– Надеюсь, ты прав, Майер, – прошептала она.
Сторож открывал для Лунд двери гимназии, когда позвонил Майер:
– Я привез обоих.
– Пока не допрашивайте их.
Пауза.
– С каких пор все изменилось?
– Я должна кое-что проверить.
Протяжный вздох.
– Не беспокойтесь, Лунд. Вся слава достанется вам.
Шаги Лунд рассыпались эхом по темным пустым коридорам.
– Дайте мне двадцать минут, – сказала она и отключилась.
Цветы на алтаре Нанны возле шкафчиков поникли, свечи догорели. Лунд спустилась по холодной лестнице в подвал, освещая себе путь фонариком, нащупывая выключатели, которые никак не могла найти.
Через полосатую заградительную ленту, в дальнюю тайную комнату. Там повсюду – метки, линии, обведенные мелом пустые бутылки в пятнах порошка для снятия отпечатков. Она посмотрела на запачканный кровью матрас: одно большое пятно в ногах. И еще красная полоса на стене возле матраса. Крови немного. И она не размазана.
Майер не стал ждать, не видел смысла. Он привел Оливера Шандорфа в кабинет Лунд, усадил перед компьютером, заставил смотреть на экран. Огромная тыква. Пьяные ученики. Наркотики. Алкоголь.
Оказавшись один на один с Шандорфом и получив возможность поступать, как он считает нужным, Майер почувствовал себя гораздо свободнее. Он сел рядом с парнем, наблюдал за тем, как тот смотрит видео: всклокоченные рыжие кудри, лицо сморщено от страха и страдания.
– У тебя два варианта, Оливер, – сказал он тусклым равнодушным голосом. – Или ты признаешься прямо сейчас…
Нанна, в ведьминской шляпе, со счастливой улыбкой на лице.
– …или мы будем смотреть дальше. И подождем, пока выспится твой адвокат. Если он вообще соизволит вылезти из постели.
На экране танцевальный зал сменился коридором, потом лестницей и наконец подвалом. Тайная комната приближалась.
Две фигуры слились воедино в желтом свете тусклой лампочки.
Шандорф не отрываясь смотрел на экран.
– Я могу тут с тобой хоть всю ночь просидеть, – сказал ему Майер. – Но я знаю, что это сделали вы двое, и ты это знаешь. Так давай уже покончим с этим?
Молчание.
Майер почувствовал, что в нем начинает просыпаться злость, постарался успокоиться.
– Оливер? Оливер?
Лунд вытащила принесенные с собой фотографии. Фрагменты тела Нанны. Крупным планом ссадины и раны на спине, на бедрах.
По какой-то причине электричества в подвале не было, поэтому она посветила на снимки фонариком. Поднесла их к матрасу, к пятнам крови на полу.
Затем вынула фотографии рук Нанны. С коротко обстриженными ногтями. Обвела лучом фонарика помещение, подмечая каждую деталь, перечитала список обнаруженных при осмотре вещей. Ножниц не было.
Она взяла телефон, посмотрела на дисплей – сигнал не проходил в этот склеп.
Оливер Шандорф как замороженный сидел перед компьютером. Два спаривающихся тела. Его рыжие кудри скачут вверх-вниз. Он хватает ее ноги, закидывает себе за спину. Отталкивает ее руки, когда они тянутся, чтобы вонзиться в него ногтями.
Вот камера подбирается ближе. Его тело работает как насос, пронзая ее в безумном, исступленном ритме. Затем смятение. Беспорядочные кадры, среди которых видно, как он вскакивает, идет на невидимого наблюдателя, помешавшего им.
Скривив губу, как упрямый мальчишка, со смесью стыда и вызова на лице, Шандорф сидел в отделе убийств и отказывался говорить.
– Может, Йеппе заговорит первым, – сказал Майер.
На экране как раз возник Хальд. Пьяный, не контролирующий себя.
– Ты ведь понимаешь, что он здесь неподалеку. – Майер похлопал парня по плечу. – Может, он прямо сейчас говорит, что это был ты. Только ты. Вот будет здорово!
Шандорф был неподвижен, как камень.
– Знаешь, никак не могу забыть фотографии Нанны. Их сделали, когда ее вытащили из воды. Так и вижу их. – Майер не спускал с Шандорфа глаз. – Не вынуждай меня показывать их тебе. Для нас обоих так будет лучше.
Лунд не была готова выходить наружу в поисках сигнала, здесь еще оставались дела. Она натянула пару резиновых перчаток и взяла разбитый пивной стакан из круга, обрисованного мелом. Направила на него фонарик.
По краю стакана следы помады. Ярко-оранжевой, кричащей.
Достала фотографию Нанны с вечеринки. Вот она стоит в своей черной маскарадной шляпе, и эта шляпа – единственное, что было в ней детского.
Заглянула в пепельницу. Перебрала окурки сигарет и самокруток. Наткнулась на комочек из фольги. Раскрыла его пальцами в перчатках: сережка. В луче фонарика блеснули три поддельных бриллианта в серебряной оправе.
Снова уткнулась в фотографии. Нанна и ее одноклассники. Лиза Расмуссен.
Прошло три дня, как они вытащили тело Нанны Бирк-Ларсен из ледяной воды канала возле аэропорта. За все это время почти не было момента, чтобы они работали без версии. И каждая версия рассыпалась. Они гонялись за тенями, а те таяли в свете фактов. Загадка, сулящая ответы. И тем не менее…
Это расследование не было похоже ни на одно из тех, которые она вела раньше. В нем были слои, тайны, головоломки. Да, расследования никогда не бывают черными или белыми. Но никогда она не встречалась со столь неоднозначным, ускользающим делом.
Лунд смотрела на фотографию. Нанна и Лиза. Веселые, счастливые.
Где-то наверху послышался звук, потом другой. Шаги в темноте.
– Может, это вообще не твоя идея была, – говорил Майер. – Может, все затеял Йеппе, а ты лишь поддержал приятеля.
Он нагнулся, ища взгляд Шандорфа.
– Оливер?
Никакой реакции. Только несчастное лицо, обращенное к монитору компьютера.
– Для тебя все еще может кончиться не слишком плохо, если ты расскажешь мне, как было дело. Так как мы с тобой поступим?
Майер откинулся на стуле, заложил руки за голову.
– Будем сидеть всю ночь, разглядывая снимки? Или покончим с этим?
Ни звука.
– Прекрасно. – В голосе Майера зазвучало раздражение, и он досадовал на себя за это. – Что-то я проголодался. На двоих у меня денег не…
– Это не она, придурок, – буркнул Шандорф.
Майер моргнул:
– Что?
Наконец Оливер Шандорф поднял на него глаза:
– Девушка в бойлерной. Это не Нанна.
Наверху, перед алтарем в память Нанны, светился одинокий огарок.
Лунд проверила телефон. Связь была.
Опять услышала что-то… шаги за ближайшей дверью. Лунд не собиралась прятаться. Направила луч на источник шума:
– Лиза?
Девушка застыла в ярком белом свете, в руке она держала стеклянную вазу с розами.
– Как ты сюда попала? – спросила Лунд.
Лиза поставила розы под фотографией Нанны.
– Цветы все завяли. Совсем забыли про них.
– Как ты сюда попала?
– Дверь в спортивный зал не закрыта. Замок сломан. Это все знают.
Она заправила за ухо светлую прядь, посмотрела на алтарь.
– Когда ты познакомилась с Нанной?
– В начальной школе. Уже в последний год. Потом Нанна выбрала Фредериксхольм, и я тоже. – Она переставляла цветы. – Хотя я не надеялась, что поступлю. Нанна умная. А ее отцу пришлось искать деньги. У моего отца хватает денег, но я… я глупая.
– Когда вы поссорились?
Лиза не смотрела на нее.
– Мы не ссорились.
– Телефон Нанны у нас. Мы знаем, что в последнее время ты не звонила ей, только писала сообщения.
Тишина в ответ.
– А Нанна тебе звонила.
– Это была не ссора, так…
– Из-за Оливера?
Немедленно:
– Я уже не помню.
– Мне все же кажется, что дело в нем. Нанне он не нравился. А ты влюбилась в него всерьез.
Лиза засмеялась:
– Иногда вы задаете странные вопросы.
– Поэтому ты пошла в бойлерную.
– Мне пора домой.
Лунд показала ей сережку:
– Ты кое-что там забыла.
Девушка уставилась на пакетик с уликой, обругала себя, развернулась, чтобы уйти.
– Мы можем провести у тебя дома обыск, чтобы найти платье, – сказала Лунд ей в спину. – Или ты сама мне все расскажешь?
Лиза Расмуссен остановилась, обхватила себя руками, словно озябла в тонкой красной куртке.
– Это очень важно, – продолжала Лунд. – Нанна тоже была в бойлерной? Или ты одна пошла с ребятами?
Застигнутая врасплох на полпути между ребенком и взрослым, Лиза выпалила:
– Я злилась на нее, понятно?
Лунд сложила руки на груди и ждала продолжения.
– Она всегда все решала. Обращалась со мной как с маленькой. Я была пьяна. Когда мы увидели, что этот придурок Йеппе шпионит за нами, мы пытались остановить его. Я в темноте споткнулась и упала. – Она закатала рукав, под ним заживающие царапины и полоски пластыря. – Вот, порезалась.
– Что было потом?
– Оливер отвез меня в больницу. Мы там провели почти всю ночь.
Она села на ступеньку, уличные фонари освещали ее заурядное юное лицо.
– Он все еще с ума сходил по Нанне. Я думала, может, я смогу… – Она опустила рукав, опять обхватила себя. – Безмозглая дура. Нанна была права.
– Где была Нанна?
– Не знаю.
– Лиза…
– Я не знаю! – выкрикнула она. И спокойнее: – Примерно в половине десятого мы вышли в вестибюль, она надела на меня свою шляпу. Обняла меня. И попрощалась. – Она смотрела Лунд в лицо. – Это все. Потом она ушла.
Лунд кивнула.
– А вы не расскажете моему папе? А то он меня убьет.
В машине, по дороге с одного приема на другой, Хартманн и Риэ Скоугор слушали радио. В новостях уже называли выборы состоявшимися. Альянс изменил соотношение сил в игре. Незыблемая на протяжении долгих лет политическая система города оказалась на пороге перемен.
Дело Бирк-Ларсен они оставили позади. Впереди лежала финишная прямая избирательной кампании. Встречи, пресс-конференции, рукопожатия, все новые и новые голоса. А также тайные совещания в узком кругу датской политики, в пышных залах, где правые, левые и центр собирались, чтобы соревноваться в широте неискренних улыбок и двусмысленности обещаний, обмениваться вежливыми оскорблениями, угрожать под видом заботливых советов.
Позже тем же вечером, вымотанный, мечтающий только о том, чтобы отвезти Риэ Скоугор к себе домой, в постель, Хартманн оказался лицом к лицу с ее отцом. Член парламента от Либеральной партии с незапамятных времен, Ким Скоугор был крепким общительным человеком с сильным ударом. В чем-то он напоминал Поуля Бремера, который в тот момент мило беседовал со своими заклятыми врагами в соседней комнате. Раскатистый смех мэра перекрывал шум приема, организованного Скоугором в здании парламента.
– Не ожидал, что в списке ваших гостей окажется Бремер, – сказал Хартманн.
– Держи друзей поблизости, а врагов еще ближе, – ответил Ким Скоугор с улыбкой много знающего человека. – В конце концов, у всех нас одна цель – лучшая жизнь. Мы всего лишь расходимся в средствах достижения этой цели.
Хартманн молча улыбнулся.
– Вы больше не связаны с тем делом? – спросил Скоугор.
– Вы имеете в виду убийство девушки?
– Разве есть еще и другие?
– Мы никогда не были в нем замешаны. Это всего лишь случайное совпадение. Больше вы об этом не услышите.
Скоугор поднял свой бокал:
– Хорошо. Иначе нам было бы трудно оказывать вам поддержку.
– Пап… – вмешалась его дочь. – Давай не сейчас.
Он продолжал:
– Премьер-министр… и кое-кто еще хотят быть уверенными в том, что вы контролируете ситуацию.
– О да. Предвыборная кампания идет успешно. Мы выиграем выборы. – Улыбка, утонувшая в океане других улыбок. – Прошу меня извинить…
Он прошел в соседнюю комнату, взял Поуля Бремера под руку, попросил отойти на два слова. Вдвоем они нашли пустой угол возле камина.
– Как я слышал, Троэльс, приз в виде мадам Эллер достался тебе, – сказал Бремер. – Поздравляю. Надеюсь, цена оказалась не слишком высокой.
– Я знаю, чем вы занимались.
Бремер моргнул под стеклами очков, потряс головой.
– Если я еще раз застану вас за грязными играми… – Хартманн приблизился вплотную к мэру и проговорил хриплым шепотом: – Я подам на вас в суд. Вы поняли меня?
– Ни слова не понял, – ответил Бремер. – Не представляю, о чем ты говоришь!
– Отлично, – проговорил Хартманн и повернулся, собираясь уйти.
– Троэльс! Вернись.
Бремер догнал его, прищурился, глядя Хартманну в лицо:
– Ты мне всегда нравился. Еще с тех пор, когда ты был здесь новичком и держал свою первую речь на публике. Сегодня…
Хартманн пытался понять, что в словах Бремера искренность, а что издевка, и не мог.
– Сегодня ты победил меня. Такое случается не часто. А когда случается… мне это не нравится. И еще мне не нравится, когда ты в очередном приступе паранойи обвиняешь меня в чем-то, о чем я не имею понятия.
Хартманн молча слушал, пытаясь не чувствовать себя как школьник-озорник перед учителем.
– Если бы я хотел раздавить тебя, неужели ты думаешь, я бы не сделал этого давным-давно? – Он похлопал Хартманна по плечу. – Подумай об этом. – Его улыбка превратилась в оскал. – Ты испортил мне настроение, Троэльс. Я ухожу. Надеюсь, ты чувствуешь, что виноват. – Бремер задумался, глядя на Хартманна. – Виноват. Да. Вот точное слово.
Шандорфа и Хальда отправили домой. Лунд взяла у Лизы Расмуссен показания и договорилась, чтобы девушку отвезли домой на полицейской машине. Провожая ее к выходу, она снова спросила:
– Ты действительно не знаешь, с кем она собиралась встречаться?
Лиза выглядела измученной – и освобожденной. Секрет тяжелым бременем давил на нее все эти дни.
– Нанна была счастлива. Это было видно. Как будто ждала чего-то. Чего-то особенного.
Когда Лиза Расмуссен уехала, в кабинет Лунд ворвался Майер, размахивая листком бумаги:
– Я предъявлю им обвинения в даче ложных показаний и в том, что они затягивали расследование.
– Зачем вам это нужно?
– Почему вы мне не позвонили и не сказали, Лунд? Почему вы не сказали мне ни слова? Я чувствую себя полным идиотом.
Она подняла телефон:
– В подвале не было связи. Я пыталась.
– Не верю.
В его голосе зазвенели дерзкие мальчишеские нотки.
– Вы живете в своем маленьком мирке, в каком-то Лундленде. Где нет никого, кроме вас.
– Ладно. Мне жаль, что так получилось.
– А мне ни закурить нельзя, ни поесть. Я даже повысить голос не могу на подозреваемых!
– Не волнуйтесь. Я скоро уеду.
В руках Майера появилась пачка сигарет. Он помахал ею демонстративно, достал сигарету, закурил и выдул дым в сторону Лунд.
Она вздохнула.
– У нас нет ни единой зацепки, – пробурчал Майер.
– Неправда.
– Вы серьезно?
Она отметила, что говорит все громче. Должно быть, это сигарета действует ей на нервы. Ей ужасно хотелось курить.
– У нас масса информации. Вы просто не хотите слушать.
Он уселся на край стола и сказал:
– Я слушаю.
Через пять минут напротив них сидел серьезный и похожий на мопса Букард.
Она показывала ему собранные ею документы и снимки, один за другим, терпеливо поясняя каждый.
– Нам уже многое известно о том человеке, кто это сделал. Мы знаем, что он усыплял ее эфиром. Он держал ее взаперти и насиловал в течение пятнадцати – двадцати часов. Затем…
Еще фотографии тела. Руки, ноги, ступни, бедра.
– Он вымыл ее. Постриг ей ногти на руках. Потом отвез в лес, где, как он знал, ему никто не помешает.
Фотографии дороги, ведущей через Пинсесковен. Светлые волосы на сухом дереве.
– Там он сыграл в игру. Позволил ей убежать, а потом поймал ее. Может быть… – Она обдумала эту мысль. – Может быть, не раз.
– Кошки-мышки, – сказал Майер и затянулся сигаретой.
– В шкафу Нанны мы нашли пару дорогих сапог, – продолжила Лунд. – Ее родители эти сапоги увидели впервые.
Она показала фотографию: коричневая кожа и блестящий металл.
– Нанна не могла купить их сама, слишком дорого. Кулон…
Черное сердечко на дешевой позолоченной цепочке.
– Мы по-прежнему не знаем, как он появился у Нанны. Может, подарок того же человека, кто купил ей сапоги. Только кулон дешевый. И старый.
Лунд положила на стол фотографию Нанны и Лизы на вечеринке, где Лиза выглядит как напившаяся девчонка, а элегантная Нанна в черной шляпе спокойно улыбается.
– И самое важное из того, что нам известно: у Нанны было тайное свидание. Она переоделась и оставила свой костюм в гимназии, так как собиралась с кем-то встретиться. С кем именно, не знает даже лучшая подруга.
Букард тяжело вздохнул:
– Ты же не думаешь, что это учитель, а, Сара?
Лунд молча посмотрела на него.
– Понятно, – сказал Майер. – Завтра мы начнем все с самого начала.
– А теперь послушайте меня! – рявкнул Букард. – Школы относятся к ведомству Хартманна, он пока еще глава департамента образования. Он должен знать, что мы собираемся делать.
– Конечно, – кивнула Лунд. – Завтра я позвоню ему.
– И мне нужно, чтобы ты задержалась еще немного, – добавил Букард.
Майер закрыл глаза, выдул кольцо дыма под потолок.
– Я здесь только до субботы. У Марка в понедельник начинаются занятия в школе. Я сделала все…
– При всем моем уважении, – вставил Майер, – я не думаю, что ей следует остаться. Я знаю свою работу. И… – Он нахмурился. – Будем честны. Хорошей команды из нас не получилось. Считаю, что Лунд должна поступить так, как запланировала. Букард уставился на нее в замешательстве.
– Майер целый день не ел, – сказала она. – От голода он становится раздражительным. Нет, – поправила она сама себя, – он становится еще более раздражительным.
– В гимназии…
– Нам нужно искать. Искать изо всех сил.
5
Пятница, 7 ноября
Сторож открывал для Лунд двери гимназии, когда позвонил Майер:
– Я привез обоих.
– Пока не допрашивайте их.
Пауза.
– С каких пор все изменилось?
– Я должна кое-что проверить.
Протяжный вздох.
– Не беспокойтесь, Лунд. Вся слава достанется вам.
Шаги Лунд рассыпались эхом по темным пустым коридорам.
– Дайте мне двадцать минут, – сказала она и отключилась.
Цветы на алтаре Нанны возле шкафчиков поникли, свечи догорели. Лунд спустилась по холодной лестнице в подвал, освещая себе путь фонариком, нащупывая выключатели, которые никак не могла найти.
Через полосатую заградительную ленту, в дальнюю тайную комнату. Там повсюду – метки, линии, обведенные мелом пустые бутылки в пятнах порошка для снятия отпечатков. Она посмотрела на запачканный кровью матрас: одно большое пятно в ногах. И еще красная полоса на стене возле матраса. Крови немного. И она не размазана.
Майер не стал ждать, не видел смысла. Он привел Оливера Шандорфа в кабинет Лунд, усадил перед компьютером, заставил смотреть на экран. Огромная тыква. Пьяные ученики. Наркотики. Алкоголь.
Оказавшись один на один с Шандорфом и получив возможность поступать, как он считает нужным, Майер почувствовал себя гораздо свободнее. Он сел рядом с парнем, наблюдал за тем, как тот смотрит видео: всклокоченные рыжие кудри, лицо сморщено от страха и страдания.
– У тебя два варианта, Оливер, – сказал он тусклым равнодушным голосом. – Или ты признаешься прямо сейчас…
Нанна, в ведьминской шляпе, со счастливой улыбкой на лице.
– …или мы будем смотреть дальше. И подождем, пока выспится твой адвокат. Если он вообще соизволит вылезти из постели.
На экране танцевальный зал сменился коридором, потом лестницей и наконец подвалом. Тайная комната приближалась.
Две фигуры слились воедино в желтом свете тусклой лампочки.
Шандорф не отрываясь смотрел на экран.
– Я могу тут с тобой хоть всю ночь просидеть, – сказал ему Майер. – Но я знаю, что это сделали вы двое, и ты это знаешь. Так давай уже покончим с этим?
Молчание.
Майер почувствовал, что в нем начинает просыпаться злость, постарался успокоиться.
– Оливер? Оливер?
Лунд вытащила принесенные с собой фотографии. Фрагменты тела Нанны. Крупным планом ссадины и раны на спине, на бедрах.
По какой-то причине электричества в подвале не было, поэтому она посветила на снимки фонариком. Поднесла их к матрасу, к пятнам крови на полу.
Затем вынула фотографии рук Нанны. С коротко обстриженными ногтями. Обвела лучом фонарика помещение, подмечая каждую деталь, перечитала список обнаруженных при осмотре вещей. Ножниц не было.
Она взяла телефон, посмотрела на дисплей – сигнал не проходил в этот склеп.
Оливер Шандорф как замороженный сидел перед компьютером. Два спаривающихся тела. Его рыжие кудри скачут вверх-вниз. Он хватает ее ноги, закидывает себе за спину. Отталкивает ее руки, когда они тянутся, чтобы вонзиться в него ногтями.
Вот камера подбирается ближе. Его тело работает как насос, пронзая ее в безумном, исступленном ритме. Затем смятение. Беспорядочные кадры, среди которых видно, как он вскакивает, идет на невидимого наблюдателя, помешавшего им.
Скривив губу, как упрямый мальчишка, со смесью стыда и вызова на лице, Шандорф сидел в отделе убийств и отказывался говорить.
– Может, Йеппе заговорит первым, – сказал Майер.
На экране как раз возник Хальд. Пьяный, не контролирующий себя.
– Ты ведь понимаешь, что он здесь неподалеку. – Майер похлопал парня по плечу. – Может, он прямо сейчас говорит, что это был ты. Только ты. Вот будет здорово!
Шандорф был неподвижен, как камень.
– Знаешь, никак не могу забыть фотографии Нанны. Их сделали, когда ее вытащили из воды. Так и вижу их. – Майер не спускал с Шандорфа глаз. – Не вынуждай меня показывать их тебе. Для нас обоих так будет лучше.
Лунд не была готова выходить наружу в поисках сигнала, здесь еще оставались дела. Она натянула пару резиновых перчаток и взяла разбитый пивной стакан из круга, обрисованного мелом. Направила на него фонарик.
По краю стакана следы помады. Ярко-оранжевой, кричащей.
Достала фотографию Нанны с вечеринки. Вот она стоит в своей черной маскарадной шляпе, и эта шляпа – единственное, что было в ней детского.
Заглянула в пепельницу. Перебрала окурки сигарет и самокруток. Наткнулась на комочек из фольги. Раскрыла его пальцами в перчатках: сережка. В луче фонарика блеснули три поддельных бриллианта в серебряной оправе.
Снова уткнулась в фотографии. Нанна и ее одноклассники. Лиза Расмуссен.
Прошло три дня, как они вытащили тело Нанны Бирк-Ларсен из ледяной воды канала возле аэропорта. За все это время почти не было момента, чтобы они работали без версии. И каждая версия рассыпалась. Они гонялись за тенями, а те таяли в свете фактов. Загадка, сулящая ответы. И тем не менее…
Это расследование не было похоже ни на одно из тех, которые она вела раньше. В нем были слои, тайны, головоломки. Да, расследования никогда не бывают черными или белыми. Но никогда она не встречалась со столь неоднозначным, ускользающим делом.
Лунд смотрела на фотографию. Нанна и Лиза. Веселые, счастливые.
Где-то наверху послышался звук, потом другой. Шаги в темноте.
– Может, это вообще не твоя идея была, – говорил Майер. – Может, все затеял Йеппе, а ты лишь поддержал приятеля.
Он нагнулся, ища взгляд Шандорфа.
– Оливер?
Никакой реакции. Только несчастное лицо, обращенное к монитору компьютера.
– Для тебя все еще может кончиться не слишком плохо, если ты расскажешь мне, как было дело. Так как мы с тобой поступим?
Майер откинулся на стуле, заложил руки за голову.
– Будем сидеть всю ночь, разглядывая снимки? Или покончим с этим?
Ни звука.
– Прекрасно. – В голосе Майера зазвучало раздражение, и он досадовал на себя за это. – Что-то я проголодался. На двоих у меня денег не…
– Это не она, придурок, – буркнул Шандорф.
Майер моргнул:
– Что?
Наконец Оливер Шандорф поднял на него глаза:
– Девушка в бойлерной. Это не Нанна.
Наверху, перед алтарем в память Нанны, светился одинокий огарок.
Лунд проверила телефон. Связь была.
Опять услышала что-то… шаги за ближайшей дверью. Лунд не собиралась прятаться. Направила луч на источник шума:
– Лиза?
Девушка застыла в ярком белом свете, в руке она держала стеклянную вазу с розами.
– Как ты сюда попала? – спросила Лунд.
Лиза поставила розы под фотографией Нанны.
– Цветы все завяли. Совсем забыли про них.
– Как ты сюда попала?
– Дверь в спортивный зал не закрыта. Замок сломан. Это все знают.
Она заправила за ухо светлую прядь, посмотрела на алтарь.
– Когда ты познакомилась с Нанной?
– В начальной школе. Уже в последний год. Потом Нанна выбрала Фредериксхольм, и я тоже. – Она переставляла цветы. – Хотя я не надеялась, что поступлю. Нанна умная. А ее отцу пришлось искать деньги. У моего отца хватает денег, но я… я глупая.
– Когда вы поссорились?
Лиза не смотрела на нее.
– Мы не ссорились.
– Телефон Нанны у нас. Мы знаем, что в последнее время ты не звонила ей, только писала сообщения.
Тишина в ответ.
– А Нанна тебе звонила.
– Это была не ссора, так…
– Из-за Оливера?
Немедленно:
– Я уже не помню.
– Мне все же кажется, что дело в нем. Нанне он не нравился. А ты влюбилась в него всерьез.
Лиза засмеялась:
– Иногда вы задаете странные вопросы.
– Поэтому ты пошла в бойлерную.
– Мне пора домой.
Лунд показала ей сережку:
– Ты кое-что там забыла.
Девушка уставилась на пакетик с уликой, обругала себя, развернулась, чтобы уйти.
– Мы можем провести у тебя дома обыск, чтобы найти платье, – сказала Лунд ей в спину. – Или ты сама мне все расскажешь?
Лиза Расмуссен остановилась, обхватила себя руками, словно озябла в тонкой красной куртке.
– Это очень важно, – продолжала Лунд. – Нанна тоже была в бойлерной? Или ты одна пошла с ребятами?
Застигнутая врасплох на полпути между ребенком и взрослым, Лиза выпалила:
– Я злилась на нее, понятно?
Лунд сложила руки на груди и ждала продолжения.
– Она всегда все решала. Обращалась со мной как с маленькой. Я была пьяна. Когда мы увидели, что этот придурок Йеппе шпионит за нами, мы пытались остановить его. Я в темноте споткнулась и упала. – Она закатала рукав, под ним заживающие царапины и полоски пластыря. – Вот, порезалась.
– Что было потом?
– Оливер отвез меня в больницу. Мы там провели почти всю ночь.
Она села на ступеньку, уличные фонари освещали ее заурядное юное лицо.
– Он все еще с ума сходил по Нанне. Я думала, может, я смогу… – Она опустила рукав, опять обхватила себя. – Безмозглая дура. Нанна была права.
– Где была Нанна?
– Не знаю.
– Лиза…
– Я не знаю! – выкрикнула она. И спокойнее: – Примерно в половине десятого мы вышли в вестибюль, она надела на меня свою шляпу. Обняла меня. И попрощалась. – Она смотрела Лунд в лицо. – Это все. Потом она ушла.
Лунд кивнула.
– А вы не расскажете моему папе? А то он меня убьет.
В машине, по дороге с одного приема на другой, Хартманн и Риэ Скоугор слушали радио. В новостях уже называли выборы состоявшимися. Альянс изменил соотношение сил в игре. Незыблемая на протяжении долгих лет политическая система города оказалась на пороге перемен.
Дело Бирк-Ларсен они оставили позади. Впереди лежала финишная прямая избирательной кампании. Встречи, пресс-конференции, рукопожатия, все новые и новые голоса. А также тайные совещания в узком кругу датской политики, в пышных залах, где правые, левые и центр собирались, чтобы соревноваться в широте неискренних улыбок и двусмысленности обещаний, обмениваться вежливыми оскорблениями, угрожать под видом заботливых советов.
Позже тем же вечером, вымотанный, мечтающий только о том, чтобы отвезти Риэ Скоугор к себе домой, в постель, Хартманн оказался лицом к лицу с ее отцом. Член парламента от Либеральной партии с незапамятных времен, Ким Скоугор был крепким общительным человеком с сильным ударом. В чем-то он напоминал Поуля Бремера, который в тот момент мило беседовал со своими заклятыми врагами в соседней комнате. Раскатистый смех мэра перекрывал шум приема, организованного Скоугором в здании парламента.
– Не ожидал, что в списке ваших гостей окажется Бремер, – сказал Хартманн.
– Держи друзей поблизости, а врагов еще ближе, – ответил Ким Скоугор с улыбкой много знающего человека. – В конце концов, у всех нас одна цель – лучшая жизнь. Мы всего лишь расходимся в средствах достижения этой цели.
Хартманн молча улыбнулся.
– Вы больше не связаны с тем делом? – спросил Скоугор.
– Вы имеете в виду убийство девушки?
– Разве есть еще и другие?
– Мы никогда не были в нем замешаны. Это всего лишь случайное совпадение. Больше вы об этом не услышите.
Скоугор поднял свой бокал:
– Хорошо. Иначе нам было бы трудно оказывать вам поддержку.
– Пап… – вмешалась его дочь. – Давай не сейчас.
Он продолжал:
– Премьер-министр… и кое-кто еще хотят быть уверенными в том, что вы контролируете ситуацию.
– О да. Предвыборная кампания идет успешно. Мы выиграем выборы. – Улыбка, утонувшая в океане других улыбок. – Прошу меня извинить…
Он прошел в соседнюю комнату, взял Поуля Бремера под руку, попросил отойти на два слова. Вдвоем они нашли пустой угол возле камина.
– Как я слышал, Троэльс, приз в виде мадам Эллер достался тебе, – сказал Бремер. – Поздравляю. Надеюсь, цена оказалась не слишком высокой.
– Я знаю, чем вы занимались.
Бремер моргнул под стеклами очков, потряс головой.
– Если я еще раз застану вас за грязными играми… – Хартманн приблизился вплотную к мэру и проговорил хриплым шепотом: – Я подам на вас в суд. Вы поняли меня?
– Ни слова не понял, – ответил Бремер. – Не представляю, о чем ты говоришь!
– Отлично, – проговорил Хартманн и повернулся, собираясь уйти.
– Троэльс! Вернись.
Бремер догнал его, прищурился, глядя Хартманну в лицо:
– Ты мне всегда нравился. Еще с тех пор, когда ты был здесь новичком и держал свою первую речь на публике. Сегодня…
Хартманн пытался понять, что в словах Бремера искренность, а что издевка, и не мог.
– Сегодня ты победил меня. Такое случается не часто. А когда случается… мне это не нравится. И еще мне не нравится, когда ты в очередном приступе паранойи обвиняешь меня в чем-то, о чем я не имею понятия.
Хартманн молча слушал, пытаясь не чувствовать себя как школьник-озорник перед учителем.
– Если бы я хотел раздавить тебя, неужели ты думаешь, я бы не сделал этого давным-давно? – Он похлопал Хартманна по плечу. – Подумай об этом. – Его улыбка превратилась в оскал. – Ты испортил мне настроение, Троэльс. Я ухожу. Надеюсь, ты чувствуешь, что виноват. – Бремер задумался, глядя на Хартманна. – Виноват. Да. Вот точное слово.
Шандорфа и Хальда отправили домой. Лунд взяла у Лизы Расмуссен показания и договорилась, чтобы девушку отвезли домой на полицейской машине. Провожая ее к выходу, она снова спросила:
– Ты действительно не знаешь, с кем она собиралась встречаться?
Лиза выглядела измученной – и освобожденной. Секрет тяжелым бременем давил на нее все эти дни.
– Нанна была счастлива. Это было видно. Как будто ждала чего-то. Чего-то особенного.
Когда Лиза Расмуссен уехала, в кабинет Лунд ворвался Майер, размахивая листком бумаги:
– Я предъявлю им обвинения в даче ложных показаний и в том, что они затягивали расследование.
– Зачем вам это нужно?
– Почему вы мне не позвонили и не сказали, Лунд? Почему вы не сказали мне ни слова? Я чувствую себя полным идиотом.
Она подняла телефон:
– В подвале не было связи. Я пыталась.
– Не верю.
В его голосе зазвенели дерзкие мальчишеские нотки.
– Вы живете в своем маленьком мирке, в каком-то Лундленде. Где нет никого, кроме вас.
– Ладно. Мне жаль, что так получилось.
– А мне ни закурить нельзя, ни поесть. Я даже повысить голос не могу на подозреваемых!
– Не волнуйтесь. Я скоро уеду.
В руках Майера появилась пачка сигарет. Он помахал ею демонстративно, достал сигарету, закурил и выдул дым в сторону Лунд.
Она вздохнула.
– У нас нет ни единой зацепки, – пробурчал Майер.
– Неправда.
– Вы серьезно?
Она отметила, что говорит все громче. Должно быть, это сигарета действует ей на нервы. Ей ужасно хотелось курить.
– У нас масса информации. Вы просто не хотите слушать.
Он уселся на край стола и сказал:
– Я слушаю.
Через пять минут напротив них сидел серьезный и похожий на мопса Букард.
Она показывала ему собранные ею документы и снимки, один за другим, терпеливо поясняя каждый.
– Нам уже многое известно о том человеке, кто это сделал. Мы знаем, что он усыплял ее эфиром. Он держал ее взаперти и насиловал в течение пятнадцати – двадцати часов. Затем…
Еще фотографии тела. Руки, ноги, ступни, бедра.
– Он вымыл ее. Постриг ей ногти на руках. Потом отвез в лес, где, как он знал, ему никто не помешает.
Фотографии дороги, ведущей через Пинсесковен. Светлые волосы на сухом дереве.
– Там он сыграл в игру. Позволил ей убежать, а потом поймал ее. Может быть… – Она обдумала эту мысль. – Может быть, не раз.
– Кошки-мышки, – сказал Майер и затянулся сигаретой.
– В шкафу Нанны мы нашли пару дорогих сапог, – продолжила Лунд. – Ее родители эти сапоги увидели впервые.
Она показала фотографию: коричневая кожа и блестящий металл.
– Нанна не могла купить их сама, слишком дорого. Кулон…
Черное сердечко на дешевой позолоченной цепочке.
– Мы по-прежнему не знаем, как он появился у Нанны. Может, подарок того же человека, кто купил ей сапоги. Только кулон дешевый. И старый.
Лунд положила на стол фотографию Нанны и Лизы на вечеринке, где Лиза выглядит как напившаяся девчонка, а элегантная Нанна в черной шляпе спокойно улыбается.
– И самое важное из того, что нам известно: у Нанны было тайное свидание. Она переоделась и оставила свой костюм в гимназии, так как собиралась с кем-то встретиться. С кем именно, не знает даже лучшая подруга.
Букард тяжело вздохнул:
– Ты же не думаешь, что это учитель, а, Сара?
Лунд молча посмотрела на него.
– Понятно, – сказал Майер. – Завтра мы начнем все с самого начала.
– А теперь послушайте меня! – рявкнул Букард. – Школы относятся к ведомству Хартманна, он пока еще глава департамента образования. Он должен знать, что мы собираемся делать.
– Конечно, – кивнула Лунд. – Завтра я позвоню ему.
– И мне нужно, чтобы ты задержалась еще немного, – добавил Букард.
Майер закрыл глаза, выдул кольцо дыма под потолок.
– Я здесь только до субботы. У Марка в понедельник начинаются занятия в школе. Я сделала все…
– При всем моем уважении, – вставил Майер, – я не думаю, что ей следует остаться. Я знаю свою работу. И… – Он нахмурился. – Будем честны. Хорошей команды из нас не получилось. Считаю, что Лунд должна поступить так, как запланировала. Букард уставился на нее в замешательстве.
– Майер целый день не ел, – сказала она. – От голода он становится раздражительным. Нет, – поправила она сама себя, – он становится еще более раздражительным.
– В гимназии…
– Нам нужно искать. Искать изо всех сил.
5
Пятница, 7 ноября
Лунд натягивала черно-белый свитер, жонглируя тостом, когда ее мать сказала:
– Я думала, мы уезжаем сегодня вечером.
– Нет. Мы поедем завтра после обеда.
– Завтра после обеда? Но в это время уже начнут собираться гости.
– Успеем.
– Я не смогу остаться в Швеции надолго. У меня дела. – Она посмотрела на платье на манекене. – Уже скоро свадьба.
– Мы надеялись, что ты пробудешь с нами хотя бы неделю. Познакомишься с семьей Бенгта.
Хмурая улыбка.
– Другими словами, надеялись, что я буду водить Марка в школу, пока вы работаете?
Лунд отпила из кружки, поморщилась:
– У нас есть горячий кофе?
Она подошла к кофеварке. Нет.
– И как это из моей дочери выросла такая никудышная мать? – спросила Вибеке, качая головой. – Пока вы здесь живете, ты даже ни разу не поговорила с Марком. Ты хотя бы догадываешься…
– У меня была трудная неделя. Неужели незаметно?
Она достала из кармана джинсов резинку для волос и быстро, без помощи зеркала, думая о Нанне и гимназии, собрала волосы на затылке в незатейливый хвост.
– Ему двенадцать лет…
– Я знаю, сколько ему лет.
– Ты ничего о нем не знаешь! Ни о нем, ни о его жизни!
– Мне пора.
– Ты хотя бы знаешь, что у него есть девочка?
Лунд остановилась, переваривая новость.
– Марк похож на меня, – сказала она наконец. – Очень независимый. Мы не вертимся друг у друга под носом целыми днями. И да… я знаю о его подружке. Спасибо.
– Я пошел, – прозвучало вдруг, и Лунд чуть не подпрыгнула от неожиданности.
Это был Марк, в синей куртке, готовый идти в школу. Она вышла вслед за ним.
Серое скучное утро. Оказавшись на улице, Марк в ту же секунду вскочил на свой самокат, оттолкнулся ногой.
– Марк! Ты же не позавтракал!
Он притормозил:
– Я не хочу.
– Прости меня за эту неделю. Обещаю, что мы все наверстаем.
Он снова стал набирать скорость, Лунд едва за ним поспевала.
– Бабушка говорит, что у тебя есть подружка.
Марк остановился, но не смотрел на нее.
Лунд улыбнулась:
– Это здорово. – Она старалась не обращать внимания на сережку. Кто-то из одноклассников проколол ему ухо, он даже не посоветовался с ней.
– Как ее зовут?
– Какая разница?
– Давай пригласим ее к нам в Швецию.
– Я опоздаю в школу.
– Марк, мне не безразлично, что происходит в твоей жизни.
– Она только что меня бросила. – Ему всего лишь двенадцать, и столько боли в глазах. – А тебе наплевать. Тебе интересны только мертвецы.
Лунд стояла на тротуаре. Вспоминала, каким он был в четыре-пять лет, потом восемь, десять. Силилась отделить того ребенка от угрюмого, грустного подростка, который смотрел на нее сейчас… как?
Разочарованно, вот как.
Марк отвернулся и помчался на самокате прочь.
Хартманн явился в девять утра. Лунд привела его в свой кабинет.
– Вы говорили, что нас ни в чем не подозревают!
– Я такого не говорила.
– Про учителя никто даже ни разу не упомянул!
– Это одна из линий расследования.
– Что за линия?
В дверь просунул голову Майер, спросил:
– Ну что, едем?
Хартманн не сдвинулся с места.
– Что вы уже выяснили?
Лунд покачала головой:
– Я не могу вам…
– Это мои школы и мои учителя. Вы обязаны мне сказать.
– Когда будет можно, я…
– Нет. Нет!
Он впадал в ярость. Лунд уже познакомилась с его характером – видела по телевизору, как Хартманн набросился на журналиста. Теперь она наблюдала это вживую.
– Я должен знать, кто это! Черт возьми! Мне нужно предпринять меры предосторожности…
– Это невозможно…
– Один раз вы уже выставили меня идиотом, Лунд. Больше я этого не допущу.
– Мне жаль. Я не могу поставить интересы ваших выборов выше дела об убийстве. Так не правильно…
Он был вне себя от ярости.
– Вы что, не понимаете, какой вред можете причинить своими расспросами? Учителям? Ученикам? Родителям? Ваши подозрения бросают тень на невинных людей! И вам наплевать…
– Не смейте так говорить! – выкрикнула она.
Хартманн умолк, удивленный неожиданно громким голосом Лунд.
– Никогда так не говорите, – повторила Лунд тише. – Я не политик, Хартманн. Я полицейский. У меня нет времени подумать обо всех возможных последствиях. Я просто должна… должна…
– Что? – спросил он требовательно, когда она так и не закончила фразу.
– Продолжать искать. – Она перекинула ремень сумки через плечо. – Мы постараемся вести себя осторожно. Постараемся, чтобы не возникало никаких слухов. Мы не хотим никоим образом навредить невиновным. Мы просто хотим найти того, кто убил девушку. Понятно?
От его гнева не осталось и следа. Эти вспышки, думала она, случались внезапно и были столь же неприятны самому Троэльсу Хартманну, как и тем, на кого были направлены.
– Понятно, – сказал он, кивая. Потом посмотрел на нее. – Как мы можем посодействовать вам? – Когда она не ответила, он добавил: – Правда, Лунд, я хотел бы помочь. Мы перешлем вам копии всех личных дел учителей гимназии. И всех остальных сотрудников.
– Хорошо. Отправьте на мое имя. Мы проверим.
– Я хочу помочь, поверьте.
Его мобильный зазвонил, Хартманн ответил, и в тот же миг его лицо скрылось за маской политика – бесстрастного, безучастного, недосягаемого. Лунд ушла, оставив его наедине с его делами.
В коридоре из черного мрамора ее остановила незнакомая улыбчивая женщина со светлыми волосами и пакетом в руке. Она спросила у Лунд:
– Где мне найти Яна Майера?
– Одну секунду.
Она продолжила проверять сообщения на своем телефоне.
– Я Ханна Майер, – представилась женщина. – Принесла ему тут кое-что.
Жена. Лунд вспомнила ночной разговор с Майером: «Вы перебудили весь дом». Хныканье младенца. У Майера была жизнь за пределами Управления полиции. Эта мысль ошеломила ее.
– Я Сара Лунд, – сказала она и пожала руку жене Майера. – Мы работаем с ним вместе.
– Так вот вы какая! – Ханна была очень хорошенькой, с шарфом на шее и в прелестном платье в мелкий цветочек под коричневым шерстяным пальто. – Я много слышала о вас.
– Да, представляю.
– А-а. – Она понимающе улыбнулась. – С ним нелегко, но он хочет как лучше. Не всегда получается, правда. – Пауза. – И он считает, что вы… удивительная.
Лунд моргнула:
– Удивительная?
– Вот это он должен принимать по две штуки, каждый час, – сказала Ханна Майер, вкладывая в руку Лунд флакон с таблетками. – Если они не помогают, тогда попробуйте бананы. – Она вытащила пару бананов из пакета и тоже вручила недоумевающей Лунд. – И ни в коем случае не разрешайте Яну есть сыр или чипсы. Для его желудка это очень вредно. – Она сокрушенно покачала головой. – Да, и кофе!
Женщина удовлетворенно вздохнула: все сделала, все сказала.
– На новом месте работы всегда трудно. Надеюсь, на этот раз у него получится.
Из-за угла появился Майер: старая зеленая куртка, толстый вязаный свитер, на лице смятение.
– Что?..
– Привет, милый! – весело махнула ему рукой Ханна.
Сияя улыбкой, не замечая ничего вокруг, Майер подошел к жене, поцеловал ее в губы.
– Что ты здесь делаешь?
Она показала на бананы и таблетки в руках у Лунд:
– Ты забыл это в машине.
– Ах да, точно.
Она провела ладонью по его колючей щеке, сказала:
– Береги себя. И хорошего дня вам обоим.
Он провожал восторженным взглядом каждый ее шаг, не переставая улыбаться. А как только она скрылась за поворотом, тут же стал обычным хмурым Майером.
Он забрал у Лунд флакон и засунул бананы в карманы куртки, по одному, как пистолеты в кобуру. Потом вытащил один, прицелился куда-то вглубь коридора, сказал:
– Я думала, мы уезжаем сегодня вечером.
– Нет. Мы поедем завтра после обеда.
– Завтра после обеда? Но в это время уже начнут собираться гости.
– Успеем.
– Я не смогу остаться в Швеции надолго. У меня дела. – Она посмотрела на платье на манекене. – Уже скоро свадьба.
– Мы надеялись, что ты пробудешь с нами хотя бы неделю. Познакомишься с семьей Бенгта.
Хмурая улыбка.
– Другими словами, надеялись, что я буду водить Марка в школу, пока вы работаете?
Лунд отпила из кружки, поморщилась:
– У нас есть горячий кофе?
Она подошла к кофеварке. Нет.
– И как это из моей дочери выросла такая никудышная мать? – спросила Вибеке, качая головой. – Пока вы здесь живете, ты даже ни разу не поговорила с Марком. Ты хотя бы догадываешься…
– У меня была трудная неделя. Неужели незаметно?
Она достала из кармана джинсов резинку для волос и быстро, без помощи зеркала, думая о Нанне и гимназии, собрала волосы на затылке в незатейливый хвост.
– Ему двенадцать лет…
– Я знаю, сколько ему лет.
– Ты ничего о нем не знаешь! Ни о нем, ни о его жизни!
– Мне пора.
– Ты хотя бы знаешь, что у него есть девочка?
Лунд остановилась, переваривая новость.
– Марк похож на меня, – сказала она наконец. – Очень независимый. Мы не вертимся друг у друга под носом целыми днями. И да… я знаю о его подружке. Спасибо.
– Я пошел, – прозвучало вдруг, и Лунд чуть не подпрыгнула от неожиданности.
Это был Марк, в синей куртке, готовый идти в школу. Она вышла вслед за ним.
Серое скучное утро. Оказавшись на улице, Марк в ту же секунду вскочил на свой самокат, оттолкнулся ногой.
– Марк! Ты же не позавтракал!
Он притормозил:
– Я не хочу.
– Прости меня за эту неделю. Обещаю, что мы все наверстаем.
Он снова стал набирать скорость, Лунд едва за ним поспевала.
– Бабушка говорит, что у тебя есть подружка.
Марк остановился, но не смотрел на нее.
Лунд улыбнулась:
– Это здорово. – Она старалась не обращать внимания на сережку. Кто-то из одноклассников проколол ему ухо, он даже не посоветовался с ней.
– Как ее зовут?
– Какая разница?
– Давай пригласим ее к нам в Швецию.
– Я опоздаю в школу.
– Марк, мне не безразлично, что происходит в твоей жизни.
– Она только что меня бросила. – Ему всего лишь двенадцать, и столько боли в глазах. – А тебе наплевать. Тебе интересны только мертвецы.
Лунд стояла на тротуаре. Вспоминала, каким он был в четыре-пять лет, потом восемь, десять. Силилась отделить того ребенка от угрюмого, грустного подростка, который смотрел на нее сейчас… как?
Разочарованно, вот как.
Марк отвернулся и помчался на самокате прочь.
Хартманн явился в девять утра. Лунд привела его в свой кабинет.
– Вы говорили, что нас ни в чем не подозревают!
– Я такого не говорила.
– Про учителя никто даже ни разу не упомянул!
– Это одна из линий расследования.
– Что за линия?
В дверь просунул голову Майер, спросил:
– Ну что, едем?
Хартманн не сдвинулся с места.
– Что вы уже выяснили?
Лунд покачала головой:
– Я не могу вам…
– Это мои школы и мои учителя. Вы обязаны мне сказать.
– Когда будет можно, я…
– Нет. Нет!
Он впадал в ярость. Лунд уже познакомилась с его характером – видела по телевизору, как Хартманн набросился на журналиста. Теперь она наблюдала это вживую.
– Я должен знать, кто это! Черт возьми! Мне нужно предпринять меры предосторожности…
– Это невозможно…
– Один раз вы уже выставили меня идиотом, Лунд. Больше я этого не допущу.
– Мне жаль. Я не могу поставить интересы ваших выборов выше дела об убийстве. Так не правильно…
Он был вне себя от ярости.
– Вы что, не понимаете, какой вред можете причинить своими расспросами? Учителям? Ученикам? Родителям? Ваши подозрения бросают тень на невинных людей! И вам наплевать…
– Не смейте так говорить! – выкрикнула она.
Хартманн умолк, удивленный неожиданно громким голосом Лунд.
– Никогда так не говорите, – повторила Лунд тише. – Я не политик, Хартманн. Я полицейский. У меня нет времени подумать обо всех возможных последствиях. Я просто должна… должна…
– Что? – спросил он требовательно, когда она так и не закончила фразу.
– Продолжать искать. – Она перекинула ремень сумки через плечо. – Мы постараемся вести себя осторожно. Постараемся, чтобы не возникало никаких слухов. Мы не хотим никоим образом навредить невиновным. Мы просто хотим найти того, кто убил девушку. Понятно?
От его гнева не осталось и следа. Эти вспышки, думала она, случались внезапно и были столь же неприятны самому Троэльсу Хартманну, как и тем, на кого были направлены.
– Понятно, – сказал он, кивая. Потом посмотрел на нее. – Как мы можем посодействовать вам? – Когда она не ответила, он добавил: – Правда, Лунд, я хотел бы помочь. Мы перешлем вам копии всех личных дел учителей гимназии. И всех остальных сотрудников.
– Хорошо. Отправьте на мое имя. Мы проверим.
– Я хочу помочь, поверьте.
Его мобильный зазвонил, Хартманн ответил, и в тот же миг его лицо скрылось за маской политика – бесстрастного, безучастного, недосягаемого. Лунд ушла, оставив его наедине с его делами.
В коридоре из черного мрамора ее остановила незнакомая улыбчивая женщина со светлыми волосами и пакетом в руке. Она спросила у Лунд:
– Где мне найти Яна Майера?
– Одну секунду.
Она продолжила проверять сообщения на своем телефоне.
– Я Ханна Майер, – представилась женщина. – Принесла ему тут кое-что.
Жена. Лунд вспомнила ночной разговор с Майером: «Вы перебудили весь дом». Хныканье младенца. У Майера была жизнь за пределами Управления полиции. Эта мысль ошеломила ее.
– Я Сара Лунд, – сказала она и пожала руку жене Майера. – Мы работаем с ним вместе.
– Так вот вы какая! – Ханна была очень хорошенькой, с шарфом на шее и в прелестном платье в мелкий цветочек под коричневым шерстяным пальто. – Я много слышала о вас.
– Да, представляю.
– А-а. – Она понимающе улыбнулась. – С ним нелегко, но он хочет как лучше. Не всегда получается, правда. – Пауза. – И он считает, что вы… удивительная.
Лунд моргнула:
– Удивительная?
– Вот это он должен принимать по две штуки, каждый час, – сказала Ханна Майер, вкладывая в руку Лунд флакон с таблетками. – Если они не помогают, тогда попробуйте бананы. – Она вытащила пару бананов из пакета и тоже вручила недоумевающей Лунд. – И ни в коем случае не разрешайте Яну есть сыр или чипсы. Для его желудка это очень вредно. – Она сокрушенно покачала головой. – Да, и кофе!
Женщина удовлетворенно вздохнула: все сделала, все сказала.
– На новом месте работы всегда трудно. Надеюсь, на этот раз у него получится.
Из-за угла появился Майер: старая зеленая куртка, толстый вязаный свитер, на лице смятение.
– Что?..
– Привет, милый! – весело махнула ему рукой Ханна.
Сияя улыбкой, не замечая ничего вокруг, Майер подошел к жене, поцеловал ее в губы.
– Что ты здесь делаешь?
Она показала на бананы и таблетки в руках у Лунд:
– Ты забыл это в машине.
– Ах да, точно.
Она провела ладонью по его колючей щеке, сказала:
– Береги себя. И хорошего дня вам обоим.
Он провожал восторженным взглядом каждый ее шаг, не переставая улыбаться. А как только она скрылась за поворотом, тут же стал обычным хмурым Майером.
Он забрал у Лунд флакон и засунул бананы в карманы куртки, по одному, как пистолеты в кобуру. Потом вытащил один, прицелился куда-то вглубь коридора, сказал: