Камерон Стелла. На вершине блаженства

   – Мама говорит, что нам следует держаться вместе, потому что у нас никого нет на свете, только тетя Фаб. И бабуля.
   – Людям всегда следует держаться вместе.
   – Ага. – Губы мальчика дрогнули в улыбке, однако его голубые глаза оставались по-взрослому серьезными. – Ты назвал тетю Блисс прекрасной.
   – И это правда.
   – Ага. И она тебя тоже назвала прекрасным.
   – Она просто пошутила. – Себастьян почувствовал, что краснеет.
   – Она хотела сказать, что очень тебя любит.
   – Ты так думаешь?
   – Ага.
   Худенькое детское тельце – кожа да кости – казалось таким хрупким, уязвимым… Взгляд Себастьяна привлекли руки, не знавшие ни секунды покоя. На ночь их вроде бы помыли, но ведь мальчишек никогда не удается отмыть дочиста, смыть всю грязь, в которой они весь день возятся. Светлые волосенки Бобби свалялись в копну.
   Себастьяна поразило лицо мальчика – слишком уж серьезное, по-взрослому серьезное. От этого выражения на лице Бобби в груди у Себастьяна все перевернулось.
   – Тебе что-то не дает покоя? – спросил он.
   Мальчик отрицательно покачал головой.
   Себастьян пожал плечами, потянулся и попытался поудобнее устроиться в кресле, стоявшем у камина. Похоже, Блисс обожает такие древние неуклюжие кресла…
   – Я думал, ты не любишь детей.
   Неподдельный страх, прозвучавший в голосе Бобби, заставил Себастьяна насторожиться:
   – Почему ты так решил?
   На сей раз пришла очередь Бобби пожать плечами – худенькие лопатки взлетели чуть ли не к самым ушам.
   – Вик не любит детей.
   – Я не Вик.
   – Мой папа не любит детей.
   У Себастьяна запершило в горле. Беседа принимала нежелательное направление.
   – Твой папа наверняка тебя любит.
   Бобби нахмурился и отрицательно покачал головой.
   Если для таких случаев и существуют волшебные слова, Себастьян их не знал.
   – Мой папа однажды приезжал сюда. Я тогда был совсем маленький.
   В эту ночь Себастьяну не хватало только душещипательной беседы с ребенком, которого покинул отец. Впрочем, подобные беседы всегда в тягость.
   – Иногда взрослым слишком трудно найти с детьми общий язык.
   – А твой папа похож на тебя? – спросил мальчик.
   – У меня нет папы.
   – Ох…
   Бобби умолк, и это молчание оказалось столь же напряженным, как и предыдущая беседа.
   – Мой папа не любит меня, – подытожил Бобби.
   – Ты этого не знаешь.
   – Он сам так сказал. Сказал, что не любит белобрысых мальчишек с голубыми глазами.
   Себастьяну ужасно захотелось разрыдаться – впервые за всю сознательную жизнь.
   – Взрослые часто шутят, и эти шутки не всегда понятны детям.
   – Мама подняла меня и хотела дать ему на руки, а он не взял. Он спрятал руки за спину – вот так. – И Бобби показал, как именно.
   Себастьяну казалось, что пол уходит у него из-под ног.
   – Может, у твоего папы заболела спина, – пробормотал Себастьян, чувствуя себя идиотом.
   – Может, – кивнул Бобби. – Но он больше ни разу не приезжал.
   – Это плохо. – Себастьян покачал головой.
   – Он дал мне пять долларов.
   – Ого!
   – И немного конфет.
   – Хм-м.
   – У меня ведь теперь темные волосы, правда? – Детские глаза смотрели Себастьяну прямо в душу.
   – Ага.
   – Папа обещал когда-нибудь приехать снова, но так и не приехал.
   У Себастьяна зачесались руки – хотелось прикончить этого мерзавца.
   – Твой папа просто несчастный человек.
   Бобби сидел скрестив ноги, пристально глядя на Себастьяна.
   – Он упустил свой шанс. Потерял такого отличного парня, как ты. Зато тебя любит мама, и тетя, и бабуля. И Блисс тоже.
   – Да, любят.
   Любят-то они любят, да только мальчишке нужен отец, мужчина. Себастьян в смущении уставился на свои руки. Только нужен нормальный мужчина, а не такой, от которого он сам удирал в детстве.
   – А я был приемышем, – неожиданно для себя самого сказал Себастьян.
   – Значит, твой папа тоже тебя бросил?
   – Я не знаю, что случилось с моими родными папой и мамой. Когда меня отдавали приемным родителям, об этом умолчали. И никто ничего не знал. Правда, теперь я мог бы сам что-нибудь выяснить…
   – И ты собираешься выяснить?
   – Нет.
   – Почему?
   – Многим людям это действительно необходимо. Такие люди непременно стараются все узнать. А другим… не нужно. Может, оттого, что они решили… Тьфу, черт… я и сам не могу толком объяснить… В общем, мне не кажется, что это так уж важно. – Ну вот, полюбуйтесь: излагает свою жизненную философию перед пятилетним малышом, среди ночи. – Лучше давай спать, Бобби.
   Тут зазвонил телефон. Себастьян ринулся к каминной полке в надежде, что успеет снять трубку до того, как проснется Блисс. Второй звонок раздался до того, как Себастьян нажал кнопку микрофона.
   – Алло, – раздался заспанный голос Блисс.
   Ему следовало тут же отключиться.
   – Я знаю, что уже поздно, – послышался мужской голос. – Но я не мог не позвонить. Я думаю о тебе без конца.
   Себастьян весь обратился в слух.
   – Леннокс? – спросила Блисс. – Это ты?
   – А кто же еще? Как здорово, что ты пришла на мою выставку. Это для меня так много значит.
   – Ничего особенного. И сейчас слишком поздно.
   – Я не могу заснуть.
   Блисс промолчала.
   – То, что случилось, было ошибкой, – продолжал Леннокс. – Я не должен был так давить на тебя.
   – Что было, то прошло, – сказала Блисс. – Забудь обо всем, Леннокс. Жизнь продолжается.
   – А когда ты пришла на выставку, я подумал…
   – Наверное, мне не следовало приходить. Но я хотела тебя поддержать.
   Личико Бобби, казалось, окаменело. Этот ребенок слишком хорошо для своих лет умел угадывать мысли взрослых.
   – Блисс, тебе не следует связываться с этим типом, с Плато.
   Себастьян не пропустил ни одного слова.
   – От него не жди ничего хорошего. Я тут кое-что разнюхал про него, и он…
   – Спокойной ночи, Леннокс.
   – Блисс! Не вешай трубку! Я хочу увидеть тебя!
   – Нет.
   – Ну пожалуйста. Я хочу договориться о том, чтобы снова поселиться в Пойнте. Некоторые из своих лучших вещей я написал именно там. И нам было так хорошо вдвоем.
   – Мне кажется, ты преувеличиваешь.
   – Держись подальше от Плато.
   Блисс не отвечала. Себастьян затаил дыхание. Несколько секунд спустя раздался щелчок – она повесила трубку. Но прошло еще несколько секунд, прежде чем Руд последовал ее примеру.
   Себастьян отключил свой аппарат.
   – Ты на кого-то разозлился?
   Он внимательно посмотрел на Бобби. Казалось, малыш был чем-то встревожен; глаза его широко распахнулись.
   – Чего мне злиться? – криво улыбнулся Себастьян. Он был ошеломлен. И полон подозрений. Но злиться он все равно не станет. Лучше поручить Ноузу собрать еще кое-какие сведения. – Ты бы, Бобби, постарался еще поспать.
   Прежде чем отправиться этой ночью к Блисс, Себастьян долго разглядывал фото, на котором в зеркале темнел силуэт человека, прятавшегося в спальне наверху. Это вполне мог быть Руд. Или Джим Мур. А может, мираж, игра света и тени…
   – У тебя есть дети? – спросил Бобби, неохотно возвращаясь в кровать.
   – Нет. – Себастьян наклонился и снова поправил одеяло, которым укрыли мальчика.
   – А они у тебя будут?
   Только ребенок мог задавать подобные вопросы.
   – Возможно, – невольно улыбнулся Себастьян.
   – Это очень большая кровать. – Бобби покосился на Себастьяна. – Если хочешь, можешь тоже лечь здесь.
   – Неплохое предложение. – Себастьян тяжело вздохнул. Нечего и думать о том, чтобы внушать этому ребенку надежды, которым все равно не суждено сбыться.
   Бобби тем временем уже вытащил из-под себя одну из подушек и положил на краешек дивана. Не говоря ни слова, он снова свернулся калачиком и зажмурил глаза.
   Не спуская глаз с лестницы, ведущей наверх, в комнату Блисс, Себастьян растянулся на диване. Заложив руки за голову, он прислушивался к дыханию Бобби – казалось, малыш лишь притворяется спящим.
   После той встречи с Блисс – когда она ходила на выставку – Себастьян ни разу не вспомнил про Леннокса Руда. А вот Леннокс Руд не забыл предупредить Блисс, чтобы держалась подальше от Плато.
   И Джим Мур тоже оживился – позвонил как раз тогда, когда у Себастьяна появилась надежда, что он отделался от старикашки раз и навсегда.
   К тому же Муру известно все о Блисс…
   – Ты спишь?
   – Нет. – Он повернулся к Бобби. – Но тебе нужно спать.
   – У тебя появился папа, когда тебя приняли?
   – Да, появился, – ответил Себастьян; он прекрасно понимал, что это не так.
   – Тебе повезло.
   – Наверное. – Стоит ли спорить с пятилетним малышом о столь серьезных вещах? – Люди, которые взяли меня к себе, уже умерли. Они и тогда были не очень молоды.
   – Хм-м…
   Бобби надолго замолчал. А потом спросил:
   – Может, ты хоть немного умеешь рассказывать сказки?
   Себастьян онемел от неожиданности.
   – Да нет, я не прошу тебя рассказать мне сказку. – Мальчик повернулся к нему лицом, однако глаза его по-прежнему были закрыты. – Я просто хотел знать, умеешь или нет.
   Себастьян смотрел на детское личико и гадал: каким оно будет, когда Бобби повзрослеет? Он протянул руку и погладил мальчика по соломенным, выгоревшим на солнце волосам. Бобби подобрался поближе.
   – Давным-давно, далеко отсюда, на самом краю земли, жила одна семья… – Себастьян замялся и сказал: – Ну вот, посреди лета я вспомнил рождественскую сказку!
   – Я больше всего на свете люблю рождественские сказки.
   – Отлично. Потому что сейчас я не смогу припомнить никакую другую. В общем, на Северном полюсе жила большая семья мастера шоколадных дел, и они работали на Санта-Клауса…
 
   Себастьян проснулся от ломоты в затекшем плече. Открыл глаза и заморгал – прямо в лицо светило утреннее солнце, лучи которого пробивались в щели жалюзи на окнах. В нос ударили запахи мыла и пыли, исходившие от теплого детского тельца. Бобби, прикорнувший рядом, пристроил голову на плече у Себастьяна.
   Осторожно, чувствуя себя преступником, он похлопал малыша по руке. Оказывается, это так просто – сделать ребенка счастливым. Почему же многие взрослые причиняют детям боль? А ведь мать Бобби делает все, что в ее силах. Себастьян прекрасно это понимал, он видел, как велика ее любовь к сыну.
   Послышался какой-то шум. Себастьян обернулся. На ступеньках лестницы сидела Блисс. Сидела, сложив руки на коленях и глядя на Себастьяна.
   Он прошептал одними губами «привет», и она в ответ прошептала «привет». Она попыталась улыбнуться, однако в глазах ее была такая тоска, что у Себастьяна заныло сердце.
   Наконец она поднялась и, спустившись по ступенькам, осторожно подошла к дивану. Протянула Себастьяну руку, и он пожал ее. Блисс наклонилась и поцеловала его ладонь. Потом направилась на кухню.
   Себастьян кое-как выбрался из-под Бобби. Мальчик поежился и снова свернулся в клубочек под теплым одеялом.
   Блисс – на ней был синий поплиновый халат – устроилась на заднем крыльце, выходившем во внутренний дворик. Солнце стояло еще совсем низко, его лучи образовали золотой нимб вокруг рыжеволосой головы Блисс. Себастьян аккуратно прикрыл дверь, ведущую в комнату, вышел на крыльцо.
   Блисс не шелохнулась, когда он положил руку ей на плечо.
   В саду звенели птичьи трели.
   Легкий ветерок приносил запахи цветов и трав.
   Себастьян легонько коснулся ее волос. И улыбнулся, глядя, как пушистые пряди приподнимаются следом за его ладонью. Солнце подсвечивало эту прозрачную вуаль своими золотистыми лучами.
   Никогда, ни к кому Себастьян не испытывал подобных чувств. Блисс была самым дорогим для него человеком. Сейчас появился шанс наверстать упущенное за долгие годы, и Себастьян был полон решимости добиться своего.
   – А вот и наши собачки, – заметила Блисс, поднимаясь на ноги.
   Он обнял ее за талию. Окинул взглядом двор. Битер и Спайки безмятежно валялись на солнышке.
   – Я же сказал, что у Битера пора любви.
   – Хорошие же мы хозяева, – посетовала Блисс. – Оставили питомцев без присмотра на целую ночь. Ты смотри, они едва дышат.
   – Ты напомнила мне о том состоянии, которое я не испытывал ни разу в жизни, – проговорил Себастьян, целуя ее в шею. – И я даже не подозревал, насколько мне не хватает этих ощущений. Не подозревал, пока не повстречал тебя.
   – В который раз?
   – В самый первый. – Он посмотрел ей в лицо. – И теперь я вспомнил это снова. Знаешь, что самое удивительное?
   Она молча покачала головой. Ее бархатистая кожа была восхитительна на ощупь.
   – Что я вообще способен любить.
   Блисс прикрыла глаза. При виде страдальческой морщинки, появившейся у нее на лбу, Себастьяну стало больно.
   – Забудь, что я тут болтал, – взмолился он. – Это все чепуха.
   – Но для меня это важно. Значит, ты удивляешься своей способности любить, потому что не сталкивался в жизни с любовью!
   – Наверное, так. Да, именно так. Я не знал любви, пока не встретил тебя. Когда ты впервые позволила мне подержать тебя за руку, я был конченым человеком – в отношении любви. И с тех пор никто не предоставил мне второго шанса. Звучит смешно, да? Но я действительно не мог поверить, что не чувствовал этого. Я словно взбесился. Мне хотелось кричать. Я чуть не подавился собственным криком.
   – Знаю.
   – Как ты можешь об этом знать? – Он провел кончиками пальцев по ее вискам.
   – А как ты думаешь? Ты же сам постоянно твердил, что мы похожи.
   – Мы разные – и все-таки похожи, так? Мы разные ровно настолько, чтобы из нас получилась чертовски милая пара!
   – Но как же мы пройдем через столько препятствий, Себастьян? Подумай сам, разве такое возможно?..
   – Любовь моя, мы пройдем через все, – с жаром заверил Себастьян. – Поверь мне, мы все преодолеем!
   Блисс потупилась.
   – Что? – Он легонько встряхнул ее за плечи и поцеловал в лоб. – Что с тобой?
   – Ты хочешь, чтобы все повернулось по-твоему. Как будто тебе достаточно сказать, чтобы все шло так, а не иначе, и так оно и будет. Но в жизни все по-другому.
   – Не всегда.
   – Ты ошибаешься, Себастьян. – Она решительно отстранила его руку и вернулась на кухню. – Нам слишком многое придется сделать. Прежде всего я хочу знать: как ты жил без меня? Начиная с того самого дня, как ты сбежал, вместо того чтобы жениться на мне.
   – Блисс…
   Она вскинула вверх руку. Ее стройные ноги просвечивали сквозь тонкий поплин – безумно красивые ноги. Себастьян заставил себя отвернуться.
   – Прошлой ночью я получила еще одно предупреждение. Предупреждение особого рода. Не знаю даже, правильно ли я его поняла. Но в любом случае это уже в третий раз.
   – Во второй. Или ты считаешь и Леннокса Руда?
   – Нет, в третий. Вот, взгляни. – Блисс отвернула воротник халата, чтобы стала видна розовая ссадина на шее. – Видишь?
   – Это когда тебя схватили за шарф?
   – Да.
   – Ну вот, и это было второе…
   – Третье случилось во время той дурацкой вылазки, когда ты нас застал у провала. Сначала болтали про звон колокольчика где-то снаружи, а потом на колючей проволоке я обнаружила нитки из моего шарфа.
   – Но ты ничего мне об этом не сказала.
   – Я забыла. Так много всего случилось…
   – Нитки из твоего шарфа? Но почему ты так уверена?
   Она открыла шкаф и достала два чистых стакана.
   – Мой шарф пропал.
   – Но ты не сказала…
   – Я не сказала об этом сразу? Ну наверное, не сказала потому, что меня отвлекли другие… – Она встряхнула волосами и покраснела. – В общем, я была занята другими делами.
   Себастьян с улыбкой погладил ее по спине.
   – Мы действительно были очень заняты.
   Его рука скользнула под халат и легла ей на грудь.
   – Мы потеряли слишком много времени, Блисс. Ты не находишь, что пора наверстать упущенное?
   – Но на кровати Бобби.
   – Он же спит… Мы услышим, если откроется дверь. И я ведь не предлагаю тебе раздеваться прямо здесь, не сходя с места.
   – Вряд ли ты этого от меня хочешь.
   – Ну почему же? Отличная идея. – Он улыбался, зарывшись лицом в ее волосы. – Сказать, чего я еще от тебя хочу?
   – Нет.
   Ее сосок давно отвердел и напрягся, а Себастьян все ласкал и ласкал его.
   – Я все же шепну тебе на ушко…
   – Ох, перестань.
   – Ты сама не хочешь, чтобы я перестал.
   – Не хочу, но все равно перестань. Сию же минуту. Себастьян, там, в оранжерее, кто-то стащил мой шарф. А потом выдрал из него несколько ниток и привязал к колючей проволоке возле провала. Ты знаешь, что это за провал?
   – Я знаю, что он есть, – насторожился Плато. – Больше ничего не знаю.
   – Он закрыт доской, потому что там опасно. Провал достаточно широкий для того, чтобы туда мог свалиться взрослый человек. И он очень глубокий и извилистый. Если ты упадешь туда, то можешь разбиться, даже не долетев до дна. Потому что не раз ударишься о стенки провала. Однажды его уже засыпали, но грунтовые воды постоянно подмывают дно, и все проседает.
   – Так залей его цементом.
   – Я и собиралась это сделать. Когда появятся деньги…
   – Я дам тебе денег. – Себастьян в тот же миг пожалел о своих словах. – То есть… я имел в виду, что мог бы оформить заем, в смысле ссуду… Черт побери, в общем, я мог бы завалить эту проклятую дыру!
   – Не ругайся при мне.
   – Я… тьфу, прок… – Он беспомощно пожал плечами. – Я слишком разозлился.
   – Ты слишком привык распоряжаться всем, на что положил глаз. Но мной тебе распоряжаться не придется. Даже и не мечтай.
   Себастьян понял, что лучше сменить тему.
   – Ты могла бы снять деньги с собственного счета.
   – Только с согласия отца. Но они с мамой не одобряют мою затею с коммуной. Отец просто рвал и метал, когда узнал, что тетя завещала Хоул-Пойнт мне одной. И я не собираюсь просить у него денег на поддержание своего бизнеса.
   – Даже если это твои собственные деньги?!
   – Я не собираюсь просить.
   – О’кей. – Себастьян подтащил к себе стул и устроился в полосе солнечного света, проникавшего в кухню через приоткрытую заднюю дверь. Он снял рубашку и бросил ее на колени. Приятно было подставить спину под ласковые утренние лучи. – Так чем же мы сейчас займемся?
   – Будем пить апельсиновый сок.
   Он взял протянутый Блисс стакан и осушил его.
   – А что теперь?
   Блисс не спеша прихлебывала из своего стакана. Себастьян любовался ее нежной шеей, такой гладкой и шелковистой, любовался ложбинкой между грудями… Наконец она допила сок, ополоснула стаканы и поставила их на место.
   – Значит, тебя предупредили… Велели держаться от меня подальше…
   – И не понимаю почему, – в задумчивости проговорила Блисс, скрестив на груди руки. – Ну с какой стати кто-то не желает, чтобы мы были вместе?
   По крайней мере она говорила об их совместной жизни как о чем-то вполне реальном.
   – Может, у тебя все же есть какие-то догадки? – Себастьян не хотел пока говорить о Кристал и Джиме Муре; ему хотелось вообще о них забыть.
   Блисс в задумчивости прошлась по кухне.
   – Ложь всегда была мне отвратительна – даже если бы могла принести пользу, – проговорила она наконец.
   – Как прикажешь тебя понимать?
   – Накануне я снова устроила… глупейший побег.
   Ее опущенные ресницы отливали темной медью, однако их кончики выгорели почти добела. Себастьян хотел сейчас лишь одного: схватить ее в охапку и больше никогда не отпускать…
   – И ты бы хотела поговорить о побеге.
   – Нет. Но я все равно скажу. У того типа рукава пахли крахмалом.
   Себастьян посмотрел на нее вопросительно.
   Ее синие глаза вспыхнули. Она тотчас же потупилась.
   – Ну, у того типа… у Уилменов. А потом… потом ты обнял меня за плечи… после… после того, как мы занимались любовью. – Ее губы сложились в чудесное «о», и с них сорвался громкий вздох. – От твоего рукава тоже пахло крахмалом.
   – По-моему, я чего-то не понимаю. – Себастьян в недоумении пожал плечами.
   – Ты прекрасно все понял. А вот я действительно ничего не понимаю.
   – И ты думаешь…
   – Я так думала. И оказалась круглой дурой – не в первый раз. Я вообразила, что ты сам все подстроил, чтобы напугать меня, и чтобы я сама бросилась к тебе в объятия.
   Себастьян считал себя неглупым человеком, однако логика Блисс временами казалась непостижимой.
   – Ты подумала, что я велел тебе держаться от меня подальше, чтобы ты напугалась и в страхе сама прибежала ко мне? Ты это хочешь сказать?
   К его величайшему удивлению, Блисс рассмеялась. Прижав ладони к пылающим щекам, она хохотала так, будто снова стала молоденькой девушкой.
   – Идиотка! Я просто дура! Ну что еще тут скажешь? Я ведь не скрываю, что совершенно не разбираюсь в простейших вещах!
   – Да, не разбираешься. – Себастьян едва удержался от смеха. – И никогда не разбиралась. Я помню, как тебя злили самые невинные шутки.
   – Они… и сейчас… меня злят, – проговорила она сквозь смех. – Прости, Себастьян. Честное слово, у меня весь вечер тряслись поджилки от страха, и я плохо соображала. Я так и обмерла, когда официант открыл ту дверь – думала, мне конец. Меня трясет до сих пор, только…
   Себастьян обнял ее за ноги и привлек к себе.
   – Только – что?
   – Только теперь я с тобой, и все остальное кажется не таким уж важным. Я видела, как ты относишься к Бобби. Ты хороший человек, Себастьян. Ты необычный человек. И никогда не позволишь себе причинить вред другому человеку – по крайней мере намеренно.
   – Нет, не позволю, – кивнул Себастьян. – И если ты будешь вести себя хорошо, то я даже прощу тебе твои ужасные выдумки.
   – Ах, мошенник!
   Себастьян крепко прижал ее к себе. Он понял, что ради Блисс готов на все.
   Врывавшиеся в приоткрытую дверь солнечные лучи позолотили ее стройные ноги. Себастьян поднял голову и увидел, что такие же золотистые искры сверкают и в волосах Блисс, оттеняя изящные черты милого лица.
   Не в силах совладать с собой, он присел и, обхватив ее ноги, уткнулся лицом ей в живот. Может, и существовали слова, которыми можно было передать его чувства, но Себастьян их не знал.
   Блисс взъерошила его волосы. Потом наклонилась и уперлась подбородком в его спину. С минуту оба молчали.
   – Знаешь, а я ведь грубиян и упрямец, – прошептал наконец Себастьян. – Да, я ужасно упрямый.
   – Упрямый, – согласилась Блисс. – И я тоже. Самая упрямая и самая независимая женщина на свете – вот кто я такая.
   – Ага… Блисс, не покидай меня больше.
   Она промолчала.
   – Блисс, мне нечего от тебя скрывать. Ты знаешь, кем я был и кто я сейчас.
   – Ты был большим ребенком в безнадежной ситуации.
   – Но я и тогда любил тебя, Блисс. А сейчас я люблю тебя еще сильнее – если подобное возможно.
   – Конечно, возможно. Я…
   – Ну же, говори!
   – Себастьян, я стараюсь изо всех сил. Ты и я – мы вместе. Я действительно этого хочу. Но сначала надо во многом разобраться. Происходит что-то… очень странное.
   – Да, я знаю. – Ах, как приятно было ласкать ее согретую солнцем кожу… – И пожалуйста, предоставь это мне. – Джим Мур испоганил лучшее, что было у него в жизни. И отныне он, Себастьян Плато, не даст спуску старому ханже.
   Кто-то постучал в парадную дверь. Тотчас же проснулся Бобби и начал звать мать.
   Блисс вскочила и поспешила в комнату. Себастьян – следом за ней.
   – Постой! – окликнул он Блисс, на ходу надевая рубашку. – Не смей открывать дверь, пока не выяснишь, кто стучал.
   – Тетя Блисс! – Бобби в нетерпении подпрыгивал на спинке дивана. В дверь снова постучали, и мальчик плюхнулся на одеяло. – Тетя Блисс!..
   – Все в порядке, Бобби, – сказал Себастьян. – Успокойся и сиди тихо, а я посмотрю, кто стучит.
   Он едва успел перехватить Блисс – она уже отпирала дверь.
   – Кто там? – спросил Себастьян.
   – Мы с вами не знакомы. Меня зовут Козенс. Тут случилось несчастье. Нужна помощь.
   Себастьян колебался.
   – Там человек упал с обрыва! – закричал незнакомец. – Я заметил его с озера. Он лежит у кромки воды.
   – О Господи! – воскликнула Блисс. – Открой же!
   – Я сам пойду к обрыву. – Себастьян схватил Блисс за руку. – Ты останешься здесь, с Бобби, а я посмотрю, что там случилось. Понятно?
   Она молча смотрела ему в лицо.
   – Сейчас, иду! – крикнул Себастьян.
   Он распахнул дверь и увидел мужчину средних лет в оранжевой, мокрой от пота футболке и зеленых спортивных штанах.
   – Меня зовут Джил Козенс, – представился он и добавил, кивая в сторону озера: – Мы живем в нескольких милях к югу отсюда. Я отправился на рыбалку. А тут такое. Ну, я вытащил лодку на берег и бегом сюда.
   – О’кей, – ответил Себастьян. Было очевидно, что этот человек встревожен не на шутку. – Идемте туда.
   Но Козенс заглянул в дом и обратился к Блисс:
   – Вам бы лучше пойти с нами, мэм. Наверное, кому-то придется остаться с ним, а кому-то вызвать подмогу. А если повезет – мы вытащим его втроем. Он там, совсем неподалеку. Вот только мне кажется, что бедняга здорово разбился.
   – Возьми Бобби и ступай за Виком, – распорядился Себастьян. Сам же поспешил за Козенсом.
   Они чуть не сбили с ног Вика; он в этот момент вышел из кустов, росших за его домом. Художник лениво потянулся и спросил:
   – Что случилось?
   – Идем с нами, – не останавливаясь, бросил Себастьян. С каждой новой встречей этот человек нравился ему все меньше.
   Козенс промчался мимо обнесенного колючей проволокой провала и остановился лишь на самом краю обрыва. Он плюхнулся на колени и свесил вниз голову.