– Чего не мог, Троэльс? Пойти на риск?
– Что ему было известно?
– О нас? Ничего. Только догадки. – Снова невеселая улыбка. – Возможно, он надеется рано или поздно напасть на золотую жилу, задавая вопрос всем женщинам, с которыми ты был знаком. Но мне кажется, кое-что он знает наверняка.
– Что именно?
– Он говорил так, будто перед ним лежал твой ежедневник. Он называл даты. Знал, где и когда ты был.
Хартманн старался вспомнить, не слышал ли он имя журналиста раньше.
– За пределами этого кабинета никто не имеет доступа к моему ежедневнику.
Она пожала плечами, поднялась. В этот момент дверь кабинета открылась и на пороге возникла Риэ Скоугор.
– Троэльс, я и не знала, что у тебя гости, – с натянутой улыбкой проговорила она. – Тебя ждут на приеме, это нужные нам люди.
Две женщины оценивающе смотрели друг на друга. Слова были излишни.
– Иду, – сказал Троэльс Хартманн.
Оливер Шандорф был тощим девятнадцатилетним юнцом с копной курчавых рыжих волос и кислым неулыбчивым лицом. Он раскуривал третий косяк за день в гостиной, когда входная дверь распахнулась под напором Тайса Бирк-Ларсена.
Шандорф подскочил с кресла и попятился при виде крупного разъяренного мужчины, наступавшего на него.
– Позови ее, – прорычал Бирк-Ларсен. – Она едет домой.
– Эй! – воскликнул Шандорф, выскакивая в холл. – Между прочим, тут есть звонок. Это частный дом.
– Не выводи меня из себя, сынок. Мне нужна Нанна.
– Нанны здесь нет.
Бирк-Ларсен стал обходить нижний этаж, распахивая двери, выкрикивая имя дочери. Шандорф следовал за ним на безопасном расстоянии.
– Господин Бирк-Ларсен, говорю же вам. Нет ее здесь.
Бирк-Ларсен вернулся в холл. Заметил на стуле возле дивана одежду: розовая кофточка, лифчик, джинсы. Он обматерил Шандорфа и бросился к лестнице на второй этаж.
Парень не стерпел, помчался следом, обогнал Бирк-Ларсена и толкнул его в грудь со словами:
– Вы куда? Вы что это…
Отец Нанны схватил мальчишку за футболку, стащил его по лестнице в холл, швырнул к входной двери и занес над его лицом массивный кулак.
Оливер Шандорф замер.
Бирк-Ларсен сдержался, оставил Шандорфа и снова пошел вверх по широкой лестнице, перешагивая через две ступеньки. Дом Шандорфов был огромным, о таком Тайс даже не мечтал, никогда он не сможет позволить себе ничего подобного, сколько бы ни работал, сколько бы ни ездило по городу алых фургонов с его именем на борту.
Из спальни по левую руку доносилась громкая рок-музыка. Дом пропах травкой и сексом.
На широкой кровати смятые простыни, скомканное одеяло. На подушке разметались светлые волнистые волосы, босые ступни свисали с края кровати. Та, что лежала там лицом вниз, была обкурена или пьяна. Или и то и другое вместе. Или что еще похуже.
В ярости он оглянулся на Шандорфа, который шел за ним, сунув руки в карманы и нагло ухмыляясь. За одну эту ухмылку Тайсу Бирк-Ларсену хотелось дух вышибить из засранца. Вместо этого он неуверенно шагнул к кровати, не зная, как себя вести, и потянул одеяло за край.
– Нанна. Тебе нужно ехать домой, – проговорил он негромко. – Неважно, что случилось. Я тебя отвезу…
Со смесью испуга и раздражения на опухшем лице на него смотрела обнаженная женщина. Тоже блондинка, волосы того же оттенка. Лет двадцати пяти, а то и старше.
– Я вам говорил, – сказал Шандорф. – Нанны здесь нет и не было. Если вам еще что-то надо…
Тайс Бирк-Ларсен растерянно вышел на улицу. Что сказать Пернилле? Куда еще поехать? Он не любил полицейских, но, может, теперь самое время поговорить с ними. Ему необходимо хоть что-нибудь узнать. Или заставить их искать…
С неба донесся рокот. Полицейский вертолет.
Поначалу Тайс не обратил внимания на местность вокруг. Он просто приехал по адресу Оливера Шандорфа, где надеялся найти дочь. Теперь до него дошло, что совсем рядом болота, тянущиеся к востоку от аэропорта. Пернилле говорила, что все началось именно там.
Лунд снова стояла посреди равнинной пустоши Кальвебод-Фэллед, где была найдена блузка в пятнах крови, и изучала карту.
– Давайте поедем домой, – предложил Майер, закуривая очередную сигарету.
У нее зазвонил телефон.
– Так ты летишь в Швецию или как? – хотел знать Бенгт Рослинг.
Ей пришлось подумать, прежде чем дать ответ:
– Скоро.
– А что скажешь насчет новоселья в субботу? Можем пригласить Лассе, Миссан, Боссе и Янне…
Лунд смотрела на гаснущий горизонт, мечтая остановить время и задержать наступление темноты.
– И моих родителей, – добавил Бенгт. – И маму твою.
Лунд бросила еще один взгляд на карту, потом снова оглядела болото и лес.
– Еще нужно обустроить гостевую комнату для Вибеке, – продолжал Бенгт.
В отдалении показались трое подростков. Они толкали по тропе велосипеды и несли на плечах удочки.
А Марк ни разу не рыбачил. Ему не с кем ходить на рыбалку.
– Прекрасная мысль, – сказала она Бенгту и взмахнула рукой, привлекая внимание Майера.
– Я бы не хотел, чтобы она спала на диване, – сказал Бенгт.
Но Лунд уже не слушала, забыв про зажатый в руке телефон.
– Что вон там? – спросила она Майера.
– Там снова лес, – ответил он. – И канал.
– В воде вы искали?
Он поморщился. Майер был из тех людей, которые даже во сне сохраняют недовольное выражение лица.
– Девушка бежала в другую сторону.
Лунд подняла руку с телефоном к уху:
– Я не успею на самолет.
– Что?
– Ты слышал. Мы с Марком будем завтра.
Майер стоял рядом, закидывая в рот чипсы между затяжками сигаретой.
– В поисковой команде есть опытные водолазы? Снаряжение с ними? – спросила Лунд.
– У нас здесь людей достаточно, чтобы развернуть небольшую войну. Может, пойдем на Швецию? Так вы туда точно попадете.
Вдвоем они подъехали к каналу. Прошли вдоль берега в одну сторону, потом в другую. Возле низкого металлического моста, на глинистом берегу, виднелись отпечатки шин. Они уходили прямо в черную воду.
Гнетущая местность вторила душевному состоянию Тайса Бирк-Ларсена: та же путаница из бессмысленных поворотов и сбивающих с толку тупиков. Лабиринт без выхода. Он ехал и ехал, то в умирающий серый закат, то в обратную сторону, ничего не находя. Даже стрекотание вертолета стихло. Пернилле была с ним, каждую секунду ее испуганный пронзительный голос звучал в телефоне, приросшем к левому уху:
– Где она? Где она?
Сколько раз она задала этот вопрос? Сколько раз задал его он?
– Я ищу.
– Где?
В Кальвебод-Фэллед, хотел он сказать. Там, куда однажды водили на экскурсию класс Антона, после чего он целый день говорил только о жуках и угрях, пока наконец не забыл о походе.
Впереди замелькали огни. Один из лучей был синим.
– Везде.
Вдоль узкого канала тянулась невысокая насыпь, сформированная из вырытого при прокладке канала грунта. Лунд смотрела на следы шин, на автокран, на стропы. На автомобиль, поднимающийся из мрачной воды.
«Смотри, думай, представляй картину. Кто-то подъехал к берегу, остановил машину на верху насыпи, развернув передние колеса к воде. Потом вышел, толкнул машину сзади. Остальное сделала гравитация».
Майер был рядом, смотрел, как на фоне неба вырастает силуэт автомобиля. Из всех четырех дверей хлестала вода. Машина была черной, цвета воды в канале, и сверкала так, словно только вчера с конвейера. «Форд»-хэтчбек, последняя модель.
– Проверьте, на кого оформлен, – распорядилась Лунд, как только из воды показались регистрационные знаки.
Автокран припарковался на берегу, выпростав длинную стрелу через канал. Он перетащил машину в сторону от воды, покачал над насыпью. Потом, с помощью трех человек, «форд» медленно опустили на землю, где он и замер, ничем не примечательный легковой автомобиль, если не считать потоков дурно пахнущей жидкости, изливающихся из-под дверей.
Майер закончил говорить по телефону, и вместе с Лунд они подошли к находке, заглянули в окна. В салоне пусто. Крышка багажника опущена.
Майер обошел машину и попытался открыть багажник. Заперто.
– Я принесу лом, – сказал он.
Из-за спины Лунд вынырнули лучи фар приближающейся машины. Она оглянулась. Не легковушка, габариты не те. Должно быть, микроавтобус, подумала она. Секундой позже она разглядела в свете полицейских прожекторов, что он красного цвета.
Бирк-Ларсен не прерывал телефонной связи, когда его фургон подъехал к полосатой ленте, натянутой поперек дороги. С такого близкого расстояния ему было не сосчитать синие огни по ту сторону ленты. Все было залито резким светом из переносных прожекторов, какие, он знал, используют во время спортивных мероприятий.
В голове шумело, мысли путались. Сердце стучало так сильно, что ударялось о ребра.
– Я сейчас, – сказал он в трубку и не услышал ответа жены.
Вышел из машины. Пошел вперед.
– Ты где? – спросила Пернилле.
– На болотах в Вестамагере.
Пауза, потом ее голос:
– Полиция все еще там?
Подбежали двое полицейских и попытались остановить его. Бирк-Ларсен отшвырнул их движением огромной руки, продолжая шагать к низкому металлическому мосту через канал.
– Я все выясню, подожди.
– Тайс.
Еще полицейские. Они облепили его, как сердитые пчелы, но он шел вперед, отрывая от себя их цепкие руки, прижимая телефон к уху.
Ни на миг ее голос не оставлял его.
– Что там, Тайс? Что там?
Какой-то звук впереди. Это лилась вода.
Лилась вода. Она хлынула водопадом из багажника, когда Майер вскрыл ломом дверцу, галлон за галлоном изливалась на глинистую почву.
Запах становился все сильнее.
Лунд бросила в рот еще одну пастилку «Никотинеля» и ждала.
Вместе с остатками воды на блестящий новенький бампер вывалились две голые ноги. Она направила на них фонарик. Лодыжки были туго стянуты пластиковым хомутом.
Затем какое-то движение. Темная змеевидная масса перетекала через бледные мертвые конечности, виток за витком, прижимаясь к коже, пока наконец не соскользнула со ступней на бампер и потом на землю.
Кого-то из копов затошнило прямо на желтую траву.
– Что там за шум? – спросила Лунд, приближаясь к «форду».
Майер кивнул на сотрудника, которого рвало.
– Я не о нем, – сказала она.
Слышно было, как кто-то разъяренно ругается низким голосом.
Лунд проследила, как из машины вытекла последняя вода и еще два угря нашли путь к свободе, затем приблизилась к машине и сунула голову внутрь. Светлые волосы больше не выглядели так, как на фотографиях. А лицо…
Обозленный голос выкрикивал имя.
– О боже, – сказал Майер. – Здесь отец.
Тайс Бирк-Ларсен был большим сильным мужчиной. Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз дрался с копами. Но некоторые вещи не забываются. Два быстрых удара, мощный рык, и он снова двигался вперед, к черному мосту.
За мостом он видел машину на дороге, рядом эвакуатор. Вокруг деловито сновали фигуры.
Телефон вернулся к уху.
– Тайс! – кричала ему Пернилле.
– Я поговорю с ними.
Копы, которых он стряхнул с себя, налетели на него снова, но теперь их было больше. Их стало слишком много.
От машины на дороге отделилась женщина и направилась к нему. В резком свете прожекторов он увидел ее серьезное лицо, длинные каштановые волосы и печальный, пытливый взгляд больших глаз.
– Ради бога, Тайс… – рыдала Пернилле.
Его держало теперь шестеро копов, может, семеро. Свободной оставалась только рука с телефоном.
Бирк-Ларсен перестал сопротивляться. Так спокойно, как только смог, проговорил опять:
– Я отец Нанны. Я хочу знать, что происходит.
Женщина перешагнула через еще одну красно-белую полицейскую ленту. Она не сказала ни слова, просто шла прямо к нему, пристально глядя ему в лицо и жуя жвачку.
Голос, далекий и робкий, совсем не его, произнес:
– Это моя дочь?
– Вам нельзя здесь находиться.
Пернилле была в его ухе, в его голове, она превратилась в одно-единственное слово:
– Тайс?
Женщина остановилась перед ним.
– Там Нанна? – снова спросил Бирк-Ларсен.
Она молчала.
– Это она?
Женщина безмолвно кивнула.
Вопль родился в глубине живота, пронзил его тело снизу вверх, вырвался в сырой ночной воздух. Полный недоуменного горя и гнева и такой громкий, что мог бы достичь Копенгагена сам по себе. Но телефон был рядом. Нет нужды кричать. Пока он боролся, рвался увидеть дочь, Пернилле была с ним и кричала и рыдала тоже.
Мать и отец. И их потерянное мертвое дитя.
Затем вся ярость, вся мощь угасли. Тайс Бирк-Ларсен превратился в плачущего, сломленного человека, слабого и обезумевшего, которого удерживали от падения те же руки, что только что пытались усмирить его безграничную силу.
– Я хочу видеть свою дочь, – молил он.
– Вам туда нельзя, – сказала она. – Мне очень жаль.
Из правой руки мужчины исходил тонкий воющий звук. Лунд шагнула к нему, раскрыла его пальцы. Пальцы работяги, сильные и натруженные, обтянутые старой толстой кожей.
Он не протестовал, когда она взяла у него телефон. Лунд глянула на экран, поднесла аппарат к уху.
– Пернилле. Это Лунд. К вам скоро подъедут наши сотрудники.
После чего она положила телефон к себе в карман, кивнула полицейским, чтобы те увели Бирк-Ларсена, и вернулась к затопленному «форду», блестящему и черному.
Там уже работал рой криминалистов в защитной одежде. Шли своим ходом все положенные процедуры. Ей больше не нужно было ничего видеть.
Черная машина. Черная и блестящая.
Майера она нашла возле крана, с сигаретой во рту. Увидев ее, он затряс головой:
– Мы нашли владельца. Вы не поверите.
Лунд остановилась возле него, ожидая продолжения.
– Автомобиль принадлежит избирательному штабу Троэльса Хартманна, – произнес Ян Майер.
– Того самого? Кандидата в мэры?
Одним пальцем Майер отстрельнул сигарету в канал.
– Да. Глава департамента образования. Красавчик с плакатов. Да. Это он.
3
Вторник, 4 ноября
– Что ему было известно?
– О нас? Ничего. Только догадки. – Снова невеселая улыбка. – Возможно, он надеется рано или поздно напасть на золотую жилу, задавая вопрос всем женщинам, с которыми ты был знаком. Но мне кажется, кое-что он знает наверняка.
– Что именно?
– Он говорил так, будто перед ним лежал твой ежедневник. Он называл даты. Знал, где и когда ты был.
Хартманн старался вспомнить, не слышал ли он имя журналиста раньше.
– За пределами этого кабинета никто не имеет доступа к моему ежедневнику.
Она пожала плечами, поднялась. В этот момент дверь кабинета открылась и на пороге возникла Риэ Скоугор.
– Троэльс, я и не знала, что у тебя гости, – с натянутой улыбкой проговорила она. – Тебя ждут на приеме, это нужные нам люди.
Две женщины оценивающе смотрели друг на друга. Слова были излишни.
– Иду, – сказал Троэльс Хартманн.
Оливер Шандорф был тощим девятнадцатилетним юнцом с копной курчавых рыжих волос и кислым неулыбчивым лицом. Он раскуривал третий косяк за день в гостиной, когда входная дверь распахнулась под напором Тайса Бирк-Ларсена.
Шандорф подскочил с кресла и попятился при виде крупного разъяренного мужчины, наступавшего на него.
– Позови ее, – прорычал Бирк-Ларсен. – Она едет домой.
– Эй! – воскликнул Шандорф, выскакивая в холл. – Между прочим, тут есть звонок. Это частный дом.
– Не выводи меня из себя, сынок. Мне нужна Нанна.
– Нанны здесь нет.
Бирк-Ларсен стал обходить нижний этаж, распахивая двери, выкрикивая имя дочери. Шандорф следовал за ним на безопасном расстоянии.
– Господин Бирк-Ларсен, говорю же вам. Нет ее здесь.
Бирк-Ларсен вернулся в холл. Заметил на стуле возле дивана одежду: розовая кофточка, лифчик, джинсы. Он обматерил Шандорфа и бросился к лестнице на второй этаж.
Парень не стерпел, помчался следом, обогнал Бирк-Ларсена и толкнул его в грудь со словами:
– Вы куда? Вы что это…
Отец Нанны схватил мальчишку за футболку, стащил его по лестнице в холл, швырнул к входной двери и занес над его лицом массивный кулак.
Оливер Шандорф замер.
Бирк-Ларсен сдержался, оставил Шандорфа и снова пошел вверх по широкой лестнице, перешагивая через две ступеньки. Дом Шандорфов был огромным, о таком Тайс даже не мечтал, никогда он не сможет позволить себе ничего подобного, сколько бы ни работал, сколько бы ни ездило по городу алых фургонов с его именем на борту.
Из спальни по левую руку доносилась громкая рок-музыка. Дом пропах травкой и сексом.
На широкой кровати смятые простыни, скомканное одеяло. На подушке разметались светлые волнистые волосы, босые ступни свисали с края кровати. Та, что лежала там лицом вниз, была обкурена или пьяна. Или и то и другое вместе. Или что еще похуже.
В ярости он оглянулся на Шандорфа, который шел за ним, сунув руки в карманы и нагло ухмыляясь. За одну эту ухмылку Тайсу Бирк-Ларсену хотелось дух вышибить из засранца. Вместо этого он неуверенно шагнул к кровати, не зная, как себя вести, и потянул одеяло за край.
– Нанна. Тебе нужно ехать домой, – проговорил он негромко. – Неважно, что случилось. Я тебя отвезу…
Со смесью испуга и раздражения на опухшем лице на него смотрела обнаженная женщина. Тоже блондинка, волосы того же оттенка. Лет двадцати пяти, а то и старше.
– Я вам говорил, – сказал Шандорф. – Нанны здесь нет и не было. Если вам еще что-то надо…
Тайс Бирк-Ларсен растерянно вышел на улицу. Что сказать Пернилле? Куда еще поехать? Он не любил полицейских, но, может, теперь самое время поговорить с ними. Ему необходимо хоть что-нибудь узнать. Или заставить их искать…
С неба донесся рокот. Полицейский вертолет.
Поначалу Тайс не обратил внимания на местность вокруг. Он просто приехал по адресу Оливера Шандорфа, где надеялся найти дочь. Теперь до него дошло, что совсем рядом болота, тянущиеся к востоку от аэропорта. Пернилле говорила, что все началось именно там.
Лунд снова стояла посреди равнинной пустоши Кальвебод-Фэллед, где была найдена блузка в пятнах крови, и изучала карту.
– Давайте поедем домой, – предложил Майер, закуривая очередную сигарету.
У нее зазвонил телефон.
– Так ты летишь в Швецию или как? – хотел знать Бенгт Рослинг.
Ей пришлось подумать, прежде чем дать ответ:
– Скоро.
– А что скажешь насчет новоселья в субботу? Можем пригласить Лассе, Миссан, Боссе и Янне…
Лунд смотрела на гаснущий горизонт, мечтая остановить время и задержать наступление темноты.
– И моих родителей, – добавил Бенгт. – И маму твою.
Лунд бросила еще один взгляд на карту, потом снова оглядела болото и лес.
– Еще нужно обустроить гостевую комнату для Вибеке, – продолжал Бенгт.
В отдалении показались трое подростков. Они толкали по тропе велосипеды и несли на плечах удочки.
А Марк ни разу не рыбачил. Ему не с кем ходить на рыбалку.
– Прекрасная мысль, – сказала она Бенгту и взмахнула рукой, привлекая внимание Майера.
– Я бы не хотел, чтобы она спала на диване, – сказал Бенгт.
Но Лунд уже не слушала, забыв про зажатый в руке телефон.
– Что вон там? – спросила она Майера.
– Там снова лес, – ответил он. – И канал.
– В воде вы искали?
Он поморщился. Майер был из тех людей, которые даже во сне сохраняют недовольное выражение лица.
– Девушка бежала в другую сторону.
Лунд подняла руку с телефоном к уху:
– Я не успею на самолет.
– Что?
– Ты слышал. Мы с Марком будем завтра.
Майер стоял рядом, закидывая в рот чипсы между затяжками сигаретой.
– В поисковой команде есть опытные водолазы? Снаряжение с ними? – спросила Лунд.
– У нас здесь людей достаточно, чтобы развернуть небольшую войну. Может, пойдем на Швецию? Так вы туда точно попадете.
Вдвоем они подъехали к каналу. Прошли вдоль берега в одну сторону, потом в другую. Возле низкого металлического моста, на глинистом берегу, виднелись отпечатки шин. Они уходили прямо в черную воду.
Гнетущая местность вторила душевному состоянию Тайса Бирк-Ларсена: та же путаница из бессмысленных поворотов и сбивающих с толку тупиков. Лабиринт без выхода. Он ехал и ехал, то в умирающий серый закат, то в обратную сторону, ничего не находя. Даже стрекотание вертолета стихло. Пернилле была с ним, каждую секунду ее испуганный пронзительный голос звучал в телефоне, приросшем к левому уху:
– Где она? Где она?
Сколько раз она задала этот вопрос? Сколько раз задал его он?
– Я ищу.
– Где?
В Кальвебод-Фэллед, хотел он сказать. Там, куда однажды водили на экскурсию класс Антона, после чего он целый день говорил только о жуках и угрях, пока наконец не забыл о походе.
Впереди замелькали огни. Один из лучей был синим.
– Везде.
Вдоль узкого канала тянулась невысокая насыпь, сформированная из вырытого при прокладке канала грунта. Лунд смотрела на следы шин, на автокран, на стропы. На автомобиль, поднимающийся из мрачной воды.
«Смотри, думай, представляй картину. Кто-то подъехал к берегу, остановил машину на верху насыпи, развернув передние колеса к воде. Потом вышел, толкнул машину сзади. Остальное сделала гравитация».
Майер был рядом, смотрел, как на фоне неба вырастает силуэт автомобиля. Из всех четырех дверей хлестала вода. Машина была черной, цвета воды в канале, и сверкала так, словно только вчера с конвейера. «Форд»-хэтчбек, последняя модель.
– Проверьте, на кого оформлен, – распорядилась Лунд, как только из воды показались регистрационные знаки.
Автокран припарковался на берегу, выпростав длинную стрелу через канал. Он перетащил машину в сторону от воды, покачал над насыпью. Потом, с помощью трех человек, «форд» медленно опустили на землю, где он и замер, ничем не примечательный легковой автомобиль, если не считать потоков дурно пахнущей жидкости, изливающихся из-под дверей.
Майер закончил говорить по телефону, и вместе с Лунд они подошли к находке, заглянули в окна. В салоне пусто. Крышка багажника опущена.
Майер обошел машину и попытался открыть багажник. Заперто.
– Я принесу лом, – сказал он.
Из-за спины Лунд вынырнули лучи фар приближающейся машины. Она оглянулась. Не легковушка, габариты не те. Должно быть, микроавтобус, подумала она. Секундой позже она разглядела в свете полицейских прожекторов, что он красного цвета.
Бирк-Ларсен не прерывал телефонной связи, когда его фургон подъехал к полосатой ленте, натянутой поперек дороги. С такого близкого расстояния ему было не сосчитать синие огни по ту сторону ленты. Все было залито резким светом из переносных прожекторов, какие, он знал, используют во время спортивных мероприятий.
В голове шумело, мысли путались. Сердце стучало так сильно, что ударялось о ребра.
– Я сейчас, – сказал он в трубку и не услышал ответа жены.
Вышел из машины. Пошел вперед.
– Ты где? – спросила Пернилле.
– На болотах в Вестамагере.
Пауза, потом ее голос:
– Полиция все еще там?
Подбежали двое полицейских и попытались остановить его. Бирк-Ларсен отшвырнул их движением огромной руки, продолжая шагать к низкому металлическому мосту через канал.
– Я все выясню, подожди.
– Тайс.
Еще полицейские. Они облепили его, как сердитые пчелы, но он шел вперед, отрывая от себя их цепкие руки, прижимая телефон к уху.
Ни на миг ее голос не оставлял его.
– Что там, Тайс? Что там?
Какой-то звук впереди. Это лилась вода.
Лилась вода. Она хлынула водопадом из багажника, когда Майер вскрыл ломом дверцу, галлон за галлоном изливалась на глинистую почву.
Запах становился все сильнее.
Лунд бросила в рот еще одну пастилку «Никотинеля» и ждала.
Вместе с остатками воды на блестящий новенький бампер вывалились две голые ноги. Она направила на них фонарик. Лодыжки были туго стянуты пластиковым хомутом.
Затем какое-то движение. Темная змеевидная масса перетекала через бледные мертвые конечности, виток за витком, прижимаясь к коже, пока наконец не соскользнула со ступней на бампер и потом на землю.
Кого-то из копов затошнило прямо на желтую траву.
– Что там за шум? – спросила Лунд, приближаясь к «форду».
Майер кивнул на сотрудника, которого рвало.
– Я не о нем, – сказала она.
Слышно было, как кто-то разъяренно ругается низким голосом.
Лунд проследила, как из машины вытекла последняя вода и еще два угря нашли путь к свободе, затем приблизилась к машине и сунула голову внутрь. Светлые волосы больше не выглядели так, как на фотографиях. А лицо…
Обозленный голос выкрикивал имя.
– О боже, – сказал Майер. – Здесь отец.
Тайс Бирк-Ларсен был большим сильным мужчиной. Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз дрался с копами. Но некоторые вещи не забываются. Два быстрых удара, мощный рык, и он снова двигался вперед, к черному мосту.
За мостом он видел машину на дороге, рядом эвакуатор. Вокруг деловито сновали фигуры.
Телефон вернулся к уху.
– Тайс! – кричала ему Пернилле.
– Я поговорю с ними.
Копы, которых он стряхнул с себя, налетели на него снова, но теперь их было больше. Их стало слишком много.
От машины на дороге отделилась женщина и направилась к нему. В резком свете прожекторов он увидел ее серьезное лицо, длинные каштановые волосы и печальный, пытливый взгляд больших глаз.
– Ради бога, Тайс… – рыдала Пернилле.
Его держало теперь шестеро копов, может, семеро. Свободной оставалась только рука с телефоном.
Бирк-Ларсен перестал сопротивляться. Так спокойно, как только смог, проговорил опять:
– Я отец Нанны. Я хочу знать, что происходит.
Женщина перешагнула через еще одну красно-белую полицейскую ленту. Она не сказала ни слова, просто шла прямо к нему, пристально глядя ему в лицо и жуя жвачку.
Голос, далекий и робкий, совсем не его, произнес:
– Это моя дочь?
– Вам нельзя здесь находиться.
Пернилле была в его ухе, в его голове, она превратилась в одно-единственное слово:
– Тайс?
Женщина остановилась перед ним.
– Там Нанна? – снова спросил Бирк-Ларсен.
Она молчала.
– Это она?
Женщина безмолвно кивнула.
Вопль родился в глубине живота, пронзил его тело снизу вверх, вырвался в сырой ночной воздух. Полный недоуменного горя и гнева и такой громкий, что мог бы достичь Копенгагена сам по себе. Но телефон был рядом. Нет нужды кричать. Пока он боролся, рвался увидеть дочь, Пернилле была с ним и кричала и рыдала тоже.
Мать и отец. И их потерянное мертвое дитя.
Затем вся ярость, вся мощь угасли. Тайс Бирк-Ларсен превратился в плачущего, сломленного человека, слабого и обезумевшего, которого удерживали от падения те же руки, что только что пытались усмирить его безграничную силу.
– Я хочу видеть свою дочь, – молил он.
– Вам туда нельзя, – сказала она. – Мне очень жаль.
Из правой руки мужчины исходил тонкий воющий звук. Лунд шагнула к нему, раскрыла его пальцы. Пальцы работяги, сильные и натруженные, обтянутые старой толстой кожей.
Он не протестовал, когда она взяла у него телефон. Лунд глянула на экран, поднесла аппарат к уху.
– Пернилле. Это Лунд. К вам скоро подъедут наши сотрудники.
После чего она положила телефон к себе в карман, кивнула полицейским, чтобы те увели Бирк-Ларсена, и вернулась к затопленному «форду», блестящему и черному.
Там уже работал рой криминалистов в защитной одежде. Шли своим ходом все положенные процедуры. Ей больше не нужно было ничего видеть.
Черная машина. Черная и блестящая.
Майера она нашла возле крана, с сигаретой во рту. Увидев ее, он затряс головой:
– Мы нашли владельца. Вы не поверите.
Лунд остановилась возле него, ожидая продолжения.
– Автомобиль принадлежит избирательному штабу Троэльса Хартманна, – произнес Ян Майер.
– Того самого? Кандидата в мэры?
Одним пальцем Майер отстрельнул сигарету в канал.
– Да. Глава департамента образования. Красавчик с плакатов. Да. Это он.
3
Вторник, 4 ноября
Букард прибыл вскоре после полуночи. Потом явился дежурный патологоанатом с помощниками. Армия криминалистов измеряла следы протекторов, делала бесчисленные фотографии, огораживала мокрую липкую землю. Они бродили под обложным дождем, выполняя свою работу, оставляя напоследок окровавленный, израненный труп девушки в рваном белье, со связанными лодыжками и запястьями, засунутый в багажник сверкающего черного «форда».
Лунд поговорила с каждым из них. Она была старшим офицером на месте преступления. Никаких мыслей о Марке, Бенгте или Швеции.
Вокруг автомобиля снова замелькали вспышки фотокамеры. Затем наконец команда переместилась к открытому багажнику, начала осматривать раны и синяки на хрупком неподвижном теле и мертвом лице с застывшими светло-голубыми глазами.
Букард спросил, как всегда, о времени смерти. Она сказала ему то, что услышала от патологоанатома: неизвестно. Заявлений за прошедшие выходные не поступало. Судмедэксперты смогут определить только позже.
Старик нахмурился:
– Что за Богом забытое место…
– Мы не уверены, что она умерла здесь. Он не хотел, чтобы ее нашли. Еще день-два такого дождя… – Она посмотрела на криминалистов возле машины. Скоро ее увезут. Нужно еще позаботиться о семье. – И отпечатки шин смыло бы без следа.
Букард ждал.
– Он знал это место, – сказала Лунд. – Он знал, что делает.
– Причина смерти?
– Точно пока неизвестно. Она подверглась физическому насилию. Сильные удары по голове. Есть признаки изнасилования.
– А машина? Она приписана к штабу Хартманна?
– Пока это основная линия следствия.
Ей позвонил Бенгт Рослинг. Она отошла, чтобы ответить на звонок.
– Что случилось?
– Мы нашли девушку. Я потом тебе расскажу. Прости, что не смогла сегодня полететь.
Бенгт был судебным психологом. Они так и познако мились, на службе, в ходе следствия об убийстве наркомана в Христиании. Убитый был одним из его пациентов.
– А как же Марк? – спросил он.
– Он у моей матери.
– Я имею в виду завтра. Он же с завтрашнего дня уже должен начать заниматься шведским в школе. В Сигтуне.
– Ах да, точно.
– Ладно, скажу им, что он на день опоздает.
– Мы возьмем билеты на ближайший рейс. Я позвоню тебе, сообщу время прилета.
К ней подошел Букард и спросил:
– Девушка связана с Хартманном?
– Мы проверим.
– Если кандидат на пост мэра окажется замешанным в деле, сразу дай мне знать.
– Я не могу заняться этим, Букард.
Раздался автомобильный сигнал. Это был Майер, он ждал ее в машине с сигаретой во рту.
– Пусть он возьмет дело, – сказала она.
Ее шеф приблизился к ней вплотную:
– Это не может быть первым делом Майера. Не спрашивай почему. Я позвоню в полицию Стокгольма и договорюсь обо всем.
– Нет, – настаивала она, – это невозможно.
Лунд пошла прочь, в сторону машины и Майера.
– Ты нашла девочку. – Букард торопливо зашагал вслед за ней, обращаясь к ее спине в мокрой синей ветровке. – Разве у Майера получилось бы? Только дохлых лис и умеет откапывать.
Она остановилась, развернулась и пристально посмотрела на него. В этот момент он был похож на старого седого мопса и смотрел на нее так же выразительно и печально, как умудренный годами пес.
– Всего один день, Сара.
Молчание.
– Хочешь, чтобы Майер поговорил с родителями?
– Ненавижу тебя. Ты догадываешься об этом?
Букард рассмеялся и хлопнул своими пухлыми ладошками.
– Эту ночь я поработаю, – сказала Лунд. – Но с утра это будет твоя забота.
В гулких асептических коридорах морга было пустынно.
По-прежнему в черной кожаной куртке, алом комбинезоне и шерстяной шапке, Тайс Бирк-Ларсен тяжело ступал по чистому кафелю, двигаясь в сторону единственной двери в дальнем конце.
Смотровая.
Пернилле в своем бежевом плаще уже была там, повернула к нему измученное лицо, в глазах вопрос. Он остановился в двух шагах от нее, не представляя, что делать и что говорить. Бесформенные слова поднялись к его губам, но, боясь разбить холодный сухой воздух, остались внутри, незаконченные и неопределенные.
Крупный могучий мужчина, порой внушающий страх, беспомощно молчал, а в глазах его блестели слезы.
Все поняв, Пернилле зарыдала, подошла к мужу, положила руки на плечи. Она прижалась к нему, уткнувшись мокрым лицом в его колючую щеку. Они стояли вместе, держась друг за друга в тесном молчании. Так же вместе они прошли в белую комнату, где все – глянцевый кафель, стеклянные шкафы, раковины и краны, блестящие металлические столы, инструменты, – все означало смерть.
Полицейские шли впереди, показывая дорогу, – та самая женщина с пристальным взглядом и угрюмый мужчина с большими ушами. Они подвели их к чистой белой простыне и остановились, чего-то ожидая, изредка поглядывая на супругов. Из-за угла появился мужчина в хирургическом костюме, синей шапочке, синем фартуке, синих перчатках. Такие же доктора были во время рождения Нанны, вспомнил Тайс Бирк-Ларсен. Те же цвета, те же резкие химические запахи.
Без единого слова или взгляда мужчина встал возле них и приподнял белую ткань.
Пернилле приблизилась, едва передвигая ноги, ее глаза расширились.
Женщина-полицейский ни на миг не отводила от нее взгляда, фиксировала каждый жест, каждый вдох, каждое движение.
Бирк-Ларсен стянул с головы черную шапку, смутившись, что забыл сделать это раньше. Посмотрел на бескровное израненное лицо на столе, на грязные волосы, на безжизненно-серые глаза.
В его памяти возникли картины, звуки, прикосновения, слова. Крик младенца, напрасная ссора, жаркий день на пляже, прогулка на санках морозным зимним утром. Маленькая Нанна в коробе ярко-красного велосипеда «Христиания» с логотипом «Перевозки Бирк-Ларсена» на боку, который починил и покрасил Вагн Скербек. Вот Нанна постарше, лет шестнадцати, вновь забирается в короб велосипеда и смеется над тем, как ей стало там тесно.
Далекие мгновения, которые никогда не повторятся, невысказанные обещания, которые никогда не исполнятся. Все эти мелочи, которые когда-то казались такими будничными и неприметными, теперь кричали: «Смотри! Ты никогда не замечал. И вот теперь меня нет».
Теперь меня нет.
Пернилле повернулась, пошла обратно в приемный покой – походкой старухи, сломленной и больной.
– Это Нанна? – спросила женщина-коп.
Он уставился на нее. Глупый вопрос, а она не казалась глупой.
«Нет, – хотел сказать Бирк-Ларсен, – это была Нанна».
Вместо этого он только молча кивнул.
Потом они вчетвером сидели за столом, лицом к лицу. Выясняли факты.
Бирк-Ларсен, его жена и двое их сыновей уехали на побережье в пятницу, вернулись в воскресенье вечером. Предполагалось, что Нанна проведет это время у подруги.
– В каком она была настроении? – спросила Лунд.
– Довольная, – сказал Бирк-Ларсен. – Она была в костюме.
– Каком?
– Ведьмы.
Мать сидела рядом с ними и не слушала, уйдя в себя. Потом вдруг посмотрела на Лунд и спросила:
– Что произошло?
Лунд промолчала. Майер тоже.
– Кто-нибудь скажет мне, что произошло?
В холодной пустой комнате ее пронзительный голос бился между голых белых стен.
Майер прикурил сигарету.
– Машину столкнули в воду, – сказал он.
– Она интересовалась политикой? – спросила Лунд.
Бирк-Ларсен потряс головой.
– А кто-нибудь из ее знакомых?
– Нет.
– Может, какие-то знакомые в мэрии? – предположил Майер.
Когда ответа не последовало, он нахмурился, встал и отошел в сторону, чтобы позвонить.
– У нее был парень?
– В последнее время никого.
– Как она умерла? – спросила Пернилле.
– Мы пока не знаем.
– Она страдала?
Лунд, помедлив, сказала:
– Мы не уверены в том, что именно случилось. Мы пытаемся понять. Так вы не разговаривали с ней после пятницы? Она не звонила? Ничего не припоминаете? Что-нибудь необычное?
Сощуренные глаза, горькая складка в углах губ, сарказм в голосе Бирк-Ларсена.
– Необычное?
– Ну да, это может быть что угодно, какая-нибудь мелочь.
– Я рассердилась на нее, – сказала Пернилле. – Это считается необычным? Она слишком шумела, носилась с братьями по дому. Я прикрикнула, чтобы она успокоилась. – Она следила за реакцией Лунд. – Я занималась счетами, была занята… – Бирк-Ларсен обхватил ее могучей рукой за плечи. – А она просто хотела поиграть с ними. Просто…
Снова слезы. Пернилле содрогалась в объятиях мужа.
– Просто что?
– Просто хотела поиграть.
– Мы договоримся, чтобы вас отвезли домой, – сказала Лунд. – Нам нужно опечатать комнату Нанны. Очень важно, чтобы туда никто не входил.
Лунд и Майер проводили Бирк-Ларсенов к выходу, где их ждали сотрудники полиции и машина.
– Если вспомните что-нибудь… – произнесла Лунд и дала Бирк-Ларсену свою визитку.
Тот посмотрел на карточку и спросил:
– Что вы уже знаете?
– Слишком рано говорить о чем-то наверняка.
– Но вы найдете его?
– Мы сделаем все возможное.
Бирк-Ларсен не сдвинулся с места. На его лице обозначились резкие складки. Он медленно, со значением повторил:
– Вы найдете его?
– Да, – отчеканил Майер. – Найдем.
Отец Нанны задержал на нем тяжелый взгляд, мрачно кивнул, потом сел в машину.
Лунд проводила их взглядом:
– Они только что потеряли дочь. Как можно на них кричать?
– Я не кричал.
– Прозвучало именно так.
– Кричат вот так! – проорал Майер – так громко, что в одну из дверей сунул голову встревоженный патологоанатом. Уже более спокойным тоном Майер добавил: – Я не кричал. – Пытливо глядя ей прямо в глаза, произнес: – Он ненавидит нас, Лунд. Вы и сами заметили.
– Мы полицейские. Нас многие ненавидят.
– Нашел же время это показывать.
Половина третьего утра. Хартманн был там, когда они добрались до ратуши. Риэ Скоугор, энергичная интересная женщина, которую они видели в гимназии, расположилась слева от него. Нескладный и импульсивный руководитель предвыборного штаба Мортен Вебер сидел с другой стороны.
– Спасибо, что пришли, – сказала Лунд.
– Мы не приходили, – ответил Хартманн, – просто дождались вас. Скоро выборы. Мы работаем допоздна. Вы нашли девушку?
– Да. – Майер не отрывал взгляда от политика в синей рубашке и темно-синих брюках. – Она была в одной из ваших машин.
Лунд выписала на лист бумаги регистрационный номер машины, положила лист на середину стола.
– Мы хотим знать, кто пользовался ею последним.
Хартманн замер в своем кожаном кресле:
– Это наша машина?
Майер подтолкнул листок к нему поближе:
– Именно так мы и сказали. Можно теперь приступить к делу?
– Я проверю, – сказал Вебер, – но на это уйдет время.
– Почему? – поинтересовался Майер.
– Мы арендуем много машин, – ответил Вебер. – И пользуется ими тридцать человек. Сейчас глубокая ночь. Конечно, кое-кто из наших сотрудников работает и в такое время. Позвольте мне сделать несколько звонков.
Он встал из-за стола и отошел с телефоном в угол.
– Зачем вам столько машин? – спросила Лунд.
– Для нужд предвыборной кампании, – проговорила Скоугор. – Развозить наглядную агитацию, материалы к встречам, плакаты…
– Когда вы посылали машину доставить эти материалы во Фредериксхольмскую гимназию?
Лунд поговорила с каждым из них. Она была старшим офицером на месте преступления. Никаких мыслей о Марке, Бенгте или Швеции.
Вокруг автомобиля снова замелькали вспышки фотокамеры. Затем наконец команда переместилась к открытому багажнику, начала осматривать раны и синяки на хрупком неподвижном теле и мертвом лице с застывшими светло-голубыми глазами.
Букард спросил, как всегда, о времени смерти. Она сказала ему то, что услышала от патологоанатома: неизвестно. Заявлений за прошедшие выходные не поступало. Судмедэксперты смогут определить только позже.
Старик нахмурился:
– Что за Богом забытое место…
– Мы не уверены, что она умерла здесь. Он не хотел, чтобы ее нашли. Еще день-два такого дождя… – Она посмотрела на криминалистов возле машины. Скоро ее увезут. Нужно еще позаботиться о семье. – И отпечатки шин смыло бы без следа.
Букард ждал.
– Он знал это место, – сказала Лунд. – Он знал, что делает.
– Причина смерти?
– Точно пока неизвестно. Она подверглась физическому насилию. Сильные удары по голове. Есть признаки изнасилования.
– А машина? Она приписана к штабу Хартманна?
– Пока это основная линия следствия.
Ей позвонил Бенгт Рослинг. Она отошла, чтобы ответить на звонок.
– Что случилось?
– Мы нашли девушку. Я потом тебе расскажу. Прости, что не смогла сегодня полететь.
Бенгт был судебным психологом. Они так и познако мились, на службе, в ходе следствия об убийстве наркомана в Христиании. Убитый был одним из его пациентов.
– А как же Марк? – спросил он.
– Он у моей матери.
– Я имею в виду завтра. Он же с завтрашнего дня уже должен начать заниматься шведским в школе. В Сигтуне.
– Ах да, точно.
– Ладно, скажу им, что он на день опоздает.
– Мы возьмем билеты на ближайший рейс. Я позвоню тебе, сообщу время прилета.
К ней подошел Букард и спросил:
– Девушка связана с Хартманном?
– Мы проверим.
– Если кандидат на пост мэра окажется замешанным в деле, сразу дай мне знать.
– Я не могу заняться этим, Букард.
Раздался автомобильный сигнал. Это был Майер, он ждал ее в машине с сигаретой во рту.
– Пусть он возьмет дело, – сказала она.
Ее шеф приблизился к ней вплотную:
– Это не может быть первым делом Майера. Не спрашивай почему. Я позвоню в полицию Стокгольма и договорюсь обо всем.
– Нет, – настаивала она, – это невозможно.
Лунд пошла прочь, в сторону машины и Майера.
– Ты нашла девочку. – Букард торопливо зашагал вслед за ней, обращаясь к ее спине в мокрой синей ветровке. – Разве у Майера получилось бы? Только дохлых лис и умеет откапывать.
Она остановилась, развернулась и пристально посмотрела на него. В этот момент он был похож на старого седого мопса и смотрел на нее так же выразительно и печально, как умудренный годами пес.
– Всего один день, Сара.
Молчание.
– Хочешь, чтобы Майер поговорил с родителями?
– Ненавижу тебя. Ты догадываешься об этом?
Букард рассмеялся и хлопнул своими пухлыми ладошками.
– Эту ночь я поработаю, – сказала Лунд. – Но с утра это будет твоя забота.
В гулких асептических коридорах морга было пустынно.
По-прежнему в черной кожаной куртке, алом комбинезоне и шерстяной шапке, Тайс Бирк-Ларсен тяжело ступал по чистому кафелю, двигаясь в сторону единственной двери в дальнем конце.
Смотровая.
Пернилле в своем бежевом плаще уже была там, повернула к нему измученное лицо, в глазах вопрос. Он остановился в двух шагах от нее, не представляя, что делать и что говорить. Бесформенные слова поднялись к его губам, но, боясь разбить холодный сухой воздух, остались внутри, незаконченные и неопределенные.
Крупный могучий мужчина, порой внушающий страх, беспомощно молчал, а в глазах его блестели слезы.
Все поняв, Пернилле зарыдала, подошла к мужу, положила руки на плечи. Она прижалась к нему, уткнувшись мокрым лицом в его колючую щеку. Они стояли вместе, держась друг за друга в тесном молчании. Так же вместе они прошли в белую комнату, где все – глянцевый кафель, стеклянные шкафы, раковины и краны, блестящие металлические столы, инструменты, – все означало смерть.
Полицейские шли впереди, показывая дорогу, – та самая женщина с пристальным взглядом и угрюмый мужчина с большими ушами. Они подвели их к чистой белой простыне и остановились, чего-то ожидая, изредка поглядывая на супругов. Из-за угла появился мужчина в хирургическом костюме, синей шапочке, синем фартуке, синих перчатках. Такие же доктора были во время рождения Нанны, вспомнил Тайс Бирк-Ларсен. Те же цвета, те же резкие химические запахи.
Без единого слова или взгляда мужчина встал возле них и приподнял белую ткань.
Пернилле приблизилась, едва передвигая ноги, ее глаза расширились.
Женщина-полицейский ни на миг не отводила от нее взгляда, фиксировала каждый жест, каждый вдох, каждое движение.
Бирк-Ларсен стянул с головы черную шапку, смутившись, что забыл сделать это раньше. Посмотрел на бескровное израненное лицо на столе, на грязные волосы, на безжизненно-серые глаза.
В его памяти возникли картины, звуки, прикосновения, слова. Крик младенца, напрасная ссора, жаркий день на пляже, прогулка на санках морозным зимним утром. Маленькая Нанна в коробе ярко-красного велосипеда «Христиания» с логотипом «Перевозки Бирк-Ларсена» на боку, который починил и покрасил Вагн Скербек. Вот Нанна постарше, лет шестнадцати, вновь забирается в короб велосипеда и смеется над тем, как ей стало там тесно.
Далекие мгновения, которые никогда не повторятся, невысказанные обещания, которые никогда не исполнятся. Все эти мелочи, которые когда-то казались такими будничными и неприметными, теперь кричали: «Смотри! Ты никогда не замечал. И вот теперь меня нет».
Теперь меня нет.
Пернилле повернулась, пошла обратно в приемный покой – походкой старухи, сломленной и больной.
– Это Нанна? – спросила женщина-коп.
Он уставился на нее. Глупый вопрос, а она не казалась глупой.
«Нет, – хотел сказать Бирк-Ларсен, – это была Нанна».
Вместо этого он только молча кивнул.
Потом они вчетвером сидели за столом, лицом к лицу. Выясняли факты.
Бирк-Ларсен, его жена и двое их сыновей уехали на побережье в пятницу, вернулись в воскресенье вечером. Предполагалось, что Нанна проведет это время у подруги.
– В каком она была настроении? – спросила Лунд.
– Довольная, – сказал Бирк-Ларсен. – Она была в костюме.
– Каком?
– Ведьмы.
Мать сидела рядом с ними и не слушала, уйдя в себя. Потом вдруг посмотрела на Лунд и спросила:
– Что произошло?
Лунд промолчала. Майер тоже.
– Кто-нибудь скажет мне, что произошло?
В холодной пустой комнате ее пронзительный голос бился между голых белых стен.
Майер прикурил сигарету.
– Машину столкнули в воду, – сказал он.
– Она интересовалась политикой? – спросила Лунд.
Бирк-Ларсен потряс головой.
– А кто-нибудь из ее знакомых?
– Нет.
– Может, какие-то знакомые в мэрии? – предположил Майер.
Когда ответа не последовало, он нахмурился, встал и отошел в сторону, чтобы позвонить.
– У нее был парень?
– В последнее время никого.
– Как она умерла? – спросила Пернилле.
– Мы пока не знаем.
– Она страдала?
Лунд, помедлив, сказала:
– Мы не уверены в том, что именно случилось. Мы пытаемся понять. Так вы не разговаривали с ней после пятницы? Она не звонила? Ничего не припоминаете? Что-нибудь необычное?
Сощуренные глаза, горькая складка в углах губ, сарказм в голосе Бирк-Ларсена.
– Необычное?
– Ну да, это может быть что угодно, какая-нибудь мелочь.
– Я рассердилась на нее, – сказала Пернилле. – Это считается необычным? Она слишком шумела, носилась с братьями по дому. Я прикрикнула, чтобы она успокоилась. – Она следила за реакцией Лунд. – Я занималась счетами, была занята… – Бирк-Ларсен обхватил ее могучей рукой за плечи. – А она просто хотела поиграть с ними. Просто…
Снова слезы. Пернилле содрогалась в объятиях мужа.
– Просто что?
– Просто хотела поиграть.
– Мы договоримся, чтобы вас отвезли домой, – сказала Лунд. – Нам нужно опечатать комнату Нанны. Очень важно, чтобы туда никто не входил.
Лунд и Майер проводили Бирк-Ларсенов к выходу, где их ждали сотрудники полиции и машина.
– Если вспомните что-нибудь… – произнесла Лунд и дала Бирк-Ларсену свою визитку.
Тот посмотрел на карточку и спросил:
– Что вы уже знаете?
– Слишком рано говорить о чем-то наверняка.
– Но вы найдете его?
– Мы сделаем все возможное.
Бирк-Ларсен не сдвинулся с места. На его лице обозначились резкие складки. Он медленно, со значением повторил:
– Вы найдете его?
– Да, – отчеканил Майер. – Найдем.
Отец Нанны задержал на нем тяжелый взгляд, мрачно кивнул, потом сел в машину.
Лунд проводила их взглядом:
– Они только что потеряли дочь. Как можно на них кричать?
– Я не кричал.
– Прозвучало именно так.
– Кричат вот так! – проорал Майер – так громко, что в одну из дверей сунул голову встревоженный патологоанатом. Уже более спокойным тоном Майер добавил: – Я не кричал. – Пытливо глядя ей прямо в глаза, произнес: – Он ненавидит нас, Лунд. Вы и сами заметили.
– Мы полицейские. Нас многие ненавидят.
– Нашел же время это показывать.
Половина третьего утра. Хартманн был там, когда они добрались до ратуши. Риэ Скоугор, энергичная интересная женщина, которую они видели в гимназии, расположилась слева от него. Нескладный и импульсивный руководитель предвыборного штаба Мортен Вебер сидел с другой стороны.
– Спасибо, что пришли, – сказала Лунд.
– Мы не приходили, – ответил Хартманн, – просто дождались вас. Скоро выборы. Мы работаем допоздна. Вы нашли девушку?
– Да. – Майер не отрывал взгляда от политика в синей рубашке и темно-синих брюках. – Она была в одной из ваших машин.
Лунд выписала на лист бумаги регистрационный номер машины, положила лист на середину стола.
– Мы хотим знать, кто пользовался ею последним.
Хартманн замер в своем кожаном кресле:
– Это наша машина?
Майер подтолкнул листок к нему поближе:
– Именно так мы и сказали. Можно теперь приступить к делу?
– Я проверю, – сказал Вебер, – но на это уйдет время.
– Почему? – поинтересовался Майер.
– Мы арендуем много машин, – ответил Вебер. – И пользуется ими тридцать человек. Сейчас глубокая ночь. Конечно, кое-кто из наших сотрудников работает и в такое время. Позвольте мне сделать несколько звонков.
Он встал из-за стола и отошел с телефоном в угол.
– Зачем вам столько машин? – спросила Лунд.
– Для нужд предвыборной кампании, – проговорила Скоугор. – Развозить наглядную агитацию, материалы к встречам, плакаты…
– Когда вы посылали машину доставить эти материалы во Фредериксхольмскую гимназию?