Но он уже многого достиг. Он вполз в объем купола на уровне крыши. И тут левая рука его разжалась и соскользнула. И упала, вертикально повиснув, словно к ней привязали пудовую гирю. Лайам изумленно уставился на собственную конечность. Он никак не ожидал подобного предательства с ее стороны.
"Красный жрец изложил условия поединка. Бойцы кланяются друг другу".
Лайам заворчал и дернул плечом, закидывая непокорную руку на место. Он заставил ее вцепиться в цепь, потом перенес вес тела и подтянулся. Где-то неподалеку болталась клетка, окна увеличивались в размерах. Под ними обнаружилась полка, до нее можно было дотянуться и отдохнуть. Но если остановиться, он никогда уже не стронется с места. Лайам продолжал двигаться дальше - со скоростью черепахи и упорством осла. Мышцы рук и ног его мелко дрожали, а бедра, сжимавшие цепь, пронзала нестерпимая боль. Впрочем, заветный крюк был уже рядом.
"Рядом, рядом, рядом", - твердил мысленно он, уже не имея сил изображать из себя обезьяну, но вожделенно поглядывая на вертикальный отрезок цепи, спускавшийся непосредственно к клетке. Ему вовсе не нужно карабкаться до самого верха, он сможет как-нибудь туда перебраться, тут ведь недалеко.
"Недалеко, это правда, зато... высоко!"
В объеме купола стало светлее. Из-за завесы туч, скопившихся на востоке, вышло зимнее солнце.
Первая попытка дотянуться до соседней части цепи не удалась. Лайам промахнулся и закачался вместе с гирляндой тяжелых звеньев. Затем, когда равновесие восстановилось, он вновь подался вперед. Пальцы его царапнули по металлу, потом сошлись в крепкий захват, - и Лайам прыгнул.
Ничего ужасного вроде бы не произошло, но тяжелая клетка внизу заскакала, как мячик, и Лайам, словно страстный любовник к возлюбленной, всем телом приник к подрагивающей и поскрипывающей струне, в которую превратилась цепь.
"Она ненадежна, о боги, она ненадежна, она не рассчитана на такую нагрузку, я сейчас разобьюсь!"
Цепь выдержала, но несколько мучительно долгих секунд продолжала подрагивать и скрипеть, и этот скрип выворачивал его наизнанку. Затем все кончилось, и Лайам взглянул вниз, на клетку, прямо в глаза каменному грифону.
"Они обменялись ударами".
Грифон смотрел на человека, усевшись на задние лапы и приоткрыв клюв.
- Привет, - с трудом выдавил из себя Лайам. - Я хочу выпустить тебя на свободу.
Грифон издал пронзительный вопль, в котором звучало нечто, похожее на вопрос, и склонил голову набок.
- Ладно, потом поймешь, - сказал Лайам и спустился на крышу клетки. Та слегка закачалась из стороны в сторону, но когда Лайам лег, раскинув руки, раскачивание прекратилось. Грифон по его примеру тоже улегся, не сводя при этом глаз с человека.
Прутья клетки были посажены близко друг к другу; Лайам ухватился за них и перегнулся через край. Клетка наклонилась. Лайам продвинулся дальше, просунув ноги между прутьями. Клетка накренилась еще сильнее, и грифон отодвинулся к противоположному ее краю, уравновешивая перекос.
- Спасибо, - кивнул благодарно Лайам. Однако крен все-таки не исчез. Придется действовать побыстрее.
На дверце клетки и впрямь обнаружился какой-то замок, и действительно запертый, но с виду несложный. Освободив одну руку - вторая тут же запротестовала против увеличившейся нагрузки, - Лайам залез в кошелек и нащупал там самую большую отмычку.
Он закрыл глаза, сделал три вздоха, после чего быстрым движением вставил отмычку в замочную скважину, потом осторожно повернул инструмент и услышал негромкое щелканье.
"Сцевола, похоже, не собирается биться всерьез".
Отмычка выскользнула из ослабевшей руки, увлекаемая тяжестью связки. Секунду спустя внизу послышалось звяканье, но Лайам предпочел пропустить этот звук мимо ушей. Он отшатнулся от дверцы клетки и позволил ей распахнуться. Грифон напрягся - под серым мехом проступили сильные мышцы, но остался недвижным.
- Это он тебя научил? - устало спросил Лайам. Он был почти уверен, что грифон, ринувшись на свободу, сшибет своего спасителя вниз. - Он сказал, как нужно себя вести?
Из клюва грифона на миг показался язык, черный, как базальт, и узкий, словно стилет.
Лайам, упираясь в прутья руками, вполз задним ходом на крышу клетки и улегся там в полном изнеможении. Ему было больно дышать, зато холодные прутья приятно остужали лицо. Услышав сзади какой-то скрежет, он попытался поднять голову и вновь ее опустил.
"Сцевола просто играет с поборником храма Раздора. Он не желает драться. Клотен вопит".
Источником скрежета оказалось отворившееся окно. Лайама обдало волной холодного воздуха.
- Ну что ж, - произнес невероятно знакомый голос. - Спасибо вам, Ренфорд. Вы, похоже, избавили меня от лишних хлопот.
Лайам заставил себя поднять голову и оглянулся.
В оконном проеме стоял Тарквин. Он хмурился и покусывал кончик седого уса. Выглядывающий из-за его спины каменный грифон что-то негромко кричал сородичу, сидящему в клетке.
17
Усевшись на выступ в подножии каменной глыбы, с незапамятных лет служившей древнему святилищу алтарем, Лайам стал поспешно натягивать сапоги.
- Напрасно вы не оставили мой ковер там, где нашли, - ворчливо выговаривал между тем Тарквин. - Мне не пришлось бы терять времени, возвращаясь за ним домой.
- Прошу прощения. Я не мог и предположить, что он был оставлен вами.
Именно на этом ковре они и спустились из-под купола храма, и именно на нем старый маг теперь и восседал, зависнув в воздухе напротив Лайама и поджав под себя ноги. Три грифона, устроившись на краю огненной ямы, сверлили спину мага нетерпеливыми взглядами, время от времени взмахивая огромными крыльями. На все это круглыми от изумления глазами взирала Мопса, уцепившаяся за край алтаря. Лайаму хотелось успокоить девчонку, но Тарквин не давал ему этой возможности. Он продолжал говорить, не обращая внимания ни на шоковое состояние Мопсы, ни на явное беспокойство грифонов.
Лайаму плохо верилось, что старик-чародей действительно сидит перед ним. Ну да, прошлой ночью у него возникли какие-то подозрения. Он даже подумывал, не раскопать ли могилу мага, чтобы посмотреть, там тот или не там. Но он никак не ожидал, что его подозрения окажутся чистой правдой, и все происходящее не укладывалось у него в голове.
- И как вам только на ум взбрело повыбрасывать самые ценные мои снадобья? Оголить все полки? Пустить по ветру труды долгих лет? Да вы хоть представляете себе, сколько стоит одна драконья слеза?
- Я же не думал, что вы за ними вернетесь, - с легким раздражением отозвался Лайам. - Откуда мне было об этом знать? Я ведь не маг.
Тарквин смерил собеседника критическим взором. Сухую фигуру старика облегал все тот же синий халат, в котором Лайам обнаружил его в ночь убийства, однако прорезь, оставленная кинжалом, куда-то девалась.
- Да уж, не маг - это неоспоримо. И все же вы очень ловко справились с этим замком. В моей книге не так уж много заклинаний, пригодных для вскрытия замков и запоров. Я держал на примете пару заклятий, но, чтобы пустить их в дело, понадобилось бы много времени и возни. И тут подоспели вы с какой-то дурацкой штучкой. Наверное, у вас большой опыт в подобных делах.
- Замок был простенький, - отмахнулся Лайам. На языке его вертелась масса вопросов, но чародей заговорил опять.
- Ну как вам мой дом? - спросил он, поглаживая бороду.
- Благодарю. Он очень удобен.
- Видите ли, на самом деле я вовсе не собирался вам его завещать. Я вообще не оставлял никаких завещаний. Фануил просто подделал сей документ.
Лайам утратил дар речи.
- Но я ничего не имею против, - важно сказал Тарквин и вскинул руку, призывая Лайама к молчанию, хотя в этом жесте не было надобности. - Я рад, что дом попал в хорошие руки и что дракончик обрел заботливого хозяина. Я говорю вам это лишь потому, что хочу передать часть своего имущества еще кое-кому. Точнее сказать, одной особе. Вы поймете, кого я имел в виду, когда она соизволит вам объявиться. Ей причитается книга заклятий, а также все, что она пожелает забрать из секретной комнаты. Дом же я оставляю вам.
Способность издавать связные звуки к Лайаму еще не вернулась.
- Можете не благодарить, - сказал, помолчав, Тарквин, затем, поколебавшись, добавил: - Это самое меньшее, что я могу сделать для вас, после того, как вы... э-э... за меня отомстили.
Очевидно, старому ворчуну редко приходилось выражать кому-то свою признательность, а потому его слова прозвучали как-то напыщенно, и Тарквин поспешил откашляться.
- Я скоро уйду. Вот адреса аптек и перечень разных разностей, которые я там нахватал. Мне думается, вам следует за них заплатить. Полагаю, это лишь справедливо. Если бы вы не разорили мои запасы, мне не пришлось бы обращаться к чужим. Кстати, там обнаружилось мало полезного. Большая часть моих заклинаний также оказалась непригодной для дела. Я пытался объяснить это им, - маг указал на грифонов, - но они туповаты. И потом, им некого было больше просить. Мертвый вор мог бы разом решить многие трудности, но он помешался. А сами грифоны мало что могут на земном уровне бытия. Хотя вид у них весьма впечатляющий, в мире грубой материи они беспомощны, словно дети, а железная клетка и вовсе для них непреодолима. В конце концов, железо ведь - тоже в какой-то мере металл основной. Я свел с ними знакомство еще до моей смерти. Фануил ведь вам говорил о моей способности вмещаться в эфирный план. Попав в беду, они заметались и кинулись ко мне в надежде, что я им помогу. Пришлось попытаться. А что мне еще оставалось?
Голос Тарквина звучал точно так же, как прежде, прежней оставалась и его манера вести разговор. Лайам помалкивал, изумленно разглядывая человека, который вроде давно уже умер, но выглядит очень живо и беседует с ним как живой.
- Конечно же, я не предполагал, что затея окажется столь трудоемкой. Вся эта охрана, тревога, отсутствие компонентов. Я оказался в чрезвычайно затруднительном положении...
Один из серых грифонов испустил вопль. Тарквин махнул рукой:
- Да-да, сейчас я иду! Как бы там ни было, Ренфорд, мое небольшое приключение завершено, а они возвращаются в серые земли. Не могу сказать, что меня так уж сильно порадовало мое возвращение к жизни, ну да ладно. Я должен идти. Да и вы тоже. Вскоре этот храм станет неподходящим местом для смертных.
Тарквин протянул руку. Лайам пожал ее и попытался попридержать.
- Подождите! Я хочу вас спросить...
- Каково это - быть мертвым? Нет, Ренфорд, вам незачем это знать, сказал старый маг, осторожно высвобождая руку. - Остальное додумайте сами. Эдил Кессиас поверит каждому вашему слову.
Тарквин произнес еще одну странно звучащую фразу, которую Лайам не сумел разобрать, и ковер начал медленно подниматься.
- Подождите!
- Вам незачем это знать, - повторил Тарквин.
А затем грифоны сорвались с места, взмыли к куполу и вылетели в окно. Ковер накренился и понесся за ними. Чародей, которого звали Тарквин Танаквиль, исчез.
Лайам встал с выступа, на котором сидел, и тяжело вздохнул:
- Кому это надо - знать, каково быть мертвым?
Список аптек и перечень снадобий лежал на алтаре, поверх книги заклинаний Тарквина. Он взял листок и вложил его между страниц почтенного фолианта, с корешка которого свисал обрывок цепи. Потом еще раз вздохнул и добавил:
- Я всего лишь хотел выяснить, почему этот храм вскоре станет неподходящим местом для смертных,
Из-за алтаря показалась Мопса:
- Эй, дядя!
Лайам повернул голову и неуверенно улыбнулся:
- Ну, отмычка, и что ты обо всем этом скажешь?
Девчонка ткнула пальцем в сторону сундука:
- Говорят, в нем лежит целое состояние.
- Может, и так, - согласился Лайам, - но я работал не с ним. Я работал там, - он указал на опустевшую клетку, - и тебе за то, что ты караулила, согласно легиуму, причитается десятая часть добычи. Загвоздка лишь в том, что добычи-то нет. Но я что-нибудь придумаю. А теперь перестань таращиться на сундук, и пошли.
Лайаму пришлось взять девчонку за плечи и увлечь за собой, но она все равно то и дело оглядывалась, жадно посматривая на укладку с храмовыми сокровищами.
- А что это был за старик?
- Один мой друг, - сказал Лайам и добавил мысленно: "умерший месяца два назад".
- Еще один маг?
Мопса, похоже, уже успела забыть, как поразили ее поначалу и старик на летучем ковре, и грифоны. Она отнеслась ко всему случившемуся как к данности, и сейчас сокровища храма Беллоны были для нее несомненно важней.
- Нет, не еще один маг, а маг настоящий. Я никакой не маг.
- Ха! Ты - не маг!
Вдруг от ног Лайама и Мопсы потянулись по полу длинные черные тени; их породил свет, исходящий от алтаря.
Лайам замер, придерживая девочку за плечо, вслушиваясь в неясный гул, разраставшийся у них за спиной.
- Что это за свет... - Мопса дернулась, выворачиваясь из-под руки Лайама, чтобы взглянуть на алтарь. - Ой!
Зажмурившись, Лайам пробормотал что-то вроде молитвы, потом повернулся и открыл глаза.
На алтаре стояла Беллона.
Она сияла, но это сияние было совсем не таким, какое исходило от Двойника. Казалось, будто богиня выточена из огромного и прозрачного драгоценного камня, и золотистый свет, струящийся сверху, проходил сквозь нее, многократно усиливаясь и отбрасывая мириады лучей.
Чтобы не ослепнуть, Лайаму пришлось опустить взгляд и посматривать искоса, впрочем, разглядеть лицо богини он все равно бы не смог. Слишком нестерпимо сверкал окружающий ее голову нимб. Но все же ему почудилось, что она улыбается.
Беллона шагнула вперед и сошла с алтаря, хотя глыба была высока и так плавно сойти с нее не сумел бы и человек, вдвое превышающий ее в росте. Она даже казалась миниатюрной, но, приближаясь, вдруг потянулась и достала из-под купола опустевшую клетку. Клетка в ее руке тут же принялась уменьшаться - и уменьшалась до тех пор, пока не сделалась размером с игрушку. От каждого шага богини весь храм - как, наверное, и весь Саузварк - сотрясался, но Лайам и Мопса даже и не пытались бежать - их ноги словно приросли к полу.
Когда богиня приблизилась, Лайам упал на колени, дрожа от благоговейного ужаса и стыдясь собственной слабости. Такое с ним случалось только однажды - в присутствии Повелителя Бурь. Два чувства - стыд и восторг - полностью завладели его существом, и голова Лайама склонилась, словно ее пригнули незримой, но властной рукой.
- Лайам Ренфорд, - звучно произнесла Беллона, и глас ее раскололся на тысячи голосов, разнесшихся по всему храму. - Ты оказал мне услугу. За то, что ты очистил мой дом, я дарю тебе это.
Богиня взяла руку Лайама и вложила в нее клетку, сделавшуюся теперь совсем крохотной.
- Услуга твоя не будет забыта, - отразились от стен тысячи голосов, и Беллона, прошествовав мимо оцепеневшей пары, широко распахнула двери своей обители.
Лайам повернулся, сбивая колени в кровь, и, заслонив ладонью глаза, попытался разглядеть, что происходит на улице. Небо было черным от грозовых туч, но богиня сияла, как солнце, и на перепуганных лицах толпящихся возле храма людей заиграли золотистые блики. Беллона заговорила, и слова ее перекрыли гром, прокатившийся по небосводу...
Во рту Лайама сделалось сухо, а рука - там, где ее коснулась богиня, покраснела и вспухла.
Мопса в глубоком обмороке валялась неподалеку.
"О боги! - подумал Лайам. - Только бы все это не затянулось надолго".
Восемь часов спустя эту фразу почти дословно повторил Кессиас. Они сидели в казарме и пили пиво. У Хелекина, как и во всех прочих городских заведениях, было закрыто.
- Если боги возьмут привычку разгуливать по Саузварку, я этому не порадуюсь, - без малейшей доли иронии произнес эдил. - В Муравейнике вспыхнули беспорядки - я вам еще не говорил? Настоящие беспорядки. Банда мошенников и негодяев решила, что настал конец света... или конец действия всех правоохранных законов, что, в общем, одно и то же. А тут еще и пожары... ну, о них-то вы знаете.
Лайам кивнул. Он был с ног до головы перемазан сажей, одежда его превратилась в лохмотья, а обе руки покрылись ожогами и болели.
Из гигантских грозовых туч, возвестивших о явлении новой богини, принялись бить молнии, и в результате на Храмовой улице возникли четыре пожара. В суматохе, воцарившейся после ухода Беллоны, их не заметили, пока огонь не разбушевался. Большую часть дня Лайам таскал ведра с водой, ломал занимающиеся сараи и помогал пострадавшим. Более полусотни человек получили серьезные ожоги, но каким-то чудом никто не погиб.
- Действительно чудом, - пробормотал Лайам и с трудом удержал стон.
- А?
- Нет, ничего.
Мопса пришла в себя уже после того, как богиня исчезла, и убежала, чтобы "укрыться в надежном месте". Так, по крайней мере, велел ей сделать Лайам, понадеявшись, что девчонка ему подчинится. Сутолока дня лишь однажды столкнула его со Сцеволой - тот нес на руках потерявшую сознание женщину. Момент был неподходящим для разговоров, и потому они лишь кивнули друг другу.
- Кстати, вы знаете - они уходят, - сказал Кессиас.
- Кто?
- Люди Беллоны. Уходят обратно на север, в свой Кэрнавон. Впрочем, уходят не все. Только ваш Сцевола, Клотен и небольшой отряд. Здесь остаются Эластр и остальные. А к этому треклятому месту еще до конца месяца валом повалят паломники.
- Вы полагаете?
- А? - Кессиас непонимающе уставился на собеседника. Потом взгляд его прояснился. - Ах да, конечно, вас ведь там не было. Выходит, самое главное вы опять, как и всегда, пропустили. Этот ваш Сцевола меня поразил. Он просто играл со своим противником. Как кошка с мышью, - дразнил его, но не дрался. Я сроду не видывал человека, который бы так управлялся с мечом. А потом небо враз потемнело, и на пороге храма появилась она.
Эдил сделал паузу, но не из благоговения, а для того, чтобы приложиться к кружке.
- Не знаю, что там она сказала - это было как рев урагана, как сход лавины, как грохот прибоя возле Клыков. Я не смог разобрать ни единого слова. Но в конце концов Клотен рухнул ничком и принялся молить о прощении. И единственным, кто остался стоять, был Сцевола.
Они долго сидели в молчании, погрузившись в нечто вроде странной, несущей отдохновение меланхолии. Каждый раздумывал о своем. Затем Кессиас хмыкнул и, запустив руку в карман, вытащил оттуда смятый листок бумаги. Он кинул его Лайаму, но промахнулся, и листок упал на пол.
- Что это?
Лайам не имел ни малейшего желания наклоняться ради какой-то бумажки.
- Ответ Акрасия Саффиана. Курьер доставил его как раз во время всего этого тарарама. Там говорится, что теург никоим образом не может прорвать охранное заклинание, наложенное чародеем. Лучше поздно, чем никогда, а?
И эдил негромко рассмеялся. Лайам все-таки пересилил себя, подобрал письмо - и бросил его в камин.
- Лучше бы никогда, - сказал он мрачно, но все-таки улыбнулся.
- Так, значит, все это затеял Тарквин Танаквиль? И лишь затем, чтобы освободить какого-то там грифона?
Лайам уже говорил это эдилу и не имел сил все сызнова повторять.
- Да.
Да, Тарквин - тот самый бородатый мужчина, которого видел Клотен и который усыпил иерарха после того, как грифон долбанул его сзади. Да, именно Тарквин переворошил все городские аптеки города в поисках компонентов, необходимых для заклинаний. Да, это Тарквин прокрался в свой собственный дом, чтобы выкрасть свои вещи.
- Но вы были в храме, верно? Ну, когда она появилась?
Лайам поднял голову, и взгляды мужчин встретились. Ему подумалось о крохотной клетке, лежащей сейчас у него в кошельке.
"Нет, я ушел до того, как она появилась. Нет, я спрятался. Нет, я упал в обморок сразу же после ее появления".
- Да, - сказал он наконец.
- Как-нибудь на днях, - сказал эдил, поднимаясь, и тут же застонал, как-нибудь на днях вы мне расскажете всю эту историю целиком. Про Танаквиля, и про грифонов, и про то, что вы видели своими глазами. Но на сегодня с меня достаточно, да и вам пора отдохнуть. Нет, не сегодня. Возможно, завтра. Или послезавтра. Когда-нибудь. Хорошо?
- Хорошо, - согласился Лайам и тоже встал.
Они простились на ступенях казармы, пожав друг другу руки, и Кессиас, слегка пошатываясь, вернулся к себе.
Даймонд терпеливо дожидался хозяина под присмотром усталого стражника. Лайам кое-как взобрался в седло и направил коня в сторону Аурик-парка. Городские ворота находились гораздо ближе, но путь к ним пролегал мимо Храмовой улицы.
Чалый неспешно рысил по дороге, ведущей к бухте. Пошел крупный снег. Вместе с первыми хлопьями с неба спустился и Фануил. Он занял свое обычное место - на передней луке седла.
- О! - сказал Лайам. - Смотрите-ка, кто к нам прибыл! Специалист по подделке ценных бумаг!
"Прошу прощения, мастер".
- Просишь прощения? За что? За то, что подарил мне такой замечательный домик?
Лайам ничуть не сердился на маленького уродца. Что сделано, то сделано, да и дом теперь принадлежал ему по полному праву.
"Я не хотел обманывать. Но после смерти мастера Танаквиля это казалось самым разумным. Иначе дом забрал бы кто-то чужой".
- Успокойся, малыш. Все в порядке. У меня нет намерений подавать на тебя в суд. И Тарквин вряд ли пойдет на это, тем более что он уже согласился с тобой. Мне просто интересно, как ты это проделал,
"С помощью простенького заклинания. Никаких подделок, только иллюзия. Чужое завещание, зарегистрированное как положено, стало выглядеть по-другому - и все".
- И ты это заклинание сотворил?
"Да. Я же сказал, это просто".
Они добрались до скалистой тропы.
- Хм. Как-нибудь ты поможешь мне это освоить.
На том их беседа и закончилась. Лайам завел чалого в сарайчик и молча поплелся в дом. Он привез в седельной сумке книгу заклинаний Тарквина и теперь вернул ее на законное место, мимоходом отметив, что надо бы как-то соединить обрывки цепи.
"Не могу сказать, что мне в эту неделю приходилось скучать, - лениво думал он, уже стоя в библиотеке и сбрасывая изорванную в клочья одежду. Но в результате все вроде бы остались довольны. Несчастный призрак отыскал свое тело, грифон улетел на свободу, богиня, прошествовав через очищенное святилище, явила себя народу, а заварушка на Храмовой улице прекратилась.
Страшно представить, что бы они все тут делали без меня!"
Лайам самодовольно усмехнулся и с чувством героя, свершившего все подвиги, какие только возможны, погрузился в глубокий сон.
"Красный жрец изложил условия поединка. Бойцы кланяются друг другу".
Лайам заворчал и дернул плечом, закидывая непокорную руку на место. Он заставил ее вцепиться в цепь, потом перенес вес тела и подтянулся. Где-то неподалеку болталась клетка, окна увеличивались в размерах. Под ними обнаружилась полка, до нее можно было дотянуться и отдохнуть. Но если остановиться, он никогда уже не стронется с места. Лайам продолжал двигаться дальше - со скоростью черепахи и упорством осла. Мышцы рук и ног его мелко дрожали, а бедра, сжимавшие цепь, пронзала нестерпимая боль. Впрочем, заветный крюк был уже рядом.
"Рядом, рядом, рядом", - твердил мысленно он, уже не имея сил изображать из себя обезьяну, но вожделенно поглядывая на вертикальный отрезок цепи, спускавшийся непосредственно к клетке. Ему вовсе не нужно карабкаться до самого верха, он сможет как-нибудь туда перебраться, тут ведь недалеко.
"Недалеко, это правда, зато... высоко!"
В объеме купола стало светлее. Из-за завесы туч, скопившихся на востоке, вышло зимнее солнце.
Первая попытка дотянуться до соседней части цепи не удалась. Лайам промахнулся и закачался вместе с гирляндой тяжелых звеньев. Затем, когда равновесие восстановилось, он вновь подался вперед. Пальцы его царапнули по металлу, потом сошлись в крепкий захват, - и Лайам прыгнул.
Ничего ужасного вроде бы не произошло, но тяжелая клетка внизу заскакала, как мячик, и Лайам, словно страстный любовник к возлюбленной, всем телом приник к подрагивающей и поскрипывающей струне, в которую превратилась цепь.
"Она ненадежна, о боги, она ненадежна, она не рассчитана на такую нагрузку, я сейчас разобьюсь!"
Цепь выдержала, но несколько мучительно долгих секунд продолжала подрагивать и скрипеть, и этот скрип выворачивал его наизнанку. Затем все кончилось, и Лайам взглянул вниз, на клетку, прямо в глаза каменному грифону.
"Они обменялись ударами".
Грифон смотрел на человека, усевшись на задние лапы и приоткрыв клюв.
- Привет, - с трудом выдавил из себя Лайам. - Я хочу выпустить тебя на свободу.
Грифон издал пронзительный вопль, в котором звучало нечто, похожее на вопрос, и склонил голову набок.
- Ладно, потом поймешь, - сказал Лайам и спустился на крышу клетки. Та слегка закачалась из стороны в сторону, но когда Лайам лег, раскинув руки, раскачивание прекратилось. Грифон по его примеру тоже улегся, не сводя при этом глаз с человека.
Прутья клетки были посажены близко друг к другу; Лайам ухватился за них и перегнулся через край. Клетка наклонилась. Лайам продвинулся дальше, просунув ноги между прутьями. Клетка накренилась еще сильнее, и грифон отодвинулся к противоположному ее краю, уравновешивая перекос.
- Спасибо, - кивнул благодарно Лайам. Однако крен все-таки не исчез. Придется действовать побыстрее.
На дверце клетки и впрямь обнаружился какой-то замок, и действительно запертый, но с виду несложный. Освободив одну руку - вторая тут же запротестовала против увеличившейся нагрузки, - Лайам залез в кошелек и нащупал там самую большую отмычку.
Он закрыл глаза, сделал три вздоха, после чего быстрым движением вставил отмычку в замочную скважину, потом осторожно повернул инструмент и услышал негромкое щелканье.
"Сцевола, похоже, не собирается биться всерьез".
Отмычка выскользнула из ослабевшей руки, увлекаемая тяжестью связки. Секунду спустя внизу послышалось звяканье, но Лайам предпочел пропустить этот звук мимо ушей. Он отшатнулся от дверцы клетки и позволил ей распахнуться. Грифон напрягся - под серым мехом проступили сильные мышцы, но остался недвижным.
- Это он тебя научил? - устало спросил Лайам. Он был почти уверен, что грифон, ринувшись на свободу, сшибет своего спасителя вниз. - Он сказал, как нужно себя вести?
Из клюва грифона на миг показался язык, черный, как базальт, и узкий, словно стилет.
Лайам, упираясь в прутья руками, вполз задним ходом на крышу клетки и улегся там в полном изнеможении. Ему было больно дышать, зато холодные прутья приятно остужали лицо. Услышав сзади какой-то скрежет, он попытался поднять голову и вновь ее опустил.
"Сцевола просто играет с поборником храма Раздора. Он не желает драться. Клотен вопит".
Источником скрежета оказалось отворившееся окно. Лайама обдало волной холодного воздуха.
- Ну что ж, - произнес невероятно знакомый голос. - Спасибо вам, Ренфорд. Вы, похоже, избавили меня от лишних хлопот.
Лайам заставил себя поднять голову и оглянулся.
В оконном проеме стоял Тарквин. Он хмурился и покусывал кончик седого уса. Выглядывающий из-за его спины каменный грифон что-то негромко кричал сородичу, сидящему в клетке.
17
Усевшись на выступ в подножии каменной глыбы, с незапамятных лет служившей древнему святилищу алтарем, Лайам стал поспешно натягивать сапоги.
- Напрасно вы не оставили мой ковер там, где нашли, - ворчливо выговаривал между тем Тарквин. - Мне не пришлось бы терять времени, возвращаясь за ним домой.
- Прошу прощения. Я не мог и предположить, что он был оставлен вами.
Именно на этом ковре они и спустились из-под купола храма, и именно на нем старый маг теперь и восседал, зависнув в воздухе напротив Лайама и поджав под себя ноги. Три грифона, устроившись на краю огненной ямы, сверлили спину мага нетерпеливыми взглядами, время от времени взмахивая огромными крыльями. На все это круглыми от изумления глазами взирала Мопса, уцепившаяся за край алтаря. Лайаму хотелось успокоить девчонку, но Тарквин не давал ему этой возможности. Он продолжал говорить, не обращая внимания ни на шоковое состояние Мопсы, ни на явное беспокойство грифонов.
Лайаму плохо верилось, что старик-чародей действительно сидит перед ним. Ну да, прошлой ночью у него возникли какие-то подозрения. Он даже подумывал, не раскопать ли могилу мага, чтобы посмотреть, там тот или не там. Но он никак не ожидал, что его подозрения окажутся чистой правдой, и все происходящее не укладывалось у него в голове.
- И как вам только на ум взбрело повыбрасывать самые ценные мои снадобья? Оголить все полки? Пустить по ветру труды долгих лет? Да вы хоть представляете себе, сколько стоит одна драконья слеза?
- Я же не думал, что вы за ними вернетесь, - с легким раздражением отозвался Лайам. - Откуда мне было об этом знать? Я ведь не маг.
Тарквин смерил собеседника критическим взором. Сухую фигуру старика облегал все тот же синий халат, в котором Лайам обнаружил его в ночь убийства, однако прорезь, оставленная кинжалом, куда-то девалась.
- Да уж, не маг - это неоспоримо. И все же вы очень ловко справились с этим замком. В моей книге не так уж много заклинаний, пригодных для вскрытия замков и запоров. Я держал на примете пару заклятий, но, чтобы пустить их в дело, понадобилось бы много времени и возни. И тут подоспели вы с какой-то дурацкой штучкой. Наверное, у вас большой опыт в подобных делах.
- Замок был простенький, - отмахнулся Лайам. На языке его вертелась масса вопросов, но чародей заговорил опять.
- Ну как вам мой дом? - спросил он, поглаживая бороду.
- Благодарю. Он очень удобен.
- Видите ли, на самом деле я вовсе не собирался вам его завещать. Я вообще не оставлял никаких завещаний. Фануил просто подделал сей документ.
Лайам утратил дар речи.
- Но я ничего не имею против, - важно сказал Тарквин и вскинул руку, призывая Лайама к молчанию, хотя в этом жесте не было надобности. - Я рад, что дом попал в хорошие руки и что дракончик обрел заботливого хозяина. Я говорю вам это лишь потому, что хочу передать часть своего имущества еще кое-кому. Точнее сказать, одной особе. Вы поймете, кого я имел в виду, когда она соизволит вам объявиться. Ей причитается книга заклятий, а также все, что она пожелает забрать из секретной комнаты. Дом же я оставляю вам.
Способность издавать связные звуки к Лайаму еще не вернулась.
- Можете не благодарить, - сказал, помолчав, Тарквин, затем, поколебавшись, добавил: - Это самое меньшее, что я могу сделать для вас, после того, как вы... э-э... за меня отомстили.
Очевидно, старому ворчуну редко приходилось выражать кому-то свою признательность, а потому его слова прозвучали как-то напыщенно, и Тарквин поспешил откашляться.
- Я скоро уйду. Вот адреса аптек и перечень разных разностей, которые я там нахватал. Мне думается, вам следует за них заплатить. Полагаю, это лишь справедливо. Если бы вы не разорили мои запасы, мне не пришлось бы обращаться к чужим. Кстати, там обнаружилось мало полезного. Большая часть моих заклинаний также оказалась непригодной для дела. Я пытался объяснить это им, - маг указал на грифонов, - но они туповаты. И потом, им некого было больше просить. Мертвый вор мог бы разом решить многие трудности, но он помешался. А сами грифоны мало что могут на земном уровне бытия. Хотя вид у них весьма впечатляющий, в мире грубой материи они беспомощны, словно дети, а железная клетка и вовсе для них непреодолима. В конце концов, железо ведь - тоже в какой-то мере металл основной. Я свел с ними знакомство еще до моей смерти. Фануил ведь вам говорил о моей способности вмещаться в эфирный план. Попав в беду, они заметались и кинулись ко мне в надежде, что я им помогу. Пришлось попытаться. А что мне еще оставалось?
Голос Тарквина звучал точно так же, как прежде, прежней оставалась и его манера вести разговор. Лайам помалкивал, изумленно разглядывая человека, который вроде давно уже умер, но выглядит очень живо и беседует с ним как живой.
- Конечно же, я не предполагал, что затея окажется столь трудоемкой. Вся эта охрана, тревога, отсутствие компонентов. Я оказался в чрезвычайно затруднительном положении...
Один из серых грифонов испустил вопль. Тарквин махнул рукой:
- Да-да, сейчас я иду! Как бы там ни было, Ренфорд, мое небольшое приключение завершено, а они возвращаются в серые земли. Не могу сказать, что меня так уж сильно порадовало мое возвращение к жизни, ну да ладно. Я должен идти. Да и вы тоже. Вскоре этот храм станет неподходящим местом для смертных.
Тарквин протянул руку. Лайам пожал ее и попытался попридержать.
- Подождите! Я хочу вас спросить...
- Каково это - быть мертвым? Нет, Ренфорд, вам незачем это знать, сказал старый маг, осторожно высвобождая руку. - Остальное додумайте сами. Эдил Кессиас поверит каждому вашему слову.
Тарквин произнес еще одну странно звучащую фразу, которую Лайам не сумел разобрать, и ковер начал медленно подниматься.
- Подождите!
- Вам незачем это знать, - повторил Тарквин.
А затем грифоны сорвались с места, взмыли к куполу и вылетели в окно. Ковер накренился и понесся за ними. Чародей, которого звали Тарквин Танаквиль, исчез.
Лайам встал с выступа, на котором сидел, и тяжело вздохнул:
- Кому это надо - знать, каково быть мертвым?
Список аптек и перечень снадобий лежал на алтаре, поверх книги заклинаний Тарквина. Он взял листок и вложил его между страниц почтенного фолианта, с корешка которого свисал обрывок цепи. Потом еще раз вздохнул и добавил:
- Я всего лишь хотел выяснить, почему этот храм вскоре станет неподходящим местом для смертных,
Из-за алтаря показалась Мопса:
- Эй, дядя!
Лайам повернул голову и неуверенно улыбнулся:
- Ну, отмычка, и что ты обо всем этом скажешь?
Девчонка ткнула пальцем в сторону сундука:
- Говорят, в нем лежит целое состояние.
- Может, и так, - согласился Лайам, - но я работал не с ним. Я работал там, - он указал на опустевшую клетку, - и тебе за то, что ты караулила, согласно легиуму, причитается десятая часть добычи. Загвоздка лишь в том, что добычи-то нет. Но я что-нибудь придумаю. А теперь перестань таращиться на сундук, и пошли.
Лайаму пришлось взять девчонку за плечи и увлечь за собой, но она все равно то и дело оглядывалась, жадно посматривая на укладку с храмовыми сокровищами.
- А что это был за старик?
- Один мой друг, - сказал Лайам и добавил мысленно: "умерший месяца два назад".
- Еще один маг?
Мопса, похоже, уже успела забыть, как поразили ее поначалу и старик на летучем ковре, и грифоны. Она отнеслась ко всему случившемуся как к данности, и сейчас сокровища храма Беллоны были для нее несомненно важней.
- Нет, не еще один маг, а маг настоящий. Я никакой не маг.
- Ха! Ты - не маг!
Вдруг от ног Лайама и Мопсы потянулись по полу длинные черные тени; их породил свет, исходящий от алтаря.
Лайам замер, придерживая девочку за плечо, вслушиваясь в неясный гул, разраставшийся у них за спиной.
- Что это за свет... - Мопса дернулась, выворачиваясь из-под руки Лайама, чтобы взглянуть на алтарь. - Ой!
Зажмурившись, Лайам пробормотал что-то вроде молитвы, потом повернулся и открыл глаза.
На алтаре стояла Беллона.
Она сияла, но это сияние было совсем не таким, какое исходило от Двойника. Казалось, будто богиня выточена из огромного и прозрачного драгоценного камня, и золотистый свет, струящийся сверху, проходил сквозь нее, многократно усиливаясь и отбрасывая мириады лучей.
Чтобы не ослепнуть, Лайаму пришлось опустить взгляд и посматривать искоса, впрочем, разглядеть лицо богини он все равно бы не смог. Слишком нестерпимо сверкал окружающий ее голову нимб. Но все же ему почудилось, что она улыбается.
Беллона шагнула вперед и сошла с алтаря, хотя глыба была высока и так плавно сойти с нее не сумел бы и человек, вдвое превышающий ее в росте. Она даже казалась миниатюрной, но, приближаясь, вдруг потянулась и достала из-под купола опустевшую клетку. Клетка в ее руке тут же принялась уменьшаться - и уменьшалась до тех пор, пока не сделалась размером с игрушку. От каждого шага богини весь храм - как, наверное, и весь Саузварк - сотрясался, но Лайам и Мопса даже и не пытались бежать - их ноги словно приросли к полу.
Когда богиня приблизилась, Лайам упал на колени, дрожа от благоговейного ужаса и стыдясь собственной слабости. Такое с ним случалось только однажды - в присутствии Повелителя Бурь. Два чувства - стыд и восторг - полностью завладели его существом, и голова Лайама склонилась, словно ее пригнули незримой, но властной рукой.
- Лайам Ренфорд, - звучно произнесла Беллона, и глас ее раскололся на тысячи голосов, разнесшихся по всему храму. - Ты оказал мне услугу. За то, что ты очистил мой дом, я дарю тебе это.
Богиня взяла руку Лайама и вложила в нее клетку, сделавшуюся теперь совсем крохотной.
- Услуга твоя не будет забыта, - отразились от стен тысячи голосов, и Беллона, прошествовав мимо оцепеневшей пары, широко распахнула двери своей обители.
Лайам повернулся, сбивая колени в кровь, и, заслонив ладонью глаза, попытался разглядеть, что происходит на улице. Небо было черным от грозовых туч, но богиня сияла, как солнце, и на перепуганных лицах толпящихся возле храма людей заиграли золотистые блики. Беллона заговорила, и слова ее перекрыли гром, прокатившийся по небосводу...
Во рту Лайама сделалось сухо, а рука - там, где ее коснулась богиня, покраснела и вспухла.
Мопса в глубоком обмороке валялась неподалеку.
"О боги! - подумал Лайам. - Только бы все это не затянулось надолго".
Восемь часов спустя эту фразу почти дословно повторил Кессиас. Они сидели в казарме и пили пиво. У Хелекина, как и во всех прочих городских заведениях, было закрыто.
- Если боги возьмут привычку разгуливать по Саузварку, я этому не порадуюсь, - без малейшей доли иронии произнес эдил. - В Муравейнике вспыхнули беспорядки - я вам еще не говорил? Настоящие беспорядки. Банда мошенников и негодяев решила, что настал конец света... или конец действия всех правоохранных законов, что, в общем, одно и то же. А тут еще и пожары... ну, о них-то вы знаете.
Лайам кивнул. Он был с ног до головы перемазан сажей, одежда его превратилась в лохмотья, а обе руки покрылись ожогами и болели.
Из гигантских грозовых туч, возвестивших о явлении новой богини, принялись бить молнии, и в результате на Храмовой улице возникли четыре пожара. В суматохе, воцарившейся после ухода Беллоны, их не заметили, пока огонь не разбушевался. Большую часть дня Лайам таскал ведра с водой, ломал занимающиеся сараи и помогал пострадавшим. Более полусотни человек получили серьезные ожоги, но каким-то чудом никто не погиб.
- Действительно чудом, - пробормотал Лайам и с трудом удержал стон.
- А?
- Нет, ничего.
Мопса пришла в себя уже после того, как богиня исчезла, и убежала, чтобы "укрыться в надежном месте". Так, по крайней мере, велел ей сделать Лайам, понадеявшись, что девчонка ему подчинится. Сутолока дня лишь однажды столкнула его со Сцеволой - тот нес на руках потерявшую сознание женщину. Момент был неподходящим для разговоров, и потому они лишь кивнули друг другу.
- Кстати, вы знаете - они уходят, - сказал Кессиас.
- Кто?
- Люди Беллоны. Уходят обратно на север, в свой Кэрнавон. Впрочем, уходят не все. Только ваш Сцевола, Клотен и небольшой отряд. Здесь остаются Эластр и остальные. А к этому треклятому месту еще до конца месяца валом повалят паломники.
- Вы полагаете?
- А? - Кессиас непонимающе уставился на собеседника. Потом взгляд его прояснился. - Ах да, конечно, вас ведь там не было. Выходит, самое главное вы опять, как и всегда, пропустили. Этот ваш Сцевола меня поразил. Он просто играл со своим противником. Как кошка с мышью, - дразнил его, но не дрался. Я сроду не видывал человека, который бы так управлялся с мечом. А потом небо враз потемнело, и на пороге храма появилась она.
Эдил сделал паузу, но не из благоговения, а для того, чтобы приложиться к кружке.
- Не знаю, что там она сказала - это было как рев урагана, как сход лавины, как грохот прибоя возле Клыков. Я не смог разобрать ни единого слова. Но в конце концов Клотен рухнул ничком и принялся молить о прощении. И единственным, кто остался стоять, был Сцевола.
Они долго сидели в молчании, погрузившись в нечто вроде странной, несущей отдохновение меланхолии. Каждый раздумывал о своем. Затем Кессиас хмыкнул и, запустив руку в карман, вытащил оттуда смятый листок бумаги. Он кинул его Лайаму, но промахнулся, и листок упал на пол.
- Что это?
Лайам не имел ни малейшего желания наклоняться ради какой-то бумажки.
- Ответ Акрасия Саффиана. Курьер доставил его как раз во время всего этого тарарама. Там говорится, что теург никоим образом не может прорвать охранное заклинание, наложенное чародеем. Лучше поздно, чем никогда, а?
И эдил негромко рассмеялся. Лайам все-таки пересилил себя, подобрал письмо - и бросил его в камин.
- Лучше бы никогда, - сказал он мрачно, но все-таки улыбнулся.
- Так, значит, все это затеял Тарквин Танаквиль? И лишь затем, чтобы освободить какого-то там грифона?
Лайам уже говорил это эдилу и не имел сил все сызнова повторять.
- Да.
Да, Тарквин - тот самый бородатый мужчина, которого видел Клотен и который усыпил иерарха после того, как грифон долбанул его сзади. Да, именно Тарквин переворошил все городские аптеки города в поисках компонентов, необходимых для заклинаний. Да, это Тарквин прокрался в свой собственный дом, чтобы выкрасть свои вещи.
- Но вы были в храме, верно? Ну, когда она появилась?
Лайам поднял голову, и взгляды мужчин встретились. Ему подумалось о крохотной клетке, лежащей сейчас у него в кошельке.
"Нет, я ушел до того, как она появилась. Нет, я спрятался. Нет, я упал в обморок сразу же после ее появления".
- Да, - сказал он наконец.
- Как-нибудь на днях, - сказал эдил, поднимаясь, и тут же застонал, как-нибудь на днях вы мне расскажете всю эту историю целиком. Про Танаквиля, и про грифонов, и про то, что вы видели своими глазами. Но на сегодня с меня достаточно, да и вам пора отдохнуть. Нет, не сегодня. Возможно, завтра. Или послезавтра. Когда-нибудь. Хорошо?
- Хорошо, - согласился Лайам и тоже встал.
Они простились на ступенях казармы, пожав друг другу руки, и Кессиас, слегка пошатываясь, вернулся к себе.
Даймонд терпеливо дожидался хозяина под присмотром усталого стражника. Лайам кое-как взобрался в седло и направил коня в сторону Аурик-парка. Городские ворота находились гораздо ближе, но путь к ним пролегал мимо Храмовой улицы.
Чалый неспешно рысил по дороге, ведущей к бухте. Пошел крупный снег. Вместе с первыми хлопьями с неба спустился и Фануил. Он занял свое обычное место - на передней луке седла.
- О! - сказал Лайам. - Смотрите-ка, кто к нам прибыл! Специалист по подделке ценных бумаг!
"Прошу прощения, мастер".
- Просишь прощения? За что? За то, что подарил мне такой замечательный домик?
Лайам ничуть не сердился на маленького уродца. Что сделано, то сделано, да и дом теперь принадлежал ему по полному праву.
"Я не хотел обманывать. Но после смерти мастера Танаквиля это казалось самым разумным. Иначе дом забрал бы кто-то чужой".
- Успокойся, малыш. Все в порядке. У меня нет намерений подавать на тебя в суд. И Тарквин вряд ли пойдет на это, тем более что он уже согласился с тобой. Мне просто интересно, как ты это проделал,
"С помощью простенького заклинания. Никаких подделок, только иллюзия. Чужое завещание, зарегистрированное как положено, стало выглядеть по-другому - и все".
- И ты это заклинание сотворил?
"Да. Я же сказал, это просто".
Они добрались до скалистой тропы.
- Хм. Как-нибудь ты поможешь мне это освоить.
На том их беседа и закончилась. Лайам завел чалого в сарайчик и молча поплелся в дом. Он привез в седельной сумке книгу заклинаний Тарквина и теперь вернул ее на законное место, мимоходом отметив, что надо бы как-то соединить обрывки цепи.
"Не могу сказать, что мне в эту неделю приходилось скучать, - лениво думал он, уже стоя в библиотеке и сбрасывая изорванную в клочья одежду. Но в результате все вроде бы остались довольны. Несчастный призрак отыскал свое тело, грифон улетел на свободу, богиня, прошествовав через очищенное святилище, явила себя народу, а заварушка на Храмовой улице прекратилась.
Страшно представить, что бы они все тут делали без меня!"
Лайам самодовольно усмехнулся и с чувством героя, свершившего все подвиги, какие только возможны, погрузился в глубокий сон.