Одновременно с требованием «кормов» казаки проявляли и некоторую политическую требовательность. И неудивительно: во главе временного правительства по чиновному старшинству почитался казачий воевода князь Д. Т. Трубецкой; главную силу московского гарнизона составляли казаки; было явно, что их боялись. Казаки ещё до Собора, избравшего государя, «примеривали» на престол наиболее удобных для них лиц, а такими оказывались сын бывшего Тушинского вора «воровской Калужский» царевич и сын Тушинского патриарха Филарета Романова.
   «И многое было волнение всяким людем», говорит летописец. Следовало обезопаситься от возможных интриг сверху и от грубого насилия снизу, и осмотрительно наметить достойного избранника на овдовевший престол. Таковы были задачи Земского собора, сошедшегося в Москве в январе 1613 года.
   Каков же был этот Собор? В официозном издании, вышедшем через триста лет после него, читаем:
   «До нас почти совсем не дошло документов собора, кроме торжественной „утверждённой грамоты“ об избрании М. Ф. Романова. Нет поэтому подробных и точных сведений о составе собора, о ходе его заседаний и о последовательности рассуждений и постановлений собора».
   Известно, что временное правительство князей Трубецкого н Пожарского грамотами ещё в ноябре 1612 года созывало в Москву «изо всяких чинов», «изо всех городов», «по десяти человек от городов», для «государственных и земских дел», а главным образом для избрания государя, которое должно было совершиться «всякими людьми от мала и до велика». «Освящённый собор», — то есть его священническая часть, — включал в себе трёх митрополитов (Ефрема, Кирилла и Иoнy), архиереев, архимандритов н игуменов. Но священники давали свои подписи вместе с городскими представителями и иногда называли себя «выборными». Поэтому белое духовенство следует считать не в освящённом соборе, а в рядах земских представителей.
   «Начальники», пришедшие с Пожарским из Ярославля под Москву, продолжали быть правительственным советом. Когда Москва была освобождена от поляков, бояре, сидевшие в ней с поляками, по сану своему должны были занять первые места в синклите у Пожарского. Но «начальники» этого не допустили. Один из современников записал, что в Москве бояр, которые в осаде сидели, «в думу не припускают, а писали о них в городы ко всяком людям: пускать их в думу или нет?» Вопрос, по-видимому, был решён отрицательно: бояре разъехались из Москвы по сёлам, и не были на самом избрании царя. Их опять позвали, когда Михаил Фёдорович был уже избран, для участия в окончательном провозглашении нового царя, соборною же деятельностью руководили не эти старые бояре, а «начальники».
   Так устроены были высшие органы управления, церковного и государственного, вошедшие в Собор. Но имелись также и земские представители. Они, как можно судить, были двух категорий. Одни явились на собор по старому порядку, в силу своего служебного положения; это были придворные чины, «большие дворяне» и приказные люди. Другие были посланы на собор по избранию и явились туда с «договорами», то есть инструкциями избирателей, и «с выборами за всяких людей руками», то есть с документами, удостоверяющими правильность их избрания. Эти вторые были, по старому определению, «изо всех городов лучшие и разумные постоятельные люди».
   Москва не определяла числа земских представителей точным и обязательным порядком. Нельзя поэтому сказать, сколько всего выборных ожидалось в Москву, и сколько их действительно приехало, так как нет точного списка участников собора. Под одним экземпляром избирательной грамоты ими сделано 235 подписей, под другим — 238 подписей, и в обоих упомянуто около 277 имён соборных участников, — но и это не точное число. Выборные подписывали грамоту один за многих товарищей, не называя их поимённо; так, выборных нижегородцев было на соборе, как случайно известно, не менее 19, а подписали грамоту всего 5 человек на одном экземпляре и 6 на другом. Можно думать, что общее число участников собора, и в частности выборных из городов, доходило до семисот.
   Разбираясь в тех данных, какие представляют нам подписи соборных выборных, мы видим, что на призыв Москвы откликнулись много городов и уездов, хоть и не все. Можно насчитать не менее 50 городов, приславших представителей, причём городов самых различных областей государства, от Белого моря до Дона и Донца.
   В сословном же отношении принято считать собор 1613 года самым полным, потому что на нём, кроме служилых людей, казаков и тяглых горожан, были ещё «уездные люди». Из их числа на одном экземпляре избирательной грамоты есть двенадцать подписей, на другом — одиннадцать. Под этим немного неопределённым названием «уездных людей» обыкновенно понимают представителей крестьянства. Для Двинского уезда это и вероятно, потому что на московском севере, как известно, процветало крестьянское самоуправление в свободных крестьянских общинах. Но для остальных мест, от которых явились представители «уездных людей», это сомнительно. Скорее под «уездными людьми» надлежит разуметь низшие разряды служилых людей, приписанных по службе к городам, и обеспеченных участками пахотной земли и угодьями вне городов.
   Так определился состав собора, избравшего новую московскую династию. «Власти» и дума вошли в собор целиком. Высшие слои служилого московского люда были допущены без избирательных полномочий и, если не поголовно, то в очень большом числе — на основании их служебного положения и значения. Рядовое провинциальное дворянство и городское податное население с близкими к нему слоями свободного северного крестьянства были привлечены к участию в соборе на основе выборного представительства, в котором приняло участие и городское духовенство, избиравшее и избираемое в городских избирательных округах.
   Но если состав Собора может быть оценён хотя бы по косвенным данным, то ход его занятий и их внешний порядок, как отмечено и в книге «Государи дома Романовых», вовсе неизвестен. Читаем:
   «Можно только, с некоторою надеждою на достоверность, заключать о той последовательности, с какою работала на соборе избирательная мысль. Первым предметом суждений был, по-видимому, вопрос об иноземных и иноверных династиях. В результате прений состоялось общее решение: „Литовского и Свийского короля и их детей, за их многие неправды, и иных некоторых земель людей на Московское государство не обирать“. Заодно тогда же был решён вопрос и о казачьей мечте относительно „царевича Ивана“; постановили „Маринки с сыном не хотеть“…»
   С принятием такого решения за средними земскими людьми оказалась важная победа, и они могли вести дело избрания по своему разумению.
   «И говорили на соборех о царевичах (татарских), которые служат в московском государстве, и о великих родех, кому из них Бог даст на Московском государстве быти государем»…
   Трудно было собору сразу остановить на ком-нибудь свой выбор; голоса избирающих разошлись: «койждо хотяше по своей мысли деяти», и каждый говорил про своего. Были и самочинные «желатели царства»: по сообщению современника «многие же от вельмож, желающи царём быти, подкупахуся, многим и дающи и обещающи мнoгиe дары». Началась, словом, избирательная борьба: «по многи же быть собрания людем, дела же утвердити не могут и всуе мятутся семо и овамо».
   Насколько можно судить, в эту критическую минуту на Собор было оказано давление «со стороны». В связи с отказом от «ворёнка», казаки предложили на царство другого своего кандидата, Михаила Романова. К ним примкнули и земские люди. Они толпою, вместе с казаками, пришли, например, к Троицкому келарю Авраамию Палицыну, прося этого популярного монаха довести до Собора их просьбу об избрании на престол именно Михаила Романова. Но шансы Михаила и без того были не так уж малы.
   Прежде всего, Михаил был «блаженныя и славныя памяти великаго государя царя и великаго князя Феодора Ивановича всея Pyccии сородичем — племянником его благоцветущей и неувядаемой отрасли». Его дед — боярин Никита Романович Захарьин-Юрьев, приходился родным братом первой жены Грозного Анастасии. Боярин Никита Романович в исторических документах представляется одним из самых деятельных и влиятельных «земских» бояр Грозного. Его заслуги и фавор при Грозном подняли всё племя «Никитичей» на высшие ступени дворцовой знати. Его сын, отец Михаила, Филарет Никитич, был двоюродным братом царя Фёдора Ивановича. В общем, имелось ближнее свойство Романовых с родом государей XVI века.
   Ещё в 1610 году, в пору призвания Владислава, москвичи, не желавшие иноверца, говорили о возможности избрания на престол либо князя В. В. Голицына, либо малолетнего Михаила Романова.
   И вот, 7 февраля 1613 года Земский собор избрал на царство Михаила Фёдоровича Романова «единомышленным и невозвратным советом» всех участников. Но из осторожности торжественное оглашение совершённого избрания отложили на две недели — до воскресенья 21 февраля. В этом сроке, во-первых, созвали в Москву отсутствовавших бояр, видимо, удалённых из Москвы за свою «измену» во время «осадного сидения» в Кремле и не принимавших участия в Соборе. А во-вторых, в ближайшие города «послали тайно во всяких людях мысли их про государское обиранье проведывати верных и богобоязненных людей, кого хотят государем царём на Московское государство во всех городех». Такой мониторинг затеяли, чтобы проверить, люб ли будет городам избранный царём Михаил Романов.
   Получив добрые вести и дождавшись бояр, Собор «на сборное воскресение» 21 февраля, «уговев первую неделю великого поста», сошёлся на великое дело: Михаил Фёдорович Романов был провозглашён государем «в большом московском дворце в присутствии — внутри и вне — всего народа изо всех городов России». Избрание свершилось, и немедля стали искать М. Ф. Романова, отправив к нему послов «в Ярославль, или где он, государь, будет».
   Итак, Михаил Романов был избран на московское царствование Земским собором. Казалось бы, эта ситуация аналогична избранию в 1598 году Бориса Годунова. Но это не так, о чём следует сказать подробнее. Годунов стал царём по праву старшего в своей семье, после отказа от трона его сестры, вдовы царя Фёдора Ирины. Другие претенденты не приглашались, а потому Собор не выбиралего, а утвердил, не более того. Именно от этого возникла политическая нестабильность: имелось достаточное количество родовитых лиц, которые при прочих равных условиях могли бы возглавить государство. Иначе говоря, выборная кампания прошла «не по понятиям».
   А вот на Соборе 1613 года выбор был. И какой! Кроме Михаила Романова, выдвигались королевич Польский и королевич Шведский. Вот уж эти двое совершенно точно, — в чём ни у кого не было ни малейших сомнений, по знатности рода своего имели все права. А ведь был ещё и претендент с братского Востока, Алей, царевич Сибирский. А победил на конкурсе наш российский паренёк Миша, и весьма родовитый. Он стал Великим князем Московским по праву выбора народом, а участие в выборах таких ферзей, как два королевича, отметали все сомнения в его легитимности.
   Гениальность отца вновь избранного Великого князя, Филарета, проявилась не только в том, что он лично спровоцировал к участию в выборах Владислава-поляка, но и в том, что не стал выдвигаться сам, а предложил сына. Михаил — из знатного рода, но не старшийв своём роду, а потому его избрание сразу отсекало любую возможность самозванчества или «самовыдвижения» другого кандидата. Нельзя забывать о правилах местничества! Любой знатный вельможа, заявив, что «царь не настоящий», а он, вельможа, выше, оскорбил бы всех, равных ему по месту, и его удавили бы без затей.
   1613, июль. — Нападения поляков. Их войска доходят до Калуги, Можайска и Тулы. Начало очередной войны со Швецией.
   1614. — киргизов и томских татар.
   1615. — Новый состав Земского собрания совместно с Боярской думой усиливают налоговое давление, введя чрезвычайный налог на землю.
   Можно понять, зачем понадобился чрезвычайный налог. Страна была разорена; в казне элементарно не было денег. Произошло разрушение существовавшей до этого федерации, державшейся на признании московского приоритета по ордынскому (= византийскому) династическому признаку. В работе Собора, избравшего Михаила Фёдоровича Великим князем московским(а не царём), не приняли участияпредставители многих городов Центральной и Южной России (расположенных южнее Оки), а также представители западных Новгородской, Псковской и Бельской земель. Они в тот момент не признали «принципата» Романовых.
   А Казань, Нижний Новгород, Ярославль и Тверь, по которым прошлось «народное ополчение», а точнее, западноевропейские наёмники в 1611–1612 годах, на Соборе были представлены некими «начальниками» (!), то есть теми людьми, которых назначила сама новая власть. (См. «Государи дома Романовых», стр. 13.)
   Но как бы там ни было, когда нового государя нашли в Костроме и получили его согласие принять трон, — в Московском государстве началась новая эпоха государственного строительства.

Правление Михаила Фёдоровича

   Крупная фигура Филарета естественно отодвигала в тень облик его юного сына, царя Михаила. Филарет Никитич после возвращения из польского плена стал в сане святейшего патриарха вторым «великим государем»; отныне все грамоты писались от лица обоих великих государей, но имя Михаила стояло в них впереди имени патриарха. В отношениях отца и сына явственно осознание важности их высокого положения, о чём оба не забывали даже в личном общении.
   До нас дошла довольно обширная их переписка. Патриарх Филарет письма к сыну начинает полным царским титулом, называет его «по плотскому рождению сыном, а о Святем Дусе возлюбленнейшим сыном своего смирения». Царь Михаил пишет «честнейшему и всесвятейшему отцу отцем и учителю, прежь убо по плоти благородному нашему родителю, ныне же превосходящему святителю, великому господину и государю, святейшему Филарету Никитичу, Божиею милостью патриарху московскому и всея Руси». Отношения царя Михаила к отцу-патриарху полны глубокой, можно сказать, робкой почтительности. А вот речь Филарета звучит властно, как речь человека, уверенного, что его советы и указания будут приняты с должным благоговением не только к сведению, но и к исполнению.
   Немудрёно, что мы мало знаем лично о царе Михаиле Фёдоровиче. Не только в государственной, но и в дворцовой, личной его жизни рядом с ним стояли лица, несравненно более энергичные, чем он, руководили его волей, по крайней мере, его поступками. Он и вырос и большую часть жизни своей прожил не только под обаянием властной натуры отца, но и под сильнейшим влиянием матери. А Ксения Ивановна была достойною по силе характера супругой своего мужа. Происходила она из не родовитой семьи костромских дворян Шестовых, но браком с Ф. Н. Романовым была введена в первые ряды московского общества, пережила с мужем царскую опалу, но ни ссылка, ни подневольное пострижение её крепкой натуры не сломили. Она едва ли уступала супругу во властности и упорстве нрава.
   Царь Михаил занял трон, имея достойных советчиков. И это было благом для него, ибо положение страны было крайне трудным. Смута и интервенция оставили страну совершенно разорённой. Писцовые книги тех времён пестрят записями пустошей, «что были раньше деревни». Москва лежала в развалинах. Объекты недвижимости были сожжены, а движимые ценности — частные, общественные, церковные и государственные — разграблены. Шайки поляков ещё бродили по стране; их грабительские экспедиции прорывались даже на Урал, в поисках строгановских сокровищ, которые тоже были разграблены. В конце января 1613 год польские банды побывали в Сольвычегодске и ограбили там Благовещенский собор; список драгоценностей из этого собора занимает в перечне П. Савваитова 90 страниц!
   В других местах Московской Руси было, конечно, никак не лучше. На западе — даже после избрания Михаила, — хозяйничали поляки и шведы, с юга прорывались татарские орды, отряды воров и панов рыскали там и тут. Сельское хозяйство и торговый оборот, денежное обращение и правительственный аппарат находились в состоянии полного развала. Новое правительство не располагало ни административными кадрами, ни опытом.
   Юрий Крижанич (1617–1683) писал о внешнеэкономическом положении страны:
   «Хоть это славное государство столь широко и безмерно велико, однако оно со всех сторон закрыто для торговли. С севера нас опоясывает Студёное море и пустынные земли. С востока и с юга [нас] окружают отсталые народы, с коими никакой торговли быть не может. На западе — в Литве и в Белой Руси — не водится того, что нам нужно (разве что лишь медь есть у шведов). Азовскую и черноморскую торговлю, которая была бы для этой страны самой полезной, захватили и держат крымцы. Торговле в Астрахани препятствуют ногайцы.
   Торговле с бухарцами в Сибири мешают калмыки. Так что остаётся у нас только три безопасных торжища: для торговли посуху — Новгород и Псков, а для морской торговли — Архангельская пристань, но и к ней путь неимоверно далёк и труден».
   И. Забелин в «Истории города Москвы» простодушно пишет, что неимущий Михаил Фёдорович после захвата власти носил не только шубы, но даже и сорочки из гардероба убиенного его «ополченцами» боярина Богдана Бельского, которого просто скинули с башни в Казани. Не токмо что верховный владыка; вся страна была разорена за годы Смуты, протекавшей не без участия родичей Михаила. Но теперь принято скорбеть о последних Романовых, убиенных в 1918-м, а не о Бельском и других жертвах прихода к власти первых Романовых.
   Мы говорим об этом не потому, что одни «хорошие», а другие «плохие». Все хорошие. Просто надо серьёзнее относиться к историографии. Ведь это и есть борьба структур; в данном случае победили Романовы, и Филарет, в конце концов, сумел стабилизировать политическую обстановку, что было для России благом. Но значит ли это, что история должна выпячивать на первый план только Романовых?
   1615. — Русские оружейники разработали первую пушку с винтовой нарезкой ствола.
   1615, июль. — Густаву II Адольфу не удаётся взять осаждённый им Псков. Германский император Матвей предлагает посредничество в мирных переговорах, которые и начались в декабре, но при посредничестве Англии, а закончились в феврале 1617 года подписанием Столбовского мира, по которому России возвращены Новгород, Старая Русса, Порхов, Ладога, Гдов. Швеции передаются Ижорские земли Ям, Ивангород, Копотье и Корельский уезд.
   Таковы были проблемы внешней политики государства в этот период. Но нужны же были средства для их решения! Насколько можно судить по источникам, до 1619 года, то есть до возвращения Филарета, у московского правительства было два главных интереса в отношении внутреннего устройства, две задачи: во-первых, собрать в казну как можно более средств и, во-вторых, устроить войско. По этим вопросам дважды заседал Собор, в 1615 и 1616 годах. Был решён «сбор пятой деньги», 20 % с годового дохода плательщика, и посошный сбор по 120 руб. с каждой сохи. Разница между этими повинностями состояла в том, что 20 % платилось со «двора», посошное же взималось с меры пахотной земли, с «сохи». Кроме того, своим чередом платились обычные подати. Так решался первый вопрос, хотя всё равно правительству не хватало средств.
   Для решения второй проблемы — устройства войска, правительство посылало не раз в разные местности бояр «разбирать» служилых людей, «верстать» (принимать в службу) детей дворян, годных к ней, и наделять их поместной землёй.
   И для первой, и для второй цели необходимо было знать положение частной земельной собственности в государстве, и чтобы это положение выяснить, посылались во все места писцы и дозорщики, дабы описать землю и провести её податную оценку. Но до Филарета все намерения правительства исполнялись небрежно, с массой злоупотреблений со стороны и администрации, и населения: писцы и дозорщики одним мирволили, других теснили, брали взятки; да и население, стремясь избавиться от податей, часто скрывало имущество, и этим достигало льготной для себя неправильной оценки.
   1617. — Война с Польшей. Создана II редакция «Хронографа».
   1618. — Английская экспедиция в Пермь для отыскания руды. Неудачный штурм Москвы поляками. Деулинское перемирие на четырнадцать с половиной лет, по которому Русью потеряны Смоленские, Черниговские и Новгород-Северские земли. Прошли первые переговоры России с Китаем (миссия И. Петлина).
   1619. — Постановление о возвращении на прежние места беглых посадских людей. Образован Сыскной приказ. Основан город Енисейск. Отец царя — Фёдор Романов (митрополит Филарет) вернулся из польского плена, стал патриархом Московским и соправителем своего сына, что привело к понижению роли Земского собора. И всё же в июне Собор постановляет замечательный приговор, преимущественно по финансовым делам. Собору были поставлены на вид указания, сделанные царю патриархом. Вот они:
   1) с разорённой земли подати взимаются неравномерно, одни из разорённых земель облагаются податью по дозорным книгам; с других же, не менее разорённых, берётся подать по писцовым книгам;
   2) при переписи земель допускаются постоянные злоупотребления дозорщиков и писцов;
   3) бывают постоянные злоупотребления и со стороны тяглых людей, которые массами или «закладывались» за кого-нибудь, или просто убегали из своей общины, предоставляя ей, в силу круговой поруки, платить за выбывших членов;
   4) кроме этих податных злоупотреблений многие просят от «сильных людей их оборонить», ибо сильные люди (администрация, влиятельное боярство и т. д.) «чинят им насильства и обиды».
   Собор постановил снова произвести перепись в местностях не разорённых; писцов и дозорщиков выбрать из надёжных людей, и привести их к присяге, взяв обещание писать без взяток и работать «вправду». Также решено было тяглых людей, выбежавших и «заложившихся» за бояр и монастыри, сыскать и вернуть назад в общины, а на тех, кто их держал, наложить штрафы. Постановили составить роспись государственных расходов и доходов: сколько числится тех и других, сколько убыло доходов от разорения, сколько поступает денег, куда их расходовали, сколько их осталось и куда они предназначаются. Относительно жалоб на сильных людей состоялся царский указ, соборный приговор: поручить сыскивать про обиды «сильных людей» в особом сыскном приказе. Ну и, наконец, решили обновить состав Земского собора, заменив выборных людей новыми.
   Все последующие внутренние распоряжения правительства Михаила Фёдоровича (а кажется — и всех последующих русских правительств аж до наших дней) клонились именно к тому, чтобы улучшить администрацию и поднять платёжные и служебные силы страны.
   Характерно, что всевременщики времён Смуты давали на себя «запись», то есть обязательство ограничения своей властиЗемским собором. Так поступили и Романовы, обещая, по сути, сохранить федеративное устройство страны, местничество, служилые привилегии военных и веротерпимость при «третейском» патронаже церкви. Интересно, что именно так было и при царе Борисе! А ещё интереснее, что эта идея также абсолютно аналогична осуществлённой потомками Генри Тюдора (Генрих VII) идее Британской империи, и неосуществлённой идее создания Папской империи в Западной Европе.
   Но поскольку избрание Михаила Романова было осуществлено не всеми землями нашей «федерации», постольку его Московия оказалась поначалу достаточно куцым образованием, ограниченным в южной части нынешним Золотым Кольцом России, на западе Тверью, на юго-западе Вязьмой и Можайском, на юго-востоке Коломной, на востоке — Нижним Новгородом. Поэтому нас не удивляет, что в титуле «царь Московский и Всея Руси» этого периода совершенно не раскрыто понятие «Всея Руси». Получив власть в Москве, Романовы ещё 150 лет потратили на распространение её на территорию «Всея», то есть на «Великия, Малыя, Белыя и Червонныя Руси», а также Крыма, Кавказа, Урала, Средней Азии, Сибири и части Северной Америки.
   От своего воцарения и почти до конца XVII века Московия Романовых воевала с Польшей за Белую Русь= Литву; не исключено, что в историографии часть этой войны отнесена к XVI веку, как война Иоанна Грозного с «Литвой». В борьбе с Польшей-Литвой во второй половине XVII века активно использовался мотив борьбы за православие против униатов. И Москва, и Варшава безуспешно пытались либо единолично покорить Белую Русь («Древнюю Русь»), либо разделить её между собой. В результате этой войны за бывшие ордынские (= византийские) области, к 1676 году тульские и рязанско-воронежские земли остались за православнойМосквой, а земли к западу от Воронежа (Слободская Окраина = Великороссия) — за православнойже Белой Русью. Естественно, что при этом мотив борьбы «православных» с «униатами» выдохся.
   Поясним ситуацию с принадлежностью ордынских земель, в их связи с династическим вопросом.
   С какого-то момента — дату назвать невозможно, — властные слои всей Евразии признавали старшинство византийского владыки. Это не было империей в