Слабость не только человеческая черта, у собак она тоже есть: одно дело, когда тебя дома кормят из миски, и совсем другое — пикник на свежем воздухе, я думаю, собакам это нравится даже больше, чем людям, хотя не уверена, потому что я тоже люблю жарить где-нибудь в лесу шашлык и печь на углях картошку.
   Лохматый пекинесик побегал по двору, когда Туся отпустила его с поводка, и в конце концов наткнулся на праздничный ужин под открытым небом. Он доверчиво стал подбирать набросанные кусочки. Теперь я боялась двух вещей: как бы откуда не появился тот бездомный Казанова, который в прошлый раз чуть не изнасиловал наших пекинесиков, и еще боялась того, что Туся, когда увидит, чем питается ее самый слабый здоровьем член семьи, закатит истерику и испугает двоих моих помощников, спрятавшихся в кустах и карауливших добычу.
   Но все обошлось.
   Пекинесик, никем не одернутый, не призванный к порядку и осторожности, забился наконец в кусты.
   Я следила, и я видела, как его вдруг накрыло что-то темное — это была приготовленная заранее большая тряпка.
   Я, как только увидела, что задуманное мной преступление совершилось, сразу побежала к тому месту, где мы договорились встретиться, если все получится удачно.
   Рассчитавшись со своими помощниками, я посадила пекинеса на заднее сиденье, и мы с ним, а точнее, с ней, потому что это была девочка, правда, уже не после первых родов, уехали…
   Вторую часть плана я могла выполнить только одна. Не потому что только я на это способна, наоборот, здесь мне помощь нужна еще больше, но ни к кому никогда я за ней не обратилась бы.
   Мне нужно было решить, когда позвонить Тусе. Сразу нельзя, потому что должна же я сначала найти ее собаку, потом сообразить, что она ее, и вообще потянуть немного, чтобы она поволновалась, тогда у нее меньше будет вопросов и подозрений. Было бы правильнее всего позвонить часа" через три, не меньше, а еще лучше через три дня. Но я не могу столько ждать.
   Но есть и еще причина, по которой долго ждать нельзя.
   Туся сразу может позвонить Феликсу и пожаловаться ему, рассказать о своем несчастье, и он тогда приедет к ней. А это мне совсем уже не нужно — он станет везде ее сопровождать. Это все из расчета, что у них такие отношения, на которые я надеюсь. Потому что если он не будет делать вид, что волнуется вместе с ней из-за ее собачки, которую, может быть, ненавидит, то у меня ничего не получится, тогда он может плюнуть не только на собаку, но и на Тусю. И это будет значить, что мой план не удался.
   Я доехала до ближайшего метро, где были телефоны-автоматы, и набрала Тусин номер.
   Когда я позвонила в четвертый раз, трубку взяли и я услышала расстроенный и взволнованный голос.
   — Да, алле, я слушаю, алле!
   — Здравствуйте, это Наташа? — спросила я.
   — Да, это я, я вас слушаю, алле.
   — Вы знаете, — начала я, — я не уверена, туда ли я звоню. Дело в том, что я видела объявления о продаже щенков пекинесов…
   — Да, это мои объявления. Только понимаете… Господи, у меня такое несчастье, я ничего не соображаю толком. Щенков, вы извините, щенков нет. Вы извините, у меня тут…
   — Я не по поводу щенков, — перебила я ее, — я о другом хотела сказать.
   — Да, я слушаю вас. Только, пожалуйста, побыстрее говорите. Я забежала домой на секунду, у меня пропала моя Ритуля.
   — Я именно по этом поводу и звоню. Телефон я ваш просто запомнила, потому что они похожи, я рядом живу.
   Мы с вами немного знакомы, теперь я в этом уверена, потому что вы сказали, что пропала ваша Ритуля. Вы не помните меня, у меня два пекинеса?
   — Да, да, я помню.
   — Ваша Ритуля у меня, — смогла наконец я осчастливить Тусю.
   — У вас?! Ой, надо же. Как она у вас оказалась?
   — Я вышла прогуляться со своими, а ваша сама к нам А подбежала. Вспомнила своих знакомых.
   — Ой, Господи. А я чуть с ума не сошла. Я на секунду отвернулась, смотрю, а ее уже нет.
   — У меня тоже такое было один раз, поэтому я теперь своих с поводков не отпускаю.
   — Да, так и я теперь буду поступать. Когда я с вами могу встретиться, я сейчас вас смогу увидеть?
   — Конечно. Только знаете, я звоню не из дома. Но я здесь недалеко. Сейчас вам объясню, где мы встретимся. — Я ей коротко объяснила, где мы с ней встретимся. — Давайте минут через пятнадцать. Нет, давайте минут через двадцать — двадцать пять, мне нужно забежать еще в одно место.
   — Я буду там через пятнадцать минут, я вас подожду, если что.
   Мне именно это и нужно было: чтобы она раньше вышла — на всякий случай, потому что я не знала, как там с Феликсом, может, он уже спешит к ней; а самой мне нужно было опоздать, чтобы дать «моему Геночке» — тому самому, о котором я Тусе рассказывала и которого в природе не существует, — дать ему возможность успеть уехать.
   Я опоздала минут на десять. Эти десять минут я стояла невдалеке и наблюдала, как Туся нервно прохаживается от остановки, где мы договорились с ней встретиться, до ближайшего столба и обратно.
   Мне было ее жалко. Но что мне было делать?
   Наконец я не выдержала Тусиных мучений и быстро пошла к остановке. Она издалека узнала мои огромные дымчатые очки и бросилась ко мне.
   — Здравствуйте. Извините, что задержалась, — сразу начала я оправдываться.
   — Ничего, ничего, — перебила меня Туся. — А где Ритуля?
   — Наташа, у вас с сердцем все нормально? — на всякий случай спросила я.
   — Да, а что? — заволновалась Наташа.
   — Да нет, я просто так, а то вы так нервничаете. — И я перешла к главной теме. — Я ее оставила у Гены дома, там и мои тоже. Это здесь, рядом. Пойдемте, я приведу вашу Ритулю.
   Мы направились к одному из домов, в котором вроде бы как жил «мой Гена».
   — Подождите пять минут, — попросила я и, оставив Тусю на улице, вошла в подъезд.
   Я поднялась на лифте на последний этаж, а потом не спеша стала спускаться вниз по лестнице. Но последние два этажа я пробежала.
   Из подъезда я выскочила взволнованная, как наседка, у которой пропал ее единственный цыпленок.
   — А где Ритуля? — сразу занервничала и Туся.
   — Ой, Наташа, какая глупость. Вы представляете, этот мой Гена, он невероятный глупец, — заоправдывалась я, как семиклассница, которую подружка застукала, когда та целовалась с ее мальчиком. — Он не очень любит моих малышей (имеются в виду собаки), он всегда говорит, что им место на даче, а не дома, что они там должны сторожить огород, чтобы вороны не поклевали рассаду. Вот, он оставил записку, — и я протянула Тусе листок бумаги, на котором раньше написала небольшое послание самой себе, точнее, от «моего Гены» мне.
   В записке «Гена» говорил, что он кое-как еще терпел двух лохматых нахлебников, которые сжирают в доме все самое лучшее, а ему ни «Чаппи», ни «Педигри» не достается, но когда их целых три штуки, он этого терпеть не намерен, что он повез их на дачу и что пусть они там ловят мышей.
   Я давно заметила, что рыжие люди выносливее других, поэтому не очень опасалась, что Туся грохнется в обморок прямо на асфальт. Она оправдала мою наблюдательность и в обморок не упала, а только забормотала:
   — Как это, что значит «мышей»? Он у вас сумасшедший, этот ваш Гена? — обозлилась наконец она.
   Мне было ее жалко, но больше я злилась на Феликса, что мне из-за него приходится мучить ни в чем не виноватую женщину. Хотя, это тоже еще неизвестно.
   — Я сейчас же поеду туда, — стала я ее успокаивать, — я вернусь через два часа, мне все равно нужно быть дома, у меня здесь есть еще важное дело. Вы подождите меня, я скоро вернусь. Вон моя машина, я быстро съезжу туда и обратно.
   — Я поеду с вами, — сразу же решила Туся.
   На другое я и не рассчитывала.
   — Тогда поедемте скорее, а то вдруг ему придет еще в голову пустить их в лес поохотиться.
   — В лес? Поохотиться?!
   — Поедемте, Наташа, давайте не будем терять время.
   Туся добежала до машины вперед меня, я еще только подходила к водительской дверце, а она уже нервно дергала за ручку другую, с пассажирской стороны.
* * *
   Всю дорогу я успокаивала Тусю, уговаривала не волноваться, говорила, что с ее Ритулей ничего не случится. И я не обманывала, потому что ее Ритуля в это время сидела у нас за спиной в большой спортивной сумке.
   Я очень боялась, что Тусина девочка, как она ее еще называла, начнет скулить, поэтому на всякий случай "я довольно громко включила приемник.
   Но Ритуля оказалась на редкость спокойной, она сидела в сумке тихо, словно аквариумная рыбка.
   Мы подъехали к дому, к даче моей знакомой. Это был одноэтажный деревянный дом с деревянным забором, огораживающим двор. Во дворе росли большие сосны, а дальше, за домом, начинался настоящий сосновый бор. Очень красивое место. Здесь можно было жить даже зимой, потому что здесь было то, что называется централизованным отоплением, а проще говоря, трубы и батареи, по которым зимой текла горячая вода.
   Я загнала машину во двор, заглушила двигатель.
   — Наташа, подождите минутку, — попросила я Тусю, выходя из машины. — Я только посмотрю, а то знаете… — Я сама не знала, что именно ей нужно знать, но мне нужно было кое-что приготовить.
   Я открыла заднюю дверь «Нивы», вынула оттуда спортивную сумку и пошла к дому.
   Входя в дом, я обернулась, посмотрела на Тусю. Лицо у нее было встревоженное, наверное, ее расстроила закрытая на замок дверь.
   Я отнесла сумку в ту комнату, которую уже приготовила для Туей, открыла «молнию». Ритуля выбралась из нее и не спеша стала обходить комнату, изучая и обнюхивая ее. Я "прикрыла дверь и снова вышла на улицу.
   Туся уже выбралась из машины и осторожно подбиралась к террасе дома.
   — Что? Его нет? — спросила она тревожно.
   — Кого? — тоже спросила я.
   — Гены вашего.
   — Нет, Наташа, его вообще нет. Но ваша Ритуля здесь.
   — Правда? — В голосе Туей послышалось радостное облегчение.
   — Проходите. — И я пропустила ее в дом. — В той комнате, — показала я, где Туся может наконец воссоединиться со своей ненаглядной Ритулей.
   Туся быстро прошла в комнату. Послышались радостные вскрики, нежные ласковые слова, поцелуи и все остальное, как это и положено. Я позавидовала ей, осторожно прикрыла дверь и повернула в замке ключ.
   Я знаю, что я сделала. Знаю, потому что сама совсем недавно была в подобной ситуации, разница только в том, что ни Тусю, ни ее собачку никто не посадил на цепь. Но это маленькая разница. И я сразу стала успокаивать себя тем, что Туся скоро выйдет отсюда. Даже если Феликс мне ничего не скажет, я же все равно ее выпущу. Только сейчас меня это почти не утешало, потому что только что я лишила человека свободы без всяких причин и прав. Да и какие здесь могут быть права?
   Скоро счастливые всхлипывания прекратились, а потом раздался осторожный стук в дверь.
   — Да, Наташа, я слушаю вас, — отозвалась я.
   — Вы знаете, дверь почему-то не открывается, — сообщила она мне.
   — Я знаю. Это я ее закрыла.
   1 — Тогда откройте, нам пора ехать. Вы ведь сразу собираетесь ехать обратно?
   — Да, я сейчас уже поеду.
   — Тогда откройте.
   — Не могу.
   — Почему вы не можете открыть дверь? Она захлопнулась, и у вас нет ключа?
   — Нет, Наташа, она не захлопнулась, то есть захлопнулась, но не сама, это я ее закрыла.
   — Зачем?
   — Чтобы вы оттуда не вышли.
   — Я не понимаю, что значит, чтобы я не вышла?
   — Мне нужно, чтобы вы некоторое время посидели здесь.
   Это ненадолго, не волнуйтесь. Может быть, всего несколько часов вы здесь побудете, а потом я вас выпущу. Это будет зависеть от обстоятельств.
   — Что за бред вы несете? Откройте дверь сейчас же.
   — Мне сначала нужно поговорить с Феликсом, а потом я выпущу вас.
   — Я не понимаю, при чем здесь Феликс?
   — Мне нужно у него кое-что узнать.
   — Тогда при чем здесь я?
   — Вот это я у вас и хотела уточнить.
   — Что уточнить? Откройте дверь и тогда уточняйте.
   — Так не получится, вы тогда убежите.
   — Куда убегу?
   — Домой.
   — Зачем мне убегать домой?
   — Не знаю, может, потому что дома человеку привычней.
   — Послушайте, вы можете перестать заниматься глупостями и открыть дверь?
   — Наташа, у меня к вам есть одна просьба.
   — Какая еще просьба?
   — Мне нужно, чтобы вы написали Феликсу записку.
   — Какую записку?
   — Что вас украли и требуют за вас выкуп.
   — Вы сказали, что вам нужно только поговорить с ним.
   — Да, но так проще, я возьму выкуп общением с ним.
   — Никаких записок я писать не буду.
   — Но вы же не хотите просидеть здесь неделю, а может, две?
   — Вы сказали, что только несколько часов.
   — Да, если Феликс сразу поверит, что я вас украла, но для этого нужна ваша записка, а без нее он может долго не верить этому, и все это время вы будете сидеть здесь.
   — А моей записке он поверит?
   — Он знает ваш почерк?
   — Знает.
   — Тогда почему не поверит, тем более вы, конечно, знаете, что написать, чтобы он поверил.
   Наташа некоторое время обдумывала мое предложение, потом сказала:
   — Хорошо, дайте мне ручку и бумагу.
   — Там на столе все лежит.
   — Я смотрю, вы все предусмотрели.
   — Приходится, насколько позволяют мои умственные способности.
   Минут пять в комнате была тишина, потом снова послышался Наташин голос:
   — Вы здесь, вы не ушли?
   — Конечно, здесь.
   — Откройте дверь, я вам отдам записку.
   — Постарайтесь просунуть ее между порогом и дверью.
   — Проще открыть дверь.
   — Да, но только тогда вы убежите. Я вас не смогу удержать… — я чуть не сказала, что не смогу ее удержать, потому что она весит больше меня, но вовремя остановилась, она могла не правильно понять и обидеться, а это ни к чему, тем более фигурка у нее очень даже ничего, тут дело вкуса.
   — Хорошо, попробую просунуть под дверь.
   Между порогом и дверью появился уголок бумажки. Я осторожно вытянула ее, прочитала записку, она меня вполне устраивала.
   — Теперь все? — спросила Наташа.
   — Да, спасибо.
   — Не за что. Теперь можете открыть дверь?
   — Наташа, это не серьезно. Сколько можно об одном и том же?
   — Вы обещали.
   — Да, но я же сказала, что сначала мне надо поговорить с Феликсом. Кстати, я хотела спросить у вас. Какие у вас с ним отношения?
   — Никаких.
   — Что значит никаких?
   — Это значит, что я с ним порвала.
   — Как порвала?
   — Вы же сами мне о нем такое рассказали, что я не могла с ним оставаться.
   — Я? О нем? Хотя да, я вам о нем рассказывала, но только не как о нем, а как о другом.
   — Какое это имеет значение? Я ведь поняла, о ком идет речь. И знаете что?
   — Что?
   — Я теперь поняла. Вы тогда мне про него все рассказали нарочно. Правильно?
   — Да.
   — Зачем? Чтобы нас поссорить? Вы его любовница?
   — Нет, что вы. Я не способна стать его любовницей.
   — Почему?
   — Ну, не знаю. Просто есть люди, которые подходят друг другу, а есть которые нет. Но давайте сейчас об этом не будем, потому что прежде чем ехать и разговаривать с Феликсом, мне хотелось поговорить с вами.
   — Я сделала то, что вы требовали — написала ему записку. О чем нам еще говорить?
   Мне нравилось, как вела себя Туся, она не стонала, не плакала, не жаловалась, и у меня стало полегче на душе.
   — Я хотела узнать, на что Феликс способен ради вашего и Ритули освобождения.
   — Так, теперь мне понятно, — помолчав, проговорила Туся, — вы все-таки похитили нас с целью получения выкупа.
   — Я же сказала, что нет. Хотя, может быть, и так: Как думаете, он согласится?
   — А вы подумали о последствиях?
   — Наташа, ну о чем вы говорите, какая женщина когда-либо думает о последствиях?
   — Да, — согласилась Туся, — но все равно сейчас подумайте.
   — Это бесполезно. Так как вы считаете, способен Феликс на такой героический поступок ради вас?
   — Я сказала, что мы с ним поссорились.
   — Это вы с ним поссорились, и это даже лучше. Он сейчас мучается и страдает, что вы его бросили, и поэтому способен на многое ради вас.
   — Не знаю. Может быть.
   — Это хорошо, именно такой ответ мне и был нужен. Я сейчас уезжаю, когда вернусь, сразу вас отвезу домой. Но возможно, вам придется здесь провести и ночь, все будет зависеть от Феликса.
   — Это будет зависеть не от него, а от того. Сколько вы станете денег у него требовать.
   — Я у него вообще не буду требовать денег. В третий раз вам это говорю.
   — А что же вам нужно?
   — Позже скажу, а может быть, и нет. Это будет зависеть от того, захочу я еще больше испортить ваши отношения или нет.
   — Значит, их можно испортить еще больше?
   — Нет, если он окажется человеком порядочным, хотя я в этом сомневаюсь, потому что давно уже знаю его.
   — Зачем вам нужно ссорить меня с ним? Может быть, вы его дочь?
   — Нет. У меня было целых два отца, но ни один из них Феликсом не был. Все, я уезжаю, вернусь — поговорим. Там, в холодильнике, все есть, чтобы можно было прожить двое суток. Даже «Чаппи» и «Педигри», которые так любит «мой Геночка».
   — А где ваш Геночка? Он меня будет охранять?
   Я хотела сказать, что никакого «Геночки» в природе не существует, но удержалась от этого.
   — Да, — сказала я. — Но не пытайтесь его разжалобить, он вас не услышит.
   — Он что, глухонемой? — с небольшой издевкой спросила Туся.
   — Вы угадали, и давайте не будем больше об этом.
   — А если я захочу в туалет?
   — Там это тоже есть, только уже не в холодильнике. Все найдете.
   — А почему вы сказали, что здесь всего на двое суток?
   Вы что, на двое суток уезжаете?
   — Нет, я же сказала, что скоро вернусь. А на двое суток это так, на всякий случай.
   — А если с вами что-то случится? А если вы попадете в аварию на дороге?
   — Через два дня сюда должна приехать хозяйка этой дачи.
   Но вы надейтесь на лучшее. Кстати, тоже на всякий случай — хозяйка дачи ничего не знает, она считает, что я здесь со своим любовником, точнее, с любовницей.
   — А вы говорили, что можете продержать меня здесь и неделю, и две.
   — Ну, Наташа, что я должна была еще сказать?
   — Постарайтесь не задерживаться, А еще постарайтесь не слишком много требовать от Феликса. В конце концов предел есть у каждого человека.
   — Все, Наташа, я поехала. Телевизор работает, есть несколько книг, я не знаю, что вы любите, поэтому положила разные. До встречи.
   Я вышла из дома, закрыла входную дверь на ключ и забралась в машину. Неприятное чувство у меня на душе прошло, и я очень благодарна была Наташе за то, что она не плакала, не ругалась, не жаловалась.
* * *
   Я вошла в вестибюль метро и направилась к телефонам-автоматам. Набрала номер сотового телефона Феликса.
   — Да, говорите, — услышала я его недовольный голос.
   — Феликс, это Маша.
   — Что у тебя еще?
   — Феликс, ты так разговариваешь, как будто ты мне нужен больше, чем я тебе.
   — Я вообще тебя знать не хочу.
   — Не надо обманывать ни меня, ни себя.
   — Я никого никогда не обманываю.
   А может быть, он действительно считает, что никого никогда не обманывает, ведь бывают такие люди, которые всегда уверены в своей правоте.
   — Хорошо, — согласилась я, — пусть будет по-твоему, только ты не прав. Но я не хотела сейчас обсуждать твою честность. Мне нужно с тобой встретиться. Это в твоих интересах.
   — Что ты можешь знать о моих интересах?
   — Феликс, мы тратим твои деньги на пустой разговор, а не мои. Впрочем, я тоже звоню по карточке из автомата, но я переживу, а тебе будет жалко.
   — Не надо считать мои деньги. Говори быстрее, что ты хотела.
   — Поговорить с тобой о Тусе.
   — О какой Тусе?! При чем здесь Туся?! Какое тебе дело до Туей?! — Сколько в этом было и раздражения, и боли. Я порадовалась.
   — Феликс, ты ей звонил, конечно, сегодня?
   — Это не твое дело. Не надо вмешиваться в личные дела, в дела, которые тебя не касаются.
   — Но в мои-то вмешиваются. И еще как.
   — Что ты мне хотела сказать о Тусе?
   — Давай встретимся и поговорим.
   — Я уже сказал, что я не хочу с тобой встречаться.
   Он меня начал раздражать.
   — Это тебе только кажется, что ты не хочешь со мной встретиться, — сказала я слегка раздраженная, — а на самом деле ты бы прискакал, даже если б у тебя не было одной ноги, и костыли бы по дороге потерял от спешки, если б я предложила тебе переспать со мной.
   — Что? — переспросил он, словно не расслышал, но одновременно в его голосе появился недоверчивый интерес.
   — Но я этого не предлагаю, — продолжила я. — Но зато могу предложить другое — помирить тебя с Тусей. И это еще не все.
   — Что еще? — спросил он автоматически, а потом до него дошло, и он закричал в телефон:
   — Я тебе сказал, чтобы ты не вмешивалась в мои личные дела!!! Откуда ты знаешь, что я с ней поссорился?! Откуда ты ее вообще знаешь?
   — Так ты хочешь со мной встретиться или нет? Судя по тому, как ты долго говоришь по своему мобильному, разговор для тебя небезынтересный. Будем дальше говорить по телефону или встретимся?
   — Я сейчас занят.
   Было понятно, почему он так сказал, это его обычная манера — тянуть время, чтобы доказать свою значимость.
   — У меня есть записка от Туей.
   — Какая записка?
   — Обычная. Листок бумаги, на котором написаны разные буквы, слова, предложения. У меня к тебе, кстати, тоже есть предложение, но это не по телефону.
   — Хорошо. Где мы встретимся?
   — Давай в том же кафе, что и в прошлый раз.
   — Нет, туда я не пойду.
   Понятно, ему было стыдно туда идти, не хотел, чтобы официанты его узнали и веселились.
   — Тогда давай в другое, прямо напротив есть еще одно.
   — Почему ты вечно выбираешь какие-то забегаловки?
   — Но не можем же мы зайти в ресторан и через пятнадцать минут уйти, какой смысл? А потом в ресторане не правильно поймут, если мне захочется ударить тебя по голове бутылкой.
   — Что?!
   — Это шутка, Феликс, шутка, — испугалась я, что Феликс откажется теперь встретиться со мной.
   — В твоих устах не шутка это.
   Мне понравился его переход с прозы на поэзию, и я решила его поддержать.
   — Мои ланиты покраснели, я смущена, я больше так не буду. Могу просить еще у вас прощения за случай тот, коль мало вам, что женщина однажды вас просила простить ее, я дважды попрошу. Такое вас устроит?
   — Прекрати ерничать.
   — Ты первый начал.
   — Через час, — сказал он, его устроила вторая моя просьба о его прощении.
   — Через полчаса будет еще лучше.
   — Я сказал, что у меня есть дела.
   — А Туся хотела, чтобы я как можно скорее передала тебе ее записку.
   — Хорошо, — помолчав несколько секунд, согласился Феликс. — Через полчаса.
   Я повесила трубку…
   Через полчаса Феликс сидел за столиком напротив меня.
   Я пожалела, что выбрала это кафе, потому что музыка здесь играла немного громче, чем следовало бы, и это вызывало небольшой дискомфорт.
   Когда мы встретились, он не сразу узнал меня, я даже вначале удивилась, но потом вспомнила, что на мне мой маскарадный костюм.
   — Зачем ты так нарядилась? — спросил Феликс.
   — Мы столько времени уже знакомы, а ты не знал, что у меня плохое зрение?
   — И волосы покрасила. Тебе это совсем не идет.
   — Давай не будем обо мне и поговорим о вас с Тусей. — Я протянула ему записку.
   Он прочитал ее, посмотрел на меня удивленными глазами.
   — Что это значит? — спросил он тоном большого чиновника, у которого в офшорных банках лежит как минимум две сотни миллионов.
   — Это значит, что твоя Туся — моя заложница.
   — Да ты понимаешь, что ты такое говоришь! Ты понимаешь, что стоит мне только…"
   — Помолчи, Феликс, — перебила я его, — и запомни — женщину если и можно чем-то напугать, то только не словами, угрозы на женщин не действуют, это вы, мужики, боитесь слов больше, чем дела, поэтому если из нас двоих и будет кто-то угрожать и ставить условия, то только я.
   — Ты понимаешь, что это такое? — Он махнул Тусиной запиской. — Да стоит мне это только отнести куда следует…
   Я снова не дала ему закончить его обещание о «стоит только» и опять перебила его.
   — Размножь на ксероксе или попроси Тусю, когда встретишься с ней, написать еще сотню таких же. Только ты никуда не пойдешь. И давай говорить серьезно.
   — Серьезно?! С террористами есть только один разговор.
   — Тогда вызови по телефону штурмовиков, и пусть меня забросают бомбами.
   Феликс вздохнул и резко сменил тон, вместо патриотического пафоса в его интонации появились едва заметные просящие нотки, но только едва заметные, а так голос был вполне нормальным, человеческим.
   — Что ты хочешь? — спросил он.
   — Я уже говорила. Мне нужно знать, кто такая Лилит. А еще лучше и проще — где Сережка, что с ним?
   Феликс задумался.
   — А где Наталья? — спросил он резко.
   — Я первая спросила.
   — Хорошо, если я тебе скажу о том, где находится Сергей, ты ее сразу отпустишь?
   — Я даже привезу ее к тебе.
   Феликс снова задумался. Я внимательно следила за ним.
   Не знаю, правда это или мне показалось, но в глазах его промелькнула какая-то подлость. Наверное, он вообразил, как он со мной разделается после.
   — Я не знаю, — наконец сказал он, — где твой Сергей.
   — А Лилит?
   — Что Лилит?
   — Кто такая Лилит?
   — 1— Вот что. Маша. Мне нужно позвонить.
   — Звони, я не запрещаю.
   — Я телефон оставил в машине.
   — А куда ты хочешь звонить?
   — Туда и хочу звонить, — сказал он раздраженно, — где может быть, учти, только может быть, смогу что-то узнать.