Худ Даниел. Наследник волшебника (Лайам Ренфорд - 2)

   Саузваркский храм Лаомедона уступал в размерах столичному, но выглядел так же зловеще и походил на склеп-переросток. Стены его были сложены из черного тусклого камня, словно бы поглощавшего солнечный свет. Простые колонны ничем не украшенного портика сильно выдавались вперед, и единственная дверь святилища пряталась в густой тени.
   "Чего тут бояться? Вот чепуха!"
   Лайам бодро взбежал по лестнице, всем своим видом изображая уверенность, которой он ничуть не испытывал, и быстро, чтобы не передумать, постучал в дверь. Та отворилась - мгновенно и без малейшего скрипа.
   - Меня зовут Лайам Ренфорд, - сказал он служителю в черной рясе, переступив порог, - и я хочу говорить с вашей верховной жрицей.
   Служитель кивнул, словно слова посетителя ничуть его не удивили.
   - Подождите тут. Я доложу о вас. Не дожидаясь ответа, черный жрец исчез, оставив Лайама одного во мраке длинного коридора, который, впрочем, был затенен не повсюду. Дальний его конец терялся во мгле (мгла царила и там, где находился Лайам), но ближе к центральной части арочные проемы, открытые небесам, пропускали солнечный свет. Вдоль стен коридора тянулись ряды колонн черного камня, и в подножии каждой из них угадывались изваяния - то ли собак, то ли львов. Поколебавшись, Лайам шагнул к одной из колонн, нагнулся и протянул руку - пальцы его нащупали клюв, потом крылья.
   - Ха! - выдохнул Лайам. Он, кажется, выяснил все, что хотел, но тут рядом с ним неслышно возник служитель.
   - Не угодно ли вам будет пройти со мной, господин?
   Лайам быстро выпрямился; на миг у него возникло искушение извиниться и отступить. Но делать нечего, черный жрец уже двинулся вдоль колоннады. Лайам, мысленно чертыхнувшись, побрел за ним, следя, как каменные изваяния, по мере его приближения к освещенному пространству прохода, выступают из мрака.
   - Эти статуи, - решился наконец окончательно развеять свои сомнения Лайам, - кого они изображают?
   - Грифонов, - не задумываясь, откликнулся служитель. - Слуг Лаомедона, бога, которому покоряются все.
   "Неужели ответ так прост? - Лайам уже знал, что да, но еще не верил своим ушам. - Похоже, мы с моим другом Клотеном ставили не на ту лошадку".
   Между арками - справа и слева - открылись одинаковые садики; служитель свернул налево. Кусты увяли под дыханием зимы, а клумбы покрывала солома, но можно было с уверенностью сказать, что летом здесь просто очаровательно, - и это удивило Лайама. Он никак не ожидал встретить такое в святилище, верховную жрицу которого отождествляли со Смертью.
   Они поднялись на сводчатую террасу, окружавшую садик с трех остальных сторон, и нашли жрицу в комнате с невысоким сводчатым потолком, большим камином и стенами, увешанными красочными гобеленами.
   - Присаживайтесь, сэр Лайам, - произнесла она, жестом отсылая служителя. - Я ожидала вас.
   Приветствие было странным, но в поведении жрицы не читалось ничего угрожающего, да и выглядела она достаточно скромно. Длинное глухое черное платье до пят, на голове облегающий вдовий убор, скрывающий шею. Черты лица приятные (впрочем, слишком, пожалуй, правильные), большие, словно у ребенка, глаза и звонкий, как у девушки, голос. Для своего сана матушка-Смерть выглядела очень уж молодо, и это насторожило Лайама.
   - Я собирался к вам еще вчера, леди, - сказал он, остановившись у кресла, на которое ему указали. - Вы ведь улыбнулись мне во время храмовой драки?
   - Да, - подтвердила жрица и вновь улыбнулась. - Я думала, вы придете гораздо скорее.
   - Я не был вполне уверен, что ваша улыбка предназначена мне.
   Все шло хорошо, но не так, как ему бы хотелось. Лайама устроила бы беседа в форме вопросов-ответов, но непринужденное, почти светское, поведение жрицы сбило его с толку, и на мгновение он смешался. Впрочем, следующая реплика собеседницы нисколько не помогла ему обрести веру в себя.
   - Именно вам, сэр Лайам. В последние дни боги весьма интересуются вами. Прошу вас, садитесь.
   - Интересуются мной? - чуть было не поперхнулся Лайам.
   - Да, это так. Ну же, садитесь, не заставляйте меня думать, что я плохая хозяйка. Лайам послушно сел, но так осторожно, словно опасался, что кресло под ним тут же провалится и бездну.
   - Но почему же они интересуются моей скромной персоной?
   - В Саузварке происходит нечто важное, сэр Лайам, и вы - участник событий.
   Происходящее настолько выбило Лайама из колеи, что начисто стерло из его головы намеченный план разговора.
   - Простите, я что-то не понимаю.
   Черная жрица сложила ладони домиком и устремила взгляд на пылающие поленья, словно пытаясь отыскать в пламени наиболее доходчивые слова.
   - Существуют четыре способа, посредством которых боги являют себя в этом мире, - медленно заговорила она. - То есть на самом деле их больше, но сейчас достаточно указать на четыре. Известны ли они вам?
   - Я могу лишь предполагать, - промямлил Лайам и умолк. На самом деле ему вовсе не хотелось строить предположения. Точнее говоря, ему вообще расхотелось продолжать разговор. Он однажды удостоился счастья лицезреть одного из богов Таралона и не горел желанием повторить этот опыт.
   - Не утруждайтесь - я их перечислю сама. Во-первых, боги провозглашают миру свою волю через знамения. Кометы, странные перемещения птичьих стай и тому подобные вещи. Во-вторых, они обращаются к смертным через людей, с которыми говорят напрямую. Это пророки, умалишенные, ясновидящие и, иногда, жрецы, которым вменяется высшее повеление выполнить то-то и то-то. В-третьих, носителями божественной воли являются те, что действуют в соответствии с диктатом небес, сами о том не подозревая. Вы понимаете, о чем или, точнее, о ком идет речь?
   - Сами о том не подозревая, - повторил эхом Лайам. Его охватило странное ощущение. Ему показалось, что весь мир свернулся до объема комнатки, в которой они находились, и что снаружи не осталось совсем ничего. Ничего - ни террасы, ни садика, ни храма, ни города, ни герцогства, ни королевства. Все вместилось в слова черной жрицы и ее загадочную улыбку.
   - Вы меня понимаете, сэр Лайам? Вам ведь уже доводилось однажды быть исполнителем воли небес? Вы ведь справились с этим, сами того не подозревая?
   Лайам встряхнулся, и ощущение ушло, но легкий налет причастности к чему-то огромному сохранился.
   - Повелитель Бурь так посчитал, - хрипло сказал он. Вокруг головы гневного бога клубились черные тучи, Лайам стоял перед ним, ожидая суда, и чувствовал себя мелкой букашкой, а вовсе не исполнителем чьей-то там воли.
   - Значит, у него были на то основания. Посещали ли вы его храм здесь, в Саузварке?
   - Нет. - Лайам прожил в Саузварке более полугода, но предпочитал держаться подальше от этого здания. - Это мне почему-то не казалось... уместным.
   Леди Смерть усмехнулась:
   - Ну хорошо. Не корите себя, все уже в прошлом, а мы говорим о том, что происходит сейчас. Мне позволено кое-что сообщить вам, а вы уже сами должны решать, как со сказанным поступить. Вот это сообщение: завтра в Саузварке никто не умрет.
   Переход от одной темы к другой был слишком внезапным. Лайам все еще пребывал во власти воспоминаний.
   - Никто не умрет?
   - Откуда вам это известно?
   Жрица вновь усмехнулась, и Лайама опять поразили ее молодость и красота.
   - А вы как полагаете, сэр Лайам?
   Лайам приподнял брови, потом опустил.
   - О!.. Конечно... простите.
   - Вот все, о чем мне позволено вас известить. Как я уже говорила, вы вольны распоряжаться этим знанием как угодно. Дальнейшее будет зависеть только от вас.
   Зависеть от него? Он вовсе не хочет, чтобы от него что-то зависело. В его мозг просто загружают очередную загадку, и, как всегда, не спросясь. А ведь перед ним стоят загадки насущные, о которых он чуть было не позабыл! Лайам начинал злиться. Неопределенность речей черной жрицы вовсе не радовала его.
   - Я полагаю, вы можете сказать мне что-то еще.
   - Больше ничего, - печально отозвалась владычица храма.
   - Ну почему же! - не унимался Лайам. - Вы можете пояснить, например, каким образом каменные грифоны служат Лаомедону.
   Несколько томительно долгих мгновений черная жрица смотрела на гостя непонимающими глазами, затем рассмеялась:
   - О, сэр Лайам, я вас уверяю - ни один человек в нашем храме не имеет к этому отношения.
   - К чему - к этому? - с невинным видом спросил Лайам, и жрица вновь рассмеялась.
   - Вы же прекрасно знаете, - укоризненно сказала она. - Я говорю о ночном происшествии в храме Беллоны. Для начала вы можете убедиться, что среди наших служителей нет бородатых мужчин.
   Откуда она знает, что у злоумышленника была борода? И почему так быстро разобралась, к чему Лайам клонит?
   - В таком случае у вас не должно быть причин таить от меня назначение серых грифонов.
   Лайама вдруг охватило предчувствие близкой удачи. Правдами или неправдами расследование подходило к концу. Неприятно, конечно, что на него возлагают ответственность за какие-то будущие события, но с событиями прошлого он должен был разобраться. Хотя бы в общих чертах.
   Жрица, почувствовав возбуждение гостя, погрозила ему пальцем, но все-таки уступила.
   - Вы правы, сэр Лайам. У меня действительно нет на то никаких причин. Есть ли они у кого-то еще - вот в чем вопрос.
   - Это вам лучше знать, леди.
   Леди Смерть устремила взгляд на огонь, и черты ее вдруг обрели величавость. Ту самую величавость, какую Лайам в ней так тщетно искал еще секунду назад и которая, скорее всего, являлась подлинным отражением величия самого Лаомедона - бога, призванного решать вопросы жизни и смерти и потому раздумчиво взвешивающего каждый свой шаг.
   Минуту спустя жрица очнулась.
   - Что вам известно о каменных грифонах, сэр Лайам?
   - Только то, что один из них сейчас томится в храме Беллоны и что в вашем святилище находится около двух десятков изваяний этих существ.
   - И ничего более? - поинтересовалась леди Смерть уже без улыбки. Лайам заколебался.
   - Я читал, что они часто появляются на кладбищах и на полях сражений, подстерегая добычу, ибо поедают души умерших.
   - Это неверно. На полях сражений их действительно можно встретить, но на кладбищах - никогда. И они вовсе не поедают души умерших. Грифоны самые доверенные слуги Лаомедона, более приближенные к нему, чем, скажем, я или другие наши служители. Им вменено в обязанность доставлять души избранных в серые земли, души тех, кому велением неба или праведностью поступков назначено обитать в их прекраснейших уголках. Аурик Великий отправился в серые земли на спине каменного грифона, и Асцелин Эдр, и поэт Рэадр. И многие другие, не снискавшие громкой славы при жизни, но по своей смерти получившие высшее благословение. Достаточно ли вам такого ответа?
   Сцевола сказал, что они изловили грифона после схватки с бандитами и что ни один из служителей Беллоны в этом столкновении не пострадал. Неужели какой-то праведник затесался в разбойную шайку?
   - Если каменные грифоны - самые доверенные слуги Лаомедона, то ему вряд ли понравится, когда одного из них заколют на жертвенном алтаре.
   - Да, - согласилась жрица. - Наш господин будет весьма опечален.
   Но ведь она совсем недавно сказала, что никто из служителей властелина людских судеб не пытался проникнуть в соседний храм. Тут крылось противоречие. Последовала длинная пауза, и Лайам воспользовался ею, чтобы собраться с мыслями и привести их в порядок.
   - Мне, пожалуй, пора, - сказал он в конце концов.
   - Похоже, мы все обсудили, - сказала женщина, поднимаясь с кресла. Идемте, сэр Лайам, я вас провожу.
   Они прошли через укромный садик, потом в молчании двинулись по длинному коридору со сводчатым потолком. Возле выхода Лайам остановился и указал на ряды изваяний:
   - Скажите, их кто-нибудь когда-нибудь видел?
   - Настоящих грифонов или тех, какие поставлены здесь?
   - И тех, и других.
   - Живого каменного грифона можно видеть сейчас в храме Беллоны, бесстрастно произнесла леди Смерть. - Но изваяния? Нет. Усопших вносят в храм через другую дверь, проводят обряд очищения, а затем через нее же выносят. Здесь же-в обители Лаомедона - никто из мирян до вас не бывал.
   Тут до Лайама дошло, какую великую честь ему оказали. Но это открытие вовсе не привело его в несказанный восторг.
   - Благодарю.
   Он потянулся было к дверной ручке - и задержался опять.
   - Четвертый способ. Четвертый способ, посредством которого боги общаются с нами. Вы так его и не назвали.
   Возможно, женщина улыбнулась, но в коридоре было темно, а к тому моменту, как в дверной проем хлынул солнечный свет, лицо ее было серьезно.
   - Они являются лично, - сказала жрица. - Всего вам хорошего, сэр Лайам. "Ну, она хоть, по крайней мере, не выясняла, маг я или не маг", подумал Лайам, когда дверь за его спиной бесшумно закрылась, и обвел взглядом тупик. Конечно, в последние дни тут бывало довольно шумно, но до прибытия новой богини в конец Храмовой улицы редко кто забредал. Самое подходящее место для святилища, интересующегося лишь мертвецами.
   Впрочем, у Лайама были заботы важнее, чем размышления о том, правильно или неправильно разместился на саузваркской земле Лаомедон. Сведения, которые он получил (вернее, которые ему сообщили), придавали совершенно новое направление всему ходу поисков. И хотя Лайам пока что не представлял, как эти сведения применить, он понимал, что ему следует как можно скорее пообщаться с эдилом.
   На Храмовой улице по-прежнему было тихо, толпа зевак разошлась, и неестественная тишина заполонила округу. Главная площадь совсем опустела, лишь несколько мужчин отирались у кабачка Хелекина, да какая-то горожанка поспешно пересекала открытое ветру пространство. Юбки ее реяли, словно паруса корабля, застигнутого внезапной бурей. Интересно, как широко успело расползтись беспокойство? "Скоро весь этот город будет трястись от ужаса под кроватями", - подумал Лайам.
   Кессиас находился в казарме. Эдил увлеченно и быстро покрывал каракулями лист белоснежной бумаги. Когда Лайам подошел, он отложил перо и протянул приятелю листок погрязнее.
   - Один из парней Клотена сунул эту писульку стражникам и потребовал, чтобы ее немедленно доставили мне, но имя там - ваше. Правда, писавший изрядно его переврал.
   Лайам взял сложенный вчетверо листок и повертел в руках. Записка действительно была адресована ему.
   - Читайте-читайте, - буркнул эдил. - Я только закончу письмо к его высочеству, и мы все обсудим.
   Лайам, уже разворачивавший листок, замер.
   - Вы пишете к герцогу? А, простите, о чем?
   - Сообщаю ему о своем решении запретить поединок. Я прикидывал и так, и сяк, но все равно выходит, что добром он не кончится. Мой запрет поможет сохранить враждующим иерархам лицо - как Гвидерию, так и Клотену, а мне не придется возиться с последствиями, - вызывающе произнес эдил, словно ожидая, что ему тут же начнут перечить.
   - Не думаю, что это разумно.
   - Объясните мне, почему?
   Лайам развернул листок.
   - Сейчас, только прочту записку.
   Кессиас раздраженно пожал плечами и вновь ухватил перо.
   Судя по всему, послание было составлено малограмотным человеком, об этом свидетельствовали и большие корявые буквы записки, и множество перечеркнутых слов.
   "Мастер Лайам Ренфорд, - гласил текст, - я пишу вам по поручению иерарха Сцеволы. Он просит вас встретиться с ним завтра утром, до боя. Иерарх Клотен не возражает. Приходите, как рассветет".
   Подписи не было, да в ней не имелось и надобности. Лайаму представилось, как широкоплечий, приземистый кэрнавонец корпит над письмом, тщательно подбирая слова и с натугой пытаясь перенести их на бумагу. Если бы он и сомневался, что после появления незримого войска в новом святилище что-то произошло, то титул, которым теперь именовался Сцевола, уничтожил бы эти сомнения. Вопрос был в другом: признал ли Клотен возвышение молодого жреца? Лайам не верил в великодушие вздорного иерарха. Похоже, храм Беллоны попросту раскололся, и одна часть служителей грозной богини признала ее благословение истинным, а другая - возглавляемая, несомненно, Клотеном, отвергла его.
   Лайам передал записку эдилу и, дождавшись, когда тот ее прочтет, наскоро изложил ему ход своих размышлений.
   - И более того, я полагаю, - прибавил он, - что именно потому Клотен и поспешил бросить Гвидерию вызов. Он хочет уничтожить Сцеволу, возможно подстроив тому какую-то пакость. Он сделает так, что юноша проиграет, и, таким образом, разногласия в новом храме сойдут сами собой на нет.
   - И наш негодяй по-прежнему будет там всем заправлять, - согласился Кессиас. - Тем больше причин запретить поединок.
   - Да, но у меня в запасе есть еще кое-что.
   - То, что вы почерпнули из вашего визита в одно не очень веселое заведение?
   - Вы правы.
   Лайам почти дословно пересказал эдилу свой разговор с верховной жрицей Лаомедона, даже не убоявшись пролить несколько свет на свое прошлое. Он поначалу хотел опустить какую-то часть беседы, но потом решил от этого отказаться; ему надоело таиться от друга.
   Естественно, именно эта часть и вызвала наибольший к себе интерес.
   - И что же это за повеление богов вам довелось по случайности выполнить?
   - Неважно, - буркнул Лайам и поспешно добавил: - Я потом как-нибудь расскажу. Главное, над чем стоит задуматься, это над утверждением, что завтра в Саузварке никто не умрет, а также меня беспокоит плененный грифон, судьба которого жрицу, похоже, вовсе не беспокоит. Я все же не верю, что никто из ее подручных так-таки и не попытался пробраться в соседний храм.
   Кессиас внимательно посмотрел на товарища:
   - Но ведь ее пророчеству насчет завтрашнего дня вы поверили?
   Лайам открыл было рот, чтобы ответить, но тут же умолк и задумался.
   - Не знаю. Однако вы правы. Зачем бы ей говорить правду в одном случае и лгать в другом?
   - Именно, - сказал эдил, пожимая плечами. - Но как бы там ни было, я хочу вас спросить, отсылать мне это письмо или нет?
   Вот и заводи себе настоящих друзей. Не успеешь оглянуться, как они начнут заваливать своей кладью твою и так переполненную тележку. Со стороны эдила просто нечестно подбрасывать ему этот груз. Если не остановить поединок, любой его исход может повлечь за собой беспорядки, а виноват в том будет Лайам. Нет, Кессиас не унизится до упреков, он, конечно, возьмет всю ответственность на себя, но вина Лайама от этого не умалится.
   "Скрести пальцы в манере южан, - сказал он себе, - и надейся, что удача с тобой".
   - Пусть все остается как есть.
   Кессиас с тяжким вздохом смял начатое письмо.
   - Я так и знал, что вы именно это и скажете. - Он бросил скомканную бумагу в огонь. - Итак, что мы делаем дальше? Вы хотите разобраться с этим грифоном? Наверное, мне стоит извиниться за то, что я поначалу отнесся к вашей идее с большим холодком.
   - Ну кто же мог знать, что все так обернется? Я и сам все еще чувствую себя ошарашенным. Вопрос в другом: как нам эту версию все же проверить? Не можем же мы сесть у храма Лаомедона и спрашивать каждого выходящего оттуда служителя, имеется ли у него борода?
   - Незачем, - отозвался мгновенно Кессиас. - Служители Лаомедона, как и служители Урис, бреются начисто. Не знаю, как там насчет всех остальных мест, но на головах этих ребят не сыщешь ни волосинки. Такому порядку подчиняется даже матушка-Смерть. Лайам уныло кивнул. Он и не подумал усомниться в словах Кессиаса. Тот очень многое знал о местных обычаях, гораздо больше, чем какой-то чужак с чисто выбритым подбородком.
   - Но мы ведь не можем хватать каждого бородача и тащить его к Клотену на опознание.
   - Не можем, - согласился эдил, довольно оглаживая свою бороду. Некоторые могут это неверно истолковать.
   Мужчины умолкли, погрузившись в свои размышления. Кессиас, положив перед собой еще один белоснежный лист, принялся что-то на нем рассеянно рисовать. Лайам встал, чтобы пройтись по комнате. Он подошел поглядеть, чем занят эдил, потом понял, что тот всего лишь понапрасну переводит бумагу весьма приличную и, надо сказать, дорогую. Кажется, эдил это понял и сам: он с озадаченным видом отодвинул листок и поднял голову.
   - Вы думаете, они попытаются проделать это еще раз?
   - Что - это? - удивился Лайам.
   - Ну, освободить грифона или обчистить сокровищницу. Неважно, что. Но предпринять вторую попытку они ведь могут?
   - Могут, - сказал Лайам, плохо соображая, что тут к чему. - Ну и?
   - А когда? Клотен после той ночи выставил такую охрану, что мышь мимо не прошмыгнет. Даже и пробовать бесполезно. - Эдил поощряюще улыбнулся; он явно ожидал, что Лайам тут же ухватится за его мысль. - Так когда же они могут предпринять эту вторую попытку? Ну, Ренфорд, соображайте, не молчите, как пень! Они полезут в храм только тогда, когда охрана ослабнет.
   До Лайама наконец-то дошло:
   - Во время завтрашнего поединка!
   - Вот именно, Ренфорд! Во время поединка! А вы ведь как раз завтра пойдете туда. Или вашей милости будет желательно проигнорировать приглашение нового иерарха?
   "Да, это может сработать", - подумал Лайам и кивнул. Шанс на успех, правда слабенький, но все-таки был. И имелась причина войти в храм Беллоны. Он может поговорить со Сцеволой, а потом как-нибудь задержаться в святилище и дождаться, пока все не уйдут. А там, если незнакомцы появятся, нетрудно будет поднять тревогу, а если никто не придет... Впрочем, об этом пока что незачем думать. В крайнем случае, если Клотен его обнаружит, он скажет, что остался покараулить брошенный без присмотра сундук.
   - Но гарантий, как вы сами понимаете, нет, - предостерег Кессиас. Они могут и вообще не явиться. Это, в общем, скорее враки, чем истина, что преступников тянет на места преступлений.
   - Вы правы, - согласился Лайам. - Но попробовать стоит.
   - Значит, так мы и порешим. Но это, как я понимаю, не единственная ваша забота. Кстати, вы собираетесь заниматься этим призраком или нет?
   Лайам сказал, что да, собирается, - в основном из жалости к безумной, не находящей покоя душе.
   Впрочем, неплохо будет задать этой душе пару вопросов. Что ж, возможно, матушка Джеф сумеет ее придержать.
   - Пожалуй, мне стоит наведаться домой, - сказал он эдилу. - Я вернусь ближе к вечеру.
   - Вам понадобятся помощники для вечерней прогулки?
   Лайаму вспомнилась ухмылка Шутника и недобрый взгляд, брошенный им через площадь. Теперь карада знает, что чужак связан с эдилом. Несколько стражников за спиной определенно ему бы не помешали. Но при этом Лайам не хотел подставлять под удар Оборотня, если тот все же решится прийти.
   - Да нет, мне хватит одного Боулта.
   - И то лишь потому, что он умеет держать язык за зубами?
   Лайам улыбнулся. Пора бы уже ему и привыкнуть к способности Кессиаса все схватывать на лету.
   - Совершенно верно. Не хотите ли вы со мной пообедать?
   Они договорились встретиться в заведении Хелекина, и Лайам отправился на конюшню. По дороге к бухте Лайам с удовольствием размышлял о пользе ловушек. Задержав дух Двойника, он сможет выяснить, верны ли некоторые его подозрения, тем более что вопросы теперь будут задаваться не наугад. Вторая ловушка, правда, могла не сработать, но капкан остается капканом, даже если к нему не идет зверь. К тому же негромкий внутренний голос говорил Лайаму, что засада в храме совсем не окажется даром потраченным временем.
   Тот же самый голос заставил его отправиться прямиком в библиотеку. Лайам даже не стал расседлывать чалого, а просто ослабил подпруги и привязал его у дверей.
   "Странно, - прозвучало в мозгу Лайама, пока он проглядывал книжные полки. - Очень странно, что эта жрица так много о тебе знает".
   - Ты полагаешь? - рассеянно отозвался Лайам; его внимание было приковано к книгам.
   "Да. И возможно, она права?"
   Лайам оторвал взгляд от полок и посмотрел в сторону дверного проема, там на пороге уютно устроился Фануил.
   - В чем? В том, что я, сам того не ведая, могу быть полезен богам? А почему бы и нет? Такое уже случалось. Вопрос в другом: каким именно богам я должен способствовать? И на каких уровнях бытия? И если из нас двоих кто-то философ, пусть также ответит: есть ли у меня выбор?
   "Ты не веришь в предопределение?"
   - Нет, но это неважно. Важно, во что верят боги. И если они верят в предопределение, всем прочим остается с ними лишь согласиться, разве не так?
   "Не знаю".
   - Это был вопрос, не требующий ответа. Дракончик сморщил мордочку, что свидетельствовало о его глубокой задумчивости.
   "Твои мысли разбросаны", - после довольно продолжительной паузы заявил он.
   Лайам кивнул; он и вправду позволил себе на какое-то время расслабиться, размышляя о загадочной роли рока в жизни людей. Пожав плечами, он вновь повернулся к полкам и принялся, постукивая пальцами по корешкам, читать названия книг.
   В сборниках басен, стихов и в записках путешественников нужных ему сведений содержаться никак не могло, равно как и в многочисленных трудах по истории. Толстые тома, посвященные магии и колдовству, Лайам тоже вниманием не побаловал; в них могло бы найтись что-то полезное, но ужасное изложение материала делало их во многом совершенно невразумительными, а сейчас ему некогда было просматривать сотни страниц в погоне за крупицами знаний. Оставались книги по философии, однако и они были столь объемисты, что Лайам нахмурился и опустил руки.