Калина Саша. Лилит

   Из «мерседеса» вышел Вадик и еще какой-то мужчина, его я не знала. Ясно, что «мерседес» был не Вадика и за рулем сидел не он, а другой, незнакомый мне мужчина. Они оба не спеша вошли в подъезд, откуда я вышла минут пятнадцать назад.
   Так, хорошо, теперь все стало совсем непонятным. Но ждать здесь еще чего-либо уже не имело смысла — я увидела все, что мне хотелось увидеть, тем более у меня появилась небольшая идея. Но это позже. Я завела машину, доехала до ближайшей станции метро, чтобы купить карточку для таксофона и позвонить.
   — Маш, ты? Хорошо, что позвонила, — сразу же начала Леночка. — Я кое-что вспомнила.
   — Лучше б ты кое-что узнала, — высказала я пожелание.
   — Что я должна узнать?
   — Этого я и сама не знаю. Так что ты вспомнила?
   — Про этого, про которого ты говорила, про Вадика.
   — Да? И что ты о нем вспомнила?
   — Он знаешь кто? Он тот, кого называют плейбой или, точнее, альфонс.
   — В смысле?
   — Чего здесь непонятного? В самом прямом смысле. Он трахается за деньги с теми, у кого они есть.
   — Ты имеешь в виду женщин?
   — Может, и с мужчинами, не знаю. Но с женщинами точно.
   — Откуда ты это знаешь?
   — Я вспомнила, Светка Харламова про него рассказывала, мы его случайно встретили, а она мне и рассказала про него.
   — А она откуда знает?
   — А она пробовала.
   — Да зачем он ей. У нее мужиков — списки можно на два месяца вперед вывешивать в парадном.
   — Она говорила, что из любопытства, что такое — с мужчиной за деньги?
   — На мой взгляд, гораздо интереснее с них брать. Ну ладно, у каждого свой вкус. Почему ты думаешь, что это именно тот самый Вадик?
   — Ну, ты же рассказала, какой он из себя, мне кажется, это тот самый.
   — Вообще-то мне тоже так кажется, — сказала я, вспомнив фразу Вадика, произнесенную перед моим уходом, что «за все заплачено», — Я в общем-то позвонила узнать: Сережка не звонил? "
   — Нет.
   — Тогда пока. Я еще позвоню.
   — Если вечером не позвонишь, я подниму на ноги всех.
   Витьку из Питера вытащу.
   — Не вздумай никому ничего говорить, если не хочешь, чтобы у меня были еще большие неприятности, — Леночка промолчала.
   — Ты поняла меня, Ленка?
   — Поняла, поняла.
   — Тогда пока. Скоро позвоню. — Я положила трубку.
   Я повесила трубку и задумалась.
   Что же получается? А получается, во всяком случае, у меня такое ощущение, что этого красавчика Вадика кто-то специально ко мне подослал и даже заплатил ему за это. А еще я знаю, кто меня с ним познакомил — Феликс.
   У дома Мишель у меня появилась небольшая идея, я говорила об этом, теперь эта идея стала немного побольше.
   Когда Вадик вышел из «мерседеса», я подумала, что мне стоит встретиться с ним еще раз. Теперь, после того что мне рассказала о нем Леночка, я решила, что будет правильным и заплатить ему. Такие, как он, люди его профессии, за деньги способны на все, он за деньги мне и расскажет все, что знает, в этом я не сомневаюсь.
   Вечер уже наступил, но до одиннадцати было еще далеко.
   Я поехала к себе.
   Я легла на диван и стала просто слушать музыку, и постаралась ни о чем не думать, потому что думать хорошо, когда на душе хорошо, а когда такое вот, как у меня, то лучше не думать. Я слушала, слушала, старалась ни о чем не думать, хотя это, понятно, и не очень получалось, а потом, сама не заметила как, уснула.
   А когда я проснулась, было уже половина одиннадцатого. Если я потороплюсь то опоздаю не больше чем минут на десять — пятнадцать, это вполне нормально.
   Я нажала кнопку звонка. С минуту я ждала, но дверь мне не спешили открывать. Я нажала на кнопку еще раз. За дверью не раздалось ни шороха.
   Я удивилась, но не очень, хоть Мишель мне и показалась женщиной неспособной на такие шутки, но я сама женщина и по собственному опыту знаю, что иногда все дела, даже важные для тебя, хочется послать подальше ради кое-чего другого или кое-кого другого.
   Я уже собралась уходить, но в это время услышала, как с той стороны двери кто-то скребется. Звук был такой, как если бы по двери скребла когтями собака, только не большая, а очень маленькая собачка.
   Я так и подумала, что это какой-нибудь карликовый пинчер пытается открыть мне дверь. Но тут же послышался слабый металлический лязг. Он что, принес из кухни табуретку, забрался на нее и открывает теперь замок? Я решила подождать, потому что мне было интересно, как маленькая собачка может таскать по квартире такие тяжелые предметы.
   Замок наконец щелкнул, и дверь медленно и таинственно стала открываться.
   Я увидела девушку лет двадцати, и мне сразу показалось, что я ее где-то уже встречала. А через несколько секунд я ее узнала, и мне сразу захотелось шлепнуться на свою (восемьдесят шесть сантиметров в окружности) попу — это была та самая девушка, которая еще несколько часов назад была мертвой, во всяком случае, считалась такой лично мной. И сейчас было даже больше доказательств, что она мертвая, потому что сейчас на ее щеке я заметила кровь. Да и не только на щеке, но и на платье.
   Девушка некоторое время смотрела на меня, хоть и очень красивыми, но стеклянными глазами. Какими я смотрела на нее, не знаю. Потом она медленно поднесла палец к губам и прошептала:
   — Тсс, — И пояснила тоже шепотом:
   — Проходи, только тихо.
   — Почему? — спросила я тоже шепотом.
   — Здесь ходят мертвецы.
   Мне захотелось спросить, не о себе ли она говорит, но я сдержалась.
   — Они приходят и уходят, уходят и приходят, — объясняла мне она.
   Я кое-что стала понимать. Мне приходилось в; своей жизни видеть наркоманов их лучшей форме. Девушка была, по-моему, именно в таком состоянии.
   Я немного подумала, решила, что войду, но приготовилась сразу убежать, если здесь целая компания таких «мертвецов».
   — А зачем они приходят и куда уходят? — спросила я все так же тихо и переступила порог квартиры.
   Она осторожно прикрыла за мной дверь.
   — Они не любят быть на месте, — объяснила девушка.
   Я раньше считала по-другому, но это новое знакомство (правда, мы еще не познакомились, но все равно) стало менять мое мнение в вопросе о мертвецах.
   — Понятно, — почти согласилась я. — А где Мишель?
   — Она ушла. Она полежала немного мертвая, а потом ушла.
   И тут я подумала: неужели Мишель тоже наркоманка?
   Не похоже. А вообще кто ее знает…
   — Давно она ушла? — спросила я.
   — Кажется, нет, не очень.
   — А куда? — зачем-то спросила я, как будто это было мое дело.
   — Я не знаю. Она ушла, и все.
   — Понятно. Скажи мне, а кто такая Мишель? — задала я вопрос, который меня очень интересовал.
   — Она моя мама. Только не настоящая.
   — Как это?
   Девушка помолчала, а потом ответила, но не совсем на мой вопрос:
   — У меня еще есть мама, и она тоже не настоящая.
   У нее вообще едва ли сейчас что-то настоящее, кроме ее больного воображения.
   — Тебя как зовут? — спросила я.
   — Оля, — ответила девушка.
   — Ты давно знаешь Сергея? — задала я свой главный вопрос.
   — Сергея? Сережу?
   — Да, Сережу.
   — А какого Сережу?
   — Художника.
   — А какого художника?
   — Сегодня тебя привезли сюда из мастерской Сергея.
   Она задумалась.
   — Нет, — сказала она, помучившись со своей памятью, как с испорченным магнитофоном, — я не помню, откуда меня привезли.
   Ну, об этом-то я знала лучше ее. Но не могла же она не помнить, как попала туда, не привезли же ее туда в таком виде, в каком я ее нашла! Я так подумала, но сразу передумала: потому тогда получалось, что она накачалась наркотиками там, при Сережке, а этого быть не могло.
   Я так подумала, но Оля вдруг сказала:
   — Я вспомнила. Я знаю Сережу, он художник.
   Интересно, чем она слушала, когда я ей сказала то же самое:
   — Он живет в каком-то подвале, — продолжила Оля, — мы туда приехали, а потом я не помню, что было дальше.
   Так, значит, все мои рассуждения не дороже пустой банки от пепси-колы, в крайнем случае тянут на пустую бутылку, но я их все равно не сдаю, поэтому одно другого стоит.
   — А с кем ты туда приехала? С Сережей?
   — С Сережей? Нет.
   — С мамой?
   Она посмотрела на мена, пытаясь что-то сообразить, потом сказала:
   — Не знаю.
   — А Сережка был там, в мастерской?
   — Сережа?
   Как нежно она произносит его имя. Был бы он рядом, я бы его убила за это. Но его нет, и сначала мне нужно его найти. Найти и убедиться, что он простил меня. А потом я бы его убила, это точно.
   — Да, Сережа. Он был там? — повторила я свой вопрос.
   Она снова задумалась, пытаясь вспомнить.
   — Я не знаю, — вспомнила она наконец.
   — Оля, ты хоть что-нибудь знаешь? — поинтересовалась я.
   Она опять задумалась.
   — Знаю. Там лежала мертвая мама, — указала она на одну из дверей, — а потом она ушла.
   — Значит, ты не знаешь, где можно найти Сережку?
   — Сережа? Она его забрала с собой.
   — Мама?
   Она кивнула, но потом передумала:
   — Нет, другая.
   — Кто другая?
   Оля неуверенно пожала плечами.
   — А где твоя мама? — спросила я.
   — Она была там, а потом ушла. Она очень любит его картины. Она вообще любит картины.
   — То, что она любит картины, я знаю. Правда, что Сережкины особенно, об этом она мне почему-то не сказала.
   — У нее их несколько. Она говорит, что в его картинах ее душа, что он ее в них переселяет.
   — Кого и куда?! — очень удивилась я.
   — Ее душу в свои картины.
   Так, это что-то новенькое — Сережка в роли похитителя душ!
   — Ты, значит, не знаешь, куда ушла твоя мама?
   — Какая мама?
   — Да, я забыла, у тебя Их две или три. Ну хоть одна из них, не знаешь где?
   Оля задумалась. По ее лицу было видно, с каким трудом движутся ее мысли, словно стайка черепах по битым кирпичам. Наконец она что-то вспомнила:
   — Я же говорила тебе, она была там. — И Оля снова указала на дверь, на которую уже показывала.
   Не знаю, чтобы убедить меня или самой убедиться, Оля подошла к этой двери, приоткрыла ее и заглянула в комнату. Потом она посмотрела на меня, и лицо ее стало удивленным, как у мальчика, которому показали фокус (девочки фокусам не удивляются, они сразу понимают, что их просто обманывают — от рождения данная женщине интуиция, с которой мы потом всю жизнь боремся, чтобы позволить себя обмануть).
   Но мне стало интересно, что такое Оля могла увидеть.
   В этот момент я обратила внимание, что Сережкиной картины, которую я видела днем, сейчас нет на стене, остался только гвоздь, на котором она висела. Я хотела спросить об этом Олю, но сначала решила посмотреть, что такого удивительного она там нашла.
   Я тоже подошла к двери и заглянула в комнату.
   В комнате горел яркий свет. Там был огромный диван, а больше я ничего не успела рассмотреть, потому что сразу увидела, что на этом большом диване лежит женщина.
   Это была Мишель.
   Она лежала и смотрела в потолок широко раскрытыми глазами. Но едва ли она видела даже этот потолок.
   — А я думала, она ушла, — тихо проговорила Оля.
   Я услышала Один голос и посмотрела на нее. А она смотрела на Мишель, и из глаз ее по щекам медленно ползли две слезинки.
   Все платье Мишель было залито кровью. Но у меня уже был опыт, и я знала, что не каждый, кто кажется мертвым, действительно мертвый. Я осторожно подошла к Мишель.
   Мне захотелось закричать оттого, что я увидела вблизи: все платье Мишель было в небольших узких порезах, их была не меньше десяти, и была понятно, что именно из этих порезов и вышла кровь.
   Вдруг я почувствовала, что одной ногой я наступила на какой-то предмет. Я отошла назад и посмотрела, что это било. Оказалось, большой кухонный нож. Я едва удержала себя от желания развернуться и убежать отсюда, как там, в Сережкиной мастерской. Хотя отсюда-то" может, и стоило убежать, что меня здесь удерживало?
   Я посмотрела на Олю.
   — Это ты сделала? — спросила я, хотя мне это было неинтересно и ни о чем не хотелось спрашивать.
   Оля сначала чуть заметно, с сомнением пожала плечами, а потом отрицательно покачала головой, но покачала тоже как-то неуверенно.
   — Я устала, — сказала она. — Можно я лягу посплю? — спросила она у меня разрешения.
   — Ложись, — разрешила я.
   Она отошла от двери, прошла через холл и открыла другую дверь. Там, в той комнате, было темно, но в свете, попадавшем из холла, было видно, как Оля, уже едва передвигая ноги, добралась до кровати, села на нее, потом легла на бок, прижала ноги к груди и обхватила их руками.
   Я снова посмотрела на Мишель. Потом я медленно снова подошла к ней. Кровь на платье только-только начала засыхать.
   Рядом с Мишель, на диване, я увидела радиотелефон.
   Нужно было позвонить и позвать кого-то, — не кого-то, а врачей, ведь может быть такое, что я, как и там, в мастерской, так и с Олей, ошибаюсь — откуда мне знать, я же не врач — и, может быть, Мишель еще жива. Несколько минут я не могла решиться на что-то, не знала, что мне делать. Но потом поняла, что сейчас тот случай, когда нет ничего глупее, чем думать.
   Я взяла телефон и набрала «03».
   Я сказала девушке, которая мне ответила, что здесь раненая женщина, и назвала адрес.
   Потом я нажала на кнопку отбоя, положила телефон на диван и быстро пошла к выходу.
   Дверь я только прикрыла, на замок закрывать не стала, да и при желании не смогла бы: его можно было закрыть только ключом.
   Я вызвала лифт.
   Как только у Оли в таком состоянии, в каком она находилась, могло хватить сил справиться с Мишель? Она такая худенькая, маленькая, слабенькая. А Мишель — женщина сорок шестого размера, ростом почти с меня. Но может быть, она еще жива, может быть, врачи смогут что-то сделать? Но от Оли неприятности в любом случае не уйдут. А если это не Оля? Да даже если это и она, то все равно не она, а это наркотики.
   И странно, Оля мне была совсем не знакома, а мне было жалко ее, мне очень не хотелось, чтобы у нее были неприятности, которые ее наверняка теперь ожидают.
   Лифт остановился. Я повернулась и быстро пошла обратно в квартиру.
   Не знаю, сколько Оля весила, думаю, немного, но как Тяжело было ее тащить. Она только едва-едва упиралась ногами в пол, и единственное, на что она была способна, —'это слабым жалобным голосом просить, чтобы ее не трогали, чтобы дали ей поспать, потому что она очень устала. Я замучилась, пока заволокла ее в лифт.
   Когда я вышла из подъезда вместе с ней, я поняла, что до машины я ее довести не смогу. Нет, смогу, может быть, но только лучше наоборот — пусть машина приедет к ней.
   Я оставила Олю на лавочке у подъезда, тем более ее здесь никто не мог увидеть, потому что лампочка над дверью или перегорела, или ее разбили, а если вести Олю к машине, то любой, кто выглянет в окно, сразу увидит, что через двор тащатся две пьяные женщины, потому что я, когда вела Олю, шаталась из стороны в сторону вместе с ней, а двор был более-менее освещен.
   Я усадила Олю и быстро пошла к машине. Подогнала ее к подъезду.
   А когда я вышла из машины, никакой Оли на лавочке уже не было!
   Я заскочила в подъезд. Лифт стоял на первом этаже, и даже дверь была не закрыта, я не захлопнула ее, когда выползла оттуда с Олей.
   Пробежала до третьего этажа. Оли не было, бежать смотреть выше не имело смысла.
   Я спустилась вниз, захлопнула дверь лифта и вышла на улицу, добежала до ближнего угла дома, там тоже никого не было. Тогда я вернулась к машине, отогнала ее немного от подъезда, заглушила двигатель и стала лазать по кустам. Минут десять я ползала по ним, пока не услышала вой сирены.
   Я вылезла из кустов и села в машину.
   Подъехала «скорая».
   Я решила еще немного подождать и посмотреть, что будет дальше.
   А еще минут через десять я снова услышала вой сирены.
   На этот раз подъехала милицейская машина. Значит, зря я надеялась, что Мишель жива, что ее можно спасти.
   Ждать еще чего-либо не было смысла, я и не стала, и так было все понятно.

* * *

   Мишель умерла. Думаю, на этот раз я не ошиблась. А она мне хотела, во всяком случае обещала, все рассказать, все, что знает. А ее взяла и убила сумасшедшая наркоманка.
   Но мне эту Олю почему-то жалко.
   А почему я так уверена, что именно она убила Мишель?
   Ведь днем к ней заходили еще двое, и одного из этих двоих я немного знаю.
   Да плевать мне на них на всех! Мне нужно найти Сережку. Куда он мог пропасть?
   Вадик может мне помочь найти его. Тот, кто ему заплатил, скажет, где Сережка, потому что он должен это знать — я чувствую, все это как-то связано…
   Я уже вышла из лифта, подошла к дверям Вадиковой квартиры и нажала на кнопку звонка. Чуть подождала и снова нажала, уже несколько раз подряд.
   Мне повезло. За дверью послышались быстрые шаги, кажется, босых ног, и нервный голос Вадика спросил из-за двери:
   — Кто там?
   Зачем он спрашивал, я не понимаю, ведь в двери был глазок, а лестничная площадка хорошо освещена.
   — Если у тебя один глаз стеклянный, то приложи к дверному глазку другой, тогда увидишь, — кто здесь, — посоветовала я Вадику.
   — Тебе чего? Я занят.
   Я не стала объяснять, что мне нужно, а снова позвонила.
   Звонок у него был довольно громкий, во всяком случае, сейчас ночью, его наверняка было слышно в квартирах несколькими этажами и выше и ниже.
   Нервы Вадика не выдержали. Замок щелкнул, и дверь открылась. Он стоял с обмотанным вокруг бедер полотенцем, придерживая его одной рукой.
   — Ну чего тебе? — спросил он так невежливо, как будто я его сосед, который ходит к нему через день занимать деньги.
   — Какой глупый вопрос, Вадик. Разве не понятно, что пришла я к тебе, чтобы увидеть тебя?
   — Я занят сейчас. Ко мне нельзя.
   — Вадик, как ты можешь, — решила я возмутиться, — еще и трех дней не прошло после.., ну, в общем, после всего, а ты мне уже изменяешь!
   — Да ты чего?.. У нас чего?.. О чем ты говоришь-то? — Он не знал, что мне ответить, и, по-моему, немного растерялся. Я в это время проскользнула мимо него в квартиру.
   — Я права, у тебя женщина! — Голос у меня стал таким возмущенным, что Вадик только открыл рот и захлопал глазами, но не издал ни звука.
   Но его наглость быстро вернулась к нему.
   — Слушай, чего тебе здесь надо? Да, у меня женщина, ну и что? Какое твое дело?
   — Хорошо, Вадик. Пусть так. Я тебе прощу твою измену.
   Ответь мне только на один вопрос.
   — Какой еще вопрос?
   — Кто тебе заплатил за меня? Нет, вместо меня. Я не могу так, ты понимаешь? Я не могу, чтобы кто-то, какой-то посторонний человек… Чтобы чьи-то чужие деньги стояли между нами или даже лежали в твоем кармане.
   — Хватит придуриваться, ты что, ненормальная?
   — Вадик, если ты не скажешь, я убью себя. А потом убью тебя и ее, — я показала в глубь небольшого коридора, — она тоже стоит между нами, нет, она тоже лежит между нами.
   — Слушай, ты чего сюда пришла? — Он шагнул ко мне и даже протянул свою свободную руку. Я быстро отступила на шаг.
   Кажется, он решил применить ко мне простые примитивные меры, проще говоря, силой выставить меня из квартиры. Я не могла на это согласиться.
   Я быстро открыла свою сумочку… Совсем забыла сказать.
   Леночка подарила мне пистолет — не настоящий, газовый.
   Так вот, я открыла свою сумочку и быстро вынула из нее этот пистолет.
   Вадик, я была уверена, не отличался особой смелостью.
   Я оказалась права.
   Он так испугался, что забыл даже про полотенце, которое придерживал рукой, оно соскользнуло с него и упало к его босым ногам (не знаю, почему он не надел тапочки, может, не нашел их в суете и в темноте).
   Я решила, что слишком сильно пугать его не нужно, потому что неизвестно, вдруг у него какой-нибудь скрытый порок сердца или что другое, поэтому я попыталась быстро, но толково объяснить ему его положение.
   — Из этого пистолета убить нельзя, Вадик, но если я из него выстрелю тебе в одно место, то твое финансовое положение сразу резко ухудшится и деньги тебе придется зарабатывать руками, потому что я знаю, голова у тебя к этому совсем не приспособлена. Ты меня понял? — спросила я и направила пистолет в то место, о котором говорила.
   — Ты чего, дура? Ты чего, ненормальная? — запричитал он, прикрываясь руками, как будто ему стало стыдно.
   — Я не дура, Вадик, и я нормальная, поэтому я и хочу знать, кто тебе заплатил, чтобы ты переспал со мной.
   — Да никто мне не платил. Ты чего?
   — Считаю до трех и стреляю. Сначала получишь по рукам, а когда их уберешь, то по тому, что под ними. Раз. Два…
   На счет «два» дверь одной из комнат его двухкомнатной квартиры открылась, и оттуда вышла женщина. Она была уже достаточно одета, чтобы показаться гостям, но еще недостаточно, чтобы выйти на улицу. Трудно сказать, сколько ей было лет: если с первого взгляда, то около сорока пяти, но если приглядеться, то кожа на лице, утянутая пластическими хирургами, говорила о гораздо большем возрасте. Но это не имеет значения, меня это не волновало, и уж ни в коем случае я ее не осуждаю, хотя бы потому, что прежде нужно вынуть бревно из своего глаза, а потом уже считать чужие года.
   — Что здесь происходит? — Голос у нее был возмущенный, но волнение все равно улавливалось сразу. По-другому и быть не может — любая женщина на ее месте волновалась бы, разве что проститутка чувствовала бы себя более-менее спокойно, но это и понятно, потому что вины всегда больше на том, кто платит. — Вадим, это кто? — спросила она, пытаясь, чтобы голос ее не выдал страха и напряжения. Получилось смешно.
   — Если я скажу, что жена, — стала я объяснять ей, — то вы все равно не поверите, тем более такой муж это унижение для женщины. Я его знакомая и пришла с ним поговорить.
   Вадик в это время быстро нагнулся, схватил полотенце и поспешил снова обмотаться им.
   — А вы не могли найти другого, более подходящего времени для ваших объяснений?
   — А я что, кому-то помешала? — спросила я невинно.
   — Вадим, кто это, почему у нее в руках оружие? Я сейчас вызову милицию, — это она сказала уже мне.
   — Интересно, как ваш муж посмотрит на это? — Конечно, ее муж мог уже давно и скоропостижно скончаться и оставить ей наследство, которое ей никто не мешал тратить по своему усмотрению. Но только он был еще живой, потому что я увидела на безымянном пальце ее правой руки обручальное кольцо, на этой же руке было еще два кольца с довольно большими изумрудами, я не думаю, что они были не настоящими.
   — Послушайте, девушка, какое вам дело…
   — Извините, — перебила я ее, — Вадик мне нужен всего на две минуты, я обещаю, как только он ответит на один мой вопрос, я сразу уйду. Остальные вопросы, которые у меня к нему есть, я могу решить и потом, я не спешу.
   — Какие еще вопросы? — не успокаивалась женщина.
   — Личные. Вы можете оставить нас на две минуты?
   — Почему у вас в руках оружие?
   — Это не оружие, это игрушка.
   — Вадим?! — Она посмотрела на него, как строгая мать.
   — Зинуля, я сейчас приду, — успокоил он ее, но было видно, что ему очень не хочется, чтобы она уходила.
   Она не поняла его страданий, гордо повернулась и гордо ушла. Но мне показалось, что ей и самой не очень хотелось оставаться вместе с нами.
   — Вадик, — заговорила я, — эта Зина подала мне чудесную идею. Если ты сейчас мне не скажешь, кто тебе заплатил, я по ее же совету вызову милицию, и мы будем разбираться вместе с ними и вместе с этой Зинулей, как ты ее назвал, и скорее всего ее муж будет присутствовать при этом.
   Я-то всего-навсего буду соблазненной и покинутой несчастной жертвой с игрушечным пистолетом, а вот кем она тебе приходится — это ты объяснишь милиции и, если повезет, ее мужу. Выбирай одно из трех: или я сделаю так, что эта Зина не заплатит тебе ни копейки и ни одна другая женщина тоже, или я вызываю милицию и ее мужа, или ты говоришь мне, кто тебе заплатил. — Я была слишком многословна, но я нервничала, и потом мне нужно было убедить Вадика, что я не шучу.
   Вадик подумал и решил выбрать для себя самое маленькое зло.
   — Мне Феликс дал деньги и показал тебя.
   — А его кто просил об этом? — я так спросила, потому что была уверена, что самому Феликсу лично все это ни к чему.
   — Не знающего, — сразу ответил Вадик. — Какая-то женщина.
   — Какая женщина?
   — Откуда я знаю? Я случайно понял, что женщина, потому что Феликс проговорился, что заказчица доплатит, если будут фотографии.
   — Какие фотографии? — У меня по спине побежали мурашки.
   — Да не волнуйся, ничего не получилось.
   — Что не получилось?
   — Ну, фотографии не вышли.
   — Почему?
   — Я что, фотограф? Я фотоаппарат никогда в руках не держал, а потом я его плохо закрепил, он свалился и фотографировал только потолок.
   — Вадик, если ты меня обманул и есть какие-то фотографии, я тебя убью по-настоящему.
   — Да не вышло ничего, я тебе правду говорю.
   — А женщину, случайно, не Мишель звали?
   — Не знаю. А при чем здесь Мишель?
   — С кем ты к ней сегодня заходил?
   — Какое твое дело, это тебя не касается.
   — Да я так просто спросила, потому что сегодня ее убили.
   — Чего? — он это сказал с очень искренним удивленным возмущением, так что было ясно, что он здесь ни при чем. Да я так и думала, потому что почти уверена, что это сделала Оля.
   — После того как вы к ней сегодня заходили, ее нашли мертвой, — решила я его напугать, поэтому и сказала, что Мишель нашли мертвой после их прихода, но то, что это я ее нашла, говорить было совсем ни к чему.
   — Кто тебе сказал, откуда ты знаешь?
   — А вот это уже не твое дело.
   — А-а. Это ты у нее была перед этим. И ты должна была с ней встретиться.
   Значит, она им рассказала, что я была у нее. Интересно, почему она посчитала, что Вадику это нужно знать?