Каралис Дмитрий Николаевич. Автопортрет

   Вчера дома выпил трехлитровую банку пива, под селедку. Давно не пил, месяца полтора.
   "Шут" идет медленно. Многое не нравится, переделываю по несколько раз.
   Скука откуда-то приползла, сунула свое серое рыло в мой вагончик. Холодно. Временами испытываю отвращение к бумаге и словам.
   Когда прихожу в Дом писателя, меня бьет током от гардеробщицы - через алюминиевый номерок. Причем, бьет только от одной - худой и старенькой; от второй, пожилой и дородной - не бьет.
   Когда ухожу и подаю номерок - все в порядке: статическое электричество уже разрядилось.
   Может, это и не статическое электричество, а творческая энергия, творческий запал, которые угасают после пустых окололитературных разговоров и слушания плохих рукописей на семинаре.
   23 февраля 1985. Дежурю в ОТХ.
   Сегодня шел с электрички на работу и увидел куст, осыпанный красными фонариками - снегирями. Снегири покачивались на ветках и клевали какие-то зернышки.
   Я остановился и долго смотрел на них. Давно не видел снегирей. Дамка, убежавшая вперед, нетерпеливо поджидала меня.
   По утрам морозы, но солнце с каждым днем все выше пристраивается на небосклоне.
   Вчера разглядывал рыже-золотой серп молодого месяца. Тонкий-тонкий, как выкованный искуснейшим ювелиром.
   Стругацкий предложил сделать интервью не только с ним, но и с членами его семинара. Я сказал, что надо согласовать такие изменения с "Авророй". Действительно надо согласовать.
   Вчера выпили с Ольгой яблочной настойки - в честь дня Красной Армии.
   Читаю Феликса Джонсона - "...Да поможет мне бог", 1958г, пер. с англ. О временах маккартизма в США.
   Забавный роман. Читается на одном дыхании. Написан ясно и напористо. Все на месте. Отличная композиция. И немного киношно: перед мысленным взором бежит картинка за картинкой. Славные диалоги. Высокопрофессиональная вещь. Есть чему поучиться.
   8 марта 1985 г. Утро холодное. Солнце сквозь морозную дымку. Вода в кране замерзла, и я умылся снегом. Выпил крепкого чаю. Заканчиваю дежурство и еду в Ленинград.
   28 апреля 1985 г. Дежурство в ОТХ. Воскресенье.
   Дописал рассказ про Кошкина. Назвал "Маленькая битва в первом веке нашей эры". 32 стр. Писал почти месяц. По это причине не писал в дневник.
   15 мая 1985г. Зеленогорск, отпуск.
   Занимаюсь рассадой. Соскучился по письму. Накопились мысли и фразы.
   29 мая 1985г.
   Кончается отпуск. Целый месяц я вкалывал, как негр на плантации, а дел не убавляется. Как пишут в газетах, весна торопит земледельца. Почти весь участок - в грядках. Матово светится пленка на дугах.
   3 июня 1985г.
   Первый день вышел на работу после отпуска. Теперь можно и отдохнуть немного: поспать, посмотреть телевизор, почитать, пописать. Начиная с апреля месяца, я пахал, как новенький трактор. Выстроил теплицу, вырастил рассаду и наделал грядок. Заработали на сегодняшний день 200 руб.
   Вчера в Зеленогорск приезжали Молодцовы. Ходили по случаю Троицы на кладбище.
   Сегодня Духов день. Что за день - не знаю. Говорят, праздник важнее, чем Троица. Холодно: +10. Старик-финн сказал, что теперь 6 недель будут холода.
   В конце мая ходили с Ольгой в Дом Писателя на творческий вечер А.Житинского. Ал. Ник. был застенчив, говорил поначалу сбивчиво.
   Несколько дней назад ходил по рекомендации Житинского на "Леннаучфильм". Предложили несколько направлений для написания сценариев научно-популярных фильмов:
   1. Технический прогресс.
   2. Школа.
   3. Антиалкогольная пропаганда (Самая близкая тема, знаю материал изнутри)
   Заказных работ пока нет. Надо выбирать тему, писать заявку и прикидывать сюжет.
   7 июня 1985г. Деж. в ОТХ.
   Погода солнечная, но холодная - северный ветер. Ольга сегодня в отгуле и должна была пойти с рассадой на зеленогорский рынок. Как у нее все организавалось - не знаю.
   Прочитал в "Иностранке" "Последний взгляд" Джеймса Олдриджа, о дружбе и ссорах Скотта Фицджеральда и Хэмингуэя. Роман построен вроде на документальной основе, но автор называет его своей версией дружбы двух писателей и чистейшим вымыслом. Читается с интересом (фигуры-то какие!); но много грязи.
   Совсем ничего не пишу с конца апреля. Скверно!
   Хозяйство и вынужденная коммерция заездили меня окончательно. На сегодняшний день заработали продажей рассады около 300 руб. - десятая часть того, что надо отдать кредиторам.
   12 июня 1985г. Деж. в ОТХ.
   Погода стоит пасмурная. Прохладно.
   Вчера выступал на заседании Политбюро Генсек Горбачев. Спокойно и по-деловому разнес в пух и прах нашу бесхозяйственность. Сказал, что наша страна - самая обеспеченная в мире: есть и людские ресурсы, и материальные. Дал понять, что прошлые руководители занимались их разбазариванием, пытались развивать экономику экстенсивными методами. Пора показать на деле преимущества социализма, сказал Горбачев. Дай, Бог, чтобы ему удалось довести до конца задуманное.
   Впечатление он производит самое приятное - улыбчив, хорошо держится, здоров, что весьма важно, не шамкает и не задыхается. Может говорить без бумажки - несколько раз он отступал от текста доклада и на пальцах пояснял свою мысль. Неплохо жестикулирует - сдержанно и точно. Неплохой парень. Ровесник моего брата Феликса.
   13июня 1985г. Дежурю в ОТХ за Сашку Царева.
   Пасмурно. Сашка поменялся со мной дежурствами и уехал на авторалли по Карельскому перешейку. Ему около двадцати, гоняет, как черт - я с ним ездил. Автогонщик и бабник. Второе для него тоже вроде спорта.
   Зашел Володя Максимов, водитель "камаза"- панелевоза. Черные вьющиеся волосы, курчавые бакенбарды, усы. Что-то гусарское в нем. Глаза с поволокой. Но не бабник - скорее, поддавальщик и хулиган. Папироска во рту.
   Сел на топчан. Погладил Дамку, выпустил на нее дым. Дамка фыркнула, тявкнула...
   - Ну ладно тебе, я вашего брата уважаю, у меня две собаки были. Одну в карты проиграл, вторая от старости сдохла.
   - Как это, в карты?
   - Лайка охотничья, я с ней на кабана ходил. Зверь, а не собака.
   - И не жалко?
   - А чего жалеть? - затянулся глубоко, помолчал. - Она на следующий день ко мне обратно прибежала. Я потому и ставил ее на кон.
   - А новый хозяин? Не в претензии был?
   - Нет. Он отдыхающий из дома отдыха был. Он и адреса моего не знал, мы на озере играли...
   - А если бы он ее запер?
   - Сманил бы. Я-то его адрес знал.
   - Хулиган ты, Володя. Ой, хулиган... - Я радуюсь за собаку.
   - Хулиган, - кивает. - Матка у меня чаще моего в школу ходила. Как идет с работы, так сразу в школу, чтобы потом не возвращаться. Все равно вызовут. Хулиганил с первого до седьмого класса.
   - А потом? Остановился?
   - Не, работать пошел. Учиться что-то надоело. Взяли в гараж подсобником, машины помогал мыть. А в школе весело было... Сидим однажды на уроке химии, училка опыты с натрием показывает. Он, говорит, в воде взрывается. Ерема, мой приятель, оборачивается:
   - Пи.., - говорит.
   - Надо будет проверить, - говорю.
   Заприметили, куда она банку спрятала, и после уроков стащили. Натрий там в керосине лежал.
   Из туалета всех выгнали, бросили кусок натрия в унитаз, и дверь закрыли. Ждем, ждем - не взрывается. Ерема говорит: "Напиз...!". Дверь дерг! Как трахнет! Четыре унитаза, как ветром сдуло. И окна голые, без единого стекла.
   На следующий день его папаня стекла вставляет, а моя маманя стены и потолок белит - она маляр.
   Я поулыбался, поглаживая Дамку, - она настороженно следила за руками рассказчика. Володя стряхнул серый пепел в плоскую банку:
   - Однажды Ерема ужа принес, говорит: "Кому бы его подсунуть? Так, чтобы наверняка?"
   Я говорю:
   - Давай в стол, где мел хранится.
   Запихали в ящик, убрали мел с доски, сидим ждем.
   Училка приходит:
   - Мела нет. Кто дежурный?
   Девица какая-то говорит:
   - А вы в столе посмотрите.
   Та ящик выдвигает, а оттуда уж к свету тянется. Училка - брык! - в обморок. Нас с Еремой к директору.
   После этого я в школу и перестал ходить. Училка к нам в барак приходит, заглядывает осторожненько: "Он в школу думает ходить?" Маманя говорит: "Вы у него спросите". А я лежу на диване за перегородкой, покуриваю...
   19 июня 1985. Деж. в ОТХ.
   Вчера с Ольгой отметили, так сказать, Праздник урожая. Выпили сухого вина, поужинали. Все это время - с мая по вчерашнее число - занимались рассадой. Посчитали выручку: около 700 рублей. Пятьсот рублей надо отдать долг - ее родителям.
   Читаю "Корнелий Тацит", Г.С. Кнабе, изд. "Наука", 1982г. Книгу дал Андрей Жуков, зеленогорец, который учится в Литературном институте, пишет неплохие рассказы и работает сторожем в пионерлагере. Ему 29 лет. Мы познакомились на семинаре молодой прозы. Вот и еще один писатель-зеленогорец. Теперь нас трое: Толик Мотальский (старейшина), я и Андрей Жуков.
   Подпальный сегодня отличился. Пришел ко мне смотреть футбол по телевизору, выпил полбанки водки, начал поучать меня, чтобы я не отдавал деньги Ольгиным родителям, а пустил их на расширение теплицы и хозяйства, советовал называть Ю.Э. отцом, а тещу мамой - так, дескать, выгоднее мне и приятней родителям.
   Я сказал, что о деньгах не может быть и речи - мы должны их отдать. Подпальный высокомерно заметил, что больше мне советов давать не будет пусть я сам барахтаюсь в воде. И стал хрустеть принесенной с собой курицей. Потом съел пару крутых яиц, холодец, селедку под шубой, банку сметаны с накрошенным чесноком... Предлагал и мне, но я отказался - сидел на топчане и потягивал чай с сигаретой.
   Трезвый - он нормальный мужик; выпьет - и несет ахинею, надувается, как индюк.
   Он еще говорил много и противно, а потом заблевал мне угол в вагончике.
   Я дал ему тряпку и ведро с водой и вышел, сдерживая досаду, на улицу. Когда я через некоторое время спросил его, оклемался ли он, Подпальному почудилось недружелюбие в моем вопросе, и он нагрубил мне, а затем ушел.
   Я протер пол по второму разу, нарвал травы за забором и постелил неприятный запах исчез. Дамка, фыркая и принюхиваясь, обошла вагончик, сунулась под топчан и враскачку потрусила к воротам, словно взяла след Подпального. А может, и правда - взяла. Но вскоре вернулась - неохота ей за чужими пьяными дядьками ходить, у нас своих хватает.
   И действительно: кривые водители болтаются по гаражу. И я не решаюсь вызвать милицию или написать рапорт, как положено по новому Указу, с которым нас ознакомили под расписку. Но я всех предупредил. Они только улыбались расслабленно и раскидывали руки для объятий. Ну как таких подлецов сдавать в милицию?.. Никак их не сдашь.
   Надо плотно браться за литературу. Завтра же!
   Сегодня настраиваюсь.
   23 июня 1985г. Деж. в ОТХ.
   Вчера купили мне джинсы в магазине за 100 рублей. Я был доволен - давно хотел, но не было ни денег, ни джинсов. Производство - Западный Берлин. Сегодня обнаружил, что они линяют. Чего ждать от капиталистов!..
   Вчера Ольга поехала к Максимке на 69-й км, а я начал печатать интервью с фантастами для "Авроры". Надеюсь, огородные дела уйдут на второй план, и я навалюсь на литературу.
   Курт Воннегут, "Завтрак для чемпионов":
   "...У него явно не все были дома. Чердак был не в порядке. Свихнулся он. Да, Двейн Гувер совсем спятил".
   Прелестный абзац!
   Или: "Старая его подруга Безвестность снова встала с ним рядом". (!)
   Тут я готов поспорить с переводчиком. Следовало, как мне кажется, написать "вновь встала", убрав тем самым лишний свистящий звук "с" в слове "снова". Их и так хватает в предложении. Возможно, переводчик забоялся клинящего сочетания звуков "вн" и "вст", но я бы написал "вновь встала". Хорошо сказано по смыслу, но фраза проседает на слове "снова", уходит вниз.
   26 июня 1985г. Зеленогорск.
   В "Литературной России" вышла моя миниатюра "Смерть негодяя". Публикации, хоть и мелкие, подбадривают меня причастностью к некоему процессу. Да, пишу, печатаюсь. А с чем печатаешься-то? По-простому говоря, не миниатюра, а юмореска! Терпеть не могу это румынское слово.
   Разговор старух на рынке: "Какой же это Вася, когда Вася давно умерши..."
   Вспоминается: "Некоторые коверкают русский язык. Говорят: приехамши, уехамши. Это плохо. Но что сделаешь, если они к этому привыкши".
   9 июля 1985. Гатчина.
   Погода хреновая. Прохладно, дожди.
   Перестроиться на литературу после сельхозкоммерции - сложно. В качестве допинга применяю бег.
   Сделал, наконец-то, интервью со Стругацким и членами его семинара.
   Я в растерянности: писать надо, но не хочется. Нет подъема, не захлебываюсь эмоциями, мысленно оглядывая возможный сюжет. Чувствую, что надо писать как-то не так.
   Хочется написать ясно, коротко, ярко, занимательно и... трагически. Чтобы были мысли и чувства. Думаю, мучаюсь.
   Сосед - Володя Решкин утомляет и раздражает одними и теми же советами: руби ночью под корень клены - они затеняют грядки, утепляй дом и перебирайся жить в Зеленогорск, если хочешь заниматься сельхозтрудом. Каждый день - одно и то же! Его общие советы достали меня. Ходит злой, не пьет, но по всему видно - скоро сорвется в штопор. "Расширяй теплицу. Пили клены! Елки подпили - пусть засохнут, потом срубишь!"
   А, хрен с ним!.. Надоело. Мне надо пахать на другом поле литературном. Оно важнее. Если бы не крайняя нужда в деньгах - долг есть долг, - я бы сажал только зелень к столу, цветы и картошку - чтобы не стоять в очередях.
   13 июля 1985г. Деж. в ОТХ. Суббота.
   В бане Максим уже трет мне спину. Смастерил ему качели из каната и доски, повесил на ветке старого дуба. Старого финского дуба. Залезая на него, я обнаружил, что делаю это машинально: извивы ствола и ветки остались в моей памяти с детских лет. Некоторые нижние ветки, правда, высохли, их отпилили, но оставшиеся корни, как гнилые зубы, торчали из ствола. И памятливые руки тянулись к ним сами.
   В детстве я ползал по нашему дубу ежедневно, устраивал в его тройной развилке штаб, привязывал к ветвям флажки и веревки, спускался по канату, обжигая ладони и худые ляжки, прыгал в копны сена, накошенного отцом.
   Ездил к Б.Стругацкому домой - возил интервью для прочтения. У него на столике лежала Библия. На столе стоял странный телевизор - с неподвижными формулами на экране и подведенной к нему клавиатурой. Что это такое - не понял, но спросить постеснялся. У фантастов свои причуды. Текст интервью он завизировал.
   Был в "Авроре". Видел верстку "Записок книгонелюба". Жанр: "вместо фельетона". Сильно сократили, оставив 17 страниц.. Убрали в конце "теперь он коллекционирует ломы, говорят это модно". Как мне передали, главному редактору почудился в этой фразе намек на некие готовящиеся разрушения устоев общества. "Почему ломы? Мы что, призываем крушить фундаменты? Нехороший намек". Я тут же предложил заменить ломы примусами. Согласились. И еще разные "мелочи" - вроде вставки из нелепого по смыслу и безобразного по стилистике предложения.
   За забором гаража вымахали огромные ромашки. Они проросли сквозь куски бетона, битое стекло, кучу консервных банок и грязной слежавшейся бумаги. Я от скуки залез на прожекторную вышку и увидел цветочный ковер сверху. Спустился, нашел банку, вымыл ее и поставил туда букет. Наша комнатка, пропахшая мужским бытом и соляркой, мгновенно преобразилась.
   "Опыты" Монтеня и "Мысли" Паскаля - прочитать!
   20 августа. Сегодня я выходной. Думал, будет время пописать. Черта лысого! Мелкие пустяковые дела отвлекали, и только в 20 часов освободился.
   Зато сготовил суп! Все компоненты - со своего огорода: картошка, капуста ранняя и цветная, свекла, горох, бобы, петрушка, лук-порей, лук репчатый, помидоры, чеснок, укроп. Суп получился что надо. Заправил сметаной и съел полкастрюли.
   Купил в киоске "Союзпечати" 8-й номер "Авроры" с моими "Записками книгонелюба". Ольга обрадовалась больше моего. Для нее это прорыв, вещь, которую можно предъявить и показать - вот, мой муж печатается в журналах, его признают. А я уже перегорел...
   27августа 1985.
   Вчера уволился из гатчинского гаража. Сегодня устраиваюсь в Авто-Транспортное Предприятие No120 в Зеленогорске. АТП-120. База в Сестрорецке, в Зеленогорске филиал.
   Хотел забрать Дамку с собой, но Ольга отговорила. Дамка, словно предчувствуя расставание, не отходила от меня ни на шаг, клала голову на колену, смотрела тревожно.
   Я покормил ее напоследок, расчесал шерсть гребешком, выгулял по рощице, обещал приезжать. И имею тайную мысль, что может быть Ольга еще разрешит она знает Дамку по фотографиям и лично - мы вместе справляли Новый 1985 год, слышала мои рассказы о ней. И я надеюсь, что, когда поеду получать расчет, Ольга дозреет. В принципе, она не против, но боится, что будет много хлопот: кто будет гулять с нею, когда я на дежурстве? Ольге придется отводить Макса в садик, потом гулять с собакой. потом мчаться на работу...
   Эх, Дамка, Дамка, милая ты моему сердцу песка. Хорошо мы с тобой дежурили.
   30 августа 1985г. Ездил оформляться в Сестрорецк и заходил на кладбище к М.М.Зощенко. Его могила у самой ограды, но далековато от входа. Прошел дождь, еще капало с сосен, и в воздухе стояла испарина. Небольшие коренастые сосны, холмы. Белого мрамора камень, цветы. Я открыл незапертую калитку, посидел на мокрой лавочке, подстелив газету. Закурил, но тут же вспомнил, что на кладбище нельзя, и загасил сигарету. Рядом, в низинке, блестели рельсы железной дороги и провисали провода над ними. На проводах сидели вороны. Девять штук.
   На обратном пути я постоял у могилы Емельянова - телохранителя Ленина, сестрорецкого рабочего. Крупный выпуклый лоб, узкие губы; стариковское фото.
   Сегодня приснился Житинский. Мы с ним собирались идти купаться и выпить. Он был с похмелья. О литературе поговорить не успели - я проснулся.
   Конец августа - уборка урожая. Собрал корзинку лука, кепку бобов - 0,5 кг (чистый вес зерен). Интересно.
   И подумал о том, что для меня сейчас это просто интересно, а для отца с матерью это был огород, кормивший семью. Отец рассказывал, что он в сорок седьмом году даже овес сажал. И пытался поросенка держать. Потом, на пенсии, когда все выросли, уже арбузами и патиссонами увлекался. А после войны проблема была одна - прокормить детей...
   4 сентября 1985 года. Зеленогорск.
   Прощай, Гатчина. Вышел на первое дежурство в новый гараж.
   Работа та же, но ближе ездить. А летом - совсем хорошо: пять минут пешком. Ну, может быть, десять. На велосипеде точно пять. А велосипед у меня пока есть.
   Сейчас сторож закрыл автоматические ворота и чистит картошку - угостили водители, обслуживающие овощную базу.
   Встретил знакомых. С одним в детстве играл в футбол, с другим удил на пирсе рыбу, с братом третьего дрался в парке на танцах. Некоторые мужики признали меня сами: "О, а где твой брат Юрка сейчас? Мы с ним за сборную Зеленогорска в футбол играли". Вспомнили и Феликса. Мне было приятно.
   Печатаю вторую часть "Записок шута". Вспомнилось: "Человеку следует ясно понимать, что он должен в своей жизни делать. Но еще более яснее он должен знать, что он не должен делать".
   Я не должен отвлекаться на пустяки. Это точно. Писать и писать. Вкалывать и вкалывать, как говорил Конецкий. Он говорил другими, более смачными словами, но суть та же.
   20 сентября 1985. Зеленогорск. Живем здесь последние денечки - в воскресенье уезжаем в Ленинград. Работаю.
   Заходил Коля Горев - бывший наш сосед и персонаж моей будущей повести "Мы строим дом". Их картофельное поле было рядом с нашим забором. Теперь там тонкие осины и кусты.
   Сторож Герасим Михайлович давал мне трогать запястье с осколками разрывной пули под кожей. Твердые перекатывающиеся бугорки. Вторая разрывная пуля попала ему чуть ниже горла и осыпала верхушки легких металлическим дождем. Герасим Михайлович Власов освобождал венгерский город Печ, в котором я был в 1973 году со стройотрядом и в котором живет мой друг Имре Шалаи.
   Из "Поучений Владимира Мономаха", двенадцатый век: "Посмотри, брат, на отцов наших: что они скопили и на что им одежды? Только и есть у них, что сделали душе своей". - Это я купил книгу "Древнерусская литература", пособие для студентов филологических институтов.
   27 октября 1985г. Зеленогорск. Дежурю в гараже. Воскресенье.
   Жизнь проходит в мелких ерундовских заботах и хлопотах: осенняя копка огорода, незначительные литературные поделки, заявки на сценарии и т.п. Оброс незаконченными рукописями. Нет твердости, чтобы отрешиться от всего постороннего, засесть за "Шута" и добить его, закончить. Возможно, мешает моя разносторонность житейского толка. Не умел бы ничего - и сидел только за машинкой.
   Б. Стругацкий предложил мне поехать на семинар молодых писателей-фантастов в Дубулты, под Ригой с "Феноменом Крикушина" и "Маленькой битвой в первом веке до нашей эры". Наверное, поеду.
   Зеленогорский гараж отличается от гатчинского, как Ленинград от Ленинградской области. Чище, культурнее, народ деликатнее.
   Общее для двух гаражей - это шоферские пьянки.
   Парк - около ста машин. Продуктовые фургоны, самосвалы, бортовые "зилки", фургончики "нысы" и "жуки". Плюс "Волга" директора и фургон технички. И за скобками - три автомобиля спецназначения, о которых не принято расспрашивать. Будка при воротах, проходная с турникетом.
   В будке при воротах я и сижу. Со мной находится сторож, а по вечерам сидит водитель дежурной технички, ждет, пока все вернутся в парк. Часов в десять ворота запираются; отпираются в четыре - выезжает хлебная машина. Радио, городской телефон. Телевизора, к счастью, нет.
   Сторож поддал сегодня с утра и прилег на диванчик. Сопит, похрапывает. Массивное красное лицо. По мясистому носу бродит муха. Сторож даже не шелохнется. Я представляю ощущение, которое испытываешь от прикосновения холодных, чуть влажных лапок мухи, и мне делается неприятно.
   Надо искать новую форму для своих повестей и рассказов. Бойкий стиль Житинского хорош, но мой внутренний компас указывает другое направление. Мой герой-рассказчик иного склада. Нельзя на электрогитаре играть фуги Баха.
   Ясное небо, ветерок, солнце.
   Вчера в Ленинграде было наводнение: 215 см выше ординара. Дамба пока не спасает. В Зеленогорске наломало ветром деревьев, посрывало хлипкие крыши. У нас на участке повалило декоративный заборчик из реек - перед туалетом.
   31 октября 1985 г. Зеленогорск, гараж.
   Дома я пишу (пытаюсь писать) повести и рассказы. В гараже записываю то, что видел или слышал. Вспоминаю, рассуждаю. Нечто среднее между дневником и записными книжками. Короче - творю в свободном полете.
   Пятидесятилетний экспедитор, зашедший к нам перекурить, рассказывал.
   С шести до девяти лет он блокадничал в Ленинграде в коммунальной квартире.
   У соседки-еврейки на руках было две дочки - пяти лет и трехмесячная малютка. В первую страшную зиму, когда кончилось грудное молоко, соседка положила меньшую между окон, чтобы она замерзла и уснула навеки. Утром она подошла к дочке и увидела парок из изо рта. Мать заплакала, внесла сверток в комнату и решила выхаживать.
   Выходила.
   Вся квартира знала об этой попытке матери.
   После войны сосед-пьяница много лет подряд тянул из матери деньги на выпивку, шантажировал, обещая рассказать дочери о блокадном случае. Муж погиб на фронте, жили бедно. Соседи молчали. Однажды дочка, уже заканчивающая школу, вышла на кухню, где пьяный сосед подступался к ее матери с очередным шантажом, и решительно объявила:
   - Мама, не смей давать ему деньги! Я все знаю! Я тебя не осуждаю. Наверное, ты была права.
   Мать с дочкой обнялись, разревелись.
   Несколько секунд слышались только всхлипывания и рыдания, шипела на сковородке картошка, соседки заморгали глазами, потянулись за платочками...
   Пьяница бочком двинулся к выходу, но его схватили за рубаху соседки и с проклятиями принялись лупить, чем попадя. Разбили об его голову даже бутылку с постным маслом...
   В одном из рассказов Чехова женщина говорит мужу:
   "У вас честный образ мыслей, и потому вы ненавидите весь мир. Вы ненавидите верующих, так как вера есть выражение неразвития и невежества, и в то же время ненавидите и неверующих за то, что у них нет веры и идеалов; вы ненавидите стариков за отсталость и консерватизм, а молодых - за вольнодумство. Вам дороги интересы народа и России, и потому вы ненавидите народ, так как в каждом подозреваете вора и грабителя. Вы всех ненавидите."
   Бывает, что и я живу по этой схеме.
   Иногда задаюсь вопросом: зачем писать? В очередной раз изобличить и наказать зло на бумаге? И мир станет чище и гуманнее? История человечества не подтверждает впрямую результативность писательства. Прав, очевидно, Борис Стругацкий: литературой мир не переделаешь.
   Вот сидит какой-нибудь писатель: долбает зло, высмеивает глупость, добро в его книге торжествует, герои благородны и решительны, бескомпромиссны и т.п. А потом идет пристраивать свою книгу в издательство и ведет себя как последнее ничтожество - прогибается перед власть имущими, лебезит с редакторами журналов и издательств, лжет, лицемерит... И вся его бумажная правда летит к черту.
   Такие вот дела...
   Собираюсь ехать под Ригу, в Дубулты, на семинар молодых фантастов. От Ленинграда едут трое: Андрей Смоляров, Коля Ютанов (будущий гений!) и я тот еще фантаст.
   Отдежурил сутки, сутки отдохнул, и теперь дежурю еще двое - зарабатываю отгулы для поездки на семинар.
   Ольга кашляет - бронхит. И бронхит затяжной, хронический. Это повергает меня в уныние: уезжать на две недели от хворающей жены - тоскливо.
   19 ноября 1985г. Зеленогорск, гараж.
   Сторож Володя Осипов, 1929 года рождения, блокадник: