Когда она ушла, Рама обернулся к Лизе, взял ее за локоть и сказал:
– Если у тебя есть какие-то догадки, где может быть Нанна, ты должна сказать.
– Не трогайте меня.
– Извини. – Он убрал руку. – Если тебе известно…
– Ничего мне не известно! – крикнула Лиза. – Отстаньте от меня!
Лунд и Майер поднялись наверх, в квартиру Бирк-Ларсенов. Там, как и в конторе, царил беспорядок, но по-домашнему уютный. Повсюду фотографии, рисунки, цветы в горшках, вазочки, сувениры из поездок. «Старалась, украшала», – подумала Лунд. У нее до этого руки никогда не доходили. Женщина, которую, как выяснилось, звали Пернилле Бирк-Ларсен, многое отдавала семье. И была хорошей матерью, насколько Лунд могла судить.
– В гимназии ее нет, – сказала Лунд.
Пернилле так и не сняла плащ, как будто ничего не случилось.
– Должно быть, она у Лизы. Они подруги. Лиза снимает квартиру вскладчину с двумя ребятами. Нанна все время там.
– Лиза в гимназии. И говорит, что Нанны у нее не было.
Пернилле стояла приоткрыв рот. Большие глаза смотрели прямо перед собой, ничего не выражая. На стене кухни Лунд заметила те же два снимка, что были в конторе: Нанна с братьями и Нанна одна, красивая и слишком взрослая для своих девятнадцати лет. Фотографии были приколоты к пробковой доске рядом с расписанием спортивных мероприятий в гимназии. Дом наполняла легкая, уютная атмосфера счастливой семьи. Это как запах собаки, незаметный для хозяев и бьющий в нос любому человеку со стороны.
– Что с ней случилось? Где она? – спросила Пернилле.
– Возможно, ничего не случилось. Мы постараемся найти ее.
Лунд вышла в крошечную прихожую и позвонила в управление.
Майер отвел Пернилле подальше от Лунд и стал задавать вопросы о фотоснимках.
Выйдя на Букарда, Лунд сказала:
– Мне нужны все силы, которые есть в наличии. – (Старик не задал ни единого вопроса, просто слушал.) – Объявляем в розыск Нанну Бирк-Ларсен. Девятнадцать лет. Последний раз видели в пятницу. Пришли кого-нибудь сюда за фотографиями.
– А вы?
– Мы едем в ее гимназию.
Хартманну и Риэ Скоугор выделили для подготовки пустой класс. Она вновь зачитала цифры, касающиеся урезанных ассигнований в образовательные программы. Он нервно вышагивал между столами. Наконец она закрыла ноутбук, приблизилась к нему проверить, в порядке ли одежда. Без галстука, синяя рубашка – выглядел он безупречно. И все же она решила поправить воротник, встала вплотную к нему, так что он не мог не обнять ее. Руки Хартманна сомкнулись на ее спине. Он притянул ее к себе, поцеловал. Внезапный приступ страсти. Неожиданный. Ей хотелось смеяться, он хотел большего.
– Переезжай ко мне, – сказал Хартманн и прижал ее к столу. Она откинулась на спину, хохоча, обвила Хартманна длинными ногами.
– А ты сейчас не слишком занят?
– Для тебя – нет!
– После выборов.
Выражение его лица изменилось, вновь вернулся политик.
– К чему ждать? Зачем держать все в секрете?
– Потому что мне надо выполнить свою работу, Троэльс. И тебе тоже. Нам не нужны осложнения. – Она понизила голос на полтона, в умных глазах промелькнула улыбка. – И мы не хотим, чтобы Мортен ревновал.
– Мортен – самый опытный политический советник из всех, что у нас есть. Он прекрасно знает свою работу.
– А я не знаю, значит?
– Этого я не говорил. Не хочу сейчас говорить о Мортене.
Ее руки вновь легли на его пиджак.
– Давай обсудим твое предложение после того, как ты победишь, хорошо?
Хартманн опять потянулся к ней. Распахнулась дверь, и вошла ректор Кох. При виде пары она смутилась.
– Прибыл мэр, – сказала она. И с заговорщицкой улыбкой: – Проходите в актовый зал, когда будете готовы.
Хартманн застегнул пиджак и вышел в коридор.
Под огромным плакатом какого-то полуголого рок-певца сиял улыбкой Поуль Бремер. Скоугор оставила их вдвоем, а сама отправилась проверить готовность зала.
– Надеюсь, Центральной партии придутся по душе твои предложения, Троэльс. Они на самом деле очень неплохие. И напоминают мне идеи твоего отца.
– Вот как?
– Я чувствую в них такую же кипучую энергию. Тот же оптимизм.
– Это убежденность, – сказал Хартманн. – Так бывает, когда людьми движет вера в идеалы, а не желание заработать несколько голосов.
Бремер покивал в ответ на эти слова:
– Такая жалость, что он не сумел ничего добиться.
– Я исправлю это. Когда стану мэром.
– Обязательно станешь. Когда-нибудь. – Бремер вынул платок и протер очки. – Ты сильнее, чем он. Твой отец всегда был… как бы поточнее сказать… – Очки вернулись на свое место, из-под них на Хартманна нацелился ледяной взгляд. – Хрупким. Как фарфор. – Мэр поднял правую ладонь, сложил ее в большой кулак. Это был кулак драчуна, что не вязалось с обликом Бремера. – В любой момент мог треснуть.
Щелчок его сильных пальцев был таким громким, что по пустому коридору прокатилось эхо.
– Если бы я не сломал его, он сломался бы сам, поверь мне. Я помог ему в каком-то смысле. Нельзя предаваться заблуждениям слишком долго.
– Может, займемся делом? – сказал Хартманн. – Уже пора начинать…
Только они направились в сторону зала, как навстречу им вышла ректор Кох с озабоченным лицом. С ней была какая-то женщина в синей ветровке, из-под которой выглядывал вязаный свитер с нелепым черно-белым узором, волосы ее были убраны от лица, как у девочки-подростка, слишком занятой, чтобы думать о парнях. Или как у женщины, которая не обращает внимания на свою внешность. И это было странно, так как женщина была яркой и привлекательной.
Она смотрела вперед, прямо на них, и только на них. У нее были очень большие глаза и пристальный взгляд.
Почему-то Хартманн не удивился, когда она предъявила свое полицейское удостоверение. На карточке было написано: «Инспектор отдела убийств Сара Лунд». Бремер при виде представителя полиции предпочел удалиться в конец коридора.
– Вам придется отменить дебаты, – сказала Лунд.
– Почему?
– Пропала ученица. Мне нужно поговорить с учителями. С ее одноклассниками. Нужно…
Ректор Кох увела Хартманна и Лунд из коридора в какое-то служебное помещение. Хартманн выслушал женщину-полицейского.
– Вы хотите, чтобы я отменил дебаты из-за того, что одна из школьниц решила прогулять уроки?
– Очень важно, чтобы я поговорила с каждым, – настаивала Лунд.
– С каждым?
– С каждым, с кем я захочу поговорить.
Она не двигалась. И не сводила с него огромных глаз.
– Мы могли бы перенести дебаты на час, – предложил Хартманн.
– Я не смогу, – перебил его Бремер, возникший в дверях. – У меня расписан весь день. Эти дебаты – твое мероприятие, я лишь приглашенное лицо. Если ты не можешь провести их в назначенное время…
Хартманн шагнул к Лунд и спросил негромко:
– Насколько все серьезно?
– Я надеюсь, что ничего не случилось.
– Я спросил, насколько серьезна ситуация.
– Именно это я и пытаюсь выяснить, – ответила Лунд, уперлась руками в бока и подождала ответа. – Итак… – Она обвела помещение взглядом. – Итак, договорились, – закончила она.
Бремер достал мобильный телефон, проверил сообщения.
– Позвони моей секретарше. Я постараюсь найти для тебя время. Кстати! – добавил он с преувеличенной сердечностью. – У меня хорошая новость для твоих школ. Мне известно, что посещаемость за последнее время упала на двадцать процентов. – Он хохотнул. – Мы ведь не можем оставаться в стороне? Я распорядился выделить средства на дополнительное оборудование. Пусть поставят больше компьютеров. Детям это понравится. И проблема с посещаемостью будет решена.
Хартманн смотрел на него, не в силах вымолвить ни слова.
Бремер пожал плечами:
– Я собирался объявить об этом во время дебатов. Но раз уж все отменилось… Мы выпустим пресс-релиз немедленно. Это хорошая новость. Полагаю, тебя она обрадовала.
Долгое молчание.
– Да, я вижу, ты счастлив, – сказал Бремер и, помахав рукой, ушел.
Половина четвертого. Они все еще сидели в актовом зале, где планировалось провести дебаты, и не продвинулись ни на шаг. Нанна появилась на вечеринке по случаю Хеллоуина в прошлую пятницу в костюме ведьмы – в черной шляпе и в ярко-голубом парике. После этого ее никто не видел.
Подошла очередь учителя.
– Что вы можете сказать о Нанне?
Его все называли Рама. Он отличался от своих коллег – и не только благодаря яркой ближневосточной внешности. Он был одним из участников проекта Троэльса Хартманна по интеграции иммигрантов в жизнь общества. Красноречивый, умный, обаятельный молодой мужчина.
– Нанна – умная девушка, – сказал он. – Очень энергичная. Всегда активно участвует во всех наших делах.
– Я видела ее фотографии. Она выглядит старше своих лет.
Он кивнул:
– Они все к этому стремятся. Им не терпится поскорее стать взрослыми. Или хотя бы почувствовать себя взрослыми. Нанна почти во всем лучшая в классе. Умница. Но хочет она того же, что и остальные.
– Чего же?
Учитель удивленно взглянул на нее:
– Вы серьезно? Они же подростки.
– Что за вечеринка была в пятницу?
– Костюмы, музыка, привидения и тыква.
– У нее есть парень?
– Спросите Лизу.
– Я спрашиваю вас.
Рама как будто смутился:
– Учителям лучше держаться в стороне от таких вещей.
Лунд выглянула в коридор, остановила первую попавшуюся ей на глаза школьницу и задала ей несколько вопросов, пока не узнала, что хотела. Потом вернулась к учителю.
– Оливер Шандорф, он сейчас здесь?
– Нет.
– Вы знали, что Оливер был приятелем Нанны?
– Я уже сказал, что предпочитаю в это не вмешиваться.
Она ждала.
– Я их учитель. Не опекун и не родитель.
Лунд посмотрела на часы. Расспросы длились уже более трех часов, а они почти ничего не узнали. Никто ничего не узнал, и в том числе Майер, прочесывающий вместе с поисковой группой леса и поля вокруг аэропорта.
– Черт.
– Простите, – сказал учитель.
– Это я не вам.
А себе, закончила она мысленно фразу. Она ведь могла все это узнать у Пернилле за пару минут, если бы постаралась. Почему так получается, что лучшие вопросы приходят в голову только тогда, когда у нее уже что-то есть – люди, улики, факты?
Двести тридцать пять трехэтажных домов составляли микрорайон под названием Хумлебю в четырех кварталах от дома Бирк-Ларсена. Цвета сланца и ружейной стали, они были построены в девятнадцатом веке для рабочих близлежащей верфи. Потом дома попали в руки пивоваров, разбогатевших в период процветания пивоварни «Карлсберг». Теперь эти дома появлялись на рынке очень редко, за ними охотились, даже несмотря на то, что большинству из них требовалась дорогая реставрация. Тайс Бирк-Ларсен купил самый дешевый дом из всех, что смог найти. В нем уже побывали бездомные, оставив после себя груды мусора, замызганные матрасы и дешевую мебель. Требовалось вычистить дом, многое нужно было отремонтировать. Большую часть работ он собирался сделать сам, ничего не говоря Пернилле, держа все в тайне до тех пор, пока не настанет время переезжать из крохотной квартирки над гаражом.
Вагн Скербек помогал. Они дружили с юности, вместе прошли огонь и воду, в том числе несколько судов. Для Бирк-Ларсена Вагн стал почти что младшим братом, дядей его детей, старейшим работником его фирмы. Надежный, преданный, он очень любил Антона и Эмиля. Он был холост, и казалось, вся его жизнь проходила у них на виду и другой просто не существовало.
– Тебя ищет Пернилле, – сказал Скербек, пряча в карман телефон.
– Она не должна знать об этом месте. Я же просил тебя. Ни слова, пока я не скажу.
– Она всех обзванивает, спрашивает, где ты.
Вдоль наружных стен дома стояли строительные леса, окна затягивала пленка. Бирк-Ларсен платил своим людям за разгрузку напольных досок, водопроводных труб и кровли, предварительно взяв с каждого обещание молчать при жене о доме в Хумлебю.
– У мальчиков будет по отдельной комнате, – сказал он, глядя на серый каменный дом. – А вон то окно, на самом верху, видишь?
Скербек кивнул.
– Нанне достанется весь тот этаж, с отдельным входом. А Пернилле – новая кухня. Ну а мне… – Он засмеялся. – Мне – тишина и покой.
– Тебе это влетит в копеечку, Тайс.
Бирк-Ларсен засунул руки в карманы красного комбинезона:
– Справлюсь.
– Может, я смогу помочь.
– В смысле?
Нервный сухощавый Скербек стоял рядом и переминался с ноги на ногу больше обычного.
– Мне тут сказали, где по дешевке скидывают тридцать телевизоров. Все, что нужно, – это…
– У тебя долги? В этом дело?
– Послушай. Я уже нашел покупателей на половину… Можем войти в долю…
Бирк-Ларсен вытащил из кармана пачку денег, отсчитал несколько банкнот.
– Мне бы только погрузчик на час…
– Держи. – Он вложил деньги Скербеку в руку. – Выброси из головы всю эту дурь с телевизорами. Мы уже не пацаны, Вагн, чтобы контрабандой промышлять. У меня семья. Своя фирма. – (Скербек взял деньги.) – А ты – часть и того и другого. И всегда будешь.
Скербек смотрел на купюры. Бирк-Ларсен в который раз по морщился при виде дурацкой серебряной цепи на шее приятеля.
– Подумай, каково будет мальчикам навещать дядю Вагна в тюрьме?
– Слушай, я бы и сам… – начал Скербек.
Тайс Бирк-Ларсен не слушал – по улице к ним мчалась на велосипеде «Христиания» Пернилле, так, что ярко-красный короб подпрыгивал на брусчатке.
Он сразу забыл и о секретной покупке дома, и о ремонте, и о том, что надо где-то искать деньги. Вид у Пернилле был ужасный.
Она соскочила с велосипеда, подбежала к нему, вцепилась в отвороты кожаной куртки.
– Нанна пропала. – Бледная, перепуганная, она едва дышала. – Полиция нашла твою карточку из видеопроката где-то возле аэропорта. И там еще была… – Она поднесла руку ко рту. Глаза налились слезами.
– Что?
– Ее блузка. Розовая, с цветочками.
– Да в таких полгорода ходит.
Она качнула головой:
– А твоя карточка?
– С Лизой они говорили?
Вагн Скербек стоял рядом и слушал. Она повернулась к нему и попросила:
– Пожалуйста, Вагн.
– Чем я могу помочь?
Бирк-Ларсен молча посмотрел на него, и Вагн отошел.
– А тот гаденыш из ее класса?
– Она давно порвала с Оливером.
На его скулах вспыхнули красные пятна.
– Полиция с ним говорила?
Глубоко вздохнув, она сказала:
– Я не знаю.
Он вынул ключи из кармана, крикнул Вагну:
– Отвези Пернилле домой. И велосипед. – И, подумав, спросил жену: – Почему ты не приехала на машине?
– Они не разрешили мне сесть за руль. Сказали, что я не смогу вести.
Тайс Бирк-Ларсен обхватил жену кольцом крепких рук, прижал к себе, поцеловал, погладил по щеке и сказал, глядя ей в глаза:
– С Нанной все в порядке. Я найду ее. Возвращайся домой и жди нас.
Потом он забрался в фургон и уехал.
– Я отвезу тебя к бабушке. У тебя есть ключи?
Хорошая погода так и не вернулась, день заканчивался туманом и моросью. Лунд ехала в Эстербро, ее двенадцатилетний сын Марк сидел рядом на пассажирском сиденье.
– Значит, мы не летим в Швецию?
– Летим, только сначала мне нужно тут кое-что закончить.
– Мне тоже.
Лунд взглянула на сына. Но мысли ее занимала полегшая желтая трава, запачканная кровью девичья блузка. И фотография Нанны Бирк-Ларсен, с гордой улыбкой обнимающей двух младших братишек. Лунд понятия не имела, о чем говорил сын.
– Я же рассказывал тебе, мам. День рождения Магнуса.
– Марк, сегодня вечером мы улетаем. Это было решено давным-давно.
Он буркнул что-то и уставился в окно, усеянное каплями дождя.
– Ты похож на обиженного лосенка, – сказала Лунд и засмеялась. Одна. – Тебе понравится в Швеции. Там отличная школа. Я буду проводить с тобой больше времени. Мы сможем…
– Он мне не отец.
У Лунд зазвонил телефон. Она посмотрела на номер и завозилась, вставляя в ухо гарнитуру.
– Ну да, никто и не говорит, что он твой отец. Он подыскал тебе хоккейный клуб.
– Я уже хожу на хоккей.
– Но ты же говорил, что тебе ужасно надоело быть самым младшим членом «ФЦК».
Молчание.
– Разве не так?
– Мой клуб называется «КСФ».
– Да, – сказала она, принимая звонок.
– «КСФ», – повторил Марк.
– Еду.
– «К», «С», «Ф», – медленно, по буквам произнес Марк название.
– Хорошо.
– Ты каждый раз забываешь, как правильно.
– Да.
До пункта назначения оставалось уже недалеко, и это радовало Лунд по двум причинам. Во-первых, ей нужно было как можно скорее встретиться с Майером. И во-вторых, Марк будет… пристроен.
– Уже совсем скоро мы поедем в аэропорт, – сказала она. – У тебя ведь есть ключи, да, милый?
Под хмурым одноцветным небом через желтое поле медленно двигалась цепочка из двадцати одетых в синее полицейских с красно-белыми палками в руках, которыми они прощупывали грязь и пучки травы. Собаки-ищейки обнюхивали сырую землю.
Лунд понаблюдала за ними, а потом пошла в лес. Там вторая команда, следуя за еще одной группой собак, осматривала замшелые стволы, исследовала грунт, расставляла маркеры. Майер был там, в полицейской куртке, промокший до нитки.
– След четкий? – спросила она.
– Довольно четкий. Собаки идут за ней с того места, где нашли блузку. – Он заглянул в блокнот и махнул рукой в сторону зарослей в десяти метрах от них. – И в тех кустах нашли светлые волосы.
– Куда ведет след?
– Вот сюда, – ответил Майер, указывая точку на карте. – Примерно где мы сейчас стоим. – Еще один взгляд в записи. – Она бежала. Зигзагами через лес. Вот тут она остановилась.
Лунд подошла и тоже заглянула в карту:
– Что находится поблизости?
– Лесная дорога. Может, ее там подобрала машина.
– Что насчет ее мобильника?
– Выключен с прошлой пятницы. – Ему не нравились эти элементарные вопросы. – Послушайте, Лунд. Мы прошли по ее маршруту мелкой гребенкой. Дважды. Ее здесь нет. Мы понапрасну теряем время.
Она развернулась и пошла прочь, по дороге посматривая на болото и желтую траву.
– Алё? – произнес Майер с суховатым сарказмом, к которому Лунд уже начала привыкать. – Я что, невидимка?
Лунд вернулась и сказала:
– Растяните цепь и пройдите еще раз с начала.
– Вы слышали хоть слово из того, что я сказал?
На куртке у одного из полицейских ожила рация, вызывали Лунд.
– Мы кое-что нашли, – донесся голос.
– Где?
– В глубине леса.
– Что это?
Пауза. Тем временем начинало смеркаться. Потом:
– Похоже на захоронение.
Те же медлительные сумерки наползали на город, сырые и безрадостные, тусклые и холодные. В штабе своей предвыборной кампании под коралловыми лепестками светильника в форме артишока Хартманн выслушивал информацию от Мортена Вебера. Поуль Бремер не приедет в гимназию для проведения дебатов. Управление городом было важнее, чем привлечение нескольких лишних голосов.
– Как выгодно для него все сложилось, – заметил Хартманн.
Риэ Скоугор поставила на стол перед ним чашку кофе.
– Пока мы были в гимназии, мэрия выпустила пресс-релиз о выделении дополнительных средств. Он был готов к нашему вопросу.
– То есть он знал о двадцати процентах. Как такое возможно, Мортен? – спросил Хартманн.
Вопрос, казалось, возмутил Вебера.
– Почему ты меня спрашиваешь? Может, он проводил свое исследование. Это логично… Обещания помочь образованию всегда приносят очки на выборах.
– И получил те же результаты? Нет, он знал о наших цифрах.
Вебер пожал плечами.
– Не нужно было тебе отменять дебаты, – вставила Скоугор.
У Хартманна зазвонил мобильный.
– Пропала девушка. У меня не было выбора.
– Это Тереза, – сказали в трубке.
Хартманн глянул на Риэ Скоугор.
– Сейчас я занят, перезвоню позже.
– Не отключайся, Троэльс. Уверяю тебя, это важно. Нам нужно встретиться.
– Боюсь, это неудачная идея.
– Кто-то хочет запятнать твое имя.
Хартманн сглотнул:
– Кто?
– Мне позвонил один журналист. Не хотелось бы обсуждать это по телефону.
– В пять у нас здесь будет благотворительная акция. Приходи. Я смогу оторваться на несколько минут.
– Значит, в пять.
– Тереза…
– Будь осторожен, Троэльс.
Вебер и Скоугор наблюдали за ним.
– Не хочешь рассказать нам, в чем дело? – спросила Скоугор.
Тайс Бирк-Ларсен подошел к дому в Нёрребро, где снимали квартиру Лиза, Оливер Шандорф и другие ученики, играя во взрослую жизнь: бездельничали, пили, курили травку, валяли дурака.
Лиза как раз шла по улице, катя свой велосипед. Тайс взялся за руль с другой стороны.
– Где Нанна?
Девушка была одета вызывающе откровенно, как все они сейчас одевались, и Нанна носила бы то же самое, если бы он позволил. Лиза упорно избегала смотреть ему в глаза.
– Я уже говорила им. Не знаю.
– Где этот стервец Шандорф?
Глядя в стену дома:
– Его здесь нет. Не было с пятницы.
Он нагнулся и приблизил к ней свое лицо:
– Где он?
Наконец он поймал ее взгляд. Судя по опухшим векам, Лиза недавно плакала.
– Он говорил, что его родители уезжают на выходные. Думаю, он поехал туда, в их дом. Сразу после Хеллоуина в гимназии…
Бирк-Ларсен не стал ждать, пока Лиза закончит. По пути он позвонил Пернилле.
– Только что говорил с Лизой, – сказал он. – Еду за Нанной.
Она ничего не ответила, только выдохнула коротко, с неизмеримым облегчением.
– Это опять тот богатенький мерзавец. Родители у него уехали. И он, наверное…
Бирк-Ларсен не хотел произносить это, не хотел думать об этом.
– Ты уверен, что она там? Тебе Лиза сказала?
К вечеру движение на дорогах стало более оживленным. Нужный ему дом находился в одной из недавних застроек, возле аэропорта.
– Уверен. Не волнуйся.
Она плакала. Даже не видя ее, он видел ее слезы. Как бы он хотел прикоснуться к ним, осушить своими толстыми грубыми пальцами. Его Пернилле, лучшая на свете, любимая. И Нанна. И Эмиль с Антоном. Все они заслуживали большего, чем то, что он им давал, и в ближайшее время он все изменит.
– Мы скоро вернемся, милая. Обещаю.
Когда Лунд снова оказалась среди голых черных деревьев, позвонил Букард.
– Вертолет. Три поисковые команды. Я так понимаю, вы что-то нашли?
– Захоронение.
– Ты мне не сообщила.
– Я пыталась. До тебя не дозвониться.
– Я был на прощальном приеме в твою честь у начальника полиции. На который, кстати, ты не соизволила явиться. Люди не прощаются за завтраком…
– Подожди секунду…
Через лес к ней шел Майер. Он нес что-то завернутое в полиэтилен.
– Так нашли что-то? – потребовал информации Букард.
Майер опустил свою ношу на землю, откинул полиэтилен. Внутри лежала дохлая лиса. Окостенелая, облепленная засохшей грязью. С бойскаутским платком на шее, а под платком – проволочный силок, которым и был задушен зверек.
– Ну что, арестуем всех местных бойскаутов? – спросил Майер, поднимая лису за задние лапы. – Жестокое обращение с животными, ужас что такое.
– Нет, – сказала Лунд Букарду. – Пока нет.
– Закругляйся там, возвращайся в управление и напиши мне полный отчет. Может, еще будет минутка на кружку пива до твоего отлета.
Майер смотрел на нее, зажав под мышкой негнущийся труп лисы – мех в комьях грязи, черные блестящие глаза.
– Знакомьтесь, мой новый приятель Братец Лис! – проговорил Майер, усмехаясь. – Он славный.
Очередной прием, один в числе многих, неотъемлемая часть расписания политика. Возможность встретиться, обсудить, заручиться поддержкой, убедиться во враждебных намерениях.
Закуски оплачивала нефтяная корпорация, напитки – транспортный магнат. Струнный квартет играл Вивальди. Мортен Вебер говорил о политике, а Риэ Скоугор занималась пиаром.
Хартманн улыбался и здоровался, жал руки и поддерживал светскую беседу. Когда ему позвонили на мобильный, он извинился и ушел к себе в кабинет.
Там его ждала Тереза Крузе. Ей было на пару лет меньше, чем ему. Замужем за скучным банкиром. Серьезная, с хорошими связями, привлекательная женщина, но более жесткая, чем могло показаться на первый взгляд.
– У тебя отличный рейтинг. В правительстве только о тебе и говорят.
– Так и должно быть. Мы много работали.
– Верно.
– Так что там насчет журналиста? Ты запомнила его имя?
Она передала ему листок бумаги. «Эрик Салин».
– Никогда о таком не слышал, – произнес Хартманн.
– Я навела справки. Раньше он занимался частными расследованиями. Теперь фрилансер, продает грязь за большие деньги. Газетам. Журналам. Веб-сайтам. Всем, кто готов заплатить.
Он сунул листок в карман:
– Что-то еще?
– Салин хотел знать, как ты оплачивал счета в гостиницах – своей кредитной картой или относил на представительские расходы. Много ли получал или дарил подарков. В таком роде. Я ничего ему не сказала, разумеется…
Хартманн отпил вина из бокала, принесенного с приема.
– Он хотел знать о нас, – добавила она.
– Что ты ему сказала?
– Рассмеялась, конечно. В конце концов… – Улыбка была краткой и горькой. – Ведь ничего серьезного и правда не было?
– Мы с тобой решили, что так будет лучше, Тереза. Прости, что я не мог… – Он не договорил.
– Если у тебя есть какие-то догадки, где может быть Нанна, ты должна сказать.
– Не трогайте меня.
– Извини. – Он убрал руку. – Если тебе известно…
– Ничего мне не известно! – крикнула Лиза. – Отстаньте от меня!
Лунд и Майер поднялись наверх, в квартиру Бирк-Ларсенов. Там, как и в конторе, царил беспорядок, но по-домашнему уютный. Повсюду фотографии, рисунки, цветы в горшках, вазочки, сувениры из поездок. «Старалась, украшала», – подумала Лунд. У нее до этого руки никогда не доходили. Женщина, которую, как выяснилось, звали Пернилле Бирк-Ларсен, многое отдавала семье. И была хорошей матерью, насколько Лунд могла судить.
– В гимназии ее нет, – сказала Лунд.
Пернилле так и не сняла плащ, как будто ничего не случилось.
– Должно быть, она у Лизы. Они подруги. Лиза снимает квартиру вскладчину с двумя ребятами. Нанна все время там.
– Лиза в гимназии. И говорит, что Нанны у нее не было.
Пернилле стояла приоткрыв рот. Большие глаза смотрели прямо перед собой, ничего не выражая. На стене кухни Лунд заметила те же два снимка, что были в конторе: Нанна с братьями и Нанна одна, красивая и слишком взрослая для своих девятнадцати лет. Фотографии были приколоты к пробковой доске рядом с расписанием спортивных мероприятий в гимназии. Дом наполняла легкая, уютная атмосфера счастливой семьи. Это как запах собаки, незаметный для хозяев и бьющий в нос любому человеку со стороны.
– Что с ней случилось? Где она? – спросила Пернилле.
– Возможно, ничего не случилось. Мы постараемся найти ее.
Лунд вышла в крошечную прихожую и позвонила в управление.
Майер отвел Пернилле подальше от Лунд и стал задавать вопросы о фотоснимках.
Выйдя на Букарда, Лунд сказала:
– Мне нужны все силы, которые есть в наличии. – (Старик не задал ни единого вопроса, просто слушал.) – Объявляем в розыск Нанну Бирк-Ларсен. Девятнадцать лет. Последний раз видели в пятницу. Пришли кого-нибудь сюда за фотографиями.
– А вы?
– Мы едем в ее гимназию.
Хартманну и Риэ Скоугор выделили для подготовки пустой класс. Она вновь зачитала цифры, касающиеся урезанных ассигнований в образовательные программы. Он нервно вышагивал между столами. Наконец она закрыла ноутбук, приблизилась к нему проверить, в порядке ли одежда. Без галстука, синяя рубашка – выглядел он безупречно. И все же она решила поправить воротник, встала вплотную к нему, так что он не мог не обнять ее. Руки Хартманна сомкнулись на ее спине. Он притянул ее к себе, поцеловал. Внезапный приступ страсти. Неожиданный. Ей хотелось смеяться, он хотел большего.
– Переезжай ко мне, – сказал Хартманн и прижал ее к столу. Она откинулась на спину, хохоча, обвила Хартманна длинными ногами.
– А ты сейчас не слишком занят?
– Для тебя – нет!
– После выборов.
Выражение его лица изменилось, вновь вернулся политик.
– К чему ждать? Зачем держать все в секрете?
– Потому что мне надо выполнить свою работу, Троэльс. И тебе тоже. Нам не нужны осложнения. – Она понизила голос на полтона, в умных глазах промелькнула улыбка. – И мы не хотим, чтобы Мортен ревновал.
– Мортен – самый опытный политический советник из всех, что у нас есть. Он прекрасно знает свою работу.
– А я не знаю, значит?
– Этого я не говорил. Не хочу сейчас говорить о Мортене.
Ее руки вновь легли на его пиджак.
– Давай обсудим твое предложение после того, как ты победишь, хорошо?
Хартманн опять потянулся к ней. Распахнулась дверь, и вошла ректор Кох. При виде пары она смутилась.
– Прибыл мэр, – сказала она. И с заговорщицкой улыбкой: – Проходите в актовый зал, когда будете готовы.
Хартманн застегнул пиджак и вышел в коридор.
Под огромным плакатом какого-то полуголого рок-певца сиял улыбкой Поуль Бремер. Скоугор оставила их вдвоем, а сама отправилась проверить готовность зала.
– Надеюсь, Центральной партии придутся по душе твои предложения, Троэльс. Они на самом деле очень неплохие. И напоминают мне идеи твоего отца.
– Вот как?
– Я чувствую в них такую же кипучую энергию. Тот же оптимизм.
– Это убежденность, – сказал Хартманн. – Так бывает, когда людьми движет вера в идеалы, а не желание заработать несколько голосов.
Бремер покивал в ответ на эти слова:
– Такая жалость, что он не сумел ничего добиться.
– Я исправлю это. Когда стану мэром.
– Обязательно станешь. Когда-нибудь. – Бремер вынул платок и протер очки. – Ты сильнее, чем он. Твой отец всегда был… как бы поточнее сказать… – Очки вернулись на свое место, из-под них на Хартманна нацелился ледяной взгляд. – Хрупким. Как фарфор. – Мэр поднял правую ладонь, сложил ее в большой кулак. Это был кулак драчуна, что не вязалось с обликом Бремера. – В любой момент мог треснуть.
Щелчок его сильных пальцев был таким громким, что по пустому коридору прокатилось эхо.
– Если бы я не сломал его, он сломался бы сам, поверь мне. Я помог ему в каком-то смысле. Нельзя предаваться заблуждениям слишком долго.
– Может, займемся делом? – сказал Хартманн. – Уже пора начинать…
Только они направились в сторону зала, как навстречу им вышла ректор Кох с озабоченным лицом. С ней была какая-то женщина в синей ветровке, из-под которой выглядывал вязаный свитер с нелепым черно-белым узором, волосы ее были убраны от лица, как у девочки-подростка, слишком занятой, чтобы думать о парнях. Или как у женщины, которая не обращает внимания на свою внешность. И это было странно, так как женщина была яркой и привлекательной.
Она смотрела вперед, прямо на них, и только на них. У нее были очень большие глаза и пристальный взгляд.
Почему-то Хартманн не удивился, когда она предъявила свое полицейское удостоверение. На карточке было написано: «Инспектор отдела убийств Сара Лунд». Бремер при виде представителя полиции предпочел удалиться в конец коридора.
– Вам придется отменить дебаты, – сказала Лунд.
– Почему?
– Пропала ученица. Мне нужно поговорить с учителями. С ее одноклассниками. Нужно…
Ректор Кох увела Хартманна и Лунд из коридора в какое-то служебное помещение. Хартманн выслушал женщину-полицейского.
– Вы хотите, чтобы я отменил дебаты из-за того, что одна из школьниц решила прогулять уроки?
– Очень важно, чтобы я поговорила с каждым, – настаивала Лунд.
– С каждым?
– С каждым, с кем я захочу поговорить.
Она не двигалась. И не сводила с него огромных глаз.
– Мы могли бы перенести дебаты на час, – предложил Хартманн.
– Я не смогу, – перебил его Бремер, возникший в дверях. – У меня расписан весь день. Эти дебаты – твое мероприятие, я лишь приглашенное лицо. Если ты не можешь провести их в назначенное время…
Хартманн шагнул к Лунд и спросил негромко:
– Насколько все серьезно?
– Я надеюсь, что ничего не случилось.
– Я спросил, насколько серьезна ситуация.
– Именно это я и пытаюсь выяснить, – ответила Лунд, уперлась руками в бока и подождала ответа. – Итак… – Она обвела помещение взглядом. – Итак, договорились, – закончила она.
Бремер достал мобильный телефон, проверил сообщения.
– Позвони моей секретарше. Я постараюсь найти для тебя время. Кстати! – добавил он с преувеличенной сердечностью. – У меня хорошая новость для твоих школ. Мне известно, что посещаемость за последнее время упала на двадцать процентов. – Он хохотнул. – Мы ведь не можем оставаться в стороне? Я распорядился выделить средства на дополнительное оборудование. Пусть поставят больше компьютеров. Детям это понравится. И проблема с посещаемостью будет решена.
Хартманн смотрел на него, не в силах вымолвить ни слова.
Бремер пожал плечами:
– Я собирался объявить об этом во время дебатов. Но раз уж все отменилось… Мы выпустим пресс-релиз немедленно. Это хорошая новость. Полагаю, тебя она обрадовала.
Долгое молчание.
– Да, я вижу, ты счастлив, – сказал Бремер и, помахав рукой, ушел.
Половина четвертого. Они все еще сидели в актовом зале, где планировалось провести дебаты, и не продвинулись ни на шаг. Нанна появилась на вечеринке по случаю Хеллоуина в прошлую пятницу в костюме ведьмы – в черной шляпе и в ярко-голубом парике. После этого ее никто не видел.
Подошла очередь учителя.
– Что вы можете сказать о Нанне?
Его все называли Рама. Он отличался от своих коллег – и не только благодаря яркой ближневосточной внешности. Он был одним из участников проекта Троэльса Хартманна по интеграции иммигрантов в жизнь общества. Красноречивый, умный, обаятельный молодой мужчина.
– Нанна – умная девушка, – сказал он. – Очень энергичная. Всегда активно участвует во всех наших делах.
– Я видела ее фотографии. Она выглядит старше своих лет.
Он кивнул:
– Они все к этому стремятся. Им не терпится поскорее стать взрослыми. Или хотя бы почувствовать себя взрослыми. Нанна почти во всем лучшая в классе. Умница. Но хочет она того же, что и остальные.
– Чего же?
Учитель удивленно взглянул на нее:
– Вы серьезно? Они же подростки.
– Что за вечеринка была в пятницу?
– Костюмы, музыка, привидения и тыква.
– У нее есть парень?
– Спросите Лизу.
– Я спрашиваю вас.
Рама как будто смутился:
– Учителям лучше держаться в стороне от таких вещей.
Лунд выглянула в коридор, остановила первую попавшуюся ей на глаза школьницу и задала ей несколько вопросов, пока не узнала, что хотела. Потом вернулась к учителю.
– Оливер Шандорф, он сейчас здесь?
– Нет.
– Вы знали, что Оливер был приятелем Нанны?
– Я уже сказал, что предпочитаю в это не вмешиваться.
Она ждала.
– Я их учитель. Не опекун и не родитель.
Лунд посмотрела на часы. Расспросы длились уже более трех часов, а они почти ничего не узнали. Никто ничего не узнал, и в том числе Майер, прочесывающий вместе с поисковой группой леса и поля вокруг аэропорта.
– Черт.
– Простите, – сказал учитель.
– Это я не вам.
А себе, закончила она мысленно фразу. Она ведь могла все это узнать у Пернилле за пару минут, если бы постаралась. Почему так получается, что лучшие вопросы приходят в голову только тогда, когда у нее уже что-то есть – люди, улики, факты?
Двести тридцать пять трехэтажных домов составляли микрорайон под названием Хумлебю в четырех кварталах от дома Бирк-Ларсена. Цвета сланца и ружейной стали, они были построены в девятнадцатом веке для рабочих близлежащей верфи. Потом дома попали в руки пивоваров, разбогатевших в период процветания пивоварни «Карлсберг». Теперь эти дома появлялись на рынке очень редко, за ними охотились, даже несмотря на то, что большинству из них требовалась дорогая реставрация. Тайс Бирк-Ларсен купил самый дешевый дом из всех, что смог найти. В нем уже побывали бездомные, оставив после себя груды мусора, замызганные матрасы и дешевую мебель. Требовалось вычистить дом, многое нужно было отремонтировать. Большую часть работ он собирался сделать сам, ничего не говоря Пернилле, держа все в тайне до тех пор, пока не настанет время переезжать из крохотной квартирки над гаражом.
Вагн Скербек помогал. Они дружили с юности, вместе прошли огонь и воду, в том числе несколько судов. Для Бирк-Ларсена Вагн стал почти что младшим братом, дядей его детей, старейшим работником его фирмы. Надежный, преданный, он очень любил Антона и Эмиля. Он был холост, и казалось, вся его жизнь проходила у них на виду и другой просто не существовало.
– Тебя ищет Пернилле, – сказал Скербек, пряча в карман телефон.
– Она не должна знать об этом месте. Я же просил тебя. Ни слова, пока я не скажу.
– Она всех обзванивает, спрашивает, где ты.
Вдоль наружных стен дома стояли строительные леса, окна затягивала пленка. Бирк-Ларсен платил своим людям за разгрузку напольных досок, водопроводных труб и кровли, предварительно взяв с каждого обещание молчать при жене о доме в Хумлебю.
– У мальчиков будет по отдельной комнате, – сказал он, глядя на серый каменный дом. – А вон то окно, на самом верху, видишь?
Скербек кивнул.
– Нанне достанется весь тот этаж, с отдельным входом. А Пернилле – новая кухня. Ну а мне… – Он засмеялся. – Мне – тишина и покой.
– Тебе это влетит в копеечку, Тайс.
Бирк-Ларсен засунул руки в карманы красного комбинезона:
– Справлюсь.
– Может, я смогу помочь.
– В смысле?
Нервный сухощавый Скербек стоял рядом и переминался с ноги на ногу больше обычного.
– Мне тут сказали, где по дешевке скидывают тридцать телевизоров. Все, что нужно, – это…
– У тебя долги? В этом дело?
– Послушай. Я уже нашел покупателей на половину… Можем войти в долю…
Бирк-Ларсен вытащил из кармана пачку денег, отсчитал несколько банкнот.
– Мне бы только погрузчик на час…
– Держи. – Он вложил деньги Скербеку в руку. – Выброси из головы всю эту дурь с телевизорами. Мы уже не пацаны, Вагн, чтобы контрабандой промышлять. У меня семья. Своя фирма. – (Скербек взял деньги.) – А ты – часть и того и другого. И всегда будешь.
Скербек смотрел на купюры. Бирк-Ларсен в который раз по морщился при виде дурацкой серебряной цепи на шее приятеля.
– Подумай, каково будет мальчикам навещать дядю Вагна в тюрьме?
– Слушай, я бы и сам… – начал Скербек.
Тайс Бирк-Ларсен не слушал – по улице к ним мчалась на велосипеде «Христиания» Пернилле, так, что ярко-красный короб подпрыгивал на брусчатке.
Он сразу забыл и о секретной покупке дома, и о ремонте, и о том, что надо где-то искать деньги. Вид у Пернилле был ужасный.
Она соскочила с велосипеда, подбежала к нему, вцепилась в отвороты кожаной куртки.
– Нанна пропала. – Бледная, перепуганная, она едва дышала. – Полиция нашла твою карточку из видеопроката где-то возле аэропорта. И там еще была… – Она поднесла руку ко рту. Глаза налились слезами.
– Что?
– Ее блузка. Розовая, с цветочками.
– Да в таких полгорода ходит.
Она качнула головой:
– А твоя карточка?
– С Лизой они говорили?
Вагн Скербек стоял рядом и слушал. Она повернулась к нему и попросила:
– Пожалуйста, Вагн.
– Чем я могу помочь?
Бирк-Ларсен молча посмотрел на него, и Вагн отошел.
– А тот гаденыш из ее класса?
– Она давно порвала с Оливером.
На его скулах вспыхнули красные пятна.
– Полиция с ним говорила?
Глубоко вздохнув, она сказала:
– Я не знаю.
Он вынул ключи из кармана, крикнул Вагну:
– Отвези Пернилле домой. И велосипед. – И, подумав, спросил жену: – Почему ты не приехала на машине?
– Они не разрешили мне сесть за руль. Сказали, что я не смогу вести.
Тайс Бирк-Ларсен обхватил жену кольцом крепких рук, прижал к себе, поцеловал, погладил по щеке и сказал, глядя ей в глаза:
– С Нанной все в порядке. Я найду ее. Возвращайся домой и жди нас.
Потом он забрался в фургон и уехал.
– Я отвезу тебя к бабушке. У тебя есть ключи?
Хорошая погода так и не вернулась, день заканчивался туманом и моросью. Лунд ехала в Эстербро, ее двенадцатилетний сын Марк сидел рядом на пассажирском сиденье.
– Значит, мы не летим в Швецию?
– Летим, только сначала мне нужно тут кое-что закончить.
– Мне тоже.
Лунд взглянула на сына. Но мысли ее занимала полегшая желтая трава, запачканная кровью девичья блузка. И фотография Нанны Бирк-Ларсен, с гордой улыбкой обнимающей двух младших братишек. Лунд понятия не имела, о чем говорил сын.
– Я же рассказывал тебе, мам. День рождения Магнуса.
– Марк, сегодня вечером мы улетаем. Это было решено давным-давно.
Он буркнул что-то и уставился в окно, усеянное каплями дождя.
– Ты похож на обиженного лосенка, – сказала Лунд и засмеялась. Одна. – Тебе понравится в Швеции. Там отличная школа. Я буду проводить с тобой больше времени. Мы сможем…
– Он мне не отец.
У Лунд зазвонил телефон. Она посмотрела на номер и завозилась, вставляя в ухо гарнитуру.
– Ну да, никто и не говорит, что он твой отец. Он подыскал тебе хоккейный клуб.
– Я уже хожу на хоккей.
– Но ты же говорил, что тебе ужасно надоело быть самым младшим членом «ФЦК».
Молчание.
– Разве не так?
– Мой клуб называется «КСФ».
– Да, – сказала она, принимая звонок.
– «КСФ», – повторил Марк.
– Еду.
– «К», «С», «Ф», – медленно, по буквам произнес Марк название.
– Хорошо.
– Ты каждый раз забываешь, как правильно.
– Да.
До пункта назначения оставалось уже недалеко, и это радовало Лунд по двум причинам. Во-первых, ей нужно было как можно скорее встретиться с Майером. И во-вторых, Марк будет… пристроен.
– Уже совсем скоро мы поедем в аэропорт, – сказала она. – У тебя ведь есть ключи, да, милый?
Под хмурым одноцветным небом через желтое поле медленно двигалась цепочка из двадцати одетых в синее полицейских с красно-белыми палками в руках, которыми они прощупывали грязь и пучки травы. Собаки-ищейки обнюхивали сырую землю.
Лунд понаблюдала за ними, а потом пошла в лес. Там вторая команда, следуя за еще одной группой собак, осматривала замшелые стволы, исследовала грунт, расставляла маркеры. Майер был там, в полицейской куртке, промокший до нитки.
– След четкий? – спросила она.
– Довольно четкий. Собаки идут за ней с того места, где нашли блузку. – Он заглянул в блокнот и махнул рукой в сторону зарослей в десяти метрах от них. – И в тех кустах нашли светлые волосы.
– Куда ведет след?
– Вот сюда, – ответил Майер, указывая точку на карте. – Примерно где мы сейчас стоим. – Еще один взгляд в записи. – Она бежала. Зигзагами через лес. Вот тут она остановилась.
Лунд подошла и тоже заглянула в карту:
– Что находится поблизости?
– Лесная дорога. Может, ее там подобрала машина.
– Что насчет ее мобильника?
– Выключен с прошлой пятницы. – Ему не нравились эти элементарные вопросы. – Послушайте, Лунд. Мы прошли по ее маршруту мелкой гребенкой. Дважды. Ее здесь нет. Мы понапрасну теряем время.
Она развернулась и пошла прочь, по дороге посматривая на болото и желтую траву.
– Алё? – произнес Майер с суховатым сарказмом, к которому Лунд уже начала привыкать. – Я что, невидимка?
Лунд вернулась и сказала:
– Растяните цепь и пройдите еще раз с начала.
– Вы слышали хоть слово из того, что я сказал?
На куртке у одного из полицейских ожила рация, вызывали Лунд.
– Мы кое-что нашли, – донесся голос.
– Где?
– В глубине леса.
– Что это?
Пауза. Тем временем начинало смеркаться. Потом:
– Похоже на захоронение.
Те же медлительные сумерки наползали на город, сырые и безрадостные, тусклые и холодные. В штабе своей предвыборной кампании под коралловыми лепестками светильника в форме артишока Хартманн выслушивал информацию от Мортена Вебера. Поуль Бремер не приедет в гимназию для проведения дебатов. Управление городом было важнее, чем привлечение нескольких лишних голосов.
– Как выгодно для него все сложилось, – заметил Хартманн.
Риэ Скоугор поставила на стол перед ним чашку кофе.
– Пока мы были в гимназии, мэрия выпустила пресс-релиз о выделении дополнительных средств. Он был готов к нашему вопросу.
– То есть он знал о двадцати процентах. Как такое возможно, Мортен? – спросил Хартманн.
Вопрос, казалось, возмутил Вебера.
– Почему ты меня спрашиваешь? Может, он проводил свое исследование. Это логично… Обещания помочь образованию всегда приносят очки на выборах.
– И получил те же результаты? Нет, он знал о наших цифрах.
Вебер пожал плечами.
– Не нужно было тебе отменять дебаты, – вставила Скоугор.
У Хартманна зазвонил мобильный.
– Пропала девушка. У меня не было выбора.
– Это Тереза, – сказали в трубке.
Хартманн глянул на Риэ Скоугор.
– Сейчас я занят, перезвоню позже.
– Не отключайся, Троэльс. Уверяю тебя, это важно. Нам нужно встретиться.
– Боюсь, это неудачная идея.
– Кто-то хочет запятнать твое имя.
Хартманн сглотнул:
– Кто?
– Мне позвонил один журналист. Не хотелось бы обсуждать это по телефону.
– В пять у нас здесь будет благотворительная акция. Приходи. Я смогу оторваться на несколько минут.
– Значит, в пять.
– Тереза…
– Будь осторожен, Троэльс.
Вебер и Скоугор наблюдали за ним.
– Не хочешь рассказать нам, в чем дело? – спросила Скоугор.
Тайс Бирк-Ларсен подошел к дому в Нёрребро, где снимали квартиру Лиза, Оливер Шандорф и другие ученики, играя во взрослую жизнь: бездельничали, пили, курили травку, валяли дурака.
Лиза как раз шла по улице, катя свой велосипед. Тайс взялся за руль с другой стороны.
– Где Нанна?
Девушка была одета вызывающе откровенно, как все они сейчас одевались, и Нанна носила бы то же самое, если бы он позволил. Лиза упорно избегала смотреть ему в глаза.
– Я уже говорила им. Не знаю.
– Где этот стервец Шандорф?
Глядя в стену дома:
– Его здесь нет. Не было с пятницы.
Он нагнулся и приблизил к ней свое лицо:
– Где он?
Наконец он поймал ее взгляд. Судя по опухшим векам, Лиза недавно плакала.
– Он говорил, что его родители уезжают на выходные. Думаю, он поехал туда, в их дом. Сразу после Хеллоуина в гимназии…
Бирк-Ларсен не стал ждать, пока Лиза закончит. По пути он позвонил Пернилле.
– Только что говорил с Лизой, – сказал он. – Еду за Нанной.
Она ничего не ответила, только выдохнула коротко, с неизмеримым облегчением.
– Это опять тот богатенький мерзавец. Родители у него уехали. И он, наверное…
Бирк-Ларсен не хотел произносить это, не хотел думать об этом.
– Ты уверен, что она там? Тебе Лиза сказала?
К вечеру движение на дорогах стало более оживленным. Нужный ему дом находился в одной из недавних застроек, возле аэропорта.
– Уверен. Не волнуйся.
Она плакала. Даже не видя ее, он видел ее слезы. Как бы он хотел прикоснуться к ним, осушить своими толстыми грубыми пальцами. Его Пернилле, лучшая на свете, любимая. И Нанна. И Эмиль с Антоном. Все они заслуживали большего, чем то, что он им давал, и в ближайшее время он все изменит.
– Мы скоро вернемся, милая. Обещаю.
Когда Лунд снова оказалась среди голых черных деревьев, позвонил Букард.
– Вертолет. Три поисковые команды. Я так понимаю, вы что-то нашли?
– Захоронение.
– Ты мне не сообщила.
– Я пыталась. До тебя не дозвониться.
– Я был на прощальном приеме в твою честь у начальника полиции. На который, кстати, ты не соизволила явиться. Люди не прощаются за завтраком…
– Подожди секунду…
Через лес к ней шел Майер. Он нес что-то завернутое в полиэтилен.
– Так нашли что-то? – потребовал информации Букард.
Майер опустил свою ношу на землю, откинул полиэтилен. Внутри лежала дохлая лиса. Окостенелая, облепленная засохшей грязью. С бойскаутским платком на шее, а под платком – проволочный силок, которым и был задушен зверек.
– Ну что, арестуем всех местных бойскаутов? – спросил Майер, поднимая лису за задние лапы. – Жестокое обращение с животными, ужас что такое.
– Нет, – сказала Лунд Букарду. – Пока нет.
– Закругляйся там, возвращайся в управление и напиши мне полный отчет. Может, еще будет минутка на кружку пива до твоего отлета.
Майер смотрел на нее, зажав под мышкой негнущийся труп лисы – мех в комьях грязи, черные блестящие глаза.
– Знакомьтесь, мой новый приятель Братец Лис! – проговорил Майер, усмехаясь. – Он славный.
Очередной прием, один в числе многих, неотъемлемая часть расписания политика. Возможность встретиться, обсудить, заручиться поддержкой, убедиться во враждебных намерениях.
Закуски оплачивала нефтяная корпорация, напитки – транспортный магнат. Струнный квартет играл Вивальди. Мортен Вебер говорил о политике, а Риэ Скоугор занималась пиаром.
Хартманн улыбался и здоровался, жал руки и поддерживал светскую беседу. Когда ему позвонили на мобильный, он извинился и ушел к себе в кабинет.
Там его ждала Тереза Крузе. Ей было на пару лет меньше, чем ему. Замужем за скучным банкиром. Серьезная, с хорошими связями, привлекательная женщина, но более жесткая, чем могло показаться на первый взгляд.
– У тебя отличный рейтинг. В правительстве только о тебе и говорят.
– Так и должно быть. Мы много работали.
– Верно.
– Так что там насчет журналиста? Ты запомнила его имя?
Она передала ему листок бумаги. «Эрик Салин».
– Никогда о таком не слышал, – произнес Хартманн.
– Я навела справки. Раньше он занимался частными расследованиями. Теперь фрилансер, продает грязь за большие деньги. Газетам. Журналам. Веб-сайтам. Всем, кто готов заплатить.
Он сунул листок в карман:
– Что-то еще?
– Салин хотел знать, как ты оплачивал счета в гостиницах – своей кредитной картой или относил на представительские расходы. Много ли получал или дарил подарков. В таком роде. Я ничего ему не сказала, разумеется…
Хартманн отпил вина из бокала, принесенного с приема.
– Он хотел знать о нас, – добавила она.
– Что ты ему сказала?
– Рассмеялась, конечно. В конце концов… – Улыбка была краткой и горькой. – Ведь ничего серьезного и правда не было?
– Мы с тобой решили, что так будет лучше, Тереза. Прости, что я не мог… – Он не договорил.