Иванов Николай Федорович. Операцию 'Шторм' начать раньше

   Чтобы сдержать улыбку от растерянного вида пионервожатой, Михаил Андреевич прошел к шкафу с книгами, переставил несколько брошюрок. Однако надо отдать должное и Лене: как ни была она шокирована встречным предложением, все же сумела не только сохранить некоторое самообладание, но и уловить усмешку майора.
   - Вы... смеетесь?
   Брови, два маленьких грозовых облачка, вновь накрыли черные озерки глаз. Теперь они будут защищаться до последнего.
   - Немного, - не стал лукавить Михаил Андреевич. Подвинул стул, сел рядом с девушкой. - Но тем не менее согласен с вами полностью. В прошлом году на чем вес остановилось? - взял к себе на колени папку с "делом Желтиковой".
   - На переписке с десантниками - это самая ближняя воинская часть, где есть саперы. Вот, это я писала, это - военком, - узнала она некоторые бумаги.
   - Я посмотрел - ваш отряд обнаружил более двадцати взрывоопасных предметов.
   - Вот я и боюсь, как бы кто-нибудь не подорвался. Сама-то я могу обезвредить любой... - увидев, что военком опять улыбнулся, запальчиво взвилась: - Да, любой! Я, между прочим, обезвредила такую мину, которая до сих пор во всех справочниках идет как не подлежащая разминированию, перешла она, видимо, на язык документов. - В военных академиях преподавали, что единственный способ - подрыв, а я ее разрядила. Ее в Москву и увезли, в академию ту самую.
   - Это я тоже читал. Но хвалить вас не буду и не хочу. Каждый должен заниматься своим делом. Когда вы планируете начать работу отряда?
   - С лета. И около болот подсохнет, и ребята со школой управятся.
   - А я до этого времени все постараюсь узнать насчет саперов. Идет?
   Михаил Андреевич встал.
   - Но я вас в покое не оставлю, - встала и Лена. - Я буду каждый день к вам приходить.
   - Каждый день не надо, у меня кроме ваших и другие ведь дела есть, а в двадцатых числах загляните.
   - Ладно, - согласилась на срок Лена, - До свидания.
   "Чистая Сонька Грач, - подумалось Черданцеву, но представить Лену в возрасте Сони не смог и уточнил для себя: - По характеру".
   Еще раз, теперь уже внимательно, просмотрел лежащие в папке бумаги. Развернул карту района с красными пятнами карандашных штрихов - места, не проверенные еще с времен войны. Внизу, в самом углу, район захватывали синие полосы - заповедник. На следующей карте достаточно умелой рукой была нанесена схема боевых действий на территории района. Рябило от красных и синих стрел, множества пометок. Третья карта, вернее срисованные под кальку контуры района, принадлежала отряду "Память" и была подписана, надо полагать, Леной. Места, где следопыты нашли останки воинов, помечались крестиками.
   В дверь постучали, на этот раз робко, может быть, даже с надеждой, что он не услышит и посетителю тогда можно будет с чистой совестью уйти восвояси.
   - Входите! - крикнул Черданцев.
   За дверью опять замешкались - собирались с духом.
   - Входите, - повторил майор.
   - Можно? - на всякий случай еще переспросила, входя, посетительница.
   Сонька, Сонька, что ты там говорила, как бы это он не узнал Аннушку?! По одной стеснительности бы узнал, по смущению. По открытому широковатому лицу, по взгляду, по рукам, теребящим край платка, да просто сердце бы подсказало, стукнуло - она! Аня!
   - Аннушка...
   - А я Лену встретила, она похвасталась, что у вас была, - начала торопливо оправдываться Аня, замерев у порога. - Говорит...
   - Здравствуй, - перебил ее Черданцев. Торопливо вышел из-за стола навстречу. Она протянула руку - может, даже для того, чтобы он не подходил близко, а он взял ее в свои ладони, легонько сжал, задержал.
   - А я Лену знаю, мой Сашка с ней в лесах ковыряется, - продолжала оправдываться Аня, осторожно вытаскивая руку из ладони Черданцева и оглядываясь на дверь. - Дай, думаю, загляну, раз мимо иду. Поздороваюсь.
   - Здравствуй, - повторил Михаил Андреевич.
   - Здравствуй.
   - Проходи, садись. Нет-нет, вот сюда, к этому столику. На самое удобное место.
   Аня осторожно опустилась в низкое кресло, прикрыла колени ладонями. Потом потянула с журнального столика газету, повертела ее для приличия и оставила у себя. Увидев, что Черданцев понял ее уловку, зарделась, наклонила голову.
   - Ты знала, что я уже здесь? - замял неловкость майор.
   - Да, конечно, Сонька тогда, до праздников, сразу зашла, сказала, что встретила тебя. Я... я потом ходила к грушенке, но ты уже уехал...
   - Аня, - Михаил Андреевич взял ее руку, но она вновь оглянулась на дверь, занялась газетой.
   - А я в район насчет комбикормов... А тут Лена похвалила тебя, понравился ты ей... А ты теперь вон какой стал. Начальник.
   - Я в село собирался после праздников приехать, сейчас просто много всяких мероприятий, праздники один за другим. Тебя очень хотел увидеть.
   - А Лена хоть и молодая, а справедливая...
   - Я поставлю чай, - поднялся Черданцев.
   - Нет-нет, я уже и так засиделась, - остановила его за руку Аня. На мгновение задержала ее - на самое малое мгновение, но майора обдало жаром. Словно почувствовав это, Аня отдернула руку, вновь схватила газету-спасительницу. - Я пойду, я же не одна приехала. А то девки будут искать по всем магазинам. Повидались - и пойду.
   - Теперь часто будем видеться, да?
   Аня ничего не ответила. Встала, оглядела кабинет: хорошо ли, уютно устроился, почтительно и бережно дотронулась до стекла на столе. Чувствовалось, что и ей, как и Соньке у грушенки, не хотелось расставаться, уходить. Завтрашние встречи только молодым сулят трепет, а таким, как она, уже и тревогу: а как разочаровала? И тянется, тянется миг, который сейчас, сию минуту, твой. В сегодняшнее еще верится, в завтрашнее - уже с трудом...
   - Это ничего... что я зашла?
   - Было бы плохо, если бы прошла мимо.
   - Правда?
   - Правда.
   Улыбнулась, пригладила волосы. Вновь провела пальцами по стеклу, но теперь уже как человек, которому можно это сделать.
   А у Черданцева мелькнуло, озарило воспоминание из его последнего приезда в село. Председатель попросил, и он помогал колхозу грести сено. А вечером, возвращаясь с луга, чуть приотстал с Аннушкой от остальных. Бабы несколько раз оборачивались, громко говорили и громко смеялись - может, даже и про них, но они не стали никого догонять, даже делать вид, что рядом оказались случайно. Это была их последняя встреча, и они дарили ее себе хотя бы так. Шли, изредка касаясь плечами друг друга. Вспоминали то немногое, что было у них. Вернее, было многое, но - мало. Совсем мало. А теперь выходило, что судьба разводила их совсем, навсегда. И тогда перед самым селом, выставив для доказательства и оправдания пыльные потные руки, он сказал:
   - Надо бы искупаться. Ты не пойдешь?
   - На озеро, что ль? Еще грязнее станешь.
   - Нет, я сейчас сразу на Тару. Как в детстве - в темноте, по лунной дорожке.
   - И в двенадцать часов ночи...
   - Да, в двенадцать вода теплее.
   Аня промолчала, не дала никакого намека, но он, придя домой, схватил полотенце и поспешил к Таре. Искупался раз, второй, залез в третий Аннушка не появлялась. Не поняла его или просто не смогла? Или не захотела? К тому времени прошло уже два года, как не стало ее мужа, и ее ничто не держало, разве только скотина в хлеву. Но корову подоить, поросятам задать корм - час времени.
   Но Аня не пришла ни через час, ни через два. Дрожа от холода, он пришел домой, попытался согреться парным молоком.
   - А я уж забеспокоилась - ненароком не залился б: нету и нету. Картошку вон потолкла со смальцем, накладывать? - спросила мать.
   - Не, мам, ничего не хочу. Пойду спать.
   - Куда ж на пустой желудок-то - ерунда присниться. Да и целый день вилами махал.
   - Не хочу.
   Лежал, думал об Ане. Прощался. Несколько раз приподнимался, готовый, как в юности, идти к ее дому, но что-то останавливало. Да и мать не ложилась до полуночи, ходила по дому и сенцам, перебирала вещи - что брать с собой в далекую Дальнюю Востокию, что раздарить подругам.
   А при отъезде, когда все село пришло к их машине - уже не к заколоченной избе, а к машине, груженной самым дорогим, с чем не могла расстаться мать, - при проводах, на людях они с Аней постеснялись подойти друг к другу. Помахали руками - все махали и всем махали. Плохо расстались. Может, потому и встретились опять?
   - Ты знаешь, а у меня все эти годы было желание - искупаться в Таре. Ночью. Сегодня как раз собирался поехать, - на ходу решил Черданцев. Может, ты бы подошла?..
   - В двенадцать часов ночи? - глянула из-под бровей Аня и тут же отвела взгляд. Но добавила: - И опять обманешь?
   - Как... опять? - майор замер от страшной догадки. - Почему - опять? надеялся все-таки он на обратное. - Ты... приходила тогда?
   - Приходила. Ровно в двенадцать.
   - Погоди. - Михаил Андреевич вытер потный лоб, потом схватил Аню за плечи. - Но ведь я же ждал. Я побежал на реку сразу же, как только пришел домой.
   - Но мы же договорились в двенадцать.
   - В двенадцать?! Черт! Идиот. Я думал - сразу, про двенадцать мы просто говорили... Да, но об этом сказала ты, и я должен был догадаться... Прости. Прости, Аня. А я лежал на сеновале и думал, почему же ты не пришла.
   - А я ходила по берегу и тоже думала, почему ты но пришел.
   Михаил Андреевич привлек Аню к себе, поцеловал в лоб. И она не отшатнулась, прильнула, замерла. В этот момент скрипнула дверь, они отстранились друг от друга, как школьники. Оглянулись, но уже никого не было.
   - Я побегу, правда, побегу, - красная от смущения, пошла к двери Аня.
   - Я сегодня ночью приеду. Сегодня - точно приеду. И буду ждать всю ночь. Придешь?
   - Не знаю, - не оборачиваясь, пожала плечами Аня и выскользнула из кабинета.
   Глава 5
   "СОХРАНИТЬ ПЛАЦДАРМ". - "АРМИЯ ДЛЯ НАС - ЭТО ВСЕ". - ГЕНЕРАЛЫ ПОМНЯТ, ЧТО ОНИ ПРЕЖДЕ ВСЕГО - СОЛДАТЫ. - Б. КАРМАЛЬ - АГЕНТ ДАУДА? - КУШКА СТРОГО НА СЕВЕР.
   Документ (из секретной переписки американских внешнеполитических ведомств по Афганистану):
   "11 мая 1978 г., №3805.
   Из посольства США в Кабуле.
   Госсекретарю, Вашингтон, Доложить немедленно.
   Конфиденциально.
   На № 116319 из госдепа.
   1. ...Ожидание, "когда осядет пыль" для начала диалога по вопросу помощи, может исключить в будущем возможность маневра в отношениях с новым режимом.
   2. Мы еще не в состоянии определить, можно ли квалифицировать новое афганское правительство как коммунистический режим... Правительство Тараки неоднократно отвергало этот ярлык и поэтому до сих пор даже не употребляло слово "социалистическое" в своих публичных заявлениях или беседах с нами... Новое руководство, несомненно, пришло к власти через насилие и кровопролитие, но оно может утверждать, что это было необходимо для свержения "тиранической диктатуры" Дауда...
   3. ...Ожидая слишком долго, мы рискуем дать повод правительству Тараки прийти к заключению, что оно лишено экономического выбора, кроме полной опоры на Москву и ее сателлитов.
   Заместитель председателя Бабрак прямо дал мне об этом понять сегодня утром...
   ... 9. Короче говоря, мы считаем, что сейчас необходим зондаж, с тем чтобы сохранить здесь в возможно большей степени наш плацдарм...
   И мы уверены, что такой жест сохранит для нас право политического выбора...
   11. Просим быстрейших указаний. Я уже начал ряд визитов новым министрам, как и другие послы, и если я воздержусь от визитов к министрам... то это будет замечено.
   Начало мая 1978 года. Кабул.
   Первой официальной делегацией в Афганистан ЦК решил послать военных, что совпало и с интересами афганцев. Маршал Огарков в это время присматривал кандидатуру начальника управления, занимающегося военными советниками, и лучшей возможности проверить кандидатов найти было трудно. Руководителем группы он назначил одного из претендентов - генерала Зотова.
   Инструктаж провел предельно кратко:
   - Цель вашей поездки, Николай Александрович, - посмотреть, что собой представляют вооруженные силы Афганистана. Если попросят, дать рекомендации по их совершенствованию. Жду ваших докладов.
   На аэродроме в Кабуле группу встретили Амин и Кадыр.
   - Товарищ Тараки знает о вашем приезде, но сейчас очень занят, - после традиционных приветствий сообщил Амин. - Он хотел, чтобы вы побывали в войсках, а потом, при встрече, посоветовали бы что-нибудь в нашей работе.
   - А мы затем и прилетели. - Зотов оглядел свою группу. Немногочисленна, конечно, но было бы что смотреть.
   Тараки их принял, когда они и в самом деле помотались по частям и гарнизонам.
   - Как вам наша армия? - улыбаясь, спросил Тараки и, на дожидаясь ответа, гордо произнес: - Орлы. Армия сделала революцию, и она для нас все. Если у вас в стране диктатура пролетариата, то у нас, из-за отсутствия рабочего класса, - диктатура армии. И мы хотим, чтобы она по всем параметрам оставалась на высоте. У нас марксистско-ленинская партия, такой же марксистско-ленинской должна стать и армия.
   - Товарищ Тараки, ну как же она может быть марксистско-ленинской, если ею управляют муллы, - попытался вернуть к земным армейским проблемам возбужденного Генерального секретаря Зотов.
   - А что надо сделать? Как у вас? Мы дадим команду, исправим.
   - У нас воспитанием солдат, поддержанием их боевого духа занимаются политработники.
   - Да? - Тараки задумался, потом отыскал взглядом министра обороны: Надо и нам сделать точно так же, товарищ Кадыр. Я забибу11 себе не нажил, и пока ничего страшного не случилось, - под улыбки присутствовавших потер свой лоб Нур Мухаммед. - Расскажите-ка, что нужно для создания института политработников, какому делу учить их.
   - Товарищ Тараки, это долгая работа, мы лучше составим схемы, таблицы и передадим вашим товарищам военным. Первое, и главное, - это подобрать хорошего начальника Главного политуправления.
   - Товарищ Амин, - повернулся Тараки в сторону Хафизуллы. - Надо подобрать хорошего начальника Главного политуправления. Завтра сможете его нам представить?
   - Смогу, - чуть подумав, утвердительно кивнул тот. - Я думаю, товарищ Экбаль Вазири справится с этой должностью.
   - Давайте назначайте, чтобы он мог поближе познакомиться с советскими товарищами. Армия - это цвет нашей нации, - опять перешел на любимую тему Тараки. - Запад кричит, что у нас произошел военный переворот, а мы говорим - революция, свершившаяся под руководством военных и силами армии...
   - Ну что ж, молодцы, - похвалил Огарков, когда вечером Зотов доложил ему о встрече и разговоре с Тараки. - Я думаю, наш Главпур проявит расторопность и группа политработников еще успеет прилететь в Кабул до вашего отлета.
   19 мая 1978 года. Москва.
   Приемная начальника Главпура, с самого утра была заполнена генералами, принадлежность которых к родам и видам войск можно было понять по сувенирам, которые они держали на поздравительных адресах, - танки, самолеты, пограничные столбы, ракеты, опять танки, корабли... Епишев принимал поздравления с семидесятилетием, делегации; ревниво следили за очередью в кабинет, но генерал-майор Заплатин, глянув на часы, решительно протиснулся к столику порученца:
   - Мне назначено на двенадцать.
   Порученец сверил время, поднялся, неторопливо и с достоинством скрылся за дверью кабинета Епишева. Генералы, ждавшие приглашений, уныло посмотрели на рабочую тетрадь в руках Заплатина, вздохнули, стали занимать свободные стулья: не успели проскочить и откланяться - теперь жди. Сколько часов просижено вот так перед дверьми начальства!
   - Пожалуйста, Василий Петрович, генерал армии ждет вас, - вышел порученец.
   Присутствующие, в глубине души еще надеявшиеся, что в свой день рождения Епишев не станет заниматься делами, вздохнули уже окончательно и обреченно, начали перечитывать известные, наверное, до последней запятой тексты поздравлений.
   Заплатин вошел в предусмотрительно оставленную открытой дверь. Алексей Алексеевич поднялся из-за стола, уже заставленного боевой техникой, встретил генерала посреди кабинета.
   - Что, не дали мы тебе погулять по Германии? - спросил с улыбкой и пригласил к столу заседаний, тянувшемуся вдоль стены. - Сколько дней пробыл в командировке?
   - Два.
   - Что ж, мне вот тоже... - кивнул на стол и на дверь в приемную Епишев, - не дают отдохнуть. А теперь скажи, тебя куда хотели советником послать?
   - В Алжир.
   - А слышал, что в Афганистане произошла революция?
   - Знаю, - расставил более точные акценты генерал.
   - Там какие-то фракции в партии, знаешь? - не оставил без внимания поправку Заплатина начальник Главпура.
   - По газетам.
   - Мы с министром обороны решили послать тебя советником к начальнику афганского Главпура, которого, кстати, еще не назначили. Как?
   - Я солдат.
   - Когда генерал говорит, что он - солдат, это отрадно слышать. Тем более от политработника. Но мы и не ожидали от тебя иного ответа. Как там действовать - решай на месте. Вот и все. Собирайся в дорогу. Подожди, Пономарев просил позвонить ему.
   Епишев тяжеловато поднялся, прошел к своему рабочему столу. Поднял трубку "кремлевки":
   - Борис Николаевич? Отобрали. Заплатин. Беседовать будете?
   По согласительному кивку начальника Заплатин понял, что ехать на Старую площадь, в ЦК, придется. Но это хорошо, раз уж свалился ком на голову, надо отряхиваться. И как можно больше информации получить здесь, сейчас, в Афганистане уповать придется только на себя.
   Выйдя из кабинета, с улыбкой посмотрел на подхватившихся со своих мест генералов. У кого-то упал, покатившись по красному ковру, медальон с Гербом Советского Союза, и все покрепче ухватились за свои подарки и поздравления. Не обращая внимания на откровенную ухмылку Заплатина - был бы на нашем месте, сам бы сидел здесь, - как на Бога, посмотрели на порученца: кому можно?
   Василий Петрович выбрался из приемной, в дверях чуть не столкнувшись с новой группой поздравляющих - судя по форме, речников и авиаторов. Вспомнил, что скоро день рождения у жены.
   - О-о, наш папа сегодня со службы раньше срока? - неподдельно удивилась она, когда он пришел домой.
   Выбежавшая из спальни дочь тоже остановилась, посмотрев на часы. И генерал, наверное, впервые остро почувствовал, насколько мало внимания он уделял семье, если даже приход со службы раньше семи вечера для них удивление и беспокойство. Виновато улыбнулся.
   - Товарищ генерал, вы сбежали со службы? - подойдя с одной стороны, лукаво спросила жена, стараясь скрыть за этим свое беспокойство: неожиданный вызов из командировки, задумчивый взгляд мужа говорили сами за себя.
   - В честь маминого дня рождения? - прошептала из-за другого плеча Оля, тоже как-то стараясь оттянуть известие, с которым пришел отец.
   Он обнял их:
   - День рождения будем встречать в Кабуле.
   - Где?! - одновременно отстранившись, хором спросили Вика и дочь.
   - А вы что, не знаете, что Кабул - это столица Афганистана? Дочь, ты же в школе работаешь. Непонятно...
   - Какой Афганистан? А сегодня звонили братья, сестра, обещали приехать...
   Василий Петрович так посмотрел на жену, что она окончательно поняла, где будет праздновать свой день рождения.
   - Папочка, а я? С вами? - осторожно спросила Оля.
   - Нет. Ты остаешься. Одна. Все, времени нет. Начинаем собираться.
   30 мая 1978 года. Кабул.
   - Экбаль.
   - Генерал-майор Заплатин. Василий Петрович.
   Они пожали руки - советник и подсоветный, оглядели друг друга. Начальник афганского Главпура оказался худым, немного сутуловатым, но вроде бы живым и бойким. А главное вполне прилично говорящим по-русски. Революция освободила его из даудовской тюрьмы, где он просидел три с половиной года, но тут же призвала в свои ряды. Да Амин и не мог оставить в стороне или даже на отдыхе своего заместителя по военным вопросам.
   Когда-то, еще будучи преподавателем математики в школе, Амин лично принял одного из своих учеников, Экбаля, в партию. Отличник, активист, Экбаль имел право выбирать дальнейшее место учебы, и он пришел за советом к Амину.
   - Если хочешь заработать много денег, езжай в ФРГ. Если послужить родине и народу - в СССР.
   Экбаль выбрал МГУ. И ему, единственному афганскому студенту в Союзе, Амин разрешил не только держать связь с военными - членами партии, обучающимися в советских академиях и училищах, но и принимать в НДПА новых кандидатов. С этого момента, собственно, он и стал отвечать вместе с Амином перед ЦК за военные вопросы. И когда потребовался начальник Главного политуправления, другой кандидатуры у Амина не возникло...
   - Ну что, будем работать, товарищ Экбаль?
   - Будем. А сейчас пойдемте, я провожу, отдохнете с дороги.
   - Товарищ Экбаль, я не о завтрашнем - о сегодняшнем дне говорю. Что у вас по плану?
   - Отбираем офицеров в политработники. Каждый полк присылает своих кандидатов, мы их рассматриваем. Товарищ Тарани сказал, чтобы было все, как у вас в армии.
   - Как у нас не надо. Я уже сказал товарищу Тарани, что у нас свои особенности, у вас - свои, у нас все-таки шестьдесят три года прошло после революции, у вас - всего месяц. Давайте учитывать с самого начала и эту разницу, и специфику наших стран.
   - Хорошо, товарищ генерал, - согласился Экбаль.
   - Тогда давайте приглашать людей.
   Однако уже после второй беседы с кандидатами в политработники Заплатин спросил подсоветного:
   - Что это вы переправляете их всех ко мне? Вы должны отбирать людей, товарищ Экбаль, потому что вам с ними работать. Кем вы им представляетесь?
   - Я? Вашим переводчиком, - улыбнулся находке Экбаль.
   - Что-о? Зачем?
   - Да неудобно, люди заходят, а я - начальник...
   - Да, вы - начальник Главного политического управления народных вооруженных сил Афганистана, товарищ Экбаль. И попрошу держаться как начальник Главпура, а не как переводчик. Извините за резкость, но так начинать свою службу нельзя.
   - Хорошо, товарищ генерал, - смутившись, опустил голову подсоветный.
   Однако через некоторое время Василий Петрович вновь остановил прием:
   - А почему на политработу рекомендуются одни халькисты? А где представители "Парчам"?
   Теперь пришло время Экбалю посмотреть на своего советника с недоумением:
   - Так политработниками должны стать лучшие люди.
   Недоумение вновь вернулось к Заплатину: в партии и армии уже произошло разделение на лучших и худших? Борис Николаевич Пономарев как раз и просил на беседе в ЦК, чтобы всячески удерживать партию от раскола. А она, выходит, уже размежевалась даже в таком вопросе, как назначение политработников.
   - Но ведь Бабрак Кармаль тоже парчамист, а тем не менее занимает второй пост в партии.
   - Да, но все равно Бабраку не доверяют товарищи Тараки и Амин, не доверял ему и товарищ Хайдар, наш лучший партиец. Мы все тоже считаем, что Кармаль был агентом Дауда.
   - Вот как? - Разговор вклинивался в самые болевые точки отношений в партии, но Василий Петрович не стал прерывать Экбаля, хотя и чувствовал, что это напоминает перетряхивание чужого белья. Однако, не перетряхнув, можно остаться слепым котенком, не знающим, что творится и что может случиться у него под носом. Ради этого ли он сюда ехал? - У вас есть доказательства?
   Экбаль немного посомневался, стоит ли развивать эту, тему дальше, но что-то, видимо, расположило его в генерале Заплатине, и он решился:
   - Перед самой революцией Бабрак Кармаль завел разговор с товарищем Амином. "Если Дауд нападет на нас, сможем ли мы ответить?" - спросил он. Доступа к армейским партийным структурам у Бабрака не было, и он не знал, каковы наши истинные силы. Товарищ Амин не стал раскрывать карты, у нас вообще не положено в партии интересоваться этими вопросами, и ответил, что обороняться мы не сможем. И именно поэтому Дауд ударил не по армии, а по руководству партии, арестовав его. И просчитался.
   - Спасибо за информацию, - на этот раз остановил разговор Заплатин.
   Итак, картина ясна. Если руководство "Хальк" считает лидера "Парчам" предателем, ни о каком сотрудничестве двух фракций говорить не приходится. По крайней мере в обозримом будущем. "Извините, Борис Николаевич, но я приехал слишком поздно, чтобы выполнить вашу просьбу", - мысленно обратился он к Пономареву.
   В дверь постучали, вошел офицер. Посмотрев на Экбаля и Заплатина, выбрал последнего и обратился к нему:
   - Товарищ генерал, политработники танковой бригады...
   - У вас есть начальник Главпура, докладывайте ему, - остановил его Заплатин.
   Необходимое послесловие. В январе 1980 года, после прихода к власти Бабрака Кармаля, Экбаль будет обвинен в пособничестве американскому империализму. Основным подтверждением этому послужит то, что в НДПА его приняли во рекомендации Амина и долгие годы они работали вместе.
   Десять лет тюрьмы, из них шесть - без каких-либо известий о семье. И только в конце 1990 года президент Афганистана Наджибулла распорядится выпустить из Пули-Чархи 17 халькистов, работавших при Амине, примет их у себя.
   Экбаль при первой же возможности (вызов сделает родственник, работавший в посольстве Афганистана в СССР) приедет в Москву. В ташкентском аэропорту, дожидаясь дозаправки самолета, увидит прилетевшую в Советский Союз следующим рейсом жену Амина. У них будет две минуты времени, и она сообщит, что младший сын ее учится в Ростове, дочери - в Киеве, едет к ним в гости.
   Первому Экбаль позвонит Василию Петровичу Заплатину.
   - Я знал, что мы встретимся, - обнимая бывшего подсоветного, скажет генерал. И, верный себе, поправится: - Я хотел верить, что встретимся.
   В Москве в те предновогодние дни 1990 года было слякотно, но Экбаль, еще более похудевший, ссутулившийся, отрастивший усы, ставший менее живым и жизнерадостным, в том же самом пальтишке и свитере, в которых ходил и до ареста, посетит не только всех товарищей по службе и учебе в МГУ, но и обойдет все места, памятные по студенческой поре. А после этого засобирается обратно в Кабул.