Страница:
— Только не думайте подобного обо мне. Для меня Вадик, он как сын, и это совсем другое.
— Так при чем здесь эта женщина?
— Насколько я поняла, у нее были какие-то свои планы относительно этого художника.
— Какие планы?
— Не знаю. Похоже было даже на то, что она в него влюблена.
— Влюблена?!
— Мне так показалось из их разговоров.
Женщина, которая спит и с Вадиком и с Владиславом одновременно и которая влюблена в Сергея. А не Мишель ли это была? Они ведь тогда вдвоем к ней приезжали.
— А не могла быть этой женщиной Мишель? — спросила я.
— А знаете, — подумав, сказала Галина, — очень возможно. И даже скорее всего именно так, — сказала она почти убежденно, и тут же ей в голову пришла еще одна мысль:
— Да, я почти уверена еще в одном: эта женщина спит и с тем, кого называли Феликсом. И я думаю, это могла быть только моя сестра — Мишель. Это очень на нее похоже, ей всегда было всего мало, особенно мужчин, она даже с моим мужем спала.
Нет, всему этому доверять нельзя, во всяком случае про Сережку, — она ненавидела свою сестру за то, что та отбила у нее мужа, и готова теперь навесить на нее все, что только можно: и любовников гомосексуалистов, и Феликса, и еще и Сергея. А хотя.., но если у Сережки правда с ней что-то было, то он последняя сволочь. Ладно, это все потом.
— А еще что-нибудь, кроме интимной жизни вашей сестры?
— Больше ничего не знаю. Разве только… Почему-то у меня в голове все время крутится какой-то загородный особняк. Не знаю почему, но как-то у меня все это связано и с художником, и с этой женщиной, и с картинами. Почему — я не знаю. А может, это мое подсознание, как-нибудь на астральном уровне что-то улавливает.
Ну вот, только мистики мне и не хватало. Хорошо, что Галине в голову не приходят разные инопланетяне, какая-нибудь новая Венера или старая, которая вернулась на землю и снова начала соблазнять всех подряд мужиков, начиная с ее мужа. Хотя нег, ее мужа соблазнила Мишель.
Я поняла, что больше я ничего здесь не узнаю. Да я и не узнала ничего. Нет, узнала — Феликс. Значит, он связан как-то со всем. И ведь он смог убежать, когда в квартиру ворвались те четверо. А может, это и не он убежал, может, убежал Владислав или Вадик?
— Мне пора, — сказала я Галине.
— Да, конечно. Но мы с вами договорились? Если вы сможете найти этого художника, вы поговорите с ним, вы сможете привезти его ко мне, скажите, что я очень хорошо заплачу ему. И вам тоже.
— Конечно, не беспокойтесь, — пообещала я.
Мы пошли обратно по лестнице вверх из этой галереи, составленной из Сережкиных картин.
Потом я попрощалась с Галиной и вышла на улицу. Я почувствовала себя как Эвридика, которая выбралась наконец на свободу, вот только Орфей где-то там застрял, потому что я сделала какую-то глупость. Я перепутала? Все наоборот? Но это не имеет значения, могло быть и так.
— А ты знаешь, — шипел он, — что с тобой будет, если тобой займутся компетентные органы?
Когда я позвонила ему на сотовый, он уже по телефону попытался изобразить из себя Юпитера. Но я не стала тратить время на оценку его актерских способностей, сказала, где я его буду ждать и во сколько, и повесила трубку.
Я была уверена, что он приедет, и не ошиблась.
Мы встретились в небольшом кафе.
— Ты знаешь, что случилось с Владиславом и Вадиком? — сразу завозмущался Феликс трагическим шепотом.
— Что? — спросила я.
— Не надо притворяться, Маша. Ты знаешь, что они оба погибли.
— Погибли? А я думала, их убили.
— Ты так спокойно об этом говоришь… Как те люди оказались в квартире, в которую ты меня заманила?
— Я что, держала в руке кусок копченой колбасы?
— При чем здесь колбаса?
— Не знаю, это ты сказал, что я тебя заманила.
— Хорошо, как оказались там те люди, в той квартире, в которую ты меня пригласила, привела, в которую мы пришли в конце концов?
— Какие именно люди?
— Те.
— Вадик с Владиславом? — спросила я наивно.
— Нет, я говорю о других людях, которые пришли позже.
— Феликс, я потому и попросила встретиться, чтобы спросить о том же тебя.
— Ты хочешь сказать, что ты ни о чем не знала?
— Я была на улице. Я долго ходила и думала, не поступаю ли я подло в отношении твоей жены и еще другой женщины, кажется, Туся ее зовут. Я никак не могла решиться вернуться в квартиру. А потом, когда все же решилась, в лифт со мной хотели войти четыре человека, я испугалась и не поехала, а пошла пешком. И я увидела, как они входят в нашу с тобой квартиру. Как же ты смог так спокойно уйти от этих бандитов? — спросила я, чтобы не дать Феликсу оценить мой бред.
— Спокойно?! Да это чистая случайность, что я выбрался оттуда.
— Как, расскажи?
— Когда вбежали эти четверо, я.., я был в туалете.
— Понятно. И просидел там, пока они не ушли.
— Нет, потом мне удалось выскользнуть незаметно.
— Проползти мимо них?
— Прекрати юродствовать. Маша. Двое людей погибли, это повод к шуткам?
— Ну, если тебе нравится слово погибли, пусть будет так, можешь это даже назвать квартирной катастрофой.
— И вообще, — возмутился Феликс, — прекрати свой тон и прекрати свой допрос.
— Как ты узнал, что их было четверо, — не обратила я внимания на просьбу Феликса, — если ты был в туалете?
— Я определил это по голосам, — сказал он не подумав.
Доказывать ему, что не мог он по голосам определить, сколько человек ворвалось в квартиру, было бесполезно.
— Ладно, Феликс, — сказала я, — мне больше с тобой не хочется говорить, но я и так достаточно поняла.
— Что ты поняла?
— Не скажу.
— Я не понимаю только, для чего ты мне назначила эту встречу?
— Чтобы кое-что выяснить.
— Что ты хочешь выяснить?
— Сначала еще спрошу, потом скажу, что я хочу выяснить. Кто продал Владиславу ту картину, которую он продал Галине?
— Представления не имею, о чем ты говоришь, — сказал он искренне.
— У Мишель я видела картину, Сережкину картину. А теперь она у Галины, ей ее продал Владислав, откуда он ее взял?
— Понятия не имею, — проговорился Феликс, потому что теперь он понял, о какой картине идет речь, а я все больше убеждалась в том, в чем хотела убедиться — Феликс во всем этом замешан.
— Кто продал картину Владиславу, тот и убил Мишель.
— Прекрати разыгрывать фарс, — вернулся Феликс к прежней женской системе обороны.
— Ты от Вадика узнал, что какая-то идиотская картина должна помочь Галине вылечиться от ее болезни?
— Какая картина, я ничего не понимаю. Почему я только выслушиваю этот твой бред?
— Потому что ты хочешь узнать, что знаю я, а что нет.
— Мне нет никакого дела до того, что ты знаешь и чего не знаешь.
И тут я не сдержалась. Я сама не понимаю, как это произошло. Я вдруг вскочила со стула и вцепилась в последние кудри Феликса.
— Где Сережка?! Куда вы его дели, сволочи?!! — кричала я, тряся голову Феликса взад и вперед.
Феликс взвизгивал и пищал что-то, просил отпустить его.
Я опомнилась. Увидела, с каким радостным интересом уставились на нас с Феликсом все вокруг. Я отпустила его волосы и быстро пошла к выходу.
Я ничего не узнала, но я знала, что мне нужно делать — мне надо узнать, кто та женщина, которая была любовницей Вадика и Владислава, найти ее. Вот только как ее найти?
Я быстро пришла в себя после своей небольшой истерики. Если честно, то подобного я за собой не помню, никогда со мной такого еще не случалось. И все из-за него, из-за Сережки.
Как же мне найти ту женщину, любовницу Вадика и Владислава и Феликса?
Знаю — я должна проследить за Феликсом, увидеть женщин, с которыми он встречается, и из них вычислить ту, о которой говорила Галина, если только она не фантазировала: как у бывшей стриптизерши, у нее в этом вопросе может быть богатое воображение.
Я купила этот парик и вышла из магазина. Прямо перед собой, через дорогу, над двойной стеклянной дверью, я увидела слово, написанное крупными буквами, «Оптика». И я сразу вспомнила Сережкины слова, забыла, по какому поводу он сказал, что ничто так не меняет женское лицо, как очки, он имел в виду не темные солнечные очки, а очки с диоптрией.
Я перешла по подземному переходу на другую сторону улицы и вошла в этот магазин.
Очки я выбирала себе, наверное, полчаса, не меньше. Мне "не нужны были с диоптрией, мне нужны были с простыми стеклами, и таких было полно, но ни одни из них мне не нравились — мне нужны были такие, чтобы как можно сильнее уродовали мое лицо. И наконец я нашла: у них были простые, но чуть дымчатые стекла и толстая пластмассовая оправа. Большее уродство представить было трудно. Как только я посмотрела на себя в зеркало в этих очках, сразу поняла — это то, что мне нужно — в них даже без парика меня можно было узнать разве что по голосу, но если надеть еще и парик, то я представила, что из этого получится. Я их купила и поехала домой.
Дома я надела Сережкины джинсы и его рубашку. Вместе с дымчатыми очками и париком я выглядела так, что даже самый неприхотливый сексуальный маньяк, встретив меня ночью, кроме скуки, ничего бы не почувствовал.
Осталось только сменить машину, потому что моя слишком заметна. Но это было проще, чем выбрать парик или очки. Я позвонила одной своей знакомой и предложила ей на время поменять ее зеленую «Ниву» на мою красную «БМВ». Я ей сказала, что еду в какое-то дачное место, где асфальтовые дороги еще не проложены, и пообещала вернуть машину в целости и сохранности. Эта моя знакомая не стала думать, а сразу согласилась.
Минут через" двадцать, предупредив меня сигналом поворота, Феликс с Садового кольца свернул в какие-то дворы, и скоро его машина остановилась у подъезда одного из домов. Я свою остановила у соседнего.
Феликс вошел в подъезд, у которого остановился, а я закурила и стала ждать. Курю я вообще-то редко, только в компании, когда немного выпью или когда сильно нервничаю. Последнее время я стала курить больше, Я прождала еще полчаса и поняла, что я ничего таким способом не узнаю, потому что ждать — это не то состояние, в котором я могу долго находиться, особенно когда не знаешь, чего именно ты ждешь.
Наконец Феликс вышел, с ним была женщина. Я присмотрелась к ней. Это была Туся, правда, сейчас вместо пеньюара на ней было платье.
Получалось все же, что Туся не случайная подружка Феликса, а постоянная его любовница, и не так, между делом, а у них все серьезно, это понятно хотя бы потому, что он зашел за ней. Даже если бы он ее просто ждал у подъезда в машине, это говорило бы о многом, а уж если заходит к ней домой, то тут и говорить много нечего и так все ясно.
Надо же, я ведь понятия не имела, что у него есть вторая жена, а как еще по-другому ее назвать? И она тоже не может быть той женщиной, которая мне нужна, потому что эту Феликс не стал бы делить с Вадиком и Владиславом.
И тут у меня появилась одна идея: Феликсова Туся поможет мне. Но спешить не надо, а надо все обдумать.
Больше за Феликсом я следить не стала.
Галина долго не открывала, наверное, я ее разбудила или не смогла разбудить. Я постучала еще раз.
Дверь открылась. Такой страшной тоски в глазах я еще ни у кого не видела. Галина молча смотрела на меня, и я от этого ее взгляда стала чувствовать себя неодушевленным предметом. Я поняла, что Галина уже знает, что случилось с Владиславом и Вадиком.
— Мне можно войти? — осторожно спросила я.
— Проходите, — почти шепотом сказала Галина и, повернувшись, ушла в темноту.
Я прошла вслед за ней, закрыв за собой дверь. Глазам долго пришлось привыкать к темноте, прежде чем я стала различать что-то, кроме слабенького огонька свечи.
— Я выпила десять таблеток, они мне не помогают, — услышала я слабый голос Галины.
— Каких таблеток? — зачем-то спросила я.
— Феназепам и реланиум. Других, более сильных у меня сейчас нет, все кончилось, Владислав обещал принести. А мне сказали, что его теперь нет.
— Я знаю, — сказала я.
— Вы пришли мне сказать об этом?
— Нет.
— Мне об этом уже сказали, — как будто не услышала она меня. — Приходила его жена и сказала.
— Чья жена?
— Владислава.
— У него есть жена?
— Она пришла мне сказать, чтобы я завтра же уехала отсюда.
— Я не знала, что у него есть жена.
— Они давно не живут вместе. У нее квартира в пятиэтажном доме здесь, недалеко.
— Вам некуда отсюда уехать?
— У меня большая квартира в Москве. Я не знаю, как туда добраться.
— У вас много вещей?
— У меня только картины.
— Тогда я смогу вас перевезти.
— Я давно хотела уехать отсюда, Владислав меня не отпускал.
— Почему?
— Он не хотел, чтобы я уезжала отсюда.
— Но зачем вы нужны им именно здесь?
— Из-за художника. Он не хотел, чтобы я сама с ним связалась, он хотел быть посредником.
— Я могу прямо сейчас отвезти вас домой, — предложила я.
— Нет, только не днем. Слишком яркое солнце и вокруг так много места, такие большие пространства. А она требует, чтобы я как можно скорее отсюда уезжала.
— Жена Владислава?
— Да. Она ушла полчаса назад. И вчера вечером она приходила, сказала про Владислава.
Интересно, а про Вадика ей сказали или нет? Но не я, во всяком случае, скажу ей об этом.
— Если меня положат в больницу, — продолжала Галина, — я тогда не смогу найти художника, который напишет мне картину.
— Мне тоже очень нужно найти его.
— Значит, вы мне поможете?
— Конечно. Мы друг другу поможем. А пока вы собирайте вещи, вечером я заеду за вами.
— Да, когда стемнеет. Вы обязательно приедете?
— Обязательно. И тогда мы с вами поговорим, я кое-что придумала.
Я пошла к выходу. Она проводила меня до двери и закрыла ее за мной.
Я собиралась уже сесть в машину, как увидела, что к дому быстро идет какая-то женщина и с ней еще двое мужчин. По тому, как она упорно еще издали смотрела на меня, я поняла, что женщина хочет мне что-то сказать.
— Вы приезжали к этой? — спросила она, не успев еще подойти ко мне, и кивнула на дом.
— Вы о Галине спрашиваете?
— Да, об этой сумасшедшей.
— Желаю вам так же помучиться, — вежливо пожелала я ей. — А что вы хотели мне сказать?
— Я хотела спросить. Это ваша мать?
— Нет. Еще какие вопросы?
— Никаких. Я хочу сказать, что через пять минут ее здесь не будет.
— А это двое помощников, — я указала на мужчин, — чтобы выкинуть больного человека на улицу?
— Это мой муж.
— Один в двух лицах.
— Прекратите хамить.
Я не знала, в чем заключалось мое хамство, но решила. не уточнять.
— Владислав тоже был вашим мужем?
— Да.
— Вы с ним разведены?
— Какое это имеет значение?
— Вы прописаны в этом доме?
— Это не имеет никакого значения.
— Значит, нет. У вас есть документы, которые доказывали бы что после смерти вашего бывшего мужа вы можете вступить во владение принадлежавшего ему при жизни недвижимого имущества? — Мне нравились мои казенные фразы, я была уверена, что на таких людей, как эта бывшая жена Владислава, они подействует лучше всего. Я не очень ошиблась.
— Вы кто такая? — Голос женщины перестал быть просто наглым, теперь он был откровенно наглым.
— Если не хотите осложнений, — сказала я вместо ответа «кто я такая», — то потерпите до вечера. Я ее увезу отсюда, и тогда вы можете хоть сжечь этот дом, правильнее всего это будет сделать ночью, ночью пожар всегда красивее смотрится.
Мужчины не вмешивались в наш разговор, и это утешало, потому что если мужчина вмешивается в женский спор, то это, значит, такой мужчина, которого легче убить, чем что-то ему доказать.
Я села в машину и завела двигатель.
— Если к завтрашнему утру она будет еще здесь…
Что она сказала дальше, я не услышала, я с силой нажала на педаль газа, и маленькая «Нива» заревела так, что было видно только, что женщина открывает рот, будто живой карп в магазине, которого продавец только что вытащил из аквариума, но слышно ничего не было…
Я приехала к себе домой. Едва я успела войти в квартиру, как раздался телефонный звонок. Я посадила себе на ноге еще один синяк, налетев на стул (сколько их у меня еще появился, пока я найду Сережку?), и схватила трубку.
Это была та самая моя знакомая, с которой я поменялась машинами.
— Ты появилась наконец, я тебе всю ночь и все утро звоню, — заговорила она нервно, как только услышала мой голос. — Вот что, Машка, сейчас же приезжай и забирай свою машину, и отдавай мою.
— А что случилось? — не поняла я, чем ей «Нива» нравится больше «БМВ».
— Случилось такое… Почему ты со мной поменялась машинами?
— Я же тебе сказала — я ездила на дачу.
— Меня чуть не убили из-за этой твоей машины.
— Как это? Хотели угнать?
— Еще этого не хватало, чтобы я потом с тобой всю жизнь расплачивалась!
— Да успокойся, если бы тебя убили, я с тебя не стала бы ничего спрашивать. А угнать ее почти что нельзя, ее можно завести только тем ключом, который у тебя, и больше никак, там встроен какой-то чип, в общем, я в этом не разбираюсь, но знаю, что…
— Да при чем здесь какие-то чипы! Чипы, чипсы, мне все равно. Меня остановили на улице какие-то бандиты, ночью. Я возвращалась домой, мимо твоего дома проезжала, кстати, и они стали вытаскивать меня из машины. Потом поняли, что перепутали меня с тобой, и уехали.
— Какие бандиты? Кто?
— Откуда я знаю какие?
— Как они выглядели? — я спросила, но мне кажется, я догадывалась.
— Тебе фоторобот нужно составить?
— Достаточно словесного портрета.
— Да откуда я их могла запомнить! Я от страха себя едва узнала в зеркале, когда приехала домой!
— Что они хотели?
— Ничего они не хотели! Тебя они хотели!
— А сколько их было?
— Двое.
— И так и сказали, что оба сразу хотят меня?
— Не знаю, сразу или по очереди, это ты с ними сама разбирайся, а мне достаточно разборок и со своими мужиками.
— Лишний мужик в доме не помеха.
— Нет, спасибо, Машенька, таких уродов мне не надо.
— Уроды, говоришь? А сказала, что не разглядела.
— Нет, один ничего был. А второй.., нос приплюснутый, глазки маленькие, встретишь вечером на улице — три ночи не будешь спать.
— О нем мечтать? Поэтому ты мне всю ночь и звонила, хотела, чтобы я тебя с ним познакомила?
— Тебе смешно, а я и сейчас не могу в себя прийти.
— Я тоже в него с первого взгляда влюбилась, — призналась я.
— Так ты знаешь, кто это такие?
— Конечно. Они просто подумали, что ты угнала мою машину.
— Да? Ты говоришь, что ее нельзя угнать.
— Они-то этого не знают.
— А по-моему, они как раз и думали, что это ты в ней сидишь.
— Тебе показалось, Жека на тебя произвел слишком сильное впечатление.
— Какой Жека?
— О котором ты всю ночь мечтала.
— Да, впечатление не слабое. — Постепенно она начала успокаиваться.
— У него случайно не было синяка под глазом?
— Был, еще какой.
— Ну, значит, я не ошиблась.
— Мне не легче от того, что ты такая догадливая. Приезжай, забирай свою машину.
— Не волнуйся, они больше не будут к тебе приставать, теперь они знают, что на этой машине ездишь ты.
— Не надо мне такого счастья.
— А может, покатаешься еще пару дней на ней?
— Нет.
— Подумай.
— Ну, не знаю. Вообще-то я познакомилась с одним молодым человеком, а он меня видел на твоей «БМВ»…
— Значит, договорились. Я еще пару дней поезжу на твоей «Ниве», а ты себе устраиваешь личную жизнь за это время.
— Да? А что он потом скажет, когда я приеду на «Ниве».
— Скажешь, что попала в аварию и разбила машину, теперь приходится ездить на старой.
— Ладно, я подумаю.
— Подумай два дня, потом позвонишь и скажешь.
— А если я у тебя ее потом попрошу еще на несколько дней?
— Согласна, — согласилась я.
— Ну хорошо. Только если ко мне еще раз пристанет эта обезьяна…
— Мне он больше напоминает носорога.
— Носорога? Хотя, может быть, только с отбитым рогом.
— Значит, договорились, через два дня позвонишь и скажешь, на сколько тебе нужна будет еще моя машина.
— Хорошо. Смотри только мою не разбей. Я знаю, как ты носишься.
— Тогда будешь ездить на «БМВ», пока я твою не починю.
— Ну ладно, Машка. Но, если бы не Алик, ты бы меня ни за что не уговорила.
— Алик, это тот самый твой новый молодой человек?
— Да.
— А как же Леша?
— Какой еще Леша? А, ты о том. Господи, ты бы еще моего первого мужа вспомнила.
— Все поняла. Рада буду, если ты будешь счастлива.
— Тебе верю; ты не завистливая. Ну ладно, пока. Встретимся, тогда поболтаем.
— Давай, — я положила трубку.
Значит, мое похищение, точнее, похищение меня не отменяется, сделала я мудрый вывод.
И как назло Витька Леночкин куда-то уехал. Если бы он был здесь, он бы давно во всем разобрался и давно уже нашел бы Сережку. Когда он вернется? Надо позвонить Леночке.
Только я хотела взять трубку, как телефон зазвонил сам.
А это и была Леночка.
— Маша, привет. Ты куда пропала? Я тебе звоню, звоню.
— Я у Сережки ночевала.
— Да? Он что, нашелся? Вы с ним помирились?
— Не нашелся. Нет его. Я тебе и звоню поэтому.
— Это не ты мне звонишь, это я тебе позвонила.
— Да, действительно. Просто я сама сейчас хотела тебе позвонить.
— Что-нибудь узнала?
— У тебя хотела узнать, когда твой Витя приедет.
— Он звонил, сказал, что на днях должен приехать.
— Ты ему не говорила про Сережку?
— Я сказала, что вы поссорились.
— Ничего себе поссорились! Ты откуда звонишь?
— С работы, Маш, ну откуда же.
— Ты не злишься, что я тебя одну бросила там?
— Ты что, дурочка? Ты бы на меня злилась, если бы у меня были неприятности и я не могла бы работать?
— Да, конечно, нет.
— Ну а я вообще. Ты ведь моя начальница.
— Ленка, хватит говорить глупости. Я тебе давно уже сказала, что мы с тобой одинаковые, только ты свое делаешь, а я свое.
— А вместе мы делаем общее дело, — засмеялась Леночка.
— Ленок, я скоро подъеду. Мне нужно с тобой посоветоваться.
— Давай, через сколько ты будешь?
— Точно не знаю, но может быть, часа через два, у меня есть еще небольшое дело, мне с одним человеком нужно встретиться.
— Давай, подъезжай, а то я по тебе соскучилась. Вот только чем я тебе смогу помочь, не знаю. Был бы Витька.
Он, как назло, говорит, что у него там что-то не решается, какие-то проблемы у него там.
— Ну ладно, Ленок, жди меня, я скоро буду. — Я положила трубку.
У третьего подъезда Тусиного дома — именно из этого подъезда и вышли Феликс с Тусей — сидели две женщины.
Здесь росли деревья, женщины сидели в тени, и было видно, что они долго не уйдут со своего насиженного годами места.
Я прошла мимо, они без интереса взглянули на меня (на такое уродство, какое я сейчас представляла из себя, никому не интересно смотреть, вот если бы я была в своем обычном виде, они бы сразу стали обсуждать и гадать, к кому это я направилась), я вызвала лифт и поднялась на третий этаж.
Подойдя к одной из дверей на лестничной площадке, я позвонила в квартиру.
Дверь открыл мужчина лет сорока пяти с взлохмаченными черными волосами. Не брился он как минимум неделю, .так что не было понятно, небрит он или у него уже борода.
— Извините, — сказала я, сквозь дымчатые стекла рассматривая опухлости на его лице под щетиной, — мне нужна Наташа.
— Какая еще Наташа? — спросил он чуть раздраженно.
— Я не помню, как ее фамилия, она рыженькая такая.
— Здесь рыжие не живут, — сказал мужчина и захлопнул дверь.
Да мне большего и не нужно было, это я сделала так, на всякий случай.
Я снова спустилась вниз и подошла к двум женщинам, сидевшим на лавочке в тени тополей (а еще сзади рос какой-то высокий кустарник).
— Здравствуйте, — я остановилась около женщин, — вы не знаете Наташу, она живет, кажется, в этом подъезде, я квартиру забыла, у меня было записано, а я записную книжку дома оставила. Зашла в семьдесят вторую, а там какой-то мужчина сказал, что не знает никакой Наташи. Она рыженькая такая, волосы густые и вьются.
— О, нашла куда зайти, в семьдесят вторую, хорошо, что вышла, там такая Наташа живет, что не дай бог, — засмеялась одна из женщин. — А рыжая — это Зубарева, кажется? — обратилась она к другой женщине.
— Зубарева, Наташка, — подтвердила приятельница первой. — Только какого ж ляда тебя на третий понесло к этому раздолбаю, Наташка-то на седьмом живет, в восемьдесят девятой.
— Так при чем здесь эта женщина?
— Насколько я поняла, у нее были какие-то свои планы относительно этого художника.
— Какие планы?
— Не знаю. Похоже было даже на то, что она в него влюблена.
— Влюблена?!
— Мне так показалось из их разговоров.
Женщина, которая спит и с Вадиком и с Владиславом одновременно и которая влюблена в Сергея. А не Мишель ли это была? Они ведь тогда вдвоем к ней приезжали.
— А не могла быть этой женщиной Мишель? — спросила я.
— А знаете, — подумав, сказала Галина, — очень возможно. И даже скорее всего именно так, — сказала она почти убежденно, и тут же ей в голову пришла еще одна мысль:
— Да, я почти уверена еще в одном: эта женщина спит и с тем, кого называли Феликсом. И я думаю, это могла быть только моя сестра — Мишель. Это очень на нее похоже, ей всегда было всего мало, особенно мужчин, она даже с моим мужем спала.
Нет, всему этому доверять нельзя, во всяком случае про Сережку, — она ненавидела свою сестру за то, что та отбила у нее мужа, и готова теперь навесить на нее все, что только можно: и любовников гомосексуалистов, и Феликса, и еще и Сергея. А хотя.., но если у Сережки правда с ней что-то было, то он последняя сволочь. Ладно, это все потом.
— А еще что-нибудь, кроме интимной жизни вашей сестры?
— Больше ничего не знаю. Разве только… Почему-то у меня в голове все время крутится какой-то загородный особняк. Не знаю почему, но как-то у меня все это связано и с художником, и с этой женщиной, и с картинами. Почему — я не знаю. А может, это мое подсознание, как-нибудь на астральном уровне что-то улавливает.
Ну вот, только мистики мне и не хватало. Хорошо, что Галине в голову не приходят разные инопланетяне, какая-нибудь новая Венера или старая, которая вернулась на землю и снова начала соблазнять всех подряд мужиков, начиная с ее мужа. Хотя нег, ее мужа соблазнила Мишель.
Я поняла, что больше я ничего здесь не узнаю. Да я и не узнала ничего. Нет, узнала — Феликс. Значит, он связан как-то со всем. И ведь он смог убежать, когда в квартиру ворвались те четверо. А может, это и не он убежал, может, убежал Владислав или Вадик?
— Мне пора, — сказала я Галине.
— Да, конечно. Но мы с вами договорились? Если вы сможете найти этого художника, вы поговорите с ним, вы сможете привезти его ко мне, скажите, что я очень хорошо заплачу ему. И вам тоже.
— Конечно, не беспокойтесь, — пообещала я.
Мы пошли обратно по лестнице вверх из этой галереи, составленной из Сережкиных картин.
Потом я попрощалась с Галиной и вышла на улицу. Я почувствовала себя как Эвридика, которая выбралась наконец на свободу, вот только Орфей где-то там застрял, потому что я сделала какую-то глупость. Я перепутала? Все наоборот? Но это не имеет значения, могло быть и так.
* * *
Феликс был жив, и он был возмущен, возбужден и угрожал.— А ты знаешь, — шипел он, — что с тобой будет, если тобой займутся компетентные органы?
Когда я позвонила ему на сотовый, он уже по телефону попытался изобразить из себя Юпитера. Но я не стала тратить время на оценку его актерских способностей, сказала, где я его буду ждать и во сколько, и повесила трубку.
Я была уверена, что он приедет, и не ошиблась.
Мы встретились в небольшом кафе.
— Ты знаешь, что случилось с Владиславом и Вадиком? — сразу завозмущался Феликс трагическим шепотом.
— Что? — спросила я.
— Не надо притворяться, Маша. Ты знаешь, что они оба погибли.
— Погибли? А я думала, их убили.
— Ты так спокойно об этом говоришь… Как те люди оказались в квартире, в которую ты меня заманила?
— Я что, держала в руке кусок копченой колбасы?
— При чем здесь колбаса?
— Не знаю, это ты сказал, что я тебя заманила.
— Хорошо, как оказались там те люди, в той квартире, в которую ты меня пригласила, привела, в которую мы пришли в конце концов?
— Какие именно люди?
— Те.
— Вадик с Владиславом? — спросила я наивно.
— Нет, я говорю о других людях, которые пришли позже.
— Феликс, я потому и попросила встретиться, чтобы спросить о том же тебя.
— Ты хочешь сказать, что ты ни о чем не знала?
— Я была на улице. Я долго ходила и думала, не поступаю ли я подло в отношении твоей жены и еще другой женщины, кажется, Туся ее зовут. Я никак не могла решиться вернуться в квартиру. А потом, когда все же решилась, в лифт со мной хотели войти четыре человека, я испугалась и не поехала, а пошла пешком. И я увидела, как они входят в нашу с тобой квартиру. Как же ты смог так спокойно уйти от этих бандитов? — спросила я, чтобы не дать Феликсу оценить мой бред.
— Спокойно?! Да это чистая случайность, что я выбрался оттуда.
— Как, расскажи?
— Когда вбежали эти четверо, я.., я был в туалете.
— Понятно. И просидел там, пока они не ушли.
— Нет, потом мне удалось выскользнуть незаметно.
— Проползти мимо них?
— Прекрати юродствовать. Маша. Двое людей погибли, это повод к шуткам?
— Ну, если тебе нравится слово погибли, пусть будет так, можешь это даже назвать квартирной катастрофой.
— И вообще, — возмутился Феликс, — прекрати свой тон и прекрати свой допрос.
— Как ты узнал, что их было четверо, — не обратила я внимания на просьбу Феликса, — если ты был в туалете?
— Я определил это по голосам, — сказал он не подумав.
Доказывать ему, что не мог он по голосам определить, сколько человек ворвалось в квартиру, было бесполезно.
— Ладно, Феликс, — сказала я, — мне больше с тобой не хочется говорить, но я и так достаточно поняла.
— Что ты поняла?
— Не скажу.
— Я не понимаю только, для чего ты мне назначила эту встречу?
— Чтобы кое-что выяснить.
— Что ты хочешь выяснить?
— Сначала еще спрошу, потом скажу, что я хочу выяснить. Кто продал Владиславу ту картину, которую он продал Галине?
— Представления не имею, о чем ты говоришь, — сказал он искренне.
— У Мишель я видела картину, Сережкину картину. А теперь она у Галины, ей ее продал Владислав, откуда он ее взял?
— Понятия не имею, — проговорился Феликс, потому что теперь он понял, о какой картине идет речь, а я все больше убеждалась в том, в чем хотела убедиться — Феликс во всем этом замешан.
— Кто продал картину Владиславу, тот и убил Мишель.
— Прекрати разыгрывать фарс, — вернулся Феликс к прежней женской системе обороны.
— Ты от Вадика узнал, что какая-то идиотская картина должна помочь Галине вылечиться от ее болезни?
— Какая картина, я ничего не понимаю. Почему я только выслушиваю этот твой бред?
— Потому что ты хочешь узнать, что знаю я, а что нет.
— Мне нет никакого дела до того, что ты знаешь и чего не знаешь.
И тут я не сдержалась. Я сама не понимаю, как это произошло. Я вдруг вскочила со стула и вцепилась в последние кудри Феликса.
— Где Сережка?! Куда вы его дели, сволочи?!! — кричала я, тряся голову Феликса взад и вперед.
Феликс взвизгивал и пищал что-то, просил отпустить его.
Я опомнилась. Увидела, с каким радостным интересом уставились на нас с Феликсом все вокруг. Я отпустила его волосы и быстро пошла к выходу.
Я ничего не узнала, но я знала, что мне нужно делать — мне надо узнать, кто та женщина, которая была любовницей Вадика и Владислава, найти ее. Вот только как ее найти?
Я быстро пришла в себя после своей небольшой истерики. Если честно, то подобного я за собой не помню, никогда со мной такого еще не случалось. И все из-за него, из-за Сережки.
Как же мне найти ту женщину, любовницу Вадика и Владислава и Феликса?
Знаю — я должна проследить за Феликсом, увидеть женщин, с которыми он встречается, и из них вычислить ту, о которой говорила Галина, если только она не фантазировала: как у бывшей стриптизерши, у нее в этом вопросе может быть богатое воображение.
* * *
Я посмотрела на себя в зеркало и осталась недовольна — в рыжем парике я выглядела ничего себе, но он слишком бросался в глаза. Я сняла его и померила черный: длинные прямые волосы и челка, закрывающая брови.Я купила этот парик и вышла из магазина. Прямо перед собой, через дорогу, над двойной стеклянной дверью, я увидела слово, написанное крупными буквами, «Оптика». И я сразу вспомнила Сережкины слова, забыла, по какому поводу он сказал, что ничто так не меняет женское лицо, как очки, он имел в виду не темные солнечные очки, а очки с диоптрией.
Я перешла по подземному переходу на другую сторону улицы и вошла в этот магазин.
Очки я выбирала себе, наверное, полчаса, не меньше. Мне "не нужны были с диоптрией, мне нужны были с простыми стеклами, и таких было полно, но ни одни из них мне не нравились — мне нужны были такие, чтобы как можно сильнее уродовали мое лицо. И наконец я нашла: у них были простые, но чуть дымчатые стекла и толстая пластмассовая оправа. Большее уродство представить было трудно. Как только я посмотрела на себя в зеркало в этих очках, сразу поняла — это то, что мне нужно — в них даже без парика меня можно было узнать разве что по голосу, но если надеть еще и парик, то я представила, что из этого получится. Я их купила и поехала домой.
Дома я надела Сережкины джинсы и его рубашку. Вместе с дымчатыми очками и париком я выглядела так, что даже самый неприхотливый сексуальный маньяк, встретив меня ночью, кроме скуки, ничего бы не почувствовал.
Осталось только сменить машину, потому что моя слишком заметна. Но это было проще, чем выбрать парик или очки. Я позвонила одной своей знакомой и предложила ей на время поменять ее зеленую «Ниву» на мою красную «БМВ». Я ей сказала, что еду в какое-то дачное место, где асфальтовые дороги еще не проложены, и пообещала вернуть машину в целости и сохранности. Эта моя знакомая не стала думать, а сразу согласилась.
* * *
Я ехала за Феликсом так, чтобы между нами было все время две-три машины. Восемьдесят километров в час для Феликса предельная скорость, и держаться за ним, не отстать от него было не трудно, тем более «Нива» довольно высокая и из нее все хорошо видно.Минут через" двадцать, предупредив меня сигналом поворота, Феликс с Садового кольца свернул в какие-то дворы, и скоро его машина остановилась у подъезда одного из домов. Я свою остановила у соседнего.
Феликс вошел в подъезд, у которого остановился, а я закурила и стала ждать. Курю я вообще-то редко, только в компании, когда немного выпью или когда сильно нервничаю. Последнее время я стала курить больше, Я прождала еще полчаса и поняла, что я ничего таким способом не узнаю, потому что ждать — это не то состояние, в котором я могу долго находиться, особенно когда не знаешь, чего именно ты ждешь.
Наконец Феликс вышел, с ним была женщина. Я присмотрелась к ней. Это была Туся, правда, сейчас вместо пеньюара на ней было платье.
Получалось все же, что Туся не случайная подружка Феликса, а постоянная его любовница, и не так, между делом, а у них все серьезно, это понятно хотя бы потому, что он зашел за ней. Даже если бы он ее просто ждал у подъезда в машине, это говорило бы о многом, а уж если заходит к ней домой, то тут и говорить много нечего и так все ясно.
Надо же, я ведь понятия не имела, что у него есть вторая жена, а как еще по-другому ее назвать? И она тоже не может быть той женщиной, которая мне нужна, потому что эту Феликс не стал бы делить с Вадиком и Владиславом.
И тут у меня появилась одна идея: Феликсова Туся поможет мне. Но спешить не надо, а надо все обдумать.
Больше за Феликсом я следить не стала.
* * *
Я поднялась на не застекленную веранду и постучала в дверь. Было еще только часов десять утра..Галина долго не открывала, наверное, я ее разбудила или не смогла разбудить. Я постучала еще раз.
Дверь открылась. Такой страшной тоски в глазах я еще ни у кого не видела. Галина молча смотрела на меня, и я от этого ее взгляда стала чувствовать себя неодушевленным предметом. Я поняла, что Галина уже знает, что случилось с Владиславом и Вадиком.
— Мне можно войти? — осторожно спросила я.
— Проходите, — почти шепотом сказала Галина и, повернувшись, ушла в темноту.
Я прошла вслед за ней, закрыв за собой дверь. Глазам долго пришлось привыкать к темноте, прежде чем я стала различать что-то, кроме слабенького огонька свечи.
— Я выпила десять таблеток, они мне не помогают, — услышала я слабый голос Галины.
— Каких таблеток? — зачем-то спросила я.
— Феназепам и реланиум. Других, более сильных у меня сейчас нет, все кончилось, Владислав обещал принести. А мне сказали, что его теперь нет.
— Я знаю, — сказала я.
— Вы пришли мне сказать об этом?
— Нет.
— Мне об этом уже сказали, — как будто не услышала она меня. — Приходила его жена и сказала.
— Чья жена?
— Владислава.
— У него есть жена?
— Она пришла мне сказать, чтобы я завтра же уехала отсюда.
— Я не знала, что у него есть жена.
— Они давно не живут вместе. У нее квартира в пятиэтажном доме здесь, недалеко.
— Вам некуда отсюда уехать?
— У меня большая квартира в Москве. Я не знаю, как туда добраться.
— У вас много вещей?
— У меня только картины.
— Тогда я смогу вас перевезти.
— Я давно хотела уехать отсюда, Владислав меня не отпускал.
— Почему?
— Он не хотел, чтобы я уезжала отсюда.
— Но зачем вы нужны им именно здесь?
— Из-за художника. Он не хотел, чтобы я сама с ним связалась, он хотел быть посредником.
— Я могу прямо сейчас отвезти вас домой, — предложила я.
— Нет, только не днем. Слишком яркое солнце и вокруг так много места, такие большие пространства. А она требует, чтобы я как можно скорее отсюда уезжала.
— Жена Владислава?
— Да. Она ушла полчаса назад. И вчера вечером она приходила, сказала про Владислава.
Интересно, а про Вадика ей сказали или нет? Но не я, во всяком случае, скажу ей об этом.
— Если меня положат в больницу, — продолжала Галина, — я тогда не смогу найти художника, который напишет мне картину.
— Мне тоже очень нужно найти его.
— Значит, вы мне поможете?
— Конечно. Мы друг другу поможем. А пока вы собирайте вещи, вечером я заеду за вами.
— Да, когда стемнеет. Вы обязательно приедете?
— Обязательно. И тогда мы с вами поговорим, я кое-что придумала.
Я пошла к выходу. Она проводила меня до двери и закрыла ее за мной.
Я собиралась уже сесть в машину, как увидела, что к дому быстро идет какая-то женщина и с ней еще двое мужчин. По тому, как она упорно еще издали смотрела на меня, я поняла, что женщина хочет мне что-то сказать.
— Вы приезжали к этой? — спросила она, не успев еще подойти ко мне, и кивнула на дом.
— Вы о Галине спрашиваете?
— Да, об этой сумасшедшей.
— Желаю вам так же помучиться, — вежливо пожелала я ей. — А что вы хотели мне сказать?
— Я хотела спросить. Это ваша мать?
— Нет. Еще какие вопросы?
— Никаких. Я хочу сказать, что через пять минут ее здесь не будет.
— А это двое помощников, — я указала на мужчин, — чтобы выкинуть больного человека на улицу?
— Это мой муж.
— Один в двух лицах.
— Прекратите хамить.
Я не знала, в чем заключалось мое хамство, но решила. не уточнять.
— Владислав тоже был вашим мужем?
— Да.
— Вы с ним разведены?
— Какое это имеет значение?
— Вы прописаны в этом доме?
— Это не имеет никакого значения.
— Значит, нет. У вас есть документы, которые доказывали бы что после смерти вашего бывшего мужа вы можете вступить во владение принадлежавшего ему при жизни недвижимого имущества? — Мне нравились мои казенные фразы, я была уверена, что на таких людей, как эта бывшая жена Владислава, они подействует лучше всего. Я не очень ошиблась.
— Вы кто такая? — Голос женщины перестал быть просто наглым, теперь он был откровенно наглым.
— Если не хотите осложнений, — сказала я вместо ответа «кто я такая», — то потерпите до вечера. Я ее увезу отсюда, и тогда вы можете хоть сжечь этот дом, правильнее всего это будет сделать ночью, ночью пожар всегда красивее смотрится.
Мужчины не вмешивались в наш разговор, и это утешало, потому что если мужчина вмешивается в женский спор, то это, значит, такой мужчина, которого легче убить, чем что-то ему доказать.
Я села в машину и завела двигатель.
— Если к завтрашнему утру она будет еще здесь…
Что она сказала дальше, я не услышала, я с силой нажала на педаль газа, и маленькая «Нива» заревела так, что было видно только, что женщина открывает рот, будто живой карп в магазине, которого продавец только что вытащил из аквариума, но слышно ничего не было…
Я приехала к себе домой. Едва я успела войти в квартиру, как раздался телефонный звонок. Я посадила себе на ноге еще один синяк, налетев на стул (сколько их у меня еще появился, пока я найду Сережку?), и схватила трубку.
Это была та самая моя знакомая, с которой я поменялась машинами.
— Ты появилась наконец, я тебе всю ночь и все утро звоню, — заговорила она нервно, как только услышала мой голос. — Вот что, Машка, сейчас же приезжай и забирай свою машину, и отдавай мою.
— А что случилось? — не поняла я, чем ей «Нива» нравится больше «БМВ».
— Случилось такое… Почему ты со мной поменялась машинами?
— Я же тебе сказала — я ездила на дачу.
— Меня чуть не убили из-за этой твоей машины.
— Как это? Хотели угнать?
— Еще этого не хватало, чтобы я потом с тобой всю жизнь расплачивалась!
— Да успокойся, если бы тебя убили, я с тебя не стала бы ничего спрашивать. А угнать ее почти что нельзя, ее можно завести только тем ключом, который у тебя, и больше никак, там встроен какой-то чип, в общем, я в этом не разбираюсь, но знаю, что…
— Да при чем здесь какие-то чипы! Чипы, чипсы, мне все равно. Меня остановили на улице какие-то бандиты, ночью. Я возвращалась домой, мимо твоего дома проезжала, кстати, и они стали вытаскивать меня из машины. Потом поняли, что перепутали меня с тобой, и уехали.
— Какие бандиты? Кто?
— Откуда я знаю какие?
— Как они выглядели? — я спросила, но мне кажется, я догадывалась.
— Тебе фоторобот нужно составить?
— Достаточно словесного портрета.
— Да откуда я их могла запомнить! Я от страха себя едва узнала в зеркале, когда приехала домой!
— Что они хотели?
— Ничего они не хотели! Тебя они хотели!
— А сколько их было?
— Двое.
— И так и сказали, что оба сразу хотят меня?
— Не знаю, сразу или по очереди, это ты с ними сама разбирайся, а мне достаточно разборок и со своими мужиками.
— Лишний мужик в доме не помеха.
— Нет, спасибо, Машенька, таких уродов мне не надо.
— Уроды, говоришь? А сказала, что не разглядела.
— Нет, один ничего был. А второй.., нос приплюснутый, глазки маленькие, встретишь вечером на улице — три ночи не будешь спать.
— О нем мечтать? Поэтому ты мне всю ночь и звонила, хотела, чтобы я тебя с ним познакомила?
— Тебе смешно, а я и сейчас не могу в себя прийти.
— Я тоже в него с первого взгляда влюбилась, — призналась я.
— Так ты знаешь, кто это такие?
— Конечно. Они просто подумали, что ты угнала мою машину.
— Да? Ты говоришь, что ее нельзя угнать.
— Они-то этого не знают.
— А по-моему, они как раз и думали, что это ты в ней сидишь.
— Тебе показалось, Жека на тебя произвел слишком сильное впечатление.
— Какой Жека?
— О котором ты всю ночь мечтала.
— Да, впечатление не слабое. — Постепенно она начала успокаиваться.
— У него случайно не было синяка под глазом?
— Был, еще какой.
— Ну, значит, я не ошиблась.
— Мне не легче от того, что ты такая догадливая. Приезжай, забирай свою машину.
— Не волнуйся, они больше не будут к тебе приставать, теперь они знают, что на этой машине ездишь ты.
— Не надо мне такого счастья.
— А может, покатаешься еще пару дней на ней?
— Нет.
— Подумай.
— Ну, не знаю. Вообще-то я познакомилась с одним молодым человеком, а он меня видел на твоей «БМВ»…
— Значит, договорились. Я еще пару дней поезжу на твоей «Ниве», а ты себе устраиваешь личную жизнь за это время.
— Да? А что он потом скажет, когда я приеду на «Ниве».
— Скажешь, что попала в аварию и разбила машину, теперь приходится ездить на старой.
— Ладно, я подумаю.
— Подумай два дня, потом позвонишь и скажешь.
— А если я у тебя ее потом попрошу еще на несколько дней?
— Согласна, — согласилась я.
— Ну хорошо. Только если ко мне еще раз пристанет эта обезьяна…
— Мне он больше напоминает носорога.
— Носорога? Хотя, может быть, только с отбитым рогом.
— Значит, договорились, через два дня позвонишь и скажешь, на сколько тебе нужна будет еще моя машина.
— Хорошо. Смотри только мою не разбей. Я знаю, как ты носишься.
— Тогда будешь ездить на «БМВ», пока я твою не починю.
— Ну ладно, Машка. Но, если бы не Алик, ты бы меня ни за что не уговорила.
— Алик, это тот самый твой новый молодой человек?
— Да.
— А как же Леша?
— Какой еще Леша? А, ты о том. Господи, ты бы еще моего первого мужа вспомнила.
— Все поняла. Рада буду, если ты будешь счастлива.
— Тебе верю; ты не завистливая. Ну ладно, пока. Встретимся, тогда поболтаем.
— Давай, — я положила трубку.
Значит, мое похищение, точнее, похищение меня не отменяется, сделала я мудрый вывод.
И как назло Витька Леночкин куда-то уехал. Если бы он был здесь, он бы давно во всем разобрался и давно уже нашел бы Сережку. Когда он вернется? Надо позвонить Леночке.
Только я хотела взять трубку, как телефон зазвонил сам.
А это и была Леночка.
— Маша, привет. Ты куда пропала? Я тебе звоню, звоню.
— Я у Сережки ночевала.
— Да? Он что, нашелся? Вы с ним помирились?
— Не нашелся. Нет его. Я тебе и звоню поэтому.
— Это не ты мне звонишь, это я тебе позвонила.
— Да, действительно. Просто я сама сейчас хотела тебе позвонить.
— Что-нибудь узнала?
— У тебя хотела узнать, когда твой Витя приедет.
— Он звонил, сказал, что на днях должен приехать.
— Ты ему не говорила про Сережку?
— Я сказала, что вы поссорились.
— Ничего себе поссорились! Ты откуда звонишь?
— С работы, Маш, ну откуда же.
— Ты не злишься, что я тебя одну бросила там?
— Ты что, дурочка? Ты бы на меня злилась, если бы у меня были неприятности и я не могла бы работать?
— Да, конечно, нет.
— Ну а я вообще. Ты ведь моя начальница.
— Ленка, хватит говорить глупости. Я тебе давно уже сказала, что мы с тобой одинаковые, только ты свое делаешь, а я свое.
— А вместе мы делаем общее дело, — засмеялась Леночка.
— Ленок, я скоро подъеду. Мне нужно с тобой посоветоваться.
— Давай, через сколько ты будешь?
— Точно не знаю, но может быть, часа через два, у меня есть еще небольшое дело, мне с одним человеком нужно встретиться.
— Давай, подъезжай, а то я по тебе соскучилась. Вот только чем я тебе смогу помочь, не знаю. Был бы Витька.
Он, как назло, говорит, что у него там что-то не решается, какие-то проблемы у него там.
— Ну ладно, Ленок, жди меня, я скоро буду. — Я положила трубку.
* * *
Машину я остановила там же, где стояла и ждала Феликса, когда он вышел с Тусей. Одета я была в свою униформу: очки, парик, Сережкины джинсы и рубашку. Пока что я не очень хорошо себе представляла, как я с ней познакомлюсь, но это не имело значения, в подобных вещах для меня импровизация была всегда более выигрышным из всех вариантов.У третьего подъезда Тусиного дома — именно из этого подъезда и вышли Феликс с Тусей — сидели две женщины.
Здесь росли деревья, женщины сидели в тени, и было видно, что они долго не уйдут со своего насиженного годами места.
Я прошла мимо, они без интереса взглянули на меня (на такое уродство, какое я сейчас представляла из себя, никому не интересно смотреть, вот если бы я была в своем обычном виде, они бы сразу стали обсуждать и гадать, к кому это я направилась), я вызвала лифт и поднялась на третий этаж.
Подойдя к одной из дверей на лестничной площадке, я позвонила в квартиру.
Дверь открыл мужчина лет сорока пяти с взлохмаченными черными волосами. Не брился он как минимум неделю, .так что не было понятно, небрит он или у него уже борода.
— Извините, — сказала я, сквозь дымчатые стекла рассматривая опухлости на его лице под щетиной, — мне нужна Наташа.
— Какая еще Наташа? — спросил он чуть раздраженно.
— Я не помню, как ее фамилия, она рыженькая такая.
— Здесь рыжие не живут, — сказал мужчина и захлопнул дверь.
Да мне большего и не нужно было, это я сделала так, на всякий случай.
Я снова спустилась вниз и подошла к двум женщинам, сидевшим на лавочке в тени тополей (а еще сзади рос какой-то высокий кустарник).
— Здравствуйте, — я остановилась около женщин, — вы не знаете Наташу, она живет, кажется, в этом подъезде, я квартиру забыла, у меня было записано, а я записную книжку дома оставила. Зашла в семьдесят вторую, а там какой-то мужчина сказал, что не знает никакой Наташи. Она рыженькая такая, волосы густые и вьются.
— О, нашла куда зайти, в семьдесят вторую, хорошо, что вышла, там такая Наташа живет, что не дай бог, — засмеялась одна из женщин. — А рыжая — это Зубарева, кажется? — обратилась она к другой женщине.
— Зубарева, Наташка, — подтвердила приятельница первой. — Только какого ж ляда тебя на третий понесло к этому раздолбаю, Наташка-то на седьмом живет, в восемьдесят девятой.