Каралис Дмитрий Николаевич. Автопортрет

   Неожиданно позвонил Гена Григорьев, поэт. Сказал, что моя сумка с остатками вина и бумажником у него дома. Он забрал, чтобы я не потерял.
   - Спасибо, Гена! Оклемаюсь - заберу.
   Ольга принесла мне бидончик пива, я стал оживать. К середине дня картина несколько повеселела. Да, загул был, но таких загулов семь штук в неделю в нашем кафе. Ничего сверхъестественного. Завтра уже забудут. Еще раз звонил П-ов и нагонял жути: хмурого Горбовского видели в Секретариате, зачем ходил - непонятно, но не исключено, что по моему вопросу.
   Дня три я мандражировал, стыдно было. Еще Смоляров с Мариной приехали посидеть, отметить окончание романа. Андрей тоже подлил масла в огонь:
   - Да уж, все только об этом и говорят, - посмотрел на меня задорно.
   8-го марта я уже и в рот не брал.
   Сегодня с Ольгой сходили в бассейн, идем по Гаванской к дому. На трамвайной остановке стоит Горбовский - в очках, сером пальто, румяный, благодушный, волосы пятерней поправляет.
   Подхожу на дрожащих ножках:
   - Глеб Яковлевич, вы меня помните? Я недавно в Союзе писателей к вам в нетрезвом виде приставал... Простите великодушно, бес попутал... Роман закончил, напился... - Руку к груди прижал, голову склонил. - Простите, пожалуйста, хожу мучаюсь...
   - А, это вы, - говорит. - Да ладно, я уже забыл. Ладно, ладно... Извините, мой трамвай идет...
   На том и расстались. Гора с плеч упала. И сегодня целый день радостное настроение...
   20 марта 1989 г.
   У Казанского собора был митинг "ДС" - Демократического Союза. Ребята залезли на памятник Кутузову и развернули трехцветное русское знамя. 80 человек арестованы за нарушение общественного порядка.
   Ходили с Ольгой на "Зойкину квартиру" в Театр комедии. Мне не понравилось - действие затянуто.
   Вчера ездили с Максимом в ЦПКиО и Парк Победы. Развал полнейший. Парашютную вышку снесли, американские горы закрыты, чертова колеса нет и в помине. Скукота и уныние. Отстояли очередь, поели сырых чебуреков. Вход в ЦПКиО платный. Максим прокатился в повозке рядом с кучером, проехались на колесе обозрения, послушали лекцию об НЛО, посмотрели запуски кордовых моделей самолетов: один разбился на наших глазах.
   Зима удивительная - снег сошел еще в начале марта, плюсовая температура держится с февраля. За городом снег есть, но мало.
   1 апреля, 4 часа ночи.
   Проснулся, выпил полюстрово, выкурил на кухне сигарету.
   Снился мне отец, а потом Зеленогорск, куда мы решили завтра поехать. Александр Лурье читал вслух какую-то пьесу Булгакова, а мы с отцом слушали, и вот, в одном месте речь зашла о том, как Сатана соблазняет человека водкой, учит, как ее приготовить из подручных средств ( в "Первом винокуре" Л. Толстого есть такая сцена). И я заглядываю в текст, хочу подыграть Лурье. Отец недовольно останавливает меня: "Не мешай. Не лезь". Я говорю, что и не думал мешать, просто так заглядываю в текст. Лурье смотрит на нас и говорит, что сын лучше отца, он знает про нас все. Я ворчу, что такая постановка вопроса лишена смысла: всяк хорош по-своему, людей сравнивать нельзя и т.п. Мне неудобно перед отцом за сказанное Лурье.
   Потом снилось, что у соседей в Зеленогорске выстроена огромная теплица, а в нашей выросла трава выше человеческого роста, и я огорчаюсь и соображаю, что бы придумать, чтобы до конца лета заработать на урожае. Потом нахожу тлеющий на полу окурок, оставленный Вовкиной женой Татьяной, гашу его и показываю Татьяне: ты что, хочешь спалить дом? Она мямлит что-то в оправдание.
   26 марта состоялись выборы в народные депутаты. В Ленинграде все партийное руководство, включая 1-го секретаря Обкома, забаллотировано избирателями. Интересная пошла жизнь. На диво интересная. В магазинах ничего нет, но все равно интересно.
   Мой роман "Игра по-крупному" прочитан А. Житинским, и мне сообщено об этом с похвалою. Роман лежит в "Советском писателе" вместе с положительной рецензией и ждет прочтения редактором. Рецензию я еще не читал.
   Месяц я не писал - занимаюсь разной чепухой, включая обменные дела нам предложили 3-х комнатную квартиру на Малом проспекте, и мы подали документы на обмен.
   Пойду спать дальше.
   19 апреля 1989 г.
   Мы поменялись. Уже 10 дней как живем в трехкомнатной квартире площадью 42 кв. м на Малом пр., 80. У меня - кабинет с окном во двор, там сирень и милиция. Ольга купила по случаю в комиссионке двух-тумбовый стол за 40 рублей. Требуется реставрация столешницы, но терпимо.
   В Зеленогорске снега нет, тюльпаны зеленеют, бутончики прячутся в листьях. 15 марта поставили рассаду - 16 ящиков: капусту, помидоры, астру, бархатцы. Поставил рассаду и в торфяных горшочках на окне в кабинете - там солнце.
   В магазинах нет пленки. Пленки нет.
   Ремонт в квартире нужен, но нет сантехники. Ничего нет.
   Прочитал рецензию Житинского - тепло написано. Редакторша прочитала, сказала, что роман ей нравится, даст одобрение, деньги в мае.
   Кабинет не обжит, неуютно еще. Обживем. Главное, чтобы писалось. Боюсь, рассадный сезон не даст возможности, но буду пытаться.
   4 июня 1989 г. Зеленогорск.
   Не пишу. Думаю. После романа все кажется мелковатым.
   Ольга допродает рассаду. Весна ранняя. 930 руб. на сегодняшний день. Но деньги почему-то не радуют.
   17 июня 1989 г. Зеленогорск.
   Не пишу. Все еще думаю. А что думать-то? Писать надо.
   Приезжал на пару дней Вит. Бабенко из Москвы со старшим сыном Никитой. Жили в нашей квартире. Уехали на финском экспрессе из Зеленогорска. Съели по шашлыку, которые я приготовил, и отбыли. Виталий предложил мне открыть в Ленинграде представительство их издательского кооператива "Текст" и возглавить его. Я подумал и согласился. Посмотрим, насколько это серьезно.
   Кооперативу уже год, его учреждали братья Стругацкие, Кир Булычев и московский литературный молодняк - любители фантастики. В том числе Виталий - он директор. Они уже издали пару книг - "Глубокоуважаемый микроб или Гусляр в космосе" Кира Булычева и еще что-то. Есть представительство и в Таллине - его возглавляет Миша Веллер. Ба! знакомые все лица!
   На чай, мыло и стиральный порошок с 1-го июня ввели карточки. Это вдобавок к карточкам на сахар, которые действуют уже год. Хорошо живем...
   Скоро 40 лет. Вот ужас-то где...
   Бегаю. Но форму еще не обрел - был перерыв три месяца.
   30 августа 1989 г. Зеленогорск.
   Грустно. Лето кончилось.
   В середине июля - жаркого и голубого - я взялся строить отдельный вход с верандой. И сейчас сижу под ее крышей. Веранда отделана снаружи, но не доведена до конца внутри - нет материала.
   Приезжала Маришка, жила в Зеленогорске две недели. Я сделал им с Максимом чердачок с окнами на веранду. Мы сидели с Ольгой за столом, а их размытые стеклами физиономии мелькали наверху. У них там свои комнатки - они затащили спальный мешок, надувной матрас, лампу, помятый чайник, чашки, тарелки и целыми днями сидели там, устраивая меблировку и наводя уют. Ольга даже им туда обед передавала. На обрезках строганных досок они нарисовали экран телевизора с ручками, приемник, магнитофон и по очереди включали эту электронику.
   - Максим, включи "Утреннюю почту" по первой программе.
   - Нет, я хочу "Ну погоди!". Сейчас начнется.
   - Ну, хорошо, давай "Ну, погоди!" Седьмую серию...
   Грустно. И из-за того, что Маришка улетела, и потому что лето кончилось. А так же по причине 8 страниц текста, которые я только и сделал за все лето.
   Вчера ходили за грибами, принесли две корзинки. Я отобрал сыроежки и приготовил грибную солянку - с картошкой, корешками, морковкой, сметаной. И съел три порции: свою, добавку и доел порцию Максима.
   Купил у книжного магазина на Мойке "Лолиту" Набокова и прочитал.
   Набоков - мастер слова, художник, но как мало души в этом романе. Иногда, вынужденный водить читателя за нос (явно, что своего опыта общения с нимфетками у него не густо, и в подобной передряге он не бывал) - Набоков берет высотой языка и красотами стиля, скрывает провалы в психологии, и главные герои его - Лолита и Гумберт Гумберт - не видны, мне не хватает их жизненной выпуклости. Подобное я заметил и в "Приглашении на казнь", которое также купил на Мойке этим летом.
   В магазинах день ото дня все хуже и хуже. И такое ощущение, словно кто-то, неведомый и могущественный еще, злорадно потирает руки: "Вы хотели демократии, перестройки? А вот вам демократия - получите!"
   27 сентября 1989 года. Ленинград.
   Хороший сентябрь нынче: тепло, солнечно. Часто бываю в центре и брожу с удовольствием маршрутами моего героя Игоря Фирсова - Марсово поле, канал Грибоедова, Михайловский садик...
   Теперь у меня есть кабинет. Но не хватает того святого одиночества, когда начинает говорить душа. Суета. Сегодня, например, оклеивал обоями туалет, вчера приходил водопроводчик менять унитаз, позавчера привозили мебель и т.п. Суета эта загоняет душу во мрак, небытие, и только к ночи, когда не грохочут трамваи по Малому проспекту, душа подает свой слабый голос.
   Сегодня, листая старую записную книжку и перебирая альбомы с фотографиями (я укладывал их на новое место), я ужаснулся тому количеству ошибок, которое совершил к 40 годам. И той мерзости, что наделал людям.
   Список грехов составить, что ли? Полагаю, он уже составлен на небесах.
   Все равно стыдно...
   12 октября 1989 г. Дома.
   Сегодня снились удивительно красивые сны. Парашютные прыжки, драки с компанией малолеток, танки наезжали на меня и с визгом выдвигали стволы, чтобы придавить меня к стенке... И видел отчетливо даже шерсть на холке собаки. Картинки менялись с поразительной затейливостью, как в калейдоскопе. И все сны - цветные. Ничего подобного раньше не снилось. Накануне пил два дня по случаю выхода сборника "Точка опоры". Там мой рассказ "Случай с Евсюковым".
   15 октября 1989 г. Дома.
   Вчера в Доме писателя обмывали со Смоляровым выход моего рассказа. Мыслей было много, навалом. Сейчас все куда-то подевались. Выхаживаюсь. Сломал стенку запломбированного зуба, и об него оцарапал свой беспокойный язык. Ем с трудом, язык покрыт белым налетом. Но сегодня ночью проснулся с удивительно приятным ощущением в груди. Умиление чем-то необъяснимым. Может быть, от того, что вчера вечером был телевизионный сеанс экстрасенса Чумака?
   А сейчас - противно во рту, противно в душе, и Ольга спит на другом диване. Сижу в кабинете, слушаю "Радио "Свобода"- говорят про нашего бывшего тяжелоатлета, чемпиона мира Юрия Власова. Сейчас он политик и писатель.
   22 октября 1989 г.
   На выходные ездили в Зеленогорск. Посадили две яблоньки и малину. Копал грядки - до пота.
   Запомнилось. Я сидел на корточках в огороде, поднял голову и увидел: наш зеленый домик, голое рябиновое дерево с гроздьями ягод и синие тучи на севере.
   Вечером, прихватив Максимкиного приятеля Тарасика, ходили в сауну. Изумительно сходили: вода в бассейне прохладная, чуть обжигающая; пепси, которое сразу не проглотить; хрустящие румяные яблоки. Покой. И кожа еще долго оставалась теплой, пока мы добирались до дома через железнодорожные платформы и пили чай на веранде. И мелькнула мысль: запомнят ли пацаны этот поход в баню? И если запомнят, то как? Будут ли помнить меня, или только свистящую воду из шланга, которой они брызгались, и ледяные брызги из бассейна?
   23 октября 1989 г. Ночь.
   Не могу спать в кабинете - одолевают мелкие городские комары. В прежней квартире их почему-то не было, хотя мы жили напротив Смоленского кладбища камнем добросишь до оград. Сейчас у меня под окнами клены и серебристый тополь, садик. Оттуда, поди, и летят.
   Странное дело: обставил кабинет, развесил картины и картинки, за спиной - книжные стеллажи, рядом - шаляпинское кресло Ольгиной бабушки, на круглом столике телефон - а не пишется ни черта!
   А сегодня подумал, что столик на кухне, за которым я привык работать на прежней квартире, так и подманивает меня. И кухня кажется симпатичней буржуазного кабинета. Почему?
   Завтра идти в банк и милицию по делам регистрации представительства кооператива "Текст".
   24 октября 1989г.
   Сходил в банк и милицию. Банкирша сквозь зубы объяснила мне, как заполнить банковскую карточку. Выяснилось, что без печати не обойтись. В милиции отказали в разрешении на изготовление печати и штампа. Вы, дескать, не юридическое лицо. Листали закон о кооперации. Там запрета нет. Но нет и разрешения. А что не запрещено, то разрешено. Но милиция считает иначе. Она на страже закона. Только какого?... От, сволочи... Казалось бы - если мне для работы требуются печать и штамп, то какое ваше дело? Не мешайте кооперативу работать, не вмешивайтесь в его хозяйственную деятельность...
   Помыкаться, чувствую, еще придется.
   8 ноября 1988 г.
   Ноют зубы и челюсть. Недавно удалили зуб мудрости - думали, причина в нем, но легче не стало. Слабо-ноющая боль осталась. Боюсь онкологических причин - 9 ноября пойду на новый рентген. И вспоминаю Сашку Померанцева, беднягу, у которого тоже начиналось безобидно, а сейчас он инвалид 1-й группы, прикрепленный пожизненно к онкологическому диспансеру. Жуть.
   Никакой бодрости. Держится небольшая температура. Писать не могу: боящийся несовершен в любви. А без любви ничего стоящего не напишешь.
   23 ноября 1989 г.
   Замечаю, что в современной прозе слишком много материи. И мало духа. Я бы сказал так: мало Духа.
   Временами болит челюсть. Отдает в ухо. Неужели, рак? Боюсь идти к врачам. Нашелся знакомый стоматолог, посоветовал по телефону какие-то таблетки. Пью второй день - не помогает.
   Завтра собираемся в ресторан Дома журналистов - справлять грядущее сорокалетие. Читаю Петрарку - "Автобиографическую прозу", для укрепления духа.
   Вчера получил маленькую посылку из Венгрии, от Имре. Шла она ко мне через Москву с нарочным. Полагая, что в СССР все плохо, Имре прислал мне два тюбика зубной пасты, зубную щетку, мыло, дезодорант, сигареты и магнитофонную кассету с венгерскими песнями. Еще книгу Эрве Базена на русском языке - "И огонь пожирает огонь", изданную в СССР. Вот так.
   8 декабря 1989 г.
   Образ жизни - как у последнего идиота; сам себе противен. Нет тонуса. Болят зубы, и врачи не могут найти причины. Два зуба уже удалили.
   Мое сорокалетие затянулось - гости плановые и неплановые... Жуть!
   Писать не могу (или не хочу?). Замечаю, что смотреть телевизор и читать газеты интереснее, чем писать.
   Ольга с Максимом постоянно дома, и уединенность моего кабинета, в котором все слышно, даже как жарится на кухне картошка, - весьма относительна. И еще эти ноющие зубы. Просто срам, а не образ жизни. Если бы писалось запоем, все ушло на второй план. Но все кажется мелким в сравнении с тем, что происходит в Европе и у нас.
   Не бегаю и не закаляюсь давно. Стоит побыть на улице, а потом зайти в тепло, как зубы начинают ныть и ноют весь день.
   Прочитал "Братьев Карамазовых", "Белую гвардию", "Мастера и Маргариту", В. Брюсова (прозу), Ф. Петрарку, К. Воннегута и еще много всего.
   Я писатель или читатель?..
   Разговор в Союзе писателей:
   - Ты записался в "Содружество"?
   - Мне писать надо, а не записываться.
   1990 год
   Блокнотик с рисунком Клодтовского коня на Аничковом мосту. Надпись "Ленинград" в виньетках.
   1 января 1990 года.
   Первый день Нового года. Максим с Маришкой завтракают и смотрят детский фильм по телевизору. Снегу мало. Бесцветная речь Горбачева вчера по ТВ.
   Стол: колбаса твердого копчения, салат оливье (Ольга так называет, для меня - просто мясной), рыба под майонезом (Маришка привезла из Мурманска треску), жареные в духовке курицы, свекла тертая с чесноком, грибы соленые, пироги двух видов, красная икра(!), конфеты, сухое вино, полюстрово (с сиропом) и бутылочный квас, который я открыл, залив полскатерти. Есть и водка, которую мы не пили.
   Шампанского нет. Магазины пустые. Продукты к столу запасали долго и запасли по счастливому совпадению.Звонили: Спичка, Андреев Саша, Митя Кузнецов, Смоляров (дважды, последний раз в 7 утра, когда мы уже спали вторично поздравлял с Новым годом). И я позвонил некоторым людям.
   Унылые праздники, это признают все. Даже Ольга волнуется: что ждет нашу страну дальше? Вчера с детьми нашли на окне в парадной записку: "Лопушок, я побежала за сосисками. Скоро не жди. Груша". И весь вечер на разные лады со смехом вспоминали эту страшную, в общем-то, записку.
   1 января, вечер.
   Пару часов назад обнаружил на правой нижней челюсти, там где был удаленный зуб, безболезненное вздутие. И сразу испортилось настроение до тоски. И не болит при нажатии - вот, что плохо.
   Сегодня гулял с детьми. Ходили в часовню Ксении Блаженной на Смоленском, ставили свечи.
   Десять лет назад, когда я только ухаживал за Ольгой, мы ходили вечерами гулять на Смоленское и целовались у тогдашних развалин этой часовни - я и понятия не имел, что там погребена Ксения Блаженная Петербургская. Помню, что стояли стены с провалившейся крышей, искореженная ограда, обломки кирпичей под ногами... Теперь часовня восстановлена - стены бледно-салатного цвета, и она видна издалека. В те годы на Смоленском только два места содержались в исправности: церковь и могила родителей Косыгина. Напротив последней стоял вагончик с милицейским постом, откуда слышалась музыка и вываливались пьяные милиционеры и девки. Мы с Ольгой бродили по кладбищу и разглядывали старинные склепы и надгробия.
   Потом я свел детей в кино - на американский фильм "Полет навигатора", про летающую тарелку. Прекрасные съемки. Гуляли по берегу Финского залива около Морского вокзала и даже по самому заливу - прошлись по льду до рыбаков.
   Тоска. Надо опять идти к врачу.
   4 января 1990 г., вечер.
   Врачи ничего толком не говорят. Направили на консультацию в поликлинику от 1-го Медицинского института, там, где раньше был Дом искусств или Дворец Литераторов - черт его знает, забыл. Там, где нынче кинотеатр "Баррикада". Когда-то, в 20-х годах, там жили в общаге наши будущие знаменитые писатели, а еще раньше стоял один из первых царских дворцов в Петербурге - деревянный, построенный Елизаветой. Вот в этом бывшем дворце и бывшей литобщаге я и просидел на деревянном коробе, что закрывает отопительные трубы, около сорока минут. Потом пришла нянечка и сказала, что врача не будет - она повредила ногу по дороге на работу.
   "У каждого врача свое кладбище", - сказала медсестра. Веселенькие, бодрящие разговоры.
   Теперь - вторник. Ждать еще четыре дня.
   Ходили в Александро-Невскую лавру. Черные тени снежинок в свете фонарей. Тень появляется при подлете снежинки к белой дорожке.
   Дела моего представительства налаживаются. Печать мне все-таки разрешили иметь - это стоит портфель книг. Открыл расчетный счет. Взял бухгалтера. Взял зама и помощника - Сашу Андреева. Буду издавать Житинского - короткие рассказы и миниатюры, не вошедшие в прежние книги. Их не пустили - слишком абсурдны и замысловаты показались.
   Семинар Стругацкого воспринял мой выбор автора болезненно. Почему Житинский, а не молодые семинаристы? Смоляров, похоже, обиделся всерьез. Стругацкий без претензий - даже разговора на эту тему не было.
   8 января, утро.
   Сегодня еду на встречу со снабженцем. Должны привезти из Лесогорска образец бумаги. Встреча - в моей бывшей школе на углу 6-й Советской и Дегтярной.
   В субботу ездил в стол заказов на Литейный за дефицитом для поставщиков. Как я вышел на стол заказов - отдельная история. Перебирал потом на кухне реликтовые продукты и пускал слюнки: икра, крабы, сервелат, столичная водка на винте... Потом договорился с мясником и купил 17 кг отборного мяса. Часть заберет с собою в Мурманск Маришка. Она пришла с гулянья и первым делом спросила: "А мясо купил? Где оно?"
   12 января 1990 г. Вечер.
   Был в 1-ом Медицинском институте на кафедре челюстно-лицевой хирургии. Консилиум переговаривался за дверью, а я пытался подслушивать. Диагноз мне поставили под вопросом: воспаление тройничного нерва. Зубы, оказывается, не при чем. Застудился, очевидно, бегая. Слов нет печатных! Удалили четыре здоровых зуба - и спросить не с кого!
   Назначили процедуры - там же, на кафедре. Ходить каждый день. Сегодня уже сидел, опутанный проводами в присутствие хорошенькой лаборантки. Даже пытался шутить с ней. После процедуры она спросила: "Стало легче? Не так уже болит?" Мне показалось, что и впрямь легче, я кивнул. А вышел на мороз, и снова заныла челюсть.
   "Давай, татарин, вези! - понукал свой "Камаз" водитель на подъеме в гору. - Вези, татарское отродье!" Мы везли с ним 7 тонн бумаги в ролях из Лесогорска.
   Я надеялся, что за две сумки деликатесов мне отдадут хотя бы часть денег. Хрен в нос! Сказали спасибо. Но зато бумага есть.
   17 января 1990г.
   Ехал сегодня в автобусе, сзади внучка разговаривала с бабушкой. Голосок - ангельский. Лет пяти. Едем мимо Балтийского завода.
   Бабушка:
   - Вот здесь я проработала тридцать девять лет.
   Внучка, помолчав:
   - Тебе трудно было?
   Бабушка, подумав, отвечает сдавленным голосом:
   - По разному бывало.
   Внучка, после паузы, задумчиво:
   - Тридцать девять лет - это много...
   Я читал. Обернуться хотелось, но не решился. Оставил это на потом беглый взгляд при выходе. Но не получилось -заторопился к дверям и забыл. И вспоминал несколько раз за день этот ангельский голосок с раздумчивой интонацией, даже сочувствующей: "Тебе трудно было?.."
   Сегодня сдал в типографию оригинал-макет книги Житинского "Седьмое измерение". И его приняли. А месяц назад не принимали, и я натерпелся позора. Но сегодня взял реванш.
   Дело было так. Прихожу месяц назад в производственный отдел. Сидит могучая тетя с прорабским голосом по фамилии Миловидова.
   - Здрасьте, мы хотим у вас книгу заказать.
   - Какую?
   - Сборник прозы Александра Житинского. Короткие новеллы, миниатюры... Семь авторских листов.
   Она смотрит на меня с легкой досадой.
   - Какого формата?
   - Такая, - говорю, - небольшая. Вот, типа этой... - Взял у нее со стола книжку, показываю.
   - Вы кто?
   - В каком смысле?
   - Вы редактор, издатель? Или кто?..
   - Издатель... Кооператив "Текст", ленинградское представительство...
   - А у вас есть кто-нибудь, кто в полиграфии понимает? - Не скрывая раздражения, потрясает книжкой, которую я показал в качестве образца. "Типа этой"! Вы должны мне хотя бы все выпускные данные назвать! И спецификацию составить! Развелось кооперативщиков... Присылайте специалиста - поговорим.
   Ушел с позором. Она мне даже до свидания не сказала.
   Где я специалиста найду? Если и найду, ему платить надо. А на счете копейки, остатки того, что Москва прислала. Зарплата моя на деликатесы ушла. Наискосок от типографии - магазин "Старая книга". Купил "Справочник технического и художественного редактора" Гиленсона и стал изучать, как к экзамену. Некоторые определения и таблицы выписал и дома развесил. Зубрю каждый день: полиграфический формат, кегль, полосы, спуски, титул, шмуц-титул, формат полосы набора, виды переплетов, отстав, лидерин, каптал...
   И вот сегодня взял реванш. Написал заявку, спецификацию, взял оригинал-макет, который Жора Светозаров с техредом подготовили. Надел очки с дымкой, костюм с галстуком - пошел.
   Сидит та же Миловидова.
   - Хотим у вас книгу заказать. Брошюру подъемкой, формат восемьдесят четыре на сто восемь в тридцать вторую долю, объем сто сорок полос десятым кеглем, бумага на блок - семьдесят граммов плотностью, на обложку - сто сорок. Обложка в четыре цвета... Два шмуц-титула...
   Она рукой махнула.
   - Спецификация есть? Давайте.
   Полистала, похмыкала.
   - "Текст"... От вас уже приходил какой-то чудак... - Смотрит на меня задумчиво. - Блеял тут что-то...
   - Да, - говорю, - случайный был человек. Мы его уволили...
   - Идите к экономистам в соседнюю комнату, вам там все обсчитают. Но быстро не сделаем - месяца через два, не раньше...
   Позвонил сегодня Житинскому - обрадовал. Он сказал, что боится верить в такие сроки - 2 месяца! Я и сам боюсь.
   Вышла рецензия на "Точку опоры" в "Ленинградском рабочем". И обо мне похвально говорится там. Рецензия называется "Задержавшиеся и задержанные". Это, стало быть, про наше поколение.
   15 февраля 1990 г.
   М. Горбачев хочет стать президентом. На Пленуме ЦК признана (теоретически) многопартийность и ошибочность 6-й статьи Конституции.
   В Душанбе беспорядки: убитые, раненые.
   Трясет страну, лихорадит. И меня лихорадит вместе со всеми.
   28 февраля уехал в Москву. Уехал прямо со 2-й Советской, где отмечали день памяти Феликса.
   Молодцов весь вечер ругал интеллигенцию и заступался за аппарат. "Да это же труженики! - рычал он. - У них ничего, кроме госдачи, нету. Вы думаете зачем эти лаборанты и мэнээсы во власть лезут? О народе они думают? Они о себе думают! А что они могут? "А потом подарил Максиму паркеровскую ручку, которой я сейчас пишу. Я выменял ее на нашу ручку и две жвачки "дональдс". Он доволен, и я доволен.
   Я понимаю Молодцова - он порядочный человек, трудяга; спина у него прямая. Его в партию всем трестом загоняли - он отбрыкивался; и даже отмахивался стульями (было и такое на одном банкете, замахнулся на секретаря парткома стулом, а потом швырнул в угол и ушел). И ему обидно видеть, как молодые политики обходят хозяйственников. Хозяйственник, если обещает, должен сделать; задача политика - как можно больше обещать.
   Заходил к Александрову Коле в "Известия". На Пушкинской площади развешены листовки и самодельные газеты. Дацзыбао советского производства. Народ толпится. Читают, обсуждают.
   "Текст" процветает: выпустили 13 книг. Хорошие книги. И всего за год. Кое-что и я там купил.
   Ехал обратно на хельсинском поезде, заплатив за билет 20 руб. при стоимости 12; брал у проводника. Ужинал в ресторане. Армянин с развязными манерами, которого я принял за фарцовщика, оказался подданным Финляндии. Женат на финке. Коммерсант.