Иванов Сергей Григорьевич. Кентавр на распутье

   – Н-да, – озадаченно сказал Гай. – Эк тебя завернуло. Начал за здравие, кончил про бузину. Накипело, да?
   – Дык ума нет – считай калека. А когда не можешь оценивать трезво, какой уж тут ум – соображение одно. И уж так его напрягаем, чтобы себя оправдать, будто от этого вправду станет лучше.
   – Конечно, генофонд нам подпортили, – согласился Гай, с сожалением покосясь на себя в зеркало. – Спасибо дедушке Сталину – броневой был мужик. Сидел у себя в Кремле, как в танке, и палил по площадям. Заметь, уж полвека прошло, как схоронили Усатого, а «его дело живет и побеждает».
   – Пора кончать это блудство и закопать Кобу обратно. Сколько можно с ним трахаться?
   – Сколько нужно, – хмыкнул Гай. – Коба боготворил Грозного да Петра, а наш козлик обожает Кобу. У каждого собственные предтечи. Кстати, и судьбы схожи. В юности сей моралист, говорят, привлекался за изнасилование, затем долго пребывал в стукачах. Но в ГБ его так и не взяли, побрезговали.
   – Откуда знаешь?
   – Ну, – скромно улыбнулся Гай, – все ж у Клопа не те возможности, что были у Таракана. И сведения нынче сложней утаить. Чуть кто надыбает на тайное, тут же выплескивает в Океан. И пресечь уж никак – при всем желании.
   – Значит, придется отсечь – от Океана. В конце концов, не он первый.
   – Знаешь, что удручает? – спросил Гай. – Что нами правят ничтожества. Думаешь, Клоп напустил тумана на свое прошлое, потому что скрывает страшное? Да просто он был никем, плесенью, и остался ею же, только возможности изменились. Вот этой правды Клоп боится, и люди пропадают пачками, лишь бы она не всплыла. Он переписывает биографию наново, как и все бездари, прорвавшиеся к власти. Это даже скучно, насколько они одинаковы: Адик, Йося, Саддам, Сашок… Дети разных народов.
   – Может, губер не так и глуп? Пока что клоп ведет свою линию вполне толково, не повторяя ошибок предшественников.
   – Значит, он хорошо вызубрил уроки прошлого. Приличная память – еще не ум, тем более не талант.
   – Ну да, «первый ученик»!.. С-скотина.
   У Гая я отдыхал душой. Нам почти не приходилось спорить, разве по пустякам, – редкое единомыслие. Вообще, общаясь с ним, я убеждался, что умные люди – это те, кто во всем согласен со мной.
   – Слыхал про его последние закидоны? – сказал он, хихикая. – Распорядился «пресечь безобразие» на диком пляже, где кучкуются натуристы. Ну, копы нагрянули и рассеяли голышей, некоторых даже повязали. Больше им делать нечего, а? Будто в остальном тут тишь да гладь… Вообще Клоп очень уж озабочен моралью – к чему бы, ведь не старик? Или от вида голых баб звереет настолько, что и других подозревает в том же?
   – Если Клоп болен, лечить все равно станут других, – заметил я.
   – А этот его турнир? – Гай фыркнул. – Тоже, покровитель искусств и спортсменок! Поговаривают, любой молодке готов дать разгон – в лучших традициях почившего ГДР. Правда, там держали для этого штат массажистов, а наш полугигант справляется сам.
   – Брехня, – не поверил я. – Сейчас болтают про всех, кто наверху. Если не развратник, так пьянь или хапуга. Это не считая тех, кто продался. Тоже ведь судят по себе. Уж они б развернулись, дай волю!..
   – Конечно, в такой компании легко затеряться. Но, может, вскорости мне подбросят записи…
   – Или бомбу, – прибавил я. – Это – скорее. Давно тебе тачку не взрывали?
   Собственно, взорвали-то единственную его «ниву», которой репортер владел до подаренного мной броневичка. Гаю тогда крупно повезло, что его, пьяненького в дым, отвезли домой на другой машине.
   – Что тачки, теперь дома взрывают! – отмахнулся он.
   И почему умные люди бывают такими глупыми? Сколько ни предупреждай их не пилить под собой ветки, все равно будут сыпаться с деревьев, точно желуди по осени. И хоть бы на дубах сидели – нет, в лучшем случае на осинах!.. Или они там колья заготавливают?
   – Имей в виду, Гайчик, ты – носитель информации. И наверняка в оперативной разработке у здешних «бесов».
   – Как и ты, наверно?
   – Я работаю по частным заказам, особо не высовываясь. А ты – на виду, весь из себя такой честный.
   – От судьбы не уйдешь, – вздохнул он. – Это ж наше дело: прокукарекать.
   – Эй, дружок, ты б поостерегся, – снова призвал я. – Сейчас на таких пошла охота – отстреливают почем зря. И оно надо тебе: нарваться на пулю?
   Впрочем, Гай понимал это не хуже меня. А боялся, наверно, больше. Но не мог же он из страха, к примеру, не дышать? Такой вот человек: слабый, податливый… и неотступный.
   – Станут звонить в дверь, сперва закрой глазок книгой, – посоветовал я. – Заодно и сувенир оторвешь. Не в черепушке ж его носить!.. Но идеальный вариант: камера, – так тебя никто не достанет.
   – Буду выглядывать, как из-за бруствера? – засмеялся Гай.
   – На войне, как на войне, – выдал я фразу, ставшую уже дежурной.
   – А как тебе это? – спросил он, пощелкав на своем экране «мышкой».
   Из динамиков, сквозь хрип ветхой проводки, пробился голос, высушенный и настойчивый, старательно выговаривающий русские слова: «Мы очень не советуем вам сочинять такие статьи. Они вредны, лживы. И могут плохо отразиться на вашем здоровье…»
   Гай остановил запись.
   – Что за тип? – спросил я.
   – Полномочный представитель дружественного режима.
   – Корейцы, что ль?
   – Ну, – подтвердил он. – Чучхесты хреновы, страна победившего коммунизма. на днях расписал последние их махинации, а заодно пощипал тамошнего верховного павлина.
   – Что, опять браконьерствуют? Или наркотой промышляют?
   – Так ничем же не брезгуют!
   Вот кто шустрил тут шибче федералов. Под крылом Клопа севкоры свили роскошное гнездо. И вели себя без церемоний, почти как дома.
   – И охота тебе вязаться с дерьмом? – спросил я. – Действительно, можно такое подхватить!.. Вплоть до летального исхода.
   – Но ведь и твой круг на удивление широк: от торгашей до бандитов. Кстати, как там насчет твоего «боевого безумия», – не перегорел пока?
   – Ты ж знаешь, я еще и отходчив. Сперва оторву башку, а после похороню с почестями.
   – Да, ты крутой, – подтвердил он то ли с уважением, то ли с издевкой.
   – «Не говори, что самый сильный», гласит мультяшная мудрость… Кстати, хочу попросить об услуге.
   – Ты? – удивился Гай. – Меня? Ну-ка, ну-ка, это интересно!
   – Приюти Карину на пару деньков. Кажись, она влипла в историю.
   – Кто-то в историю входит, а кто-то влипает, – поддакнул он. – Конечно, защитничек из меня!..
   – Защищать есть кому. Твоя задача: дамочку успокоить, поддержать.
   – Буквально тоже? – Гай усмехнулся: – Говорят, в древних Афинах муж отвечал за жену, пока не пристраивал к другому. А какие полномочия у меня?
   – А сколько осилишь.
   – То есть развязываешь мне руки?
   – Лишь бы их не отбили. Вот у меня на Карину пряников не хватало, требовался кнут.
   – А у меня ни первых, ни второго… Чем поддерживать-то?
   – Терпением, лаской. Ты ж известный угодник.
   – Каждый берет, чем может, – согласился он. – Раз не умеешь ни драться, ни быстро бегать…
   – Вечерком заброшу ее, лады? – спросил я, вставая из-за стола.
   – Давай, давай, – пробормотал Гай, с сомнением оглядывая свои завалы. – Пара-то часиков у меня есть?
   Я уже катил на «болиде», возвращаясь к голубенькой трехэтажке, притягивающей меня, точно магнит, когда видеофон снова ожил, явив на экран физиономию, которую я не видал давно. Не то, чтоб у нас не было совместных дел, но напрямик этот главарь обращался ко мне в исключительных случаях – стеснялся, должно. А от застенчивости люди нередко начинают хамить.
   – Нужно встретиться, да? – брякнул он без предисловий. – Дело есть.
   – Здравствуй, Амир, – учтиво откликнулся я. – как поживает твой скот?
   Это была цитата, которую он вряд ли знал, а потому вполне мог обидеться. Но не стал.
   – Здравствуй, – помолчав, сказал он. – Так приедешь?
   С чего вдруг я понадобился всем, да еще сразу? Моя популярность перешла в новое качество?
   – Ты сейчас в своем ауле? Недосуг мне в такую даль.
   – Здесь, рядом, – возразил Амир. – У вокзальной башни к тебе сядет парень, проводит.
   – Кем зовешь-то? – спросил я. – В каком ранге?
   – Гостем будешь, да, – заверил Амир, обещая неприкосновенность.
   – Еду, – сказал я, отключая связь.
   И тотчас развернулся, направляясь к вокзалу. Вот и муселы всплыли. Точнее один из их могущественных кланов, кои старались ныне не мелькать на виду, но продолжали ворочать большими делами. Поначалу-то муселы забрали в крае ба-альшую власть, отхватывая от общего пирога кус за кусом, перетягивая на себя драное одеяло, – хотя были в меньшинстве. Дисциплинка-то у них лучше, чем у славян, почтение к старшим в крови. Кстати, и самой крови боятся меньше, если доходит дело. Наводили свои порядки, учили жить остальных, ходили гордые, самобытные. Собственно, тогда и случилось это обособление – сами постарались. потом пошла ответная волна, разгоняемая «нашистами» и казаками, поддержанная федералами. И уж тут муселам припомнили всё, от вытеснения иноверцев из всех структур до языковых комиссий, и вымели на свежий воздух, в горы и долы. Свинство, конечно, обоюдное, но у славян имелось оправдание: не первые начали. Впрочем, оправдываться умели обе стороны, и многое зависело тут от глубины раскопок.
   Притормозив у вокзальных часов, я действительно увидал рядом парня, угрюмого, кряжистого и неожиданно рыжего, с конопушками. На парик его лохмы не походили – скорее покрасил, а заодно наложил грим. Смотрелось это убедительно, хотя странно – в сочетании с чертами типичного мусела.
   Подойдя к машине, парень молча приложил к стеклу широкую ладонь, на коей было начертано: «От Амира». Дождавшись кивка, уселся рядом, выложил под ветровое стекло кулак, по самые костяшки заросший черным волосом, и нацелил указательный палец, показывая направление. Вступать со мной в разговоры он не собирался – явно из непримиримых.
   – Ты, случаем, не метис? – полюбопытствовал я. – Хотя бы перчатки надел, конспиратор!
   Конечно, он не ответил, отгородившись от меня словно каменной стеной. Продолжая испытывать ее на прочность то так, то эдак, я следовал указаниям корявого пальца, пока не очутился в темном подвале, едва втиснув «болид» меж угловатыми бронеходами, очень любимыми муселами. Тотчас мой гид выскочил вон, будто не желал находиться со мной и лишней секунды, а затормозил лишь наверху лестницы, дожидаясь, пока соизволю его догнать. Забавный тип – эдакий толстолобик. Где их натаскивают, хотел бы знать. И много ли таких у Амира?
   Сам главарь встречал меня в большой комнате, увешанной и устланной богатыми коврами. Как и положено горцу, был он здоровенный, смуглый, горбоносый. Хотя пушистые усы и длинные баки делали его похожим скорее на персонаж индийской фрески. Вдобавок он полулежал на роскошном диване, облачась в парчовый халат. Еще б тюрбан на голову да пышнотелую красотку под бок.
   – Садись, да? – Амир указал на приземистое кресло, смахивающее на огромную подушку странной формы. – Угощаться будешь?
   Он кивнул на низкий столик с резными ножками, где уже выставили угощение – в лучших традициях Востока, но совсем не по моему вкусу.
   – Или плов хочешь? – прибавил горец.
   – И чтоб ты руками меня кормил? – фыркнул я. – Давай уж сразу к делу.
   – Ну, давай, – не стал спорить Амир. – Что у тебя с Аскольдом?
   – Любовь, – буркнул я. – Конкретней нельзя?
   – Ты в их команде?
   – С чего взял? Работаю по его заказу – всё.
   Надоело повторять: я сам по себе. А эти команды, сословия, нации, расы, лагеря… Да гори они огнем!
   – А с Грабарем?
   – То же самое, – ответил я, хотя Амира это совершенно не касалось.
   – А с Носачем? – продолжал он допрос.
   – С этим дел не имею, – хмыкнул. – Разве с его женой. Куда клонишь-то?
   – А с Калидой?
   – Спятил? Он мне и с деньгами не нужен!.. Скажи толком: об чем речь?
   – Кто-то наехал на меня, – сообщил Амир. – Надо выяснить.
   – Дорожное происшествие? – уточнил я. – Выглядишь, как огурчик.
   – Смешно, да? – вдруг рявкнул он. – Может, сам замешан? Не это тебе заказали?
   – Затем и приехал сюда: посмеяться, – подтвердил я, не повышая голоса. – А ты зачем звал?
   Несколько секунд горец полыхал взглядом из-под косматых бровей, будто пытался прожечь во мне дыру, потом убавил накал, решив не обострять. Ведь черт знает, как повернется? Еще с прежних времен за мной закрепилась слава берсерка: дескать, вообще-то парень смирный, но лучше не доводить, а то удержу не будет – разнесет все. Сейчас-то я научился сдерживать свою ярость, однако сложившуюся репутацию старался поддерживать, чтобы не досаждали по ерунде.
   – Ладно, давай по существу, – предложил я. – В чем заключался «наезд», когда случился, каковы последствия?
   – Были покушения, – сказал Амир. – Несколько. Стреляли, взрывали, травить пытались. И мои люди пропадают.
   – В смысле: исчезают?
   – Да. Чаще в городе или по пути, но в ауле тоже. А последний раз украли из родового поместья – девушку. Потому и позвал тебя.
   Они сговорились? Будто я тут главный спец по сгинувшим девицам.
   – Только не будем валить в кучу, хорошо? – сказал я. – Воображаю, что могли наболтать ваши ярые!.. Но как по-твоему, много ли выгадают Аскольд с Гувером, если взамен тебя род возглавит джихадец, одержимый мщением? Общим делам каюк, а менять конкуренцию на войну не хочет ни один серьезный главарь. Поэтому убийц логичней искать в твоем окружении. Подумай, кто из родичей выгадает, если тебя не станет? Кто тут желает власти, драки, крови? Кто хочет стравить вас с гяурами? Кто из твоей охраны слишком уж рвется в бой? К примеру, ты уверен в своем «рыжем»? Что-то не глянулся он мне. Смахивает на фанатика, не способного вместить больше одной, к тому же простенькой мысли. И если его убедят, что ты стоишь на пути…
   – Ладно, – угрюмо произнес горец. – С пропажами что?
   – Чтоб ты знал, люди исчезают сейчас по всей губернии, а на побережье таких случаев тьма. Так что это не наезд, это – статистика. И девиц таскают почем зря, нередко с полного их согласия. Бывает, сами сбегают – на заработки либо на волю. Вы ж из своих обычаев такую тюрьму выстроили!
   – Слушай, Шатун, – грозно заговорил Амир. – Этот дэвочка…
   Я оглянулся: кроме нас в комнате никого, двери закрыты. Тогда к чему этот цирк? По-русски Амир говорил не хуже меня, благо учился в столичном вузе, а речь коверкал, подлаживаясь под здешний стандарт. В главы рода он угодил недавно и еще не закрепился, как следует. приходилось заботиться о популярности, угождать старейшинам, непримиримым, прочим недоумкам. Хлопотное это дело – вести за собой стадо. Как бы самого не затоптали.
   – Не перестарайся, джигит, – сказал я. – А то себя перестанешь понимать.
   – Это чистый бутон, понимаешь? Я берег ее, как зеницу.
   – Для себя, наверно?
   – Ну, не для тебя ж!
   – Стало быть, девственница?
   – По-твоему, позарюсь на second hand?
   – Зачем тебе «бутоны», Амирчик? – спросил я. – Заразы боишься?
   – Какая зараза, слушай? Это будущая жена. Мать детей моих.
   – В чем ценность девственности, объясни. Или сам не знаешь?
   – Нас так учили старики, – вспыхнул горец. – Наши отцы и деды! Думаешь, глупее тебя?
   Надо ж, и тут геронтократия. Мало накушались при Советах?
   – «Всех учили понемногу», – пробурчал я. Затем добавил цитату не столь затертую: – «Всех учили. Но зачем ты оказался первым…»
   – Что?
   – Мудрость пращуров, как же!.. А невесту кто тебе подбирал – родители?
   – Много говоришь, э!
   – Мое право, как гостя, – напомнил я. – А хочешь, обосную твой тезис?
   – Что? – повторил Амир. – Какой?
   – О предпочтительности «бутонов».
   – Ну?
   – Пытались как-то скрестить лошадей с зебрами. Потомства не получили, но когда лошадок вернули к родичам, у них пошли жеребята с полосками – семя зебр все ж повлияло на лошадиные гены. Так что, если не хочешь делить потомство с чужаками, должен стать у своей кобылки единственным.
   – Видишь? – удовлетворенно сказал горец. – Стариков надо слушать.
   – Слушать – да, – подтвердил я. – Но слушаться? С возрастом прибывает опыт, а вовсе не ум – редко кто в старости делается мудрым. Если любишь своих детей, почему не сделать их лучше – хотя бы и с помощью других. А если желаешь лишь продлиться в них… Не дорога ль цена за твое бессмертие?
   – Не твое дело, – отрезал Амир. – Вопросы задавать любой дурак может!
   Ухмыльнувшись этому варианту пословицы о глупце и сотне мудрецов, я спросил:
   – Значит, если она больше не «бутон», можно не возвращать?
   – Разве Коран запрещает держать наложниц? – нашелся Амир. – Но кто это сделал, укажи. Я отблагодарить должен.
   – Что, и у муселов «зуб за зуб»? – удивился я. – Это в какой же суре? А вот мне запало другое: «Кто творит зло, получит воздаяние только подобным, а кто творит благое… взойдут в рай и наделены будут там без счета». Богатая книга, верно?
   – Во имя Аллаха милостивого, милосердного… – напыжась, завел он. И запнулся, словно бы помнил в этой песне лишь припев.
   – Тоже, правоверный! – хмыкнул я. – Ты свой Коран знаешь, как я – библию. И с чего развелось вокруг столько верующих?
   – Не кощунствуй, – предостерег Амир. – За веру у нас многие пошли на смерть.
   – Только не заливай про «святых воинов» – им просто нравится убивать. Они и славянок насилуют, будто сражаются за аллаха… Кстати, Амирчик, – вдруг вспомнил я, – ведь у тебя уже есть жена. Что, на свежачок потянуло?
   – Вторая жена, да, – подтвердил он. – Чего опять не нравится?
   – Порядочный человек не станет при живой супруге вожделеть другую, – пояснил я. – Сначала уладит дела с первой… скажем, утопит.
   Горец осклабился:
   – У нас так себя не ведут.
   – А что ты хотел? На ваши гаремы мы ответим своим развратом.
   Помолчав, он спросил:
   – Значит, ты будешь вести со мной дела?
   – Пока не выйдешь за Предел. Кстати, и в Коране сказано в этом духе. Хотя, между нами, там такая каша!
   – И как твой язык не отсохнет, слушай, – снова возмутился Амир. – Так говорить о святой книге.
   – Э, милый!.. Хватило б фанатиков, а вера под них сыщется. И у каждой свой талмуд – вплоть до «Капитала».
   – Вот, все об Айгуль, – протянул он заготовленный диск. – Будут вопросы, звони.
   – Ничего не обещаю, – предупредил я очередной раз. – Черт, хоть разорвись! Ведь три дела навесили.
   – Откажи.
   – Тебе? – спросил я. – Аскольду? Грабарю?
   – Клиенты серьезные, – согласился Амир, подумав.
   – Так что оплата по результату, а не будет его – извини.
   – Помощники нужны?
   – Знаешь, какой лучший способ избежать предательства? Делать все самому.
   – Никому не веришь, а?
   – Себе, и то с оговорками. Не так боюсь злого умысла, как чужой слабости. «Не вводи ближнего во искушение», слыхал?
   Что-то я разболтался. Причем в обоих смыслах. Пора сваливать.
   – Потому и не веришь, что живешь среди неверных, – то ли скаламбурил, то ли сморозил мусел. – Разве на них можно полагаться?
   – Язык у бледнолицых раздвоен, да? – хмыкнул я. – Будто вы мало врете!
   – Аллах не воспрещает хитрить с гяурами, – брякнул Амир, запамятовав, видно, с кем говорит. – У нас свои законы.
   – Ну да, вы ж такие свободные! От обязательств, долгов, совести. Вольные дети гор. Может, и работорговлей промышляете? Смотри!
   – Угрожаешь? – снова вспыхнул Амир. – Мне?
   Должность у него, видишь, такая: во всем усматривать оскорбления. Ох и достала меня эта знать!
   – Ты же знаешь мой принцип: с людоедами никаких дел, – сказал я. – Если выяснится, что ты из них, наш договор аннулируется, а взамен объявляется сезон охоты. Это вот что, угроза?
   – Предупреждение, – поразмыслив, решил горец.
   – Вот и славно, вот и договорились! А теперь лучше разойтись, пока ты не впал в джихад, а я в «боевое безумие». Два психа в одной комнате – это перебор.
   Ну, мне дадут наконец отдохнуть от болтовни? – гадал я, выруливая из лабиринта узеньких переулков на большак. За весь прошедший месяц столько не утруждал язык, сколько за последние пару дней. Не пора ли натворить что-нибудь для разнообразия? Как говорится, размять члены.
   Ехать к трехэтажке мне расхотелось, да и смысла не было, судя по сообщениям тамошнего соглядатая. Со всех других «глазков», разбросанных теперь по многим укромным местам, ко мне тоже стекались сведения, складируясь до лучших времен. Но кое-какие записи, из самых насущных, я прослушал в своем авто, неспешно курсируя по городу.
   Больше всего меня заинтересовал Хозяин, помянутый сразу несколькими персонажами, которых прежде я не подозревал в сообщничестве. Либо Хозяин столь велик и грозен, что покрывает сразу многих, либо имелся в виду не один. Мелькал и другой термин: «зверь», – и тоже, судя по интонации, с прописной буквы. Почтения эти Звери вызывали меньше, чем Хозяин, зато боялись их едва не сильней.

Глава 9

   День клонился к закату, и жара начала потихоньку спадать, а лучи нисходящего светила больше не обжигали, как в парилке. Город постепенно оживал, будто просыпался после затянувшейся сиесты. из густой тени парков, из обустроенных на скорую руку подвалов, изнутри раскаленных домов стали возникать люди, заполняя не остывшие тротуары. А машин даже прибавилось – в основном за счет старых или дешевых, не оборудованных кондиционерами. До темноты оставалось немного сроку, и горожане спешили управиться с делами, пока не пришло время ночных разборок, когда лучше не казать носа на улицы. Хотя нередко бандиты начинали выяснять отношения еще до захода, и уж тогда – дай бог везения.
   А вот для отлова людей лучше годится вечер, когда дичи на улицах вдоволь и каждый образчик можно разглядеть в деталях. До недавних пор пропажи эти заботили меня мало, но теперь, ознакомясь со статистикой, я ощутил в них систему. То есть это не было эпизодами либо проявлениями стихии – тут проступало чье-то конкретное рыло. Да и сама направленность охоты… Как известно, главное наше богатство – женщины. Вот и сбывают их, похоже, на сторону, за соразмерную цену. И куда могут вести эти следы – неужто в скромный домик на тихой набережной? Вряд ли, не тот масштаб. Или и тут на виду лишь верхушка айсберга? В любом случае, мне это не нравилось. Кто-то – видимо, информированный, могущественный, – умело загребал жар чужими руками, пока что оставаясь в тени. И впрямь, зачем пачкаться самому, когда вокруг столько добровольцев, готовых влезть в дерьмо по уши.
   Как это бывает, зацепка подвернулась случайно. А может, я настроился на охотников настолько, что стал думать и действовать с ними в унисон. Во всяком случае, когда в окружающем пейзаже что-то дернуло меня, я не стал противиться наитию, а тотчас покинул машину и продолжил движение по тротуару.
   Впереди вышагивала на ломких ногах девочка лет пятнадцати, одетая в истертые джинсы и жиденькую кофтенку, едва достававшую до талии – так, что проступало загорелое пузико. На плече красовалась цветная татуировка, еще две охватывали запястья, в пупке поблескивало колечко. По мне, и этого много, но с возрастом на ее теле наверняка прибавится железок, росписи, шрамов – говорят, процесс этот затягивает, как наркотик. Вот спортом, судя по скованной поступи, девуля себя не мучила. Подходящий кандидат: смазливая, тоненькая, рассеянная. А что одна и пешком, ничего не значит. Просто по младости лет не успела еще прислониться к серьезному человечку.
   В подозрительной близости за девочкой следовал рослый субъект в добротном костюме, избыточном для такой погоды. На маньяка не походил: непроницаемый, сосредоточенный. Скорее при исполнении, только вот кому служит? Такой типаж, с недоразвитыми эмоциями и железной мотивацией, я отношу к самым опасным. Эти убивают спокойно, без нервов – была б выгода.
   Атмосфера вокруг парочки сгущалась с такой быстротой, что я наплевал на скрытность и подтянулся вплотную, будто решился на обгон. И вовремя. От дальней полосы к тротуару вильнул серый броневичок, круто затормозил рядом. Из темного нутра выпрыгнул второй субъект, похожий на первого, точно сосед по строю, кинулся малышке наперерез. Она пискнуть не успела, как ее впихнули в кабину – лишь подошвы мелькнули.
   Честно сказать, я не этого ждал, однако успел ухватиться за дверцу, не позволяя захлопнуть. Второй субъект уже опускался на переднее сиденье, но первый, успевший придавить девочке ноги, с живостью развернулся ко мне и угрожающе рыкнул:
   – Яйца вырву – пшел!
   Лучше б он этого не говорил. Кто же такое спустит?
   – Не шали… те, – сказал я. – Вы что, а? Сейчас полицию позову!
   Наверно, я показался наеме лохом, хотя при такой работе следует быть внимательней. Или он видел мало фильмов, где обыгрывались сходные ситуации. Во всяком случае похититель явно не ожидал, что дверца вырвется из его руки, а затем, когда он попробует вскочить, с оглушающей силой метнется навстречу. Не знаю, что повредило ему сильней: плечо или челюсть, – но он плюхнулся на четвереньки и засипел, мотая головой. Опершись о его спину, я выдернул девочку из кабины – за миг до того, как машина рванулась с места.
   Пожалуй, это смотрелось эффектно – не хуже, чем в помянутых фильмах и, уж конечно, без дураков. Затем настал черед удивиться мне. Утвердившись на тонких ногах, девчуха взвизгнула:
   – Козлище гребаный, тебя просили влезать? Ведь первый раз повезло!
   Я даже фыркнул от внезапности. Хотя чему дивиться? Человечья природа столь многогранна!
   – Может, я сам тебя подберу? – предположил с ухмылкой.