Ишков Михаил. Сен-Жермен

   - Что именно чересчур, ваше величество?
   - Все эти разговоры о вечной жизни, эликсире вечной молодости, необыкновенных способностях, изумляющих своими красками картинах, о виртуозной игре на скрипке...
   - Вы не доверяет свидетельству Рамо? Или есть какое-то подозрение, что наш мистик оказался способен так очаровать де Жанлис, что она спустя столько лет вспоминает о нем с благодарностью. Кстати, он и ей открыл секрет своего чая.
   - А вам, графиня.
   - Мне тоже. И не мне одной. Вспомните, сколько прожила мадам де Жержи? Почти сотню лет и умерла в здравом уме, легко и непринужденно. Во время компании, которую русский флот проводил в Средиземном море, граф Сен-Жермен поделился с графом Орлофф своим напитком. По отзывам знатоков, русские, привыкшие жить в ледяных пещерах, очень плохо переносят жару, и этот чай помог им сохранить подвижность и энергичность в боях.*
   - Может быть, вы поделитесь со мной его рецептом?
   - Ах, ваше величество, охотно, только не в чае дело. Это всего лишь укрепляющий и поддерживающий жизненные силы настой. Главное в другом - в образе жизни.
   - В образе жизни? Это уже менее интересно... И что же он предлагает?
   - Прежде всего, совершенно отказаться от мясных и жирных блюд, не пить вина, если только оно не разбавлено водой взятой с гор. Питаться следует свежайшими овощами и фруктами, вести себя разумно - то есть, с любовью к людям, вот тогда и чай придется впору.
   - Да, это жесткие условия, - согласилась королева. - И, по моему разумению, верные. Ничто так не отягощает тело, как избыток пищи. Но соблюдение этих условий граничит с подвигом. Каким же образом наш герой преодолел соблазны? Откуда он родом?
   - Не могу сказать точно, мадам, но, по-моему, он является сыном какого-то восточного правителя. Однажды он показал нам портрет его матери, о которой он до сих пор вспоминает со слезами.
   - Где же это было?
   - Однажды на вечере, устроенном для узкого круга. В тот раз граф аккомпанировал на фортепиано итальянские арии, которые исполняла юная мадам де Жанлис. Когда девочка окончила пение, граф сказал: "Скоро, всего через каких-нибудь пять-шесть лет, вы удивите всех своим прекрасным голосом. Мне кажется, что он сохранится у вас надолго. Чтобы совершенствовать очарование, необходимо научиться сохранять красоту. Судьба улыбнется вам в день вашего совершеннолетия". - "Но, граф, - ответил ребенок, - сохранить красоту невозможно. Это превышает возможности человека". - "К сожалению, так и есть. Однако, согласитесь, это было бы чудесно вечно оставаться юной?" - "Да, это было замечательно". Знаете, ваше величество, что сказал граф. "Я обещаю вам эту возможность", - вот его слова. Я их хорошо запомнила. Помню, тогда настроение у всех было просто чудесное, все испытывали друг к другу истинную симпатию, и мать девочки осмелилась спросить, верно ли говорят, что родиной графа является Германия?
   "Мадам, - глубоко вздохнув, ответил наш герой, - есть вещи, о которых никто не вправе забывать. Все, что я могу рассказать, это то, что семи лет от роду я прятался в лесах, и за мою голову была назначена большая награда. В день своего рождения моя мать подарила мне свой портрет. Господа, я никогда в жизни не видел её. Я могу показать вам этот талисман".
   Мы все собрались возле Сен-Жермена и он показал миниатюру, на которой была изображена невероятно красивая женщина в странного вида одеянии. Маленькая Жанлис спросила, где носят подобные наряды, однако граф не ответил. Он спрятал портрет.
   - Не напоминает ли этот наряд одежду венгров? - спросила Мария-Антуанетта.
   - Не знаю, ваше величество. Вот ещё удивительный факт - несколько ранее этого вечера граф преподнес маркизе де Помпадур конфетницу. Это была совершенная по красоте вещь. И, как оказалось, с секретом... Конфетница была покрыта черной эмалью, в крышку вделан агат. Граф попросил маркизу поднести ларчик поближе к огню. Каково же было удивление всех присутствующих, когда они обнаружили, что камень исчез, и на его месте появилось чуть посвечивающее изображение молодой пастушки, окруженной овечками. Когда же шкатулку убрали от огня, наверху вновь появился агат.
   Королева вновь задумалась.
   - В конце концов, нет ничего страшного, если я недолго побеседую с этим таинственным человеком, - Мария-Антуанетта пожала плечами. - Хорошо, завтра приведите его под видом своего слуги в Версаль. Ждите моего сигнала в малых апартаментах. Я встречусь с ним, но только в вашем присутствии. Это, в свою очередь, мое "sine qua non".*
   Я сделала глубокий реверанс, и королева неожиданно добавила.
   - Давайте поступим так. Я скажу, что вы должны привезти окончание заинтересовавшего меня романа. Например, второй том. Когда вы прибудете, я подошлю вам пажа, который попросит вас принести его. Это будет условный сигнал.
   Я поклонилась ещё раз, и королева обычным своим жестом показала, что аудиенция окончена.
   Должна сознаться, что меня очень смутили слова её величества о неизвестном корреспонденте, предупредившем Марию-Антуанетту о моем визите. Неужели моя просьба была частью хитро составленного плана, в котором мне отводилась незавидная роль? Я спросила себя, стоит ли выяснить у Сен-Жермена все обстоятельства, потом, однако, решила, что я таким образом ничего не добьюсь. У этого человека всегда и на все готов ответ.
   На следующий день к назначенному утреннему часу мы прибыли в Версаль, прошли в мои комнаты, расположенные в "апартаментах свиты" - там подождали, пока не пожаловал один из пажей и не попросил передать якобы привезенный мною второй том. Я тогда действительно захватила с собой какой-то новый роман, уже не помню, какой именно. Вручила его пажу и с тревогой в сердце двинулась вслед за ним в сопровождении своего "лакея".
   Мы поднялись на половину королевы. Госпожа Мизери провела нас в личные апартаменты её величества. Мария-Антуанетта сразу вышла навстречу - вся она была исполнена величавого достоинства. До сих пор у меня перед глазами стоит её образ, доносится тихая, порой взволнованная речь, волнует её настойчивое нежелание знать правду. Только со временем я прозрела и возблагодарила судьбу, что мне довелось присутствовать при историческом событии. Становишься намного мудрее, когда вот так, воочию становишься свидетелем трагического столкновения грубой, одетой в рубище правды и сверх меры закутанной в домыслы и предубеждения иллюзией.
   - Господин Сен-Жермен, - обратилась она к моему спутнику, - насколько мне известно, Версаль вам хорошо знаком.
   Граф поклонился - совсем в его обычном стиле: достаточно низко, изящно, учтиво, - потом сказал в том духе, что он более двадцати лет поддерживал доверительные отношения с прежним королем
   - ...Он не гнушался выслушивать мои советы и использовать мои скромные возможности в некоторых ситуациях, о которых сейчас было бы неуместно рассказывать. Смею надеяться, что он потом не сожалел о том, что был связан со мной.
   - Вы через графиню д'Адемар выразили желание связаться со мной. Я питаю к ней глубокую привязанность и не сомневаюсь - то, что вы хотите сообщить, достойно нашего внимания. Я не прочь выслушать рассказ о ваших удивительных путешествиях. Конечно, и в дальних странах встречаются всякие неприятности, которые при некотором усилии можно посчитать схожими с нынешними условиями во Франции, но, на мой взгляд, это не более, чем аллегория.
   - Мадам, полагаюсь на вашу мудрость, - граф необычайно взволновался.
   Это несколько шокировало меня, ведь ему же ясно было сказано, о чем следует говорить, на чем сосредоточиться, и если он полагает, что сведения, которыми он располагает, имеют важное значение, то высказать их следует в форме сравнительной, аллегорической. Желательно воспользоваться намеками. Но граф, всегда такой учтивый, тонкий собеседник, выложил все сразу. Что во Франции существует партия, дурно воспринявшая идеи энциклопедистов и торопящаяся как можно быстрее воплотить их в жизнь. Что они жаждут низложить законных монархов.
   - ...Теперь, в преддверии объявления выборов в Генеральные Штаты эта партия остановила свой выбор на герцоге Шартрском.* Он ещё очень молод, он станет марионеткой в руках политических авантюристов, которые без всякого сожаления пожертвуют им, когда герцог станет не нужен. Эти люди предложат ему корону Франции, однако Луи-Филипп взойдет не на трон, а на эшафот. Но до той поры будет совершенно столько злодейств, столько преступлений! Законы перестанут быть защитой для добропорядочных подданных, они превратятся в страшное орудие произвола. Явится Ужас, во Франции начнется террор! Заговорщики захватят власть обагренными кровью руками. Они уничтожат церковь, дворянство, всякое подобие разумной власти.
   К моему удивлению, Мария-Антуанетта спокойно выслушала этот страстный - я бы сказала, безумный - пассаж и здраво возразила.
   - Но этого не может быть, чтобы не осталось никакой власти. Я поняла, что эти ужасные заговорщики желают сохранить королевство?
   - Нет, мадам, не останется и королевства! Только республика голодных и жадных "граждан", поклоняющихся вместо лилий треугольной секире!
   Здесь я уже не могла сдержаться и позволила себе - в присутствии королевы! - прервать графа.
   - Монсеньер! Вы отдаете себе отчет, кому и что вы говорите!
   Ее величество тоже не могла сдержать волнение - она принялась то закрывать, то открывать веер.
   - Воистину, - наконец промолвила она, - мне никогда не приходилось выслушивать подобных речей.
   Граф Сен-Жермен тоже успокоился. Хладнокровие вернулось к нему. Но не учтивость.
   - Я взял на себя смелость предупредить о тех опасностях, которые ожидают страну, если его величество не примет немедленных и надлежащих мер в экономической и политической сферах, а вовсе не для того, чтобы высказывать свое почтение королеве. Правительство должно перехватить инициативу и первым предложить программу, предусматривающую сохранение общественного спокойствия и территориальной целостности страны. Ваше величество уже, наверное устали от знаков внимания и почтительной любви, которые без конца выказывают близкие вам люди. Моя цель предотвратить наступления хаоса, напомнить вашему величеству, что необходимо покрепче взять в руки вожжи управления государством и с этой целью поступиться некоторыми своими прерогативами. Хотя бы по примеру Англии.
   - Вы самоуверенны, монсеньер, - раздраженно ответила Мария-Антуанетта.
   - Глубоко сожалею, что невольно расстроил ваше величество, но поверьте, я способен говорить только правду. Что касается путешествий, в которых мне посчастливилось участвовать, то об этом можно поговорить потом, когда спадет напряжение.
   Королева и на этот раз решила обратить все в шутку.
   - Монсеньер, - с некоторой излишней веселостью сказала она, - не кажется ли вам, что иной раз и правда становится невыносимой. Тем более, когда она сопряжена с некоторыми "примерами".
   Граф Сен-Жермен не смог скрыть удивления.
   - Правда, мадам, это не более, чем правда. Но и не менее того... Ее трудно приодеть - в таких случаях, с наложенными румянами и подведенными очами - она становится похожей на кривду. Я охотно поддержал бы эту игру, если бы у нас было время. Возможно, я смог бы исподволь убедить вас, что пускать на самотек дело с Генеральными Штатами опасно. В этом случае вы можете у себя под боком получить негласный штаб заговорщиков, которые к тому же будут пользоваться личной неприкосновенностью. Надеюсь, ваше величество позволит мне напомнить о Кассандре*, предсказавшей некогда падение Трои. Ей не поверили - мы с вами знаем о цене беспечности, ведь до того момент все её пророчества сбывались. Так вот, я - Кассандра*, а Франция - царство Приама. Обманчивая тишина продлится ещё несколько лет, но затем повсеместно проснутся силы, жаждущие власти, мести, денег. Они все сокрушат на своем пути. Народ будет ввергнут в безумие, прольется много крови. Зачем? Чтобы удовлетворить чьи-то плотские желания, чтобы восторжествовали самые дурные чувства: заносчивость, пренебрежение законом и жизнями людей, жесткость, лицемерие, которое, не жалея горла, будет вопить о правах "граждан" и тут же посылать этих самых "граждан" на убой. Я ещё раз спрашиваю - зачем?
   - Это, граф, вы меня спрашиваете? - удивилась Мария-Антуанетта.
   - О нет, ваше величество, - Сен-Жермен даже отпрянул и следом улыбнулся. Вопрос королевы снял напряжение и ненужный пафос, которому мы все невольно поддались. Граф был способен кого угодно увлечь своими рассказами, но в том случае - я ему судья! - нельзя было требовать от несчастной королевы невозможного. Тем более позволить ей увлечься картинами приближавшегося армагедона. Все это следовало решать спокойно, на трезвую голову. Пусть даже граф оказался трижды прав, его страстность в тот роковой вечер была сродни чудачеству.
   - Я обратился к вам с просьбой принять меня, потому что после долгих размышлений пришел к выводу, что только в ваших силах воздействовать на правительство, чтобы избежать гражданской войны. Еще раз повторяю, Францию ждут ужасные годы, пропитанные запахом крови, повсеместно распространятся грабежи и так называемые конфискации. Возможно, потом кое-кто будет сожалеть, что вовремя не прислушался к моим словам, но для меня это будет слабым утешениям. Действовать следует сейчас, решительно и последовательно. Если же нет... - он даже с какой-то вызывающей театральностью развел руками.
   Лучше бы он не делал. Ее величество была знатоком театральных представлений и более всего не любила, когда артисты начинали переигрывать. Но на этот раз она была удивительно снисходительна к нашему актеру.
   - Признаюсь, монсеньер, ваша речь поразила меня, - сказала Мария-Антуанетта. - Это, конечно, не рассказ о путешествиях на Восток, но все равно очень впечатляет. - Королева даже поежилась. - Если бы я не знала о том доверии, которое испытывал к вам покойный король, о тех услугах, которые вы оказывали ему и при этом выказывали добросовестность и отменный дипломатический такт, то я... Вы действительно желаете поговорить с королем?
   - Да, мадам.
   - И обязательно без участия господина Морепа?
   - К сожалению, он мой враг. Кроме того, он является человеком, который позднее погубит королевство - и не по злому умыслу, но в силу своей немощи и роковой близорукости.
   - Вы слишком строго судите человека, который заслужил доверие света.
   - Доверие - это почетная, но очень трудная ноша. Господин Морепа больше чем первый министр, поэтому он окружен льстецами.
   - Если это ваше непременное условие, то, боюсь, вам вообще не удастся добиться аудиенции. Его величество и шагу не ступит без своего главного советника.
   - Я почитаю за высокую честь услужить королю, искренне желающему воспользоваться моими способностями, но я не являюсь его подданным, поэтому всякое повиновение с моей стороны - дело исключительно добровольное.
   Я заметила, что королева устала от этого разговора. Следует признаться, что Мария-Антуанетта вообще не была способна долго вести серьезную беседу. Натура у неё была легкая, воздушная, она обожала шутки, розыгрыши, допускала даже некоторую фривольность. Более того ей нравилось немного пощекотать себе нервы, но только в меру.
   - Откуда вы родом, граф? - неожиданно спросила она.
   Знаете, что брякнул этот человек?
   - Из Иерусалима, мадам.
   У нас у обеих округлились глаза. Королева даже позволила себе вскинуть брови.
   - И... когда же вы родились?
   - Ваше величество должно простить мою слабость - я не люблю говорить о своем возрасте. Это несет мне одни лишь несчастья.
   - К сожалению, - вздохнула Мария-Антуанетта, - сведения, публикуемые в Королевском альманахе, не дают мне возможности скрыть от других мой возраст. Я понимаю вас, монсеньер. До свиданья. Теперь все будет зависеть от воли короля.
   На этом аудиенция закончилась. Возвращаясь в мои апартаменты, граф долго молчал, а я перебирала в памяти все, что услышала в этот вечер. Я хотела как можно подробнее записать весь разговор. Сердце подсказывало, он не останется без последствий. Расспрашивать, какие именно последствия ждут нас обоих, я не решилась. В тот момент, когда за нами закрылись двери и мы оказались в прихожей, Сен-Жермен неожиданно выговорил.
   - Теперь, мадам, я буду вынужден покинуть вас на долгое время. Уже завтра я покину Францию.
   Я удивленно посмотрела на него. Неужели он научился читать чужие мысли? От него всего можно было ждать. Граф тихо рассмеялся.
   - Нет-нет, Люсиль, я не собирался читать ваши мысли. Все, что сейчас происходит в вашей прекрасной головке, написано у вас на лице. Жаль, что я вынужден торопиться, - и он взял меня за руку.
   Я не убрала её. Какая-то тревога, страх и отчаяние охватили меня, заставили сжаться сердце. Я даже позволила себе прижаться к нему.
   Он обнял меня и сурово продолжил.
   - Королева передаст супругу все, о чем я сообщил ей, а тот, в свою очередь, тут же слово в слово повторит сказанное господину Морепа. Выписать ордер на мой арест дело нескольких минут. Король не сможет отказаться и подпишет его. Первый министр убедит его, что такой проходимец, как я, никогда не скажет всего, что он знает. Что сведения добыты каким-нибудь нечестным путем, ну и далее в таком же духе. Королю этого будет достаточно. Он имеет превратное представление о пользе дела. Полезным он считает то, что помогает ему держать голову, спрятанной под подушку. Я не имею ни малейшего желания оказаться в Бастилии. С меня достаточно.
   - Вас пугает застенок? Вы сможете в любой момент улизнуть из Бастилии через замочную скважину.
   - Я предпочитаю не прибегать без крайней необходимости к подобным методам.
   Граф поцеловал мне руку, более ничего...
   - Прощайте, мадам.
   - А если король все же пожелает принять вас?
   - Я тотчас вернусь.
   - Но как вы узнаете?
   - У меня достаточно способов, чтобы узнать об этом. Не волнуйтесь...
   - Но как теперь быть мне. Вы обещали, что моей репутации ничто не будет угрожать.
   - Так и есть, они охотятся за мной. Вы вне подозрений.
   - Но если я вне подозрений, может быть, вы поднимитесь ко мне?..
   - Ах, Люсиль, вы испытываете меня! Поверьте, у меня действительно нет ни минуты.
   Я, помнится, вздохнула. Он всегда уверял, что за всю свою жизнь не сказал и слова лжи. Удивительная щепетильность для человека, который официально похоронен, но в то же время разъезжает по Парижу, обладающего десятком, а то и двумя, различных имен, пользующегося баснословным богатством, источник которого никто не может раскрыть. Тем не менее я верила ему. Меня до сих пор радует знакомство и близость с ним. Наше знакомство приобщило меня к чему-то до головокружения непонятному, к неразгаданной загадке, а это такая редкость среди фальшивых жестяных тайн и секретов, которыми буквально напичкано наше время.
   Он переоделся в дальней комнате и быстро удалился. Граф и на этот раз оказался пророком. Часа через три в дверь постучали. Это была госпожа Мизери. Вид у неё был испуганный.
   Глава 7
   Жанна подняла меня из-за письменного стола. Я так и вышла к первой статс-даме в халате.
   - Мадам, - обратилась она ко мне, - вас просят немедленно подняться в покои королевы.
   - Позвольте мне переодеться.
   - Да, конечно.
   Пока я надевала приличное платье, успела шепнуть Жанне.
   - Найди Лароша, возьмите мою прогулочную карету и без промедления отправляйся на улицу Сен-Северин, дом госпожи Бартини. Предупреди графа, что меня срочно вызвали к королеве.
   Мария-Антуанетта встретила меня в той же самой комнате. Рядом с ней, сидевшей за фарфоровым столиком, стоял король. Ее величество показалась мне немного смущенной, Людовик XYI, наоборот, приветливо улыбнулся мне. Он сам подошел ко мне, поцеловал руку - при желании он мог быть чрезвычайно милым.
   - Госпожа д'Адемар, - сказал он погрозил мне пальцем, - что же вы наделали со своим магом? Кстати, где он теперь?
   Сердце у меня упало.
   - Вы имеете в виду графа Сен-Жермена? Он отправился в Париж.
   - Ваш подопечный всерьез встревожил королеву. Скажите, а наедине с вами он больше ничего не говорил? Может, упоминал какие-нибудь имена?..
   - Нет, ваше величество. В присутствии королевы он был куда более откровенен, чем со мной. Он просил меня всего лишь устроить ему аудиенцию у её величества. Разве что настаивал, что дело не терпит отлагательства, что видит в этом свой долг. Простите, ваше величество, я тоже решила, что мне нельзя оставаться в стороне, если короне действительно угрожает опасность.
   - Я вас ни в чем не обвиняю, но впредь будьте более осторожны и поберегите покой королевы, чтобы нам не пришлось усомниться в вашей преданности. Во всем виноват этот чужестранец, который посмел в недопустимой форме предрекать конец монархии исходя из совершенно невероятных предположений о росте недовольства в стране. Мы имеем полные и всеобъемлющие сведения о действительном положении дел. В созыве Генеральных Штатов нет ни малейшего повода для беспокойства. Могу вас уверить, что до конца этого столетия ничего серьезного во Франции случиться не может. И даже это полбеды!.. Куда больше меня волнует его откровенная предвзятость к господину Морепа. Его так называемые претензии свидетельствуют, что он вполне мог оказаться участником какой-нибудь дурно пахнущей интриги против этого достойного человека. Как раз господин Морепа готов пренебречь личной враждой и протянуть руку любому искреннему поклоннику монархии. Если, конечно, намерения вашего графа в самом деле искренни. Я переговорю с Морепа по этому вопросу и, если он посоветует мне встретиться с Сен-Жерменом, я, конечно же, не откажусь. Собственно, и против господина Сен-Жермена я ничего не имею. Ему приписывают ум и выдающиеся способности во многих областях. Мой дед* любил его общество. Он доверял ему некоторые важные дипломатические поручения. Но прежде, чем удостоить его аудиенции, я бы хотел напомнить, что вы, конечно, ни в коей мере не можете отвечать за последствия, и все равно я прошу вас впредь вести себя с большей осторожностью.
   Прежний король всегда отличался необыкновенным великодушием. Может быть, он был несколько медлителен, а порой простодушен, но в благородстве ему нельзя было отказать. Говорят, что в молодости и трава зеленее и вода мокрее, но в ту пору понятие порядочности ещё имело вес в обществе. Мои глаза тогда наполнились слезами - я чувствовала некоторую вину, что действительно с моей помощью, пусть даже из самых лучших побуждений, мы с графом смутили покой королевской четы. И следом, вовсе неожиданно с каким-то злорадным удовлетворением я подумала, каким же прозорливцем оказался мой удивительный друг. Прощение, полученное от короля, его слова о том, что правительство держит полный контроль над ситуацией в стране, ни на чуточку не успокоили меня. Даже наоборот - при той трезвости мысли, какую выказал граф Сен-Жермен и неприемлемо мелочным отношением к сверхважному сообщению, чему я только что была свидетельницей, меня в тот роковой момент посетила холодная, вмиг прояснившая голову мысль - жди худшего! Следовательно, готовься к нему. Я благодарна Сен-Жермену за то, что ему удалось открыть мне глаза и теперь я живу в хорошем особняке, за мной числится порядочная рента. Я сумела допечь господина д'Адемара, ограничить себя в средствах - в сущности он был неплохой человек - и нашей семье удалось сохранить состояние.
   До сих пор не могу отделаться от мысли, что спасая монархию, граф заботился и обо мне тоже. Неужели в первую очередь обо мне?.. Если бы он использовал присущую ему силу убеждения исключительно в разговоре со мной один на один и на этом ограничился, я бы решила, что поджидающая нас катастрофа не женского ума дело. Есть более высокие инстанции, которые вовремя позаботятся о таких, как я. Только с его помощью я убедилась, что надеяться мне не на что и не на кого... Пусть это эгоистично, но честно...
   Если тогда я догадывалась об этом смутно, сквозь некий туман прежних отношений, то появившийся в моих комнатах граф Морепа напрочь излечил меня от всяких иллюзий. Мне доложили о его прибытии спустя полчаса после возвращения. Я встретила его с таким волнением, какое не испытывала и во время беседы с королем. Он был очень важен, на лице якобы приветливая улыбка.
   - Мадам, - начал он, - прошу извинить за бесцеремонность визита, но дело не терпит отлагательства. Мне необходимо задать вам насколько вопросов. Я решил, что для нас обоих будет лучше, если я сам навещу вас. Лишние разговоры ни мне, ни вам ни к чему.
   Вот и о господине Морепа я должна заметить, что с точки зрения этикета, его учтивость была выше всяких похвал. В нынешнее время господин первый министр не стал бы являться к даме - её доставили бы к нему в полицейской карете.
   Я поблагодарила господина Морепа за проявленный такт и желание до конца разобраться в этом деле. О пользе Франции, о невозможности закрывать глаза на состояние государства я уже не упоминала. В присутствии тогдашнего первого министра это было совсем ни к чему.
   - Приятная новость, не правда ли? - спросил Морепа и с какой-то жестокой радостью на лице потер руки. - Наш старый друг Сен-Жермен опять в Париже! Значит, он вновь принялся за свои старые фокусы? Опять намеки на вечную жизнь, на всезнание и удивительную прозорливость? Опять пророческие сны. Мадам, неужели вы всерьез верите во всю эту чепуху?
   Я попыталась ему возразить, но тот движением руки остановил меня.
   - Поверьте, мадам, я прекрасно знаю этого жулика. Смею надеяться, лучше, чем вы, потому что никогда - вы слышите, никогда! - ему не удавалось затмить мне глаза. Сознаюсь, иногда мне не сразу удавалось раскусывать его трюки. Порой они были очень неожиданны и оригинальны, как, например, его возраст. Королева уверила меня, что он выглядит вполне сорокалетним - у неё и тени сомнения не появилось. Мадам, взгляните на меня, которого не пощадили годы. Как же можно верить, что этот господин до сих пор разгуливает в том самом виде, в каком нам довелось познакомиться. Ладно, Бог с ним, с возрастом!.. Нам крайне важно знать, откуда у этого авантюриста такие подробные сведения о готовящемся государственном заговоре. Он не оставил вам своего адреса?