Иванов Николай Федорович. Операцию 'Шторм' начать раньше

   - Хорошо, - ответила Оля. Захотелось вдруг одного: чтобы все это быстрее закончилось, чтобы выйти из этой духоты на улицу, где просто идут москвичи, просто едут машины, просто мигают светофоры.
   - Ну, тогда все, - удовлетворенно кивнул хозяин кабинета. - До свидания. Ой, нет, еще один момент. Если Василий Петрович вдруг позвонит оттуда, из Афганистана, домой, ему тоже скажите, что это вы просите его приехать. А о том, что приходили сюда, - ни слова.
   Полковник напомнил о том, что тревожило ее со вчерашнего вечера, и Оля решилась:
   - А можно... спросить?
   - Конечно, пожалуйста, - разрешил собеседник, но сам настороженно замер.
   "Ага, значит, я вам все-таки нужна?" - заметила его напряжение Оля, и это придало решительности:
   - А когда папа... Василий Петрович узнает, что это все же не моя... инициатива?
   Полковник широко, облегченно улыбнулся:
   - Сразу же, как только приземлится в московском аэропорту. Его встретят наши товарищи и сразу все скажут.
   - Спасибо.
   За что спасибо, почему спасибо, Оля не могла объяснить. Но это уже и не было главным. Просто она в самом деле знала отца и уже представляла, как он будет мучиться от неизвестности, переживать, строить догадки насчет этого дурацкого вызова. И чем быстрее все для него прояснится, тем конечно же лучше. А мама, что будет с мамой? Когда узнает она? Господи, что же она наделала? Может, отказаться от всего, пока не поздно?
   Но подполковник уже подал хозяину кабинета ее пропуск, тот размашисто расписался на нем - такие подписи, наверное, очень весомо выглядят под документами, и кивнул, прощаясь и отпуская гостью...
   10-12 декабря 1979 года. Кабул - Москва.
   Заплатин читал лекцию политработникам, когда его позвали к телефону.
   - Попозже нельзя? Я занят.
   - Сказали, срочно. Москва.
   На связи был Ошурков, замполит одного из управлений Главпура.
   - Василий Петрович, добрый день. Как настроение?
   Настроением, как и погодой, обычно интересуются, если нечего спросить. А тут наверняка готовят к чему-то важному.
   - Я слушаю вас, Леонид Николаевич, - помог начальнику начать разговор Заплатин.
   - Василий Петрович, тут такое дело... - Наступила тишина, но на этот раз Заплатин промолчал. - Понимаете, ваша дочь...
   Тут уж Заплатин не выдержал:
   - Что с ней?
   - Ничего, уверяю вас. Просто она обратилась в ЦК КПСС с просьбой встретиться с вами.
   - Оля? В ЦК?! Это недоразумение, Леонид Николаевич. Она не могла обратиться в ЦК. С ней что-то случилось?
   - Поверьте мне, ничего. Вам просто надо сегодня же вылететь в Москву.
   - У нас через час стемнеет, да и самолетов на Москву нет.
   - Самолет вас ждет в Баграме. Добирайтесь туда.
   Лучше бы он этого не уточнял. Если прислали самолет - значит, у Оли страшная беда. Оля, Оленька...
   - Но что с дочерью? Она-то хоть жива? - ни на мгновение не поверив в сказку про ЦК, крикнул, уже не сдержавшись, Василий Петрович.
   - Конечно, жива. Успокойтесь. Но больше ничего не опрашивайте.
   Жива! Главное, что жива. Но обращаться в ЦК... Нет и тысячу раз нет, такое мог придумать только человек, не знающий его дочь. В ЦК... Здесь что-то не то. Попала в больницу? В какую-нибудь банду?.. Дом - школа институт - друзья... Где в этой цепочке и что могло случиться?
   - Что случилось, Василий Петрович? - дошел до Заплатина голос Экбаля.
   Телефонная трубка, зажатая в руке, тоненько и коротко попискивала, а подошедший Экбаль смотрел то на нее, то на своего советника.
   - Ничего, Экбаль, ничего. Просто срочно вызывают в Москву. Я пойду собираться. Одни справитесь? - кивнул на зал.
   - Конечно, товарищ генерал.
   Уже справляются одни - это хорошо. Это очень хорошо. Но что с Олей? Если взять дом - что там могло случиться? Второй этаж, балкон застеклен. На кухне - газ. Но ведь если что - дверь на балкон как раз из кухни...
   - В посольство, - попросил водителя.
   - Ничего не знаю, Василий Петрович, - удивленно пожал плечами Табеев. - Честное слово. По моим каналам никакой информации на эту тему и близко не проходило. Но я думаю, что надо лететь, раз позвонили.
   - У меня час времени, срочно вызывают в Москву, - поднявшись к себе в квартиру, с порога сказал жене. Боясь, как бы она не уловила тревоги и озабоченности в голове, добавил: - По делам службы.
   "Зря уточняю, - тут же пожалел о сказанном. - Ничего не надо уточнять. Лечу и лечу".
   Чтобы скрыть недовольство собой, сам начал доставать вещи, смотреть, что взять с собой на московские холода. И подсознательно ждал, о чем спросит, какой первый вопрос задаст Вика. И как они похожи с дочерью...
   - Надолго?
   Пронесло - это ее извечный вопрос с лейтенантских пор: не куда и зачем, а на сколько. Значит, с женой все в порядке, хоть она не будет волноваться. Но Оля, что с Олей?..
   - Надолго? - думая, что он не расслышал, переспросила Вика.
   Ответил уже искренне:
   - Не знаю.
   ...Афганистан - не Союз, особенно по расстояниям: двадцать минут на вертолете - и уже в Баграме. Самолет для него уже был готов, но летчики, естественно, ничего не знали, им приказ: забрать и привезти. Единственное, взлететь засветло не успели, в Ташкент прибыли только утром. Там под парами, для него одного, уже стоял Ил-18.
   "Что же это за почести такие? Что все-таки случилось?" - вновь закрутилась пластинка под непрерывное хождение между креслами.
   - Товарищ генерал, командир просит вас подойти, - позвал один из летчиков.
   "Может, что-то передали, сообщили дополнительно", - заторопился в кабину Заплатин.
   - В Москве нет погоды, не сажают, - обернулся к нему командир экипажа. - Предлагают лететь в Ленинград.
   - Смотрите сами, я вам не начальник, - отдал судьбе свое время Василий Петрович.
   Ленинград - это значит еще несколько часов неизвестности. Еще несколько часов не будет знать, что с Олей. Это - облегчение и камень. Отодвинется что-то страшное непонятное, темное, но ведь оно есть, есть, есть...
   - Запросите еще раз, - попросил генерал.
   Командир вновь начал переговоры с аэродромом, обернулся на стоявшего за спиной Заплатина, словно подтверждая земле, что пассажир на борту. Кивнул:
   - Будут сажать.
   Сели в слякоть и ветер. А у трапа уже ждали офицеры из Главпура:
   - Товарищ генерал-майор, вас ждут начальник Генерального штаба и начальник Главпура.
   - Но я же в гражданке,
   - Они знают. Пожалуйста, - распахнули дверцу стоявшей у трапа "Волги".
   Было 19 часов, когда он вошел в кабинет Епишева.
   - А, Василий Петрович, здравствуйте. С прибытием. Как Обстановка на юге? - дружелюбно, без тени беспокойства за чью-то жизнь, спросил генерал армии. Может, и в самом деле с Олей все в порядке. - Ты давай рассказывай, а я здесь небольшие наброски буду делать к началу совещания.
   "А когда же по голове-то ударите?" - мысленно спросил Заплатин. Приближая развязку, доложил коротко: обстановка в Афганистане и Кабуле достаточно спокойная, советнический аппарат работает.
   - Ладно, ты посиди, подожди меня здесь, а я в ЦК. Вон, газеты почитай, - кивнул Епишев на кипу газет. Глянув на часы, торопливо вышел.
   "Ну а что все-таки с дочерью? Кто мне хоть что-нибудь объяснит или скажет?" - посмотрел ему вслед Заплатин. Перевел взгляд на телефоны. Позвонить. Да, надо просто позвонить дочери.
   Встал, подошел к столу. Белый телефон - с гербом СССР, два следующих без дисков, значит, местные. Серый... Оглянулся на дверь, посмотрел время и решительно повернул телефон к себе. Набрал первую цифру. Подождал. Гудков не было - значит, прямой. Добрал остальные цифры.
   - Да-а, - родной, с протяжным удивлением голос дочери. Жива! Дома!
   - Это я. У тебя...
   - Папа, ты где, откуда? - перебила, обрадовавшись, Оля.
   - В Москве. У тебя все в порядке?
   - Да-а.
   - Хорошо, я потом перезвоню.
   Опустился в кресло. И не помнит, сколько просидел, опустошенный от главного известия. Однако вернувшийся начальник Главпура тут же вернул к действительности:
   - Ты вот что, Василий Петрович, перестань мне хвалить хальковцев. С информацией, которую получаю от тебя, я вечно выгляжу белой вороной.
   От былой любезности Епишева не осталось и следа. "Значит, ЦК не удовлетворен моей информацией. Вернее, тем, что я отдаю должное Амину за его работоспособность. Нет, не Амину лично, Епишев сказал хальковцам. Против них и Амина в Афганистане настроены работники госбезопасности. Да, только они. Посол по-настоящему еще не вошел в курс дела, партийные советники стараются держать нейтралитет, а те, кто оглядывается на комитетчиков, все равно категорически против "Хальк" не выступают. Значит, ЦК начинено информацией КГБ".
   - Вам надо возвращаться назад, - не глядя на него, сказал Епишев, вновь принимаясь за свои записи. Редкий случай увидеть, как начальник работает.
   - Домой я могу заехать? - попытался в последний раз, хоть косвенно, выйти на причину своего странного вызова в Москву Заплатин.
   - Конечно, - не понял Алексей Алексеевич подоплеки. - Самолетов в ваши края теперь будет много, так что с отправкой проблем не станет.
   "Да нет уж, хоть день, но дома побуду", - подумал Василий Петрович.
   Необходимое послесловие. Епишев не случайно произнес эту фразу насчет самолетов. В этот день, 10 декабря, министр обороны отдал приказ, вернее устное распоряжение, о начале формирования 40-й армии.
   Утром Заплатина вновь срочно вызовут к Епишеву. Тот возьмет его с собой к министру обороны. Устинов вначале будет занят, потом уедет почти на два часа, предупредив, чтобы ждали его. Вернувшись, пригласит Василия Петровича в кабинет, протянет шифровку.
   Заплатин вначале прочтет подпись - "Представитель КГБ", и, уже почти зная, что там написано, пробежит ее глазами. Да, все то же: в Афганистане все рушится, Амин занимает все более проамериканские позиции.
   - Я бы своей подписи здесь не поставил, - протянет документ обратно Заплатин.
   - Почему? Вот поговорите с такими, - скажет Устинов сидевшему тут же Епишеву. Алексей Алексеевич неодобрительно покачает головой, но Заплатин решительно повторит:
   - Я не могу согласиться с тем, что написано в этом донесении. Давайте пригласим сюда автора шифровки и вместе будем разбираться по каждому факту.
   - Вот видите, вы там, на месте, никак не разберетесь между собой, а нам здесь за вас принимай решение, - в сердцах воскликнет Устинов. Захочет еще что-то сказать, но передумает: - Вы свободны.
   Выйдя из кабинета министра, Василий Петрович увидит знакомых офицеров в полевой форме. Узнав, что большая группа оперативников срочно вылетает в Ташкент и Термез, начнет о чем-то догадываться. Однако еще через день ему совершенно неожиданно порекомендуют вместо Афганистана поехать в те военные училища, где обучаются афганцы, - посмотреть жизнь и быт.
   "Сказали бы просто, что хотите убрать не только из Афганистана, но и из Москвы". - После выяснения всех подробностей с "обращением дочери в ЦК" Заплатин начал смотреть на происходящие вокруг него события немного глубже.
   Вернувшись из поездок по училищам, доложил о результатах. Как и ожидал, доклад его никому не был нужен: все уже работали на Туркестанский округ. А когда официально будет объявлено о вводе войск, Епишев пригласит Заплатина к себе:
   - Ну, знаешь, что произошло?
   - Слышал.
   - Надо срочно возвращаться туда. Обстановка, и особенно политическая, сложная.
   - Она другой и не может быть. Но можно свое мнение?
   - Конечно, пожалуйста.
   - Товарищ генерал армии, я бы не хотел возвращаться в Афганистан. Мое присутствие там нецелесообразно.
   - Это почему же? Ты ведь прекрасно разбираешься в обстановке, а посылать кого-то нового...
   - Сейчас, с приходом к власти Бабрака Кармаля и "Парчам", придется круто поворачивать руль в политике в другую сторону. Я этого не смогу сделать, потому что работал с другими людьми. За свою шкуру не дрожу, но делать мне в Афганистане больше нечего.
   Устинов, как ни странно, поймет и поддержит Заплатина. Епишев, правда, намекнет:
   - Но лететь-то все равно придется, Василий Петрович. У вас же там жена, вещи.
   - Товарищ генерал армии, я не хочу лететь туда даже по этому поводу.
   - Хорошо, больше не будем возвращаться к этой теме. Я скажу, чтобы передали Магометову и Тутушкину, пусть они помогут собраться вашей жене.
   К сожалению, генерал-майор Тутушкин, заместитель Магометова, еще до этого получит указание из КГБ ничего не сообщать жене Заплатина - ни зачем он вызван в Москву, ни почему не возвращается. Постепенно среди советников родились слухи: Заплатина исключили из партии, разжаловали из генералов, а сам он находится под следствием. Жена бросится к его рабочему столу, сожжет все, что было написано мужем за время работы в Афганистане. А написано было очень много...
   Заплатин стал первым, кто выразил свой протест против ввода войск в Афганистан. Академики Богомолов, Сахаров с их письмами будут после, Заплатин же, коммунист, политработник, генерал, отказался ехать служить туда. Для конца семидесятых годов - тягчайшее преступление. Однако никто его за это не выгонял из армии и партии. Служил еще несколько лет. Первый афганец, которого он встретил через одиннадцать лет, был его подсоветный Экбаль Вазир. Но об этом уже упоминалось...
   Глава 23
   ПОДНЯТЬ БЕЛОРУССКУЮ ДИВИЗИЮ. - НАПРАВЛЕНИЕ - ЮГ. - ВЫЛЕТ "МУСУЛЬМАНСКОГО" БАТАЛЬОНА. - ЕЩЕ ОДНО ПОКУШЕНИЕ НА АМИНА.
   - "РУКОВОДСТВОВАТЬСЯ СТАТЬЕЙ 51 УСТАВА ООН...".
   13 декабря 1979 года. Москва. Генеральный штаб.
   Военные - единственные, кем страна имеет право рисковать. И 12 декабря, приняв решение на ввод войск, политическое руководство пошло именно на это.
   13 же декабря помимо всех остальных событий Огарков срочно вызвал к себе командующего ВДВ Дмитрия Семеновича Сухорукова. Тот со штабом ВДВ инспектировал дивизию, расположенную в Белоруссии, но начальник Генштаба повторил:
   - Все отставить. Прибыть немедленно.
   Через два часа Сухоруков уже был в Москве и докладывал маршалу о своем прибытии.
   - Для одной из твоих дивизий будет поставлена задача. Боевая задача, тут же уточнил Огарков, потому что десантники вечно выполняли какие-нибудь задания, - Какую лучше поднять?
   Сухоруков думал, что начальник Генерального штаба продолжит постановку задачи или хотя бы в общих чертах пояснит, что ждет дивизию, в каком регионе, сроки готовности, но Огарков, замолчав, испытующе глядел на него.
   Однако ответить Дмитрий Семенович не успел. В кабинет вошел командующий военно-транспортной авиацией, и Огарков, кивнув на Сухорукова, так же двумя фразами озадачил и летчика:
   - Десантники получают боевую задачу. С учетом дислокации вашей авиации на аэродромах, какую из их дивизий мы сможем поднять в воздух с наименьшими проблемами? В первую очередь имеется в виду время и скрытность.
   Командующие посмотрели друг на друга, молча подошли к столу, на котором топорщилась свежими склейками карта. Вгляделись каждый в свои точки.
   - На сегодня больше всего самолетов у меня в Белоруссии, - первым доложил летчик.
   - Дмитрий Семенович? - потребовал ответа Огарков у Сухорукова. - Что вы скажете о своей белорусской дивизии?
   - Готова к любым действиям. Там как раз находится и группа офицеров из штаба ВДВ, если что, помогут командованию на первых порах.
   - Хорошо. Поднимаем эту дивизию. Сегодня ночью ей быть на аэродромах взлета. Боеприпасы с собой, но пока не выдавать.
   - Какую задачу я должен поставить командиру дивизии? - не терял надежды добиться хоть какой-то конкретности Сухоруков.
   - Пока произвести расчеты на высадку десанта посадочным способом на аэродромы номер один, номер два и номер три.
   - Кто мне поставит задачу?
   - Или я, или министр обороны. Время и место выполнения задачи также укажем при постановке задачи. Все, выполняйте первый пункт приказа.
   Необходимое послесловие. К ночи на 14 декабря командир воздушно-десантной дивизии генерал-майор Иван Федорович Рябченко выведет свои полки к аэродромам взлета. О возможном выполнении именно боевой задачи знали только комдив, начальник штаба, еще два-три человека. Вся остальная дивизия думала, что штаб ВДВ решил устроить проверку, организовав учения на недельку. Или меньше - из-за глубокого снега и морозов. Многие офицеры, не говоря уже о солдатах, не успели попрощаться даже с семьями - такие учения для десантников проходили достаточно часто, каждый раз не напрощаешься.
   Оказалось, однако, что дивизия улетала не на неделю, а на девять лет. И не на учения, а на войну. Первые на нее уходили именно так - не прощаясь.
   14 декабря летчики ВТА получат приказ перебазироваться вместе с десантниками на среднеазиатский аэродромный узел. Становилось известным направление - юг.
   В последний день декабря десантник Сергей Голиков напишет отцу письмо, в котором он, следуя законам акростиха, когда каждая начальная буква строки является частью слова, сообщит на станцию Шаховская Московской области о дальнейшем:
   "Здравствуй, лапка! С приветом, с
   Моим огромным приветом, твой Сергей. Все пом
   Ыслы мои сейчас о доме, как вы там Новый год в
   Стречаете. У меня все в порядке, я теперь командую
   Отделением, ребята отличные, мы довольно быстро
   Выяснили отношения и поняли друг друга. Я по-настоящ
   Ему узнал службу. Что такое караул в мокрых
   Рукавицах и сапогах, Но теперь я знаю, что
   Шесть десантников стоят роты... солдатни.
   И теперь стальная пружина сработает, я знаю, в
   Любой ситуации. Папка, как ты там воюешь с зимой?
   Или у вас тоже снег по заказу? У нас так он
   Пошел только 31 декабря, под Новый год. А Новый год,
   Если б ты знал, я встретил на посту
   Рядом со Знаменем, его я охранял. Сейчас сменился, и
   Есть время написать тебе. Как солдат солдату
   Выкладываю тебе свои думы. Знаешь, армия
   Она многому меня научила, прежде всего ценить
   Родителей своих. Как я перед вами в долгу,
   Об этом я раньше мало задумывался, и только
   Теперь я научился ценить ваши заботы. Четыре дня назад,
   27-го, было ровно восемь месяцев, как я расстался с вами на
   ВДНХ. Как много изменилось с тех пор, особенно я,
   А Татьяна, наверное, совсем взрослая, как там она,
   Форсу, наверное, много? Вы следите за ней, помо
   Гайте, ей сейчас трудно. Папка, как ты там?
   А на охоту, наверное, так и не выбрался, ждешь меня.
   Ничего, я вот уже стрелять научился, приду,
   И тогда вместе сходим. Я начал немного по дому
   Скучать, тем более что письма от вас получал
   Только в прошлом году, а от Наташи уже давно,
   А точнее, три месяца не получал, поздравила меня моя
   Наташа с днем рождения, и все, даже не знаю, что
   Ей трудно, что ли, написать..."
   Так родители прочли и узнали, что "Мы совершили переворот 27-го в Афганистане". Сергей погибнет 8 августа 1980 года.
   Декабрь 1979 года. ТуркВО - Баграм.
   Вылет в Афганистан получился не такой уж заинтригованный и романтичный, как это представлялось солдатам из "мусульманского" батальона.
   Сначала, после гибели Тараки, про них на целый месяц забыли, и прапорщики с жадностью набросились на дармовую рабсилу, доселе тщательно оберегаемую. "Камикадзе" превратились в мойщиков посуды, землекопов, каменщиков, подносчиков, просто в "стой и жди". Взвыли даже офицеры: оказывается, за эти полгода, пока они занимались боевой подготовкой, никуда не исчезли требования подметать плац, подстригать траву, красить табуретки и заниматься еще миллионом дел, нужных порой только проверяющим, Которые, кстати, тоже никуда не исчезли за это время.
   Но в конце октября сверкнул для "мусульман" вдруг луч надежды: из отпусков срочно отзывали офицеров, солдат выуживали из столовых, котлованов, складов. В очередной, третий, раз приказали выстирать афганскую форму, чтобы не выглядела новой. В ноябре уже вовсю водили-стреляли, а 8 декабря вечером вновь потребовали сдать в секретную часть все документы. Единственное, что оставалось в карманах у офицеров, - алюминиевые жетоны с личными номерами. На технике в спешном порядке снимались или закрашивались номера.
   Но если раньше задача батальону более-менее была ясна - охранять Тараки, то теперь даже полковник Колосов разводил руками в ответ на молчаливые вопросы Халбаева: не знаю. Просто лететь в Афганистан, там все прояснится.
   Лететь так лететь. 9 и 12 декабря, двумя рейсами, спокойно, без стрельбы и захвата плацдармов, батальон перелетел в Баграм, к нашим десантникам.
   Необходимое послесловие. Уже там "мусульман" переоденут в афганскую форму и прикажут ждать команды. Истинное предназначение батальона в тот момент знало всего несколько человек в Москве: в день покушения на Амина, если обострится обстановка, выдвинуться к Кабулу и стабилизировать ситуацию. Имелось в виду 16 декабря.
   Если бы удалось покушение на Амина, "мусульманский" батальон и батальон Ломакина - Пустовита могли быть единственными советскими подразделениями, ступившими на афганскую землю для предотвращения кровопролития во время смены руководства. Только "гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить...".
   3 декабря 1979 года. Баграм.
   Старший военный советник гарнизона полковник Олег Арсентьевич Скугарев, вернувшись из Кабула, немедленно собрал у себя в кабинете офицеров особого отдела.
   - Товарищи! В стране возможен государственный переворот. Задача нам: ни под каким предлогом не дать подняться в воздух ни одному самолету.
   - А когда, кто, что? - поинтересовались особисты, но тут же поняли всю бестактность вопросов и замолчали.
   Скугарев удовлетворенно кивнул, благодаря за понимание.
   - Кроме имеющихся самолетов два дня назад, как вы знаете, из Союза пригнали партию "мигов". Сдачу самолетов затянуть, причины любые некомплект запчастей, плохая регулировка и тому подобное. Пока в этих машинах должны сидеть наши летчики, а не афганские. Все. Ждите дальнейших указаний...
   Третий день ждал указаний и генерал-лейтенант Гуськов. 10 декабря в его бункере появились связисты, начали устанавливать новый телефон.
   - Откуда связь? - шутливо спросил их Николай Никитович.
   Те переглянулись, затем показали пальцами вверх.
   "Космическая?" - шутливый настрой у генерала сразу исчез. Эту связь просто так устанавливать не будут. Значит, последуют команды. Какие и от кого?
   И 13 декабря телефон наконец ожил.
   - Николай Никитович? Это Устинов.
   - Здравия желаю, товарищ Маршал Советского Союза.
   - Вам товарищ Андропов еще не звонил?
   - Никак нет.
   - Значит, позвонит. Там самолет нужно будет один принять, обеспечьте, чтобы все было в порядке.
   - Есть, обеспечим.
   Слышимость была прекрасной, словно министр обороны находился где-то рядом. Не успел Николай Никитович положить трубку, как тут же вновь раздался звонок. Андропов?
   Да, это был он. Хотя и вежливо, но тем не менее приказным тоном повторил уже известное: принять самолет, обеспечить скрытность и безопасность пассажиров, которые прибудут на нем.
   Странную особенность стал замечать за собой генерал в Афганистане. Чувствуя, что волей судьбы оказался в какой-то непонятной еще политической игре, тем не менее не стремился и не желал знать что-то сверх того, что относилось лично к нему. Вот и сейчас было совершенно безразлично, кто прилетит и зачем. С него требовалось обеспечить безопасность - это он сделает, а остальное... На остальное тоже люди есть. Если Афганистаном командует не Устинов, а Андропов, вот его люди и пусть знают больше.
   Необходимое послесловие. Ночью на аэродром Баграм рейсом из Ташкента приземлится Ту-154. При заходе на посадку на всем аэродроме неожиданно отключится свет - выйдет из строя электростанция. Пока будут возиться с аварийной, летчики практически вслепую посадят самолет в трех метрах от края бетонки. Нехороший симптом, если верить в судьбу...
   Из самолета выйдут вначале андроповские "ребята в штатском", возьмут машину под свою охрану, а уж потом на трапе появится группа афганцев с коренастым мужчиной в центре.
   Это был Бабрак Кармаль. Лидер "Парчам", сведенный в Москве судьбой и Андроповым с халькистами Гулябзоем, Ватанджаром и Сарвари, сумел перебороть в себе обиду на "Хальк" и объединиться с бывшими министрами против общего врага - Амина. Распределили будущие посты в новом правительстве и стали ждать лучших времен. И вот из Кабула пришла весть: Амина не станет 16 декабря в 19 часов вечера. К этому времени новое правительство республики должно конечно же уже находиться в Афганистане.
   Прибывших афганцев отведут в самый дальний бункер, и до 16-го числа Гуськов никого из них не увидит.
   Но 16 декабря, когда среди афганских летчиков разнеслась весть, что в Кабуле предпринята попытка нападения на Амина (сам Амин не пострадал, тяжело ранен лишь его племянник Асадулла), на связь с Гуськовым выйдет Андропов и прикажет срочно отправить "гостей" в Союз.
   Из Ферганы прилетит Ан-12. Не заглушая моторов и не выруливая со взлетной полосы, раскроет рампу. Таинственная группа афганцев скроется в чреве военно-транспортного самолета, и тот сразу же возьмет курс на север. На следующее утро улетят и летчики, в одночасье сдавшие боевые "миги" афганским пилотам: улетят злые и нервные - какого черта мурыжили их здесь, самолеты ведь подготовлены были прекрасно.
   Так что 16 декабря еще существовала для ОКСВ реальная возможность никуда не лететь. Но если в сентябре, во время перестрелки во Дворце, автоматная очередь не достигла Амина благодаря Таруну, то сейчас на пути выстрелов оказался уже племянник. Которого, кстати, тут же переправили в Союз, и советские врачи сделали все, чтобы спасти его от смерти.