— Какая еще женщина?
   — Не важно. А вы кого ждете?
   — Это тоже не имеет значения.
   — А по-моему, в этом стоит разобраться, — сказал Владислав, и я услышала, как негромко хлопнула входная дверь, значит, они вошли и захлопнули ее за собой. Пока все получалось как нужно.
   Если они сейчас пройдут в комнату, все будет так, что лучше и не надо. А если нет, то придется применить придуманный мной фокус.
   — Послушайте, — заговорил Феликс, — она сейчас с минуты на минуту вернется и я не хочу, чтобы она застала вас здесь. А тем более тебя. — Я думаю, он это сказал Вадику, который молчал, потому что Владиславу он говорил «вы».
   То что Вадик молчит, меня тревожило, значит, он боится и ему хочется убежать отсюда. Видимо, придется применить то средство, которое не хотелось бы, потому что люди не всегда любят чудеса. А вдруг они сразу возьмут и уйдут? Что я тогда буду здесь делать с Феликсом? Мне так и придется сидеть в шкафу, пока ему не надоест меня ждать.
   Я, стараясь не шуметь, вынула из кармана пульт управления телевизором, который сунула туда сразу, как только вошла.
   Я нажала на кнопку, экран засветился. И вдруг такой дикий женский визг (а телевизор был включен достаточно громко), потом жуткое рычание, даже у меня холодок пробежал по спине — по телевизору на ночь решили показать фильм ужасов, и там какое-то чудовище проглатывало кого-то прямо на глазах у девушки. Кричала она хорошо, почти как я. Очень жалею, что не видела реакцию этих троих, наверняка было на что посмотреть.
   Сначала пришел в себя Владислав, он первым заскочил в комнату с телевизором. В зеркало я видела, как тупо он осматривается по сторонам, ища, кто это включил телевизор. Но от шума у него, по-моему, плохо стало со зрением. И он решил сначала выключить телевизор. Он нажал на кнопку внизу на, панели телевизора, и сразу наступила тишина.
   А в комнату уже осторожно заглядывал Феликс. Не обнаружив ничего опасного, он переступил через порог и прошел дальше. Комната была большая, и дверь в этой комнате была сбоку, поэтому, как только он ушел за дверь, я не стала его видеть. К телевизору он не подошел и в зеркале поэтому не отражался.
   Но Вадик оставался в прихожей, а мне нужно было, чтобы они все вошли в комнату.
   Но наконец и он осторожно, пугливо, как бездомная собака к брошенной ей колбасе, подошел к двери и заглянул в комнату. Как и двое других, он увидел, что там нет чего-либо страшного: чудовище на волю не вылезло через экран и никого не проглотило больше, — и он вошел вслед за ними.
   Мне это и было нужно.
   Я тут же быстро, но без шума выбралась из своего укрытия, и пока там у них обсуждалось, что бы такое могло значить «самопроизвольное включение телевизора» — так это назвал Феликс, Вадик сказал, что он мог быть запрограммирован, и добавил еще что-то о реле времени (хорошо еще, что не о машине времени), но Владислав сразу заявил, что никакого реле времени здесь нет и быть не может. Я, пока они обсуждали это непонятное их мужским мозгам событие, закрыла дверь на ключ, а ключ положила в карман.
   Рядом с дверью, в двух шагах, стояла табуретка, я ее специально поставила туда, когда приезжала второй раз, уже без Леночки.. Я ей потом расскажу обо всем, ей очень понравится, что я придумала и с телевизором и с этой табуреткой. Вообще-то табуретка здесь особенно ни при чем, а дело в том, что в этом доме, как и во всех старых домах, и счетчик, и пробки были не на лестничной площадке, а в самой квартире. Я бы до такого не додумалась, если бы не мой отец, приемный мой отец. Он был скрипачом и, кроме скрипки, в руках мог держать еще только смычок, так говорила моя мама, и поэтому, когда нужно было вкрутить дома лампочку или тем более забить гвоздь, все это делала или мама, или я. Вот и сейчас я взяла, встала на табуретку и быстро выкрутила обе пробки — сначала не ту, из-за которой свет в комнате, где был телевизор, гаснет, а другую — от нее зависело освещение на кухне, в ванной и коридоре (я это проверила заранее, чтобы раньше времени не всполошились эти трое), а потом и вторую.
   Сразу наступила темнота и тишина.
   — Так, начинаются шутки, — услышала я после минуты молчания злой голос Владислава, послышались не очень уверенные в темноте шаги и сразу же грохот. Владислав и предмет, на который он наткнулся, полетели на пол. То, что это Владислав наткнулся на что-то, было понятно по его голосу.
   Пока он падал вместе с чем-то и ругался один, я соскочила на пол и почти бесшумно, а здесь это было не сложно — на полу лежали ковры, — убежала в комнату, ту, которая была смежной с еще одной.
   — Кто эта женщина, которая здесь с вами? — кричал Владислав, может, он ударился больно, а может, ему стало страшно в темноте, но голос у него был очень злой. — Где она?
   — Во-первых, нечего кричать на меня, — послышался сердитый голос Феликса. — А во-вторых, ее сейчас здесь нет. Она вышла на некоторое время и скоро придет.
   — А я думаю, она здесь, — не успокаивался Владислав.
   — А может, свет погас во всем доме? — Это высказал свое предположение Вадик; голос у него был такой тихий,. что я едва расслышала его.
   — Надо посмотреть, — сказал Владислав, и стало слышно, как он опять осторожно начал передвигаться, судя по всему, к входной двери. — Есть у кого-нибудь зажигалка? — спросил он, вероятно, заблудившись.
   — Я не курю, — гордо ответил Феликс.
   — Я тоже, — поддержал здоровый образ жизни Феликса Вадик.
   У меня была зажигалка, но я не хотела им ее давать.
   — Черт, и я свою не могу найти! — злился Владислав.
   Но сразу послышались металлические щелчки — это он добрался до замка. Он крутил его с минуту, пока не догадался в чем дело.
   — Дверь закрыта на нижний замок. Нас закрыли здесь!
   — Как закрыли? Кому это нужно? — Голос Феликса был недоверчивым и недовольным.
   — Спросите у своей подружки, с которой вы сюда приехали, кому это нужно, — отозвался Владислав.
   — Она не взяла с собой ключ. Она вышла и сказала, что позвонит в дверь, когда вернется.
   — И от второго замка она тоже не взяла ключ?
   — Я не знаю, сколько там в двери замков, я не считал.
   — Вы уверены, что эта ваша подруга выходила из квартиры?
   — Я сам ее проводил до двери, — зачем-то соврал Фет лике, а может, ему теперь так казалось.
   — Тогда, значит, она вернулась и закрыла нас снаружи.
   — А зачем она нас закрыла? — спросил Вадик.
   — Нет, здесь что-то не так, — не ответил на его вопрос Владислав. — Нужно осмотреть всю квартиру. Неужели так и нет у вас у обоих ни спичек, ни зажигалки?
   — Неужели нет ни спичек, ни зажигалки у вас у одного? — ядовито передразнил Феликс.
   В это время в прихожей загорелся слабенький свет.
   — У меня все есть, — немного преувеличил Владислав, но зажигалка у него действительно была.
   — Нашел? — спросил Вадик, но ему никто не ответил.
   Сквозь дверной проем я увидела, как слабенький отблеск света замерцал, Владислав с зажигалкой в руках решил теперь обойти квартиру. И кажется, он направился в комнату, в которую забежала я.
   Нужно было куда-то спрятаться. Но я не смогла сразу сориентироваться, куда именно, и поэтому сразу прошла в смежную комнату.
   А что дальше? Выбежать на балкон? Только он наверняка заглянет и туда. Я не подумала, куда мне прятаться — с Леночкой мы решили, что я так и останусь в шкафу, потому что он был большой, как маленький чуланчик. Надо мне было там остаться, или надо было продумать, куда прятаться.
   Рядом со мной стояла кровать, и ничего лучшего мне в голову не пришло.
   Я подумала, что спрятаться надо под кроватью, но сама, не знаю почему, откинула покрывало вместе с одеялом и, быстро забравшись на кровать, замерла, как испуганная ящерица. Нет, не просто замерла, есть такие, которые зарываются в песок, вот я стала похожа на такую.
   Кровать была мягкая, и я в ней словно утонула.
   Но какая беззащитность чувствуется на этих мягких кроватях.., нет, понять это может только женщина, ну, может быть, еще Вадик. Только у меня сейчас была другая беззащитность, потому что я сейчас чувствовала еще и страх, а это уже совсем, совсем другое.
   Я лежала и ничего не видела и ничего не слышала. Нет, кое-что я услышала. Чей-то голос как будто произнес:
   — Ну что, на балконе никого нет? — кажется, это Вадик спрашивал.
   А я подумала: правильно, что я не выбежала на балкон.
   — А под кроватью? — задал второй вопрос тот же голос.
   И правильно, что под кровать я не забралась. Но только все равно очередь дошла до кровати, значит, сейчас они найдут меня.
   — Черт, — услышала я голос, — в зажигалке бензин кончается.
   Но прошло минуты две, а может, десять, никто не сбрасывал с меня одеяла, не искал под ним.
   Я осторожно убрала одеяло чуть в сторону и выглянула.
   Голоса доносились уже из другой комнаты.
   Я сбросила с себя одеяло полностью, опустила ноги на пол. Что-то слегка укололо меня, когда я села на край кровати; я невольно схватилась рукой за это место и наткнулась пальцами на какой-то маленький предмет, я сжала его в ладони, на ощупь он был похож на заколку для волос. Даже не задумавшись, я сунула ее в карман, соскочила с кровати, дернула за угол одеяло и покрывало, чтобы они легли, закрывая простынь, как было и до меня, и выскочила на балкон. В это же время я прислушивалась к голосам в смежной комнате.
   — Я позвонил, — вернувшись откуда-то с зажигалкой в руке, сообщил Владислав, но тут же потушил зажигалку, он берег бензин. — Скоро нас освободят.
   — Кто? — спросил Феликс.
   — Не важно.
   — А что важно?
   — А то, что я посмотрел и увидел, что вывернуты пробки. Щиток со счетчиком прямо около двери. Кто-то вошел, выкрутил пробки тут же выбежал и закрыл дверь. Там даже табурет стоит, на который становились. Кто это мог быть, Феликс?
   — Откуда мне это знать? — Феликс не сказал про меня, но наверняка был уверен, что это я, а мог и не быть уверен, потому что мало ли кто мог вывернуть пробки и убежать.
   — Откуда знать? Вы что, не знаете с кем вы сюда пришли?
   — Я знаю; с кем я пришел, но сделать это мог любой, потому что дверь, кажется, была открыта. А ключ от нижнего замка мог оставаться в двери.
   Я не думаю, что Феликс считал именно так, ведь я ушла и не вернулась, но уверенным на сто процентов, что это сделала я, он тоже не мог быть, ведь он не видел, кто это сделал.
   — А что это вы пьете? — спросил Феликс.
   — Минеральную воду, она в холодильнике стояла.
   — Я не понимаю, — говорил Феликс, — почему вы здесь хозяйничаете, как у себя дома?
   — А вам и не нужно ничего понимать, — отозвался Владислав.
   — Что значит, мне не нужно ничего понимать? Кто мне может запретить понимать мне что-то или не понимать?
   — Ваши умственные возможности в данном случае.
   — Владислав, не помню, как вас по отчеству, я очень не люблю, когда меня оскорбляют. Многие потом очень сожалели о подобных словах.
   — Время разбрасывать камни и время собирать, когда придет время сожалеть, тогда и буду.
   — Не оказалось бы слишком поздно.
   — Перестаньте пугать меня, как малолетний хулиган.
   Пока что у нас есть общий повод о сожалении, то, что мы оказались здесь.
   — А чего вы, собственно, боитесь?
   — Я не люблю, когда сами по себе включаются телевизоры, гаснет свет и закрываются двери.
   — Не любите? Такое с вами часто случалось?
   — Не надо умничать, Феликс.
   — А как это могло получиться? — подал свой голос Владик и по дрожи в его голосе было понятно, спросил он это, потому что очень хотел, чтобы ему сейчас все объяснили и успокоили. А я пожалела, что не могу поучаствовать в их разговоре, я бы сейчас рассказала для Вадика какую-нибудь страшную историю про мертвецов и вампиров, и уверена, он вышел бы отсюда таким, будто его голову целый час держали в растворе гидропирита.
   — Ты мне вот что скажи, что у тебя было с Марией? — спросил Феликс Вадика.
   — С какой еще Марией? — — С Машей, с Климовой.
   — Это с ней вы здесь были, и она нас закрыла? — спросил Владислав.
   — Не важно, с кем я был, важно, что у тебя, Вадим, с ней было.
   — Феликс, ну что вы о каких-то женщинах, кому они нужны, а тем более сейчас, — плаксиво возмутился Вадик.
   — Ну а почему бы не поговорить о них, женщины — цветы нашей жизни.
   — Вы не перепутали женщин с детьми? — спросил Владислав.
   — Нет, дети — это не цветы, дети — это крапива.
   — А женщины — цветы, только от репейника, — с неприязнью проговорил Вадик.
   — Да, я и забыл, тебя же привлекает как раз обратный пол!
   — Какое ваше дело? Вас никто не трогает, и не лезьте к Другим. — Теперь в голосе Вадика послышалась легкая истеричность.
   — Между прочим, дельный совет, — с легкой угрозой проговорил Владислав. :
   — Да, да. Прошу меня простить, это, конечно, не мое дело. Но все-таки мне интересно, за что тебе заплатили те деньги, которые я тебе передал?
   — Когда вы мне что-то передавали?
   — На премьере моего спектакля.
   — Феликс, вы что, поставили спектакль? — спросил Владислав.
   — Не важно, что я сделал, а важно, что без меня этого спектакля не было бы. Так за что я тебе передал те деньги?
   — А вы спросите у того, кто их вам дал для меня.
   — Я бы с удовольствием это сделал, только этого человека больше нет в живых.
   — Вы имеете в виду Мишель? — спросил Владислав.
   — Да, именно ее.
   — А какая вам разница, за что она мне заплатила? А вообще мне скрывать нечего. Она мне позвонила и сказала, что передаст через вас деньги за то, чтобы я переспал с этой, Маша Климова которую зовут. Она сказала, что хочет ей сделать подарок на день рождения. А мне какое дело?
   — Нечего было вмешивать меня и просить познакомить тебя с ней.
   — А чего такого, попросил познакомить и все?
   — А что она теперь обо мне думает?
   — А что она может думать? Что вообще женщина может думать? Она может быть только благодарна за то, что получила, — это высказался Владислав.
   У меня появилось сильное желание выйти и дать ему по голове еще пару раз, как я это сделала у него дома.
   — А кстати, — продолжал Владислав, — вы уверены, что вам деньги для Вадика дала Мишель, а не сама эта Маша Климова?
   — Как это я могу ошибиться в том, кто мне дал деньги?
   Нет, деньги мне Мишель передала.
   — Ну, значит, Мишель. Мне какая разница.
   На минуту они замолчали.
   — Вадик, ты не можешь оказать услугу? — спросил Феликс. — Не закроешь балкон, а то что-то сквозит?
   — А вы что, сами не можете пойти и закрыть дверь? — недовольно проговорил Вадик.
   — У Вадика только один вид услуг, — засмеялся, но без какой-либо издевки, а даже одобрительно, Владислав, — и никаких других он не только не признает, но даже не знает.
   Я прав, Вадик?
   — Конечно, — сразу согласился Вадик и тут же застенчиво сказал:
   — Я в туалет схожу.
   — Ну и иди. Или тебе посветить надо? — пошутил Владислав.
   — От входной двери налево и, не доходя кухни, справа, — объяснил Феликс.
   Я услышала, как что-то загремело, кажется, упал стул, надо полагать, это Вадик стал пробираться указанной ему дорогой по своим делам.
   Феликсу мешала открытая дверь балкона, он сейчас тоже может подняться с насиженного места и приползти сюда, чтобы закрыть ее. А если он перед этим выйдет на балкон подышать свежим воздухом?
   Я оглянулась. Только что толку оглядываться, когда ты сидишь на балконе восьмого этажа? Балкон был, правда, очень большой, своим основанием опирался на карниз, и с обеих сторон метрах в полутора спускались с крыши водосточные трубы. Не то что я, не каждый каскадер решится спуститься по этим трубам.
   Значит, мне нужно снова пробраться в комнату, второй раз они едва ли станут заглядывать под кровать.
   — Кому вы звонили? — спросил в это время Феликс Владислава.
   — Я вам уже сказал, что это не имеет значения.
   — Для меня это может иметь значение.
   — Не вашей жене, — усмехнулся Владислав.
   — При чем здесь моя жена? Ей можете хоть обзвониться, скажете, что меня закрыли на целый год, она будет только рада.
   — Это я так, примите как шутку.
   — А если без шуток? Кто нас должен выпустить отсюда?
   — Я же сказал, что вас это не должно волновать.
   — Я все равно ведь увижу.
   — Может, и увидите. А вы пришли сюда все-таки с этой, с Машей?
   — А это вас не касается.
   — Касается. Мне очень бы хотелось снова с ней встретиться, — он сделал ударение на слове «очень».
   — Красивые женщины разве вас волнуют?
   — Вас не должно волновать, что меня волнует, — обозлился Владислав.
   Я решила, что мне пора возвращаться в комнату. И только я переступила через порог балкона, как услышала стук в дверь.
   Я, как испуганный мышонок в свою нору, прыгнула обратно на балкон.
   — Кто там? — услышала я голос Феликса из передней, он спросил так, словно он был у себя дома и кто-то постучал в его дверь.
   — Ну вот, сейчас нас выпустят, — проговорил Владислав.
   Я осторожно заглянула в комнату. Нужно теперь забираться под кровать или нет? Но тут я увидела чей-то силуэт в темном проеме двери смежной комнаты и снова не решилась.
   А потом открылась входная дверь, и свет с лестничной площадки проник в квартиру.
   И вдруг там у них стало происходить что-то непонятное: сначала голоса — одни возмущенные, другие сосредоточенные и злые одновременно, потом возмущенные голоса стали испуганными, вскрикнул Вадик очень по-женски, и все это вместе с шумом падающих предметов.
   А потом случилось такое, что я на время потеряла способность двигаться. Хорошо, что это было недолго и сразу вместо этого я стала способна на то, на что в нормальной обстановке никто бы ни за что меня не заставил сделать.
   Из комнаты доносился приглушенный, но нехороший шум. То, что он нехороший, чувствовалось по испуганным и по злым вскрикам, по какой-то возне, по отдельным фразам, непонятным и бессмысленным, когда не видишь, что происходит: «Что вы делаете?! Молчи (и дальше нецензурный эпитет)… Прекратите!.. Заткни ему (снова такое выражение)… Сейчас же убери руки, ты не видишь, кого схватил?!» Удары, стоны. Снова появился свет — приоткрылась входная дверь, кто-то выскочил, и сразу захлопнулась.
   Тут я увидела, как какая-то темная масса движется по комнате, приближается к балкону, ко мне. Я отскочила от его двери, села, сжавшись в комочек, прижалась к стене в углу балкона.
   «Темной массой» оказались двое тяжело дышавших людей.
   Они, прижимаясь друг к другу, вылезли на балкон, с трудом протиснувшись в дверь. Они вынесли какой-то мешок.
   — Давай, — сказал один из них, и они положили мешок на перила и сразу столкнули его. Через несколько секунд я услышала, как внизу этот мешок глухо шлепнулся о землю. — Давай, следующего, — сказал тот же голос, и на балконе появились еще двое и тоже с мешком.
   Первые отошли в сторону, хорошо, что не в мою. И эта вторая пара сделала тоже самое. И вот, когда второй мешок, мягко хлопнув, тоже упал, я вдруг поняла, что это были за мешки — это были люди!
   — Все, уходим, — сказал один.
   На балконе, кроме меня, было еще четыре человека. Они уже собрались выходить, один даже вышел, был в комнате, как вдруг кто-то из троих оставшихся спросил:
   — А это что такое? — И он указал в мою сторону, на меня.
   Я не «что-то такое», я — это я — одушевленный предмет, точнее, существо, еще точнее, человек, а правильнее всего — женщина. И мне не только как женщине, но и даже как человеку, да пусть бы и просто как существу, мне все равно хочется жить, а я представила, что сейчас будет, я поняла, что может случиться со свидетелем такой вот сцены.
   Я не стала ждать, когда они догадаются, «что это такое» там в углу балкона. Точнее, не я, а кто-то другой, кто руководит мной в таких вот ситуациях, потому что сама бы я на такое никогда не решилась — я вскочила на ноги, схватившись руками за перила, перелезла, правильнее даже — перескочила через них, потому что это так быстро у меня получилось, что я сама не заметила, как оказалась на противоположной стороне балкона, на карнизе, и если принять во внимание, что каждый этаж в этом доме гораздо выше, чем в современных панельных домах, то по тем меркам это примерно этаж десятый, а то и двенадцатый. Хорошо, что внизу подо мной не светилось ни одного фонаря и земли не было видно, а была только черная густая пустота, как черный натянутый брезент, а то бы даже и от страха не решилась на такое.
   — Жека, держи его, ты чего? — крикнул кто-то из них.
   Кажется, они в темноте приняли меня за мужчину.
   Я не стала ждать, чтобы меня держал какой-то Жека (знакомое имя), а прижимаясь всем телом к стене, осторожно пошла по карнизу, подальше от этих.
   Первый раз в жизни я пожалела, что я женщина, потому что я шла лицом к стене и то, чего у мужчин нет, а есть только у женщин (у меня второй размер), сейчас мне очень мешало. И уверена, что, если бы мне нужны были лифчики хоть на один номер побольше, я бы на карнизе не удержалась.
   — Ну ты чего стоишь? Догони этого козла! — с возмущением произнес тот, который посоветовал Жеке держать меня.
   — Ага, я че тебе, альпинист?
   Мне кажется я узнала этот голос, это тот самый Жека, с которым я встречалась уже два раза. Жалко, лица его не вижу, а то интересно, прошел у него синяк или нет. Хотя, если честно, мне это не было интересно, особенно в тот момент. Гораздо приятнее для меня было бы в жизни никогда его не видеть.
   — Ну-ка, отвали-ка в сторону, — услышала я еще чей-то голос, и он мне тоже показался знакомым.
   И я увидела, как кто-то, отстранив стоявшего ближе всех ко мне, начал вслед за мной перебираться через перила балкона. Я в это время была уже у водосточной трубы. Схватившись за нее руками, как за соломинку, тем более она и была ненамного лучше, чем соломинка для утопающего, потому что так шаталась, что, кажется, чувствовала себя на этой стене еще ненадежнее, чем я, я осторожно перебралась на другую ее сторону, заодно и развернулась спиной к стене.
   Пока я переползала мимо трубы, тот, который решил меня догнать, подобрался ко мне почти вплотную, он стоял уже совсем рядом, с другой стороны этой водосточной трубы. Сейчас я уже могла разглядеть его лицо, а он мое.
   — А, сука, это ты, — он даже заулыбался. Это был тот худенький, маленький, которого я видела в Сережкиной мастерской вместе с Жекой. — Ну, сейчас поговорим, — пообещал он.
   Я не собиралась с ним говорить — я никогда не отвечаю оскорблением на оскорбление и считаю это унижением для женщины. А он меня сразу оскорбил, даже не сказав «здравствуйте». О чем можно говорить с таким человеком?
   Разговаривать я с ним не собиралась, но предупредить должна была, дело даже не в нем, а просто я решила ему сказать, что труба едва держится, тогда, может, он не решится перелезать на другую сторону, ближе ко мне. А что будет, если он меня достанет, я могла представить, да там и представлять нечего, я уже видела, что они сделали с двоими из троих, кто был вместе со мной в квартире.
   — Ползи обратно, ты, овца, — снова стал оскорблять он меня, — или я тебя сейчас сброшу отсюда.
   Нет, принципы не всегда полезны, тем более я человек не принципиальный и со мной всегда можно договориться, правда, не обо всем, но все-таки, а если уж касается моей жизни, то я могу поговорить и с этим Пашей.
   — Паша, — заговорила я, — лучше ты ползи сюда, потому что я боюсь, что эта водосточная труба, она может оторваться от стены.
   — Ты идешь сюда или нет?
   Мне кажется, он боялся и без моего предупреждения, а то бы не стал вести переговоры со мной, только не считает же он меня за идиотку! Я так ему и сказала.
   — Паша, за кого ты меня принимаешь? Это против женских правил — первой идти к мужчине, это мужчина должен г ходить за женщиной и уговаривать, в крайнем случае хотя бы просто предложить ей денег, если не получается уговорить.
   — Ты что, сука, издеваться будешь?
   — Паша, я ведь тоже могу оскорблять, но это не решение вопроса. Иди ко мне, и мы здесь поговорим, на моей территории. Только смотри, я тебя предупредила, труба может не выдержать твоего веса, ты ведь килограмма на два-три больше меня весишь, хоть и ниже ростом на целую голову и такой же худенький, но мужчины почему-то всегда весят больше.
   А сзади Паши толпа болельщиков нервничала и переживала за него не меньше, чем итальянцы на футболе.
   Но кажется, я напрасно разговаривала с Пашей, потому что, по-моему, я его обидела, а я ведь не хотела, я болтала просто от страха, но он разозлился и полез ко мне.
   — Паша, я сейчас ударю тебя ногой, — заговорила я испуганная. — Я ведь один раз тебя уже била ногой, ты помнишь, как ты летел с лестницы? Паша, отсюда лететь не так больно, но падать больнее, — болтала я от страха, а сама не то чтобы его ногой ударить, а наоборот, стала отходить осторожно, потому что все равно я не смогла бы его ударить, ведь одно дело столкнуть человека с лестницы, и совсем другое — с восьмого этажа.
   Да и при всем желании я не смогла бы этого сделать, потому что и на двух ногах с трудом удерживалась здесь, а сделать что-то вроде даже легкого батмана, так об этом и думать нечего. Наверное, Паша это понимал и не очень боялся меня.
   Но что же будет? Мы что, так и станем ходить по карнизу вокруг дома? Или он решил, что я обойду дом и с другой стороны он меня подгонит к балкону, на котором стоят и ждут его приятели? Сомневаюсь, что это у него получится, хотя бы потому, что у меня не хватит на это сил, да и у него тоже. Я знала, что сделаю: доберусь до первого попавшегося открытого окна и залезу через него в чужую квартиру — сейчас, в такую духоту, даже ночью почти у всех окна открыты.
   Только я подумала об этом, как моя рука наткнулась на открытую раму окна. В этом доме, как во многих старых домах, внутренние рамы открывались внутрь, а наружные — наружу (непонятно, как они моют окна: так же вылезают на карниз?).