Канушкин Роман. Ночь Cтилета-2

   Она обернулась:
   — Лидия Максимовна, готов приказ?
   — Конечно, Вика.
   — И новый приказ?
   — Да.
   — Отлично. Осталось лишь вписать фамилии и поставить подпись?
   — Совершенно верно.
   — Я думаю, что с безопасностью теперь будет порядок.
   Вика посмотрела на одного из двух охранников.
   — Алеша, — произнесла она.
   Парень удивленно вскинул брови.
   — Вы работаете у нас четыре года?
   — Да, — он кивнул, — четыре будет в июле.
   — Мне тут попался на глаза ваш доклад. Толковые мысли. — Пару месяцев назад охранник написал доклад по улучшению работы службы безопасности, и скорее всего докладу не дали хода. — А тут вот, оказывается… У меня только что освободилась вакансия начальника службы безопасности. Что скажете?
   — Я…
   — Решай сейчас, — быстро проговорила Вика.
   — Вы… не уходите? Разве…
   — Уверяю тебя, что нет. Ну, согласен? Да или нет?
   Он смотрел на Вику не более секунды.
   — Конечно, согласен. — Он поднялся. И оказался просто гигантом.
   — Отлично, — сказала Вика. — Лидия Максимовна, впишите: Алексей Романов. Это наш новый начальник службы безопасности. Я подпишу.
   — Конечно. — Лидия Максимовна ничего не понимала. Она лишь безупречно выполняла свои обязанности и чувствовала, что происходит что-то… очень хорошее.
   — А теперь нам надо пройти, — сказала Вика.
   — Разумеется. — Рядом с Алексеем Романовым прежний начальник службы безопасности выглядел просто карликом. И Алексей Романов был вооружен. — Посторонитесь, — произнес он ровным голосом.
   — Сынок, я тебя…
   — И не называй меня сынком. Не надо.
   Болек сделал к ним шаг. И тогда мгновенно между ним и Викой вырос тот парень в солнцезащитных очках, что был с Лютым. Болек никогда не ожидал, что люди могут двигаться так быстро. Этот парень чуть оттянул свой летний пиджак.
   Правая рука его покоилась на подплечной кобуре.
   — Даже и не думай, — сказал он. — Все уже.
   И он указал кивком на лестницу, широкую лестницу, ведущую в головной офис «Континента». Сейчас по ней поднималась группа людей в камуфляже.
   Несколько человек были в штатском.
   — Думаю, ребята, теперь уже не до глупостей.
   Болек обернулся и посмотрел на Лелека. Тот покачал головой, неожиданная догадка осенила его.
   — Нищий? — проговорил Лелек, глядя на Стилета.
   — Тебе виднее.
   — Идем, Вика, — проговорил Лютый. — Потом обернулся к Лелеку:
   — А ты не называй его нищим. Тоже — не надо.
   Они прошли сквозь двери.
   — Вика, простите, — позвал ее Алексей Романов, — можно вопрос? Откуда вы знаете мое имя? — произнес он чуть смущенно.
   Вика улыбнулась. Ее голос зазвучал непривычно низко.
   — Не было у меня никакой амнезии, Алеша, — сказала она, — никогда не было.
   Лидия Максимовна сделала к ней шаг, протянула ей листки с приказами:
   — Вот. Все сделано.
   — Не совсем, — возразила Вика. — Порвите к чертовой матери это уведомление о сокращении. Действительно — все уже.
   Лидия Максимовна бросила на Вику быстрый взгляд. Ее ресницы чуть задрожали, Вика смотрела ей прямо в глаза, и это, быть может, продолжалось всего лишь мгновение. Потом Лидия Максимовна широко улыбнулась и негромко проговорила:
   — Добро пожаловать, девочка. С возвращением.
   Вика кивнула, улыбнулась в ответ.
   — Ну что, пойдемте наводить там у нас порядок? — произнесла она.

* * *

   Когда появилась Вика, шум начал стихать. Вика прошла на свое место за столом с микрофонами, и Петр Виноградов галантно привстал, пододвинув ей стул.
   Они сели рядом. Хотя в душе Петра Виноградова все ликовало, он выглядел абсолютно серьезным. Вика пару раз ударила пальцем по микрофону, потом сказала:
   — Мне кажется, и так будет слышно.
   В этот же момент к генералу Евгению Петровичу Родионову, сидевшему в дальнем углу, дабы не привлекать ненужного внимания, подошел пожилой, чуть сгорбленный мужчина с длинными седыми волосами. Он опирался на трость с массивной деревянной ручкой, присел рядышком, наклонился к Родионову:
   — Она сейчас расскажет такую сумасшедшую историю…
   Родионов вздрогнул, изумленно посмотрел на своего соседа; на его губах появилась еле заметная усмешка, и он негромко проговорил:
   — Плохо выглядишь, сынок.
   — Все же лучше, чем бы вам хотелось, — усмехнулся Санчес.
   — Это правда, — просто сказал Родионов. — Где они?
   — Подождем.
   — Чего нам ждать? Где они?! Я сделал все, о чем договорились.
   — Сейчас появятся. Вон, уже идут.
   Открылась боковая дверь, Родионов увидел свою семью, и у него отлегло от сердца.
   «Живы, — подумал он, — все остальное не важно».
   Их сопровождал какой-то человек в солнечных очках, настолько пижонских, что он походил на парня с какой-то дешевой рекламы. Евгений Петрович усмехнулся:
   — Это что ж, такие у тебя теперь напарники?
   — В каком-то роде, — согласился Санчес, — в каком-то роде.
   — И как ты собираешься отсюда уйти, сынок? — проговорил Евгений Петрович. — В здании полно моих людей.
   — Я же говорю: она сейчас расскажет просто сумасшедшую историю.
   — Я тебя не понимаю. Давай прямо: деньги у тебя. Достаточно всякой ерунды. Я дам тебе уйти. Пора заканчивать весь этот фарс.
   — Я-то уже давно закончил. Но боюсь, тут и без меня все завертится.
   — Как хочешь. — Родионов привстал. — Я иду забирать свою семью. Наш уговор окончен.
   — Окончен, — сказал Санчес, — а ваши домашние под надежной защитой.
   Насчет моего напарника — Стилет, вам, конечно, уже известно это имя.
   Евгений Петрович вздрогнул, бросил на Санчеса недоверчивый взгляд:
   — Ты о чем говоришь, сынок?
   — Удивлены? Удалось вас второй раз сегодня удивить? — Санчес привстал и шепотом произнес:
   — Он меня не знает. А так, наверное, давно бы убил. Как считаете?
   Родионов какое-то время раздумывал.
   — Чего ты хочешь? — наконец произнес он.
   — Ничего. Быть может, лишь посмотреть, как вы удивитесь в третий раз.
   — Санчес снова зашептал. — И я не буду иметь к этому никакого отношения. Это все плоды ваших собственных рук.
   — С огнем играешь?
   — Мне не оставили выхода.
   — Я иду забирать мою семью, — сказал Родионов.
   — Идите, — кивнул Санчес, — вас ждет там много интересного.

* * *

   …Вика еще раз постучала по микрофону и склонилась к Петру Виноградову.
   — Где мои дети, Петя? — тихо проговорила она.
   — Что?! — Петр Виноградов смотрел прямо перед собой. На его губах застыла дежурная и совершенно идиотская улыбка. Он не понимал, о чем его только что спросили.
   — Расслабься, Петя, — так же тихо произнесла Вика, — я знаю, где мои дети.
   Петр продолжал улыбаться. На какое-то мгновение ему показалось, что он сейчас потеряет сознание.

* * *

   Валентин Михайлович Прима и опергруппа находились в коридорах головного офиса «Континента», когда Вика начала свою речь. О Светлане Андреевне Прима знал, что она возглавляет крупнейшую частную охранную фирму «Шерлок» и что она очень сильно помогла им в этом деле.
   Потом дверь пресс-холла открылась, появились Светлана Андреевна и человек, которого Приме представили как Воронова.
   «Что ж, как и договаривались, с поличным», — подумал Прима.
   — Все, — сказал Игнат Воронов, — сейчас.

* * *

   Двумя минутами раньше Петр Виноградов думал о бутылочке шампанского «Дом Периньон», которую он поставил в лед и которую откупорит, когда все закончится. Первый фужер Петр выпьет в одиночестве — он всегда так поступал в свои удачные дни. Шум и праздник — это все уже потом, позже.
   «Вика» наконец появилась, и сейчас она начнет свою речь. Детей все не везли, черт бы их побрал, но Родионов его заверил, что с этим все в порядке.
   Ладно, близнецы не омрачат ему праздник, рано или поздно их сюда доставят.
   Быть может, сегодня Петр позволит себе даже побаловаться одной сигареткой. Всего лишь одной — из-за этого он не начнет снова курить.
   Петр поискал глазами Родионова: тот примостился где-то с краешку. Мог бы вообще не появляться здесь сегодня. Между ними теперь не может быть никакого недоверия. Теперь уже нет.
   «Вика» вошла. Петр галантно поднялся и пододвинул ей стул. Петр Виноградов не обратил внимания на то, что выглядела она как-то очень необычно, радостно, что ли. Вернее, это его не насторожило — девочка тоже порядком выбилась из сил, возможно, рада, что и для нее это все заканчивается.
   «Вика» села рядом, склонилась к Петру Виноградову и сказала то, от чего мир взорвался у него в голове. Вопрос «Где мои дети, Петр?» даже не был абсурдным. В системе координат Петра Виноградова этот вопрос просто не мог существовать.
   Через две минуты Петр Виноградов понял, насколько сильно он ошибался.

* * *

   Ошеломляющая речь Вики и все, что последовало за этим, было действительно подобно взрыву бомбы. А начала она просто.
   — Привет всем, — произнесла Вика шутливым тоном, — наконец-то я смогу сообщить вам что-то очень важное. — Она улыбнулась. — Знаете, меня действительно зовут Викой. Надеюсь, ни у кого это не вызывает сомнений?
   Раздались какие-то смешки. Неплохое начало для серьезного разговора — и, как полагали большинство собравшихся, печального разговора.
   Вика подняла руку, словно просила тишины:
   — Хотя минимум два человека в этом зале уверены, что я та самая женщина, которую они выдавали за меня с момента автокатастрофы. Один из них — вот он, Петр Виноградов.
   Еще один смешок, уже одинокий.
   — Петр, вы объясните собравшимся, где вы нашли моего двойника?
   Расскажете про городок Батайск? — Голос Вики неожиданно налился сталью. — И про то, что вы сделали со мной? Вы же уверены, что меня больше нет…
   Петр Виноградов смотрел прямо перед собой и продолжал улыбаться. Он начал качать головой, словно китайский болванчик. Неожиданно он понял, что хлопает в ладоши и произносит:
   — Ой, Вика, ну вы повеселили нас… Забавно…
   Но смешков в зале больше не было.
   — Петр, не стройте из себя идиота! — произнесла она жестко. — Хотя теперь это дело ваше.
   Над аудиторией повисла тревожная тишина, которая вот-вот могла взорваться множеством вопросов. Оказывается, всех ожидало гораздо более занятное шоу, чем то, на которое они пришли.
   Вика снова подняла руку.
   — Я вынуждена сделать очень важные заявления.
   Тишина стала густой, темной…
   — Я обвиняю вице-президента компании «Континент» Петра Виноградова и присутствующего здесь генерала Родионова в организации убийства моего мужа. Я обвиняю их в покушении на мою жизнь и в похищении моих детей. Я обвиняю их в организации взрыва на свадьбе…
   Вика продолжала говорить, а картинка мира давно уже дрожала в голове Петра Виноградова и вот-вот могла взорваться на множество стеклянных осколков.
   Климпс — Товарищ генерал, попрошу вас проследовать с нами.
   Родионов не обратил внимания на эту реплику. Родионов смотрел в глаза своей жены, в глаза любимой им Ольги Андреевны, полные слез.
   — Женечка, скажи, что все это не правда, — прошептала она.
   Множество блицев, вспышек фотоаппаратов, свет наведенных телекамер, и вопросы, вопросы, надоедливые, наглые, безжалостные и… чем-то похожие на тявканье собак. Ведь они все питаются новостями, они все питаются поступками таких людей, как Родионов… Вся свора питается поступками единиц. Тех, кто может действовать. Тех, кто в состоянии совершить что-то, чтобы почувствовать, что он — живой. Что может ответить генерал Родионов на их жалкие вопросы? Они говорят на разных языках, какое может быть взаимопонимание с этим подлым тявканьем? Что ж, пришло их время, время Своры…
   — Нет комментариев, — сказал Родионов.
   И перед тем как позволить опергруппе себя увести, он обернулся и попросил с простым и тихим достоинством в голосе:
   — Подождите, пожалуйста. Одну секунду.
   Евгений Петрович Родионов обернулся в поисках фигуры чуть сгорбленного старичка с седыми волосами. Но место, где только что сидел Санчес, оказалось пустым. Евгений Петрович усмехнулся и, ни к кому не обращаясь, произнес:
   — Он всегда был умничкой.

* * *

   Стилет и Светлана Андреевна стояли у стены, когда мимо них прошла опергруппа с задержанными Петром Виноградовым и генералом Родионовым. Валентин Михайлович Прима остановился рядом с ними.
   — Все, — проговорил он.
   — Наверное, так. — Светлана Андреевна кивнула.
   — Этих, внизу, задержала группа ОМОНа. Пытались оказать сопротивление, начали корочки предъявлять. Угрожают.
   — Понятное дело, — произнес Стилет.
   — Ну ладно… — Прима уже собирался двинуться следом за опергруппой, потом все же спросил:
   — А как вы догадались?
   — Что? — произнесла Светлана Андреевна.
   — Ну, с теми двумя. Кто — где…
   — Следы, — сказал Стилет, — все оставляет свои следы.
   — Он имеет в виду… — Светлана Андреевна улыбнулась. — Мы сделали голосовые отпечатки. Потом сверили. Поняли, что последний месяц это была Вика.
   Прима опустил руку в карман, нашел там смятую пачку «Явы». Извлек одну сигарету, закуривать не стал. Мял сигарету пальцами, размышлял.
   — Неплохо, — наконец сказал он, — совсем неплохо. Только… как ей это удалось?
   — Сбежать?
   — Да. И… целый месяц.
   — Не представляю.
   — Двойная маска, — задумчиво проговорил Прима. — Сильная женшина.
   Удивительно.
   — Удивительно, — кивнул Игнат.

Вместо эпилога
РАДУЖНАЯ ВДОВА

1

   «Правда, она хороша? Много лучше, чем о ней думают».

2

   В темной расщелине жило Божество. Сначала она знала, что это лишь убежище краба, маленького беззащитного существа, увеличенное воображением и слоем воды. Но потом она поняла, какая сила заключена в темноте.

3

   Спустя четыре дня после Викиных заявлений на пресс-конференции Игнат Воронов находился в кабинете шефини, потягивал предложенный ему черный кофе и с некоторым изумлением разглядывал огромную фигуру витязя на вздыбленном коне, пронзающего копьем чудовищного змея. Вся композиция была исполнена из разноцветного хрусталя.
   — Георгий Победоносец, — пояснила Светлана Андреевна.
   — Понимаю, — сказал Игнат.
   Шефиня вздохнула:
   — Такие вот подарки преподносят женщинам-руководителям на круглые юбилеи.
   — Впечатляет.
   — Более чем. Но, как говорится, дареному коню… Вот только куда его девать? Гонец из Пизы…
   Игнат усмехнулся. В устах Светланы Андреевны это было одной из высших форм неодобрения. Фраза «гонец из Пизы» с легкостью трансформировалась в «пи…дец из Ганы». Потом Игнат снова подумал о Вике и о том, казавшемся таким далеким, дне, когда на лужайке загородного дома Лютого был взорван свадебный торт.
   — Значит, она сделала это в день свадьбы? — произнес Игнат.
   — Да, у нее имелась склянка с какой-то тропической вытяжкой.
   Экспертиза показала в ней наличие наряду с прочим довольно сильных алкалоидов.
   Это и вызвало у Александры Яковлевой наркотический шок. Вика ввела инъекцию при помощи украденного ею одноразового шприца.
   — Понятно. А так как наркоманкой в глазах похитителей являлась Вика…
   — Совершенно верно. Видишь ли, Игнат, ей крупно повезло. Стечение обстоятельств. Ты не мог этого знать. По причине ранения на свадьбе ты находился в бессознательном состоянии. Но в тот вечер разыгралась страшная гроза, настоящий ураган. Видимо, вещество, введенное Яковлевой, не начало действовать моментально и между ней и Викой завязалась борьба, но шум ее был приглушен грохотом грозы. Вика была заторможенной нарозином наркоманкой, никто, в том числе и Яковлева, не ожидал от нее подобных действий.
   — Как я понимаю, это не было импровизацией, она долго к этому готовилась.
   — Игнат, когда я думаю об этом, у меня, честно говоря, мурашки бегут по коже. В ту ночь Вика поменяла им все — макияж, одежду… Маски поменялись еще раз. Сначала это была просто отчаянная попытка к бегству. Но… действительно, если существует судьба…
   — Генерал Родионов решил прихлолнуть одним ударом и свадьбу, и группу собственных киллеров, но одному из них удалось бежать. Тогда принимается решение избавиться от Вики…
   — Да, только уничтоженной под видом никому не известной шлюшки в далеком городке Батайске. Этой же ночью Яковлеву, принятую за Вику, увозят.
   Дальше — труп в ванной. Обычная криминальная разборка между уличной девчонкой и ее сутенером.
   — И Вика почти на месяц превращается в Яковлеву, в собственного двойника.
   — Все так. Игнат, мне кажется, что Вике понадобится психологическая помощь. Я думаю, она считает себя убийцей. Хотя Яковлева умерла лишь через два дня и вовсе не из-за введенной ей Викой инъекции.
   — Я знаю, как она умерла.
   — Да, только в крови потерпевшей обнаружили предкритические дозы нарозина. Принимая Яковлеву за Вику, они были уверены, что та вырубилась от сверхдозы нарозина, что в принципе Вика им и «сообщила», произведя свою подмену. И они доставили ее в Батайск, за тысячу верст, видимо, продолжая колоть нарозин.
   Игнат снова бросил взгляд на эту скульптурную композицию — безумное нагромождение хрусталя. Что-то по всей этой истории не сходилось. Вроде все было верно, но… Игнат вдруг подумал, что какой-то маленькой ускользающей крупицы правды они так и не знают. И возможно, не узнают никогда. Что-то так и останется тайной. Но пока существовали более рациональные вопросы, и Игнат сказал:
   — Все же я не понимаю, на что она рассчитывала?
   — Ты имеешь в виду, на что Вика рассчитывала все это время после взрыва на свадьбе и пресс-конференции? Понимаешь, Игнат, можно сказать, что она никому не доверяла, поэтому не обратилась в правоохранительные органы; можно сказать, что она делала все это из-за своих детей…
   — Я понимаю — правоохранительные органы. Она как раз и столкнулась с подобной структурой, но ведь всегда остаются близкие люди.
   — Эти близкие люди и сделали с ней такое. Единственный человек, которому она доверилась, и то только после того, как в роли собственной подмены убедилась в его непричастности, был Андрей. Но повторяю — это все лишь можно сказать…
   — Объясните.
   — Мне кажется, она ни на что особо не рассчитывала. Она просто ждала.
   Ждала, когда сможет забрать своих детей. Укрыть их, спрятать так, чтоб им больше ничего не угрожало, и лишь после этого предпринять какие-либо действия.
   Так они и решили с ее другом Андреем. Вика понимала, что прятать близнецов не могут бесконечно долго. Я думаю, что только этого она и ждала.
   — А татуировка? — неожиданно спросил Игнат.
   — Что — татуировка?
   — Вспомните версии этого батайского следователя.
   — Да, Валентин Михайлович задал Вике те же самые вопросы. Уж не знаю, что он там узнал такого в этой татуировке, но Яковлевой ее сделала сама Вика.
   — Вика — татуировку?!
   — Понимаешь, у Яковлевой было некое подобие навязчивого бреда, связанного с мифической рыбой. Что-то вроде талисмана. Она увидела эту Викину татуировку еще в больнице. Восприняла ее как какой-то чудесный знак. Срисовала.
   Заказала по ней картину и повесила в кабинете. Словом — театр абсурда. Начала узнавать у Вики, где она сделала рисунок. А потом, когда Вика призналась, что владеет искусством татуировки — этому она научилась у своего друга Андрея, — упросила Вику сделать ей такую же.
   — Она решила совсем от нее не отличаться? — проговорил Игнат и вдруг подумал, что та самая ускользающая крупица тайны только что могла быть где-то рядом. Но Светлана Андреевна уже произнесла:
   — Не знаю. Мне трудно говорить о мотивах столь эксцентричных поступков. Только когда я пытаюсь представить, каково Вике было все это время…
   Игнат посмотрел на Светлану Андреевну и сказал ровным голосом:
   — Наверное, не надо этого представлять.

4

   Звери, выползшие из Тьмы, туда и вернулись. Кого-то они забрали с собой, кому-то лишь только посмотрели в глаза. Чтоб он не смог их забыть.

5

   Этот колокольчик Вика обнаружила не сразу. Он был упрятан в кармашек медвежонка-коалы — любимой плюшевой игрушки ее сына. Колокольчик на красном бантике, и к нему крепился сложенный лист бумаги. Вика развернула его — записка, послание, отпечатанное безразличными аккуратными буковками на лазерном принтере. Вика начала читать и в следующее мгновение почувствовала, как ком подкатил к горлу и перед глазами сделалось темно.
   Надеюсь, все уже позади, с чем нас и поздравляю. Я говорил вам, что являюсь солдатом, а не «ласковым палачом», и я сдержал свое слово. Извините за вынужденный маскарад и столь необычную форму попрощаться с вами…
   Вика опустилась в кресло.
   — Боже, — пролепетала она. Какое-то время смотрела на смятый лист бумаги в собственных руках. Ненависть, страх, признательность, материнская любовь и что-то еще… Божество из темной расщелины, его гнев и его милость…
   Вика принялась читать дальше.
   Меня весьма забавляли ваши артистические успехи в изображении наркоманки, подсевшей на нарозии. Неплохо, скажем прямо. Хотя меня вам провести все же не удалось, с самого начала мне было все известно. Что ж, я дал вам шанс, и вы им полностью воспользовались. К тому же мы были связаны словом.
   Уверяю, я бы сдержал его в любом случае, но не все обстоятельства подвластны нам.
   Это была недурная мысль — сделать ей татуировку. Видите, вам все же пришлось пройти по крови — воистину не все обстоятельства нам подвластны.
   Возможно, вы не поймете меня, но, подобно скульптору, в итоге я доволен своим творением. Согласитесь, что именно подобные моменты делают наше существование не столь скучным, а порой и не лишенным смысла…
   — Больной маньяк, — жестко выговорила Вика, — больной…
   Мое глубокое уважение к вам лишь возросло. Нашу встречу я никогда не забуду.
   (Можете в этом месте выругаться, если хотите.) Пара слов для человека, известного мне как Стилет.
   Во-первых — браво! С вами было приятно иметь дело.
   Во-вторых: возможно, Лютый будет искать меня — это его проблемы.
   Уверяю вас, мне знакомо чувство мести. Одно замечание: про людей типа нас с вами говорят, что мы плохие парни, чуть ли не чудовищные монстры. Что ж, кто знает… Но монстрам не стоит подходить близко друг к другу. Таков закон Природы. Надеюсь, вы понимаете, о чем я.
   Простите за излишнее словоизлияние. С другой стороны, как же нам с вами было еще поговорить?..
   За сим прощаюсь.
   P.S. Вы оценили мою безобидную шутку с этим бегающим туда-сюда факсом?
   Вика скомкала записку. Настенные часы отбили какое-то время, возможно и полдень…
   — Нет, — проговорила Вика, — все закончилось. Закончилось! Я сама забрала своих детей. Сама… И все закончилось.
   Она вдруг вспомнила слова человека, сделавшего ей эту татуировку.
   Когда он рассказывал ей о Радужной вдове…
   …Слизь вводит Радужную вдову в анабиоз, сон. Корочка под палящими лучами засыхает, но внутри этого кокона, во влажной темноте, теплится жизнь. И ждет своего часа. До ближайших сильных дождей.
   Правда, в этом что-то есть?

6

   ТВОЕ ВРЕМЯ

7

   Лишь спустя месяц по возвращении из Москвы Валентин Михайлович Прима случайно встретил Алексашку, тот подстригал у своего дома разросшиеся кусты, придавая им формы диковинных сказочных зверей. Завидев Приму, Алексашка расплылся в улыбке, справился, как дела у Алеськи. Поговорили о том о сем.
   Прима уже собрался уходить, когда Алексашка неожиданно произнес:
   — Эта рыба — она сожрала Сашу?
   Прима вздрогнул, пристально посмотрел в ясные глаза городского дурачка:
   — Ты о чем, Алексаш?
   — Она ведь была такой доброй… Но эта рыба — как зеркало.
   — Я не понимаю тебя, — сказал Прима, думая, что все уже. Все уже закончилось. И завтра он вместе со своей женой Валюшей сядет в скорый поезд, который доставит его прямиком в Кисловодск, где он поправит свое здоровье и даст наконец отдохнуть своей душе.
   — Она могла ее спасти, но Саша захотела другого. И рыба убила ее. В темноте они совсем другие.
   «Алексаш, ведь все не так, — хотел произнести Прима, — все было по-другому!» Но — действительно все уже. Приму все это больше не касается, он ушел от линии этого темного круга. Ушел — и оборачиваться вовсе не собирается.
   — Ладно, Алексаш, бывай здоров, — сказал Валентин Михайлович и быстро направился домой.
   — До свидания, — проговорил Алексашка. А потом посмотрел на окно, где когда-то появлялась Саша, и долго не сводил с него пристального взгляда.
   Сначала этот взгляд был тревожным, беспокойным, но затем прояснился. Алексашка давно уже смотрел на небо. Он улыбался.