Страница:
Холл верхнего этажа освещался слабым светом затемненных ламп. Аманда двигалась очень тихо: после суеты и тревог прошлой ночи она не хотела никого беспокоить.
На площадке лестницы она остановилась. Собаки начали спускаться по ступеням, покрытым толстым ковром. Внезапно Аманда уловила какое-то едва заметное движение. Повернула голову.
С другой стороны холла, откуда лестница вела в левое крыло дома, виднелась слабая полоска света. Из-под двери спальни Джесса, определила Аманда. Лампы там вблизи не было, но Аманда узнала фигуру Мэгги в белом полупрозрачном пеньюаре. Та открыла дверь комнаты Джесса и проскользнула внутрь. Полоска света исчезла.
Оправившись от изумления, Аманда сказала себе: а в чем дело? Что тут такого? Возможно, они просто ищут утешения друг в друге. Джесс, при всей своей силе и властности, всего лишь живой человек, столкнувшийся с наглядным доказательством собственной смертности. В такие минуты даже самые сильные нуждаются в поддержке. Нуждаются в человеке, к которому можно прислониться, пусть тайно, пусть на короткое время. Если же это не просто утешение… что в этом плохого? Джесс овдовел сорок лет назад. Не обходился же он без женщины все эти годы. Если судить по тому, что она читала, все далтоновские мужчины сохраняли сексуальную активность до самой смерти. Некоторые становились отцами за семьдесят. Судя по той энергии, которую проявляет Джесс даже в эти последние месяцы своей жизни, вполне возможно, что он до сих пор в состоянии наслаждаться любовью, так же как и многими другим вещами.
Мэгги пришла в его дом нетронутой молодой девушкой, несомненно, очень привлекательной. Джессу тогда было тридцать пять. Он к тому времени только что потерял любимую жену и, вероятно, в какой-то момент потянулся к Мэгги за утешением или просто за сексом.
Аманда последовала за собаками вниз по слабо освещенным ступеням. А не питала ли Мэгги хоть когда-нибудь надежду на то, что Джесс женится на ней? Вряд ли ей хотелось оставаться в любовницах всю жизнь, особенно в те времена и в этих краях. Ведь если бы об этом стало известно, Мэгги не избежала бы всеобщего порицания. Возможно, она все это время ждала и лишь теперь, оглянувшись назад, на прошедшие десятилетия, поняла, что ей никогда уже не стать женой Джесса.
«Я все это придумала, — решила Аманда. — Это все только фантазии. Но если это правда… тогда это еще одно темное пятно на совести Джесса. Столько лет держать женщину в своем доме, сначала как няньку для детей, потом как экономку, платить ей за службу и все это время спать с ней на своих собственных, эгоистических условиях… В этом есть что-то от средневековья».
Вспышка молнии озарила старинные дедовские часы. Аманда взглянула на часы не видя их, покачала головой и пошла дальше.
Конечно, это не ее дело. Мэгги — взрослая женщина. В конце концов, она же не рабыня, никто ее не держал насильно, она вполне могла уйти, если бы захотела. И потом, она, Аманда, ничего не знает наверняка. Это лишь пустые домыслы. Может быть, Джесс предлагал Мэгги замужество, может быть, это именно она отказывалась от брачных уз.
Но… Джесс всегда добивается того, чего хочет.
В кухне горел свет. Аманда немало удивилась, увидев Кейт, сидевшую за столом с чашкой в руке. В шелковом пеньюаре поверх ночной сорочки, с волосами, распущенными по плечам, она выглядела моложе, чем всегда, и странно незащищенной.
— Извините, — проговорила Аманда. — Я не думала, что кто-то еще не спит.
Кейт слегка покачала головой.
— Я терпеть не могу грозу. Решила, что, может быть, травяной чай поможет мне успокоиться. — Она улыбнулась. — Нет, не помогает.
Аманда дождалась, пока утихнут мощные раскаты грома.
— Да, я тоже не очень люблю грозу.
Она достала из буфета стакан, подошла к холодильнику, налила молока. Хелен советовала в первые дни придерживаться простой еды и питья. Может быть, стакан молока заодно поможет ей заснуть.
На какой-то момент она остановилась в нерешительности, однако уловив едва заметный приглашающий жест, села с другой стороны стола. Интересно, подумалось ей, все предшествующие дни Кейт обдавала ее ледяным холодом.
— Я вижу, вам уже лучше, — произнесла Кейт.
Аманда кивнула:
— Да, намного.
Она сделала глоток молока, выжидательно глядя на Кейт.
Некоторое время Кейт смотрела на свои тонкие длинные пальцы, сжимавшие чашку.
— Мне очень неприятно… Я имею в виду то, что произошло на вечере.
— Это ведь не ваша вина.
— Все равно… мне очень жаль, что так получилось. — Она снова помолчала. — Я сожалею и обо всем остальном, Аманда. О том, как вела себя по отношению к вам.
Значит, ей все-таки небезразлично завещание Джесса… Или… может быть, она потрясена тем, что могло произойти от маленькой щепотки яда. В любом случае ясно, что теперь она хочет мира.
Аманда изобразила обезоруживающую улыбку.
— Кейт, для вас я чужой человек. Более того, я совершенно непреднамеренно, поверьте, встала между вами и вашим отцом. Если хотите знать правду, я потрясена тем, как вежливо вы со мной обращались все это время.
Кейт заговорила с видимым усилием:
— Нет, вы не встали между мной и отцом. Мне хотелось в это поверить. Я старалась в это поверить. Но… Если бы даже вы не появились, для меня все равно ничего бы не изменилось. Пора наконец мне это признать.
Аманда не знала, что на это ответить, однако все же попыталась утешить Кейт:
— У меня есть подруга. Ее отец… он ее не бил, не оскорблял, но… что бы она ни делала, ему все было нехорошо. Она выросла, считая себя совершенно никчемным человеком. Только после его смерти она перестала смотреть на себя его глазами и поняла, что она собой представляет на самом деле. Ей понадобилось много времени, чтобы излечиться от того, что он с ней сделал.
Кейт с трудом улыбнулась.
— Мы все так… привязаны к своим отцам, не правда ли?
Аманда улыбнулась в ответ.
— Да, хотим мы того или нет. — Она переждала очередной раскат грома. — Я плохо помню своего отца.
— Брайан был очень похож на Джесса.
— В самом деле?
— О да.
Аманда ждала, скрывая напряжение. В конце концов ее терпение было вознаграждено. Кейт заговорила, как бы размышляя вслух:
— Наверное, иначе и быть не могло. Он вырос в сознании, что его желания важнее всего остального. Джесс сам ему это внушал. А кроме того, Брайан отличался далтоновским буйным нравом и далтоновской гордостью, что сделало его еще более… высокомерным, нетерпимым. Он был на тринадцать лет старше меня. К тому времени, как я пошла в школу, он уже стал наездником олимпийского класса, уже успел прославиться. В те времена он много ездил верхом, круглый год, поэтому дома бывал мало. Но когда он бывал дома… его присутствие сразу чувствовалось. Как я уже говорила, он был страшно избалован. Джесс не отказывал ему ни в чем. Ему никогда не приходилось зарабатывать себе на жизнь. Но ко мне он хорошо относился… по-своему. Может быть, из жалости.
— А может быть, вы ему просто нравились.
Кейт улыбнулась:
— Может быть.
— Сколько вам было лет, когда он привез в «Славу» мою мать? Семь, восемь?
— Семь. Помню, я тогда подумала, что Кристин самая хорошенькая женщина на свете.
Аманда помолчала несколько секунд.
— Я слабо помню дом в Кентукки, где они… где мы жили. Там я ходила в школу.
— Кристин так решила. Может быть, она настояла на этом, потому что хотела, чтобы у них была своя жизнь. Чтобы забрать Брайана отсюда хотя бы на какое-то время. Точно не знаю. Знаю только, что Джесс купил дом для Брайана только потому, что Кристин хотелось, чтобы у них был собственный дом. Но Джесс настоял, чтобы с весны до осени они жили здесь. А так как Брайан обожал верховую езду, он охотно принял это условие. Кристин же отнеслась к этому без энтузиазма.
— Насколько я знаю, она не сопровождала его на скачки.
— Нет, она оставалась здесь. Оглядываясь назад, я вспоминаю, что большую часть времени она страшно скучала. Но тогда мне казалось, что дел здесь полно. Она любила гулять в саду. Много читала. Иногда даже ездила верхом, хоть и не слишком любила это занятие. И еще она много времени проводила со мной.
— Да, Мэгги об этом говорила.
— Кристин была очень добра ко мне, особенно в те первые годы. — Кейт секунду помолчала в нерешительности. — Однажды, в ее второе лето здесь, я слышала, как она поссорилась с Джессом из-за меня. Назвала его чудовищем, за то, что не обращает на меня внимания.
— Что произошло потом?
— После этого меня каждое лето отправляли на несколько недель в лагерь. Иногда даже в различные лагеря.
Аманда поморщилась. Такова реакция Джесса на критику. С этим ей уже приходилось сталкиваться.
— Я уверена, что мама этого не хотела.
— Да, я знаю. Я ее никогда и не винила.
Наступило короткое молчание. Обе слушали шум дождя. Гроза постепенно утихала. Аманда не решалась спрашивать дальше. Сегодня Кейт впервые раскрылась перед ней.
Наконец она решилась:
— Кейт… вы ведь были здесь в то лето. В ту ночь, когда мама уехала.
— Да, я была здесь…
Нахмурившись, Кейт смотрела в чашку.
— Вы знаете, почему она уехала?
Вдалеке пророкотал гром, казалось, обессиленный собственным недавним напором. Кейт подняла сумрачные глаза на Аманду.
— Нет, я понятия не имею, почему она уехала.
Так же, как и раньше, в случае с Салли, у Аманды возникло ощущение, что Кейт говорит неправду.
Кейт снова заговорила:
— Неужели для вас так важно получить ответ на этот вопрос, Аманда? Ведь это же произошло много лет назад. Ни Кристин, ни Брайана нет в живых. Даже если вы узнаете, что положило конец их браку, ну какое это теперь имеет значение?
— Для меня имеет.
— Но почему? Вы были совсем малышкой. Что бы тогда ни произошло, с вами это никак не связано. То есть я хочу сказать, вам не в чем себя винить.
Аманда нахмурила брови.
— Знаете… может быть, это странно, но я никогда себя и не винила. Я знаю, многие дети часто винят во всем себя. Но я… нет. Мне просто нужно знать, что произошло. Она уехала так внезапно.
Кейт несколько минут колебалась. Вздохнула.
— Не так уж внезапно на самом деле. Мы все знали, что она не была счастлива. Отчасти это вина Джесса, хотя он ни за что в этом не признается. Это он настаивал, чтобы Брайан и Кристин проводили здесь почти по полгода. Считал, что это хорошо для Кристин, сидеть здесь, пока муж занимается своей любимой верховой ездой. Это сильно осложняло их семейную жизнь. А их брак с самого начала нельзя было назвать благополучным.
— Джесс так и не понимал, что происходит? И мой отец тоже?
Кейт едва заметно улыбнулась.
— Я же сказала, что они очень похожи. Ни тот, ни другой не допускали мысли, что Кристин может уехать. Они оба знали, что она любит «Славу». Вы были здесь счастливы, а счастье дочери для нее много значило. Кроме того, выйдя замуж за Брайана, Кристин стала представительницей рода Далтонов, следовательно, считалось, что она должна приспосабливаться к образу жизни мужа, к его желаниям.
— Но это же… абсурд!
Кейт, по-видимому, поняла, что Аманда употребила слово «абсурд» вместо другого, гораздо более сильного выражения.
— Согласна. Но не забывайте, что за последние тридцать лет мир очень изменился. Они поженились в шестьдесят втором. В сознании большинства людей женской свободы просто не существовало. Далтоновские же мужчины в этом смысле были еще хуже других.
— Все равно.
— Да… Это, конечно, не оправдание. Образованные мужчины, какими они себя считали, должны были понимать, что женщины меняются. Но… у нас здесь, на Юге, люди склонны придерживаться того, к чему они привыкли. Молодое поколение, безусловно, меняется, но пожилые люди все еще живут в 1950 году.
Аманда допила молоко и теперь сидела, задумчиво вертя в руках кружку.
— Значит, вы убеждены, что отъезд моей матери был неизбежен?
— Боюсь, что так. Я знаю, она пыталась дать понять Брайану, что несчастлива. Но он либо не хотел слышать, либо считал, что это пройдет.
Вспомнив о предполагаемом романе, якобы начавшемся перед самым отъездом Кристин, Аманда заговорила легким небрежным тоном:
— Но в то лето, по-моему, она была счастливее, чем всегда. Мне кажется, я это помню… Это правда?
Несколько минут Кейт молча смотрела на нее.
— Не думаю. По-моему, она жила в еще большем напряжении. Ездила верхом чаще, чем обычно. Собиралась записаться в колледж на летние курсы. В ней все время чувствовалось беспокойство, словно она на грани срыва.
— Значит, память меня подводит. Ну что ж, в конце концов мне было всего девять лет.
— Понятно, что то лето имеет для вас такое значение. Но это все давно в прошлом, Аманда. Оставьте его там. Так будет лучше всего.
Она встала, отнесла кружку в раковину.
— Гроза, кажется, прошла. Пойду лягу. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Кейт.
Некоторое время после ее ухода Аманда сидела за столом. Она не верила, что Кейт рассказала все, что знала, но по крайней мере теперь она больше знает о Брайане и Кристин. Да и Кейт, кажется, немного оттаяла. Это тоже хорошо. Лучше бы, конечно, эта оттепель началась до того, как Аманда съела кусок пирога с черникой.
Кейт ослабила поводья. Себастиан, прекрасно знавший ее привычки — она ездила на нем уже больше десяти лет, — послушно перешел на спокойный шаг. В это раннее утро на горной тропе так легко дышалось. Влажный прохладный воздух еще хранил свежесть после ночной грозы. Казалось, весь шум, грохот и яростный напор прошлой ночи не пропали даром.
Как все глупо, думала Кейт. Не надо этого делать. Скорее всего его и не окажется у водопада. То, что он чуть раньше проехал вверх по этой тропе, еще ничего не значит. А если даже он там… какой прием он ей окажет?
Резкие слова Бена, брошенные ей в лицо больше недели назад, все еще жгли. После того как они расстались там, в саду, ей казалось, что она его ненавидит. Но потом, вечером, Джесс объявил, что решил изменить завещание, и Кейт почувствовала, что весь ее мир разваливается на части.
Единственное в ее жизни, что всегда проходило без осложнений, — это секс. Поэтому-то она так стремилась к Бену. С ним она забывала обо всем. С ним она чувствовала, что и она чего-то стоит. С ним она ощущала себя женщиной, имеющей значение для мужчины, пусть лишь в постели. Он один мог дать ей это почувствовать.
Кейт и сама не могла бы объяснить это свое стремление наладить отношения с Беном. Кругом полно других мужчин, всегда готовых лечь с ней в постель. Почему бы не найти себе другого любовника? Найти мужчину, который бы с радостью согласился стать ее любовником, никогда не составляло для нее проблемы. И сейчас наверняка не составило бы. Так почему же она этого не делает?
До сих пор она никогда не подпускала к себе мужчину слишком близко. Она не хотела допустить, чтобы потеря любовника могла причинить ей страдание или хотя бы доставить огорчение. Она практически ничего не знала о своих любовниках, за исключением того, что они умеют в постели и какие ощущения дают их тела ее телу. Больше ничего она и не хотела знать. Имена связывались в ее сознании с лицами, руками и телами. Фактически они даже не были для нее людьми. Ни их мысли, ни чувства никогда ее не интересовали. Лишь физические ощущения, которые она могла возбудить в них, а они — в ней.
Но с Беном… С Беном происходило что-то особенное. Это ее пугало и в то же время непреодолимо притягивало. Бен обладал способностью доставлять удовольствие и причинять боль. Бен обнаружил ее самое больное место и не колеблясь ударил, после того как она оскорбила его.
Признать это оказалось совсем не легко. Признаться себе самой, что она тоскует по Бену. Не по мужскому телу, не по искусным рукам, нет. По Бену. По шелковым волосам, струящимся сквозь ее пальцы, по звукам его хриплого голоса, полного желания, по тому, как он шептал ее имя, по его глазам, искрившимся улыбкой, от которой хотелось плакать…
Все это выходило за пределы простого желания. Это превратилось в некую неведомую силу, совершенно самостоятельную, терзавшую ее ум и тело, так что все остальное казалось неважным. Кейт говорила себе, что это кратковременное безумие бесследно пройдет. Много дней она не подходила к конюшням, избегала случайных встреч с Беном. И уверяла себя, что не скучает по нему. Совсем не скучает.
И вот результат… Ранним утром в понедельник, на рассвете, она направляется по северной тропе к водопаду, потому что Бен чуть раньше повел туда коня.
Осознав это, Кейт едва не повернула обратно. Себастиан, почти сроднившийся с ней за долгие годы, остановился, но Кейт натянула поводья, пробормотала: «Вперед», — и он послушно двинулся дальше.
За поворотом открылся один из знаменитых водопадов «Славы». Он падал в горное озеро с гранитного обрыва высотой пятнадцать футов. Шум воды, отдававшийся в утренней тишине, действовал умиротворяюще.
Однако Кейт водопада почти не видела. Она видела только Бена.
Он уже спешился, привязал коня к молодому деревцу и ослабил подпругу, по всей видимости, решив дать коню отдых после трудного подъема. Сидя на плоском валуне на краю озера, он задумчиво смотрел на струи воды. В своих обычных джинсах и высоких сапогах для верховой езды, в белой рубашке с закатанными по локоть рукавами. Прядь белокурых волос спадала на лоб.
Кейт жадно смотрела на него. Она так любила его волосы. Как шелковые…
Неизвестно, как долго она бы так стояла и смотрела на него, если бы конь Бена не почуял Себастиана и приветственно не заржал.
Бен повернул голову. Без удивления. Лицо его казалось абсолютно непроницаемым, в глазах отражался лишь свет раннего утра.
Кейт несколько секунд сидела в нерешительности, не зная, что делать. Что, если она сейчас спешится, привяжет коня, подойдет к нему, а он уедет прочь? Что, если он вообще не обратит на нее внимания? Это будет еще хуже: ведь он знает, как больно ранит ее пренебрежение. Лучше пусть скажет что-нибудь злое или посмеется над ней за то, что… она бегает за ним. Боже правый!
Вся дрожа, Кейт все же спешилась и привязала Себастиана рядом с конем Бена. Медленно пошла через поляну. Одета она была примерно так же, как и Бен, только не в джинсах, а в бриджах для верховой езды и бледно-голубой рубашке. Волосы под небрежно надетым беретом распущены по плечам.
Бен молча наблюдал за ней.
Она пыталась придумать, что бы такое сказать, легкое, ничего не значащее. Да, именно, надо сделать вид, что их последняя встреча в саду закончилась совсем не так или что ей все равно, как она закончилась. Что никаких чувств между ними нет. Ничего, кроме секса.
— Ты чего-нибудь хочешь, Кейт?
Да, ей захотелось его ударить.
— А ты, значит, никак не собираешься мне это облегчить?
— Что облегчить?
— Да вот то, что я пришла к тебе… вот так.
Бен сидел, обхватив руками колени. Лицо его осталось таким же непроницаемым.
— Ты хочешь сказать, что пришла ко мне, Кейт? Но зачем? У меня сложилось впечатление, что между нами все кончено.
— Да, все кончено.
Однако она не уходила. И даже не отвернулась от него.
Бен смотрел на нее. Терпеливо ждал.
— Ты сукин сын, Бен.
— Это я уже слышал. Ты повторяешься, Кейт.
— Я тебя ненавижу.
— И это я слышал.
— Ты не имел никакого права все это говорить.
— Что именно? Спрашивать, почему я не могу провести с тобой целую ночь? Или сказать, что хочу большего? Или что Джессу все равно, сколько у тебя мужчин?
— Все вместе. Ты не имел никакого права.
— В таком случае между нами действительно все кончено. — Глаза его стали жесткими. — Повторю в последний раз, Кейт. Я не игрушка. Больше полугода я был твоим любовником. Это дает мне определенные права. Например, право время от времени спать в твоей постели и ожидать, что ты будешь спать в моей. Появляться рядом с тобой на людях. Желать, чтобы со мной обращались как с человеком. Говорить тебе правду даже тогда, когда ты не хочешь ее слышать.
— Ты просишь слишком много.
— Я не прошу, Кейт. Я требую. Отныне мы больше не будем скрываться. Или не будем встречаться вообще.
Кейт обхватила себя за плечи.
— А если я соглашусь, что тогда?
— Тогда у нас будут нормальные здоровые отношения. Мы будем проводить время вместе не только раздетыми. Может быть, иногда будем выходить вместе обедать или в кино. Но это не будет только один секс и больше ничего. Слышишь, никогда.
— Я так не могу…
— Тогда уходи. Найди себе другую игрушку.
Она хотела повернуться и уйти. Но не смогла. Плечи ее поникли. Слезы обожгли глаза.
— Черт бы тебя побрал. Черт бы тебя побрал, Бен.
Она не видела, как он рванулся с места. Лишь почувствовала его рядом. Почувствовала его руки. Неожиданно для самой себя застонала от облегчения.
Он яростно целовал ее.
— Ну и упрямая же ты. Я столько времени этого ждал.
Она почувствовала его пальцы в своих волосах и едва не замурлыкала от наслаждения.
— Ты мог бы и сам прийти ко мне.
— Нет, этот шаг должна была сделать ты.
Он снова поцеловал ее. Взял ее лицо в свои руки и долго смотрел на нее.
— Кэти, прости меня за то, что я сказал тебе про Джесса. Я понимал, что ты должна это узнать, но… не таким образом.
— А может быть, именно таким образом. — Она провела пальцем по его нижней губе как завороженная; ее потрясали эти мягкие губы у такого жесткого, сурового человека. — Ты сказал это так… неприкрыто, что я больше не могла притворяться даже перед собой. Пора посмотреть правде в глаза. Джесс никогда мне не принадлежал. Никогда.
— Ты прекрасно обойдешься без Джесса, — хрипло произнес Бен. — Просто великолепно обойдешься.
Она поцеловала его.
— Я тебя тогда обидела, прости. На самом деле я никогда не думала, что тебе нужны деньги.
— Мне нужна только ты. Господи, помоги мне. Я, наверное, сошел с ума. Прилип к женщине, которая сложнее, чем китайская загадка.
— Я слишком стара для тебя, — прошептала Кейт.
— Замолчи, дурочка. Я тебя люблю.
Потрясенная Кейт не знала, что на это ответить, но он и не дал ей ничего сказать. Сильные руки с легкостью подняли ее, и через секунду она лежала на освещенной солнцем мягкой траве.
В первый раз за все время их отношений желание смешалось со смешливостью, с каким-то игривым настроением, до сих пор незнакомым им обоим. В первый раз они не торопились. Каждое прикосновение, каждый поцелуй длились дольше, чем обычно. На упрямые пуговицы и неподдающиеся молнии они реагировали нервным смехом, а неловкие попытки стянуть слишком тугие сапоги вызвали неудержимый приступ хохота. Однако когда они все же разделись, весь юмор улетучился бесследно. Как это всегда происходило между ними, взрыв желания оказался слишком мощным, неуправляемым. И в этом они прекрасно понимали друг друга. Ни колебаний, ни лишних вопросов, ни стеснительности. Лишь страсть, нараставшая с каждой секундой, уносившая их все дальше, казалось, за пределы собственных возможностей.
— Мы сгорим, — лениво произнесла Кейт.
— Мы же никогда не сгораем.
Бен положил руку ей на бедро и нежно погладил. Она теснее прижалась к нему.
— Сгореть мы не сгорим, но можем оказаться в неловком положении, — небрежным тоном добавил он. — Сегодня утром на этой тропе должны проходить тренировочные заезды.
Кейт подняла голову, взглянула ему в лицо:
— Ну и чудесно.
Увидев, что она не сделала попытки сдвинуться с места, Бен улыбнулся.
— Ты знаешь, я ведь опять забыл.
Кейт поняла: он забыл надеть презерватив. Лицо ее помрачнело.
— А в прошлый раз, в саду, ты тоже забыл? Мне давно хотелось знать.
Бен в нерешительности помолчал.
— Сам не знаю. Может быть, я позволил себе забыть. Возможно, мне захотелось, чтобы хоть один раз у нас все было по-другому.
Она коснулась его лица.
— Может, и я забыла по той же причине.
— Все равно это было неосторожно с нашей стороны.
— Знаю. Но я принимаю таблетки, так что беспокоиться не о чем. И потом, у нас обоих хорошее здоровье.
Он крепче прижал ее к себе.
— Здоровье у нас отличное. А ты хочешь иметь детей, Кэти?
Этот прямой вопрос немного испугал ее.
— Не знаю… Поздновато для меня. Мне ведь уже сорок, Бен.
— Дурочка, — повторил он. — В наше время женщины и в пятьдесят рожают. Какое это имеет значение, если ты чувствуешь, что готова стать матерью.
— Я не уверена, что готова.
Он улыбнулся, притянул ее к себе, поцеловал.
— Я и сам не уверен, что готов стать отцом. Но об этом стоит подумать.
— Значит… теперь наши отношения будут складываться так?
— Об этом стоит подумать, — повторил Бен. Некоторое время она молчала, глядя на него.
— Знаешь, к этому сначала надо привыкнуть.
Бена, казалось, позабавили ее слова.
— К чему именно? К тому, что у тебя теперь есть настоящий любовник?
— Да.
— Не беспокойся. Я дам тебе время привыкнуть. Не буду настаивать на том, чтобы, например, завтра ты пригласила меня на ужин. — Он откинул прядь блестящих волос с ее лица, посерьезнел. — Это должен быть шаг с твоей стороны, Кейт. Это твоя семья и твой дом. Если хочешь, чтобы все развивалось постепенно, пожалуйста. Мы поедем обратно вместе. Вместе отведем коней, поговорим. В общем, больше в присутствии посторонних не будем притворяться, что мы чужие. Завтра, если захочешь, поедем вместе кататься верхом. А в конце недели, может быть, даже пойдем в кино.
На площадке лестницы она остановилась. Собаки начали спускаться по ступеням, покрытым толстым ковром. Внезапно Аманда уловила какое-то едва заметное движение. Повернула голову.
С другой стороны холла, откуда лестница вела в левое крыло дома, виднелась слабая полоска света. Из-под двери спальни Джесса, определила Аманда. Лампы там вблизи не было, но Аманда узнала фигуру Мэгги в белом полупрозрачном пеньюаре. Та открыла дверь комнаты Джесса и проскользнула внутрь. Полоска света исчезла.
Оправившись от изумления, Аманда сказала себе: а в чем дело? Что тут такого? Возможно, они просто ищут утешения друг в друге. Джесс, при всей своей силе и властности, всего лишь живой человек, столкнувшийся с наглядным доказательством собственной смертности. В такие минуты даже самые сильные нуждаются в поддержке. Нуждаются в человеке, к которому можно прислониться, пусть тайно, пусть на короткое время. Если же это не просто утешение… что в этом плохого? Джесс овдовел сорок лет назад. Не обходился же он без женщины все эти годы. Если судить по тому, что она читала, все далтоновские мужчины сохраняли сексуальную активность до самой смерти. Некоторые становились отцами за семьдесят. Судя по той энергии, которую проявляет Джесс даже в эти последние месяцы своей жизни, вполне возможно, что он до сих пор в состоянии наслаждаться любовью, так же как и многими другим вещами.
Мэгги пришла в его дом нетронутой молодой девушкой, несомненно, очень привлекательной. Джессу тогда было тридцать пять. Он к тому времени только что потерял любимую жену и, вероятно, в какой-то момент потянулся к Мэгги за утешением или просто за сексом.
Аманда последовала за собаками вниз по слабо освещенным ступеням. А не питала ли Мэгги хоть когда-нибудь надежду на то, что Джесс женится на ней? Вряд ли ей хотелось оставаться в любовницах всю жизнь, особенно в те времена и в этих краях. Ведь если бы об этом стало известно, Мэгги не избежала бы всеобщего порицания. Возможно, она все это время ждала и лишь теперь, оглянувшись назад, на прошедшие десятилетия, поняла, что ей никогда уже не стать женой Джесса.
«Я все это придумала, — решила Аманда. — Это все только фантазии. Но если это правда… тогда это еще одно темное пятно на совести Джесса. Столько лет держать женщину в своем доме, сначала как няньку для детей, потом как экономку, платить ей за службу и все это время спать с ней на своих собственных, эгоистических условиях… В этом есть что-то от средневековья».
Вспышка молнии озарила старинные дедовские часы. Аманда взглянула на часы не видя их, покачала головой и пошла дальше.
Конечно, это не ее дело. Мэгги — взрослая женщина. В конце концов, она же не рабыня, никто ее не держал насильно, она вполне могла уйти, если бы захотела. И потом, она, Аманда, ничего не знает наверняка. Это лишь пустые домыслы. Может быть, Джесс предлагал Мэгги замужество, может быть, это именно она отказывалась от брачных уз.
Но… Джесс всегда добивается того, чего хочет.
В кухне горел свет. Аманда немало удивилась, увидев Кейт, сидевшую за столом с чашкой в руке. В шелковом пеньюаре поверх ночной сорочки, с волосами, распущенными по плечам, она выглядела моложе, чем всегда, и странно незащищенной.
— Извините, — проговорила Аманда. — Я не думала, что кто-то еще не спит.
Кейт слегка покачала головой.
— Я терпеть не могу грозу. Решила, что, может быть, травяной чай поможет мне успокоиться. — Она улыбнулась. — Нет, не помогает.
Аманда дождалась, пока утихнут мощные раскаты грома.
— Да, я тоже не очень люблю грозу.
Она достала из буфета стакан, подошла к холодильнику, налила молока. Хелен советовала в первые дни придерживаться простой еды и питья. Может быть, стакан молока заодно поможет ей заснуть.
На какой-то момент она остановилась в нерешительности, однако уловив едва заметный приглашающий жест, села с другой стороны стола. Интересно, подумалось ей, все предшествующие дни Кейт обдавала ее ледяным холодом.
— Я вижу, вам уже лучше, — произнесла Кейт.
Аманда кивнула:
— Да, намного.
Она сделала глоток молока, выжидательно глядя на Кейт.
Некоторое время Кейт смотрела на свои тонкие длинные пальцы, сжимавшие чашку.
— Мне очень неприятно… Я имею в виду то, что произошло на вечере.
— Это ведь не ваша вина.
— Все равно… мне очень жаль, что так получилось. — Она снова помолчала. — Я сожалею и обо всем остальном, Аманда. О том, как вела себя по отношению к вам.
Значит, ей все-таки небезразлично завещание Джесса… Или… может быть, она потрясена тем, что могло произойти от маленькой щепотки яда. В любом случае ясно, что теперь она хочет мира.
Аманда изобразила обезоруживающую улыбку.
— Кейт, для вас я чужой человек. Более того, я совершенно непреднамеренно, поверьте, встала между вами и вашим отцом. Если хотите знать правду, я потрясена тем, как вежливо вы со мной обращались все это время.
Кейт заговорила с видимым усилием:
— Нет, вы не встали между мной и отцом. Мне хотелось в это поверить. Я старалась в это поверить. Но… Если бы даже вы не появились, для меня все равно ничего бы не изменилось. Пора наконец мне это признать.
Аманда не знала, что на это ответить, однако все же попыталась утешить Кейт:
— У меня есть подруга. Ее отец… он ее не бил, не оскорблял, но… что бы она ни делала, ему все было нехорошо. Она выросла, считая себя совершенно никчемным человеком. Только после его смерти она перестала смотреть на себя его глазами и поняла, что она собой представляет на самом деле. Ей понадобилось много времени, чтобы излечиться от того, что он с ней сделал.
Кейт с трудом улыбнулась.
— Мы все так… привязаны к своим отцам, не правда ли?
Аманда улыбнулась в ответ.
— Да, хотим мы того или нет. — Она переждала очередной раскат грома. — Я плохо помню своего отца.
— Брайан был очень похож на Джесса.
— В самом деле?
— О да.
Аманда ждала, скрывая напряжение. В конце концов ее терпение было вознаграждено. Кейт заговорила, как бы размышляя вслух:
— Наверное, иначе и быть не могло. Он вырос в сознании, что его желания важнее всего остального. Джесс сам ему это внушал. А кроме того, Брайан отличался далтоновским буйным нравом и далтоновской гордостью, что сделало его еще более… высокомерным, нетерпимым. Он был на тринадцать лет старше меня. К тому времени, как я пошла в школу, он уже стал наездником олимпийского класса, уже успел прославиться. В те времена он много ездил верхом, круглый год, поэтому дома бывал мало. Но когда он бывал дома… его присутствие сразу чувствовалось. Как я уже говорила, он был страшно избалован. Джесс не отказывал ему ни в чем. Ему никогда не приходилось зарабатывать себе на жизнь. Но ко мне он хорошо относился… по-своему. Может быть, из жалости.
— А может быть, вы ему просто нравились.
Кейт улыбнулась:
— Может быть.
— Сколько вам было лет, когда он привез в «Славу» мою мать? Семь, восемь?
— Семь. Помню, я тогда подумала, что Кристин самая хорошенькая женщина на свете.
Аманда помолчала несколько секунд.
— Я слабо помню дом в Кентукки, где они… где мы жили. Там я ходила в школу.
— Кристин так решила. Может быть, она настояла на этом, потому что хотела, чтобы у них была своя жизнь. Чтобы забрать Брайана отсюда хотя бы на какое-то время. Точно не знаю. Знаю только, что Джесс купил дом для Брайана только потому, что Кристин хотелось, чтобы у них был собственный дом. Но Джесс настоял, чтобы с весны до осени они жили здесь. А так как Брайан обожал верховую езду, он охотно принял это условие. Кристин же отнеслась к этому без энтузиазма.
— Насколько я знаю, она не сопровождала его на скачки.
— Нет, она оставалась здесь. Оглядываясь назад, я вспоминаю, что большую часть времени она страшно скучала. Но тогда мне казалось, что дел здесь полно. Она любила гулять в саду. Много читала. Иногда даже ездила верхом, хоть и не слишком любила это занятие. И еще она много времени проводила со мной.
— Да, Мэгги об этом говорила.
— Кристин была очень добра ко мне, особенно в те первые годы. — Кейт секунду помолчала в нерешительности. — Однажды, в ее второе лето здесь, я слышала, как она поссорилась с Джессом из-за меня. Назвала его чудовищем, за то, что не обращает на меня внимания.
— Что произошло потом?
— После этого меня каждое лето отправляли на несколько недель в лагерь. Иногда даже в различные лагеря.
Аманда поморщилась. Такова реакция Джесса на критику. С этим ей уже приходилось сталкиваться.
— Я уверена, что мама этого не хотела.
— Да, я знаю. Я ее никогда и не винила.
Наступило короткое молчание. Обе слушали шум дождя. Гроза постепенно утихала. Аманда не решалась спрашивать дальше. Сегодня Кейт впервые раскрылась перед ней.
Наконец она решилась:
— Кейт… вы ведь были здесь в то лето. В ту ночь, когда мама уехала.
— Да, я была здесь…
Нахмурившись, Кейт смотрела в чашку.
— Вы знаете, почему она уехала?
Вдалеке пророкотал гром, казалось, обессиленный собственным недавним напором. Кейт подняла сумрачные глаза на Аманду.
— Нет, я понятия не имею, почему она уехала.
Так же, как и раньше, в случае с Салли, у Аманды возникло ощущение, что Кейт говорит неправду.
Кейт снова заговорила:
— Неужели для вас так важно получить ответ на этот вопрос, Аманда? Ведь это же произошло много лет назад. Ни Кристин, ни Брайана нет в живых. Даже если вы узнаете, что положило конец их браку, ну какое это теперь имеет значение?
— Для меня имеет.
— Но почему? Вы были совсем малышкой. Что бы тогда ни произошло, с вами это никак не связано. То есть я хочу сказать, вам не в чем себя винить.
Аманда нахмурила брови.
— Знаете… может быть, это странно, но я никогда себя и не винила. Я знаю, многие дети часто винят во всем себя. Но я… нет. Мне просто нужно знать, что произошло. Она уехала так внезапно.
Кейт несколько минут колебалась. Вздохнула.
— Не так уж внезапно на самом деле. Мы все знали, что она не была счастлива. Отчасти это вина Джесса, хотя он ни за что в этом не признается. Это он настаивал, чтобы Брайан и Кристин проводили здесь почти по полгода. Считал, что это хорошо для Кристин, сидеть здесь, пока муж занимается своей любимой верховой ездой. Это сильно осложняло их семейную жизнь. А их брак с самого начала нельзя было назвать благополучным.
— Джесс так и не понимал, что происходит? И мой отец тоже?
Кейт едва заметно улыбнулась.
— Я же сказала, что они очень похожи. Ни тот, ни другой не допускали мысли, что Кристин может уехать. Они оба знали, что она любит «Славу». Вы были здесь счастливы, а счастье дочери для нее много значило. Кроме того, выйдя замуж за Брайана, Кристин стала представительницей рода Далтонов, следовательно, считалось, что она должна приспосабливаться к образу жизни мужа, к его желаниям.
— Но это же… абсурд!
Кейт, по-видимому, поняла, что Аманда употребила слово «абсурд» вместо другого, гораздо более сильного выражения.
— Согласна. Но не забывайте, что за последние тридцать лет мир очень изменился. Они поженились в шестьдесят втором. В сознании большинства людей женской свободы просто не существовало. Далтоновские же мужчины в этом смысле были еще хуже других.
— Все равно.
— Да… Это, конечно, не оправдание. Образованные мужчины, какими они себя считали, должны были понимать, что женщины меняются. Но… у нас здесь, на Юге, люди склонны придерживаться того, к чему они привыкли. Молодое поколение, безусловно, меняется, но пожилые люди все еще живут в 1950 году.
Аманда допила молоко и теперь сидела, задумчиво вертя в руках кружку.
— Значит, вы убеждены, что отъезд моей матери был неизбежен?
— Боюсь, что так. Я знаю, она пыталась дать понять Брайану, что несчастлива. Но он либо не хотел слышать, либо считал, что это пройдет.
Вспомнив о предполагаемом романе, якобы начавшемся перед самым отъездом Кристин, Аманда заговорила легким небрежным тоном:
— Но в то лето, по-моему, она была счастливее, чем всегда. Мне кажется, я это помню… Это правда?
Несколько минут Кейт молча смотрела на нее.
— Не думаю. По-моему, она жила в еще большем напряжении. Ездила верхом чаще, чем обычно. Собиралась записаться в колледж на летние курсы. В ней все время чувствовалось беспокойство, словно она на грани срыва.
— Значит, память меня подводит. Ну что ж, в конце концов мне было всего девять лет.
— Понятно, что то лето имеет для вас такое значение. Но это все давно в прошлом, Аманда. Оставьте его там. Так будет лучше всего.
Она встала, отнесла кружку в раковину.
— Гроза, кажется, прошла. Пойду лягу. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Кейт.
Некоторое время после ее ухода Аманда сидела за столом. Она не верила, что Кейт рассказала все, что знала, но по крайней мере теперь она больше знает о Брайане и Кристин. Да и Кейт, кажется, немного оттаяла. Это тоже хорошо. Лучше бы, конечно, эта оттепель началась до того, как Аманда съела кусок пирога с черникой.
Кейт ослабила поводья. Себастиан, прекрасно знавший ее привычки — она ездила на нем уже больше десяти лет, — послушно перешел на спокойный шаг. В это раннее утро на горной тропе так легко дышалось. Влажный прохладный воздух еще хранил свежесть после ночной грозы. Казалось, весь шум, грохот и яростный напор прошлой ночи не пропали даром.
Как все глупо, думала Кейт. Не надо этого делать. Скорее всего его и не окажется у водопада. То, что он чуть раньше проехал вверх по этой тропе, еще ничего не значит. А если даже он там… какой прием он ей окажет?
Резкие слова Бена, брошенные ей в лицо больше недели назад, все еще жгли. После того как они расстались там, в саду, ей казалось, что она его ненавидит. Но потом, вечером, Джесс объявил, что решил изменить завещание, и Кейт почувствовала, что весь ее мир разваливается на части.
Единственное в ее жизни, что всегда проходило без осложнений, — это секс. Поэтому-то она так стремилась к Бену. С ним она забывала обо всем. С ним она чувствовала, что и она чего-то стоит. С ним она ощущала себя женщиной, имеющей значение для мужчины, пусть лишь в постели. Он один мог дать ей это почувствовать.
Кейт и сама не могла бы объяснить это свое стремление наладить отношения с Беном. Кругом полно других мужчин, всегда готовых лечь с ней в постель. Почему бы не найти себе другого любовника? Найти мужчину, который бы с радостью согласился стать ее любовником, никогда не составляло для нее проблемы. И сейчас наверняка не составило бы. Так почему же она этого не делает?
До сих пор она никогда не подпускала к себе мужчину слишком близко. Она не хотела допустить, чтобы потеря любовника могла причинить ей страдание или хотя бы доставить огорчение. Она практически ничего не знала о своих любовниках, за исключением того, что они умеют в постели и какие ощущения дают их тела ее телу. Больше ничего она и не хотела знать. Имена связывались в ее сознании с лицами, руками и телами. Фактически они даже не были для нее людьми. Ни их мысли, ни чувства никогда ее не интересовали. Лишь физические ощущения, которые она могла возбудить в них, а они — в ней.
Но с Беном… С Беном происходило что-то особенное. Это ее пугало и в то же время непреодолимо притягивало. Бен обладал способностью доставлять удовольствие и причинять боль. Бен обнаружил ее самое больное место и не колеблясь ударил, после того как она оскорбила его.
Признать это оказалось совсем не легко. Признаться себе самой, что она тоскует по Бену. Не по мужскому телу, не по искусным рукам, нет. По Бену. По шелковым волосам, струящимся сквозь ее пальцы, по звукам его хриплого голоса, полного желания, по тому, как он шептал ее имя, по его глазам, искрившимся улыбкой, от которой хотелось плакать…
Все это выходило за пределы простого желания. Это превратилось в некую неведомую силу, совершенно самостоятельную, терзавшую ее ум и тело, так что все остальное казалось неважным. Кейт говорила себе, что это кратковременное безумие бесследно пройдет. Много дней она не подходила к конюшням, избегала случайных встреч с Беном. И уверяла себя, что не скучает по нему. Совсем не скучает.
И вот результат… Ранним утром в понедельник, на рассвете, она направляется по северной тропе к водопаду, потому что Бен чуть раньше повел туда коня.
Осознав это, Кейт едва не повернула обратно. Себастиан, почти сроднившийся с ней за долгие годы, остановился, но Кейт натянула поводья, пробормотала: «Вперед», — и он послушно двинулся дальше.
За поворотом открылся один из знаменитых водопадов «Славы». Он падал в горное озеро с гранитного обрыва высотой пятнадцать футов. Шум воды, отдававшийся в утренней тишине, действовал умиротворяюще.
Однако Кейт водопада почти не видела. Она видела только Бена.
Он уже спешился, привязал коня к молодому деревцу и ослабил подпругу, по всей видимости, решив дать коню отдых после трудного подъема. Сидя на плоском валуне на краю озера, он задумчиво смотрел на струи воды. В своих обычных джинсах и высоких сапогах для верховой езды, в белой рубашке с закатанными по локоть рукавами. Прядь белокурых волос спадала на лоб.
Кейт жадно смотрела на него. Она так любила его волосы. Как шелковые…
Неизвестно, как долго она бы так стояла и смотрела на него, если бы конь Бена не почуял Себастиана и приветственно не заржал.
Бен повернул голову. Без удивления. Лицо его казалось абсолютно непроницаемым, в глазах отражался лишь свет раннего утра.
Кейт несколько секунд сидела в нерешительности, не зная, что делать. Что, если она сейчас спешится, привяжет коня, подойдет к нему, а он уедет прочь? Что, если он вообще не обратит на нее внимания? Это будет еще хуже: ведь он знает, как больно ранит ее пренебрежение. Лучше пусть скажет что-нибудь злое или посмеется над ней за то, что… она бегает за ним. Боже правый!
Вся дрожа, Кейт все же спешилась и привязала Себастиана рядом с конем Бена. Медленно пошла через поляну. Одета она была примерно так же, как и Бен, только не в джинсах, а в бриджах для верховой езды и бледно-голубой рубашке. Волосы под небрежно надетым беретом распущены по плечам.
Бен молча наблюдал за ней.
Она пыталась придумать, что бы такое сказать, легкое, ничего не значащее. Да, именно, надо сделать вид, что их последняя встреча в саду закончилась совсем не так или что ей все равно, как она закончилась. Что никаких чувств между ними нет. Ничего, кроме секса.
— Ты чего-нибудь хочешь, Кейт?
Да, ей захотелось его ударить.
— А ты, значит, никак не собираешься мне это облегчить?
— Что облегчить?
— Да вот то, что я пришла к тебе… вот так.
Бен сидел, обхватив руками колени. Лицо его осталось таким же непроницаемым.
— Ты хочешь сказать, что пришла ко мне, Кейт? Но зачем? У меня сложилось впечатление, что между нами все кончено.
— Да, все кончено.
Однако она не уходила. И даже не отвернулась от него.
Бен смотрел на нее. Терпеливо ждал.
— Ты сукин сын, Бен.
— Это я уже слышал. Ты повторяешься, Кейт.
— Я тебя ненавижу.
— И это я слышал.
— Ты не имел никакого права все это говорить.
— Что именно? Спрашивать, почему я не могу провести с тобой целую ночь? Или сказать, что хочу большего? Или что Джессу все равно, сколько у тебя мужчин?
— Все вместе. Ты не имел никакого права.
— В таком случае между нами действительно все кончено. — Глаза его стали жесткими. — Повторю в последний раз, Кейт. Я не игрушка. Больше полугода я был твоим любовником. Это дает мне определенные права. Например, право время от времени спать в твоей постели и ожидать, что ты будешь спать в моей. Появляться рядом с тобой на людях. Желать, чтобы со мной обращались как с человеком. Говорить тебе правду даже тогда, когда ты не хочешь ее слышать.
— Ты просишь слишком много.
— Я не прошу, Кейт. Я требую. Отныне мы больше не будем скрываться. Или не будем встречаться вообще.
Кейт обхватила себя за плечи.
— А если я соглашусь, что тогда?
— Тогда у нас будут нормальные здоровые отношения. Мы будем проводить время вместе не только раздетыми. Может быть, иногда будем выходить вместе обедать или в кино. Но это не будет только один секс и больше ничего. Слышишь, никогда.
— Я так не могу…
— Тогда уходи. Найди себе другую игрушку.
Она хотела повернуться и уйти. Но не смогла. Плечи ее поникли. Слезы обожгли глаза.
— Черт бы тебя побрал. Черт бы тебя побрал, Бен.
Она не видела, как он рванулся с места. Лишь почувствовала его рядом. Почувствовала его руки. Неожиданно для самой себя застонала от облегчения.
Он яростно целовал ее.
— Ну и упрямая же ты. Я столько времени этого ждал.
Она почувствовала его пальцы в своих волосах и едва не замурлыкала от наслаждения.
— Ты мог бы и сам прийти ко мне.
— Нет, этот шаг должна была сделать ты.
Он снова поцеловал ее. Взял ее лицо в свои руки и долго смотрел на нее.
— Кэти, прости меня за то, что я сказал тебе про Джесса. Я понимал, что ты должна это узнать, но… не таким образом.
— А может быть, именно таким образом. — Она провела пальцем по его нижней губе как завороженная; ее потрясали эти мягкие губы у такого жесткого, сурового человека. — Ты сказал это так… неприкрыто, что я больше не могла притворяться даже перед собой. Пора посмотреть правде в глаза. Джесс никогда мне не принадлежал. Никогда.
— Ты прекрасно обойдешься без Джесса, — хрипло произнес Бен. — Просто великолепно обойдешься.
Она поцеловала его.
— Я тебя тогда обидела, прости. На самом деле я никогда не думала, что тебе нужны деньги.
— Мне нужна только ты. Господи, помоги мне. Я, наверное, сошел с ума. Прилип к женщине, которая сложнее, чем китайская загадка.
— Я слишком стара для тебя, — прошептала Кейт.
— Замолчи, дурочка. Я тебя люблю.
Потрясенная Кейт не знала, что на это ответить, но он и не дал ей ничего сказать. Сильные руки с легкостью подняли ее, и через секунду она лежала на освещенной солнцем мягкой траве.
В первый раз за все время их отношений желание смешалось со смешливостью, с каким-то игривым настроением, до сих пор незнакомым им обоим. В первый раз они не торопились. Каждое прикосновение, каждый поцелуй длились дольше, чем обычно. На упрямые пуговицы и неподдающиеся молнии они реагировали нервным смехом, а неловкие попытки стянуть слишком тугие сапоги вызвали неудержимый приступ хохота. Однако когда они все же разделись, весь юмор улетучился бесследно. Как это всегда происходило между ними, взрыв желания оказался слишком мощным, неуправляемым. И в этом они прекрасно понимали друг друга. Ни колебаний, ни лишних вопросов, ни стеснительности. Лишь страсть, нараставшая с каждой секундой, уносившая их все дальше, казалось, за пределы собственных возможностей.
— Мы сгорим, — лениво произнесла Кейт.
— Мы же никогда не сгораем.
Бен положил руку ей на бедро и нежно погладил. Она теснее прижалась к нему.
— Сгореть мы не сгорим, но можем оказаться в неловком положении, — небрежным тоном добавил он. — Сегодня утром на этой тропе должны проходить тренировочные заезды.
Кейт подняла голову, взглянула ему в лицо:
— Ну и чудесно.
Увидев, что она не сделала попытки сдвинуться с места, Бен улыбнулся.
— Ты знаешь, я ведь опять забыл.
Кейт поняла: он забыл надеть презерватив. Лицо ее помрачнело.
— А в прошлый раз, в саду, ты тоже забыл? Мне давно хотелось знать.
Бен в нерешительности помолчал.
— Сам не знаю. Может быть, я позволил себе забыть. Возможно, мне захотелось, чтобы хоть один раз у нас все было по-другому.
Она коснулась его лица.
— Может, и я забыла по той же причине.
— Все равно это было неосторожно с нашей стороны.
— Знаю. Но я принимаю таблетки, так что беспокоиться не о чем. И потом, у нас обоих хорошее здоровье.
Он крепче прижал ее к себе.
— Здоровье у нас отличное. А ты хочешь иметь детей, Кэти?
Этот прямой вопрос немного испугал ее.
— Не знаю… Поздновато для меня. Мне ведь уже сорок, Бен.
— Дурочка, — повторил он. — В наше время женщины и в пятьдесят рожают. Какое это имеет значение, если ты чувствуешь, что готова стать матерью.
— Я не уверена, что готова.
Он улыбнулся, притянул ее к себе, поцеловал.
— Я и сам не уверен, что готов стать отцом. Но об этом стоит подумать.
— Значит… теперь наши отношения будут складываться так?
— Об этом стоит подумать, — повторил Бен. Некоторое время она молчала, глядя на него.
— Знаешь, к этому сначала надо привыкнуть.
Бена, казалось, позабавили ее слова.
— К чему именно? К тому, что у тебя теперь есть настоящий любовник?
— Да.
— Не беспокойся. Я дам тебе время привыкнуть. Не буду настаивать на том, чтобы, например, завтра ты пригласила меня на ужин. — Он откинул прядь блестящих волос с ее лица, посерьезнел. — Это должен быть шаг с твоей стороны, Кейт. Это твоя семья и твой дом. Если хочешь, чтобы все развивалось постепенно, пожалуйста. Мы поедем обратно вместе. Вместе отведем коней, поговорим. В общем, больше в присутствии посторонних не будем притворяться, что мы чужие. Завтра, если захочешь, поедем вместе кататься верхом. А в конце недели, может быть, даже пойдем в кино.