда были древними, укрепившимися, в их величии никто не смел усомниться - но эти сведения могли пригодиться Кессиасу. Самого же Лайама волновал лишь один вопрос.
   - А зачем вам грифон?
   - Для жертвоприношения, - неуверенно отозвался Сцевола. - Иерарх Клотен сказал, что мы принесем его в жертву в день официального открытия храма.
   - А где вы его взяли?
   - Поймали по дороге из Кэрнавона сюда. Когда мы уже спустились с гор, на нас напали разбойники.
   Глаза юноши вспыхнули. Он на мгновение смолк, словно перебирая в памяти эпизоды кровавой схватки.
   - Когда все закончилось, мы решили посвятить нашу победу Беллоне и стали проводить должный обряд. На краю поля среди мертвецов сидел этот грифон. Он был какой-то странный. Грифоны вообще-то стервятники, но этот просто смотрел на убитых и даже не попытался от нас улизнуть.
   Лайам озадачился. Грифоны, по его сведениям, были яростными бойцами и ревностно отстаивали свою свободу.
   - Мы с легкостью заковали его в цепи, - продолжал тем временем Сцевола, - и с тех пор он не доставлял нам хлопот. - А чем вы его кормите?
   - Ничем, - отозвался Сцевола, отводя глаза. - По дороге мы пытались его кормить, но он от всего отказывался. Хотя Эластр каждый день пробовал давать ему то одно, то другое. К тому времени как мы добрались сюда, иерарх Клотен велел ему прекратить эти попытки.
   - Давайте я угадаю, что было дальше, - шутливо сказал Лайам. - Эластр его не послушался и Клотен приказал подвесить грифона под потолком, чтобы хранитель оружия не мог до него добраться.
   Однако Сцевола не был склонен шутить.
   - Вы правы. Все так и было, и вызвало новые разногласия. Древние служители храма, который мы заняли, что-то подвешивали к потолку. Не знаю что, - хранитель Эластр думает, что это была большая статуя их бога, - но когда мы прибыли, цепь там уже висела. И иерарх Клотен сразу же решил приковать к ней клетку с грифоном. Но многим из нас это не понравилось. И не нравится до сих пор.
   - В самом деле? - переспросил Лайам, поскольку не знал, что тут еще можно сказать. Похоже, у почитателей Беллоны имелось предостаточно причин для внутренних распрей.
   Некоторое время они молчали, погрузившись в размышления. В конце концов Сцевола отодвинул тарелку и встал из-за стола:
   - Мне пора возвращаться. Спасибо за трапезу - и за тренировку.
   - Не за что, - отозвался Лайам. - Жаль только, что я не оказал вам должного сопротивления.
   Он тоже встал, чтобы проводить гостя к выходу. - Вы просто недостаточно подготовлены, только и всего. Если бы вы захотели, из вас получился бы отменный боец.
   Это замечание вызвало у Лайама усмешку.
   - Что-то я сомневаюсь.
   Они пожали друг другу руки, и Лайам чуть задержался на пляже, чтобы полюбоваться, с какой легкостью юноша взлетает вверх по скалистому склону. Затем он потянулся и вернулся на кухню. Повинуясь желанию хозяина, печь тут же предоставила ему ведро с горячей водой. Лайам разделся и смыл с тела засохший пот, размышляя попутно обо всем, что успел рассказать ему молодой человек. На первый взгляд, теологические разногласия почитателей Беллоны особого интереса не представляли, но, пораскинув мозгами, Лайам решил, что тут имеется парочка закавык. Если Клотен и вправду племянник Ботмера Лоустофта, значит, он вдвойне заинтересован в сохранности пергаментов своего дядюшки, особенно теперь, когда его авторитет пошатнулся. Возможно, столь бурная реакция Клотена на ночное происшествие объясняется тем, что главный жрец новой богини отчаянно пытается укрепить свое положение.