Иванов Сергей Григорьевич. Кентавр на распутье

   Одной «крышей» меньше – кто из торгашей станет переживать! А мне и вовсе без разницы.
   – Проглядел, что ты прислал, – сообщил главарь. – Впрямь было весело?
   – Тебя не хватало, – проворчал я. – И по какую сторону решетки предпочел бы развлечься?
   – Ладно, не заводись.
   – Тогда закрой дверь, – потребовал я. – Что за демонстрации? Уж от тебя не ждал такой дешевки!
   Оглянувшись, крутарь выдал: «Эх, ни фига себе!» И живенько привел сцену в порядок, отгородясь от лишних декораций.
   – И знаешь что, Аскольдик, – продолжил я, когда он вернулся в кресло. – Ведь шалости на заводе были не простым снафферством.
   – Вот так, да? Снафферов тебе уже мало?
   – Дело-то даже не в них. Вот те, для кого они стараются, – главная шестерня в этой машине.
   – Подумаешь! – фыркнул главарь. – Сейчас на каждое ДТП набегает столько публики!..
   – Туда-то слетаются навозные мухи, никому, в общем, не нужные, и видят они обычно результат – не процесс. А вот башлять изрядную сумму за просмотр подробностей – для этого нужен особый склад психики и солидный доход. Либо высокий пост. И подцепить такую рыбку!.. Кажись, Калида процеживает здешние «сливки», чтоб отобрать из них самых садюг, этаких наркоманов от кровавых зрелищ. И зачем ему сия шваль?
   – Шваль к швали, – пробормотал Аскольд. – Прах к праху… Так это что, шантаж?
   – Не представляю, как можно этим шантажировать. Это ж не баня с девочками и не кувырканья в гостиничном номере. Вот если бы их соблазнили подключиться к процессу и засняли на фоне… Нет, тут другое. Зачем-то Калиде понадобились чинуши с такими наклонностями. Для него снафф-съемки вроде прикормки.
   О своих догадках я предпочел умолчать. Аскольд не Гай, полета фантазии не оценит. Ему годятся лишь факты, по возможности голые.
   – Нафф-Нафф, – задумчиво произнес крутарь. – Между прочим, самый резвый оказался поросеночек!
   – Это в сказках они побеждают. А в жизни идут под нож.
   Помолчав, Аскольд предложил, словно распорядился:
   – Как выдрыхнешься, наведайся для беседы.
   И, вскинув прощально руку, сгинул с экрана. Может, и прав он, что не доверяет секретной связи. А скорее, предпочитает играть на своем поле. Уж там меня проще держать в узде.
   Но на сегодня мне достаточно Аскольда. Равно, как и всех прочих. Пора наконец у койку – конечно, если смогу доплюхать. А как славно жилось прежде, когда всё, от гостиной до кабинета, умещалось в единственной комнате, а старый диван подпирал боковиной скрипучее кресло, перед которым громоздился тогдашний комп. Теперь вот пробирайся через полдома!
   Все-таки я доковылял до спальни и с облегчением обвалился в расстеленную постель. Но в одиночестве пребывал недолго. Сбежав от сморенного сном Хана, котейка вновь устроился в моих ногах. Да еще разлегся поперек кровати, чтобы больше мешать. Хорошо, мал пока, – а что будет, когда вырастет? Впрочем, вряд ли я доживу.
   Мне снилось, будто кто-то ломится в дверь, но когда распахиваю ее, не вижу никого. Но закрыть потом удается с трудом, будто кто-то не пускает снаружи. Кыш, нечистая!.. Потом ко мне заявились гости. А я был гол и стыдился своей наготы как встарь, и все не мог упрятаться в коротенький, непрестанно распахивающийся халат. Что за бред?

Часть 5. Проторенный путь

Глава 13

   На следующий день я чувствовал себя почти нормально. Голова больше не кружилась, кожу не жгло, слабость прошла , т олько очень раздражали запахи, а глаза слишком реагировали на свет – пришлось наново регулировать очки. И продрых мертвым сном до полудня – действительно, словно умер.
   Как обычно, Хан терпеливо дожидался моего пробуждения, разлегшись у порога. Вот его компаньон терпением не отличался, и только я пошевелился, как он кинулся на меня, словно в атаку, – ошалело вытараща глазенки и смешно вскидывая лапы. Но перед последним прыжком Хан настиг его и, безошибочно ухватив пастью поперек туловища, водворил на место. Котенок даже мяукнул от возмущения: как смеют тут дрыхнуть, когда он уже выспался и полон задора!.. Вообще Пират прав: нынче не те времена, чтобы разлеживаться.
   Прихватив пару «глазков», я сплавал к месту под обрывом, засеченному накануне, и прикрепил их над самыми обещающими из пещер. На удачу установил меж «глазками» простенькую ловушку, для приманки употребив зеленуху. Конечно, пудовый скат подошел бы лучше, но где ж его искать? Разыскав оброненное ночью ружье, сразу отступил к дому. Теперь Дворецкому прибавится забот: следить еще и за подводными кущами. Хотя до заката «грива» вряд ли проявится. Но кто сказал, что я вернусь раньше?
   Затем скорректировал страж-программу, настроив ее на предельную жесткость. Правда, предусмотрел исключения, занеся туда знакомых, кому доверял или кого хотя бы не опасался. Вот чужакам лучше сюда не соваться – может статься, и хоронить будет некого.
   Как следует обезопасив дом, я и себя экипировал по высшему разряду. Для чего распотрошил посылку Аскольда, доставленную позавчера, – к слову, довольно увесистую. «Плавунец» пока отложил, а вторую «стрекозу» наладил за десять минут, уже имея в этом опыт. Затем сосредоточился на боевом скафандре. Какими путями я выходил на него, сколько недель обхаживал изготовителей! Аскольду осталось лишь оплатить и доставить заказ – недешевый, само собой. Зато во всей губернии только мы с ним могли похвалиться такой экипировкой. Помимо самой брони в комплект входили:
   – тактический компьютер-ранец;
   – цифровая камера и дисплей, вмонтированные в шлем;
   – радиостанция с режимом цифровой передачи и засекречиванием;
   – система опознавания «свой-чужой»;
   – система поддержания микроклимата;
   – тепловизионный прицел, лазерный дальномер, баллистический вычислитель, система навигации.
   Впрочем, в ведущих армиях мира такой набор уже делался нормой. Но вот монитор, транслирующий картинку прямо на сетчатку, или мышечные усилители, встроенные в броню, войдут в обиход еще не скоро. Главным ограничителем тут выступает аккумулятор. Предполагалось, что усилители мускулов, основные потребители энергии, требуются лишь изредка, а прочее время боец обходится своими силами.
   Облачившись в боескафандр, я впрямь ощутил себя киборгом – неуязвимым, опасным, запредельно могучим. На пике сила возрастала раза в четыре, хотя к этим всплескам еще следовало приноровиться. При всем том скафандр не выглядел громоздким – как и прежние мои доспехи, он неплохо маскировался просторной одежкой.
   И вооружился я основательней, благо на скафандре хватало креплений. Вот машину менять не стал – вчера «болид» показал себя совсем недурно. Только навесил на него дополнительные щиты, а боекомплект довел до полного. Затем снова покинул свою крепость, отправясь, как и положено рыцарю, на поиски приключений.
   На этот раз, прокатившись по той же магистрали, я даже не стал заезжать в город, объехал по окружной. Хотя направлялся не к памятному заводу, а поближе, в главное логово Аскольда, устроенное в глубине узкого залива, подозрительно смахивающего на фьорд. Как и мой особняк, домина сей угнездился на самом краю скалистого берега, но углублялся в обрыв на много этажей, спускаясь едва не до воды. По соседству, в широком гроте, наладили небольшую пристань, а при входе в бухту даже выстроили грозный фортик. Время от времени, по договоренности с Конрадом, вожаком Семейной гвардии, я пробирался в самые заветные уголки их крепости, почти всегда благополучно минуя все датчики и ловушки, расставленные по моим же рекомендациям. Для меня это было неплохим тренингом, хотя рискованным, для здешней Защиты – отличной проверкой. Как и в стрельбе, тут состязались средства обороны и проникновения, причем постоянно то одно, то другое вырывалось вперед. А на кон обычно ставилась жизнь.
   И сегодня я провернул тот же фокус, разыскав Аскольда в его роскошной сауне. К тому ж не одного. Традиция совместных бань, завезенная из Европы, прижилась на нашей почве с особенной легкостью – стоило лишь убрать запреты властей. Правда, западники разумели под этим как раз помывку, а у нас настолько увлеклись средством, что напрочь забыли про цель. И уж раскрепостились так раскрепостились, все приличия поставив на голову. Теперь трусы почитались в сауне едва не вызовом. А потому я ввалился сюда во всем обмундировании, благо скафандр мог погасить и не такой жар.
   Вместе с секретарками-близняшками, щебечущими в оба его уха, Аскольд отмокал в округлой ванне, кипящей от пузырьков. Несмотря на умеренный рост, сложение у главаря было отменным: завидные пропорции, а главное – мощный костяк, на котором мясо нарастает почти без усилий. Вот мне пришлось не один год укреплять суставы, чтобы пробиться в силовики, а тут такое – от рождения. И все равно я ушел дальше.
   – Ну, еще разик, – азартно уговаривал Аскольд одну из сестер. – За папу, за маму, за дедушку…
   Видно, для него было делом чести ублажить обеих до оскомины – кстати, не худшее качество.
   – За Родину, за Сталина, – прибавил я, озираясь.
   – Шо, опять? – взрычал он, точно волк из памятного мультфильма, всем телом разворачиваясь ко мне. – И много еще секретов у тебя в рукаве?
   – Зависит от того, насколько ценишь ты свою жизнь, – ответил я, присаживаясь у стены. – Пока они известны лишь мне.
   – Торгаш! – фыркнул Аскольд. – Первое дело у них: показать товар.
   – Будто сам любишь делиться!
   – С тобой, пожалуй, не поделишься… Придешь и заберешь все.
   Подозреваю, это одна из причин, по которой главарь предпочитал со мною ладить. Уж он знал, что я не вор и не убийца, но любому станет неуютно, если к нему начнут заходить вот так, без стука и спроса. Когда-нибудь, очередной раз взвесив «за» и «против», Аскольд решится на упреждающий удар… А потом, возможно, кто-то другой взломает его Защиту, и вряд ли это будет простым испытанием. Но кто же загадывает так далеко?
   – Ладно, – сказал Аскольд, пытаясь выпутаться из чужих конечностей, – что имеешь сообщить нового?
   Я расселся, вытянув ноги почти до ванны. Не столько в пику ему, сколько ради экономии сил. Если нынче их потребуется хотя бы вполовину против вчерашнего… А свой отчет начал с кокетливых фраз:
   – «Вышло плохо – видно сразу. Я работал по приказу».
   – Что? – нахмурился главарь.
   Ну, времена! Уже и цитируя фильмы, можно прослыть эрудитом.
   – Другими словами, за отчетный период возникло больше вопросов, чем ответов. Вроде и узнал не так мало…
   – Например?
   – Во всяком случае, Калида в этом замешан крепко. Впечатление, будто он гребет под себя городское отребье, всех здешних беспредельщиков.
   – И дурак, – бросил Аскольд. – Кому нужна шваль? Половина их психи, остальные – тупари, без соображения и навыков. Из них Семью не построишь.
   – Калида и не собирается. Эти ваши братства, знаешь ли… Есть и другие способы держать подчиненных в узде.
   – Например?
   – Страх, – ответил я. – Старое, испытанное средство. Отлично заменяет и долг, и честь… даже любовь.
   – Чтобы боялись, нужна сила. Откуда она у Калиды?
   – Ну, видимо, накопил уже достаточно средств, чтоб обзавестись бригадой ликвидаторов. И ребята, доложу тебе, там собрались ушлые – с некоторыми я уж имел дело.
   – И?
   – Больше не хочу. Ноги-то, как видишь, унес.
   – Если они такие грозные, – усомнился Аскольд, – как же толстячок с ними справляется? Вдруг кто потребует прибавки к зарплате, а заказать его Калида не успеет? Нет, без сильной гвардии не обойтись.
   Игнорируя мое присутствие, Аскольд дразнил изнывающих подружек, запустив пальцы под их ягодицы. Или это, наоборот, – демонстрация? И что хочет показать: как мало нуждается в Лане?
   – Ничего, что к вам лицом? – спросил я. – Моя трепотня не мешает?
   – Присоединяйся, – позвал он. – Что ты, как неродной?
   – Недосуг, – отказался я, не слишком заботясь, как услышит это Аскольд: одним словом или тремя. – Это вы сплошь родственники. И занимаетесь, как понимаю, кровосмешением.
   – Сей орган, как и любой другой, требует тренировки, – наставительно произнес Аскольд. – Не моя вина, что женушка не справляется.
   Мне, что ли, ее на путь наставить?
   – Лучше бы мозги чаще упражнял.
   – Одно не помеха другому.
   – А знаешь, что от избытка секса слабеет соображение?
   – То-то ты такой умный! – съязвил он.
   Двойняшки захихикали в унисон. Маленькая, но аудитория – как же без нее? Я помолчал, с интересом разглядывая их прелести, отблескивающие в сумраке. Затем сказал:
   – Есть у собачников термин: «развязать», – не слыхал? Так вот я завязал… временно. Голова сейчас важнее головки.
   – Понятно, – хмыкнул Аскольд. – В монахи, значит, подался. Из своего гнезда скит устраиваешь. Видел я одну из твоих послушниц – с такой, пожалуй, завяжешь!
   – Думаешь, стану «метать бисер»? – пожал я плечами. – Развратнику нудиста не понять.
   Тут меня посетила занятная мысль, и, пока не забыл, решил ее обкатать:
   – Насколько знаю, при вхождении в Семью бандята приносят клятву.
   – Присягают на верность, да, – кивнул Аскольд, настораживаясь. – Что, наконец самого потянуло?
   – Ща, разбежался!
   – Тогда при чем тут присяга?
   – Хотел узнать, прибавляет ли она верности твоим браткам или остается, как обычно, сотрясанием воздуха.
   – А черт его знает! – искренне ответил главарь. – Может, и прибавляет – тем, кто доверчивей. Хуже-то не будет, верно?
   – А вот у Калиды присяга работает.
   – Как это? Ты ж говорил: страх!
   – Любую угрозу можно перешибить другой, прямой и непосредственной. Но тамошние нукеры на угрозы плюют.
   – Может, у них родичи в заложниках?
   – Это ты у Кобы заимствовал? – полюбопытствовал я. – На многих действует, но ведь не на всех? И уж во всяком случае – не на маньяков.
   – Господи, они-то при чем?
   – При том, что у Калиды завелись и эти. И не где-нибудь, а в ближнем круге. Как тебе такое?
   Аскольд покачал головой.
   – Храбрецом толстун никогда не был, – заметил он. – Уж не вставил ли в них выключатели?
   – Фантастики насмотрелся?
   – А разве сложно? Чуть кто возбухнет – р-раз!..
   – Говорю ж: дело не только в страхе. Они на самом деле верны Калиде.
   – «Но я другому отдана…» – вдруг процитировал Аскольд, совершенно не выносивший поэзии. – Все-таки не мешает одного вскрыть.
   – Тебе бы самому не повредил рубильник!
   – Можно ж и по науке? Просветить там, скальпельком аккуратно… У меня найдется знакомый хирург.
   – Поищи лучше гипнотизера. А то и колдуна.
   – Чего-чего?
   – Во всяком случае тут не простое внушение.
   – Притормози, – велел главарь. – Это уж не фантастика – фэнтези.
   – Сейчас не до терминологии, – пренебрег я. – Равновесие нарушилось, не чувствуешь? Грядет новый передел.
   – В чью пользу?
   – Будто поверишь, если скажу… Хотя, – я хмыкнул, наткнувшись на довод, – ты не заметил странностей в ухватках Носача?
   Аскольд бросил в меня напрягшийся взгляд, будто рапирой кольнул:
   – Ты о чем?
   – «Моя Земфира охладела», так?
   – К чему ведешь, я не пойму!
   Я снова ухмыльнулся, не без злорадства.
   – Думаешь, Носачом его за шнобель прозвали? Нюх у него редкостный! А к нюху есть полезное качество: он всегда на стороне побеждающих.
   – По-твоему, он переметнулся? Да я ж его в землю вобью!
   – Чем гневаться, оценил бы: такой чуткий прибор!.. Ты ведь хотел знать, куда дуют нынешние ветра?
   – А знаешь, что случилось прошлой ночью? – вдруг спросил главарь.
   Еще бы, за эту ночь со мной стряслось столько всякого!
   – Ну?
   – Потопили одно из моих судов, «Орла». Не выплыл никто, хотя до берега было рукой подать.
   – И что это значит? – прикинулся я непонимающим. – Твоя версия?
   – Лишь у Грабаря есть подходящая посуда, чтоб устроить абордаж. А свидетелей оставлять, ясное дело, ни к чему.
   – Ты сказал: до берега близко. Что, видели зарево?
   – Точно.
   – И слышали что-то?
   – Взрывы.
   – А выстрелы? Ночью да над водой звуки разносятся на километры.
   – Нет.
   – Странно, да? – сказал я. – Что за абордаж без пальбы!
   – Думаешь, торпеда?
   – Ага, и подводная лодка, – подхватил я. – Неслабо разжился Грабарь, и всё, лишь бы тебя достать!..
   Лицо главаря потемнело. Но он лишь спросил:
   – Тогда что: ракеты?
   – Я осмотрел ваше пожарище, – сказал я. – Склад будто атаковали с моря. Но от ракет был бы иной эффект. Кстати, сторож не всплыл?
   Аскольд покачал головой, затем добавил:
   – Но до того, как полыхнуло, якобы раздалась очередь.
   – Прощальный салют. Может, под головешками отыщется ствол.
   – Кажись, и у тебя есть версия?
   – Тебе ж неинтересны домыслы? По моим ощущениям, парень погиб, а что до виновников… – Я пожал плечами. – Когда в деле фигурируют море и ночь, можно ожидать чего угодно.
   – Это похоже на почерк Грабаря. Он давно мне в затылок дышит.
   – Много ты смыслишь в почерках, – фыркнул я. – Тоже мне – эксперт!
   Не люблю служить громоотводом, но лучше бы Аскольд выплеснул раздражение на меня. Не так опасно для общей ситуации.
   – Слыхал же: у Грабаря подстрелили сына? – прибавил я.
   – Да хоть всех! Старику давно пора сделать укорот.
   – Как бы и он не решил, что это твоя работа.
   – Если б я наехал, – снисходительно пояснил Аскольд, – сделал бы умней.
   – Это ты знаешь. Возможно, и я. А вдруг Грабарь посчитает иначе?
   Нехотя главарь представил, буркнул:
   – Ну?
   – Ты же мнишь себя умным? Вот и думай! Кому на руку сия чехарда?
   – По-твоему, это Калида затеял передел?
   – До сих пор ему перепадало, чем брезговал крупняк. А теперь сделалось тесно в своей нише. Вот и решил стравить вас, чтоб высвободить пространство.
   – Ты так уверенно говоришь!
   – Я знаю Калиду. Хитрым он был всегда, а сейчас накопил силу.
   – Да откуда у этого шибздика?
   – Вот и я думаю: откуда?
   – А чего ты так выгораживаешь Грабаря? Наводит на подозрения!
   – Не люблю очевидных решений. Тебя сейчас будто подталкивают к тому, для чего ты уже созрел. Не обидно оказаться настолько управляемым?
   – А доказательства?
   – Не в суде. Я знаю, ты знаешь… Мало?
   Фокус не прошел. Аскольда так просто на кривой не объедешь.
   – Как раз я не знаю пока, – отрезал он. – Вообще, Род, разочаровываешь меня. Заявился с домыслами, стращаешь Калидой. Да кто ж его убоится?
   – Дерьмо быстро слипается. А рассыпано оно нынче всюду.
   – Ты на кого намекаешь?
   Я усмехнулся:
   – Вообще я имел в виду Калиду и его присных. А ты что подумал?
   – Ты понимаешь, что у нас Семья? – сказал Аскольд. – Не какое-то там сборище отребья!..
   – Тоже мне, боевое братство! – фыркнул я. – Уж мне известно, у кого тут львиная доля. Не вы первые спекулируете на родстве – японцы тоже на нем экономику поднимали. Но они придумали и другое: четкую регламентацию отношений и поступков – долг, подменивший чувства.
   – Как у тебя, что ль?
   Помолчав, я спросил:
   – Ась?
   – Нет, кроме шуток, – сказал Аскольд, посмеиваясь. – Мне интересно, отчего ты честен со мной. И с другими. Ведь тебе плевать на нас.
   – Честность – товар, сам ведаешь.
   – И на прибыль тебе плевать, – отмахнулся главарь. – Ты на методиках навариваешься нехило – зачем тебе сверх?
   – Я эстет, – пояснил я. – Люблю красивое: природу, женщин, поступки…
   – Ну да, сакура в снегу, сады из камней, – хмыкнул он. – Самурай!.. Еще и чистюля, верно?
   – Верно. А грязь – любая – негигиенична.
   – «И тут выхожу я, весь в белом…»
   Красотки вновь захихикали, как по команде. Им бы комедии озвучивать, подсказывая тупому зрителю, где смеяться.
   – Считай это патологией, – предложил я. – Зачем усложнять? К тому ж это не единственный мой бзик.
   – А что еще?
   – Еще я верю в совесть. Слыхал про такое?
   – Ну-ну, – проворчал Аскольд. – И с чем это едят?
   – Тебе, конечно, трудно поверить, но между всеми людьми – имею в виду нормальных – присутствует связь. Так вот с нею сейчас происходят странные трансформации. В целом ее, видимо, не стало меньше. Но ближних тут впрямь возлюбили как себя – за счет дальних, любовь к которым сошла на нет.
   – Надо ж, какой ужас, – вздохнул главарь и потискал двойняшек: – Вам тоже страшно? Ах, мои сладкие!..
   Заворочавшись, он вместе с ними перебрался за стол, где поджидали тарелки, полные овощей, зелени, и поднос с ломтями слегка прожаренной говядины. Аскольд и раньше уважал ее с кровью, а теперь заимел привычку рвать мясо руками. И девицы охотно поддержали его в этом. А жирные руки все трое, дурачась, вытирали друг о друга, благо рядом полно воды. Надо признать, такие ухватки вполне гармонировали с наготой, а вот интерьер следовало менять. К примеру, сгодилась бы пещера с жарким костерком по центру и закопченным сводом, в которой я побывал вчера.
   – Совесть, хм, – снова заворчал Аскольд. – А кто трындел, что в мистику ни за какие коврижки? Это ж надо: совесть!..
   – Я говорил: есть вера, а есть суеверия. Да и в вере разброс адовый. Кто-то верит в бородатого хмыря за облаками, который всем делает «козу»; я – в совесть, как объединяющее начало… Ну, для упрощения представь ее, как круговую поруку в масштабе Вселенной.
   – А шарика тебе уже мало? – спросил главарь. – Ладно, теперь скажи что-нибудь по делу. Нас-то сейчас чего затрагивает?
   – Люди перестают реагировать адекватно, понимаешь? Слишком у многих отказывают тормоза. Единственное, что еще удерживает большинство, – тот же страх.
   – А разве когда-то было иначе?
   – Ну, поздравляю!.. По себе судишь? Тогда с тобой опасно вести дела.
   – Есть еще выгода, – успокоил он. – Пока что ты нужен мне.
   – Пока – что? Пока и твой ветер не переменится? А есть такие, кто пойдет со мной до конца?
   – В дырке пошуруй, – посоветовал Аскольд. – Там им самое место.
   Секретарки разом засмеялись, не прекращая умасливать хозяина в четыре руки. Похоже, и этому в споре с одиночкой требуется поддержка.
   – Жизнь пошла, а? – подивился я. – Маньяки делаются нормой, совестливых записывают в психи.
   – Мой бедный Род, – с прохладной улыбкой молвил главарь, – тебе не достигнуть вершин. Слишком отвлекаешься на ерунду.
   – Так ведь карабкаемся по разным склонам. Не понял еще?
   – Ты о чем?
   – Хочется наследить в Истории? Да ради бога! Принимай эти грязевые ванны, пока не пропитаешься насквозь.
   – Вопрос в цене, – сказал Аскольд. – Нормальную цену я готов платить.
   – Вопрос в цели, – возразил я. – Власть ведь тоже средство, как и секс. Думаешь, достиг вершины, сделался царем мира? А это сперма прокатывает по бугоркам наслаждения, побуждая всаживать корень снова и снова. Это инстинкт, понимаешь? Живность запрограммирована на продолжение рода, а ты, как бобик, следуешь программе. И еще разглагольствуешь о цене!
   – Пусть средство, – уступил он. – Для больших свершений, для благих дел… А?
   – Ты ж гордишься «холодным умом». Вот и вспомни, скольких ты уже сдал либо столкнул с карниза, пока карабкался наверх. В таких делах либо «холодная голова», либо иллюзия «чистых рук» – третьего не дано.
   – То есть или сволочь, или дурак? – уточнил главарь, нехорошо улыбаясь. – И кто я, по-твоему?
   – А уж это сам выбери, – предложил я, не мелочась.
   – Был бы дурак, давно убрал бы тебя с глаз долой. И не слушал бы ересь.
   Краем рта я усмехнулся: «Вот и выбрал».
   – Или, думаешь, за тебя вступятся?
   А это уже напоминало сведение счетов – всплыла давняя обида!
   – Давай разберемся, – сдерживаясь, предложил я. – Что выиграешь ты, убрав меня, и что потеряешь… Конечно, если ты еще способен разбираться.
   Последняя фраза была, наверно, лишней… а может, и нет. Я ведь впрямь не боялся его, и лучше бы Аскольд это усвоил. Пусть подозревает тут подвох – я ведь спец по сюрпризам, – пусть вспомнит мои приступы ярости, которые не остановить первой пулей. Пусть думает, что за мной большие силы – к примеру, федералы. Или даже ЦРУ.
   – По-моему, нас не туда повело, – с неудовольствием заметил Аскольд. – Вообще, я что тебе поручал?
   – А и вправду, что?
   – Разберись с шарашкой на канале, – распорядился он, явно играя на публику. – Нужно выведать, откуда поступают эти ляльки. Уж не прорыл ли кто тоннель сквозь весь шарик?
   Ну да, из самого Сан-Франциско прямиком в наш зачуханный городок.
   – Хочешь знать, что говорит мой внутренний голос? – спросил я.
   – Ну? – заинтересовался главарь.
   – «Да пошел ты!..»
   И все ж от логова контрабандистов я двинулся к трехэтажке, где обитали странные ребята. Напрасно Аскольд понукал – меня и самого влекло туда, как магнитом. Хотя все, что можно подглядеть через тамошние окна, исправно поступало к Дворецкому и каждую заснятую сценку я мог просмотреть на любом удалении от объекта. «Завесу молчания», окутывающую таинственное здание, удалось обойти без особых проблем, выловив в Океана программку, позволявшую читать с губ. Я даже снабдил озвучивание подлинными голосами, записав их снаружи дома, – благо все четверо, похоже, не применяли повышенные тона. И так же безмятежны, благостны были их лица. За такими лицами можно следить часами, заряжаясь их спокойной уверенностью. Кто бы знал, как утомили меня людские хвори! Ведь почти не осталось полноценных, вменяемых. Маньяки да параноики лишь крайние проявления общего недуга, и чуть не всякий выкажет патологию, стоит копнуть глубже.
   Как и ожидалось, картинки не содержали полезной информации. Если не считать имен четверки: Ника, Стелла, Влад, Стас. Никой звали как раз ту, с песочными волосами. Хотя Стелла смотрелась не хуже, на свой лад, – белокожая брюнетка с прекрасным ликом и роскошными формами.