-- Да, правду.
-- Вовсе я ничему не радуюсь, чтоб ты знал.
С улицы ввалился Джентлинг,-- в его густых усах поблескивали капельки
дождя, черная шляпа съехала на ухо, как сомбреро мексиканца.
-- Шестой по счету, но самый выдающийся драматург,-- пдытожил Марбл.--
Высокий, как каланча, как Роберт Шервуд.
Мисс Титтл снова хихикнула, и Джентлинг от самой двери бросил на нее
свирепый взгляд. Пальто на его плечах выглядело как романтически наброшенный
плащ. Мисс Титтл тут же умолкла.
-- Ах! -- вздохнул негромко Джентлинг; в его речи, а он был родом с
Миссисипи, всегда сквозили трагические нотки.-- Итак, все нищие явились
пораньше, чтобы выстроиться в очередь за подаянием от "Фаунтен фаундейшн",
славящейся своей холодной, равнодушной пресвитерианской
благотворительностью.
Никто на его тираду не прореагировал, и драматург замолк и картинно
прислонился к перегородке.
-- Тысяча долларов...-- задумчиво произнес Марбл.-- Еще никогда в жизни
не получал я за один раз такой большой суммы -- тысяча долларов. Просто
невероятно! Не верится!
-- Драматургия,-- поучал его Мидкиф,-- это призвание богатого человека,
все равно как охота на тетеревов.
Марбл засмеялся и, бормоча, повторил эту фразу, намереваясь позже,
когда они выйдут отсюда, записать ее где-нибудь у себя. Мисс Титтл
хихикнула.
-- Кто она такая? -- поинтересовался Джентлинг.
-- Мисс Титтл -- библиотекарь.
-- Очень рад с вами познакомиться! -- Джентлинг с обезоруживающим,
настырным южным шармом приподнял свое черное сомбреро с дырочками на
складках.-- Оставайтесь и впредь библиотекарем.
Мисс Титтл снова вспыхнула и высморкалась, поднеся к носу платочек;
потом резко повернулась, чтобы не видеть перед собой нагловатого лица
Джентлинга.
-- Честно говоря, я страшно удивился, когда узнал, что мне присудили
премию,-- высказался он.-- По-моему, впервые в театральном искусстве был
отмечен такой хлам, а не что-нибудь еще, куда более достойное. Им нравятся
трюки и всякая бессмысленная чепуха, этим писакам -- критикам с Парк-авеню.
-- Где вы живете? -- спросил Мидкиф.
-- На Двадцать третьей улице.
-- Неплохо устроились.
-- Из Нью-Йорка никогда не дождаться талантливой литературы,-- вдруг
вслух сформулировал свою мысль Джентлинг.
Никто не попросил его пояснить свой комментарий. Он потеребил кончики
усов и объявил:
-- Завтра я уезжаю в Натчес!
Сразу же отсюда он собирался на Пенсильванский вокзал -- купить билет и
поскорее уехать, покуда снова не надрался. В Натчесе он пить не будет. Сядет
за письменный стол -- и писать по восемь часов в день... Тряхнув головой и
свирепо оглядевшись по сторонам, он большими шагами подошел к коммутатору и
рявкнул:
-- Сколько можно ждать? Где, черт подери, этот Ван Митер?
-- Эй! -- подбежал к нему Марбл.-- Полегче на поворотах! Без шума! Тут
мне должны тысячу баксов, понимаешь?
-- Мистера Ван Митера пока нет,-- холодно ответила девушка.
-- Кто он такой, черт бы его побрал?! Что он о себе возомнил?! --
громко возмущался Джентлинг перед остальными драматургами.-- Если сказал в
три, значит, в три, и ты должен неукоснительно соблюдать назначенное время,
если ты настоящий джентльмен.
-- Да тише вы, ша! -- пытался угомонить его Марбл.
-- Какой-то жирный толстяк бросает кость нашему Искусству,--
витийствовал Джентлинг,-- и думает, что ему позволительно вести себя так,
словно он король Англии! Дни августейших патронов давно канули в вечность,
дорогая моя юная леди! -- Погрозил пальцем девушке за коммутатором.-- Ну,
все, я ухожу! Если понадоблюсь -- вы все знаете мой адрес.-- И зашагал к
двери.
В эту секунду в офисе появился мистер Ван Митер, лицо у него
раскраснелось от быстрой ходьбы.
-- Прошу простить меня, джентльмены, что заставил вас ждать! -- Он
тяжело дышал.-- Прошу вас! -- И придержал перед ними створку калиточки,
улыбаясь мисс Титтл. Сам он вошел следом за драматургами в свой кабинет;
высокий, холеный господин, с таким цветом лица, придать который не под силу
даже опытному парикмахеру, он выглядел лет на пятнадцать моложе своих
пятидесяти пяти. Кабинет его был отделан сосновыми панелями, на стенах
большие фотопортреты знаменитостей сцены и киноэкрана с трогательными
дарственными надписями: "Дорогому Ральфу", "Самому дорогому на свете
Ральфу"... Среди них все увидели и портрет Герберта Гувера1: с серьезным,
надутым видом он почему-то затесался в гущу актрис.
-- Садитесь, леди и джентльмены! -- пригласил драматургов хозяин
кабинета, сделав гостеприимный жест рукой, и сел за большой письменный стол,
засыпанный сигаретным пеплом.-- Так вот, фонд поручил мне произнести что-то
вроде торжественного спича...
Драматурги молча следили за ним.
-- Не знаю, право, что и сказать вам,-- продолжал Ван Митер, чувствуя
себя немного неловко из-за воцарившейся в кабинете мертвой тишины: ему
приходилось, по существу, говорить в пустоту.-- Само собой разумеется, фонд
гордится тем, что может оказать помощь и поддержку шести творческим
личностям, наделенным таким большим талантом...-- И с надеждой посмотрел в
сторону Шварца.
Но тот лишь, постукивая кончиком трости по подошве ботинка, задумчиво
глядел на портрет Герберта Гувера.
-- Мы считаем, что американский театр не должен умереть,-- Ван Митера
несколько смущали сейчас такие высокие слова, хотя он и не находил в них
ничего особенного, когда записывал в блокнот во время ланча,-- и его судьба
сейчас находится целиком в руках таких вот молодых людей, как вы.-- Он
обратил взор на Мидкифа, старательно, кругами поглаживающего свою лысину.
-- К нашему большому несчастью,-- Ван Митер убыстрил речь и повысил
голос,-- ни одна из шести пьес, выбранных менеджерами по просьбе фонда, не
оказалась готовой для немедленной постановки.
Джентлинг хрипло засмеялся. Ван Митер чуть подпрыгнул на стуле, но тем
не менее заговорил еще быстрее:
-- Посему мы хотим довести до вашего сведения, что выделенные вам
премии -- это, скорее, аванс за ваш многообещающий талант...-- он затряс
головой -- жаль, что не опрокинул за ланчем еще три "манхэттена",-- лишь
небольшое вложение капитала в будущее американской драматургии. Вот как мы,
если хотите знать, смотрим на все это.
-- Когда мы получим деньги? -- сорвалось с языка у Дауда.
Это произошло само по себе, без всяких усилий с его стороны. С
виноватым видом озираясь по сторонам, он вытащил носовой платок и
старательно вытер губы.
Ван Митер глубоко вздохнул и улыбнулся Дауду со сдержанной теплотой.
-- В свое время, мой друг, в свое время...
-- Прошу меня извинить,-- пробормотал сквозь зубы Дауд.
-- Цель нашего фонда,-- продолжал Ван Митер, хотя в его голосе уже
чувствовались нотки отчаяния,-- выжать все, что можно, по максимуму,
выражаясь художественно, из наших денег.
Джентлинг снова громко засмеялся. Ван Митер бросил на него любопытный
взгляд. Джентлинг без всяких церемоний, никого не стесняясь, поднял на виду
у всех свой промокший, насквозь рваный ботинок и закинул ногу на ногу.
-- Мы хотим еще и еще раз убедиться,-- говорил Ван Митер, сцепив
руки,-- что наши деньги помогут таким талантливым людям, как вы, писать
больше хороших пьес.
-- Как нам будут платить -- наличными или чеком? -- спросил Мидкиф.
Ван Митер улыбнулся ему, показывая всем своим видом, что благодарен ему
за остроту.
-- Для того чтобы предоставить вам как можно больше времени, свободного
от финансовых забот, фонд решил разделить сумму премии на несколько
еженедельных взносов.
Нога Джентлинга в дырявом башмаке сорвалась с коленки другой ноги и
опустилась, мягко стукнувшись о ковер с густым ворсом.
-- Боже мой! -- с несчастным видом произнес Дауд.
-- Послушайте, у фонда нет никакого желания навязывать вам какой-то
определенный жизненный уровень, но принято решение,-- Ван Митер, колеблясь,
все повышал голос,-- что на двадцать пять долларов в неделю можно жить
вполне сносно и выполнять обычную работу.
Все драматурги устремили взгляды мимо Ван Митера -- на фотопортреты
звезд на стенах.
-- Итак, если разделить тысячу долларов на двадцать пять, то
получается, что всей суммы каждому из вас должно хватить месяцев на десять.
Хотя, честно говоря, леди и джентльмены, очень трудно написать хорошую пьесу
менее чем за десять месяцев, это точно. Все вы, конечно, знаете афоризм:
"Пьеса не пишется,-- она постоянно переписывается".
-- Так нам заплатят чеками или наличными? -- повторил свой вопрос
Мидкиф.-- Что-то не могу припомнить, когда кто-нибудь заполнял для меня чек
на двадцать пять долларов.
-- Я уверен, что соглашения всегда можно достичь, мистер Мидкиф,--
успокоил его Ван Митер, в душе ненавидя за то, что тот принимался гладить
свою лысую голову каждый раз, как он обращался к ним со словами "молодые
люди".
-- Тем лучше,-- откликнулся Мидкиф.
-- Видите ли,-- Ван Митер улыбался, лишний раз демонстрируя свой шарм,
в котором никто и не сомневался,-- нам приходилось и прежде иметь дело с
творческой интеллигенцией, и мы с большим уважением к ней относимся. Мы
хорошо понимаем творческих людей. Они, в сущности, дети -- талантливые,
чудесные дети. Особенно в том, что касается финансовых вопросов. Уверен, что
через десять месяцев вы будете только благодарить нас за такое мудрое
решение.-- И встал.
Все поднялись за ним. Расточая им щедрые улыбки, он кивал головой. Мисс
Титтл кивнула в ответ. Все они стояли в этом кабинете, отделанном сосновыми
панелями, с фотографиями бессмертных на стенах: подтянутый Ван Митер; Дауд
-- с посеревшим лицом; дергающая носом мисс Титтл; Джентлинг, важный, как
лорд, в своем полном безразличии; Шварц -- с задумчивым видом; Марбл,
лихорадочно соображающий, сумеет ли уговорить кредиторов подождать еще.
Давящая, мрачная атмосфера сменила общее приподнятое настроение, и никто
теперь не вышел бы из этого кабинета с той же грациозностью, с теми же
светлыми надеждами, с какими входил сюда.
-- Да-да,-- повторял Ван Митер, весьма довольный, что все наконец
благополучно завершилось.-- Да, именно так.
-- Ну,-- наконец вымолвил Мидкиф, запахивая потуже свое потертое,
промокшее насквозь пальто с великим достоинством, словно заворачивал себя в
полковое знамя,-- не знаю, что вы, подонки, собираетесь делать с вашими
деньгами, а лично я иду покупать себе "паккард"! -- И, чуть поклонившись Ван
Митеру, водрузил на голову шляпу, величественной походкой покинул офис и
взял курс на "Асторию".
Остальные лауреаты немедленно последовали за ним.
Машинные операторы, закройщики, молодые рабочие со склада -- все
разошлись по домам спать. Свет горел только в демонстрационном зале компании
"Лемке, Погран и Блауфокс": повсюду разложены вязаные изделия, пояса,
бюстгальтеры, корсеты самых разнообразных моделей. Так тихо бывает только на
фабрике спустя двадцать минут после того, как выключены все машины, все
работницы-девушки давно ушли и свет во всех помещениях погашен. Сквозь
мягкую пелену опустившейся на город темноты сюда из-за окон доносились
далекие гудки автомобилей и шарканье подошв -- пешеходы спешили домой к
обеду. Из лифтовых шахт доносилось нудное завывание, сообщающее о
перемещении кабины.
В демонстрационном зале сидели Лемке с Пограном; старались друг на
друга не смотреть и не разговаривали. Слышали, как мягко, замедляя движение,
приближался к залу лифт. Двери его раздвинулись, и оттуда с деловым видом
выпорхнул Морис Блауфокс, тихо напевая себе под нос:
-- "Не знаю, какой тогда был час..."
Увидав их, он оборвал песню, всплеснул руками в искреннем удивлении и
так, с поднятыми руками, замер перед ними. Блауфокс, по-видимому, только что
вышел от парикмахера,-- тот над ним неплохо поработал: лицо розовое,
лоснится, пенсне резво раскачивается на черной ленточке, короткие гетры на
ногах безукоризненны.
-- Лемке! Погран! -- закричал он.-- Боже, мои дорогие партнеры! Мало
вам трудиться не покладая рук целый день, так вы еще и по ночам работаете,
негодники! -- Он искренне засмеялся.-- Нельзя же, мальчики, ковать деньги
день и ночь! Нужно порой еще выкраивать время жить! -- И по очереди хлопнул
их рукой по спине.
Ростом всего пять футов пять дюймов, Морис Блауфокс, когда стоял рядом
со своими партнерами, казался высоким, исполненным самоуверенности и
жизненных сил.
-- Мы не ковали деньги,-- спокойно возразил Погран.
-- Честно говоря,-- добавил Лемке,-- мы ждали тебя, Морис.
-- Ах вон оно что! -- снова всплеснул руками Блауфокс.-- Я превысил
расходную ведомость! Так прочтите мне нотацию, ребята,-- добродушно позволил
он.-- Иногда деньги текут как вода сквозь пальцы, хотя покупатель у тебя на
крючке.
-- Речь не о расходной ведомости,-- опроверг это Погран.
Блауфокс зажег сигару.
-- В один прекрасный день, мальчики, я вытащу вас с собой на весь вечер
за счет этой ведомости. Обед в Лонгшэм, музыкальная комедия -- билеты по
спекулятивным ценам, ночной клуб.-- Он засмеялся.-- Все, все за счет фирмы!
Вообще все так, словно вы оба -- наши покупатели. Неплохо, а?
-- Да, неплохо,-- согласился Погран.
-- Большое тебе спасибо,-- добавил Лемке.
-- Итак, мальчики,-- Блауфокс размахивал сигарой,-- в чем дело?
Лемке пригладил рукой несколько сохранившихся седых волосиков на лысом
черепе.
-- Морис,-- начал он жестким голосом,-- дело обстоит так...-- И осекся.
-- Вы что-то хотите мне сказать? -- добродушно отозвался Блауфокс.--
Готов вас выслушать. Выкладывайте все, что накопилось на душе,-- все, о чем
думаете.
-- Морис,-- вмешался Погран, заговорив громче, чем сам ожидал,-- это по
поводу той девушки... женщины... той дамы -- из французского варьете "Фоли
бержер".
По лицу, над которым так славно потрудился парикмахер, поползли жесткие
морщины, Блауфокс отложил в сторону сигару.
-- Прошу меня извинить,-- он направился к двери,-- у меня свидание.
-- Морис! -- крикнул Лемке, устремляясь следом за ним.-- Прошу тебя,
нечего так себя вести! К чему тебе все эти позы?
-- Выслушай нас сперва.-- Погран держал Блауфокса за локоть.-- Нам
потребуется всего пять минут -- вполне можешь уделить. В конце концов, мы
все друзья и должны выслушивать друг друга.
Блауфокс остановился, не отрывая, однако, руки от двери; молчал, стоял
не двигаясь.
-- Мы видели выписанные на ее имя чеки,-- продолжал Погран,--
выписанные твоей рукой, Морис Блауфокс. Мы видели тебя с ней в ресторане
"Честерфилд". Выяснили, что тот телефон, который ты оставляешь нам
дождливыми вечерами,-- это телефон номера в отеле "Лоури", на Двадцать
третьей улице. Видели, как ты туда входил и выходил оттуда вместе с Энн
Геренсон.
-- Дорогие мои партнеры,-- с горечью произнес Блауфокс,-- да вы не
партнеры, вы тайная полиция. Дик Трейси с друзьями.
-- Мы ничего не имеем против,-- пояснил Лемке.-- Абсолютно ничего. Ни
капли.
-- Как раз наоборот! -- подхватил Погран.
-- Итак,-- откликнулся Блауфокс,-- предположим -- на всякий случай,--
что это на самом деле так. Ну и что же?
-- Очень красивая женщина,-- констатировал Лемке и вздохнул.
-- Первый класс, что там говорить,-- согласился с ним Погран.
-- Всю свою жизнь,-- признался Лемке,-- я мечтал о такой женщине.
Выражение на лице Блауфокса сразу изменилось: появилось легкое
самодовольство, удовлетворение, губы чувственно изогнулись.
-- Да, выглядит неплохо. Настоящая актриса, если хотите, не
какая-нибудь кривляка из кафешантана. Беда в том, что для нее нет хороших
ролей. Театр ведь медленно умирает -- шесть тысяч безработных актрис.
-- Да, знаем! -- одновременно закивали Погран с Лемке.
-- Ей ведь нужно чем-то зарабатывать на жизнь, как вы думаете? --
спросил Блауфокс.-- Французское варьете, это "Фоли",-- дело временное.
-- Да, да...-- соглашались партнеры,-- понимаем.
-- Если хотите знать правду,-- он сел рядом с ними, закидывая одну на
другую аккуратные, стройные ноги,-- всю правду,-- так я в самом деле помогаю
ей, плачу за квартиру, не стану от вас скрывать, в конце концов, мы партнеры
вот уже целых шестнадцать лет. Зачем нам что-то скрывать друг от друга?
-- Ах,-- вздохнул Лемке,-- на что только не толкает жизнь коммивояжера.
-- Плату за ее квартиру в расходную ведомость я не вносил. Прошу
принять это к сведению с самого начала.
В демонстрационном зале установилась тишина; лишь доносился через
стекла окон отдаленный гул зимнего вечернего Нью-Йорка.
-- А что я такого плохого делаю, смею вас спросить? -- продолжал
Блауфокс с тревогой.-- Я все еще люблю жену. Но ведь она больна, моя Берта;
располнела, у нее больные гланды. Я забочусь о ней как могу, сил не жалею,
даже умереть за нее готов. Трачу на нее кучу денег. Но ведь она,-- и
стряхнул пепел со стола в мусорную корзину на полу,-- лечится по шесть
месяцев в год и дома ее не бывает. Зимой самое подходящее место для ее астмы
-- штат Аризона. А летом самое лучшее место для ее сенной лихорадки1 --
Нью-Гэмпшир. Сами понимаете, мужику становится скучно -- не может же он
проводить всю свою жизнь в компании покупателей.
-- Мы тебя ни в чем и не виним,-- Лемке похлопал его по плечу,--
поверь.
Блауфокс, вскинув голову, занялся внимательным изучением лиц приятелей
-- в первый раз за весь вечер.
-- А почему это вы вдруг ни с того ни с сего затронули эту тему, а? --
подозрительно осведомился он.
Лемке посмотрел на Пограна, а тот в свою очередь, опустив голову,
беспокойно шаркнул по ковру ногой.
-- Прошу вас, продолжайте,-- призвал их Блауфокс.-- Коли вы уж так
далеко зашли -- давайте дальше, нечего останавливаться на полпути.
-- Ты везучий,-- отметил Лемке.
Блауфокс пожал плечами.
-- По-своему везучий, Морис,-- уточнил Лемке.-- Ведь и люди часто
одиноки. Вот... несчастный Лемке. Мужик не должен жить один в номере отеля.
Тысячу раз тебе говорил.
-- Морис,-- начал Погран,-- переходим к сути дела. У тебя есть девушка
-- красивая девушка, мы восхищены ею. Получили бы большое удовольствие, если
бы иногда выходили куда-нибудь вместе с вами. На чисто социальное, скажем,
мероприятие,-- например, по четвергам. Начинали бы с такого мероприятия
каждый новый месяц.-- Он говорил торопливо, не вынимая рук из карманов, не
спуская глаз с третьей пуговки на жилете Блауфокса.-- Подумать только --
обед в ресторане, в меню морские деликатесы... трое друзей за столом с
очаровательной женщиной...
-- Ах! -- выдохнул Блауфокс.
-- Приятно, конечно,-- поддержал Лемке.-- А особенно приятно
познакомиться с кем-то, кого не так часто встречаешь среди своих знакомых. С
дамой из театрального мира, например, которая... ах! -- И, весь задрожав,
плюхнулся на стул.
Сидели молча, глядя в окно.
-- Ничего, ничего...-- Лемке посидел немного, успокоился.-- Как-то я и
не готов к такому -- я, маленький, смешной человечек... Такая дама наверняка
не пожелает меня видеть рядом с собой...
-- Вовсе ты не смешной человечек, Лемке,-- искренне, как друг, пытался
успокоить Блауфокс Лемке.
Тот потянулся за шляпой на вешалке.
-- Дикая идея с самого начала,-- обратился он к Пограну.-- Блауфокс --
мужчина высокий, всегда весел, умеет себя вести с женщинами, знает, что
сказать; шуточки всякие откалывает, коктейли один за другим пьет... Ну а я?
Вы только посмотрите на меня! -- Пожал плечами и надел шляпу.
-- А мне вот хотелось бы иметь такой талант, как у тебя,-- утешил его
Блауфокс.-- Где в стране найдешь второго такого дизайнера шерстяных изделий,
как Адольф Лемке? Настоящий художник!
Лемке горько усмехнулся.
-- "Художник"... Этот художник возвращается домой один. Ты идешь со
мной, Погран?
Погран тоже снял с полки свою шляпу.
-- Подождите минутку,-- остановил их Блауфокс.-- Мы вот что сделаем.
Пойдем сейчас к моей даме и поговорим с ней. Спросим -- пойдет она с нами
пообедать или нет?
-- Вот это справедливо! -- тут же согласился Погран.-- Вот это
дружеский равный подход!
Вышли все вместе, забыв закрыть на замок демонстрационный зал.
-- Будь спокоен, все расходы поделим точно на троих, за счет фирмы,--
предложил Лемке.-- Почему бы не внести еще одну фамилию в отчетные книги
нашей фирмы?
Все трое дружно поддержали эту идею и, крикнув: "Такси!" -- поехали в
отель "Лоури".
Погран с Лемке остались ждать в холле, а Блауфокс поднялся в номер к
Энн. Компаньоны сидели там под пальмами, стараясь сохранить абсолютное
спокойствие и думая, что им это удастся, но стоило какому-нибудь клерку
бросить на них взгляд, они вздрагивали и краснели.
-- Нет, ничего не выйдет,-- высказал свои опасения Лемке.-- У меня
какое-то такое ощущение... честно...
Из лифта вышел Блауфокс и с величайшим достоинством приблизился к
друзьям.
-- Прошу вас, любезные господа, следовать за мной,-- пригласил он.
Вошли в кабину лифта.
-- Энн хочет посмотреть на тебя,-- заявил он Лемке.
У того от неожиданности, что называется, отвисла челюсть.
-- И для чего ей это? -- поинтересовался он, когда выходили на восьмом
этаже.
Энн с самым серьезным видом пожала всем руки.
-- Прошу садиться, джентльмены.
Джентльмены сели, опустив глаза.
-- Мистер Блауфокс рассказал мне о вас, джентльмены,-- Энн посмотрела
на Лемке.-- Что вас терзают сомнения. Вам кажется, будто вы такой
замухрышка, что я даже не захочу появляться с вами на людях. Вовсе я этого
не нахожу,-- это вы себе так представляете.
Лемке пожирал ее сияющими глазами.
-- Благодарю вас, мисс Геренсон. Вы так добры ко мне.
Энн повернулась к Пограну:
-- Мистер Блауфокс сказал мне, что вы человек семейный, мистер Погран.
Погран вздохнул:
-- Да, он прав. У меня жена, три дочери.
-- Мистер Погран живет в доме на Албемарл-роуд, в Бруклине,-- пояснил
Блауфокс.-- Первоклассная собственность.
-- По правде говоря, мисс Геренсон,-- продолжал Погран,-- я чувствую
себя таким одиноким -- хуже кота в заброшенной парковой аллее. Последние
шестнадцать лет, мисс Геренсон, я работаю как проклятый, днем и ночью.
-- Мозговой центр нашего бизнеса! -- похвастался Блауфокс.-- Нисколько
не преувеличиваю. Просто не человек, а машина.
-- И за эти шестнадцать лет моя жена все больше отдалялась от меня,
словно ее сносило течением.-- Погран, задрав голову, изучал потолок.--
Посещает какие-то лекции, заседает в каких-то комитетах, читает все
новинки... Если быть до конца искренним с вами -- она стыдится меня, мисс
Геренсон. И мои дочери -- тоже. Они учатся в Нью-Йоркском университете.
-- Прекрасное учебное заведение,-- вежливо отозвалась Энн.
-- Когда я допоздна задерживаюсь на работе, так жена с дочерьми,
видимо, чувствуют себя гораздо лучше, свободнее.
Энн качала головой, о чем-то раздумывая.
-- Вы очень славные ребята,-- подытожила она наконец.-- Истинные
джентльмены.-- И улыбнулась им, обнажая белоснежные зубы.-- Что скажете,
если мы все вместе поедем и пообедаем, а?
Мужчины энергично закивали друг другу, а Блауфокс потрепал Энн по
щечке, для чего ему пришлось встать на цыпочки.
-- Это нужно отметить, отметить! -- закричал он; поднял трубку и набрал
номер бара.-- Шампанского! Принесите бутылку хорошего шампанского по средней
цене и четыре бокала в номер восемьсот четыре.-- Положил трубку и повернулся
к партнерам: -- За счет фирмы!
Смех, веселые, громкие голоса зазвенели в строгом номере.
-- Послушайте, джентльмены,-- обратилась к новым знакомым Энн,-- вы не
возражаете, если после обеда я приглашу к нам двух девушек? Очень
привлекательных.
Лемке и Погран переглянулись.
-- Нет,-- ответил Погран,-- мы не возражаем.
Они внимательно следили за Энн, когда она набирала телефон справочной и
спрашивала номер ресторана "Челси".
-- Ну разве все это не приятно? -- обратился Лемке к Блауфоксу.-- Разве
не чудесно?
Они сидели в дорогом ресторане, бокалы для вина стояли перед ними на
столе. Официант каждые пять минут подходил к их столику и, критически его
озирая -- скосив при этом один глаз,-- подкладывал им на тарелки по кусочку
масла.
-- Есть только одно,-- сказала женщина,-- одно, чего я больше выносить
не намерена. Только одно.
Сидевший напротив нее мужчина, улыбнувшись, отпил из бокала; поставил
на стол, внимательно посмотрел на нее, брови поползли вверх, добавляя к
улыбке что-то свое, особенное. Его дама ничем таким не выделялась -- простая
женщина, с продолговатым лицом, лет сорока пяти. Маленькая шляпка из белой
рисовой соломки, похожая на корзиночку, забавно чуть сдвинута на затылок;
модный костюм с кружевами и замечательный корсет.
-- Ты всегда лишь улыбаешься,-- упрекнула она.-- Всякий раз, когда я
тебе говорю, что не выношу только одного и не собираюсь с этим больше
мириться, ты так улыбаешься.
-- Да, ты права, дорогая,-- и брови его вновь дружно поползли вверх.
-- На сей раз, дорогой,-- она осторожно отложила в сторону нож и
вилку,-- я говорю серьезно.
-- Никто в этом не сомневается,-- успокоил он ее и аккуратно разрезал
на маленькие кусочки бифштекс на тарелке.
Вооружившись вилкой, она тоже стала есть, энергично двигая костлявыми
руками. Костюм с длинными рукавами не скрывал худобы и сухости рук, и, когда
она проглатывала кусочек, кадык ее живо двигался так, что сразу было
заметно, какая у нее тонкая шея.
-- Ты не проработал ни одного дня за пятнадцать лет, дорогой, и я не
обмолвилась об этом ни словом, но...
Над ними нагнулся официант.
-- Бутылка пуста, мистер Худ, заказать еще одну?
-- Дорогая, ты хочешь еще вина?
-- Да.-- И она допила свой бокал.
Официант прошествовал в глубь зала, чтобы принести еще бутылку
бургундского.
-- Я пристально наблюдала,-- призналась женщина.-- Всякий раз, как
Лаура Чапин появляется, ты так светлеешь. А к вечеру, когда пора уходить,
-- Вовсе я ничему не радуюсь, чтоб ты знал.
С улицы ввалился Джентлинг,-- в его густых усах поблескивали капельки
дождя, черная шляпа съехала на ухо, как сомбреро мексиканца.
-- Шестой по счету, но самый выдающийся драматург,-- пдытожил Марбл.--
Высокий, как каланча, как Роберт Шервуд.
Мисс Титтл снова хихикнула, и Джентлинг от самой двери бросил на нее
свирепый взгляд. Пальто на его плечах выглядело как романтически наброшенный
плащ. Мисс Титтл тут же умолкла.
-- Ах! -- вздохнул негромко Джентлинг; в его речи, а он был родом с
Миссисипи, всегда сквозили трагические нотки.-- Итак, все нищие явились
пораньше, чтобы выстроиться в очередь за подаянием от "Фаунтен фаундейшн",
славящейся своей холодной, равнодушной пресвитерианской
благотворительностью.
Никто на его тираду не прореагировал, и драматург замолк и картинно
прислонился к перегородке.
-- Тысяча долларов...-- задумчиво произнес Марбл.-- Еще никогда в жизни
не получал я за один раз такой большой суммы -- тысяча долларов. Просто
невероятно! Не верится!
-- Драматургия,-- поучал его Мидкиф,-- это призвание богатого человека,
все равно как охота на тетеревов.
Марбл засмеялся и, бормоча, повторил эту фразу, намереваясь позже,
когда они выйдут отсюда, записать ее где-нибудь у себя. Мисс Титтл
хихикнула.
-- Кто она такая? -- поинтересовался Джентлинг.
-- Мисс Титтл -- библиотекарь.
-- Очень рад с вами познакомиться! -- Джентлинг с обезоруживающим,
настырным южным шармом приподнял свое черное сомбреро с дырочками на
складках.-- Оставайтесь и впредь библиотекарем.
Мисс Титтл снова вспыхнула и высморкалась, поднеся к носу платочек;
потом резко повернулась, чтобы не видеть перед собой нагловатого лица
Джентлинга.
-- Честно говоря, я страшно удивился, когда узнал, что мне присудили
премию,-- высказался он.-- По-моему, впервые в театральном искусстве был
отмечен такой хлам, а не что-нибудь еще, куда более достойное. Им нравятся
трюки и всякая бессмысленная чепуха, этим писакам -- критикам с Парк-авеню.
-- Где вы живете? -- спросил Мидкиф.
-- На Двадцать третьей улице.
-- Неплохо устроились.
-- Из Нью-Йорка никогда не дождаться талантливой литературы,-- вдруг
вслух сформулировал свою мысль Джентлинг.
Никто не попросил его пояснить свой комментарий. Он потеребил кончики
усов и объявил:
-- Завтра я уезжаю в Натчес!
Сразу же отсюда он собирался на Пенсильванский вокзал -- купить билет и
поскорее уехать, покуда снова не надрался. В Натчесе он пить не будет. Сядет
за письменный стол -- и писать по восемь часов в день... Тряхнув головой и
свирепо оглядевшись по сторонам, он большими шагами подошел к коммутатору и
рявкнул:
-- Сколько можно ждать? Где, черт подери, этот Ван Митер?
-- Эй! -- подбежал к нему Марбл.-- Полегче на поворотах! Без шума! Тут
мне должны тысячу баксов, понимаешь?
-- Мистера Ван Митера пока нет,-- холодно ответила девушка.
-- Кто он такой, черт бы его побрал?! Что он о себе возомнил?! --
громко возмущался Джентлинг перед остальными драматургами.-- Если сказал в
три, значит, в три, и ты должен неукоснительно соблюдать назначенное время,
если ты настоящий джентльмен.
-- Да тише вы, ша! -- пытался угомонить его Марбл.
-- Какой-то жирный толстяк бросает кость нашему Искусству,--
витийствовал Джентлинг,-- и думает, что ему позволительно вести себя так,
словно он король Англии! Дни августейших патронов давно канули в вечность,
дорогая моя юная леди! -- Погрозил пальцем девушке за коммутатором.-- Ну,
все, я ухожу! Если понадоблюсь -- вы все знаете мой адрес.-- И зашагал к
двери.
В эту секунду в офисе появился мистер Ван Митер, лицо у него
раскраснелось от быстрой ходьбы.
-- Прошу простить меня, джентльмены, что заставил вас ждать! -- Он
тяжело дышал.-- Прошу вас! -- И придержал перед ними створку калиточки,
улыбаясь мисс Титтл. Сам он вошел следом за драматургами в свой кабинет;
высокий, холеный господин, с таким цветом лица, придать который не под силу
даже опытному парикмахеру, он выглядел лет на пятнадцать моложе своих
пятидесяти пяти. Кабинет его был отделан сосновыми панелями, на стенах
большие фотопортреты знаменитостей сцены и киноэкрана с трогательными
дарственными надписями: "Дорогому Ральфу", "Самому дорогому на свете
Ральфу"... Среди них все увидели и портрет Герберта Гувера1: с серьезным,
надутым видом он почему-то затесался в гущу актрис.
-- Садитесь, леди и джентльмены! -- пригласил драматургов хозяин
кабинета, сделав гостеприимный жест рукой, и сел за большой письменный стол,
засыпанный сигаретным пеплом.-- Так вот, фонд поручил мне произнести что-то
вроде торжественного спича...
Драматурги молча следили за ним.
-- Не знаю, право, что и сказать вам,-- продолжал Ван Митер, чувствуя
себя немного неловко из-за воцарившейся в кабинете мертвой тишины: ему
приходилось, по существу, говорить в пустоту.-- Само собой разумеется, фонд
гордится тем, что может оказать помощь и поддержку шести творческим
личностям, наделенным таким большим талантом...-- И с надеждой посмотрел в
сторону Шварца.
Но тот лишь, постукивая кончиком трости по подошве ботинка, задумчиво
глядел на портрет Герберта Гувера.
-- Мы считаем, что американский театр не должен умереть,-- Ван Митера
несколько смущали сейчас такие высокие слова, хотя он и не находил в них
ничего особенного, когда записывал в блокнот во время ланча,-- и его судьба
сейчас находится целиком в руках таких вот молодых людей, как вы.-- Он
обратил взор на Мидкифа, старательно, кругами поглаживающего свою лысину.
-- К нашему большому несчастью,-- Ван Митер убыстрил речь и повысил
голос,-- ни одна из шести пьес, выбранных менеджерами по просьбе фонда, не
оказалась готовой для немедленной постановки.
Джентлинг хрипло засмеялся. Ван Митер чуть подпрыгнул на стуле, но тем
не менее заговорил еще быстрее:
-- Посему мы хотим довести до вашего сведения, что выделенные вам
премии -- это, скорее, аванс за ваш многообещающий талант...-- он затряс
головой -- жаль, что не опрокинул за ланчем еще три "манхэттена",-- лишь
небольшое вложение капитала в будущее американской драматургии. Вот как мы,
если хотите знать, смотрим на все это.
-- Когда мы получим деньги? -- сорвалось с языка у Дауда.
Это произошло само по себе, без всяких усилий с его стороны. С
виноватым видом озираясь по сторонам, он вытащил носовой платок и
старательно вытер губы.
Ван Митер глубоко вздохнул и улыбнулся Дауду со сдержанной теплотой.
-- В свое время, мой друг, в свое время...
-- Прошу меня извинить,-- пробормотал сквозь зубы Дауд.
-- Цель нашего фонда,-- продолжал Ван Митер, хотя в его голосе уже
чувствовались нотки отчаяния,-- выжать все, что можно, по максимуму,
выражаясь художественно, из наших денег.
Джентлинг снова громко засмеялся. Ван Митер бросил на него любопытный
взгляд. Джентлинг без всяких церемоний, никого не стесняясь, поднял на виду
у всех свой промокший, насквозь рваный ботинок и закинул ногу на ногу.
-- Мы хотим еще и еще раз убедиться,-- говорил Ван Митер, сцепив
руки,-- что наши деньги помогут таким талантливым людям, как вы, писать
больше хороших пьес.
-- Как нам будут платить -- наличными или чеком? -- спросил Мидкиф.
Ван Митер улыбнулся ему, показывая всем своим видом, что благодарен ему
за остроту.
-- Для того чтобы предоставить вам как можно больше времени, свободного
от финансовых забот, фонд решил разделить сумму премии на несколько
еженедельных взносов.
Нога Джентлинга в дырявом башмаке сорвалась с коленки другой ноги и
опустилась, мягко стукнувшись о ковер с густым ворсом.
-- Боже мой! -- с несчастным видом произнес Дауд.
-- Послушайте, у фонда нет никакого желания навязывать вам какой-то
определенный жизненный уровень, но принято решение,-- Ван Митер, колеблясь,
все повышал голос,-- что на двадцать пять долларов в неделю можно жить
вполне сносно и выполнять обычную работу.
Все драматурги устремили взгляды мимо Ван Митера -- на фотопортреты
звезд на стенах.
-- Итак, если разделить тысячу долларов на двадцать пять, то
получается, что всей суммы каждому из вас должно хватить месяцев на десять.
Хотя, честно говоря, леди и джентльмены, очень трудно написать хорошую пьесу
менее чем за десять месяцев, это точно. Все вы, конечно, знаете афоризм:
"Пьеса не пишется,-- она постоянно переписывается".
-- Так нам заплатят чеками или наличными? -- повторил свой вопрос
Мидкиф.-- Что-то не могу припомнить, когда кто-нибудь заполнял для меня чек
на двадцать пять долларов.
-- Я уверен, что соглашения всегда можно достичь, мистер Мидкиф,--
успокоил его Ван Митер, в душе ненавидя за то, что тот принимался гладить
свою лысую голову каждый раз, как он обращался к ним со словами "молодые
люди".
-- Тем лучше,-- откликнулся Мидкиф.
-- Видите ли,-- Ван Митер улыбался, лишний раз демонстрируя свой шарм,
в котором никто и не сомневался,-- нам приходилось и прежде иметь дело с
творческой интеллигенцией, и мы с большим уважением к ней относимся. Мы
хорошо понимаем творческих людей. Они, в сущности, дети -- талантливые,
чудесные дети. Особенно в том, что касается финансовых вопросов. Уверен, что
через десять месяцев вы будете только благодарить нас за такое мудрое
решение.-- И встал.
Все поднялись за ним. Расточая им щедрые улыбки, он кивал головой. Мисс
Титтл кивнула в ответ. Все они стояли в этом кабинете, отделанном сосновыми
панелями, с фотографиями бессмертных на стенах: подтянутый Ван Митер; Дауд
-- с посеревшим лицом; дергающая носом мисс Титтл; Джентлинг, важный, как
лорд, в своем полном безразличии; Шварц -- с задумчивым видом; Марбл,
лихорадочно соображающий, сумеет ли уговорить кредиторов подождать еще.
Давящая, мрачная атмосфера сменила общее приподнятое настроение, и никто
теперь не вышел бы из этого кабинета с той же грациозностью, с теми же
светлыми надеждами, с какими входил сюда.
-- Да-да,-- повторял Ван Митер, весьма довольный, что все наконец
благополучно завершилось.-- Да, именно так.
-- Ну,-- наконец вымолвил Мидкиф, запахивая потуже свое потертое,
промокшее насквозь пальто с великим достоинством, словно заворачивал себя в
полковое знамя,-- не знаю, что вы, подонки, собираетесь делать с вашими
деньгами, а лично я иду покупать себе "паккард"! -- И, чуть поклонившись Ван
Митеру, водрузил на голову шляпу, величественной походкой покинул офис и
взял курс на "Асторию".
Остальные лауреаты немедленно последовали за ним.
Машинные операторы, закройщики, молодые рабочие со склада -- все
разошлись по домам спать. Свет горел только в демонстрационном зале компании
"Лемке, Погран и Блауфокс": повсюду разложены вязаные изделия, пояса,
бюстгальтеры, корсеты самых разнообразных моделей. Так тихо бывает только на
фабрике спустя двадцать минут после того, как выключены все машины, все
работницы-девушки давно ушли и свет во всех помещениях погашен. Сквозь
мягкую пелену опустившейся на город темноты сюда из-за окон доносились
далекие гудки автомобилей и шарканье подошв -- пешеходы спешили домой к
обеду. Из лифтовых шахт доносилось нудное завывание, сообщающее о
перемещении кабины.
В демонстрационном зале сидели Лемке с Пограном; старались друг на
друга не смотреть и не разговаривали. Слышали, как мягко, замедляя движение,
приближался к залу лифт. Двери его раздвинулись, и оттуда с деловым видом
выпорхнул Морис Блауфокс, тихо напевая себе под нос:
-- "Не знаю, какой тогда был час..."
Увидав их, он оборвал песню, всплеснул руками в искреннем удивлении и
так, с поднятыми руками, замер перед ними. Блауфокс, по-видимому, только что
вышел от парикмахера,-- тот над ним неплохо поработал: лицо розовое,
лоснится, пенсне резво раскачивается на черной ленточке, короткие гетры на
ногах безукоризненны.
-- Лемке! Погран! -- закричал он.-- Боже, мои дорогие партнеры! Мало
вам трудиться не покладая рук целый день, так вы еще и по ночам работаете,
негодники! -- Он искренне засмеялся.-- Нельзя же, мальчики, ковать деньги
день и ночь! Нужно порой еще выкраивать время жить! -- И по очереди хлопнул
их рукой по спине.
Ростом всего пять футов пять дюймов, Морис Блауфокс, когда стоял рядом
со своими партнерами, казался высоким, исполненным самоуверенности и
жизненных сил.
-- Мы не ковали деньги,-- спокойно возразил Погран.
-- Честно говоря,-- добавил Лемке,-- мы ждали тебя, Морис.
-- Ах вон оно что! -- снова всплеснул руками Блауфокс.-- Я превысил
расходную ведомость! Так прочтите мне нотацию, ребята,-- добродушно позволил
он.-- Иногда деньги текут как вода сквозь пальцы, хотя покупатель у тебя на
крючке.
-- Речь не о расходной ведомости,-- опроверг это Погран.
Блауфокс зажег сигару.
-- В один прекрасный день, мальчики, я вытащу вас с собой на весь вечер
за счет этой ведомости. Обед в Лонгшэм, музыкальная комедия -- билеты по
спекулятивным ценам, ночной клуб.-- Он засмеялся.-- Все, все за счет фирмы!
Вообще все так, словно вы оба -- наши покупатели. Неплохо, а?
-- Да, неплохо,-- согласился Погран.
-- Большое тебе спасибо,-- добавил Лемке.
-- Итак, мальчики,-- Блауфокс размахивал сигарой,-- в чем дело?
Лемке пригладил рукой несколько сохранившихся седых волосиков на лысом
черепе.
-- Морис,-- начал он жестким голосом,-- дело обстоит так...-- И осекся.
-- Вы что-то хотите мне сказать? -- добродушно отозвался Блауфокс.--
Готов вас выслушать. Выкладывайте все, что накопилось на душе,-- все, о чем
думаете.
-- Морис,-- вмешался Погран, заговорив громче, чем сам ожидал,-- это по
поводу той девушки... женщины... той дамы -- из французского варьете "Фоли
бержер".
По лицу, над которым так славно потрудился парикмахер, поползли жесткие
морщины, Блауфокс отложил в сторону сигару.
-- Прошу меня извинить,-- он направился к двери,-- у меня свидание.
-- Морис! -- крикнул Лемке, устремляясь следом за ним.-- Прошу тебя,
нечего так себя вести! К чему тебе все эти позы?
-- Выслушай нас сперва.-- Погран держал Блауфокса за локоть.-- Нам
потребуется всего пять минут -- вполне можешь уделить. В конце концов, мы
все друзья и должны выслушивать друг друга.
Блауфокс остановился, не отрывая, однако, руки от двери; молчал, стоял
не двигаясь.
-- Мы видели выписанные на ее имя чеки,-- продолжал Погран,--
выписанные твоей рукой, Морис Блауфокс. Мы видели тебя с ней в ресторане
"Честерфилд". Выяснили, что тот телефон, который ты оставляешь нам
дождливыми вечерами,-- это телефон номера в отеле "Лоури", на Двадцать
третьей улице. Видели, как ты туда входил и выходил оттуда вместе с Энн
Геренсон.
-- Дорогие мои партнеры,-- с горечью произнес Блауфокс,-- да вы не
партнеры, вы тайная полиция. Дик Трейси с друзьями.
-- Мы ничего не имеем против,-- пояснил Лемке.-- Абсолютно ничего. Ни
капли.
-- Как раз наоборот! -- подхватил Погран.
-- Итак,-- откликнулся Блауфокс,-- предположим -- на всякий случай,--
что это на самом деле так. Ну и что же?
-- Очень красивая женщина,-- констатировал Лемке и вздохнул.
-- Первый класс, что там говорить,-- согласился с ним Погран.
-- Всю свою жизнь,-- признался Лемке,-- я мечтал о такой женщине.
Выражение на лице Блауфокса сразу изменилось: появилось легкое
самодовольство, удовлетворение, губы чувственно изогнулись.
-- Да, выглядит неплохо. Настоящая актриса, если хотите, не
какая-нибудь кривляка из кафешантана. Беда в том, что для нее нет хороших
ролей. Театр ведь медленно умирает -- шесть тысяч безработных актрис.
-- Да, знаем! -- одновременно закивали Погран с Лемке.
-- Ей ведь нужно чем-то зарабатывать на жизнь, как вы думаете? --
спросил Блауфокс.-- Французское варьете, это "Фоли",-- дело временное.
-- Да, да...-- соглашались партнеры,-- понимаем.
-- Если хотите знать правду,-- он сел рядом с ними, закидывая одну на
другую аккуратные, стройные ноги,-- всю правду,-- так я в самом деле помогаю
ей, плачу за квартиру, не стану от вас скрывать, в конце концов, мы партнеры
вот уже целых шестнадцать лет. Зачем нам что-то скрывать друг от друга?
-- Ах,-- вздохнул Лемке,-- на что только не толкает жизнь коммивояжера.
-- Плату за ее квартиру в расходную ведомость я не вносил. Прошу
принять это к сведению с самого начала.
В демонстрационном зале установилась тишина; лишь доносился через
стекла окон отдаленный гул зимнего вечернего Нью-Йорка.
-- А что я такого плохого делаю, смею вас спросить? -- продолжал
Блауфокс с тревогой.-- Я все еще люблю жену. Но ведь она больна, моя Берта;
располнела, у нее больные гланды. Я забочусь о ней как могу, сил не жалею,
даже умереть за нее готов. Трачу на нее кучу денег. Но ведь она,-- и
стряхнул пепел со стола в мусорную корзину на полу,-- лечится по шесть
месяцев в год и дома ее не бывает. Зимой самое подходящее место для ее астмы
-- штат Аризона. А летом самое лучшее место для ее сенной лихорадки1 --
Нью-Гэмпшир. Сами понимаете, мужику становится скучно -- не может же он
проводить всю свою жизнь в компании покупателей.
-- Мы тебя ни в чем и не виним,-- Лемке похлопал его по плечу,--
поверь.
Блауфокс, вскинув голову, занялся внимательным изучением лиц приятелей
-- в первый раз за весь вечер.
-- А почему это вы вдруг ни с того ни с сего затронули эту тему, а? --
подозрительно осведомился он.
Лемке посмотрел на Пограна, а тот в свою очередь, опустив голову,
беспокойно шаркнул по ковру ногой.
-- Прошу вас, продолжайте,-- призвал их Блауфокс.-- Коли вы уж так
далеко зашли -- давайте дальше, нечего останавливаться на полпути.
-- Ты везучий,-- отметил Лемке.
Блауфокс пожал плечами.
-- По-своему везучий, Морис,-- уточнил Лемке.-- Ведь и люди часто
одиноки. Вот... несчастный Лемке. Мужик не должен жить один в номере отеля.
Тысячу раз тебе говорил.
-- Морис,-- начал Погран,-- переходим к сути дела. У тебя есть девушка
-- красивая девушка, мы восхищены ею. Получили бы большое удовольствие, если
бы иногда выходили куда-нибудь вместе с вами. На чисто социальное, скажем,
мероприятие,-- например, по четвергам. Начинали бы с такого мероприятия
каждый новый месяц.-- Он говорил торопливо, не вынимая рук из карманов, не
спуская глаз с третьей пуговки на жилете Блауфокса.-- Подумать только --
обед в ресторане, в меню морские деликатесы... трое друзей за столом с
очаровательной женщиной...
-- Ах! -- выдохнул Блауфокс.
-- Приятно, конечно,-- поддержал Лемке.-- А особенно приятно
познакомиться с кем-то, кого не так часто встречаешь среди своих знакомых. С
дамой из театрального мира, например, которая... ах! -- И, весь задрожав,
плюхнулся на стул.
Сидели молча, глядя в окно.
-- Ничего, ничего...-- Лемке посидел немного, успокоился.-- Как-то я и
не готов к такому -- я, маленький, смешной человечек... Такая дама наверняка
не пожелает меня видеть рядом с собой...
-- Вовсе ты не смешной человечек, Лемке,-- искренне, как друг, пытался
успокоить Блауфокс Лемке.
Тот потянулся за шляпой на вешалке.
-- Дикая идея с самого начала,-- обратился он к Пограну.-- Блауфокс --
мужчина высокий, всегда весел, умеет себя вести с женщинами, знает, что
сказать; шуточки всякие откалывает, коктейли один за другим пьет... Ну а я?
Вы только посмотрите на меня! -- Пожал плечами и надел шляпу.
-- А мне вот хотелось бы иметь такой талант, как у тебя,-- утешил его
Блауфокс.-- Где в стране найдешь второго такого дизайнера шерстяных изделий,
как Адольф Лемке? Настоящий художник!
Лемке горько усмехнулся.
-- "Художник"... Этот художник возвращается домой один. Ты идешь со
мной, Погран?
Погран тоже снял с полки свою шляпу.
-- Подождите минутку,-- остановил их Блауфокс.-- Мы вот что сделаем.
Пойдем сейчас к моей даме и поговорим с ней. Спросим -- пойдет она с нами
пообедать или нет?
-- Вот это справедливо! -- тут же согласился Погран.-- Вот это
дружеский равный подход!
Вышли все вместе, забыв закрыть на замок демонстрационный зал.
-- Будь спокоен, все расходы поделим точно на троих, за счет фирмы,--
предложил Лемке.-- Почему бы не внести еще одну фамилию в отчетные книги
нашей фирмы?
Все трое дружно поддержали эту идею и, крикнув: "Такси!" -- поехали в
отель "Лоури".
Погран с Лемке остались ждать в холле, а Блауфокс поднялся в номер к
Энн. Компаньоны сидели там под пальмами, стараясь сохранить абсолютное
спокойствие и думая, что им это удастся, но стоило какому-нибудь клерку
бросить на них взгляд, они вздрагивали и краснели.
-- Нет, ничего не выйдет,-- высказал свои опасения Лемке.-- У меня
какое-то такое ощущение... честно...
Из лифта вышел Блауфокс и с величайшим достоинством приблизился к
друзьям.
-- Прошу вас, любезные господа, следовать за мной,-- пригласил он.
Вошли в кабину лифта.
-- Энн хочет посмотреть на тебя,-- заявил он Лемке.
У того от неожиданности, что называется, отвисла челюсть.
-- И для чего ей это? -- поинтересовался он, когда выходили на восьмом
этаже.
Энн с самым серьезным видом пожала всем руки.
-- Прошу садиться, джентльмены.
Джентльмены сели, опустив глаза.
-- Мистер Блауфокс рассказал мне о вас, джентльмены,-- Энн посмотрела
на Лемке.-- Что вас терзают сомнения. Вам кажется, будто вы такой
замухрышка, что я даже не захочу появляться с вами на людях. Вовсе я этого
не нахожу,-- это вы себе так представляете.
Лемке пожирал ее сияющими глазами.
-- Благодарю вас, мисс Геренсон. Вы так добры ко мне.
Энн повернулась к Пограну:
-- Мистер Блауфокс сказал мне, что вы человек семейный, мистер Погран.
Погран вздохнул:
-- Да, он прав. У меня жена, три дочери.
-- Мистер Погран живет в доме на Албемарл-роуд, в Бруклине,-- пояснил
Блауфокс.-- Первоклассная собственность.
-- По правде говоря, мисс Геренсон,-- продолжал Погран,-- я чувствую
себя таким одиноким -- хуже кота в заброшенной парковой аллее. Последние
шестнадцать лет, мисс Геренсон, я работаю как проклятый, днем и ночью.
-- Мозговой центр нашего бизнеса! -- похвастался Блауфокс.-- Нисколько
не преувеличиваю. Просто не человек, а машина.
-- И за эти шестнадцать лет моя жена все больше отдалялась от меня,
словно ее сносило течением.-- Погран, задрав голову, изучал потолок.--
Посещает какие-то лекции, заседает в каких-то комитетах, читает все
новинки... Если быть до конца искренним с вами -- она стыдится меня, мисс
Геренсон. И мои дочери -- тоже. Они учатся в Нью-Йоркском университете.
-- Прекрасное учебное заведение,-- вежливо отозвалась Энн.
-- Когда я допоздна задерживаюсь на работе, так жена с дочерьми,
видимо, чувствуют себя гораздо лучше, свободнее.
Энн качала головой, о чем-то раздумывая.
-- Вы очень славные ребята,-- подытожила она наконец.-- Истинные
джентльмены.-- И улыбнулась им, обнажая белоснежные зубы.-- Что скажете,
если мы все вместе поедем и пообедаем, а?
Мужчины энергично закивали друг другу, а Блауфокс потрепал Энн по
щечке, для чего ему пришлось встать на цыпочки.
-- Это нужно отметить, отметить! -- закричал он; поднял трубку и набрал
номер бара.-- Шампанского! Принесите бутылку хорошего шампанского по средней
цене и четыре бокала в номер восемьсот четыре.-- Положил трубку и повернулся
к партнерам: -- За счет фирмы!
Смех, веселые, громкие голоса зазвенели в строгом номере.
-- Послушайте, джентльмены,-- обратилась к новым знакомым Энн,-- вы не
возражаете, если после обеда я приглашу к нам двух девушек? Очень
привлекательных.
Лемке и Погран переглянулись.
-- Нет,-- ответил Погран,-- мы не возражаем.
Они внимательно следили за Энн, когда она набирала телефон справочной и
спрашивала номер ресторана "Челси".
-- Ну разве все это не приятно? -- обратился Лемке к Блауфоксу.-- Разве
не чудесно?
Они сидели в дорогом ресторане, бокалы для вина стояли перед ними на
столе. Официант каждые пять минут подходил к их столику и, критически его
озирая -- скосив при этом один глаз,-- подкладывал им на тарелки по кусочку
масла.
-- Есть только одно,-- сказала женщина,-- одно, чего я больше выносить
не намерена. Только одно.
Сидевший напротив нее мужчина, улыбнувшись, отпил из бокала; поставил
на стол, внимательно посмотрел на нее, брови поползли вверх, добавляя к
улыбке что-то свое, особенное. Его дама ничем таким не выделялась -- простая
женщина, с продолговатым лицом, лет сорока пяти. Маленькая шляпка из белой
рисовой соломки, похожая на корзиночку, забавно чуть сдвинута на затылок;
модный костюм с кружевами и замечательный корсет.
-- Ты всегда лишь улыбаешься,-- упрекнула она.-- Всякий раз, когда я
тебе говорю, что не выношу только одного и не собираюсь с этим больше
мириться, ты так улыбаешься.
-- Да, ты права, дорогая,-- и брови его вновь дружно поползли вверх.
-- На сей раз, дорогой,-- она осторожно отложила в сторону нож и
вилку,-- я говорю серьезно.
-- Никто в этом не сомневается,-- успокоил он ее и аккуратно разрезал
на маленькие кусочки бифштекс на тарелке.
Вооружившись вилкой, она тоже стала есть, энергично двигая костлявыми
руками. Костюм с длинными рукавами не скрывал худобы и сухости рук, и, когда
она проглатывала кусочек, кадык ее живо двигался так, что сразу было
заметно, какая у нее тонкая шея.
-- Ты не проработал ни одного дня за пятнадцать лет, дорогой, и я не
обмолвилась об этом ни словом, но...
Над ними нагнулся официант.
-- Бутылка пуста, мистер Худ, заказать еще одну?
-- Дорогая, ты хочешь еще вина?
-- Да.-- И она допила свой бокал.
Официант прошествовал в глубь зала, чтобы принести еще бутылку
бургундского.
-- Я пристально наблюдала,-- призналась женщина.-- Всякий раз, как
Лаура Чапин появляется, ты так светлеешь. А к вечеру, когда пора уходить,