сумма взаимных расчетов наших банков, составившая тридцать семь
миллиардов долларов, была достаточной, чтобы выкупить все облигации
займа Свободы, имевшиеся в стране.
Однако, друзья, хотя мы очень гордимся изумительными успехами
нашей промышленности и тем, что город является одним из крупнейших
центров медицины, искусства и образования в нашей стране, мы испытываем
еще большую гордость оттого, что в Филадельфии насчитывается больше
частных жилых домов, чем в любом другом городе мира. Мы имеем в
Филадельфии 397000 домов, и если поставить эти дома в один ряд на
двадцатипятифутовых участках, то этот ряд протянется от Филадельфии
через зал схездов в Канзас-Сити, где мы находимся, до Денвера, то есть
на 1881 милю.
Но особое ваше внимание я хочу привлечь к тому важному факту, что
десятки тысяч этих домов принадлежат трудящимся нашего города и
населены ими, а когда человеку принадлежит земля, на которой он живет,
и крыша над его головой, то никакие импортные политические болезни не
смогут заразить этого человека.
Филадельфия не является подходящей почвой для европейского
анархизма, потому что наши дома, учебные заведения и наша колоссальна
япромышленность созданы тем самым истинно американским духом, который
родился в нашем городе и служит наследием наших предков. Филадельфия -
это мать нашей великой страны, это подлинный исток американской
свободы. Это город, где был изготовлен первый американский флаг;
город, где заседал первый конгресс Соединенных Штатов; город, где
подписана Декларация независимости; город, где Колокол свободы, самая
чтимая реликвия Америки, вдохновил десятки тысяч наших мужчин, женщин и
детей. Поэтому мы считаем, что выполняем священную миссию,
заключающуюся не в поклонении золотому тельцу, а в распространении
американского духа и в сохранении горящим факела свободы, чтобы, с
соизволения Всевышнего, правительство Вашингтона, Линкольна и Теодора
Рузвельта могло быть вдохновением для всего человечества".
Давайте проанализируем эту речь. Давайте посмотрим, как она
построена, благодаря чему она производит впечатление. Прежде всего в
ней есть начало и концовка. Это достоинство встречается редко, реже,
чем вы, может быть, склонны думать. Она начинается и неуклонно движется
вперед, как стая диких гусей в полете. В ней нет лишних слов, оратор не
теряет даром времени.
В ней есть свежесть, индивидуальность. Оратор начинает с того, что
говорит о своем городе то, чего другие ораторы, возможно, не могут
сказать о своих городах; он указывает, что его город является колыбелью
всей страны.
Он говорит, что это один из крупнейших и красивейших городов мира.
Однако такое заявление могло быть общей фразой, банальностью. Само по
себе оно не произвело бы особого впечатления. Оратор понимал это и
поэтому дал своим слушателям возможность ясно представить себе размеры
Филадельфии, сказав, что она занимает территорию, равную "территории
Милуоки и Бостона, Парижа и Берлина, вместе взытых". Это нечто
определенное, конкретное. Это интересно. Это поражает. Это
запоминается. Это доводит мысль до сознания лучше, чем целая страница
статистических данных.
Потом оратор заявляет, что Филадельфия "известна всюду как великая
мастерская мира". Это звучит как преувеличение, не так ли? Похоже на
пропаганду. Если бы он сейчас же перешел к следующему пункту, он бы
никого не убедил. Но он не поступил так. Он остановился для
перечисления товаров, по производству которых Филадельфия стоит на
первом месте в мире. Это шерстяные, кожаные изделия, трикотаж,
текстильные товары, фетровые шляпы, скобяные изделия, станки,
аккумуляторы, стальные суда.
Это не очень похоже на пропаганду, не правда ли?
Филадельфия выпускает "по паровозу каждые два часа - днем и ночью,
- и больше половины населения нашей великой страны ездит в трамваях,
построенных в городе Филадельфии".
"А я и не знал этого, - подумает слушатель. - Может быть, и я ехал
сегодня в таком трамвае. Надо будет завтра посмотреть и узнать, где мой
город покупает трамвайные вагоны".
"Тысячу сигар в минуту, - продолжает оратор, - ...две пары
чулочных изделий на каждого мужчину, каждую женщину и каждого ребенка
нашей страны".
Это производит еще большее впечатление. "Может быть, мои любимые
сигары тоже делаются в Филадельфии... и носки, которые я ношу?.."
Что делает теперь оратор? Возвращается к вопросу о размерах
Филадельфии, затронутому ранее, и приводит факты, о которых он забыл?
Ничего подобного. Он говорит на одну тему, пока не кончит с ней, и ему
незачем уже к ней возвращаться. За это мы вам благодарны, господин
оратор. Ибо слушатель совершенно сбивается с толку, в его голове
возникает полная неразбериха, если докладчик перескакивает с одного
вопроса на другой и возвращется обратно, когда он мечется подобно
летучей мыши в сумерки. Но многие ораторы говорят именно так. Вместо
того чтобы освещать вопросы в порядке 1, 2, 3, 4, 5, они действуют как
капитан футбольной команды, выкрикивающий номера - 27, 34, 19, 2. Нет,
даже хуже этого. Их порядок бывает такой: 27, 34, 27, 19, 2, 34, 19.
Наш оратор идет напрямик, укладываясь в свое время, не
задерживаясь, не возвращаясь назад, не отклоняясь ни вправо, ни влево,
подобно одному из тех паровозов, о которых он упоминал.
Но вот он подошел к самому слабому месту все речи: Филадельфия,
заявляет он, "является одним из крупнейших центров медицины, искусства
и образования в нашей стране". Он только декларирует это и тут же
поспешно переходит к чему-то другому. Всего лишь двенадцать слов
отпущено на то, чтобы оживить этот факт, сделать его ярким, закрепить
его в памяти. Всего двенадцать слов затеряны, утоплены в одной фразе
из шестидесяти пяти. Это не годится, безусловно, не годится.
Человеческий мозг не действует подобно стальному капкану. Оратор
посвятил этому вопросу так мало времени, говорил так общо, так
неопределенно, он дает почувствовать, что сам мало заинтересован этим,
и впечатление, произведенное на слушателя, почти равно нулю. Что он
должен был бы сделать? Он понимал, что мог бы развить эту тему,
применив тот же метод, который он только что использовал, показывая,
что Филадельфия является мастерской мира. Он это знал. Но он знал и то,
что идет соревнование, хронометр пущен, в его распоряжении пять минут,
и ни секунды больше. Поэтому ему оставалось смазать либо этот вопрос,
либо другие.
В Филадельфии "больше частных жилых домов, чем в любом другом
городе мира". Как оратор добился того, что это заявление произвело
впечатление, стало убедительным? Во-первых, он привел цифру: 397000.
Во-вторых, он придал этой цифре наглядность: "Если поставить эти дома в
один ряд на двадцатипятифутовых участках, то этот ряд протянется от
Филадельфии через зал съездов в Канзас-Сити, где мы находимся, до
Денвера, то есть на 1881 милю".
Слушатели, вероятно, забыли названную им цифру еще до того, как он
закончил фразу. Но забыли ли они нарисованную им картину? Это почти
невозможно.
Вот то, что касается холодных, материальных фактов. Но не на них
расцветает красноречие. Этот оратор стремился создать подъем, затронуть
сердца, зажечь чувства. И вот в заключение он переходит к вопросам,
вызывающим эмоции. Он говорит о том, что означает владение этими домами
для жителей города. Он превозносит Филадельфию как "подлинный исток
американской свободы". Свобода! Волшебное слово, слово, полное чувства,
чувства, за которое миллионы людей отдали свои жизни. Эта фраза хороша
сама по себе, но она делается в тысячу раз лучше, когда оратор
подкрепляет ее конкретными ссылками на исторические события и
документы, дорогие, священные для сердец его слушателей...
"Это город, где был изготовлен первый американский флаг; город,
где заседал первый конгресс Соединенных Штатов; город, где подписана
Декларация независимости... где Колокол свободы... вдохновил...
выполняем священную миссию, заключающуюся... в распространении
американского духа... сохранении горящим факела свободы, чтобы, с
соизволения Всевышнего, правительство Вашингтона, Линкольна и Теодора
Рузвельта могло быть вдохновением для всего человечества". Это
подлинная кульминация речи!
Вот и все о построении этой речи. Но как ни хороша речь с точки
зрения композиции, она все же могла быть неудачной, легко могла не
произвести никакого впечатления, если бы она была произнесена
равнодушно, без воодушевления, вяло. Но оратор произнес ее так же, как
он ее построил, - с чувством, с подъемом, порожденными глубочайшей
искренностью. Не приходится поэтому удивляться тому, что он получил
первую премию и ему был присужден кубок Чикаго.
Как строил свои речи доктор Конуэлл
Как я уже говорил, не существует безошибочных правил, могущих
решить вопрос о наилучшем построении речи. Не существует чертежей, схем
или рецептов, подходящих для всех речей или для большинства их. Однако
мы приведем несколько планов выступлений, которые могут быть применены
в некоторых случаях. Покойный доктор Рассел Х. Конуэлл, автор
знаменитой книги "Акры алмазов", сказал мне однажды, что он строил
многие из своих бесчисленных публичных выступлений по следующему
принципу:
1. Изложение фактов.
2. Высказывание соображений, вытекающих из них.
3. Призыв к действиям.
Многие считают весьма целесообразным и вдохновляющим такой план:
1. Продемонстрировать нечто плохое.
2. Показать, как исправить это зло.
3. Просить о сотрудничестве.
Или можно представить иначе:
1. Вот положение, которое нужно исправить.
2. Нам следует сделать для этого то-то и то-то.
3. Вы должны помочь по таким-то причинам.
Можно предложить и другой план речи:
1. Добиться интереса и внимания.
2. Завоевать доверие.
3. Изложить ваши факты, разъяснить слушателям достоинства вашего
предложения.
4. Привести убедительные мотивы, побуждающие людей действовать.
Как строили свои речи знаменитые люди
Бывший сенатор Альберт Дж. Беверидж написал небольшую, очень
полезную книжку, озаглавленную "Искусство говорить публично".
"Оратор должен владеть темой, - пишет этот заслуженный
политический деятель. - Это означает, что все факты должны быть
собраны, систематизированы, изучены, переварены, причем они должны
освещать явление не только с одной стороны, но и с другой, а также со
всех сторон. Надо быть уверенным в том, что это действительно факты, а
не предположения или недосказанные утверждения. Ничего не принимайте на
веру.
Поэтому надо проверять и уточнять все данные. Это, безусловно,
означает необходимость тщательной исследовательской работы, ну и что из
того? Разве вы не намерены информировать, обучать своих сограждан,
давать им советы? Разве вы не хотите стать авторитетом?
Собрав и осмыслив факты по тому или иному вопросу, решите для
себя, на какой вывод они наталкивают. Тогда ваша речь приобретет
оригинальность и силу воздействия - она будет энергичной и неотразимо
убедительной. В ней будет отражена ваша личность. Затем изложите свои
мысли письменно как можно яснее и логичнее".
Другими словами, подберите факты, всесторонне отражающие явление,
а затем найдите вывод, который эти факты делают ясным и определенным.
Когда Вудро Вильсона попросили рассказать о его методах, он
ответил:
- Я начинаю с перечня вопросов, которые я намерен осветить,
осмысливаю, рассматриваю их в естественной взаимосвязи, - таким образом
получается костяк выступления. Потом я стенографически это записываю. Я
привык всегда делать стенографические записи, ибо это экономит много
времени. Затем я сам перепечатываю текст на машинке, меняя фразы,
выправляя слог и добавляя материал по ходу работы.
Теодор Рузвельт подготавливал свои выступления в характерной
рузвельтовской манере: он подбирал все факты, изучал их, оценивал,
определял их значение и делал выводы - и совершал это с чувством
непоколебимой уверенности.
Потом, имея перед собой блокнот с заметками, он начинал диктовать
и диктова свою речь очень быстро, чтобы в ней была непосредственность,
напористость и живость. Затем он прочитывал перепечатанный текст,
правил его, вносил дополнения, что-то вычеркивал, делал множество
карандашных пометок и диктовал еще раз. "Я никогда ничего не добивался,
- говорил он, - без упорного труда, без напряжения всех моих умственных
способностей, без тщательной подготовки и долгой предварительной
работы".
Он часто приглашал критиков послушать, как он диктует, или же
читал им вслух тексты своих речей. Он отказывался обсуждать с ними
правильность того, что он говорил. К тому времени его решение было уже
принято, и принято бесповоротно. Он просил советов не о том, что
говорить, а о том, как сказать это. Снова и снова он перечитывал
машинописные странички, сокращал, правил, улучшал. Таковы были тексты
его речей, напечатанные в газетах. Разумеется, он не заучивал их
наизусть. Выступая, он импровизировал, и зачастую его устное
выступление кое-чем отличалось от опубликованного и отредактированного
текста. ОДнако диктовка и правка были прекрасной подготовительной
работой. Благодаря этому он хорошо усваивал материал и
последовательность его изложения. Это придавало его выступлениям
плавность, отточенность, вселяло уверенность в себе, и вряд ли можно
было бы приобрести все это иным образом.
Английский физик сэр Оливер Лодж говорил мне, что, диктуя тексты
своих докладов (диктуя сначала основные тезисы, потом развивая их и,
наконец, наговаривая точно в таком виде, как он излагал их слушателям),
он нашел прекрасный способ подготовки и упражнения.
Многие из тех, кто изучает ораторское искусство, считает
поучительным записывать свои выступления на магнитофонную пленку и
затем прослушивать себя. Поучительно? Да, поучительно, но боюсь, что
порой прослушивание записи может вызвать разочарование. Вместе с тем
это весьма полезное упражнение, я его рекомендую.
Метод предварительной записи того, что вы собираетесь сказать,
заставит вас думать. Это внесет ясность в ваши мысли, закрепит их в
вашей памяти, сведет к минимуму непоследовательность вашего мышления,
увеличит запас слов.
Бенджамин Франклин рассказывает в своей "Автобиографии" о том, как
он улучшал свой слог, вырабатывал легкость в выборе слов, научился
упорядочению своих мыслей. Его жизнеописание - классическое
литературное произведение, но в противоположность большей части
классических произведений оно читается легко и с большим интересом. Его
можно считать образцом простого и ясного английского языка. Каждый, кто
хочет стать оратором и литератором, прочитает его с пользой и
удовольствием. Думаю, что вам понравится выдержка, которую я привожу
ниже:
"Примерно в это время мне попался в руки разрозненный том
"Зрителя" (1). Это был том третий. До сих пор я еще не видел ни одного.
Я купил его, неоднократно перечитывал от корки до корки и был от него в
совершенном восхищении. Слог показался мне бесподобным, и я решил,
насколько возможно, ему подражать. С этой целью я взял некоторые очерки
и кратко записал смысл каждой фразы, затем я отложил их на несколько
дней, а потом попытался восстановить текст, не заглядывая в книгу и
излагая смысл каждой фразы так же полно и подробно, как в оригинале,
для чего я прибегал к таким выражениям, которые мне казались уместными.
Затем я сравнил своего "Зрителя" с подлинником, обнаружил некоторые
свои ошибки и исправил их. Но оказалось, что мне не хватало то ли
запаса слов, то ли умения их употреблять; последнее, как я полагал, я
мог приобрести, если бы продолжал писать стихи; ведь постоянные поиски
слов одинакового значения, но различной длины, которые подошли бы под
размер, или различного звучания - для рифмы принудили бы меня
непрерывно искать разнообразия, а кроме того, все эти разнообразные
слова закрепились бы у меня в уме, и я был бы над ними хозяином. Тогда
я взял некоторые из напечатанных в "Зрителе" историй и переложил их в
стихи; когда же я как следует забыл прозаический оригинал, то принялся
вновь переделывать их в прозу.
Иногда я в беспорядке перетасовывал свои конспективные записи и
через несколько недель пытался расположить их наилучшим образом, прежде
чем составлять законченные фразы и дописывать очерки. Это должно было
-----------------------------------------------------------------
(1) "Зритель" (The spectator) - нравственно-сатирический журнал Дж.
Аддисона и Р. Стиля - известных журналистов эпохи раннего английского
Просвещения. - Выходил с марта 1711 по декабрь 1712 года. - Прим. ред.
научить меня упорядоченному мышлению. Сравнивая затем свое сочинение с
оригиналом, я находил множество ошибок и исправлял их; но иногда я
льстил себя мыслью, что в некоторых незначительных деталях мне удалось
улучшить изложение или язык, и это заставляло меня думать, что со
временем я, пожалуй, стану неплохим писателем, к чему я всячески
стремился".
Раскладывайте пасьянсы из ваших записей
В предыдущей главе вам рекомендовалось вести записи. Записав на
клочках бумаги различные мысли и примеры, раскладывайте из них пасьянсы
- получится несколько пачек по отдельным вопросам. Эти пачки будут
приблизительно представлять основные темы вашего выступления. Затем
разделите каждую пачку на несколько меньших. Отбросьте мякину, пока у
вас не останется лишь самое лучшее зерно - и даже часть зерна придется,
вероятно, отложить в сторону и оставить неиспользованной. Ни один
человек, работающий как следует, не в состоянии использовать в
выступлении больше нескольких процентов собранного материала.
Не следует прекращать процесс пересмотра и отбора до тех пор, пока
речь не произнесена, и даже после этого вполне возможно думать о
поправках, улучшении и дополнительной отделке, которые следовало бы
произвести.
Заканчивая свое выступление, хороший оратор обычно убеждается в
том, что существовали четыре варианта его речи: тот, который он
подготовил, тот, который он произнес, тот, который помещен в газетах, и
тот, который ему представляется по пути домой и который он хотел бы
произнести.
Надо ли пользоваться записями во время выступления
Хотя Линкольн прекрасно умел говорить экспромтом, он, став
президентом, никогда не выступал, даже в неофициальном порядке, перед
членами своего кабинета, не подготовив предварительно тщательно
разработанный письменный текст. Разумеется, речи при вступлении в
должность президента он должен был читать. Точные формулировки
исторических государственных документов такого характера имеют слишком
важное значение, чтобы можно было допустить какую-либо импровизацию. Но
в Иллинойсе Линкольн никогда не пользовался во время выступлений даже
заметками. "Они всегда утомляют и смущают слушателя", - говорил он.
И кто может возразить ему? Разве чтение по бумажке не уничтожает
примерно половину вашего интереса к выступлению? Разве оно не нарушает
или, во всяком случае, не затрудняет столь ценный контакт, близость,
которые должны существовать между оратором и его слушателями? Разве оно
не создает противоестественную атмосферу? Разве слушатели не перестают
верить в то, что оратор обладает уверенностью в себе и резервом знаний,
которыми он должен обладать?
Повторяю, делайте записи во время подготовки - подробные,
обширные. Возможно, вы пожелаете обратиться к ним, когда станете
репетировать свою речь. Возможно, вы будете чувствовать себя лучше,
если они будут лежать у вас в кармане, когда вы предстанете перед
аудиторией. Однако, подобно молотку, пиле и топору в пульмановском
вагоне, они должны быть аварийными инструментами, которыми пользуются
лишь в случае столкновения поездов, крушения, угрозы гибели и
катастрофы.
Если уж вам непременно нужна шпаргалка, пусть она будет как можно
более краткой, и напишите ее крупными буквами на большом листе бумаги.
Затем приходите пораньше туда, где вы будете выступать, и спрячьте ваши
записи за какими-нибудь книгами на столе. Заглядывайте в них, когда вам
это необходимо, но старайтесь скрыть вашу слабость от слушателей.
Однако, невзирая на все сказанное здесь, бывают случаи, когда
разумно пользоваться записями. Например, некоторые люди во время своих
первых выступлений так сильно волнуются и теряются, что совершенно
неспособны удержать в памяти подготовленную речь. Что получается? Они
отклоняются от темы, забывают материал, тщательно отрепетированный, то
есть сбиваются с проезжей дороги и увязают в болоте. Вот таким людям
следует во время первых выступлений держать в руке несколько весьма
кратких заметок. Ребенок хватается за мебель, когда начинает учиться
ходить, но делает это недолго.
Не заучивайте текст дословно
Не надо читать речь по бумажке и не надо пытаться заучивать его
наизусть слово в слово. Это отнимает много времени и чревато бедой. Все
же, несмотря на такое предупреждение, некоторые из тех, кто читает эти
строки, будут пытаться сделать это. И что же, о чем они будут думать,
начав говорить? О теме своего выступления? Нет, они будут пытаться
вспоминать в точности все фразы. Они будут думать о написанном тексте,
вывернув наизнанку обычный процесс человеческого мышления. Все
выступление будет натянутым, холодным, бесцветным, в нем не будет
ничего человеческого. Прошу вас, не тратьте зря время и энергию на
такое бесполезное занятие.
Ведь когда вам предстоит важный разговор делового характера, разве
вы садитесь и заучиваете наизусть то, что вы будете говорить? Конечно,
нет. Вы обдумаете вопрос до тех пор, пока главные мысли не станут для
вас совершенно ясными. Вы, может быть, сделаете несколько заметок и
зяглянете в некоторые документы. Вы скажете себе: "Я выдвину такие-то
положения. Я скажу, что надо сделать то-то по таким-то причинам..."
Потом вы перечислите самому себе доводы и проиллюстрируете их
конкретными примерами. Разве не так вы готовитесь к деловому разговору?
Почему же не применить тот же самый, основанный на здравом смысле метод
при подготовке публичного выступления?
Генерал Грант в поселке Аппоматтокс
Когда Ли выразил желание, чтобы Грант изложил письменно условия
капитуляции, командующий вооруженными силами Федерации обратился к
генералу Паркеру и попросил дать ему письменные принадлежности. "Когда
я прикоснулся пером к бумаге, - пишет Грант в своих "Мемуарах", - я не
знал, с какого слова начать. Я знал только, что именно я имею в виду, и
хотел выразить это ясно, чтобы не было никаких недоразумений".
Генерал Грант, вам не надо было знать, с какого слова начать. У
вас были мысли. У вас были убеждения. У вас было нечто такое, что вы
очень хотели сказать, и сказать ясно. В результате ваши обычные слова
вылились на бумагу без особых усилий. То же самое относится к любому
человеку. Если вы в этом сомневаетесь, сбейте человека с ног. Когда он
встанет, окажется, ему не надо подыскивать слова для выражения своих
чувств.
Две тысячи лет назад Гораций писал:
"Прежде чем станешь писать, научись же порядочно мыслить!
Книги философов могут тебя в том достойно наставить,
А выраженья за мыслью придут уже сами собою". (1)
Когда вы собрались с мыслями, репетируйте свою речь с начала до
конца. Делайте это молча, в уме, ожидая, пока закипит чайник, идя по
улице, ожидая лифта. Зайдите в пустую комнату и произнесите речь вслух,
жестикулируя, энергично, живо.
Каноник Нокс Литтл из Кентербери говаривал, что проповедь никогда
не дойдет полностью до паствы, пока священник не произнесет ее раз
пять. Как же вы можете рассчитывать, что вам доклад дойдет до
слушателей, если вы не прорепетируете его несколько раз? Когда вы
практикуетесь, представьте себе, что перед вами настоящая аудитория.
Представьте это себе как можно живее, и, когда вы окажетесь перед
подлинной аудиторией, вам будет казаться, что вы уже выступали перед
ней.
Почему фермеры думали, что Линкольн "ужасный лодырь"?
Если вы будете таким образом практиковаться в ораторском
искусстве, вы в точности последуете примеру многих знаменитых ораторов.
Когда Ллойд Джордж был членом дискуссионного общества в своем родном
городе в Уэльсе, он часто ходил по полям, жестикулируя и обращаясь с
речами к деревьям и столбам.
Линкольн в молодые годы частенько ходил пешком за тридцать - сорок
миль, чтобы послушать знаменитого оратора вроде Брекенриджа. После
этого он возвращался домой таким возбужденным, с такой твердой
решимостью стать оратором, что собирал вокруг себя в поле других
батраков и, взобравшись на пень, произносил речь и рассказывал разные
истории. Его хозяева приходили в ярость и говорили, что этот сельский
Цицерон - "ужасный лодырь", что его шутки и его россказни разлагают
других рабочих.
Асквит научился свободно говорить, став активным членом
приходского дискуссионного клуба в Оксфорде. Позднее он организовал
собственный клуб такого рода. Вудро Вильсон учился говорить в
дискуссионном обществе. То же самое сделали Генри Уорд Бичер и
могущественный Берк. Так же поступали суфражистки Антуанетта Блекуэлл и
миллиардов долларов, была достаточной, чтобы выкупить все облигации
займа Свободы, имевшиеся в стране.
Однако, друзья, хотя мы очень гордимся изумительными успехами
нашей промышленности и тем, что город является одним из крупнейших
центров медицины, искусства и образования в нашей стране, мы испытываем
еще большую гордость оттого, что в Филадельфии насчитывается больше
частных жилых домов, чем в любом другом городе мира. Мы имеем в
Филадельфии 397000 домов, и если поставить эти дома в один ряд на
двадцатипятифутовых участках, то этот ряд протянется от Филадельфии
через зал схездов в Канзас-Сити, где мы находимся, до Денвера, то есть
на 1881 милю.
Но особое ваше внимание я хочу привлечь к тому важному факту, что
десятки тысяч этих домов принадлежат трудящимся нашего города и
населены ими, а когда человеку принадлежит земля, на которой он живет,
и крыша над его головой, то никакие импортные политические болезни не
смогут заразить этого человека.
Филадельфия не является подходящей почвой для европейского
анархизма, потому что наши дома, учебные заведения и наша колоссальна
япромышленность созданы тем самым истинно американским духом, который
родился в нашем городе и служит наследием наших предков. Филадельфия -
это мать нашей великой страны, это подлинный исток американской
свободы. Это город, где был изготовлен первый американский флаг;
город, где заседал первый конгресс Соединенных Штатов; город, где
подписана Декларация независимости; город, где Колокол свободы, самая
чтимая реликвия Америки, вдохновил десятки тысяч наших мужчин, женщин и
детей. Поэтому мы считаем, что выполняем священную миссию,
заключающуюся не в поклонении золотому тельцу, а в распространении
американского духа и в сохранении горящим факела свободы, чтобы, с
соизволения Всевышнего, правительство Вашингтона, Линкольна и Теодора
Рузвельта могло быть вдохновением для всего человечества".
Давайте проанализируем эту речь. Давайте посмотрим, как она
построена, благодаря чему она производит впечатление. Прежде всего в
ней есть начало и концовка. Это достоинство встречается редко, реже,
чем вы, может быть, склонны думать. Она начинается и неуклонно движется
вперед, как стая диких гусей в полете. В ней нет лишних слов, оратор не
теряет даром времени.
В ней есть свежесть, индивидуальность. Оратор начинает с того, что
говорит о своем городе то, чего другие ораторы, возможно, не могут
сказать о своих городах; он указывает, что его город является колыбелью
всей страны.
Он говорит, что это один из крупнейших и красивейших городов мира.
Однако такое заявление могло быть общей фразой, банальностью. Само по
себе оно не произвело бы особого впечатления. Оратор понимал это и
поэтому дал своим слушателям возможность ясно представить себе размеры
Филадельфии, сказав, что она занимает территорию, равную "территории
Милуоки и Бостона, Парижа и Берлина, вместе взытых". Это нечто
определенное, конкретное. Это интересно. Это поражает. Это
запоминается. Это доводит мысль до сознания лучше, чем целая страница
статистических данных.
Потом оратор заявляет, что Филадельфия "известна всюду как великая
мастерская мира". Это звучит как преувеличение, не так ли? Похоже на
пропаганду. Если бы он сейчас же перешел к следующему пункту, он бы
никого не убедил. Но он не поступил так. Он остановился для
перечисления товаров, по производству которых Филадельфия стоит на
первом месте в мире. Это шерстяные, кожаные изделия, трикотаж,
текстильные товары, фетровые шляпы, скобяные изделия, станки,
аккумуляторы, стальные суда.
Это не очень похоже на пропаганду, не правда ли?
Филадельфия выпускает "по паровозу каждые два часа - днем и ночью,
- и больше половины населения нашей великой страны ездит в трамваях,
построенных в городе Филадельфии".
"А я и не знал этого, - подумает слушатель. - Может быть, и я ехал
сегодня в таком трамвае. Надо будет завтра посмотреть и узнать, где мой
город покупает трамвайные вагоны".
"Тысячу сигар в минуту, - продолжает оратор, - ...две пары
чулочных изделий на каждого мужчину, каждую женщину и каждого ребенка
нашей страны".
Это производит еще большее впечатление. "Может быть, мои любимые
сигары тоже делаются в Филадельфии... и носки, которые я ношу?.."
Что делает теперь оратор? Возвращается к вопросу о размерах
Филадельфии, затронутому ранее, и приводит факты, о которых он забыл?
Ничего подобного. Он говорит на одну тему, пока не кончит с ней, и ему
незачем уже к ней возвращаться. За это мы вам благодарны, господин
оратор. Ибо слушатель совершенно сбивается с толку, в его голове
возникает полная неразбериха, если докладчик перескакивает с одного
вопроса на другой и возвращется обратно, когда он мечется подобно
летучей мыши в сумерки. Но многие ораторы говорят именно так. Вместо
того чтобы освещать вопросы в порядке 1, 2, 3, 4, 5, они действуют как
капитан футбольной команды, выкрикивающий номера - 27, 34, 19, 2. Нет,
даже хуже этого. Их порядок бывает такой: 27, 34, 27, 19, 2, 34, 19.
Наш оратор идет напрямик, укладываясь в свое время, не
задерживаясь, не возвращаясь назад, не отклоняясь ни вправо, ни влево,
подобно одному из тех паровозов, о которых он упоминал.
Но вот он подошел к самому слабому месту все речи: Филадельфия,
заявляет он, "является одним из крупнейших центров медицины, искусства
и образования в нашей стране". Он только декларирует это и тут же
поспешно переходит к чему-то другому. Всего лишь двенадцать слов
отпущено на то, чтобы оживить этот факт, сделать его ярким, закрепить
его в памяти. Всего двенадцать слов затеряны, утоплены в одной фразе
из шестидесяти пяти. Это не годится, безусловно, не годится.
Человеческий мозг не действует подобно стальному капкану. Оратор
посвятил этому вопросу так мало времени, говорил так общо, так
неопределенно, он дает почувствовать, что сам мало заинтересован этим,
и впечатление, произведенное на слушателя, почти равно нулю. Что он
должен был бы сделать? Он понимал, что мог бы развить эту тему,
применив тот же метод, который он только что использовал, показывая,
что Филадельфия является мастерской мира. Он это знал. Но он знал и то,
что идет соревнование, хронометр пущен, в его распоряжении пять минут,
и ни секунды больше. Поэтому ему оставалось смазать либо этот вопрос,
либо другие.
В Филадельфии "больше частных жилых домов, чем в любом другом
городе мира". Как оратор добился того, что это заявление произвело
впечатление, стало убедительным? Во-первых, он привел цифру: 397000.
Во-вторых, он придал этой цифре наглядность: "Если поставить эти дома в
один ряд на двадцатипятифутовых участках, то этот ряд протянется от
Филадельфии через зал съездов в Канзас-Сити, где мы находимся, до
Денвера, то есть на 1881 милю".
Слушатели, вероятно, забыли названную им цифру еще до того, как он
закончил фразу. Но забыли ли они нарисованную им картину? Это почти
невозможно.
Вот то, что касается холодных, материальных фактов. Но не на них
расцветает красноречие. Этот оратор стремился создать подъем, затронуть
сердца, зажечь чувства. И вот в заключение он переходит к вопросам,
вызывающим эмоции. Он говорит о том, что означает владение этими домами
для жителей города. Он превозносит Филадельфию как "подлинный исток
американской свободы". Свобода! Волшебное слово, слово, полное чувства,
чувства, за которое миллионы людей отдали свои жизни. Эта фраза хороша
сама по себе, но она делается в тысячу раз лучше, когда оратор
подкрепляет ее конкретными ссылками на исторические события и
документы, дорогие, священные для сердец его слушателей...
"Это город, где был изготовлен первый американский флаг; город,
где заседал первый конгресс Соединенных Штатов; город, где подписана
Декларация независимости... где Колокол свободы... вдохновил...
выполняем священную миссию, заключающуюся... в распространении
американского духа... сохранении горящим факела свободы, чтобы, с
соизволения Всевышнего, правительство Вашингтона, Линкольна и Теодора
Рузвельта могло быть вдохновением для всего человечества". Это
подлинная кульминация речи!
Вот и все о построении этой речи. Но как ни хороша речь с точки
зрения композиции, она все же могла быть неудачной, легко могла не
произвести никакого впечатления, если бы она была произнесена
равнодушно, без воодушевления, вяло. Но оратор произнес ее так же, как
он ее построил, - с чувством, с подъемом, порожденными глубочайшей
искренностью. Не приходится поэтому удивляться тому, что он получил
первую премию и ему был присужден кубок Чикаго.
Как строил свои речи доктор Конуэлл
Как я уже говорил, не существует безошибочных правил, могущих
решить вопрос о наилучшем построении речи. Не существует чертежей, схем
или рецептов, подходящих для всех речей или для большинства их. Однако
мы приведем несколько планов выступлений, которые могут быть применены
в некоторых случаях. Покойный доктор Рассел Х. Конуэлл, автор
знаменитой книги "Акры алмазов", сказал мне однажды, что он строил
многие из своих бесчисленных публичных выступлений по следующему
принципу:
1. Изложение фактов.
2. Высказывание соображений, вытекающих из них.
3. Призыв к действиям.
Многие считают весьма целесообразным и вдохновляющим такой план:
1. Продемонстрировать нечто плохое.
2. Показать, как исправить это зло.
3. Просить о сотрудничестве.
Или можно представить иначе:
1. Вот положение, которое нужно исправить.
2. Нам следует сделать для этого то-то и то-то.
3. Вы должны помочь по таким-то причинам.
Можно предложить и другой план речи:
1. Добиться интереса и внимания.
2. Завоевать доверие.
3. Изложить ваши факты, разъяснить слушателям достоинства вашего
предложения.
4. Привести убедительные мотивы, побуждающие людей действовать.
Как строили свои речи знаменитые люди
Бывший сенатор Альберт Дж. Беверидж написал небольшую, очень
полезную книжку, озаглавленную "Искусство говорить публично".
"Оратор должен владеть темой, - пишет этот заслуженный
политический деятель. - Это означает, что все факты должны быть
собраны, систематизированы, изучены, переварены, причем они должны
освещать явление не только с одной стороны, но и с другой, а также со
всех сторон. Надо быть уверенным в том, что это действительно факты, а
не предположения или недосказанные утверждения. Ничего не принимайте на
веру.
Поэтому надо проверять и уточнять все данные. Это, безусловно,
означает необходимость тщательной исследовательской работы, ну и что из
того? Разве вы не намерены информировать, обучать своих сограждан,
давать им советы? Разве вы не хотите стать авторитетом?
Собрав и осмыслив факты по тому или иному вопросу, решите для
себя, на какой вывод они наталкивают. Тогда ваша речь приобретет
оригинальность и силу воздействия - она будет энергичной и неотразимо
убедительной. В ней будет отражена ваша личность. Затем изложите свои
мысли письменно как можно яснее и логичнее".
Другими словами, подберите факты, всесторонне отражающие явление,
а затем найдите вывод, который эти факты делают ясным и определенным.
Когда Вудро Вильсона попросили рассказать о его методах, он
ответил:
- Я начинаю с перечня вопросов, которые я намерен осветить,
осмысливаю, рассматриваю их в естественной взаимосвязи, - таким образом
получается костяк выступления. Потом я стенографически это записываю. Я
привык всегда делать стенографические записи, ибо это экономит много
времени. Затем я сам перепечатываю текст на машинке, меняя фразы,
выправляя слог и добавляя материал по ходу работы.
Теодор Рузвельт подготавливал свои выступления в характерной
рузвельтовской манере: он подбирал все факты, изучал их, оценивал,
определял их значение и делал выводы - и совершал это с чувством
непоколебимой уверенности.
Потом, имея перед собой блокнот с заметками, он начинал диктовать
и диктова свою речь очень быстро, чтобы в ней была непосредственность,
напористость и живость. Затем он прочитывал перепечатанный текст,
правил его, вносил дополнения, что-то вычеркивал, делал множество
карандашных пометок и диктовал еще раз. "Я никогда ничего не добивался,
- говорил он, - без упорного труда, без напряжения всех моих умственных
способностей, без тщательной подготовки и долгой предварительной
работы".
Он часто приглашал критиков послушать, как он диктует, или же
читал им вслух тексты своих речей. Он отказывался обсуждать с ними
правильность того, что он говорил. К тому времени его решение было уже
принято, и принято бесповоротно. Он просил советов не о том, что
говорить, а о том, как сказать это. Снова и снова он перечитывал
машинописные странички, сокращал, правил, улучшал. Таковы были тексты
его речей, напечатанные в газетах. Разумеется, он не заучивал их
наизусть. Выступая, он импровизировал, и зачастую его устное
выступление кое-чем отличалось от опубликованного и отредактированного
текста. ОДнако диктовка и правка были прекрасной подготовительной
работой. Благодаря этому он хорошо усваивал материал и
последовательность его изложения. Это придавало его выступлениям
плавность, отточенность, вселяло уверенность в себе, и вряд ли можно
было бы приобрести все это иным образом.
Английский физик сэр Оливер Лодж говорил мне, что, диктуя тексты
своих докладов (диктуя сначала основные тезисы, потом развивая их и,
наконец, наговаривая точно в таком виде, как он излагал их слушателям),
он нашел прекрасный способ подготовки и упражнения.
Многие из тех, кто изучает ораторское искусство, считает
поучительным записывать свои выступления на магнитофонную пленку и
затем прослушивать себя. Поучительно? Да, поучительно, но боюсь, что
порой прослушивание записи может вызвать разочарование. Вместе с тем
это весьма полезное упражнение, я его рекомендую.
Метод предварительной записи того, что вы собираетесь сказать,
заставит вас думать. Это внесет ясность в ваши мысли, закрепит их в
вашей памяти, сведет к минимуму непоследовательность вашего мышления,
увеличит запас слов.
Бенджамин Франклин рассказывает в своей "Автобиографии" о том, как
он улучшал свой слог, вырабатывал легкость в выборе слов, научился
упорядочению своих мыслей. Его жизнеописание - классическое
литературное произведение, но в противоположность большей части
классических произведений оно читается легко и с большим интересом. Его
можно считать образцом простого и ясного английского языка. Каждый, кто
хочет стать оратором и литератором, прочитает его с пользой и
удовольствием. Думаю, что вам понравится выдержка, которую я привожу
ниже:
"Примерно в это время мне попался в руки разрозненный том
"Зрителя" (1). Это был том третий. До сих пор я еще не видел ни одного.
Я купил его, неоднократно перечитывал от корки до корки и был от него в
совершенном восхищении. Слог показался мне бесподобным, и я решил,
насколько возможно, ему подражать. С этой целью я взял некоторые очерки
и кратко записал смысл каждой фразы, затем я отложил их на несколько
дней, а потом попытался восстановить текст, не заглядывая в книгу и
излагая смысл каждой фразы так же полно и подробно, как в оригинале,
для чего я прибегал к таким выражениям, которые мне казались уместными.
Затем я сравнил своего "Зрителя" с подлинником, обнаружил некоторые
свои ошибки и исправил их. Но оказалось, что мне не хватало то ли
запаса слов, то ли умения их употреблять; последнее, как я полагал, я
мог приобрести, если бы продолжал писать стихи; ведь постоянные поиски
слов одинакового значения, но различной длины, которые подошли бы под
размер, или различного звучания - для рифмы принудили бы меня
непрерывно искать разнообразия, а кроме того, все эти разнообразные
слова закрепились бы у меня в уме, и я был бы над ними хозяином. Тогда
я взял некоторые из напечатанных в "Зрителе" историй и переложил их в
стихи; когда же я как следует забыл прозаический оригинал, то принялся
вновь переделывать их в прозу.
Иногда я в беспорядке перетасовывал свои конспективные записи и
через несколько недель пытался расположить их наилучшим образом, прежде
чем составлять законченные фразы и дописывать очерки. Это должно было
-----------------------------------------------------------------
(1) "Зритель" (The spectator) - нравственно-сатирический журнал Дж.
Аддисона и Р. Стиля - известных журналистов эпохи раннего английского
Просвещения. - Выходил с марта 1711 по декабрь 1712 года. - Прим. ред.
научить меня упорядоченному мышлению. Сравнивая затем свое сочинение с
оригиналом, я находил множество ошибок и исправлял их; но иногда я
льстил себя мыслью, что в некоторых незначительных деталях мне удалось
улучшить изложение или язык, и это заставляло меня думать, что со
временем я, пожалуй, стану неплохим писателем, к чему я всячески
стремился".
Раскладывайте пасьянсы из ваших записей
В предыдущей главе вам рекомендовалось вести записи. Записав на
клочках бумаги различные мысли и примеры, раскладывайте из них пасьянсы
- получится несколько пачек по отдельным вопросам. Эти пачки будут
приблизительно представлять основные темы вашего выступления. Затем
разделите каждую пачку на несколько меньших. Отбросьте мякину, пока у
вас не останется лишь самое лучшее зерно - и даже часть зерна придется,
вероятно, отложить в сторону и оставить неиспользованной. Ни один
человек, работающий как следует, не в состоянии использовать в
выступлении больше нескольких процентов собранного материала.
Не следует прекращать процесс пересмотра и отбора до тех пор, пока
речь не произнесена, и даже после этого вполне возможно думать о
поправках, улучшении и дополнительной отделке, которые следовало бы
произвести.
Заканчивая свое выступление, хороший оратор обычно убеждается в
том, что существовали четыре варианта его речи: тот, который он
подготовил, тот, который он произнес, тот, который помещен в газетах, и
тот, который ему представляется по пути домой и который он хотел бы
произнести.
Надо ли пользоваться записями во время выступления
Хотя Линкольн прекрасно умел говорить экспромтом, он, став
президентом, никогда не выступал, даже в неофициальном порядке, перед
членами своего кабинета, не подготовив предварительно тщательно
разработанный письменный текст. Разумеется, речи при вступлении в
должность президента он должен был читать. Точные формулировки
исторических государственных документов такого характера имеют слишком
важное значение, чтобы можно было допустить какую-либо импровизацию. Но
в Иллинойсе Линкольн никогда не пользовался во время выступлений даже
заметками. "Они всегда утомляют и смущают слушателя", - говорил он.
И кто может возразить ему? Разве чтение по бумажке не уничтожает
примерно половину вашего интереса к выступлению? Разве оно не нарушает
или, во всяком случае, не затрудняет столь ценный контакт, близость,
которые должны существовать между оратором и его слушателями? Разве оно
не создает противоестественную атмосферу? Разве слушатели не перестают
верить в то, что оратор обладает уверенностью в себе и резервом знаний,
которыми он должен обладать?
Повторяю, делайте записи во время подготовки - подробные,
обширные. Возможно, вы пожелаете обратиться к ним, когда станете
репетировать свою речь. Возможно, вы будете чувствовать себя лучше,
если они будут лежать у вас в кармане, когда вы предстанете перед
аудиторией. Однако, подобно молотку, пиле и топору в пульмановском
вагоне, они должны быть аварийными инструментами, которыми пользуются
лишь в случае столкновения поездов, крушения, угрозы гибели и
катастрофы.
Если уж вам непременно нужна шпаргалка, пусть она будет как можно
более краткой, и напишите ее крупными буквами на большом листе бумаги.
Затем приходите пораньше туда, где вы будете выступать, и спрячьте ваши
записи за какими-нибудь книгами на столе. Заглядывайте в них, когда вам
это необходимо, но старайтесь скрыть вашу слабость от слушателей.
Однако, невзирая на все сказанное здесь, бывают случаи, когда
разумно пользоваться записями. Например, некоторые люди во время своих
первых выступлений так сильно волнуются и теряются, что совершенно
неспособны удержать в памяти подготовленную речь. Что получается? Они
отклоняются от темы, забывают материал, тщательно отрепетированный, то
есть сбиваются с проезжей дороги и увязают в болоте. Вот таким людям
следует во время первых выступлений держать в руке несколько весьма
кратких заметок. Ребенок хватается за мебель, когда начинает учиться
ходить, но делает это недолго.
Не заучивайте текст дословно
Не надо читать речь по бумажке и не надо пытаться заучивать его
наизусть слово в слово. Это отнимает много времени и чревато бедой. Все
же, несмотря на такое предупреждение, некоторые из тех, кто читает эти
строки, будут пытаться сделать это. И что же, о чем они будут думать,
начав говорить? О теме своего выступления? Нет, они будут пытаться
вспоминать в точности все фразы. Они будут думать о написанном тексте,
вывернув наизнанку обычный процесс человеческого мышления. Все
выступление будет натянутым, холодным, бесцветным, в нем не будет
ничего человеческого. Прошу вас, не тратьте зря время и энергию на
такое бесполезное занятие.
Ведь когда вам предстоит важный разговор делового характера, разве
вы садитесь и заучиваете наизусть то, что вы будете говорить? Конечно,
нет. Вы обдумаете вопрос до тех пор, пока главные мысли не станут для
вас совершенно ясными. Вы, может быть, сделаете несколько заметок и
зяглянете в некоторые документы. Вы скажете себе: "Я выдвину такие-то
положения. Я скажу, что надо сделать то-то по таким-то причинам..."
Потом вы перечислите самому себе доводы и проиллюстрируете их
конкретными примерами. Разве не так вы готовитесь к деловому разговору?
Почему же не применить тот же самый, основанный на здравом смысле метод
при подготовке публичного выступления?
Генерал Грант в поселке Аппоматтокс
Когда Ли выразил желание, чтобы Грант изложил письменно условия
капитуляции, командующий вооруженными силами Федерации обратился к
генералу Паркеру и попросил дать ему письменные принадлежности. "Когда
я прикоснулся пером к бумаге, - пишет Грант в своих "Мемуарах", - я не
знал, с какого слова начать. Я знал только, что именно я имею в виду, и
хотел выразить это ясно, чтобы не было никаких недоразумений".
Генерал Грант, вам не надо было знать, с какого слова начать. У
вас были мысли. У вас были убеждения. У вас было нечто такое, что вы
очень хотели сказать, и сказать ясно. В результате ваши обычные слова
вылились на бумагу без особых усилий. То же самое относится к любому
человеку. Если вы в этом сомневаетесь, сбейте человека с ног. Когда он
встанет, окажется, ему не надо подыскивать слова для выражения своих
чувств.
Две тысячи лет назад Гораций писал:
"Прежде чем станешь писать, научись же порядочно мыслить!
Книги философов могут тебя в том достойно наставить,
А выраженья за мыслью придут уже сами собою". (1)
Когда вы собрались с мыслями, репетируйте свою речь с начала до
конца. Делайте это молча, в уме, ожидая, пока закипит чайник, идя по
улице, ожидая лифта. Зайдите в пустую комнату и произнесите речь вслух,
жестикулируя, энергично, живо.
Каноник Нокс Литтл из Кентербери говаривал, что проповедь никогда
не дойдет полностью до паствы, пока священник не произнесет ее раз
пять. Как же вы можете рассчитывать, что вам доклад дойдет до
слушателей, если вы не прорепетируете его несколько раз? Когда вы
практикуетесь, представьте себе, что перед вами настоящая аудитория.
Представьте это себе как можно живее, и, когда вы окажетесь перед
подлинной аудиторией, вам будет казаться, что вы уже выступали перед
ней.
Почему фермеры думали, что Линкольн "ужасный лодырь"?
Если вы будете таким образом практиковаться в ораторском
искусстве, вы в точности последуете примеру многих знаменитых ораторов.
Когда Ллойд Джордж был членом дискуссионного общества в своем родном
городе в Уэльсе, он часто ходил по полям, жестикулируя и обращаясь с
речами к деревьям и столбам.
Линкольн в молодые годы частенько ходил пешком за тридцать - сорок
миль, чтобы послушать знаменитого оратора вроде Брекенриджа. После
этого он возвращался домой таким возбужденным, с такой твердой
решимостью стать оратором, что собирал вокруг себя в поле других
батраков и, взобравшись на пень, произносил речь и рассказывал разные
истории. Его хозяева приходили в ярость и говорили, что этот сельский
Цицерон - "ужасный лодырь", что его шутки и его россказни разлагают
других рабочих.
Асквит научился свободно говорить, став активным членом
приходского дискуссионного клуба в Оксфорде. Позднее он организовал
собственный клуб такого рода. Вудро Вильсон учился говорить в
дискуссионном обществе. То же самое сделали Генри Уорд Бичер и
могущественный Берк. Так же поступали суфражистки Антуанетта Блекуэлл и