Страница:
Тут жили сытно, но опасно – за всё своя плата. На здешних стремнинах легко дышится, однако любой промах чреват гибелью. И рассчитывать приходится больше на себя, в особенности мне, одиночке без-Семейному. И потому еще на подходе к Вольным Кварталам я стал настраивать себя на круговую оборону, рассеивая внимание во все стороны. Я от рождения неплохо «вижу поле», однако специально раскопал в Океане способ довести это свое дарование до почти мистической чуткости. Чем не раз удивлял ухарей, пытавшихся застать меня врасплох.
Городская база Аскольдовой Семьи помещалась в домине, высившемся недалеко от гавани, так что с верхних этажей можно было приглядывать за портом. По местным меркам здание могло сойти за небоскреб: двадцать два этажа как-никак. Это не считая пентхауса на крыше, где располагался офис главаря. Громадой этой Аскольд обзавелся по случаю, и поначалу большинство помещений пустовало. Но мало-помалу комнаты оживали, заполняясь мебелью, оборудованием, служащими. А на нескольких этажах даже устроили гостиницу для федеральных и зарубежных партнеров, все чаще наведывавшихся сюда. Дом стал верхушкой айсберга, которую Аскольд намеревался предъявить властям, чтобы сойти за респектабельного. Хотя и тут, насколько я знал, многие дела не афишировались.
На въезде в подземный гараж я, опустив стекло, приставил ладонь к контрольному сканеру, выставленному вблизи дорожки. А из постовой будки меня прощупали взглядами двое сторожевиков, прежде чем пропустить. Гараж был просторный, на весь подвал, однако машины стояли густо, причем в большинстве броневые, раскрашенные в цвета Семьи, – значит, и братков наехало немало. То ли подвалила срочная работенка, то ли Аскольд решил подстраховаться. Уж не вызревает ли в городе новый передел? Похоже, главарь не все говорит мне… что, в общем, не удивительно.
Отсюда, из гаража, лифт не ходил. Чтобы попасть наверх, следовало сперва прогуляться пешком по двум нижним этажам, залитых уютным светом. В оборудованных закутках поджидали посетителей приветливые милашки, готовые направить по нужному адресу, а вокруг слонялись вооруженные братки – это не считая обычной охраны. Через такой заслон чужаку пробраться сложно. Но меня тут знали многие, некоторые даже приветствовали, молча вскидывая руку. Особый шик заключался в синхронности движений – это как бы подтверждало равенство.
К слову сказать, кое-кого из здешних знакомцев мне пришлось в свое время поколотить, чтоб «уважать себя заставить». Средство оказалось действенным: битые едва не полюбили меня и нахваливали перед приятелями куда больше, чем я заслуживал. Да ради бога – лишь бы другие не вязались! Впрочем, в этом здании можно не опасаться наездов. Всеми способами Аскольд поддерживал в Семье дисциплину и препятствовал стычкам среди своих. Тем более возбранялось задевать гостей.
В шикарной приемной Аскольда меня встретили две близняшки-метиски, Мила и Тина, улыбчивые, ухоженные, нарядные, точно куколки. Они и выглядели спортивно, несмотря на изящные пропорции, а вдобавок были выдрессированы на диво. Так что могли ошеломить даже серьезного бойца, не знай тот об этом сюрпризе. Их преданность шефу подкреплялась почти родственными с ним отношениями, а ревность исключалась собственной близостью. К тому же главарь никогда не скаредничал с подружками – чтобы их не перекупили на стороне.
С десяток минут мне пришлось обождать – как же без этого? Но в такую игру мы играли не первый раз, и Аскольд знал, что более четверти часа терпеть не стану, если только он сам не выйдет и не объяснит задержку. И после недолгой трепотни с двойняшками (паршивки и на сей раз не сболтнули лишнего) меня допустили в кабинет.
Обстановка тут была на зависть, хотя без излишеств. Сквозь закрытые жалюзи проникал бледный свет. На столе, за которым устроился главарь, рядом с широким монитором, приткнулся поднос с пузатой бутылью, парой хрустальных рюмок и неизменными солеными орешками. В сторонке, у стены, притулился полированный шкаф, где даже имелась полка с книгами, в основном даренными. Насколько я знал, любимыми томами Аскольда, которые он иногда перечитывал, были «Наполеон» Рабле и романы Ильфа-Петрова, связанные общим героем. Одна книга о прославленном властолюбце, впрочем неважно кончившем, вторая об обаятельном мошеннике, мечтавшем о легкой наживе, но от всего богатства сохранившем только орден Золотого Руна. Интересно, Аскольда не настораживает такое совпадение финалов?
Как и обычно, главарь был при полном параде, только мундир пока сбросил на спинку кресла.
– За скафандром пришел? – спросил он со всегдашней своей прохладной ухмылкой. – Тут такое дело, Шатун: накладка вышла.
– То есть?
До сих пор Аскольд меня не подводил – по крайней мере, в делах.
– Я уж отправил его к тебе – катером. Не думал, что ты выберешься до обеда.
– По-моему, мы договаривались иначе. Или забыл?
– Ну извини, промахнулся, – не стал оспаривать он. – Какой наложишь штраф?
– «Стрекозу» тоже услал?
– Естественно.
– Тогда реквизирую вторую, – решил я.
– На время расследования, да?
– Если выживет.
Аскольд хмыкнул. Ему не жаль было «стрекозы», но поторговаться – святое дело. Так и сколотил капиталец: зернышко к зернышку. Зато теперь может клевать их, пока не опустится сам собой с двадцать третьего этажа на первый. Эдакий амбарище!.. Хотя, если прорвет где, таким потоком главаря может вынести на улицу и дальше – до ближнего оврага.
– Что-нибудь прояснилось? – полюбопытствовал он. – Наверняка ж ты поплавал вчера по Океану.
Общаться со мной Аскольд предпочитал без свидетелей. Мало ли, чего я опять выкину, – придется реагировать. Вообще я стараюсь не нарываться, но кто поручится, что мне не попадет вожжа под хвост. Или что меня муха не укусит. (А я виноват, что они тут летают?)
– Немного, – ответил я. – Слухи, сплетни, статистика… Странная, однако.
– Мистика не проглядывает?
В его ухмылке что-то изменилось, будто возникла натужность. А ведь сейчас он не шутит!
– Это последнее, во что поверю, – ответил я. – Когда не останется других версий.
– Ну-ну, – сказал Аскольд небрежно. – Главное: не затяни следствие.
Я посмотрел на него внимательней, спросил:
– Ты в церкви-то давно не был? Или крестик у тебя для блезиру? Православие, чтоб ты знал, отвергает суеверия.
– Как и коммунисты, – хмыкнул он. – Правда, суеверия от этих заклинаний не исчезают. Может, и есть где корни?
– В психике, – ответил я. – Прежде всего. Слабые умы легче впадают в ересь. И крайности им больше свойственны.
– Ты что, тоже заделался верующим? – удивился Аскольд. – И куда подался: в христианство, мусельство, буддизм?
– По мне, так и все конфессии – ересь. Бледные подобия истины. Но большинству-то они годятся – всё лучше, чем безверие.
– Ты сказал: «прежде всего», – напомнил он. – Что еще?
– Непознанное. Конечно, его хватает. Но куда чаще за чудеса выдают собственные глюки. Мало ли чокнутых вокруг!.. А я поверю в чудо, когда пощупаю сам. Пока что мне на это не везло.
– Все когда-нибудь кончается, – заметил главарь. – Включая твое везение.
На секунду мне стало зябко: по-моему, он намекал на что-то. Уж эти ревнивцы! Впрочем, сперва дело. А все разборки оставим на потом.
– У тебя больше нет вопросов? – спросил я. – И у меня. Так я пойду?
– С вопросами у нас перепроизводство, – сказал Аскольд, наливая себе и мне по рюмочке " Наполеона". – Затоваренность. Вот отвечать некому.
В задумчивости он глянул вдаль, окидывая окрестности орлиным взором. Машинально я тоже покосился на окно, но куда с большим скепсисом. Здешняя-то высотка господствовала, и бронестекла к месту, – но не слишком ли на виду? При желании можно достать любого орла, хотя б и ракетой.
А вслух сказал:
– Заведи визиря, как принято на Востоке. Уж он тебе напоет!
– Но у нас – Запад.
– Ты уверен? Тогда обзаведись командой экспертов. Если сумеешь набрать приличных спецов…
– Восток-то – дешевле.
– Да где найдешь такого универсала? И не оказался бы он слишком ушлым для тебя… С командой-то совладать легче.
Аскольд самоуверенно ощерился: ну, это положим, – вдруг спросил:
– Как достигают настоящего богатства – а, Род? Ведь бродят где-то «бешеные бабки», дожидаются охотников!.. Как угодить в такой заповедник?
У него всегда была тяга к браконьерству, да и сейчас жил как в лесу. Но в нынешних делах дошел, видно, до насыщения.
– Все ищешь «золотое дно»? – хмыкнул я. – Наследство, ископаемые, спекуляции… Здесь с этим туго, насколько знаю. Артист из тебя хреновый, как и режиссер. Влезать в наркоту или работорговлю – слишком ты на виду.
Мне показалось, при упоминании артистов на лице главаря что-то дрогнуло. Уж не задумал и он податься в шоу-бизнес? Дело-то прибыльное – при наличии свежих дарований.
– И что остается?
– Идеи. Кто подбрасывает людям действительно стоящую вещь, тот на коне.
– Компы, да? – спросил Аскольд. – Авто, ракеты, транзисторы… А что станет следующим?
– Если б я знал!.. Думаешь, сидел бы тут?
– Надо, надо рыть! А вдруг подфартит нам?
– Хочешь сказать: «мне»? – проворчал я, но главарь сделал вид, что не услышал. (Тоже, между прочим, умение.)
– Мы ведь с тобой нищие, Шатун, – сказал он. – В сравнении с мировыми зубрами. Ты больше, я меньше.
– По-моему, твоя нищета – внутри. А там ее ничем не насытишь.
Очередная моя сентенция прозвучала двусмысленно: это ж какая нищета имелась в виду – не духа ли? Прищурясь, Аскольд глянул на меня, и оживление на его лице потухло.
– Ну, я свободен? – сейчас же спросил я. – Свободен наконец?
– Что не пьешь? Классное пойло.
– На работе не пьют.
– И девок не потребляют, да? – фыркнул он. – Небось, и не куришь?
– И не колюсь. Еще что интересует?
– Завтра жду с отчетом, – сказал главарь. – Вообще, наведывайся чаще. Этот не тот случай, когда важен только финал.
– Ну да, вдруг сгину на дистанции – вместе со всем тем, что успел раскопать, – подтвердил я сочувственно. – Это ж какие убытки!
Аскольд осклабился и кивнул на дверь: мол, отпускаю – пока. Гуляй, Родя!
После залитого светом высотника я заскочил в тренажерник, притулившийся в сумеречном сыром подвале, где у меня тоже хватало знакомцев, и переговорил с теми, кого застал там, – включая тренера, которого по старой памяти подпитывал сведениями, почерпнутыми в Океане. Кто имел средства, давно обзавелись собственным оборудованием, но остальные по-прежнему теснились в таких вот «качалках». За малым исключениям, все тут готовили себя к борцовым турнирам, где можно подняться в иное сословие, заделаться крутарем. Схватки проводились без разделения на веса, а потому без солидной мускулатуры туда лучше не соваться.
В следующем этапе упор делался на фехтовании. Вот тут из габаритных «качков» выкристаллизовались мастера, умевшие обращаться с заточенной сталью и не стеснявшиеся пускать ее в ход. В эту элиту войти куда сложней. И много опасней, ибо неудачная попытка может стоить жизни.
Но обо всех этих игрищах лучше забыть, когда начинается пальба. Я вообще плохо понимаю, зачем наворочали такие сложности, если самый хилый стрелок может играючи завалить любого мечника. То ли ребятки увлеклись соревновательным духом в ущерб здравому смыслу, то ли впрямь задались целью вывести породу, отличную от прочих. Или ставка делалась на доспехи, которые не пробить обычной пулей? Но система-то сложилась раньше, чем они появились. Что-то не замечал я у крутарей дара предвидения!
Из тренажерника я отправился прямиком в порт, один из главных стержней городской жизни, вокруг которого крутилось много всего. Забросив «болид» на платную стоянку, отправился слоняться по окрестностям, и сам не очень представляя, что ищу. Заправляли тут Портовые Крысы (не путать с Крысятами-ползунами), то бишь докеры, сплотившиеся то ли в гильдию, то ли в братство. Настоящей Семьи из них не получилось: слишком разношерстая публика, – однако таких здоровяков и горлопанов поискать, а решимостью они могли дать фору любым бандитам.
Обычно в порту хватает суеты, но сегодня выдалось затишье. На главной пристани дожидался пассажиров теплоход, сияющий белизной и полировкой, готовый хоть сейчас отправиться вокруг Европы. В сторонке разгружалась баржа-самоходка, доставившая очередной груз контрабанды. Верховодил тут Грант, один из «старших братьев» Аскольдовой Семьи, прозванный Гепардом за худобу и хищную грацию. Переругиваясь с грузчиками – больше со скуки, чем ради порядка, – он прогуливался по набережной. Следом семенил пьяненький таможенник в помятой пропотелой форме, канюча взятку – ну хоть какую-нибудь. Наконец Грант сунул ему в лапу, лишь бы отстал, и тот заковылял прочь, вполне удовлетворенный. Переглянувшись с капитаном, наблюдавшим за сценкой с мостика, Грант весело рявкнул:
– Таможня дает добро!
«И все вздохнули с облегчением».
Конечно, я осмотрел сгоревший склад и, конечно, ничего там не обнаружил – то есть никаких сторонних вещей. Хотя впечатления от пепелища сложились странные.
Покрутившись в порту, я перекочевал в соседний парк, где и вовсе оказалось пусто. Лишь возле замызганного туалета, на свежевыкрашенной скамейке, расположился казачий патруль. Черт знает, зачем они забрели сюда – может, как раз в поисках сортира. Поигрывая плеточками, казаки с прищуром поглядывали по сторонам, однако вели себя смирно: все ж не у себя в слободе. И шашки по нынешним временам смешное оружие, хотя, в отличие от самозванных дворян, казаки умели ими орудовать. К шашкам, правда, прилагались карабины, но тут на один ствол из любой подворотни могли садануть дюжиной. Разомлев на солнце, служивые лениво переговаривались, покуривая с показной небрежностью. Старшой даже ослабил портупею, давая роздых обширному брюху, и стащил фуражку со вспотевшей лысины, обмахиваясь вместо веера.
Внезапно из дверей сортира возник поджарый типчик в цветистой косоворотке и припустил в сторону едва не рысью. Следом выскочил белобрысый молодой казак и заверещал дурным голосом, тыча в типчика пальцем:
– Гей, славяне!.. Гей, гей!.. Держи его!
Казаки переполошенно закрутили головами, с натугой кумекая, схватились за карабины. Затем дружно заржали в три голоса, а старший укоризненно прогундосил:
– Ну чё горло дерешь, почка? Сказал бы по-нормальному: педик. А то…
– Гей, гей – не бывает голубей! – насмешливо пропел другой казак, долговязый и горбоносый. – Лопух ты, братец, – нашел диковину! Да здесь их… – И он смачно сплюнул в кусты.
Оставив парк, я пересек брусчатую мостовую, направляясь к мрачного вида двери под аляповатой вывеской, на коей значилось: «Причал», – коротко и емко. Обычно сюда причаливали иногородние моряки да местные контрабандисты, а больше всего тусовалось Портовых Крыс, – в общем, публика не скучная. Намеренно или нет, но трактирный интерьер будто срисовали со стивенсовской «Подзорной трубы»: низкий потолок, неоштукатуренные стены, посыпанный морским песком пол, красные занавески на окнах. Меж сложенных из кирпичей колонн разбросаны столики, у дальней стены притулилась пестро разукрашенная эстрада – хотя ее-то, по-моему, заимствовали из вестернов. По вечерам и тут устраивали фривольные пляски, но больше для демонстрации товара, совмещая варьете с куда более прибыльным борделем.
Народу в трактире хватало, и составляли его в основном докеры, коротавшие время в ожидании работы. Пришлых я разглядел с десяток, и среди них – вот уж кого не ожидал встретить тут! – Лана, с недавних пор законная супруга Аскольда. Все-таки главарь заполучил ее, хотя дожидаться пришлось не один год. Надо отдать должное: играл он честно.
Сопровождали Лану двое молчаливых амбалов с пристегнутыми к бедрам секачами, а в сторонке я приметил третьего, худого и опасного точно кобра, наверняка скрывавшего под одеждой немалый арсенал. Все верно, такие места без подстраховки лучше не посещать – тем более, такой приметной даме. И с чего ее занесло сюда: приключений ищет?
Только я возник на пороге, как Лана уперлась в меня настойчивым взором. Деваться некуда – я прошел прямо к ее столику и уселся напротив, в единственное свободное кресло.
– Что будешь? – спросила женщина. – Колу?
Я кивнул: она помнила мои вкусы. Лана сделала знак половому, выждала, пока тот примчится с бутылкой, затем велела амбалам:
– Погуляйте, ребятки. Как бодигард, Шатун стоит вас обоих.
Парни не противились, дисциплинированно перекочевав к соседнему столу. Потягивая колу, я разглядывал их хозяйку, свою единственную настоящую страсть, уже отпылавшую… ну, почти. С последней встречи Лана мало изменилась, разве поблекла слегка. Или ее глаза перестали освещать лицо. Или это я теперь видел женщину иначе. Но марку Лана держала – такая же изысканная, элегантная. Подходящий персонаж для портового кабака.
– Всё один бродишь? – спросила она. – Что так?
наш вчерашний разговор Лана, видно, забыла – хороша же она была! Зато курила сейчас с таким остервенением, будто задалась целью подпортить Аскольду потомство.
Пожав плечами, признался:
– После тебя не тянет ни к кому.
– Что ж тогда не удержал?
– А мы бы все равно не ужились. Вот с Аскольдом тебе – в самый раз.
– «Пост сдал», да?
– Так уж вышло. Каждый получил, что заслуживает.
– А ты жестокий. Прежде не замечала.
– Ну, я-то и вовсе остался на бобах!..
– Зато свободен, как орел. Не желаешь плодиться в неволе, да?
– Так я и на воле не стремлюсь. И поздно уже, покоя хочется.
– «Старый стал, ленивый…» Потому и сюда зашел?
– А вот за это благодари мужа – всучил-таки работенку.
– И чем соблазнил?
– Глубинной подлодкой, – хмыкнул я. – Ты ж знаешь мои слабости.
– Ну да: чистое море и мутный Океан!.. А что за работа? – спросила между прочим. – Дело о сгоревшем складе? Или о пропажах?
– Забыла? Я не обсуждаю чужие дела.
– Так уж и «чужие»!
– Ты здесь ни с какого боку, поверь. Если свербит, пытай Аскольда, а у нас, наемов, собственная гордость.
– Ты – и наема? Не смеши.
– Разовый, милая, разовый. И потом, мне самому интересно.
– Вот это ближе.
– Что-то творится в городе, не чуешь? Что-то готовится, назревает.
– Скажи, – сказала Лана вдруг, – ты не жалеешь, что мы… что у нас…
– Иногда. Но как представлю, куда это могло завести!..
– И не скучно каждый раз просчитывать последствия?
– А разве ты не хотела гарантий? Каждый желает соломки подстелить.
– Ну да, любовь – любовью, а до полного отречения…
– Именно.
– Может, тебе никто не нужен, а? Имею в виду, по-настоящему. Или принцессу ждешь?
– Разве я похож на Ассоль?
– Скорей на Кинг-Конга. Эдакий реликт древних эпох. Ей-богу, иногда жалею, что ты такой здоровенный, непрошибаемый, самодостаточный…
– Ну, извини.
Впрочем, другая моя знакомая пошла еще дальше и высказала пожелание, чтобы я сделался калекой, – вот тогда, мол, «стану тебе нужна». Дурочка, у нее не хватило разумения понять, что «вот тогда» я повешусь.
– А роль любовника при живом муже тебя по-прежнему не устраивает?
– Милая, зачем мне лишние угрызения?
– И ссор все так же избегаешь?
– Ссориться – зачем? Я просто отхожу в сторону.
Если позволяют. Если нет, приходится, как правило, им… отползать.
– А у меня без этого – никак.
Без чего: без ссор, без любовников? Впрочем, не мое дело.
– Ты сама выбрала, – сказал я. – Хотела гарантий, защищенности? Ты их получила.
– Я хотела надежного человека рядом. И чтобы любил.
– Надежным человеком нельзя управлять. Либо он сильный, либо управляемый. А ты пытаешься совместить.
– Я только хотела любви, – повторила Лана с надрывом.
– Думаешь, она извне приходит? – спросил я. – А если придет, чем сможешь ответить?
Что за про#клятый мир! Лучшие люди ущербны в нем с детства и постоянно доказывают что-то – себе, ближним. От самой Ланы я знал, как ее мать внушала девочке, будто та уродка и дура, – проклятье, зачем? Откуда такая ненависть к собственным чадам? Или это сродни мазохизму?
– И что нужно глупой тетке? – усмехнулась Лана. – Полгорода ей завидует!
– Ладно, сменим тему. Тем более, тот тип, – я мотнул подбородком на третьего, засекреченного гарда, – уже нацелил на нас слухач – наверное, с благословения Аскольда. Но лучше б он переключился на парочку в дальнем углу. По-моему, за тобой следят.
Тайный гард тотчас забыл про подслушивание и принялся метать по сторонам косые взгляды, высматривая угрозу. Вот отсекать от Ланы «хвосты» он должен в первую очередь. Когда заварится буча, шустрить будет поздно.
– А может, за тобой, – возразила Лана. – Откуда знаешь?
– Они сидели, когда я вошел… Послушай, можешь мне кое-что обещать?
– Смотря что.
– Раньше не уточняла, – хмыкнул я. – Не бойся, «я по-прежнему такой же нежный».
– Ладно, обещаю.
– Не слоняйся по таким местам, пока не закончу расследование. Ну не нравится мне это!.. Ты еще веришь в мою интуицию?
Шпики разом поднялись и заспешили к выходу, не оглядываясь. Сидели-то они далеко, а слухача я у них не заметил – стало быть, умели читать по губам. И где теперь вынырнут?
– Ну вот, пришло время выполнять обещание, – сказал я. – Пока эти гаврики не накликали беду.
Как и положено средь благородных бандитов, я помог даме подняться и под ручку с ней прошел к выходу. Амбалы с секачами тут же пристроились сзади, а замкнул процессию тощий стрелок, угрюмо поглядывая по сторонам. Так, впятером, мы из подвальной прохлады выбрались на слепящий солнцепек, по раскаленному тротуару проследовали к приземистому серому лимузину, ждавшему за углом, и на пути нам не встретилась ни одна сволочь.
Молча Лана скользнула в салон, следом загрузились гарды, и лимузин отплыл, перегораживая едва не весь проулок. Я глядел ему вслед и ощущал в себе сожаление. Но уже не боль, слава богам. Перегорело, остались руины, слегка дымящиеся. Лучше бы, конечно, не раздувать.
Затем машина скрылась за поворотом, и я глубоко вздохнул, восстанавливая равновесие. Ну вот, теперь можно снова вернуться к делам.
Глава 5
Городская база Аскольдовой Семьи помещалась в домине, высившемся недалеко от гавани, так что с верхних этажей можно было приглядывать за портом. По местным меркам здание могло сойти за небоскреб: двадцать два этажа как-никак. Это не считая пентхауса на крыше, где располагался офис главаря. Громадой этой Аскольд обзавелся по случаю, и поначалу большинство помещений пустовало. Но мало-помалу комнаты оживали, заполняясь мебелью, оборудованием, служащими. А на нескольких этажах даже устроили гостиницу для федеральных и зарубежных партнеров, все чаще наведывавшихся сюда. Дом стал верхушкой айсберга, которую Аскольд намеревался предъявить властям, чтобы сойти за респектабельного. Хотя и тут, насколько я знал, многие дела не афишировались.
На въезде в подземный гараж я, опустив стекло, приставил ладонь к контрольному сканеру, выставленному вблизи дорожки. А из постовой будки меня прощупали взглядами двое сторожевиков, прежде чем пропустить. Гараж был просторный, на весь подвал, однако машины стояли густо, причем в большинстве броневые, раскрашенные в цвета Семьи, – значит, и братков наехало немало. То ли подвалила срочная работенка, то ли Аскольд решил подстраховаться. Уж не вызревает ли в городе новый передел? Похоже, главарь не все говорит мне… что, в общем, не удивительно.
Отсюда, из гаража, лифт не ходил. Чтобы попасть наверх, следовало сперва прогуляться пешком по двум нижним этажам, залитых уютным светом. В оборудованных закутках поджидали посетителей приветливые милашки, готовые направить по нужному адресу, а вокруг слонялись вооруженные братки – это не считая обычной охраны. Через такой заслон чужаку пробраться сложно. Но меня тут знали многие, некоторые даже приветствовали, молча вскидывая руку. Особый шик заключался в синхронности движений – это как бы подтверждало равенство.
К слову сказать, кое-кого из здешних знакомцев мне пришлось в свое время поколотить, чтоб «уважать себя заставить». Средство оказалось действенным: битые едва не полюбили меня и нахваливали перед приятелями куда больше, чем я заслуживал. Да ради бога – лишь бы другие не вязались! Впрочем, в этом здании можно не опасаться наездов. Всеми способами Аскольд поддерживал в Семье дисциплину и препятствовал стычкам среди своих. Тем более возбранялось задевать гостей.
В шикарной приемной Аскольда меня встретили две близняшки-метиски, Мила и Тина, улыбчивые, ухоженные, нарядные, точно куколки. Они и выглядели спортивно, несмотря на изящные пропорции, а вдобавок были выдрессированы на диво. Так что могли ошеломить даже серьезного бойца, не знай тот об этом сюрпризе. Их преданность шефу подкреплялась почти родственными с ним отношениями, а ревность исключалась собственной близостью. К тому же главарь никогда не скаредничал с подружками – чтобы их не перекупили на стороне.
С десяток минут мне пришлось обождать – как же без этого? Но в такую игру мы играли не первый раз, и Аскольд знал, что более четверти часа терпеть не стану, если только он сам не выйдет и не объяснит задержку. И после недолгой трепотни с двойняшками (паршивки и на сей раз не сболтнули лишнего) меня допустили в кабинет.
Обстановка тут была на зависть, хотя без излишеств. Сквозь закрытые жалюзи проникал бледный свет. На столе, за которым устроился главарь, рядом с широким монитором, приткнулся поднос с пузатой бутылью, парой хрустальных рюмок и неизменными солеными орешками. В сторонке, у стены, притулился полированный шкаф, где даже имелась полка с книгами, в основном даренными. Насколько я знал, любимыми томами Аскольда, которые он иногда перечитывал, были «Наполеон» Рабле и романы Ильфа-Петрова, связанные общим героем. Одна книга о прославленном властолюбце, впрочем неважно кончившем, вторая об обаятельном мошеннике, мечтавшем о легкой наживе, но от всего богатства сохранившем только орден Золотого Руна. Интересно, Аскольда не настораживает такое совпадение финалов?
Как и обычно, главарь был при полном параде, только мундир пока сбросил на спинку кресла.
– За скафандром пришел? – спросил он со всегдашней своей прохладной ухмылкой. – Тут такое дело, Шатун: накладка вышла.
– То есть?
До сих пор Аскольд меня не подводил – по крайней мере, в делах.
– Я уж отправил его к тебе – катером. Не думал, что ты выберешься до обеда.
– По-моему, мы договаривались иначе. Или забыл?
– Ну извини, промахнулся, – не стал оспаривать он. – Какой наложишь штраф?
– «Стрекозу» тоже услал?
– Естественно.
– Тогда реквизирую вторую, – решил я.
– На время расследования, да?
– Если выживет.
Аскольд хмыкнул. Ему не жаль было «стрекозы», но поторговаться – святое дело. Так и сколотил капиталец: зернышко к зернышку. Зато теперь может клевать их, пока не опустится сам собой с двадцать третьего этажа на первый. Эдакий амбарище!.. Хотя, если прорвет где, таким потоком главаря может вынести на улицу и дальше – до ближнего оврага.
– Что-нибудь прояснилось? – полюбопытствовал он. – Наверняка ж ты поплавал вчера по Океану.
Общаться со мной Аскольд предпочитал без свидетелей. Мало ли, чего я опять выкину, – придется реагировать. Вообще я стараюсь не нарываться, но кто поручится, что мне не попадет вожжа под хвост. Или что меня муха не укусит. (А я виноват, что они тут летают?)
– Немного, – ответил я. – Слухи, сплетни, статистика… Странная, однако.
– Мистика не проглядывает?
В его ухмылке что-то изменилось, будто возникла натужность. А ведь сейчас он не шутит!
– Это последнее, во что поверю, – ответил я. – Когда не останется других версий.
– Ну-ну, – сказал Аскольд небрежно. – Главное: не затяни следствие.
Я посмотрел на него внимательней, спросил:
– Ты в церкви-то давно не был? Или крестик у тебя для блезиру? Православие, чтоб ты знал, отвергает суеверия.
– Как и коммунисты, – хмыкнул он. – Правда, суеверия от этих заклинаний не исчезают. Может, и есть где корни?
– В психике, – ответил я. – Прежде всего. Слабые умы легче впадают в ересь. И крайности им больше свойственны.
– Ты что, тоже заделался верующим? – удивился Аскольд. – И куда подался: в христианство, мусельство, буддизм?
– По мне, так и все конфессии – ересь. Бледные подобия истины. Но большинству-то они годятся – всё лучше, чем безверие.
– Ты сказал: «прежде всего», – напомнил он. – Что еще?
– Непознанное. Конечно, его хватает. Но куда чаще за чудеса выдают собственные глюки. Мало ли чокнутых вокруг!.. А я поверю в чудо, когда пощупаю сам. Пока что мне на это не везло.
– Все когда-нибудь кончается, – заметил главарь. – Включая твое везение.
На секунду мне стало зябко: по-моему, он намекал на что-то. Уж эти ревнивцы! Впрочем, сперва дело. А все разборки оставим на потом.
– У тебя больше нет вопросов? – спросил я. – И у меня. Так я пойду?
– С вопросами у нас перепроизводство, – сказал Аскольд, наливая себе и мне по рюмочке " Наполеона". – Затоваренность. Вот отвечать некому.
В задумчивости он глянул вдаль, окидывая окрестности орлиным взором. Машинально я тоже покосился на окно, но куда с большим скепсисом. Здешняя-то высотка господствовала, и бронестекла к месту, – но не слишком ли на виду? При желании можно достать любого орла, хотя б и ракетой.
А вслух сказал:
– Заведи визиря, как принято на Востоке. Уж он тебе напоет!
– Но у нас – Запад.
– Ты уверен? Тогда обзаведись командой экспертов. Если сумеешь набрать приличных спецов…
– Восток-то – дешевле.
– Да где найдешь такого универсала? И не оказался бы он слишком ушлым для тебя… С командой-то совладать легче.
Аскольд самоуверенно ощерился: ну, это положим, – вдруг спросил:
– Как достигают настоящего богатства – а, Род? Ведь бродят где-то «бешеные бабки», дожидаются охотников!.. Как угодить в такой заповедник?
У него всегда была тяга к браконьерству, да и сейчас жил как в лесу. Но в нынешних делах дошел, видно, до насыщения.
– Все ищешь «золотое дно»? – хмыкнул я. – Наследство, ископаемые, спекуляции… Здесь с этим туго, насколько знаю. Артист из тебя хреновый, как и режиссер. Влезать в наркоту или работорговлю – слишком ты на виду.
Мне показалось, при упоминании артистов на лице главаря что-то дрогнуло. Уж не задумал и он податься в шоу-бизнес? Дело-то прибыльное – при наличии свежих дарований.
– И что остается?
– Идеи. Кто подбрасывает людям действительно стоящую вещь, тот на коне.
– Компы, да? – спросил Аскольд. – Авто, ракеты, транзисторы… А что станет следующим?
– Если б я знал!.. Думаешь, сидел бы тут?
– Надо, надо рыть! А вдруг подфартит нам?
– Хочешь сказать: «мне»? – проворчал я, но главарь сделал вид, что не услышал. (Тоже, между прочим, умение.)
– Мы ведь с тобой нищие, Шатун, – сказал он. – В сравнении с мировыми зубрами. Ты больше, я меньше.
– По-моему, твоя нищета – внутри. А там ее ничем не насытишь.
Очередная моя сентенция прозвучала двусмысленно: это ж какая нищета имелась в виду – не духа ли? Прищурясь, Аскольд глянул на меня, и оживление на его лице потухло.
– Ну, я свободен? – сейчас же спросил я. – Свободен наконец?
– Что не пьешь? Классное пойло.
– На работе не пьют.
– И девок не потребляют, да? – фыркнул он. – Небось, и не куришь?
– И не колюсь. Еще что интересует?
– Завтра жду с отчетом, – сказал главарь. – Вообще, наведывайся чаще. Этот не тот случай, когда важен только финал.
– Ну да, вдруг сгину на дистанции – вместе со всем тем, что успел раскопать, – подтвердил я сочувственно. – Это ж какие убытки!
Аскольд осклабился и кивнул на дверь: мол, отпускаю – пока. Гуляй, Родя!
После залитого светом высотника я заскочил в тренажерник, притулившийся в сумеречном сыром подвале, где у меня тоже хватало знакомцев, и переговорил с теми, кого застал там, – включая тренера, которого по старой памяти подпитывал сведениями, почерпнутыми в Океане. Кто имел средства, давно обзавелись собственным оборудованием, но остальные по-прежнему теснились в таких вот «качалках». За малым исключениям, все тут готовили себя к борцовым турнирам, где можно подняться в иное сословие, заделаться крутарем. Схватки проводились без разделения на веса, а потому без солидной мускулатуры туда лучше не соваться.
В следующем этапе упор делался на фехтовании. Вот тут из габаритных «качков» выкристаллизовались мастера, умевшие обращаться с заточенной сталью и не стеснявшиеся пускать ее в ход. В эту элиту войти куда сложней. И много опасней, ибо неудачная попытка может стоить жизни.
Но обо всех этих игрищах лучше забыть, когда начинается пальба. Я вообще плохо понимаю, зачем наворочали такие сложности, если самый хилый стрелок может играючи завалить любого мечника. То ли ребятки увлеклись соревновательным духом в ущерб здравому смыслу, то ли впрямь задались целью вывести породу, отличную от прочих. Или ставка делалась на доспехи, которые не пробить обычной пулей? Но система-то сложилась раньше, чем они появились. Что-то не замечал я у крутарей дара предвидения!
Из тренажерника я отправился прямиком в порт, один из главных стержней городской жизни, вокруг которого крутилось много всего. Забросив «болид» на платную стоянку, отправился слоняться по окрестностям, и сам не очень представляя, что ищу. Заправляли тут Портовые Крысы (не путать с Крысятами-ползунами), то бишь докеры, сплотившиеся то ли в гильдию, то ли в братство. Настоящей Семьи из них не получилось: слишком разношерстая публика, – однако таких здоровяков и горлопанов поискать, а решимостью они могли дать фору любым бандитам.
Обычно в порту хватает суеты, но сегодня выдалось затишье. На главной пристани дожидался пассажиров теплоход, сияющий белизной и полировкой, готовый хоть сейчас отправиться вокруг Европы. В сторонке разгружалась баржа-самоходка, доставившая очередной груз контрабанды. Верховодил тут Грант, один из «старших братьев» Аскольдовой Семьи, прозванный Гепардом за худобу и хищную грацию. Переругиваясь с грузчиками – больше со скуки, чем ради порядка, – он прогуливался по набережной. Следом семенил пьяненький таможенник в помятой пропотелой форме, канюча взятку – ну хоть какую-нибудь. Наконец Грант сунул ему в лапу, лишь бы отстал, и тот заковылял прочь, вполне удовлетворенный. Переглянувшись с капитаном, наблюдавшим за сценкой с мостика, Грант весело рявкнул:
– Таможня дает добро!
«И все вздохнули с облегчением».
Конечно, я осмотрел сгоревший склад и, конечно, ничего там не обнаружил – то есть никаких сторонних вещей. Хотя впечатления от пепелища сложились странные.
Покрутившись в порту, я перекочевал в соседний парк, где и вовсе оказалось пусто. Лишь возле замызганного туалета, на свежевыкрашенной скамейке, расположился казачий патруль. Черт знает, зачем они забрели сюда – может, как раз в поисках сортира. Поигрывая плеточками, казаки с прищуром поглядывали по сторонам, однако вели себя смирно: все ж не у себя в слободе. И шашки по нынешним временам смешное оружие, хотя, в отличие от самозванных дворян, казаки умели ими орудовать. К шашкам, правда, прилагались карабины, но тут на один ствол из любой подворотни могли садануть дюжиной. Разомлев на солнце, служивые лениво переговаривались, покуривая с показной небрежностью. Старшой даже ослабил портупею, давая роздых обширному брюху, и стащил фуражку со вспотевшей лысины, обмахиваясь вместо веера.
Внезапно из дверей сортира возник поджарый типчик в цветистой косоворотке и припустил в сторону едва не рысью. Следом выскочил белобрысый молодой казак и заверещал дурным голосом, тыча в типчика пальцем:
– Гей, славяне!.. Гей, гей!.. Держи его!
Казаки переполошенно закрутили головами, с натугой кумекая, схватились за карабины. Затем дружно заржали в три голоса, а старший укоризненно прогундосил:
– Ну чё горло дерешь, почка? Сказал бы по-нормальному: педик. А то…
– Гей, гей – не бывает голубей! – насмешливо пропел другой казак, долговязый и горбоносый. – Лопух ты, братец, – нашел диковину! Да здесь их… – И он смачно сплюнул в кусты.
Оставив парк, я пересек брусчатую мостовую, направляясь к мрачного вида двери под аляповатой вывеской, на коей значилось: «Причал», – коротко и емко. Обычно сюда причаливали иногородние моряки да местные контрабандисты, а больше всего тусовалось Портовых Крыс, – в общем, публика не скучная. Намеренно или нет, но трактирный интерьер будто срисовали со стивенсовской «Подзорной трубы»: низкий потолок, неоштукатуренные стены, посыпанный морским песком пол, красные занавески на окнах. Меж сложенных из кирпичей колонн разбросаны столики, у дальней стены притулилась пестро разукрашенная эстрада – хотя ее-то, по-моему, заимствовали из вестернов. По вечерам и тут устраивали фривольные пляски, но больше для демонстрации товара, совмещая варьете с куда более прибыльным борделем.
Народу в трактире хватало, и составляли его в основном докеры, коротавшие время в ожидании работы. Пришлых я разглядел с десяток, и среди них – вот уж кого не ожидал встретить тут! – Лана, с недавних пор законная супруга Аскольда. Все-таки главарь заполучил ее, хотя дожидаться пришлось не один год. Надо отдать должное: играл он честно.
Сопровождали Лану двое молчаливых амбалов с пристегнутыми к бедрам секачами, а в сторонке я приметил третьего, худого и опасного точно кобра, наверняка скрывавшего под одеждой немалый арсенал. Все верно, такие места без подстраховки лучше не посещать – тем более, такой приметной даме. И с чего ее занесло сюда: приключений ищет?
Только я возник на пороге, как Лана уперлась в меня настойчивым взором. Деваться некуда – я прошел прямо к ее столику и уселся напротив, в единственное свободное кресло.
– Что будешь? – спросила женщина. – Колу?
Я кивнул: она помнила мои вкусы. Лана сделала знак половому, выждала, пока тот примчится с бутылкой, затем велела амбалам:
– Погуляйте, ребятки. Как бодигард, Шатун стоит вас обоих.
Парни не противились, дисциплинированно перекочевав к соседнему столу. Потягивая колу, я разглядывал их хозяйку, свою единственную настоящую страсть, уже отпылавшую… ну, почти. С последней встречи Лана мало изменилась, разве поблекла слегка. Или ее глаза перестали освещать лицо. Или это я теперь видел женщину иначе. Но марку Лана держала – такая же изысканная, элегантная. Подходящий персонаж для портового кабака.
– Всё один бродишь? – спросила она. – Что так?
наш вчерашний разговор Лана, видно, забыла – хороша же она была! Зато курила сейчас с таким остервенением, будто задалась целью подпортить Аскольду потомство.
Пожав плечами, признался:
– После тебя не тянет ни к кому.
– Что ж тогда не удержал?
– А мы бы все равно не ужились. Вот с Аскольдом тебе – в самый раз.
– «Пост сдал», да?
– Так уж вышло. Каждый получил, что заслуживает.
– А ты жестокий. Прежде не замечала.
– Ну, я-то и вовсе остался на бобах!..
– Зато свободен, как орел. Не желаешь плодиться в неволе, да?
– Так я и на воле не стремлюсь. И поздно уже, покоя хочется.
– «Старый стал, ленивый…» Потому и сюда зашел?
– А вот за это благодари мужа – всучил-таки работенку.
– И чем соблазнил?
– Глубинной подлодкой, – хмыкнул я. – Ты ж знаешь мои слабости.
– Ну да: чистое море и мутный Океан!.. А что за работа? – спросила между прочим. – Дело о сгоревшем складе? Или о пропажах?
– Забыла? Я не обсуждаю чужие дела.
– Так уж и «чужие»!
– Ты здесь ни с какого боку, поверь. Если свербит, пытай Аскольда, а у нас, наемов, собственная гордость.
– Ты – и наема? Не смеши.
– Разовый, милая, разовый. И потом, мне самому интересно.
– Вот это ближе.
– Что-то творится в городе, не чуешь? Что-то готовится, назревает.
– Скажи, – сказала Лана вдруг, – ты не жалеешь, что мы… что у нас…
– Иногда. Но как представлю, куда это могло завести!..
– И не скучно каждый раз просчитывать последствия?
– А разве ты не хотела гарантий? Каждый желает соломки подстелить.
– Ну да, любовь – любовью, а до полного отречения…
– Именно.
– Может, тебе никто не нужен, а? Имею в виду, по-настоящему. Или принцессу ждешь?
– Разве я похож на Ассоль?
– Скорей на Кинг-Конга. Эдакий реликт древних эпох. Ей-богу, иногда жалею, что ты такой здоровенный, непрошибаемый, самодостаточный…
– Ну, извини.
Впрочем, другая моя знакомая пошла еще дальше и высказала пожелание, чтобы я сделался калекой, – вот тогда, мол, «стану тебе нужна». Дурочка, у нее не хватило разумения понять, что «вот тогда» я повешусь.
– А роль любовника при живом муже тебя по-прежнему не устраивает?
– Милая, зачем мне лишние угрызения?
– И ссор все так же избегаешь?
– Ссориться – зачем? Я просто отхожу в сторону.
Если позволяют. Если нет, приходится, как правило, им… отползать.
– А у меня без этого – никак.
Без чего: без ссор, без любовников? Впрочем, не мое дело.
– Ты сама выбрала, – сказал я. – Хотела гарантий, защищенности? Ты их получила.
– Я хотела надежного человека рядом. И чтобы любил.
– Надежным человеком нельзя управлять. Либо он сильный, либо управляемый. А ты пытаешься совместить.
– Я только хотела любви, – повторила Лана с надрывом.
– Думаешь, она извне приходит? – спросил я. – А если придет, чем сможешь ответить?
Что за про#клятый мир! Лучшие люди ущербны в нем с детства и постоянно доказывают что-то – себе, ближним. От самой Ланы я знал, как ее мать внушала девочке, будто та уродка и дура, – проклятье, зачем? Откуда такая ненависть к собственным чадам? Или это сродни мазохизму?
– И что нужно глупой тетке? – усмехнулась Лана. – Полгорода ей завидует!
– Ладно, сменим тему. Тем более, тот тип, – я мотнул подбородком на третьего, засекреченного гарда, – уже нацелил на нас слухач – наверное, с благословения Аскольда. Но лучше б он переключился на парочку в дальнем углу. По-моему, за тобой следят.
Тайный гард тотчас забыл про подслушивание и принялся метать по сторонам косые взгляды, высматривая угрозу. Вот отсекать от Ланы «хвосты» он должен в первую очередь. Когда заварится буча, шустрить будет поздно.
– А может, за тобой, – возразила Лана. – Откуда знаешь?
– Они сидели, когда я вошел… Послушай, можешь мне кое-что обещать?
– Смотря что.
– Раньше не уточняла, – хмыкнул я. – Не бойся, «я по-прежнему такой же нежный».
– Ладно, обещаю.
– Не слоняйся по таким местам, пока не закончу расследование. Ну не нравится мне это!.. Ты еще веришь в мою интуицию?
Шпики разом поднялись и заспешили к выходу, не оглядываясь. Сидели-то они далеко, а слухача я у них не заметил – стало быть, умели читать по губам. И где теперь вынырнут?
– Ну вот, пришло время выполнять обещание, – сказал я. – Пока эти гаврики не накликали беду.
Как и положено средь благородных бандитов, я помог даме подняться и под ручку с ней прошел к выходу. Амбалы с секачами тут же пристроились сзади, а замкнул процессию тощий стрелок, угрюмо поглядывая по сторонам. Так, впятером, мы из подвальной прохлады выбрались на слепящий солнцепек, по раскаленному тротуару проследовали к приземистому серому лимузину, ждавшему за углом, и на пути нам не встретилась ни одна сволочь.
Молча Лана скользнула в салон, следом загрузились гарды, и лимузин отплыл, перегораживая едва не весь проулок. Я глядел ему вслед и ощущал в себе сожаление. Но уже не боль, слава богам. Перегорело, остались руины, слегка дымящиеся. Лучше бы, конечно, не раздувать.
Затем машина скрылась за поворотом, и я глубоко вздохнул, восстанавливая равновесие. Ну вот, теперь можно снова вернуться к делам.
Глава 5
Я брезглив в подборе друзей (собственно, их у меня почти нет), а вот знакомцев коллекционирую самых разных. За десятилетия скопилось занятных экземпляров, правда видеться с ними хочется всё меньше. Или я становлюсь нетерпимей, или они с годами портятся, как лежалый товар. А некоторых держу для примера. Во многим они схожи со мной – мы словно бы стартовали вместе. Но как далеко развели нас пути! Вот по таким я сужу, куда не надо сворачивать.
И сегодня придется навестить одного из тех, кого не вижу месяцами. Проживал он в самой, пожалуй, безопасной из городских зон – казацкой слободе. Посторонних сюда впускали, но на чужой территории даже бандиты вели себя тише. А последнее время казаки принялись патрулировать другие районы, постепенно расширяя свой ареал и охотно приняв на себя «суд да дело», – как же, у них в этом такой опыт! Сначала, когда еще пытались бунтовать, на своих шкурах прочувствовали, потом сами набили руку в усмирении. Публичные их порки немногим отличались от шариатских казней, также вершимых при большом стечении, – не столько устрашение, сколько потеха. Не исключено, вскорости на эти представления публика станет стекаться со всего города. Глядишь, и расправу будут вершить родичи потерпевших или добровольцы из толпы, – на словах-то желающих хватает. В слободе даже устроили собственную тюрьму, и, скажем, мусела вполне могли туда закатать, ежели попадался без положенного зеленого банта на рукаве. К счастью, я мало похожу на здешних туземцев. Но если меня попробуют подобным же образом вразумлять, буду отбиваться до последнего – надеюсь, что «вразумителя».
Миновав казачью заставу, я покатил по аккуратным, будто вылизанным улочкам, нехотя соблюдая ограничения, – не воевать же со здешней бандой? Добравшись до места, приткнул автомобиль на стоянку и вылез наружу. Оставлять «болид» без присмотра я не боялся. В здравом уме никто не сунется к крутарской машине, даже если бросить ее на пустыре. Кто знает, на что настроен бортокомп, – а ну, начнет палить по сторонам?
Этот дом, с высокими потолками и толстыми стенами, был из «блатных», к тому ж упрятан в самой глубине слободы, поблизости от со церкви и расчищенной от ларьков площади, где казачки проводили свои сходы. Патрули вокруг слонялись во множестве, а на входе даже устроили пост. При желании-то проникнуть внутрь нетрудно, но к чему лишние трюки? Я знал, что хозяин на месте и что он примет меня. А потому, как и положено, вступил в дом через подъезд, лишь назвав себя постовым и показав удостоверение, припасенное для таких случаев. Стенающим лифтом поднялся к верхним этажам, даванул в «пипку звонка», даже не пытаясь укрыться от нацеленной сверху камеры, через которую сейчас наверняка глазели. Затем массивная дверь с натугой открылась, и я очутился в прихожей, обставленной не без вкуса, хотя сильно отдающей нафталином.
Рядом стояла маленькая горничная в белом фартуке поверх коротенького платья, дожидаясь, чем ее наделят (плащом, шляпой, тростью), а в проеме гостиной высился хозяин – дородный, осанистый, с седеющей шевелюрой и пышными усами, – и улыбался во всю ширь, будто впрямь радовался моему приходу. Облачен он был в цветистый халат, из под которого виднелись ноги, мягкие и бледные, обутые в нарядные тапки с загнутыми носками.
И сегодня придется навестить одного из тех, кого не вижу месяцами. Проживал он в самой, пожалуй, безопасной из городских зон – казацкой слободе. Посторонних сюда впускали, но на чужой территории даже бандиты вели себя тише. А последнее время казаки принялись патрулировать другие районы, постепенно расширяя свой ареал и охотно приняв на себя «суд да дело», – как же, у них в этом такой опыт! Сначала, когда еще пытались бунтовать, на своих шкурах прочувствовали, потом сами набили руку в усмирении. Публичные их порки немногим отличались от шариатских казней, также вершимых при большом стечении, – не столько устрашение, сколько потеха. Не исключено, вскорости на эти представления публика станет стекаться со всего города. Глядишь, и расправу будут вершить родичи потерпевших или добровольцы из толпы, – на словах-то желающих хватает. В слободе даже устроили собственную тюрьму, и, скажем, мусела вполне могли туда закатать, ежели попадался без положенного зеленого банта на рукаве. К счастью, я мало похожу на здешних туземцев. Но если меня попробуют подобным же образом вразумлять, буду отбиваться до последнего – надеюсь, что «вразумителя».
Миновав казачью заставу, я покатил по аккуратным, будто вылизанным улочкам, нехотя соблюдая ограничения, – не воевать же со здешней бандой? Добравшись до места, приткнул автомобиль на стоянку и вылез наружу. Оставлять «болид» без присмотра я не боялся. В здравом уме никто не сунется к крутарской машине, даже если бросить ее на пустыре. Кто знает, на что настроен бортокомп, – а ну, начнет палить по сторонам?
Этот дом, с высокими потолками и толстыми стенами, был из «блатных», к тому ж упрятан в самой глубине слободы, поблизости от со церкви и расчищенной от ларьков площади, где казачки проводили свои сходы. Патрули вокруг слонялись во множестве, а на входе даже устроили пост. При желании-то проникнуть внутрь нетрудно, но к чему лишние трюки? Я знал, что хозяин на месте и что он примет меня. А потому, как и положено, вступил в дом через подъезд, лишь назвав себя постовым и показав удостоверение, припасенное для таких случаев. Стенающим лифтом поднялся к верхним этажам, даванул в «пипку звонка», даже не пытаясь укрыться от нацеленной сверху камеры, через которую сейчас наверняка глазели. Затем массивная дверь с натугой открылась, и я очутился в прихожей, обставленной не без вкуса, хотя сильно отдающей нафталином.
Рядом стояла маленькая горничная в белом фартуке поверх коротенького платья, дожидаясь, чем ее наделят (плащом, шляпой, тростью), а в проеме гостиной высился хозяин – дородный, осанистый, с седеющей шевелюрой и пышными усами, – и улыбался во всю ширь, будто впрямь радовался моему приходу. Облачен он был в цветистый халат, из под которого виднелись ноги, мягкие и бледные, обутые в нарядные тапки с загнутыми носками.