Страница:
— Это Веня? — спросила я.
— С кем я разговариваю? — спросил он в ответ.
— Меня зовут Маша.
После совсем маленькой паузы, во время которой он, наверное, приходил в себя, он спросил резко:
— Откуда у тебя мой телефон?
— Веня, ты говоришь таким тоном, как будто приказываешь мне ответить.
— Кто тебе дал мой телефон? — снова спросил он и снова так же невежливо.
— Таким тоном с женщинами разговаривают только очень невоспитанные мужчины, особенно если учесть, что женщина сама позвонила ему, первая. Тебе бы сейчас удивиться и радостно сказать, как ты счастлив, что я тебе позвонила, как тебе хочется встретиться со мной, увидеть меня. А ты грубишь вместо этого. Если так будет продолжаться дальше, я положу трубку.
Ему, конечно, очень хотелось узнать, откуда я взяла его телефон и зачем я ему звоню, поэтому его тон немного изменился.
— Так чего ты хочешь? — спросил он.
— Веня, я тебе уже подсказала, а ты еще не догадался?
— Ты хочешь встретиться со мной?
— Лучше давай не так, лучше давай ты мне сам это предложишь. Я все-таки женщина.
— Значит, ты хочешь встретиться? — и в его голосе послышалась злая насмешка.
— Хорошо, я только всего лишь слабая женщина, и я не в силах противиться своим желаниям. Да, Веня, ты победил, я не могу больше бороться с ним, со своим желанием, я хочу встретиться с тобой. Теперь ты доволен? Ты доволен победой над слабой женщиной, ее, можно сказать, а можно и не говорить, унижением?
Я, конечно, была болтлива, но я ведь немного нервничала.
— Хорошо, давай встретимся, — согласился он.
— Наконец-то. Только у меня есть условия.
— Какие у тебя условия?
— Веня, ты о себе говорил, как о человеке неподкупном, благородном, порядочном, в общем, человеке слова и чести.
— Маша, я не привык прощать насмешки.
— А я и не насмехаюсь. Я просто хочу обезопасить, и не столько свою женскую честь, тем более иногда я ей даже готова пожертвовать, конечно, при условии, что мужчина мне нравится. Но сейчас речь не о чести женщины, а о ее жизни. Поэтому никаких насмешек нет.
— И какие условия?
— Какой молодой, красивой, здоровой и веселой я встречусь с тобой, такой я и уеду после этой нашей встречи. Даже последнее — веселой — не обязательно, тем более мне совсем не весело сейчас. Вот такие условия. Обещаешь, что мне не причинишь никакого вреда, даже самого маленького, и, уж конечно, не станешь пытаться меня силой утащить куда-нибудь? Не волнуйся, я не стану просить тебя, чтобы ты меня пожалел, и предлагать деньги за это тоже. Мне нужно с тобой поговорить, а потом можешь ловить меня снова.
Только сначала дашь мне убежать.
— И ты мне поверишь?
— Поверю. И еще — ты будешь один. Потому что слову твоих приятелей я не поверю.
— Не надо играть на самолюбии, я не мальчик.
— Ну так что?
Он задумался, но совсем ненадолго, на две-три секунды.
— Хорошо, тогда будет так: ты Чертаново знаешь?
— Была там как-то.
— Там есть Сумской проезд.
— Дальше.
— Он почти в самом начале Чертановской улицы. Ты поедешь по нему, метров через двести увидишь слева школу, проедешь еще пятьдесят метров и остановишься. Чтобы не ошиблась, еще один ориентир: тоже слева стоят несколько четырнадцатиэтажных башен, остановишься, чуть не доезжая до них.
— Поняла. А ты будешь смотреть из окна, не едет ли за мной эскорт из десятка машин со спецназом.
— Приятно иметь дело с умными женщинами, жаль, редко встречаются. В десять вечера тебя устроит?
— Лучшее время для свидания.
— Только учти, Маша…
— Не надо, — не сдержалась я, перебила его раздраженно. — Это ты пойми и учти, мне наплевать на Феликса, на всех твоих друзей и знакомых, мне нужно найти одного человека, и только из-за одного этого я не стану делать тебе подлости. А что там будет с вами дальше, мне безразлично: пусть каждый из вас получит по мешку золота, и вы всей компанией отправитесь на Багамские острова к попугаям и мартышкам, и там хоть живьем съешьте друг друга, меня все это не волнует.
— Слишком много говоришь.
— Да, много. Потому что я боюсь. Потому что не уверена, что ты сдержишь свое слово.
— Все. В десять. — В трубке послышались короткие гудки.
Я некоторое время сидела и думала: правильно ли я сделала, и не позвонить ли Вене, и не отменить ли это свидание? Но конечно, не позвонила и не отменила.
Я пошла на кухню и увидела Олю. Она мирно спала, положив руки на стол, а голову на руки. Кофе убежал, погасив огонь, и газ с нежным убаюкивающим шипением вытекал из конфорки.
Я закрыла кран, разбудила Олю. Мы осторожно вышли из квартиры и спустились вниз.
У Оли, кажется, начиналось то, что наркоманы называют «ломкой», она стала ныть и просить отвезти ее домой, как можно быстрее, там у нее было то, что ей поможет.
Она вышла у своего подъезда и неуверенно, но торопливо пошла к лифту.
«А если она Лилит? — снова подумала я. — Как с ней происходит это, когда она превращается в нее?»
Это было справа от меня, а с левой стороны стояли большие железобетонные дома, в окнах одного из них отражалось солнце, и его отблески неприятно резали глаза, откуда-то из-за этих домов различался сплошной гул машин, а неподалеку пьяный мужчина беззлобно спорил со злой пьяной женщиной, возможно, Баркова женский текст и заинтересовал бы, но мне было не до поэзии.
Стекла машины были опущены, потому что я сидела все-таки в «Ниве», а не в своей «БМВ», где есть кондиционер, и поэтому мне хорошо было слышно все, что можно услышать справа, и все, что можно услышать слева.
Правая сторона мне нравилась больше, хотя бы потому, что ворону приятнее слушать, чем спор мужчины и женщины, вообще не люблю, когда мужчина спорит с женщиной, хоть ты и прав, но возьми и уступи, тем более это во всех отношениях выгоднее.
А вообще здесь было тихо, даже машин почти не было, за все время мимо меня проехало всего две.
Уже пятнадцать минут одиннадцатого, даже чуть больше, а Веня не показывался. И это было неприятно, потому что он не женщина, чтобы опаздывать на свидание, тем более у нас не свидание, а деловая встреча. И вообще за это время можно было пять раз убедиться, что я приехала одна.
Правая сторона мне нравилась больше, но я смотрела налево, к домам, откуда должен был появиться Веня;
Я посмотрела направо, все-таки глазам иногда нужно отдыхать, тем более мне не так часто приходится видеть лес и закат солнца. Посмотрела налево и увидела Веню, он появился совсем не оттуда, откуда я его ждала, а со стороны оврага и был уже рядом, около машины.
Он быстро подошел, открыл мою, водительскую, дверцу.
— Пересаживайся, я сяду за руль, — скомандовал он.
Мне выбирать не приходилось, к тому же я не пьяная женщина, чтобы спорить из-за мелочей.
Я перебралась на пассажирское сиденье, а Веня уже завел двигатель и резко тронул машину с места. Он свернул с асфальта в сторону леса, и мы поехали вниз, в овраг. Здесь, правда, была накатана дорога, но она была такая крутая, что я все-таки боялась, как бы мы не покатились кувырком, вместо того чтобы катиться на колесах.
Веня переехал маленький ручей, поднялся по другой, более отлогой стороне оврага наверх и поехал сначала вдоль края леса, точнее, лесопарка, потому что в городе лесу быть не полагается. Потом дорога свернула вглубь и мы поехали между деревьев.
Минут через пять он свернул с дороги, и теперь мы ехали между деревьев просто по траве. Метров через сто от лесной дороги Веня остановил машину.
— Приехали? — спросила я, хотя мне очень хотелось, не спрашивая ни о чем, выпрыгнуть из машины и убежать.
— Приехали, — ответил Веня и заглушил двигатель.
— Тогда ответь на один вопрос, на него ты сможешь ответить: почему я чуть не полчаса должна была тебя ждать, почему я могу тебе верить, а ты мне не веришь, хоть не верить больше поводов у меня? Ты что думаешь, меня меньше волнует, что со мной случится, чем тебя? Но я же не прячусь по кустам и не слежу оттуда за тобой, если ты мне дал слово.
Веня вздохнул.
— Я ждал красную «БМВ», а не эту вот, — он слегка ударил ладонью по панели перед лобовым стеклом, — поэтому сразу не понял, что это ты. Почему ты, кстати, не на своей машине?
— Потому что от вас прячусь, а та слишком заметная.
— С этим ясно.
— Кому как. Это ты был со своим Жекой-носорогом, когда мою подругу чуть не до смерти перепугали?
— Когда? Какую подругу?
— Она была на моей «БМВ». Я с ней поменялась, а это ее машина.
— Нет. Шурик. Так это твоя была машина, а они подумали, что ошиблись.
— Моя.
— Что же ты так свою подругу подставляешь?
— Я хотела только за Феликсом последить, чтобы он не догадался, что я слежу за ним, я не думала, что вы станете на мою подругу нападать.
— За Феликсом? Ладно, это потом. Телефон ты мой откуда узнала?
— У Мишель в записной книжке был.
Веня тихо выругался.
— Я же говорил ей, чтобы не записывала, а запомнила.
— Не волнуйся, там нет ни твоего имени, ни чего-то еще, кроме номера телефона, и таких, без имени, там не меньше сотни. Я нашла тебя, потому что знала, кого мне нужно найти, и то пришлось чуть не десятку людей позвонить, пока ты попался.
— Ну ладно, все это хорошо, но ты мне вот что скажи, ты понимаешь, как много знаешь ты лишнего, люди перестают жить, зная во много раз меньше, а ты назначаешь мне свидание и еще обижаешься, что я тебе не верю. Знаешь из-за чего я согласился на это?
— Знаю. Из страха. Потому что боишься, что я рассказала все в милиции, и хотел убедиться, что это не так. Теперь убедился?
— Да. И для тебя это еще хуже.
— Нисколько. Я кому-то нужна живой, тому, кто тебе платит. Значит, ты не станешь сейчас ничего со мной делать.
— Что бы я делал, если бы ты не была такой наивной? — усмехнулся Веня. — Наверное, уже яму сейчас здесь для тебя рыл.
— Я не всегда наивная. Иногда я бываю, очень реалистична и расчетлива.
— Ив чем твой расчет?
— В том, что мне безразлично, что случилось с Феликсом, кроме только того, что я не узнала от него, что хотела узнать. Что мне безразлично, что случилось с Вадиком и Владиком и в придачу к ним с твоим Пашей. Что касается Мишель, то она мне была никто, хоть и понравилась, но еще я знаю, что ты ни при чем в том, что с ней случилось.
— А ты знаешь, кто виноват?
— Предполагаю.
— Кто?
— Один — это Владислав, второго человека зовут Лилит.
— Откуда ты это знаешь?
— Это уже мое дело.
— Машенька, давай с тобой еще об одном договоримся, кроме того, о чем договаривались по телефону.
— О чем?
— Ты честно отвечаешь на все мои вопросы, а я на все твои.
— А потом ты отсюда уезжаешь, а я здесь остаюсь навсегда.
— Для этого не обязательно задавать лишних вопросов.
— А может быть, ты хочешь узнать что-то перед этим.
Ты ведь сказал, что, если бы я не была такой наивной, ты бы уже копал яму для меня.
— Это была шутка.
— Договорились. Спрашивай сначала ты. Нет, сначала один вопрос задам. Почему тогда у кафе ты ушел и ничего не сделал, ведь ты меня узнал?
— Это не имеет никакого отношения к нашему разговору.
— Поэтому я и спросила до того, как буду спрашивать о том, что имеет отношение.
— Если я скажу правду, ты не поверишь.
— Попробую.
— Я сам не знаю.
— Чего ты не знаешь?
— Не знаю, почему я тогда ушел и оставил тебя.
— Как этого можно не знать? Ты же что-то подумал или что-то почувствовал.
— Да, почувствовал. Почувствовал, что не смогу в тебя выстрелить.
— Испугался, что на улице много людей? Но в кафе было тоже много.
— Я же тебе говорю, что не могу этого объяснять. Если хочется какого-то объяснения, то считай, что твой ангел-хранитель успел быстренько переговорить с моим, сунул ему взятку, а мой согласился и увел меня.
— Мой не даст взятку за меня даже налоговым инспекторам, так что мне самой приходится это делать. Ладно, это проехали, спрашивай теперь ты.
— Откуда ты знаешь, что Мишель убили Владислав и Лилит?
— Мне так сказали.
— Это не ответ. Кто сказал?
— Оля.
— Дочь Мишель?
— Или Галины, трудно понять.
— Она откуда знает?
— Она видела. Так она говорит.
— А она не говорит, за что?
— Как я поняла, за то, что Мишель хотела мне все рассказать.
— Что она хотела тебе рассказать?
— Если бы я знала это, мне бы нечего было рассказывать.
— Тогда по-другому: о чем она хотела тебе рассказать?
— Я думаю о том, кто такая Лилит, что ей от меня нужно и где Сережка.
— Значит, за то, что она хотела тебе рассказать?
— Так получается.
— Когда ты видела Олю?
— Сегодня последний раз.
— Мне кажется, Машенька, ты очень хорошо фантазируешь.
— Тебе не кажется, Венечка, так оно и есть, воображение у меня всегда неплохо работало.
— Тогда пусть оно у тебя быстренько сработает и ты скажешь, где ты ее могла видеть.
— Я не должна тебе об этом говорить, она от вас прячется, она боится вас.
— От меня ей не нужно прятаться.
— Тогда тебе нужно еще будет пообещать мне кое-что.
— Что я ей не сделаю ничего плохого? Обещаю.
— А зачем она тебе нужна?
— Именно за тем и нужна, что если ее найдет кто-то Другой, тогда у нее будут неприятности, которые уже не исправишь.
— Она у своей матери.
— У Галины? Но ее только вчера привезли домой.
— А Оля там живет уже несколько дней.
— Понятно, а считалось, что ее забрали из-за Мишель.
— Так и должно было быть, но я ее успела увести из квартиры. А подставить ее хотела знаешь кто? Лилит. Потому что Оля видела, как она убила Мишель, и хотела убить и ее, но потом придумала лучше — подстроить так, чтобы решили, что это Оля сделала.
— Я сам думал, что это Оля.
— Значит, ты ошибался.
— Хорошо, пока у меня нет вопросов. Что ты хотела узнать?
— Кто такая Лилит? Как ее зовут по-настоящему, как ее найти?
— Я не знаю.
Я так была уверена, что он мне сразу все скажет, не станет обманывать, что этот его ответ был для меня, ну, как будто меня ударили или еще хуже — оскорбили. Меня это дико возмутило. Мы с ним договорились, а он теперь издевается надо мной? К тому же я все сделала, чтобы настроить его против этой Лилит, я ведь видела, что он не просто так интересуется тем, что случилось с Мишель, я ясно видела, что ему это не безразлично, и видела, что он про Олю сказал правду, что ей будет лучше, если он узнает, где она. А он теперь так поступает.
— Веня, — я с трудом сдерживалась, чтобы говорить спокойно, — что бы там ни было, но я относилась к тебе, как к настоящему мужчине, как к человеку, который держит свое слово. А ты поступаешь как… Если ты не скажешь, кто такая Лилит, тогда я тебе скажу, кто ты такой, и плевать мне на то, что будет дальше, и ты всю жизнь не забудешь этих моих слов.
— Я не знаю, кто такая Лилит. Я бы тебе сказал, если обещал. Но я не знаю.
— А кто тогда тебе платил деньги за то, чтобы ты меня поймал? Может, скажешь, не она?
— Нет, не скажу; она, Лилит.
— Ты что, за идиотку меня считаешь?
— Да, если ты не веришь. Ты что, думаешь, она приехала ко мне, мы сидели пили чай и обо всем этом говорили?
— Тогда я не понимаю.
— Маша, это делается через третьих лиц. Хотя с ней было немного по-другому: она знала мой телефон, и она знала, что нужно сказать, на кого сослаться.
— А деньги?
— Что деньги?
— Она же тебе платила.
— У каждой женщины всегда может вдруг наступить такой момент, когда она совершенно перестает соображать что-либо. Немного что-то не так, чуть сбилась с курса, что-то не вписалось в ее расчеты, и начинается паника. Поэтому, наверное, и считалось раньше, что женщина на корабле — к несчастью, это была не примета, просто наблюдение.
— Успокойся, тебе не идет слишком много говорить. Я поняла, деньги переводились на твой счет.
— Хорошо, теперь с тобой можно опять нормально разговаривать, а то я испугался, думал, ты сейчас набросишься на меня.
— Значит, ты даже не видел ее?
— Нет, видеть я ее видел.
Я не нашлась сразу, что сказать, — то он о ней понятия не имеет, говорит с ней только по телефону, но оказывается, что видел. Но я не дала себе второй раз сорваться, я просто спросила:
— Где?
— Там, где сначала держали этого художника, которого ты так хочешь найти.
— Где это?
— Можешь успокоиться, его там больше нет.
— Где он?
— В другом месте.
— Где?
— Не знаю. Его отвезли в другое место.
— Куда?
— Не знаю. Я не вертухай. Я сразу отказался от такой работы, сидеть и кого-то сторожить, а она нашла другое место, по-моему, это где-то под Москвой. Когда его забирали, я ее и видел.
— Кто она?
— Я же тебе сказал — не знаю. И получилось все случайно, по ее глупости. Меня там не было, а она приехала его забрать, а меня не предупредила, так что никто ничего не знал, из-за этого чуть не стали стрелять.
— Она что, хотела застрелить твоего Жеку и Пашу?
— Смешно говоришь. Нет, не она, с ней были двое парней. Ну, в общем, срочно меня вызвали, я подскочил, переговорил с ней, понял, что это она…
— Как ты это понял? — перебила я.
— Маша, опять глупые вопросы.
— Не глупые.
— Ты что, хочешь меня поймать на том, что я тебе мозги пудрю? Думаешь, что я говорил, что не знаю ее, а теперь окажется, что знаю?
— Думаю.
— А я думал, ты мне веришь.
— Тогда и говори так, чтобы я верила.
— Она ответила мне на вопросы, на какие могла ответить только она.
— Какая она из себя?
— Возраст — от двадцати пяти до тридцати пяти. Фигурка не хуже твоей, может, чуть пониже ростом и чуть побольше в бедрах.
— А почему возраст такой неопределенный?
— На ней были темные очки и бейсболка. Могла обойтись и без очков, козырек и без них ей пол-лица закрывал.
Даже не могу сказать, какого цвета волосы, они тоже были под бейсболкой.
— И потом они его увели?
— Да.
Я не поверила. Я не могла поверить, что Сережка будет спокойно куда-то с кем-то идти, как овца, нет, он как баран — он начнет упираться и драться полезет, если ему станут приказывать, когда ему не хочется чего-то.
— И он сам с ними спокойно пошел?!
— А что он должен был делать? Петь «Марсельезу»? Даже если бы он не был под кайфом, что он мог сделать?
— Ты хочешь сказать, он был пьяный?
— Скорее, ему что-то вкололи.
Теперь я поверила. Мне очень хотелось сказать этому Вене все, что я думаю о них, но я себя сдерживала, и не только потому, что он мог мне больше ничего не сказать, но и говорить ему все, что я о нем думаю, этого в нашем договоре не было, и мне совсем не хотелось, чтобы он нашел для себя повод разделаться со мной. Вместо этого я его, немного поколебавшись, спросила:
— Скажи, а если бы это была Оля, ну, вот там, в очках и в бейсболке, ты бы ее узнал?
— Маш, ты думаешь, что ты говоришь?
— Сейчас думаю. А тебе что, трудно ответить? Я же не говорю, что это была она, я просто спрашиваю, узнал бы ты ее или нет?
— Конечно, узнал бы — хотя бы по голосу.
— А если бы она изменила голос?
Веня задумался. Пожал плечами:
— Не знаю. Не могу сказать.
— А как Сережка попал в эту квартиру?
— Просто. Мы его туда привезли.
— Как вы туда его привезли?
— Лилит мне позвонила, сказала и как найти мастерскую этого художника, где лежит ключ у нее — он был спрятан там, недалеко, скорее всего она сама туда его и положила. Она убедила меня, что, когда он приедет, мы найдем, где спрятаться и он не будет сопротивляться, потому что его кое-что отвлечет, что именно, мы на месте увидим.
Я сам не поехал, у меня были кое-какие дела. Да там одному Жеке делать было бы нечего.
— Я сомневаюсь. — Меня взбесило это заявление.
— Ну еще бы, — усмехнулся Веня. — Но пусть будет по-твоему, тем более что Жека был не один.
— А почему за Олей приехали только на третий день?
— Меня же там не было, я не видел, что там за девочка лежит, а эти трое ее не знали. А позже мне Мишель об этом сказала. Откуда она узнала, не спрашивал.
— А тебе не кажется странным, что Оля там пролежала почти три дня без сознания? Ведь если бы ей сразу ввели такую дозу, чтобы она на трое суток отключилась, она бы умерла, а она три дня пролежала там, а потом вдруг вечером сразу пришла в себя?
Веня подумал, прежде чем ответить.
— Нет, не кажется, — сказал он, — кто-то ей постоянно добавлял дозу, поддерживал кайф.
— Или она сама себе. — Я вспомнила про ампулы рядом с диваном, на одну из которых я наступила. Возможно, если бы посмотрела на диване, могла бы найти и шприц.
— Вполне возможно.
Теперь мне было понятно, почему в тот вечер Сережка так поступил, бросил меня и не сказал ни слова. Все равно он поступил нехорошо. Раньше бы я подобрала другой эпитет, но теперь могу назвать его поступок только нехорошим. Ему позвонили и сказали, что у него в мастерской лежит мертвая Оля. В общем-то я так и думала, сейчас Веня просто подтвердил это. Но все равно поступил он нехорошо, пусть он не хотел говорить, что ему сказали, будто там у него вдруг откуда-то появилась мертвая девушка, но он должен был мне о ней рассказать еще раньше, а он почему-то скрывал это. Может, она ему нравилась? Точнее, может быть, она ему нравится? А если это из-за Мишель, если она ему нравилась?
— Ну что, вопросы еще есть? — увидев, что я задумалась и молчу, спросил Веня.
— Не знаю.
Возможно, у меня еще были вопросы, но я что-то плохо стала соображать.
— Тогда я пошел. — И Веня открыл дверь.
— Куда ты? — спросила я, потому что не поняла, куда здесь можно идти, когда кругом лес и стало уже совсем темно.
— Откуда пришел, — усмехнулся Веня.
— Может, я тебя лучше отвезу?
— Нет, там не проедешь на машине. Мне в Беляево, я там свою тачку оставил.
— Ты что, через лес шел в Чертаново пешком?
— Двадцать минут прогуляться по лесу, это только удовольствие. А отсюда, где мы стоим, я через десять буду уже в своей тачке.
— А как я отсюда выберусь?
Веня завел машину, включил фары. Перед нами ярко высветились деревья.
Через три минуты Веня остановился на дороге, вышел из машины.
— Вот в какую сторону светят сейчас фары, туда и езжай, скоро будешь там, где ждала меня. Пока. — Он вылез из машины и быстро направился в сторону, противоположную той, куда светили фары.
Я перебралась на водительское место, хотела уже захлопнуть дверцу, но тут я вспомнила об одной вещи, об одном слове из записной книжки Мишель.
— Подожди. — Я выпрыгнула из машины и быстро подошла к Вене. — Бронницы — знаешь такое место?
— Ну, знаю.
— У тебя с этим никак ничего не связано?
— Что у меня с этим должно быть связано? Воспоминания детства? Так я в Москве родился, а не в Подмосковье.
— От Мишель или от Лилит ты не слышал что-то связанное с этим городом?
— Нет. А почему ты спросила?
— Да так. Наверное, — это не имеет никакого отношения ко мне.
Я вернулась, села в машину и поехала по грунтовой дороге. С обеих сторон, вплотную к ней густо росли деревья и кустарники. Это было очень красиво, и мне бы очень понравилось, но только в другое время, сейчас меня это не волновало, я видела красоту, но не чувствовала ее — слишком тяжело было на душе.
Я нажала на кнопку вызова лифта. На лестнице я услышала шаги.
Человек спускался уже по последнему пролету, я видела даже его ноги. Я чуть отошла от дверей лифта, потому что кроссовки на его ногах мне показались знакомыми и я захотела убедиться, что не ошиблась.
Я не ошиблась, это был Веня.
— Ты что-то еще хочешь у меня спросить? — я сказала это, а сама уже догадывалась, что ничего он у меня не хочет больше спрашивать, он два часа назад у меня спросил все, о чем хотел узнать и услышать.
— Маша, — сказал он и даже удивленно усмехнулся, — наш договор ведь кончился там, в лесу, когда мы расстались.
— Это нечестно, я еще не думала об этом, — стала я болтать какую-то глупость, но мои инстинкты, которые оберегают меня от всяких неприятностей (в силу своих возможностей, конечно), они уже начали работать.
Веня стоял на лестнице, я отступила на шаг, одновременно я раскрыла сумочку и сунула в нее руку. А потом быстро развернулась и бросилась к выходу.., и не поняла, что случилось, я словно наткнулась на колонну Большого театра. Я отскочила от нее назад.
Нет, никакая это была не колонна. Это было гораздо хуже — это был Жека. Он стоял, почти полностью загораживая весь дверной проем, и улыбался. Я так давно не видела его счастливым, с первой нашей встречи, и то в самом начале, пока не дала ему кувшином по глазу.
Он стоял и улыбался, и поэтому, конечно, ничего не видел, потому что, когда мы встречались последний раз, я, как я узнала от Галины, попала ему стулом по переносице.
И сейчас его лицо было таким, что я не представляю, как он мог ходить по улице, потому что за ним обязательно должна была бы ехать «скорая помощь», чтобы тут же подбирать людей со слабым сердцем: там, где раньше у него не было носа сейчас появилась какая-то бордовая опухлость, она растекалась по обоим глазам, и теперь даже щелок от этих глаз не было видно, но, возможно, это потому, что он улыбнулся мне.
— С кем я разговариваю? — спросил он в ответ.
— Меня зовут Маша.
После совсем маленькой паузы, во время которой он, наверное, приходил в себя, он спросил резко:
— Откуда у тебя мой телефон?
— Веня, ты говоришь таким тоном, как будто приказываешь мне ответить.
— Кто тебе дал мой телефон? — снова спросил он и снова так же невежливо.
— Таким тоном с женщинами разговаривают только очень невоспитанные мужчины, особенно если учесть, что женщина сама позвонила ему, первая. Тебе бы сейчас удивиться и радостно сказать, как ты счастлив, что я тебе позвонила, как тебе хочется встретиться со мной, увидеть меня. А ты грубишь вместо этого. Если так будет продолжаться дальше, я положу трубку.
Ему, конечно, очень хотелось узнать, откуда я взяла его телефон и зачем я ему звоню, поэтому его тон немного изменился.
— Так чего ты хочешь? — спросил он.
— Веня, я тебе уже подсказала, а ты еще не догадался?
— Ты хочешь встретиться со мной?
— Лучше давай не так, лучше давай ты мне сам это предложишь. Я все-таки женщина.
— Значит, ты хочешь встретиться? — и в его голосе послышалась злая насмешка.
— Хорошо, я только всего лишь слабая женщина, и я не в силах противиться своим желаниям. Да, Веня, ты победил, я не могу больше бороться с ним, со своим желанием, я хочу встретиться с тобой. Теперь ты доволен? Ты доволен победой над слабой женщиной, ее, можно сказать, а можно и не говорить, унижением?
Я, конечно, была болтлива, но я ведь немного нервничала.
— Хорошо, давай встретимся, — согласился он.
— Наконец-то. Только у меня есть условия.
— Какие у тебя условия?
— Веня, ты о себе говорил, как о человеке неподкупном, благородном, порядочном, в общем, человеке слова и чести.
— Маша, я не привык прощать насмешки.
— А я и не насмехаюсь. Я просто хочу обезопасить, и не столько свою женскую честь, тем более иногда я ей даже готова пожертвовать, конечно, при условии, что мужчина мне нравится. Но сейчас речь не о чести женщины, а о ее жизни. Поэтому никаких насмешек нет.
— И какие условия?
— Какой молодой, красивой, здоровой и веселой я встречусь с тобой, такой я и уеду после этой нашей встречи. Даже последнее — веселой — не обязательно, тем более мне совсем не весело сейчас. Вот такие условия. Обещаешь, что мне не причинишь никакого вреда, даже самого маленького, и, уж конечно, не станешь пытаться меня силой утащить куда-нибудь? Не волнуйся, я не стану просить тебя, чтобы ты меня пожалел, и предлагать деньги за это тоже. Мне нужно с тобой поговорить, а потом можешь ловить меня снова.
Только сначала дашь мне убежать.
— И ты мне поверишь?
— Поверю. И еще — ты будешь один. Потому что слову твоих приятелей я не поверю.
— Не надо играть на самолюбии, я не мальчик.
— Ну так что?
Он задумался, но совсем ненадолго, на две-три секунды.
— Хорошо, тогда будет так: ты Чертаново знаешь?
— Была там как-то.
— Там есть Сумской проезд.
— Дальше.
— Он почти в самом начале Чертановской улицы. Ты поедешь по нему, метров через двести увидишь слева школу, проедешь еще пятьдесят метров и остановишься. Чтобы не ошиблась, еще один ориентир: тоже слева стоят несколько четырнадцатиэтажных башен, остановишься, чуть не доезжая до них.
— Поняла. А ты будешь смотреть из окна, не едет ли за мной эскорт из десятка машин со спецназом.
— Приятно иметь дело с умными женщинами, жаль, редко встречаются. В десять вечера тебя устроит?
— Лучшее время для свидания.
— Только учти, Маша…
— Не надо, — не сдержалась я, перебила его раздраженно. — Это ты пойми и учти, мне наплевать на Феликса, на всех твоих друзей и знакомых, мне нужно найти одного человека, и только из-за одного этого я не стану делать тебе подлости. А что там будет с вами дальше, мне безразлично: пусть каждый из вас получит по мешку золота, и вы всей компанией отправитесь на Багамские острова к попугаям и мартышкам, и там хоть живьем съешьте друг друга, меня все это не волнует.
— Слишком много говоришь.
— Да, много. Потому что я боюсь. Потому что не уверена, что ты сдержишь свое слово.
— Все. В десять. — В трубке послышались короткие гудки.
Я некоторое время сидела и думала: правильно ли я сделала, и не позвонить ли Вене, и не отменить ли это свидание? Но конечно, не позвонила и не отменила.
Я пошла на кухню и увидела Олю. Она мирно спала, положив руки на стол, а голову на руки. Кофе убежал, погасив огонь, и газ с нежным убаюкивающим шипением вытекал из конфорки.
Я закрыла кран, разбудила Олю. Мы осторожно вышли из квартиры и спустились вниз.
У Оли, кажется, начиналось то, что наркоманы называют «ломкой», она стала ныть и просить отвезти ее домой, как можно быстрее, там у нее было то, что ей поможет.
Она вышла у своего подъезда и неуверенно, но торопливо пошла к лифту.
«А если она Лилит? — снова подумала я. — Как с ней происходит это, когда она превращается в нее?»
* * *
Большое оранжевое солнце висело низко над густой сплошной темно-зеленой массой деревьев. Снизу, из оврага, доносилось негромкое журчание ручейка. Где-то там же, в овраге, пел соловей, а на верхушке березы, росшей на краю этого оврага, сидела ворона и время от времени с упреком кричала что-то, наверное, она была педагогом по вокалу и подсказывала, как правильно брать дыхание и где должна быть опора на высоких нотах.Это было справа от меня, а с левой стороны стояли большие железобетонные дома, в окнах одного из них отражалось солнце, и его отблески неприятно резали глаза, откуда-то из-за этих домов различался сплошной гул машин, а неподалеку пьяный мужчина беззлобно спорил со злой пьяной женщиной, возможно, Баркова женский текст и заинтересовал бы, но мне было не до поэзии.
Стекла машины были опущены, потому что я сидела все-таки в «Ниве», а не в своей «БМВ», где есть кондиционер, и поэтому мне хорошо было слышно все, что можно услышать справа, и все, что можно услышать слева.
Правая сторона мне нравилась больше, хотя бы потому, что ворону приятнее слушать, чем спор мужчины и женщины, вообще не люблю, когда мужчина спорит с женщиной, хоть ты и прав, но возьми и уступи, тем более это во всех отношениях выгоднее.
А вообще здесь было тихо, даже машин почти не было, за все время мимо меня проехало всего две.
Уже пятнадцать минут одиннадцатого, даже чуть больше, а Веня не показывался. И это было неприятно, потому что он не женщина, чтобы опаздывать на свидание, тем более у нас не свидание, а деловая встреча. И вообще за это время можно было пять раз убедиться, что я приехала одна.
Правая сторона мне нравилась больше, но я смотрела налево, к домам, откуда должен был появиться Веня;
Я посмотрела направо, все-таки глазам иногда нужно отдыхать, тем более мне не так часто приходится видеть лес и закат солнца. Посмотрела налево и увидела Веню, он появился совсем не оттуда, откуда я его ждала, а со стороны оврага и был уже рядом, около машины.
Он быстро подошел, открыл мою, водительскую, дверцу.
— Пересаживайся, я сяду за руль, — скомандовал он.
Мне выбирать не приходилось, к тому же я не пьяная женщина, чтобы спорить из-за мелочей.
Я перебралась на пассажирское сиденье, а Веня уже завел двигатель и резко тронул машину с места. Он свернул с асфальта в сторону леса, и мы поехали вниз, в овраг. Здесь, правда, была накатана дорога, но она была такая крутая, что я все-таки боялась, как бы мы не покатились кувырком, вместо того чтобы катиться на колесах.
Веня переехал маленький ручей, поднялся по другой, более отлогой стороне оврага наверх и поехал сначала вдоль края леса, точнее, лесопарка, потому что в городе лесу быть не полагается. Потом дорога свернула вглубь и мы поехали между деревьев.
Минут через пять он свернул с дороги, и теперь мы ехали между деревьев просто по траве. Метров через сто от лесной дороги Веня остановил машину.
— Приехали? — спросила я, хотя мне очень хотелось, не спрашивая ни о чем, выпрыгнуть из машины и убежать.
— Приехали, — ответил Веня и заглушил двигатель.
— Тогда ответь на один вопрос, на него ты сможешь ответить: почему я чуть не полчаса должна была тебя ждать, почему я могу тебе верить, а ты мне не веришь, хоть не верить больше поводов у меня? Ты что думаешь, меня меньше волнует, что со мной случится, чем тебя? Но я же не прячусь по кустам и не слежу оттуда за тобой, если ты мне дал слово.
Веня вздохнул.
— Я ждал красную «БМВ», а не эту вот, — он слегка ударил ладонью по панели перед лобовым стеклом, — поэтому сразу не понял, что это ты. Почему ты, кстати, не на своей машине?
— Потому что от вас прячусь, а та слишком заметная.
— С этим ясно.
— Кому как. Это ты был со своим Жекой-носорогом, когда мою подругу чуть не до смерти перепугали?
— Когда? Какую подругу?
— Она была на моей «БМВ». Я с ней поменялась, а это ее машина.
— Нет. Шурик. Так это твоя была машина, а они подумали, что ошиблись.
— Моя.
— Что же ты так свою подругу подставляешь?
— Я хотела только за Феликсом последить, чтобы он не догадался, что я слежу за ним, я не думала, что вы станете на мою подругу нападать.
— За Феликсом? Ладно, это потом. Телефон ты мой откуда узнала?
— У Мишель в записной книжке был.
Веня тихо выругался.
— Я же говорил ей, чтобы не записывала, а запомнила.
— Не волнуйся, там нет ни твоего имени, ни чего-то еще, кроме номера телефона, и таких, без имени, там не меньше сотни. Я нашла тебя, потому что знала, кого мне нужно найти, и то пришлось чуть не десятку людей позвонить, пока ты попался.
— Ну ладно, все это хорошо, но ты мне вот что скажи, ты понимаешь, как много знаешь ты лишнего, люди перестают жить, зная во много раз меньше, а ты назначаешь мне свидание и еще обижаешься, что я тебе не верю. Знаешь из-за чего я согласился на это?
— Знаю. Из страха. Потому что боишься, что я рассказала все в милиции, и хотел убедиться, что это не так. Теперь убедился?
— Да. И для тебя это еще хуже.
— Нисколько. Я кому-то нужна живой, тому, кто тебе платит. Значит, ты не станешь сейчас ничего со мной делать.
— Что бы я делал, если бы ты не была такой наивной? — усмехнулся Веня. — Наверное, уже яму сейчас здесь для тебя рыл.
— Я не всегда наивная. Иногда я бываю, очень реалистична и расчетлива.
— Ив чем твой расчет?
— В том, что мне безразлично, что случилось с Феликсом, кроме только того, что я не узнала от него, что хотела узнать. Что мне безразлично, что случилось с Вадиком и Владиком и в придачу к ним с твоим Пашей. Что касается Мишель, то она мне была никто, хоть и понравилась, но еще я знаю, что ты ни при чем в том, что с ней случилось.
— А ты знаешь, кто виноват?
— Предполагаю.
— Кто?
— Один — это Владислав, второго человека зовут Лилит.
— Откуда ты это знаешь?
— Это уже мое дело.
— Машенька, давай с тобой еще об одном договоримся, кроме того, о чем договаривались по телефону.
— О чем?
— Ты честно отвечаешь на все мои вопросы, а я на все твои.
— А потом ты отсюда уезжаешь, а я здесь остаюсь навсегда.
— Для этого не обязательно задавать лишних вопросов.
— А может быть, ты хочешь узнать что-то перед этим.
Ты ведь сказал, что, если бы я не была такой наивной, ты бы уже копал яму для меня.
— Это была шутка.
— Договорились. Спрашивай сначала ты. Нет, сначала один вопрос задам. Почему тогда у кафе ты ушел и ничего не сделал, ведь ты меня узнал?
— Это не имеет никакого отношения к нашему разговору.
— Поэтому я и спросила до того, как буду спрашивать о том, что имеет отношение.
— Если я скажу правду, ты не поверишь.
— Попробую.
— Я сам не знаю.
— Чего ты не знаешь?
— Не знаю, почему я тогда ушел и оставил тебя.
— Как этого можно не знать? Ты же что-то подумал или что-то почувствовал.
— Да, почувствовал. Почувствовал, что не смогу в тебя выстрелить.
— Испугался, что на улице много людей? Но в кафе было тоже много.
— Я же тебе говорю, что не могу этого объяснять. Если хочется какого-то объяснения, то считай, что твой ангел-хранитель успел быстренько переговорить с моим, сунул ему взятку, а мой согласился и увел меня.
— Мой не даст взятку за меня даже налоговым инспекторам, так что мне самой приходится это делать. Ладно, это проехали, спрашивай теперь ты.
— Откуда ты знаешь, что Мишель убили Владислав и Лилит?
— Мне так сказали.
— Это не ответ. Кто сказал?
— Оля.
— Дочь Мишель?
— Или Галины, трудно понять.
— Она откуда знает?
— Она видела. Так она говорит.
— А она не говорит, за что?
— Как я поняла, за то, что Мишель хотела мне все рассказать.
— Что она хотела тебе рассказать?
— Если бы я знала это, мне бы нечего было рассказывать.
— Тогда по-другому: о чем она хотела тебе рассказать?
— Я думаю о том, кто такая Лилит, что ей от меня нужно и где Сережка.
— Значит, за то, что она хотела тебе рассказать?
— Так получается.
— Когда ты видела Олю?
— Сегодня последний раз.
— Мне кажется, Машенька, ты очень хорошо фантазируешь.
— Тебе не кажется, Венечка, так оно и есть, воображение у меня всегда неплохо работало.
— Тогда пусть оно у тебя быстренько сработает и ты скажешь, где ты ее могла видеть.
— Я не должна тебе об этом говорить, она от вас прячется, она боится вас.
— От меня ей не нужно прятаться.
— Тогда тебе нужно еще будет пообещать мне кое-что.
— Что я ей не сделаю ничего плохого? Обещаю.
— А зачем она тебе нужна?
— Именно за тем и нужна, что если ее найдет кто-то Другой, тогда у нее будут неприятности, которые уже не исправишь.
— Она у своей матери.
— У Галины? Но ее только вчера привезли домой.
— А Оля там живет уже несколько дней.
— Понятно, а считалось, что ее забрали из-за Мишель.
— Так и должно было быть, но я ее успела увести из квартиры. А подставить ее хотела знаешь кто? Лилит. Потому что Оля видела, как она убила Мишель, и хотела убить и ее, но потом придумала лучше — подстроить так, чтобы решили, что это Оля сделала.
— Я сам думал, что это Оля.
— Значит, ты ошибался.
— Хорошо, пока у меня нет вопросов. Что ты хотела узнать?
— Кто такая Лилит? Как ее зовут по-настоящему, как ее найти?
— Я не знаю.
Я так была уверена, что он мне сразу все скажет, не станет обманывать, что этот его ответ был для меня, ну, как будто меня ударили или еще хуже — оскорбили. Меня это дико возмутило. Мы с ним договорились, а он теперь издевается надо мной? К тому же я все сделала, чтобы настроить его против этой Лилит, я ведь видела, что он не просто так интересуется тем, что случилось с Мишель, я ясно видела, что ему это не безразлично, и видела, что он про Олю сказал правду, что ей будет лучше, если он узнает, где она. А он теперь так поступает.
— Веня, — я с трудом сдерживалась, чтобы говорить спокойно, — что бы там ни было, но я относилась к тебе, как к настоящему мужчине, как к человеку, который держит свое слово. А ты поступаешь как… Если ты не скажешь, кто такая Лилит, тогда я тебе скажу, кто ты такой, и плевать мне на то, что будет дальше, и ты всю жизнь не забудешь этих моих слов.
— Я не знаю, кто такая Лилит. Я бы тебе сказал, если обещал. Но я не знаю.
— А кто тогда тебе платил деньги за то, чтобы ты меня поймал? Может, скажешь, не она?
— Нет, не скажу; она, Лилит.
— Ты что, за идиотку меня считаешь?
— Да, если ты не веришь. Ты что, думаешь, она приехала ко мне, мы сидели пили чай и обо всем этом говорили?
— Тогда я не понимаю.
— Маша, это делается через третьих лиц. Хотя с ней было немного по-другому: она знала мой телефон, и она знала, что нужно сказать, на кого сослаться.
— А деньги?
— Что деньги?
— Она же тебе платила.
— У каждой женщины всегда может вдруг наступить такой момент, когда она совершенно перестает соображать что-либо. Немного что-то не так, чуть сбилась с курса, что-то не вписалось в ее расчеты, и начинается паника. Поэтому, наверное, и считалось раньше, что женщина на корабле — к несчастью, это была не примета, просто наблюдение.
— Успокойся, тебе не идет слишком много говорить. Я поняла, деньги переводились на твой счет.
— Хорошо, теперь с тобой можно опять нормально разговаривать, а то я испугался, думал, ты сейчас набросишься на меня.
— Значит, ты даже не видел ее?
— Нет, видеть я ее видел.
Я не нашлась сразу, что сказать, — то он о ней понятия не имеет, говорит с ней только по телефону, но оказывается, что видел. Но я не дала себе второй раз сорваться, я просто спросила:
— Где?
— Там, где сначала держали этого художника, которого ты так хочешь найти.
— Где это?
— Можешь успокоиться, его там больше нет.
— Где он?
— В другом месте.
— Где?
— Не знаю. Его отвезли в другое место.
— Куда?
— Не знаю. Я не вертухай. Я сразу отказался от такой работы, сидеть и кого-то сторожить, а она нашла другое место, по-моему, это где-то под Москвой. Когда его забирали, я ее и видел.
— Кто она?
— Я же тебе сказал — не знаю. И получилось все случайно, по ее глупости. Меня там не было, а она приехала его забрать, а меня не предупредила, так что никто ничего не знал, из-за этого чуть не стали стрелять.
— Она что, хотела застрелить твоего Жеку и Пашу?
— Смешно говоришь. Нет, не она, с ней были двое парней. Ну, в общем, срочно меня вызвали, я подскочил, переговорил с ней, понял, что это она…
— Как ты это понял? — перебила я.
— Маша, опять глупые вопросы.
— Не глупые.
— Ты что, хочешь меня поймать на том, что я тебе мозги пудрю? Думаешь, что я говорил, что не знаю ее, а теперь окажется, что знаю?
— Думаю.
— А я думал, ты мне веришь.
— Тогда и говори так, чтобы я верила.
— Она ответила мне на вопросы, на какие могла ответить только она.
— Какая она из себя?
— Возраст — от двадцати пяти до тридцати пяти. Фигурка не хуже твоей, может, чуть пониже ростом и чуть побольше в бедрах.
— А почему возраст такой неопределенный?
— На ней были темные очки и бейсболка. Могла обойтись и без очков, козырек и без них ей пол-лица закрывал.
Даже не могу сказать, какого цвета волосы, они тоже были под бейсболкой.
— И потом они его увели?
— Да.
Я не поверила. Я не могла поверить, что Сережка будет спокойно куда-то с кем-то идти, как овца, нет, он как баран — он начнет упираться и драться полезет, если ему станут приказывать, когда ему не хочется чего-то.
— И он сам с ними спокойно пошел?!
— А что он должен был делать? Петь «Марсельезу»? Даже если бы он не был под кайфом, что он мог сделать?
— Ты хочешь сказать, он был пьяный?
— Скорее, ему что-то вкололи.
Теперь я поверила. Мне очень хотелось сказать этому Вене все, что я думаю о них, но я себя сдерживала, и не только потому, что он мог мне больше ничего не сказать, но и говорить ему все, что я о нем думаю, этого в нашем договоре не было, и мне совсем не хотелось, чтобы он нашел для себя повод разделаться со мной. Вместо этого я его, немного поколебавшись, спросила:
— Скажи, а если бы это была Оля, ну, вот там, в очках и в бейсболке, ты бы ее узнал?
— Маш, ты думаешь, что ты говоришь?
— Сейчас думаю. А тебе что, трудно ответить? Я же не говорю, что это была она, я просто спрашиваю, узнал бы ты ее или нет?
— Конечно, узнал бы — хотя бы по голосу.
— А если бы она изменила голос?
Веня задумался. Пожал плечами:
— Не знаю. Не могу сказать.
— А как Сережка попал в эту квартиру?
— Просто. Мы его туда привезли.
— Как вы туда его привезли?
— Лилит мне позвонила, сказала и как найти мастерскую этого художника, где лежит ключ у нее — он был спрятан там, недалеко, скорее всего она сама туда его и положила. Она убедила меня, что, когда он приедет, мы найдем, где спрятаться и он не будет сопротивляться, потому что его кое-что отвлечет, что именно, мы на месте увидим.
Я сам не поехал, у меня были кое-какие дела. Да там одному Жеке делать было бы нечего.
— Я сомневаюсь. — Меня взбесило это заявление.
— Ну еще бы, — усмехнулся Веня. — Но пусть будет по-твоему, тем более что Жека был не один.
— А почему за Олей приехали только на третий день?
— Меня же там не было, я не видел, что там за девочка лежит, а эти трое ее не знали. А позже мне Мишель об этом сказала. Откуда она узнала, не спрашивал.
— А тебе не кажется странным, что Оля там пролежала почти три дня без сознания? Ведь если бы ей сразу ввели такую дозу, чтобы она на трое суток отключилась, она бы умерла, а она три дня пролежала там, а потом вдруг вечером сразу пришла в себя?
Веня подумал, прежде чем ответить.
— Нет, не кажется, — сказал он, — кто-то ей постоянно добавлял дозу, поддерживал кайф.
— Или она сама себе. — Я вспомнила про ампулы рядом с диваном, на одну из которых я наступила. Возможно, если бы посмотрела на диване, могла бы найти и шприц.
— Вполне возможно.
Теперь мне было понятно, почему в тот вечер Сережка так поступил, бросил меня и не сказал ни слова. Все равно он поступил нехорошо. Раньше бы я подобрала другой эпитет, но теперь могу назвать его поступок только нехорошим. Ему позвонили и сказали, что у него в мастерской лежит мертвая Оля. В общем-то я так и думала, сейчас Веня просто подтвердил это. Но все равно поступил он нехорошо, пусть он не хотел говорить, что ему сказали, будто там у него вдруг откуда-то появилась мертвая девушка, но он должен был мне о ней рассказать еще раньше, а он почему-то скрывал это. Может, она ему нравилась? Точнее, может быть, она ему нравится? А если это из-за Мишель, если она ему нравилась?
— Ну что, вопросы еще есть? — увидев, что я задумалась и молчу, спросил Веня.
— Не знаю.
Возможно, у меня еще были вопросы, но я что-то плохо стала соображать.
— Тогда я пошел. — И Веня открыл дверь.
— Куда ты? — спросила я, потому что не поняла, куда здесь можно идти, когда кругом лес и стало уже совсем темно.
— Откуда пришел, — усмехнулся Веня.
— Может, я тебя лучше отвезу?
— Нет, там не проедешь на машине. Мне в Беляево, я там свою тачку оставил.
— Ты что, через лес шел в Чертаново пешком?
— Двадцать минут прогуляться по лесу, это только удовольствие. А отсюда, где мы стоим, я через десять буду уже в своей тачке.
— А как я отсюда выберусь?
Веня завел машину, включил фары. Перед нами ярко высветились деревья.
Через три минуты Веня остановился на дороге, вышел из машины.
— Вот в какую сторону светят сейчас фары, туда и езжай, скоро будешь там, где ждала меня. Пока. — Он вылез из машины и быстро направился в сторону, противоположную той, куда светили фары.
Я перебралась на водительское место, хотела уже захлопнуть дверцу, но тут я вспомнила об одной вещи, об одном слове из записной книжки Мишель.
— Подожди. — Я выпрыгнула из машины и быстро подошла к Вене. — Бронницы — знаешь такое место?
— Ну, знаю.
— У тебя с этим никак ничего не связано?
— Что у меня с этим должно быть связано? Воспоминания детства? Так я в Москве родился, а не в Подмосковье.
— От Мишель или от Лилит ты не слышал что-то связанное с этим городом?
— Нет. А почему ты спросила?
— Да так. Наверное, — это не имеет никакого отношения ко мне.
Я вернулась, села в машину и поехала по грунтовой дороге. С обеих сторон, вплотную к ней густо росли деревья и кустарники. Это было очень красиво, и мне бы очень понравилось, но только в другое время, сейчас меня это не волновало, я видела красоту, но не чувствовала ее — слишком тяжело было на душе.
* * *
Я подъехала к дому, закрыла машину и пошла к своему подъезду.Я нажала на кнопку вызова лифта. На лестнице я услышала шаги.
Человек спускался уже по последнему пролету, я видела даже его ноги. Я чуть отошла от дверей лифта, потому что кроссовки на его ногах мне показались знакомыми и я захотела убедиться, что не ошиблась.
Я не ошиблась, это был Веня.
— Ты что-то еще хочешь у меня спросить? — я сказала это, а сама уже догадывалась, что ничего он у меня не хочет больше спрашивать, он два часа назад у меня спросил все, о чем хотел узнать и услышать.
— Маша, — сказал он и даже удивленно усмехнулся, — наш договор ведь кончился там, в лесу, когда мы расстались.
— Это нечестно, я еще не думала об этом, — стала я болтать какую-то глупость, но мои инстинкты, которые оберегают меня от всяких неприятностей (в силу своих возможностей, конечно), они уже начали работать.
Веня стоял на лестнице, я отступила на шаг, одновременно я раскрыла сумочку и сунула в нее руку. А потом быстро развернулась и бросилась к выходу.., и не поняла, что случилось, я словно наткнулась на колонну Большого театра. Я отскочила от нее назад.
Нет, никакая это была не колонна. Это было гораздо хуже — это был Жека. Он стоял, почти полностью загораживая весь дверной проем, и улыбался. Я так давно не видела его счастливым, с первой нашей встречи, и то в самом начале, пока не дала ему кувшином по глазу.
Он стоял и улыбался, и поэтому, конечно, ничего не видел, потому что, когда мы встречались последний раз, я, как я узнала от Галины, попала ему стулом по переносице.
И сейчас его лицо было таким, что я не представляю, как он мог ходить по улице, потому что за ним обязательно должна была бы ехать «скорая помощь», чтобы тут же подбирать людей со слабым сердцем: там, где раньше у него не было носа сейчас появилась какая-то бордовая опухлость, она растекалась по обоим глазам, и теперь даже щелок от этих глаз не было видно, но, возможно, это потому, что он улыбнулся мне.