Калина Саша. Лилит

   — Если бы мы были с тобой не здесь.
   — А где?
   — Не знаю, — ответила я, но сама подумала, что если так пойдет дальше, то может получиться то, на что я и не рассчитывала — так легко Шурик поддавался на самое откровенное, даже примитивное соблазнение. — Мне очень хочется быть с тобой, Саша, очень. Но только не так, не здесь. А это, это ведь просто унижает. Неужели тебе доставляет удовольствие унижать меня? Еще больше унижать, чем это уже есть?
   — Нет, Маша, правда, нет, — заговорил он.
   И в это время я услышала, — как открылась входная дверь.
   Ну как же это не вовремя, расстроилась я.
   Шурик тоже услышал, что кто-то вошел, быстро встал с дивана, направился к двери.
   Я вслед за Шуриком вышла в переднюю.
   Это был Жека. Но какой у него был вид! Я догадалась, что это именно он, а не узнала его. Все лицо у него было обожжено, оно было красным и в мелких черных точках, и его покрывала редкая рыжая щетина, видимо, он не мог бриться. А еще к его лицу были приложены солнцезащитные очки, именно приложены, потому что они не могли держаться как им положено, я даже подумала, что, может быть, он их приклеил каким-нибудь «Моментом» или чем-то в этом роде, но оказалось, что нет, потому что он снял их сразу из-за того, что в квартире было темно. А по своим очертаниям лицо его теперь напоминало арбуз, именно потому, что никаких очертаний и не было: переносица и оба глаза — один огромный синяк. Хорошо, что он передвигался на машине, а не общественным транспортом, а то бы в Москве начался переполох, люди решили бы, что к нам заглянули инопланетяне.
   — А эта че здесь расхаживает по квартире? — вместо приветствия обратился Жека к Шурику и кивнул на меня.
   Жека приехал не вовремя, и поэтому я решила, что теперь мне придется проявить чуть больше инициативы.
   — Женя, — заговорила я вместо Шурика, — а знаешь, тебе бы сейчас больше пошли не такие очки, а какие раньше носили благородные жулики — видел в кино? Вырезанные из шелка или бархата, ну, как карнавальные.
   — Ты че, еще подкалывать будешь, ты? — В голосе Жени была и обида, и угроза, но я его понимала.
   — Не хочешь слушать добрых советов, не надо. Но я тебе от чистого сердца, как женщина женщине, советую.
   — Ну ты… — Жека шагнул ко мне, я увидела, как Шурик сразу весь напрягся, ему не нравилось, что Жека так грубо разговаривает со мной. Мне это тоже не нравилось.
   Но видимо, Жека получил какие-то указания от своего начальника — Вени, поэтому он только шагнул ко мне, но дальше этого не пошло. А потом он сунул руку в карман и вынул оттуда мой телефон.
   — На, держи, — протянул он его мне.
   Я быстро взяла телефон, и сразу мне захотелось позвонить, но при них мне это делать не хотелось. Дисплей был совершенно чистый. Я попробовала набрать номер — бесполезно.
   Жека радостно захохотал:
   — Можешь не стараться, там батарейка разряжена. — По его лицу сейчас ничего нельзя было определить, но в голосе чувствовалось удовлетворение, видимо, его порадовала совсем маленькая, но все-таки месть мне за свою былую, а теперь утраченную красоту.
   Я убрала телефон в карман.
   — Короче, ладно, — снова заговорил Жека и обратился к Шурику:
   — Ты свободен, а с этой я теперь побуду, — кивнул он в мою сторону. — А скоро должен и Веня подкатить.
   На лице Шурика появилась растерянность. Он хотел что-то сказать, но я заговорила первая:
   — Саша, не уходи, я не хочу с ним оставаться, я боюсь. Он что-нибудь сделает со мной. Не уходи, Сашенька, ладно. — И я быстро подошла к нему и спряталась за его плечо.
   Я поспешила заговорить первой, потому что подумала, что если Шурик скажет, что он останется тоже, то, возможно, Жека и не обратит на это внимания, а скажет, что как хочешь: хочешь — оставайся, хочешь — нет. Это было бы тоже неплохо, но только в том случае, если бы мы могли долго оставаться втроем, я бы постаралась что-то придумать. Но Жека сказал, что скоро должен подъехать Веня, а вот это мне было совсем ни к чему, и поэтому мне нужно было спешить.
   Как я и предполагала, Жеку возмутило, что я командую — в его понимании — здесь.
   — Не хрена здесь распоряжаться, она еще распоряжаться будет, кто здесь будет, а кто не будет! Все, на место в свою комнату, и чтобы носа оттуда не высовывала!
   — Ты чего здесь разраспоряжался, — начала я скандал в лучших традициях, кто кого переговорит и кто кого перекричит. — А ты кто сам такой здесь? Саша, почему он так разговаривает, он что, имеет право тебе приказывать? Саша, ты что, позволишь ему меня оскорблять? Между прочим, — выглядывая из-за плеча Шурика, продолжала я, — мы с Сашей собирались в кино пойти или просто в кафе. Скажи, Саша, правда?
   — Мы? — растерялся Саша.
   — Ну, если хочешь, я надену себе на руку один наручник, а другой тебе, и я тогда уже никуда от тебя не денусь.
   Ты же хочешь?
   — Чего?! — У Жеки от возмущения даже появились щелки в тех местах, где должны быть глаза. — В кино пойдете? Ты что, Шура, оборзел?
   — Саша, почему он тебя все время оскорбляет? Какое он имеет право так говорить с тобой? Ну что ты молчишь?
   Но Шурик еще не был готов активно заступаться за меня, потому промолчал, а начал говорить снова Жека.
   — Давай отсюда, — он шагнул к Шурику, — и чтоб я тебя через пять секунд здесь не видел. Понял?
   Наконец-то возмутился и Шурик.
   — Носорог, а чего ты, в натуре, командиром здесь себя назначил? — В голосе его послышались раздражение и злость, было понятно, что так он себя подбадривает, делает смелее, но и это мне уже нравилось. А Шурик продолжал:
   — Чего, здесь все на цирлах перед тобой должны бегать? Я чего тебе — шестерка? А может, тебе еще лычки ментовские нашить?
   — Ты че, козел, кому ты говоришь это?
   — Кто козел? Ты за козла ответишь, ты, ишак?
   — Шурик, ты че, совсем нюх потерял? Да я тебе сейчас башку отверну, как щенку лобастому.
   — Это ты свой нюх потерял, — вставила я свое слово из-за плеча Шурика, — вместе с носом.
   — А ты, сука, вообще спрячь свой язык, пока я тебе его не отрезал.
   — А чего ты на нее орешь, ты! — заступился Шурик за меня.
   — Я тебе что, жена, — поддержала я Шурика, — чтобы мне такое говорить. Ладно мне еще Саша что-то сказал бы.
   А ты какое право имеешь меня оскорблять?
   — Ну, ты мне уже надоела, — не выдержал наконец Жека.
   Он шагнул ко мне. Но Шурик протянул руку и оттолкнул его.
   Жека наверняка сильнее Шурика, к тому же у Шурика одна рука в гипсе (сейчас я об этом жалела), так что затевать то, что я задумала, рискованно, но у меня не было выбора, потому что позже, когда придет Веня, тогда уже и рисковать возможности не будет, и неизвестно еще зачем он придет — откуда я могла знать, что они придумали с этой Лилит.
   Шурик толкнул Жеку, и тот отступил на полшага, а потом снова шагнул вперед и протянул руку, хотел схватить Шурика за рубашку. Хорошо, что не ударить, ведь он мог, наверное, с одного удара убить его.
   Но Шурик тоже воспитывался не в пансионе благородных девиц, и он тоже знал и умел немало. Я почувствовала под своей рукой, которая лежала на его плече, как резко дернулось это его плечо.
   Гипсом Шурик попал Жеке все по тому, самому его больному месту, где у него должна быть переносица.
   Послышался такой рев, что если бы Жека был сейчас где-то в Африке, то все звери разбежались бы и попрятались бы. Он нагнулся, схватившись за свою переносицу.
   — Бежим, — дернула я за рукав Шурика, — он нас сейчас убьет.
   Но Шурик медлил. Может быть, он хотел еще добавить Жеке, а может быть, испугался и собирался загладить свою вину перед ним, но только мне пришлось потащить его за собой за рукав к двери.
   А Жека успел в это время немного прийти в себя. Он протянул руку и схватил Шурика за рубашку. Шурик сразу обернулся, рубашка на нем затрещала, разорвалась. Но он не обратил на это внимания, он тоже вцепился в Жеку. Одной рукой, здоровой, Шурик за воротник тянул Жеку на себя, а другой, загипсованной, стал давить ему на подбородок. Голова у Жеки запрокинулась назад, и он захрипел.
   — Ключи.., в кармане.., в правом.., в брюках, ключи возьми, — кричал мне, с трудом выговаривая слова и задыхаясь от напряжения, Шурик.
   Мне было не до вежливости и стеснения. Я сунула руку ему в карман и тут же вытащила ее уже вместе с ключами.
   Бросилась к двери, вставила ключ в замок.
   В это время Жека отшвырнул Шурика в сторону и рванулся ко мне. Но Шурик успел ударить его ногой по ногам и потом, перевернувшись в воздухе, как кошка, схватил обеими руками, и загипсованной и здоровой, Жеку за ботинок, прижал его к своей груди.
   Жека тянулся руками ко мне, ему не хватало каких-то тридцати сантиметров, чтобы схватить меня, и то я почти вплотную прижималась к двери, а Шурик не давал ему подползти ко мне.
   Я кое-как открыла замок, потом дверь. А рука Жеки была уже рядом. Я бы не смогла выбежать, он схватил бы меня.
   Тогда я пяткой со всей силы ударила ему по руке, по пальцам. Теперь у него в придачу ко всему будет еще, как и у Шурика, рука в гипсе. Но мне его совсем не было жалко, даже когда он снова зарычал, как лев, которого ранили второй раз подряд.
   Я выскочила из квартиры.
   И в это же время, прямо передо мной, открылась дверь лифта. Я не сразу сообразила и хотела заскочить в него.
   У меня это не получилось, потому что я всем телом налетела на Веню.
   Я отскочила назад и побежала к лестнице, но ошиблась и побежала в другую сторону, в ту, где лестница поднимается вверх. Но все равно, не возвращаться же теперь. Но, как обычно это у меня бывает, я споткнулась на ступеньках и шлепнулась на них. Оттого что я ударилась, мне не так было больно, как оттого, что на каких-то десять секунд я выбежала позже, даже не десять, ведь выберись я из квартиры хоть на три секунды раньше, я бы сейчас бежала по лестнице вниз.
   А Веня вышел из лифта и стоял и смотрел на все происходящее.
   Он кивнул, как будто соглашался со всем этим, и сказал:
   — Я знал, что что-то подобное будет.
   А у меня вдруг потекли слезы. И теперь не притворялась, я заплакала по-настоящему. Я сидела на ступеньках, прижимаясь к стене спиной и затылком, и плакала. А потом сама с собой заговорила, я не хотела ничего говорить, но говорило что-то внутри меня, а я только озвучивала — как точнее описать это состояние, я не знаю.
   — Как же я вас ненавижу, — слышала я свой голос, — как вы все мне противны, людишки жалкие! Ради денег готовы продать и свою честь, и совесть, и достоинство. Почему же вы такие мелкие, такие дешевые, что вас любой может купить, вы хуже проституток, проститутка хоть только тело свое продает, а вы… Да какой бы мужчина раньше мог бы так поступить, кто раньше крал детей и требовал за них деньги, кто раньше брал деньги и издевался над женщинами?!
   Только самые последние подонки стреляют из-за угла за деньги. Ты говоришь — Иуда, — посмотрела я на Веню. — У Иуды, может быть, были причины не любить Христа, поэтому он и выбросил деньги, которые ему дали за предательство. Может быть, он ему завидовал, пусть отвратительный, но все-таки это повод, а может, он любил женщину, которая любила Иисуса, и сделал все из ревности. А ты? Ты же продаешь свою душу только за деньги и больше ни за что, за бумагу, которую можно обменять в ресторане на кусок курицы. Что же вы за люди, если вашу душу можно обменять на кусок жареной курицы? И хоть бы голодные были, а то просто от жадности — кусок лишний сожрать…
   Не надо мне было все это говорить, не надо, потому что эти люди все равно ничего не поймут. Но мне нужно было выговориться, и пусть теперь делают со мной что хотят, потому что хуже чем есть, мне уже не будет. Потому что нервы мои уже не выдерживают и я скоро начну всего бояться, как боится всего Галина.
   Веня подошел ко мне, взял за локоть и затащил в лифт.
   Он нажал кнопку первого этажа, и мы остались в кабине вдвоем. Мы спускались вниз и молчали.
   — Ты спрашивала про одно место, про Бронницы, — заговорил он, когда двери открылись. — Я узнал кое-что.
   Я еще не понимала ничего и не смотрела на него, а он положил мне руку на плечо, и мы вышли с ним, как двое влюбленных. Только я не была влюблена — в него, во всяком случае.
   Мы подошли к машине, и я вдруг увидела, что это моя зеленая «Нива», правильнее, моей знакомой, но все равно.
   Он зачем-то пригнал ее сюда.
   — Держи, — он протянул мне ключи.
   Я все еще не понимала, но ключи взяла.
   — Километрах в десяти от этого городка в сторону Воскресенска есть место, там была раньше усадьба чья-то или что-то в этом роде. Садись в машину, чтобы нам не торчать на виду у всех, я тебе все сейчас расскажу, что сам узнал.
   Мы сели в машину, но ничего особенного я не услышала — всего лишь подробный рассказ, как добраться до того места.
   — Только ты одна все равно ничего не сделаешь, — сказал он в конце.
   — Но и в твоей помощи я не нуждаюсь.
   — Он что, так тебе дорог, этот художник?
   — Да, как память на всю оставшуюся жизнь, поэтому и хотелось бы сохранить его для себя.
   — И незаменим. — Это он не спросил, это он сказал просто.
   — А об этом вообще не может быть и речи.
   — Ну ладно. Если вдруг увидишь, передавай привет.
   — Не обижайся, но не передам.
   — Ну что ж, не передавай, если не хочешь, оставь себе на память.
   — Хорошо, себе оставлю, хотя бы в благодарность, что отпустил, — пообещала я.
   Я завела двигатель и тронула машину с места.

* * *

   Я подъехала к магазину и быстро прошла в наш кабинет.
   За столом у компьютера сидела одна только Танюшка — наш бухгалтер, она играла с ним в карты, впрочем, большую часть рабочего дня она проводила именно так. Если бы она была мужчиной, то ее удивленный взгляд сейчас можно было бы сравнить с удивлением Адама, когда он проснулся, а рядом с ним лежит миленькая девушка, которую зовут Ева.
   — Привет, Татьянка, а где Леночка? — спросила я, а сама подошла к большому зеркалу у стены и посмотрела на себя.
   Да, выглядела я так, что пожелать лучшего можно было целых два раза, вот только не было времени на пожелания.
   — Леночка? — переспросила Таня. — А, Леночка, — дошло до нее наконец. — Она поехала домой, ее Витя приехал, она сказала, что поедет ненадолго, скоро вернется.
   — Витька приехал? — обрадовалась я.
   — Да, час назад, может, чуть больше, он уже из дома позвонил, и Лена сразу убежала, сказала, что скоро вернется.
   — Тогда я тоже побежала. Если Леночка сейчас придет, скажешь, что я у нее, пусть позвонит.
   Таня кивнула, она сидела все еще какая-то растерянная, только мне было не до того, чтобы расспрашивать ее о ее трудностях, у меня своих на десять человек хватит.
   Я выбежала из магазина и поехала к Леночке с Витькой домой.

* * *

   Я позвонила в дверь. Открывать мне ее никто не спешил. Ну, понятно, они столько не виделись, а тут кто-то в дверь звонит. И я, тоже умница, даже не подумала, что сначала нужно позвонить по телефону. Но это все из-за того, что со мной последнее время происходит.
   Пойду на улицу, подожду минут пятнадцать — двадцать, решила я. Но в это время услышала, как замок стали открывать.
   Дверь открылась, и я увидела на пороге Витю.
   Я его увидела и растерялась — на него было больно смотреть, таким он выглядел измотанным, и лицо у него было… оно у него было какого-то пепельно-зеленого цвета.
   — Я не вовремя, да, Вить? Извини, я просто так обрадовалась, что ты приехал, что, как дурочка, не догадалась даже позвонить вам, приехала не предупредив.
   — Ничего, — проговорил он как-то с трудом и, повернувшись, пошел от двери.
   Я зашла в квартиру, закрыла дверь.
   — Может, я чуть попозже, — сказала я, все еще стоя около двери и не решаясь пройти дальше.
   — Заходи, чего ты там стоишь, — услышала я Витин голос, все такой же болезненный.
   — А где Леночка? — спросила я, заходя в комнату.
   — Она уехала на работу, ты разве об этом не знаешь?
   — Она не мне сказала, она сказала Танюшке. Меня не было.
   — Поэтому она, значит, так и спешила, что тебя не было.
   Я смотрела на Витю и не могла понять, что с ним происходит. Это был человек, который не привык показывать никому свою слабость.
   Сейчас Витя сразу сел на диван, наклонился, и я видела, что он едва сдерживается, чтобы не стонать.
   — Витя, что с тобой? — спросила я.
   — Не знаю. Кажется, отравился.
   — Что ты ел?
   — Почти ничего. Только грибы.
   На столе я увидела пол-литровую банку грибов. Она была почти полная. Но любой знает, что грибов много и не надо, чтобы отравиться.
   Я сразу побежала на кухню, нашла большую полиэтиленовую банку литра на три, высыпала в нее почти полную пачку соды, налила теплой воды и размешала. Вернулась в комнату, протянула банку Вите.
   — Давай быстрее, чтобы все выпил и в туалет, два пальца в рот и очищай свой желудок, как француженка перед сном.
   — Они, по-моему, по-другому это делают, — проговорил он, направляясь с банкой к туалету. Он стал послушным, как ребенок, и это доказывало, насколько ему плохо.
   — Откуда только такие познания? — проговорила я, закрывая за ним дверь.
   Я тут же подошла к телефону и вызвала «скорую». Хотела позвонить Леночке, но решила, что не стоит ее дергать, она все равно ничем не поможет, а только распсихуется и прилетит сюда. Будет мчаться как сумасшедшая, не хватало еще, чтобы она попала в аварию.
   Банку с грибами я завернула в несколько газет и выбросила в мусоропровод.
   Витя вышел минут через десять. Теперь лицо его было уже просто пепельным, никакой зелени в нем сейчас не было.
   Я протянула ему бутылку водки, ее я нашла в холодильнике.
   — Давай, пей, если сможешь, то всю.
   Он поискал глазами стакан.
   — В лечебных целях из горлышка даже лучше, — посоветовала я.
   Он и тут не стал спорить. Когда он оторвался от бутылки, там было меньше половины. Мне это понравилось.
   — Надо бы в водку марганцовки добавить, — пожалела я, что не догадалась сразу.
   — Не надо, — сказал Витька, — мне уже лучше.
   И действительно, было видно, что ему становится лучше.
   Теперь у него цвет лица уже приближался к нормальному.
   В дверь позвонили. Приехала «скорая».
   Витьку осмотрели, ощупали, расспросили нас, сказали, что мы все сделали правильно, посоветовали выбросить банку с грибами и на прощание сделали Витьке какой-то укол. Он к этому времени был уже полный сил и здоровья — во всяком случае, делал вид, что у него уже все в порядке.
   — Ладно, Витя, если тебе уже хорошо, я поехала, — сказала я, собираясь уходить.
   — Куда? — спросил он.
   Я задумалась: сказать ему или нет? Если по-честному, то мне очень хотелось, чтобы он поехал со мной. Я вымоталась, мне нужна была чья-то помощь, а уж такого человека, как Витька Косарев, тем более. Но он только что чуть не умер, и мне было стыдно говорить ему, потому что меня одну он не отпустил бы.
   — Что, секрет? — спросил он, — тогда не говори. А где Серега? Он мне нужен, а я ему никак все дозвониться не могу.
   Я перестала раздумывать. Я рассказала Витьке все, но пока только коротко.
   — Где это место, ты знаешь? — спросил он, направляясь к двери.
   Я чуточку полицемерила:
   — Вить, ты же плохо себя чувствуешь, может, не стоит тебе ездить.
   Он не обратил внимания на мои слова, может быть, даже не услышал их.
   — Идем. — Он уже ждал у раскрытой двери, я прошла мимо него. — Ты не сказала, знаешь ты, где то место?
   Я рассказала ему то, что мне рассказал Веня.
   — Кажется, я знаю, что это за место, — сказал Витька.
   Когда мы вышли на улицу, я направилась к своей (все еще своей) «Ниве».
   — Откуда это у тебя? — спросил Витька, кивнув на нее.
   — Поменяла на свою.
   — По-моему, неудачно, — сказал Витя и направился к своей машине.
   У него джип «мерседес-500», конечно, это немного получше «Нивы».
   По дороге я рассказала Витьке уже все очень подробно (опуская только те детали, которые касаются лично меня и больше никого).
   Некоторое время Витька молчал, потом высказал свое мнение.
   — Мне кажется это каким-то маразмом, — сказал он, — странная болезнь, картины, деньги за березку.
   — А то, что четверых человек убили, что сама не знаю, как осталась пока еще жива, что Сережка пропал, — это тоже маразм?
   — Это нет. Но то, что все это из-за березки вместо медведей, я очень сомневаюсь. Тут что-то посерьезней.
   — Да что серьезней может быть для людей, для которых в жизни существуют только деньги? Им наплевать, на чем зарабатывать, на березках или на гробах, которые из них сделают, — не согласилась я с его сомнениями, хотя, если честно, мне и самой все время это казалось немного странным.
   — Кто такая Лилит? — спросил Витька.
   — Лилит? Она была первой женой Адама…
   — Маша, — перебил меня Витька, — мне больше хотелось бы знать не о той Лилит, которая жила сразу после динозавров, а об этой, которая в бейсболке и темных очках.
   — Это я бы сама хотела знать.
   — И ты даже не предполагаешь, кто это может быть?
   — Предполагаю, у меня есть целых три варианта, но пока не буду говорить, пусть у тебя появится свой, и тогда мы сравним.
   — Если будет такая возможность.
   — Почему ее не будет?
   — Потому что там, куда мы едем, может для нас сложиться ситуация без вариантов.
   — Почему?
   — Потому что я тебе говорил, я знаю, куда мы едем и что там может быть.
   Я не стала уточнять, мне не хотелось бояться раньше времени. Но то, что я там пережила, мне не хотелось бы никогда больше пережить.

* * *

   …Мы уже ехали по лесу, по дороге, накатанной между деревьев. Потом впереди появился просвет. Витька остановил машину.
   — Я пойду посмотрю, что там. Ты сядь за руль и не выходи из машины.
   — Хорошо, но не вздумай меня обмануть и пойти один, я буду ждать недолго.
   Витька выругался негромко, так, для себя, и пошел вперед по дороге, потом свернул в сторону и пошел уже между деревьев. Скоро он остановился и стал что-то рассматривать впереди. Минут через пять он вернулся. Сразу сел на заднее сиденье справа.
   — Значит, так, — начал он объяснять мне наши действия, — дом метрах в ста, перед домом один человек, не знаю, что он там делает, но похоже на охрану, — он усмехнулся. — Не доезжая немного до него, притормозишь, поедешь так, чтобы я мог бежать за машиной, чтобы он не увидел меня. Подъедешь к нему и спросишь, как выехать на дорогу к Москве, скажешь, что заблудилась. Поняла?
   Я не стала отвечать на глупый вопрос, еще бы потребовал, чтоб я повторила его указания.
   Я отпустила тормоз.
   Через полминуты мы были уже на опушке леса. Метрах в ста действительно стоял длинный двухэтажный дом. Даже правильнее его будет назвать старинной усадьбой. Там даже у входа была лестница и четыре колонны.
   Не доезжая метров двадцать, я сбавила скорость и поехала совсем медленно. Я видела в зеркало, как Витька, пригибаясь к сиденью, открыл дверцу и выпрыгнул из машины.
   Потом в боковое зеркало я видела, как он быстро идет за машиной, придерживаясь рукой за ручку двери.
   Около дома стоял один человек.
   Я подъехала к нему. Молодой человек лет тридцати, симпатичный, но в лице его было что-то отталкивающее, неприятное, объяснить не могу.
   — Привет, — сказала я ему через опущенное стекло дверцы. — Как выехать на дорогу к Москве, я заблудилась.
   — К Москве? — переспросил тот и чему-то заулыбался, не мне, а каким-то своим мыслям. — А здесь тебе чем не нравится? Выходи, выпьем чайку с кофейком, и я расскажу тебе, как добраться до Москвы. — И он протянул руку к ручке двери.
   Я не стала ждать, когда он откроет дверь. Я тронула машину вперед, только совсем тихо. Этот, который предлагал мне чай с кофеем, пошел следом, пытаясь открыть дверцу, он что-то говорил, но я уже не обращала внимания на его слова. В правое зеркало я видела, как Витька чуть отстал, забежал за машину. Потом я увидела его уже в левом зеркале. Он подбежал к этому гостеприимному хозяину, резко схватил его за плечо и развернул к себе. Я уже смотрела не в зеркало, а в окно.
   Витька развернул его и ударил снизу в подбородок. Мне удар не показался сильным, но этот, который хотел пригласить меня на чай и кофе, почему-то подлетел в воздух, а потом шлепнулся на траву на свой зад. Некоторое время он сидел, расставив ноги и опираясь за спиной руками о землю, и удивленно глядел прямо перед собой. Из уголка его рта показалась кровь, она стекла вниз к подбородку, а сам он медленно, словно ложился отдохнуть, повалился на спину.
   Я остановила машину и выскочила из нее.
   — Ты что сделал? — стала трясти я Витьку за плечо. — Он что, умер?
   Косарь ничего мне не отвечал, он уже тащил этого человека по лестнице к двери дома.
   Остановившись у двери, он обернулся, посмотрел на меня и сказал, но так тихо, что я едва расслышала:
   — Уезжай, уматывай отсюда.
   Я вынула ключ из замка зажигания и быстро побежала к Витьке. Он одной рукой открывал дверь, а другой придерживал того человека под руку.
   Я забежала на лестницу и открыла дверь, придержала ее.
   Витька затащил этого человека в дом. Я обернулась. Из-за угла вышел еще один мужчина. Я тоже заскочила в дом и захлопнула дверь.
   — Сюда еще один идет, — сказала я Витьке.
   Он положил того, которого втащил, метрах в двух от входа, сам быстро отошел назад к двери, прижался спиной к стене рядом с ней.
   — Стой, где стоишь, — приказал он мне.
   А я стояла сейчас прямо рядом с этим, который, кажется, был мертвый.
   Дверь открылась, и я увидела второго, ему было тоже лет тридцать — тридцать пять. Только еще открыв дверь, еще не переступив порог, он посмотрел сначала на лежавшего, потом на меня.