Страница:
– Она хочет, чтобы я обошла весь Пойнт и поставила затычки во все туалетные кабинки, – сказала Фабиола. – Говорит, что так можно сократить расход воды.
Полли, не разжимая губ, пыталась напевать партию альта из «Аллилуйя, детка!» Иногда умолкала, как бы пропуская все параллельные партии. Она готовила – и великолепно готовила – для тех обитателей Хоул-Пойнта, которые предпочитали питаться вместе, в главном здании. Кроме того, Полли пела в небольших клубах в окрестностях Сиэтла.
– Нам определенно нужно уменьшить расходы, – сказала Блисс.
– Сэкономим на коммунальных услугах, – тут же отреагировала Полли. – Будем беречь воду и таким образом покроем часть дефицита. И вообще, надо на всем экономить.
– Ну о дефиците речь пока не идет, – возразила Фабиола. – Только вот десять затычек в десяти дырках не спасут нас от банкротства.
Полли с грохотом опустила скалку на стол.
– Вот-вот. Такая позиция и привела всю страну к нынешнему положению. И это безобразие мы оставим нашим детям в наследство. – Она принялась яростно отряхивать руки, засыпая все вокруг мучной пылью. – Ты и тебе подобные никогда ни за что не отвечают, говорят, что ничего изменить не могут. Пользуются всеми благами, но даже не задумываются о том, какой оставят Землю следующим поколениям. Потому мы обязаны экономить, уменьшить расходы. Хотя бы здесь, в Пойнте. И Блисс того же мнения.
Спайки поднялась на задние лапы, положила обе передние и длинную морду на стол и обнажила верхние зубы.
Блисс тоже растянула губы – как бы оскалилась.
Спайки зарычала.
– В вопросах экономии, – проговорила Фабиола, разглаживая свои явно коротковатые джинсовые шорты, – Полли – неисправимый консерватор.
– Если уж вспомнили об этом, – улыбнулась Блисс, – то не могла бы ты убрать со стола голову животного? Иначе департамент здравоохранения нас закроет.
Полли снова запела – с того самого места, на котором остановилась. Закончив партию, принялась исполнять «Славься, Америка!»
– Она хочет, чтобы мы повторно использовали воду после ванной, – заявила Фабиола. Единственная в Пойнте домоправительница, обладательница длиннейших ярко-красных ногтей – Блисс была уверена, что других таких в мире нет и не было, – Фабиола произнесла слово «повторно» так, словно говорила о чем-то крайне неприличном.
Блисс не стала вступать в спор, который продолжался уже несколько дней. Скоро должно наступить затишье. А потом сестрички откроют новый диспут.
– Боюсь, чрезмерная экономия воды и других услуг особого облегчения не принесет, – все же заметила Блисс. Будь у нее время, она пришла бы в ужас от плачевного финансового положения Хоул-Пойнта. – Лучше убедить людей, что следует вовремя вносить плату за жилье.
– Теперь и ты об этом заговорила. – Фабиола швырнула на стол стопку чистых листов и села рядом, на краешек, вытянув свою загорелую стройную ногу. – Доступное жилье не означает бесплатное. Наше предприятие трещит по швам из-за того, что в Хоул-Пойнте проживает очень много так называемых художников, а люди искусства полагают, что весь остальной мир должен поддерживать их.
– Ты слишком сурова, Фабиола, – проговорила Блисс. – А я считаю, что мы обязаны предоставить людям возможность поселиться в тихом и недорогом жилище, чтобы они могли развивать свой талант. Эти художники – подарок нашему несовершенному миру, но в последнее время к ним относятся все хуже.
– Прости ради Бога, но от твоих слов меня просто тошнит, – фыркнула Фабиола. – Ну конечно, никто не смеет мешать творческому процессу и нарушать покой гениев упоминанием о столь презренных и вульгарных вещах, как, например, деньги. Даже не рассчитывай на то, что тебе заплатят за жилье, если ты просто лишний раз напомнишь об этом. Твой Хоул-Пойнт – последнее прибежище для подобных людей, истинное спасение. Ты предоставляешь своим жильцам полную возможность делать все, что им заблагорассудится, и не требуешь ничего взамен. Это неправильно. Ты помогла и нам с Полли, вообще не брала с нас денег за жилье, но ведь мы стараемся как-то отработать свой долг.
– Это заведение без вас давно бы прекратило свое существование, – ответила Блисс, думая о том, как отреагирует Спайки, если почесать ее под столом пальцем ноги. – Ваша работа – не просто плата, это гораздо больше. И ты совершенно права. Я намерена серьезно поговорить с жильцами, по крайней мере с некоторыми из них. Поговорить о том, что следует вовремя вносить плату за проживание.
– Вот и хорошо, – одобрительно улыбнулась Фабиола. – И нам еще придется позаботиться о том, чтобы заполнить пустующие домики. У нас почти нет жильцов. Такого еще никогда не было.
– Верно, – кивнула Блисс. – Но сейчас лето, и следует ожидать изменений. Возможно, некоторые уедут. К тому же какое-то время понадобится, чтобы присмотреться к вновь вселившимся. Плохой сосед может испортить жизнь всем. Мы уже имели возможность в этом убедиться.
– Ты о том парне? – Фабиола рассматривала свой красный ноготь. – Да уж, Леннокс Руд тот еще тип. Считает, что послан Господом в подарок всем женщинам. Уверен, что любая только и мечтает оказаться в его объятиях. Лишнее доказательство тому, что никогда не следует нарушать правила и пускать сюда мужчин. От них одни проблемы.
– Давайте оставим Леннокса в покое, – сказала Блисс. – Не такой уж он плохой человек. Просто сделал несколько неверных выводов и неправильных предположений. С каждым может случиться подобное. – Блисс решила, что лучше не вспоминать о том, как она выгнала старину Леннокса, когда тот решил поразить ее своей сексуальной изобретательностью.
Фабиола внимательно на нее посмотрела.
– Да-да, с каждым, – подтвердила Блисс. – Всем нам свойственно придумывать, воображать, фантазировать.
– Ага, конечно. Готова поспорить, что тебе ужасно понравилась его выходка. Спрятаться в чужой душевой кабинке! Совершенно голым.
– Перестань, Фаб!
Фабиола, однако, не унималась:
– Сюрприз! – Приставив указательный палец к макушке, она принялась кружиться по кухне. – Давай скорее сюда! Тебе крупно повезло, женщина! Так что, займемся делом?
– Ты невыносима! – рассмеялась Блисс и покачала головой. – Это было ужасно.
– Это было отвратительно! – воскликнула Полли. – Я слышала, как ты закричала.
– Естественно, такое потрясение… Я была возмущена, – все еще посмеиваясь, проговорила Блисс. – Он был похож на слабоумного. А потом взбесился, когда я рассмеялась.
– Хе-хе. Тем не менее я считаю так: хорошо, что ты оказалась тогда не одна в доме, как рассчитывал старина Леннокс. – Фабиола никогда и ни в чем так просто не уступала и старалась оставить последнее слово за собой.
– Да, ей повезло, – сказала Полли, ставя в духовку противень с ягодным пирогом. Она включила воду и направила струю в глубокую миску, в которой месила тесто. Прежде чем помыть миску, Полли тщательно вымыла руки.
– По-моему, тебе следует оставить эту воду, чтобы варить кофе, – с ехидной усмешкой заметила Фабиола. – Будешь экономить, появится достаток.
– У меня есть сын, – с серьезнейшим видом проговорила Полли, – и я не хочу лишать Бобби простых, естественных радостей жизни, на которые он имеет полное право.
– Из-за чего ты так огорчаешься! – Фабиола развела руки в стороны. – Бобби всего пять лет, а у меня вообще нет детей, слава Богу.
– Твои дети, которые могли бы родиться, тоже благодарны Создателю, можешь не сомневаться.
– Полли, как ты можешь быть такой…
– Что ты собираешься ответить Пру? – спросила Полли, повернувшись к сестре спиной. – Она звонила уже три раза сегодня утром.
– Ничего, – ответила Блисс и тотчас же почувствовала, что задыхается, – пришлось даже рот приоткрыть, чтобы вобрать в легкие воздуха. Но Блисс была дочерью «трудных» родителей, и жизнь научила ее избегать споров и конфликтов. – Я поговорю с Пру попозже, – добавила она.
– Мы прочитали заметку в газете, – сказала Полли. Она вытерла руки и подошла к сестре. – Мы и не знали, что ты входишь в этот комитет.
– А я не вхожу. – Пру вечно выбалтывала секреты, которые ей доверяла Блисс. – Они дали непроверенную информацию.
– Но там написано, что ты – председатель комитета, – сказала Фабиола, усаживаясь на стул.
Полли села рядом, на соседний стул.
– Нас это заинтересовало, – поддержала она сестру. – Ну, вся эта газетная шумиха.
– А меня нет, – проворчала Блисс. – Конечно, все это отвратительно, но ко мне не имеет никакого отношения.
Полли положила локти на стол и уперлась подбородком в скрещенные руки. В ее голубых глазах появилось задумчивое выражение.
– Вообще-то мы не собирались заводить разговор на эту тему. Правда, Фаб?
– Правда. И не станем, если Блисс сама не захочет обсудить все это.
– А я не хочу, – вспыхнула Блисс, тотчас же почувствовавшая позывы тошноты. – Нет, просто не могу говорить на эту тему.
– Мы с Полли нормальные, земные женщины, ты же знаешь. Не монашки. И у нас у обеих бывали романы.
Блисс вытерла вспотевшие ладони о колени и подняла голову. Оглядела тянувшуюся вдоль кухонных стен полку, на которой выстроились ряды пустых бутылок, судя по наклейкам – из-под вин довольно сомнительного качества. Из горлышек бутылок торчали оплывшие огарки свечей.
– Да, каждая из них – напоминание, зарубка в памяти, – проговорила Фабиола, заметив, куда смотрит Блисс. – Каждая – свидетельство страсти, пылких чувств, ночей любви и восторга. Правильно я говорю, Пол?
– Даже слишком, – согласилась Полли, не глядя на «свидетельства страсти».
– Я помню каждого мужчину, помню, кто из них какую бутылку принес, – продолжала Фабиола. – Я всегда была, мягко говоря, взбалмошной, но и у меня есть свои правила и представления о приличиях.
– По бутылке с мужчины, – не удержалась от комментария Блисс. Сестры, похоже, не собирались прекращать болтовню про газетную статью и Себастьяна. Она сняла очки в металлической оправе и протерла стекла подолом своей широкой юбки. – И каждому клиенту по свечке.
– Они не были клиентами, – возразила Фабиола.
– Это я так… – Блисс понимала, что она, как хозяйка, в любую минуту может просто встать и уйти. Но ее отец всегда твердил: «Мы никогда не должны уходить от споров и неприятных дискуссий». Он вдалбливал эти жизненные правила в голову Блисс, потому что хотел знать наверняка: все его инструкции будут поняты и приняты к неукоснительному исполнению.
– Мне никогда не хотелось длительных взаимоотношений. – Фабиола шумно втянула носом воздух и указала пальцем на высокую темно-зеленую бутылку с совсем маленьким огарочком и застывшими каплями воска на стенках. – Он был самым лучшим из всех. Тебе бы с ним познакомиться. У него глаза…
– Такого же цвета, как эта бутылка, – улыбнулась Блисс. – Именно поэтому ты завела сейчас этот разговор? – Блисс опасалась, что знает ответ на свой вопрос.
– Нам не хочется, чтобы ты думала, будто только у тебя… Ну да, мы не хотим, чтобы ты стеснялась и стыдилась своего прошлого. Ты должна знать, что мы нисколько не шокированы.
Блисс раскрыла рот, но так ничего и не сказала.
Полли положила ладони на плечи Блисс.
– Мы с Фаб очень рады – ты тоже знаешь, что такое любовь. Мы рады иметь дело не с закомплексованной ханжой, не с пуританкой. И еще, ты должна гордиться тем, что ты женщина, а не стыдиться своей женственности.
– Я вовсе не стыжусь того, что я женщина! – Блисс резко поднялась. Они ничего не знают. Они не знают ее. Никто никогда по-настоящему ее не знал. Кроме Себастьяна. – С каких это пор у меня репутация закомплексованной ханжи и пуританки?
Фабиола тоже встала из-за стола и сказала:
– Да всегда была, сколько тебя знаю. Мы все всегда считали, ты даже понятия не имеешь, для чего все это нужно.
– Это?.. – изумилась Блисс.
– Фаб права, – согласилась Полли. – Я хочу сказать, сколько мы знакомы, всегда казалось, что мужчины тебя вовсе не интересуют. Стоило Ленноксу подкатиться к тебе, и ты повела себя… чудно и странно. А сейчас мы узнали, что у тебя, оказывается, был такой страстный роман с этим знаменитым человеком, который когда-то обманул тебя и бросил. То есть я хочу сказать, становится понятно, насколько обманчивым…
– Хватит! – отмахнулась Блисс. – Прекрати сейчас же! С чего вы все это взяли? И почему ты вдруг решила перескочить с одной темы на другую? Как связано мое председательство – чего на самом деле нет – в каком-то там комитете с давним романом? И с тем, что меня обманули…
Полли облизала губы.
– Кажется, мы ее расстроили, Фаб.
– Какая поразительная проницательность, – проворчала Блисс.
– Тело женщины создано для любви, – проговорила Фабиола. Она внимательно осмотрела старую, изрядно поношенную голубую юбку Блисс, которую в свое время выбросила художница, когда-то снимавшая здесь жилье, и фиолетовые шлепанцы на ее ногах. – А ты пытаешься спрятаться, исчезнуть, сделаться невидимой за всеми этими безобразными шмотками. Надеваешь на себя всякое тряпье, а ведь под ним бьется горячее сердце. И ты точно так же сгораешь от желания, как и мы с Полли.
– Это все в прошлом, – заметила Полли. – Теперь я мать. У меня растет сын.
– Черт возьми! – Блисс снова села, вернее, почти упала на стул. – Простите. Я обычно так не выражаюсь, но вы меня порядком разозлили.
– Да, ты никогда так не выражалась, – кивнула Фабиола. – Ведь ты слишком чистая, целомудренная, непорочная. А напрасно. Во всяком случае, мы так считали.
– Ну хорошо, – сказала Блисс. – Постараюсь держать себя в руках. Буду контролировать свои эмоции. Но и вам придется соблюдать спокойствие. Фабиола, что вы обо мне слышали? Ну, кроме этих нелепых слухов про комитет…
– Мы знаем, что у тебя не слишком хорошие отношения с родителями.
– При чем тут это? – Блисс поморщилась.
– Если бы ты ладила с ними, то тебе не пришлось бы выворачиваться наизнанку и пытаться осуществить невозможное: сделать это заведение доходным, по крайней мере неубыточным.
– Все правильно, Фаб, – подхватила Полли. – Если бы она была уверена, что родители любят ее, то признала бы, что ее затея неосуществима, и просто обратилась бы за помощью, попросила бы денег, которыми они пока распоряжаются. Тогда бы все получилось.
– Возможно. Только мы сейчас обсуждаем другую проблему, – проговорила Блисс и вдруг почувствовала какой-то странный озноб, – и не пытайтесь перевести разговор на другую тему.
– Ладно, хорошо. – Полли метнула в сторону сестры сердитый взгляд. – Раз уж ты настаиваешь… В общем, мы считаем, что ты собираешься стать председателем этого комитета, потому что подруга дочери хорошей знакомой Пру О’Лири, оказавшись в Нью-Йорке, попала в плохую компанию и в конце концов умерла на студии во время съемок какого-то порнографического фильма.
Блисс прикрыла ладонями глаза.
– Не надо плакать, Блисс. Мужчины не стоят твоих слез.
– Замолчи, Фаб. Она расстроилась. И пусть плачет, если ей того хочется. Как бы там ни было, человек, заманивший бедняжку, сейчас открывает свое новое заведение, в точности такое же, как то, где оказалась подруга дочери хорошей знакомой Пру. Прямо здесь, в Бельвью. У нас под боком. Можно сказать, дверь в дверь. Понятно, что Блисс хочет помочь прикрыть эту лавочку и выставить этого человека из города.
Блисс медленно покачала головой. Конечно, ей следовало самой внимательно прочитать ту злосчастную статью.
– Как мне говорили, в Бельвью открывается отделение «Раптор вижн». А владелец этой компании, насколько я знаю, не занимается производством порнофильмов.
– Не занимается, но…
– И не он виноват в смерти несчастной девочки, – перебила Блисс.
Фабиола покачала головой:
– Согласна, непосредственно не виноват, но…
– Ведь на самом деле та девочка решила поехать в Нью-Йорк, потому что вбила себе в голову, что хочет стать моделью. Там оказалась в затруднительной ситуации… и в результате лишилась жизни.
– Да, конечно, – отозвалась Полли. Она знаками показала сестре, чтобы та помолчала немного. – Но Пру опасается, что если здесь откроется известное нью-йоркское модельное агентство и наших детей начнут эксплуатировать для таких же низменных целей, как и…
– По-моему, нам следует прекратить этот разговор, – перебила Блисс. – Потому что никто из нас не знает подробностей, во всяком случае, всех подробностей.
– О, Блисс! – Глаза Фабиолы сверкнули. – Ты любила этого Себастьяна, правда?
Себастьян. Тот самый Себастьян, который в памяти Блисс навсегда остался двадцатилетним, высоким, загорелым. Тот Себастьян, который, казалось, перестанет дышать и умрет, если более чем на минуту выпустит из своей огромной ручищи ее руку. Себастьян, который когда-то сказал: «До вечера» – и уехал прочь из города.
Полли с озабоченным видом смотрела на Блисс. Наконец заговорила:
– Видишь ли, Пру рассказала газетчикам, что тебе кое-что известно об этом человеке. Будто ты, Блисс, знаешь что-то про этого Себастьяна Плато. Владельца авиалинии, рекламного агентства – и всего на свете. В газете написали, что он вырос в Сиэтле и ходил в ту же самую школу и в то же время, что и ты. Выходит, слова Пру не пустая болтовня?
– Не пустая?.. – Блисс с трудом подавила глупое желание разреветься. Ведь прошло уже столько лет. К тому же стоит ли проливать слезы из-за глупого детского увлечения?
– Его исключили из школы за то, что он изнасиловал девчонку. Нам Пру рассказала.
Блисс вонзила ногти в ладони.
– Просто занятия в школе уже закончились, – пробормотала она. – Начались летние каникулы.
Воцарилось тягостное молчание. Фабиола поднялась, обошла вокруг стола и обняла Блисс за плечи.
– Моя дорогая, бедняжка моя. Ты такая добрая, нежная. Каким мерзким животным нужно быть, чтобы надругаться над таким беззащитным созданием…
– Себастьяна никто не исключал. Просто занятия закончились. Мы окончили школу. И я не та девушка… – Блисс осторожно отстранила руку Фабиолы и отвернулась к компьютеру, стоявшему в нише, рядом с холодильником. – Я была просто его подругой. Единственное, что вы поняли правильно, это что он бросил меня и уехал из города. С тех пор я его не видела. Я ничего не знаю ни о его жизни, ни о его бизнесе. Впрочем, меня это нисколько не интересует. И я не стану председателем комитета, потому что не собираюсь выгонять его из города. А Пру напрасно растрезвонила газетчикам эту ложь. Я возмущена… Честное слово, обзвоню все газеты и скажу, чтобы они напечатали опровержение. А теперь… не будете ли вы обе столь любезны, не займетесь ли делом?
Она смотрела на колонки цифр, пока у нее в глазах не зарябило. За спиной Блисс послышались легкие шаги. Потом скрипнула дверь, ведущая на террасу. Горячий воздух ворвался в кухню, пробежал по спине Блисс, разметал волосы, собранные на затылке резинкой. Себастьян Плато. Черт его возьми! Она уже давным-давно не плачет при воспоминании о нем. Да, она теперь уже не плачет, когда думает о нем. Она плачет лишь тогда, когда вспоминает, как больно он сделал ей тогда.
Она вздрогнула – в ее локоть уткнулся мокрый нос. Увидев Спайки, Блисс с облегчением вздохнула.
– Тетя Блисс! – Голосок Бобби Кроу звучал немного необычно – как-то слишком уж по-взрослому, деловито. – Я тут нашел для нас кое-кого. Нам ведь нужны жильцы. Тетя Блисс, я сказал, что у нас есть свободные места.
Блисс почесала собаку за ухом и осторожно отодвинула в сторону. Потом изобразила на лице любезную улыбку и повернулась к белобрысому Бобби:
– Новым жильцам придется соблюдать некоторые…
Бобби держал за руку мужчину, высокого мужчину.
Блисс вздрогнула. Он стал еще крупнее – настоящий крепкий и сильный мужчина, прекрасно сложенный, а не тот мальчишка, который только наливался силой. Но в любом случае, всегда и везде она бы узнала Себастьяна Плато.
Глава 3
Полли, не разжимая губ, пыталась напевать партию альта из «Аллилуйя, детка!» Иногда умолкала, как бы пропуская все параллельные партии. Она готовила – и великолепно готовила – для тех обитателей Хоул-Пойнта, которые предпочитали питаться вместе, в главном здании. Кроме того, Полли пела в небольших клубах в окрестностях Сиэтла.
– Нам определенно нужно уменьшить расходы, – сказала Блисс.
– Сэкономим на коммунальных услугах, – тут же отреагировала Полли. – Будем беречь воду и таким образом покроем часть дефицита. И вообще, надо на всем экономить.
– Ну о дефиците речь пока не идет, – возразила Фабиола. – Только вот десять затычек в десяти дырках не спасут нас от банкротства.
Полли с грохотом опустила скалку на стол.
– Вот-вот. Такая позиция и привела всю страну к нынешнему положению. И это безобразие мы оставим нашим детям в наследство. – Она принялась яростно отряхивать руки, засыпая все вокруг мучной пылью. – Ты и тебе подобные никогда ни за что не отвечают, говорят, что ничего изменить не могут. Пользуются всеми благами, но даже не задумываются о том, какой оставят Землю следующим поколениям. Потому мы обязаны экономить, уменьшить расходы. Хотя бы здесь, в Пойнте. И Блисс того же мнения.
Спайки поднялась на задние лапы, положила обе передние и длинную морду на стол и обнажила верхние зубы.
Блисс тоже растянула губы – как бы оскалилась.
Спайки зарычала.
– В вопросах экономии, – проговорила Фабиола, разглаживая свои явно коротковатые джинсовые шорты, – Полли – неисправимый консерватор.
– Если уж вспомнили об этом, – улыбнулась Блисс, – то не могла бы ты убрать со стола голову животного? Иначе департамент здравоохранения нас закроет.
Полли снова запела – с того самого места, на котором остановилась. Закончив партию, принялась исполнять «Славься, Америка!»
– Она хочет, чтобы мы повторно использовали воду после ванной, – заявила Фабиола. Единственная в Пойнте домоправительница, обладательница длиннейших ярко-красных ногтей – Блисс была уверена, что других таких в мире нет и не было, – Фабиола произнесла слово «повторно» так, словно говорила о чем-то крайне неприличном.
Блисс не стала вступать в спор, который продолжался уже несколько дней. Скоро должно наступить затишье. А потом сестрички откроют новый диспут.
– Боюсь, чрезмерная экономия воды и других услуг особого облегчения не принесет, – все же заметила Блисс. Будь у нее время, она пришла бы в ужас от плачевного финансового положения Хоул-Пойнта. – Лучше убедить людей, что следует вовремя вносить плату за жилье.
– Теперь и ты об этом заговорила. – Фабиола швырнула на стол стопку чистых листов и села рядом, на краешек, вытянув свою загорелую стройную ногу. – Доступное жилье не означает бесплатное. Наше предприятие трещит по швам из-за того, что в Хоул-Пойнте проживает очень много так называемых художников, а люди искусства полагают, что весь остальной мир должен поддерживать их.
– Ты слишком сурова, Фабиола, – проговорила Блисс. – А я считаю, что мы обязаны предоставить людям возможность поселиться в тихом и недорогом жилище, чтобы они могли развивать свой талант. Эти художники – подарок нашему несовершенному миру, но в последнее время к ним относятся все хуже.
– Прости ради Бога, но от твоих слов меня просто тошнит, – фыркнула Фабиола. – Ну конечно, никто не смеет мешать творческому процессу и нарушать покой гениев упоминанием о столь презренных и вульгарных вещах, как, например, деньги. Даже не рассчитывай на то, что тебе заплатят за жилье, если ты просто лишний раз напомнишь об этом. Твой Хоул-Пойнт – последнее прибежище для подобных людей, истинное спасение. Ты предоставляешь своим жильцам полную возможность делать все, что им заблагорассудится, и не требуешь ничего взамен. Это неправильно. Ты помогла и нам с Полли, вообще не брала с нас денег за жилье, но ведь мы стараемся как-то отработать свой долг.
– Это заведение без вас давно бы прекратило свое существование, – ответила Блисс, думая о том, как отреагирует Спайки, если почесать ее под столом пальцем ноги. – Ваша работа – не просто плата, это гораздо больше. И ты совершенно права. Я намерена серьезно поговорить с жильцами, по крайней мере с некоторыми из них. Поговорить о том, что следует вовремя вносить плату за проживание.
– Вот и хорошо, – одобрительно улыбнулась Фабиола. – И нам еще придется позаботиться о том, чтобы заполнить пустующие домики. У нас почти нет жильцов. Такого еще никогда не было.
– Верно, – кивнула Блисс. – Но сейчас лето, и следует ожидать изменений. Возможно, некоторые уедут. К тому же какое-то время понадобится, чтобы присмотреться к вновь вселившимся. Плохой сосед может испортить жизнь всем. Мы уже имели возможность в этом убедиться.
– Ты о том парне? – Фабиола рассматривала свой красный ноготь. – Да уж, Леннокс Руд тот еще тип. Считает, что послан Господом в подарок всем женщинам. Уверен, что любая только и мечтает оказаться в его объятиях. Лишнее доказательство тому, что никогда не следует нарушать правила и пускать сюда мужчин. От них одни проблемы.
– Давайте оставим Леннокса в покое, – сказала Блисс. – Не такой уж он плохой человек. Просто сделал несколько неверных выводов и неправильных предположений. С каждым может случиться подобное. – Блисс решила, что лучше не вспоминать о том, как она выгнала старину Леннокса, когда тот решил поразить ее своей сексуальной изобретательностью.
Фабиола внимательно на нее посмотрела.
– Да-да, с каждым, – подтвердила Блисс. – Всем нам свойственно придумывать, воображать, фантазировать.
– Ага, конечно. Готова поспорить, что тебе ужасно понравилась его выходка. Спрятаться в чужой душевой кабинке! Совершенно голым.
– Перестань, Фаб!
Фабиола, однако, не унималась:
– Сюрприз! – Приставив указательный палец к макушке, она принялась кружиться по кухне. – Давай скорее сюда! Тебе крупно повезло, женщина! Так что, займемся делом?
– Ты невыносима! – рассмеялась Блисс и покачала головой. – Это было ужасно.
– Это было отвратительно! – воскликнула Полли. – Я слышала, как ты закричала.
– Естественно, такое потрясение… Я была возмущена, – все еще посмеиваясь, проговорила Блисс. – Он был похож на слабоумного. А потом взбесился, когда я рассмеялась.
– Хе-хе. Тем не менее я считаю так: хорошо, что ты оказалась тогда не одна в доме, как рассчитывал старина Леннокс. – Фабиола никогда и ни в чем так просто не уступала и старалась оставить последнее слово за собой.
– Да, ей повезло, – сказала Полли, ставя в духовку противень с ягодным пирогом. Она включила воду и направила струю в глубокую миску, в которой месила тесто. Прежде чем помыть миску, Полли тщательно вымыла руки.
– По-моему, тебе следует оставить эту воду, чтобы варить кофе, – с ехидной усмешкой заметила Фабиола. – Будешь экономить, появится достаток.
– У меня есть сын, – с серьезнейшим видом проговорила Полли, – и я не хочу лишать Бобби простых, естественных радостей жизни, на которые он имеет полное право.
– Из-за чего ты так огорчаешься! – Фабиола развела руки в стороны. – Бобби всего пять лет, а у меня вообще нет детей, слава Богу.
– Твои дети, которые могли бы родиться, тоже благодарны Создателю, можешь не сомневаться.
– Полли, как ты можешь быть такой…
– Что ты собираешься ответить Пру? – спросила Полли, повернувшись к сестре спиной. – Она звонила уже три раза сегодня утром.
– Ничего, – ответила Блисс и тотчас же почувствовала, что задыхается, – пришлось даже рот приоткрыть, чтобы вобрать в легкие воздуха. Но Блисс была дочерью «трудных» родителей, и жизнь научила ее избегать споров и конфликтов. – Я поговорю с Пру попозже, – добавила она.
– Мы прочитали заметку в газете, – сказала Полли. Она вытерла руки и подошла к сестре. – Мы и не знали, что ты входишь в этот комитет.
– А я не вхожу. – Пру вечно выбалтывала секреты, которые ей доверяла Блисс. – Они дали непроверенную информацию.
– Но там написано, что ты – председатель комитета, – сказала Фабиола, усаживаясь на стул.
Полли села рядом, на соседний стул.
– Нас это заинтересовало, – поддержала она сестру. – Ну, вся эта газетная шумиха.
– А меня нет, – проворчала Блисс. – Конечно, все это отвратительно, но ко мне не имеет никакого отношения.
Полли положила локти на стол и уперлась подбородком в скрещенные руки. В ее голубых глазах появилось задумчивое выражение.
– Вообще-то мы не собирались заводить разговор на эту тему. Правда, Фаб?
– Правда. И не станем, если Блисс сама не захочет обсудить все это.
– А я не хочу, – вспыхнула Блисс, тотчас же почувствовавшая позывы тошноты. – Нет, просто не могу говорить на эту тему.
– Мы с Полли нормальные, земные женщины, ты же знаешь. Не монашки. И у нас у обеих бывали романы.
Блисс вытерла вспотевшие ладони о колени и подняла голову. Оглядела тянувшуюся вдоль кухонных стен полку, на которой выстроились ряды пустых бутылок, судя по наклейкам – из-под вин довольно сомнительного качества. Из горлышек бутылок торчали оплывшие огарки свечей.
– Да, каждая из них – напоминание, зарубка в памяти, – проговорила Фабиола, заметив, куда смотрит Блисс. – Каждая – свидетельство страсти, пылких чувств, ночей любви и восторга. Правильно я говорю, Пол?
– Даже слишком, – согласилась Полли, не глядя на «свидетельства страсти».
– Я помню каждого мужчину, помню, кто из них какую бутылку принес, – продолжала Фабиола. – Я всегда была, мягко говоря, взбалмошной, но и у меня есть свои правила и представления о приличиях.
– По бутылке с мужчины, – не удержалась от комментария Блисс. Сестры, похоже, не собирались прекращать болтовню про газетную статью и Себастьяна. Она сняла очки в металлической оправе и протерла стекла подолом своей широкой юбки. – И каждому клиенту по свечке.
– Они не были клиентами, – возразила Фабиола.
– Это я так… – Блисс понимала, что она, как хозяйка, в любую минуту может просто встать и уйти. Но ее отец всегда твердил: «Мы никогда не должны уходить от споров и неприятных дискуссий». Он вдалбливал эти жизненные правила в голову Блисс, потому что хотел знать наверняка: все его инструкции будут поняты и приняты к неукоснительному исполнению.
– Мне никогда не хотелось длительных взаимоотношений. – Фабиола шумно втянула носом воздух и указала пальцем на высокую темно-зеленую бутылку с совсем маленьким огарочком и застывшими каплями воска на стенках. – Он был самым лучшим из всех. Тебе бы с ним познакомиться. У него глаза…
– Такого же цвета, как эта бутылка, – улыбнулась Блисс. – Именно поэтому ты завела сейчас этот разговор? – Блисс опасалась, что знает ответ на свой вопрос.
– Нам не хочется, чтобы ты думала, будто только у тебя… Ну да, мы не хотим, чтобы ты стеснялась и стыдилась своего прошлого. Ты должна знать, что мы нисколько не шокированы.
Блисс раскрыла рот, но так ничего и не сказала.
Полли положила ладони на плечи Блисс.
– Мы с Фаб очень рады – ты тоже знаешь, что такое любовь. Мы рады иметь дело не с закомплексованной ханжой, не с пуританкой. И еще, ты должна гордиться тем, что ты женщина, а не стыдиться своей женственности.
– Я вовсе не стыжусь того, что я женщина! – Блисс резко поднялась. Они ничего не знают. Они не знают ее. Никто никогда по-настоящему ее не знал. Кроме Себастьяна. – С каких это пор у меня репутация закомплексованной ханжи и пуританки?
Фабиола тоже встала из-за стола и сказала:
– Да всегда была, сколько тебя знаю. Мы все всегда считали, ты даже понятия не имеешь, для чего все это нужно.
– Это?.. – изумилась Блисс.
– Фаб права, – согласилась Полли. – Я хочу сказать, сколько мы знакомы, всегда казалось, что мужчины тебя вовсе не интересуют. Стоило Ленноксу подкатиться к тебе, и ты повела себя… чудно и странно. А сейчас мы узнали, что у тебя, оказывается, был такой страстный роман с этим знаменитым человеком, который когда-то обманул тебя и бросил. То есть я хочу сказать, становится понятно, насколько обманчивым…
– Хватит! – отмахнулась Блисс. – Прекрати сейчас же! С чего вы все это взяли? И почему ты вдруг решила перескочить с одной темы на другую? Как связано мое председательство – чего на самом деле нет – в каком-то там комитете с давним романом? И с тем, что меня обманули…
Полли облизала губы.
– Кажется, мы ее расстроили, Фаб.
– Какая поразительная проницательность, – проворчала Блисс.
– Тело женщины создано для любви, – проговорила Фабиола. Она внимательно осмотрела старую, изрядно поношенную голубую юбку Блисс, которую в свое время выбросила художница, когда-то снимавшая здесь жилье, и фиолетовые шлепанцы на ее ногах. – А ты пытаешься спрятаться, исчезнуть, сделаться невидимой за всеми этими безобразными шмотками. Надеваешь на себя всякое тряпье, а ведь под ним бьется горячее сердце. И ты точно так же сгораешь от желания, как и мы с Полли.
– Это все в прошлом, – заметила Полли. – Теперь я мать. У меня растет сын.
– Черт возьми! – Блисс снова села, вернее, почти упала на стул. – Простите. Я обычно так не выражаюсь, но вы меня порядком разозлили.
– Да, ты никогда так не выражалась, – кивнула Фабиола. – Ведь ты слишком чистая, целомудренная, непорочная. А напрасно. Во всяком случае, мы так считали.
– Ну хорошо, – сказала Блисс. – Постараюсь держать себя в руках. Буду контролировать свои эмоции. Но и вам придется соблюдать спокойствие. Фабиола, что вы обо мне слышали? Ну, кроме этих нелепых слухов про комитет…
– Мы знаем, что у тебя не слишком хорошие отношения с родителями.
– При чем тут это? – Блисс поморщилась.
– Если бы ты ладила с ними, то тебе не пришлось бы выворачиваться наизнанку и пытаться осуществить невозможное: сделать это заведение доходным, по крайней мере неубыточным.
– Все правильно, Фаб, – подхватила Полли. – Если бы она была уверена, что родители любят ее, то признала бы, что ее затея неосуществима, и просто обратилась бы за помощью, попросила бы денег, которыми они пока распоряжаются. Тогда бы все получилось.
– Возможно. Только мы сейчас обсуждаем другую проблему, – проговорила Блисс и вдруг почувствовала какой-то странный озноб, – и не пытайтесь перевести разговор на другую тему.
– Ладно, хорошо. – Полли метнула в сторону сестры сердитый взгляд. – Раз уж ты настаиваешь… В общем, мы считаем, что ты собираешься стать председателем этого комитета, потому что подруга дочери хорошей знакомой Пру О’Лири, оказавшись в Нью-Йорке, попала в плохую компанию и в конце концов умерла на студии во время съемок какого-то порнографического фильма.
Блисс прикрыла ладонями глаза.
– Не надо плакать, Блисс. Мужчины не стоят твоих слез.
– Замолчи, Фаб. Она расстроилась. И пусть плачет, если ей того хочется. Как бы там ни было, человек, заманивший бедняжку, сейчас открывает свое новое заведение, в точности такое же, как то, где оказалась подруга дочери хорошей знакомой Пру. Прямо здесь, в Бельвью. У нас под боком. Можно сказать, дверь в дверь. Понятно, что Блисс хочет помочь прикрыть эту лавочку и выставить этого человека из города.
Блисс медленно покачала головой. Конечно, ей следовало самой внимательно прочитать ту злосчастную статью.
– Как мне говорили, в Бельвью открывается отделение «Раптор вижн». А владелец этой компании, насколько я знаю, не занимается производством порнофильмов.
– Не занимается, но…
– И не он виноват в смерти несчастной девочки, – перебила Блисс.
Фабиола покачала головой:
– Согласна, непосредственно не виноват, но…
– Ведь на самом деле та девочка решила поехать в Нью-Йорк, потому что вбила себе в голову, что хочет стать моделью. Там оказалась в затруднительной ситуации… и в результате лишилась жизни.
– Да, конечно, – отозвалась Полли. Она знаками показала сестре, чтобы та помолчала немного. – Но Пру опасается, что если здесь откроется известное нью-йоркское модельное агентство и наших детей начнут эксплуатировать для таких же низменных целей, как и…
– По-моему, нам следует прекратить этот разговор, – перебила Блисс. – Потому что никто из нас не знает подробностей, во всяком случае, всех подробностей.
– О, Блисс! – Глаза Фабиолы сверкнули. – Ты любила этого Себастьяна, правда?
Себастьян. Тот самый Себастьян, который в памяти Блисс навсегда остался двадцатилетним, высоким, загорелым. Тот Себастьян, который, казалось, перестанет дышать и умрет, если более чем на минуту выпустит из своей огромной ручищи ее руку. Себастьян, который когда-то сказал: «До вечера» – и уехал прочь из города.
Полли с озабоченным видом смотрела на Блисс. Наконец заговорила:
– Видишь ли, Пру рассказала газетчикам, что тебе кое-что известно об этом человеке. Будто ты, Блисс, знаешь что-то про этого Себастьяна Плато. Владельца авиалинии, рекламного агентства – и всего на свете. В газете написали, что он вырос в Сиэтле и ходил в ту же самую школу и в то же время, что и ты. Выходит, слова Пру не пустая болтовня?
– Не пустая?.. – Блисс с трудом подавила глупое желание разреветься. Ведь прошло уже столько лет. К тому же стоит ли проливать слезы из-за глупого детского увлечения?
– Его исключили из школы за то, что он изнасиловал девчонку. Нам Пру рассказала.
Блисс вонзила ногти в ладони.
– Просто занятия в школе уже закончились, – пробормотала она. – Начались летние каникулы.
Воцарилось тягостное молчание. Фабиола поднялась, обошла вокруг стола и обняла Блисс за плечи.
– Моя дорогая, бедняжка моя. Ты такая добрая, нежная. Каким мерзким животным нужно быть, чтобы надругаться над таким беззащитным созданием…
– Себастьяна никто не исключал. Просто занятия закончились. Мы окончили школу. И я не та девушка… – Блисс осторожно отстранила руку Фабиолы и отвернулась к компьютеру, стоявшему в нише, рядом с холодильником. – Я была просто его подругой. Единственное, что вы поняли правильно, это что он бросил меня и уехал из города. С тех пор я его не видела. Я ничего не знаю ни о его жизни, ни о его бизнесе. Впрочем, меня это нисколько не интересует. И я не стану председателем комитета, потому что не собираюсь выгонять его из города. А Пру напрасно растрезвонила газетчикам эту ложь. Я возмущена… Честное слово, обзвоню все газеты и скажу, чтобы они напечатали опровержение. А теперь… не будете ли вы обе столь любезны, не займетесь ли делом?
Она смотрела на колонки цифр, пока у нее в глазах не зарябило. За спиной Блисс послышались легкие шаги. Потом скрипнула дверь, ведущая на террасу. Горячий воздух ворвался в кухню, пробежал по спине Блисс, разметал волосы, собранные на затылке резинкой. Себастьян Плато. Черт его возьми! Она уже давным-давно не плачет при воспоминании о нем. Да, она теперь уже не плачет, когда думает о нем. Она плачет лишь тогда, когда вспоминает, как больно он сделал ей тогда.
Она вздрогнула – в ее локоть уткнулся мокрый нос. Увидев Спайки, Блисс с облегчением вздохнула.
– Тетя Блисс! – Голосок Бобби Кроу звучал немного необычно – как-то слишком уж по-взрослому, деловито. – Я тут нашел для нас кое-кого. Нам ведь нужны жильцы. Тетя Блисс, я сказал, что у нас есть свободные места.
Блисс почесала собаку за ухом и осторожно отодвинула в сторону. Потом изобразила на лице любезную улыбку и повернулась к белобрысому Бобби:
– Новым жильцам придется соблюдать некоторые…
Бобби держал за руку мужчину, высокого мужчину.
Блисс вздрогнула. Он стал еще крупнее – настоящий крепкий и сильный мужчина, прекрасно сложенный, а не тот мальчишка, который только наливался силой. Но в любом случае, всегда и везде она бы узнала Себастьяна Плато.
Глава 3
Она узнала бы его всегда.
В голове зашумело. Кровь застучала в висках. Ей показалось, что пол уходит из-под ног, хотя она по-прежнему сидела на стуле.
– Мама говорила, что нам здесь нужно побольше жильцов. – Бобби с беспокойством посмотрел на Полли, стоявшую рядом с Фабиолой. Сестры не успели выйти на улицу и теперь, вернувшись, в изумлении таращились на Себастьяна. – Правда ведь, мам? – настойчиво требовал ответа Бобби.
Полли откашлялась, сняла фартук, который повязывала на длинный халат в яркую полоску.
– Да, я это говорила.
Сестры переглянулись – обменялись восторженными взглядами, – и брови обеих поползли вверх. Потом близняшки вопросительно уставились на Блисс.
Фабиола и Полли поняли, что за мужчина появился в доме. Вне всякого сомнения. Блисс нисколько в этом не сомневалась. И теперь они с любопытством следили за ее реакцией.
Бобби, по-прежнему державший Себастьяна за руку, задрал голову, пытаясь заглянуть ему в глаза.
Себастьян же смотрел на Блисс. Смотрел так же, как когда-то, в самый первый раз, когда они только познакомились. Смотрел дерзко и вызывающе, только сейчас этот вызов основывался на уверенности в себе.
Блисс опять вздрогнула. Она чувствовала его даже на расстоянии, чувствовала исходящую от него силу; казалось, на нее обрушился град ударов – один, другой, третий… Ей даже почудилось, что при первом же ударе из ее легких с шумом вырвался воздух, и она охнула. После второго заныло в животе, свело мышцы бедер. Холод, жар, оцепенение, боль… И слабость.
Он стоял, заложив за пояс большой палец; и Блисс вдруг вспомнила его знаменитый ремень с пряжкой в виде буквы S, напоминавшей серебряную змейку. Сейчас у него был ремень из мягкой черной кожи с пряжкой, обтянутой такой же кожей. Опустив глаза пониже, Блисс поняла, что Себастьян Плато не в состоянии себя контролировать – чуть ниже пряжки его джинсы заметно бугрились. Такой же, как и прежде, подумала Блисс. Она заставила себя перевести взгляд на его ноги – так безопаснее, – машинально отметив, что джинсы, чуть полинявшие на швах, сидят на нем превосходно.
– Мама говорит, что тете Фаб нужно внимательно следить, чтобы вода не утекала, – сказал Бобби; согнув ноги в коленях, он повис на руке Себастьяна. – Ты-то наверняка сам сможешь за этим проследить. – Мальчик восторженными глазами смотрел на нового жильца.
Пятнадцать лет.
Он открыл рот, но, похоже, не знал, что сказать. К тому же Блисс все эти слова и так хорошо известны.
А глаза у него такие же зеленые… И такие же губы. Такими она их и запомнила. Нет. Глаза стали еще зеленее, а губы еще обольстительнее. И все черты лица приобрели… какую-то жесткость, уж не говоря о том, что пятнадцать лет разлуки тоже оставили свой след. Блисс откинула со лба непослушные прядки, выбившиеся из-под резинки. Что такое, опять нужно протирать очки?! О Господи, а одета-то как! Старая голубая юбка и фиолетовые шлепанцы. Правильно Фабиола раскритиковала этот ее наряд.
Ладно, не имеет значения. Себастьяну не следовало появляться здесь, потому что он сам разрушил все, что было между ними когда-то. Увлечение юности.
– Ты будешь сам следить за водой и ставить затычку? – спросил Бобби уже чуть капризным тоном. Мальчишка сделал жалобное лицо. – Тетя Блисс, он справится. Я правильно поступил, тетя Блисс?
Полли всегда говорила, что ее малыш прекрасно чувствует, как себя вести, и была совершенно права.
– Конечно, Бобби, ты молодец, – ответила Блисс с улыбкой. – Спасибо, что помогаешь мне.
– Спасибо, Бобби, – кивнул Себастьян.
Еще один удар. И голос остался прежним.
Нет, не совсем. Очень похож, но стал… мягче, что ли. Да, верно, голос почти тот же, только теперь это голос взрослого мужчины. Мальчик стал мужчиной и избавился от показной бравады. Очень приятный голос, просто замечательный.
Проклятие! Сколько раз она молила его, умоляла, мысленно взывала к нему, просила вернуться и мечтала о том, чтобы эта омерзительная история оказалась неправдой, ложью. Потом, когда стало ясно, что он не вернется, и вся история обросла еще более гнусными подробностями, она стала молиться о том, чтобы никогда в жизни его больше не встретить.
А сейчас он стоял и смотрел на нее. И был возбужден – выпуклость на джинсах не оставляла в том сомнений. Конечно же, он понимал, что она заметила, как действует на него, даже на расстоянии. Блисс едва не отвернулась. Впрочем, ерунда! Почему и отчего он возбуждается, не ее забота. И причина не в ней. Надо не забывать, что он просто «похотливый самец». Наверняка всегда готов трахнуть любую подвернувшуюся девицу.
Фабиола кашлянула.
Блисс, собравшись с духом, улыбнулась ей:
– Буду очень тебе благодарна, Фабиола, если ты этим займешься.
Не дай Бог Фабиола спросит, о чем речь.
– Ладно, мне нетрудно, – отозвалась Фаб, сообразившая, в чем дело. – Мы постараемся, правда, Пол?
– Все сделаем, как надо, – подхватила Полли и с серьезнейшим видом закивала. – Только это займет, э-э-э, некоторое время. Мне так кажется. А тебе, Фаб?
– М-м-м, пожалуй, несколько часов. Но мы справимся, Блисс, не беспокойся. Все, до встречи.
Сестры разом повернулись и поспешили к выходу. При этом едва не застряли в дверном проеме, пытаясь поскорее выбраться из дома. Спайки, одним прыжком преодолев расстояние, отделявшее ее от двери, побежала за сестрами.
– Бобби, приятель, – сказал Себастьян, когда сестры скрылись из виду, – будь добр, сходи взгляни, как там мой грузовик.
В голове зашумело. Кровь застучала в висках. Ей показалось, что пол уходит из-под ног, хотя она по-прежнему сидела на стуле.
– Мама говорила, что нам здесь нужно побольше жильцов. – Бобби с беспокойством посмотрел на Полли, стоявшую рядом с Фабиолой. Сестры не успели выйти на улицу и теперь, вернувшись, в изумлении таращились на Себастьяна. – Правда ведь, мам? – настойчиво требовал ответа Бобби.
Полли откашлялась, сняла фартук, который повязывала на длинный халат в яркую полоску.
– Да, я это говорила.
Сестры переглянулись – обменялись восторженными взглядами, – и брови обеих поползли вверх. Потом близняшки вопросительно уставились на Блисс.
Фабиола и Полли поняли, что за мужчина появился в доме. Вне всякого сомнения. Блисс нисколько в этом не сомневалась. И теперь они с любопытством следили за ее реакцией.
Бобби, по-прежнему державший Себастьяна за руку, задрал голову, пытаясь заглянуть ему в глаза.
Себастьян же смотрел на Блисс. Смотрел так же, как когда-то, в самый первый раз, когда они только познакомились. Смотрел дерзко и вызывающе, только сейчас этот вызов основывался на уверенности в себе.
Блисс опять вздрогнула. Она чувствовала его даже на расстоянии, чувствовала исходящую от него силу; казалось, на нее обрушился град ударов – один, другой, третий… Ей даже почудилось, что при первом же ударе из ее легких с шумом вырвался воздух, и она охнула. После второго заныло в животе, свело мышцы бедер. Холод, жар, оцепенение, боль… И слабость.
Он стоял, заложив за пояс большой палец; и Блисс вдруг вспомнила его знаменитый ремень с пряжкой в виде буквы S, напоминавшей серебряную змейку. Сейчас у него был ремень из мягкой черной кожи с пряжкой, обтянутой такой же кожей. Опустив глаза пониже, Блисс поняла, что Себастьян Плато не в состоянии себя контролировать – чуть ниже пряжки его джинсы заметно бугрились. Такой же, как и прежде, подумала Блисс. Она заставила себя перевести взгляд на его ноги – так безопаснее, – машинально отметив, что джинсы, чуть полинявшие на швах, сидят на нем превосходно.
– Мама говорит, что тете Фаб нужно внимательно следить, чтобы вода не утекала, – сказал Бобби; согнув ноги в коленях, он повис на руке Себастьяна. – Ты-то наверняка сам сможешь за этим проследить. – Мальчик восторженными глазами смотрел на нового жильца.
Пятнадцать лет.
Он открыл рот, но, похоже, не знал, что сказать. К тому же Блисс все эти слова и так хорошо известны.
А глаза у него такие же зеленые… И такие же губы. Такими она их и запомнила. Нет. Глаза стали еще зеленее, а губы еще обольстительнее. И все черты лица приобрели… какую-то жесткость, уж не говоря о том, что пятнадцать лет разлуки тоже оставили свой след. Блисс откинула со лба непослушные прядки, выбившиеся из-под резинки. Что такое, опять нужно протирать очки?! О Господи, а одета-то как! Старая голубая юбка и фиолетовые шлепанцы. Правильно Фабиола раскритиковала этот ее наряд.
Ладно, не имеет значения. Себастьяну не следовало появляться здесь, потому что он сам разрушил все, что было между ними когда-то. Увлечение юности.
– Ты будешь сам следить за водой и ставить затычку? – спросил Бобби уже чуть капризным тоном. Мальчишка сделал жалобное лицо. – Тетя Блисс, он справится. Я правильно поступил, тетя Блисс?
Полли всегда говорила, что ее малыш прекрасно чувствует, как себя вести, и была совершенно права.
– Конечно, Бобби, ты молодец, – ответила Блисс с улыбкой. – Спасибо, что помогаешь мне.
– Спасибо, Бобби, – кивнул Себастьян.
Еще один удар. И голос остался прежним.
Нет, не совсем. Очень похож, но стал… мягче, что ли. Да, верно, голос почти тот же, только теперь это голос взрослого мужчины. Мальчик стал мужчиной и избавился от показной бравады. Очень приятный голос, просто замечательный.
Проклятие! Сколько раз она молила его, умоляла, мысленно взывала к нему, просила вернуться и мечтала о том, чтобы эта омерзительная история оказалась неправдой, ложью. Потом, когда стало ясно, что он не вернется, и вся история обросла еще более гнусными подробностями, она стала молиться о том, чтобы никогда в жизни его больше не встретить.
А сейчас он стоял и смотрел на нее. И был возбужден – выпуклость на джинсах не оставляла в том сомнений. Конечно же, он понимал, что она заметила, как действует на него, даже на расстоянии. Блисс едва не отвернулась. Впрочем, ерунда! Почему и отчего он возбуждается, не ее забота. И причина не в ней. Надо не забывать, что он просто «похотливый самец». Наверняка всегда готов трахнуть любую подвернувшуюся девицу.
Фабиола кашлянула.
Блисс, собравшись с духом, улыбнулась ей:
– Буду очень тебе благодарна, Фабиола, если ты этим займешься.
Не дай Бог Фабиола спросит, о чем речь.
– Ладно, мне нетрудно, – отозвалась Фаб, сообразившая, в чем дело. – Мы постараемся, правда, Пол?
– Все сделаем, как надо, – подхватила Полли и с серьезнейшим видом закивала. – Только это займет, э-э-э, некоторое время. Мне так кажется. А тебе, Фаб?
– М-м-м, пожалуй, несколько часов. Но мы справимся, Блисс, не беспокойся. Все, до встречи.
Сестры разом повернулись и поспешили к выходу. При этом едва не застряли в дверном проеме, пытаясь поскорее выбраться из дома. Спайки, одним прыжком преодолев расстояние, отделявшее ее от двери, побежала за сестрами.
– Бобби, приятель, – сказал Себастьян, когда сестры скрылись из виду, – будь добр, сходи взгляни, как там мой грузовик.