Страница:
— Я знаю.
— Думаю, у тебя будет мальчик, — предположила Берсаба, — Ричарду это понравится.
Потом она стала рассказывать, как ждала рождения Арабеллы и Лукаса, и это было мне приятно. Я была довольна тем, что теперь ее будет занимать мое состояние и она отвлечется от воспоминаний об ужасной трагедии.
Из-за этой войны в доме осталось совсем мало слуг — только супруги Черри, Джессон, Мэг и Грейс. Джессон управлялся на конюшне с помощью двух подростков из соседней деревни. Они были слишком молоды для того, чтобы их забрали в армию, но я чувствовала, что если война будет продолжаться, то мы останемся и без них.
Отношения между нами изменились. Мы все сблизились, и миссис Черри стала скорее старшей подругой, чем служанкой. Возможно, это случилось еще и потому, что идеи роялистов рушились, многие предсказывали победу парламентаристов, и все это выравнивало социальные различия.
Однажды она вошла ко мне в комнату и сказала, что я выгляжу ослабевшей, и ей хотелось бы дать мне укрепляющее средство.
— Тут ничто не сравнится с двухпенсовиком, — сказала она. — Я всегда говорила, что это лекарство от всех болезней.
— Я боюсь принимать что-нибудь, миссис Черри, — ответила я, — хочу, чтобы все шло естественным путем…
— Ой, не смешите меня, — воскликнула она, и лицо ее сморщилось в улыбке. — Уж если двухпенсовик не самое естественное, что растет под Божьим солнцем, значит, я — не Эмми Черри. Чуть-чуть примете — и сразу станет лучше.
— По правде сказать, я чувствую себя прекрасно. А если и выгляжу бледноватой, то это ничего.
— Мы должны хорошенько за вами смотреть. Теперь ваша сестра опять с вами. Думаю, она сумеет за вами последить.
— В этом я уверена. И у нее есть опыт.
— Кроме того, у нас есть Грейс. Нам просто повезло, вот что я вам скажу. — Она вдруг внимательно взглянула на меня:
— А генерал уже знает?
— Нет еще. С ним невозможно связаться. Никто не знает, где он находится. Эта ужасная война…
— Так он еще не знает… — Она покачала головой. — Как только сможете связаться с ним, напишите, что все будет в порядке, ладно? Скажите, что мы с мистером Черри присмотрим за тем, чтобы все было хорошо.
— Обязательно, миссис Черри. Я знаю, вы любите генерала.
— Ну, это мягко сказано, госпожа. Черри просто души в нем не чает. Он служил вместе с ним. Он и сейчас был бы там, если бы был в порядке… как остальные. А с тех пор, как я живу здесь… ну, присматриваю за всем… генерал для меня не просто хозяин.
— Он — человек, вызывающий уважение. Она опустила глаза, видимо, чтобы не выдать своих чувств, а потом быстро сказала:
— В общем, госпожа, если почувствуете себя хуже, сразу же идите ко мне. Я обещаю: попробуете мою травку — не пожалеете.
Когда она ушла, я отправилась к Берсабе и сказала ей, что, по мнению миссис Черри, мне следует принимать кое-что из ее снадобий.
— Ты помнишь это успокаивающее средство? — спросила я.
— Ну да, оно помогало тебе заснуть.
— Сейчас я тоже не очень хорошо сплю, — призналась я, — Иногда мне снятся очень странные сны. Я тебе рассказывала, что однажды ночью поднялась в комнату Замка и оттуда увидела лицо… или мне так показалось. Я-то уверена, что видела. Это было ночью, и я взяла свечу. Миссис Черри поднялась за мной, так как решила, что я хожу во сне.
— А ты не ходишь?
— Ну конечно, нет. Свет в замке я заметила из своей комнаты и уже потом поднялась и увидела то лицо. Я думала, что это Джон Земляника… человек, которого я дважды видела в зарослях. Но никто мне не поверил, а после этого я потеряла ребенка.
Берсаба спросила:
— И ты считаешь, что эти события как-то взаимосвязаны?
— Все так считают. Видишь ли, я испугалась, а от этого может случиться выкидыш, верно?
— Расскажи-ка мне поподробней, как все случилось, — потребовала Берсаба. Я рассказала.
— А Ричард знает?
— О да. Он, как и все остальные, считает, что у меня были ночные кошмары.
— Все это связано с замком. Он когда-нибудь говорил с тобой об этом?
— Нет. Есть некоторые вещи, о которых с Ричардом не стоит разговаривать. Он обрывает разговор, и становится ясно, что эту тему лучше не обсуждать.
— Нельзя позволять так командовать собой, Анжелет.
— Ты просто не знаешь Ричарда. Она улыбнулась и взглянула на меня с непонятной нежностью, затем сказала:
— Прекрати думать об этом замке. Прекрати думать обо всем, кроме ребенка. Ты только представь, как обрадуется Ричард, когда узнает, и как ты будешь счастлива, когда родится твой малютка.
— Я стараюсь, Берсаба, но всякие мысли сами лезут в голову. Я все время думаю о Ричарде, где он, вернется ли… или как Люк… и многие другие…
Она так крепко сжала мою руку, что я поморщилась от боли.
— Перестань! — скомандовала она. — Он вернется. Я обещаю тебе.
Это было похоже на Берсабу. Иногда, кажется, она и сама верила в то, что способна творить чудеса.
Потом она перевела разговор на младенцев и сказала, что мы сами сошьем для малыша приданое, поскольку швею в такое время не найдешь.
Как хорошо, что Берсаба со мной!
Август выдался жарким. Вокруг сливовых деревьев кружили тучи ос, дети почернели от загара; повелительный голос Арабеллы звучал громче других. Наблюдая за тем, как они играют, я забывала о войне, о своих страхах за Ричарда, старалась думать только о будущем ребенке.
Несколько дней прошли спокойно, и вот однажды ночью я проснулась с каким-то неприятным чувством. Я не могу точно описать его, но создавалось впечатление, что кто-то предупреждает меня об опасности, и первой, о ком я подумала, была Магдален, первая жена Ричарда.
Наверное, я подумала так потому, что, как и я, она жила в этом доме, ожидала ребенка, а потом умерла… Видимо, где-то глубоко во мне жил страх, что то же может случиться и со мной. Но почему? Я чувствовала, что отношение ко мне миссис Черри и ее мужа (хотя он был очень немногословным человеком), Джессона, Грейс и Мэг изменилось после того, как стало известно, что я жду ребенка. Казалось, они внимательно наблюдают за мной, ожидая каких-то знаков…
Я встала с кровати и подошла к окну. Отсюда не был виден замок, поскольку я спала в Синей комнате. Ночевать в спальне, которую мы разделяли с Ричардом, мне не хотелось; здесь было гораздо удобней. Берсаба обосновалась в Лавандовой комнате, рядом со мной, а дети вместе с Феб спали в комнате по соседству, так что все были близко. Я посмотрела на мирные лужайки, вспомнила о том, что произошло на ферме Лонгриджей, и о том, что в любой момент сюда тоже могут ворваться солдаты, чтобы разрушить мой дом.
Но не от этих мыслей у меня было тяжело на сердце. Я чувствовала нечто, тяготевшее лишь надо мной. Это был мой личный страх, переживать который гораздо тяжелее, чем тот, который разделяют с тобой и другие.
Я подошла к Лавандовой комнате, открыла дверь и заглянула внутрь. Берсаба спала. Она лежала на спине, и волосы разметались по подушке, полностью открыв оспины на лбу. Она всегда пыталась спрятать их, но они не помешали Люку полюбить ее, и любил он ее даже более горячо, чем Ричард любит меня. Как странно, что Люк, пуританин, мог так любить. Или в Берсабе было что-то необычное?
Повернувшись, я тихонько открыла дверь детской. Лунный свет освещал Арабеллу и Лукаса, лежащих в детских кроватках, и Феб, спокойно спящую рядом с колыбелью маленького Томаса.
Все было в порядке. Отчего же меня разбудили какие-то непонятные страхи? Неожиданно я почувствовала, что кто-то смотрит на меня, и нервы мои напряглись точь-в-точь как тогда в комнате Замка, когда я решила, что за спиной у меня стоит привидение, а потом оказалось, что это миссис Черри.
Я почувствовала, что меня сковал ужас и я не в силах обернуться. В этот момент послышался тихий смех Берсабы.
— Анжелет, что ты здесь делаешь?
— О! — Я обернулась и увидела, что на меня изумленно смотрит моя сестра. — Я… я не могла уснуть, — пробормотала я в ответ.
— Ты простудишься, разгуливая в таком виде.
— Сегодня теплая ночь. А что с тобой?
— Ты вошла и взглянула на меня.
— И ты проснулась?
— Не совсем. Я просто открыла глаза и вижу, что стоит моя сестра и смотрит на меня каким-то странным взглядом.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, как будто ты меня в чем-то подозреваешь. Это так?
— Но в чем я могла бы тебя подозревать?
— Тебе виднее.
— Ты говоришь какие-то странные вещи, Берсаба.
— Миссис Черри — старая болтунья, — сказала Берсаба. — Она ничего тебе не говорила?
— Ну, предлагала мне какой-то настой. Она, кажется, озабочена моим состоянием.
— Войди в комнату, — попросила Берсаба. Я вошла, и мы уселись на ее кровать.
— Все здесь озабочены моим состоянием, — продолжала я.
— И это понятно, ведь ты находишься, как говорится, в интересном положении. Они хотят, чтобы все прошло удачно. — Она внимательно посмотрела на меня. — Скажи, почему ты решила, что надо зайти и посмотреть на нас?
— Я проснулась.
— Опять зубная боль?
В ее голосе прозвучала ироническая нотка, значения которой я не поняла.
— Нет. Тот зуб вырвали. Просто я не могла уснуть.
— Тебе сейчас нужно хорошо спать.
— Как ты считаешь, не следует ли мне опять принимать средство миссис Черри? Я помню, как ты давал» мне его. Ты решительно настаивала на том, что мне необходимо выспаться.
— Неужели?
— О да. Ты почти заставила меня принять его и сама отмерила нужную дозу.
— После него ты спала долго и крепко и не расхаживала по дому, верно?
— Конечно, нет.
— Ну… свое назначение оно выполнило. Я думаю, тебе действительно нужно что-нибудь попринимать на ночь, лучше всего теплое молоко. Элла постоянно давала мне молоко, когда я вынашивала Арабеллу и Лукаса. Мне оно пошло на пользу. Вот что я тебе скажу: я прослежу за тем, чтобы ты все время принимала его на ночь.
— Очень мило с твоей стороны так заботиться обо мне.
— И не слушай истории, которые могут начать рассказывать тебе слуги.
— Истории?
— Ты уже знаешь, как это бывает у слуг. Они когда-нибудь говорили тебе… о замке?
— Нет. Они уже давно о нем не вспоминают.
— Слугам всякое может взбрести в голову. Не беспокойся. Я присмотрю за тобой.
— Как тогда, когда у меня болели зубы. Я никогда не забуду, как ты обо мне заботилась, Берсаба. Сестра вдруг встала и сказала:
— Знаешь, я сама уложу тебя в постель. Пойдем. Она обняла меня и нежно поцеловала в лоб.
Мне очень хотелось бы избавиться от ощущения, что за мной постоянно следят. Это действовало мне на нервы. Говорят, у беременных женщин появляются странности. Может быть, со мной происходило именно это? Слишком часто поблизости от меня оказывалась Грейс, при любом случае подменявшая Маг, и она пыталась создать у меня впечатление, что мой случай не идет ни в какое сравнение с теми, с которыми ей приходилось иметь дело прежде, и требует особой заботы.
Часто меня тянуло в комнату Замка, где когда-то сидела и вышивала свой гобелен Маг дален. Посматривая на башенки замка, я вспоминала ночь, когда там показалось чье-то лицо. Зачем мне приходить сюда, если из-за того, что случилось здесь, я уже потеряла однажды ребенка? Это не должно повториться.
А что, если я вновь увижу лицо, глядящее на меня из-за зубцов стены? На этот раз я не перепугаюсь, а удостоверюсь в том, что это действительно лицо человека. Мне пришло в голову, что кто-то может жить в замке. Возможно, сам Джон Земляника, который сумел пробраться туда и стал использовать замок как штаб-квартиру для своих браконьерских вылазок. Это вполне возможно.
Кроме того, был случай, когда мы с Берсабой исследовали кухню и нашли этот странный шкаф и то, что за ним. Время от времени, заходя на кухню, я вспоминала о нем, но дверь была завешена тряпками и одеждой.
Я напомнила об этом Берсабе, однако она проявила полное отсутствие интереса.
— Это всего лишь шкаф, — сказала она. — Просто полезная вещь.
Может быть, она была права.
Сестра очень заботилась обо мне, и, надо признаться, это было приятно. Она не позволяла мне брать на руки маленького Лукаса, который, по ее мнению, был слишком тяжелым. Как и все остальные, она постоянно следила за мной и все время внушала мне необходимость вести себя осторожней. По вечерам Берсаба ходила на кухню и приносила мне кружку горячего молока. Обычно я отпивала совсем немного, а остальное оставляла возле кровати, чтобы допить позже, когда проснусь ночью, что случалось неоднократно. Я вообще-то всегда плохо засыпала, а теперь мне постоянно хотелось говорить о старых добрых временах в Тристан Прайори, в то время как Берсабе уже хотелось спать.
Однажды ночью я проснулась оттого, что мне послышалось, будто дверь комнаты тихо захлопнулась. Удивленная, я села в кровати и осмотрелась.
Луна была на ущербе, по небу ползли облака, и было довольно темно. Дверь была плотно закрыта. Я встала, открыла ее и выглянула в коридор. Может, это Берсаба приходила взглянуть на меня? Я подошла к Лавандовой комнате и тихонько открыла дверь. Похоже, она крепко спала, поэтому я вернулась к себе и легла в постель.
Очевидно, мне что-то приснилось.
Я лежала и уговаривала сама себя. Это все из-за их слежки, из-за их заботы обо мне. Неужели всех женщин, ждущих ребенка, окружают таким назойливым вниманием? Конечно, нет. Это вообще-то весьма заурядное событие.
Взяв кружку с молоком, я поднесла ее к губам. И тут мне расхотелось пить молоко. Оно давно остыло и вряд ли помогло бы мне уснуть. Кроме того, оно мне надоело.
Я пыталась убаюкать себя, думая о ребенке и о том, как завтра я начну шить для него разные вещицы. Меня всегда успокаивала работа с иглой.
Воспоминание о том, с каким энтузиазмом отнеслась к шитью Берсаба, вызвало у меня улыбку. Раньше она терпеть не могла все это рукоделие. Помню, какие жуткие получались у нее вышивки, как мне приходилось все пороть и переделывать за нее! И как чудесно было то, что она рядом со мной. Она никогда не забывала принести мне горячее молоко, и хотя оно давно мне надоело, я не решалась отказываться: она с таким удовольствием это делала и так верила в то, что оно мне помогает.
Берсаба в роли няньки! Это было трогательно и забавно.
Никогда не забуду, как она отмеряла мне дозу сонного снадобья и следила за тем, чтобы я выпила его до конца. А теперь — горячее молоко.
Я позволила ей принести его, оно стояло у моего изголовья просто так, на всякий случай, если она вдруг зайдет. А утром я, как обычно, вылью его за окно.
Однажды к нам заехала группа «кавалеров». Они устали и хотели есть. Мы накормили их и оставили ночевать. По их словам, они некоторое время служили под началом генерала Толуорти. О ходе войны они могли рассказать очень немногое, поскольку в этом трудно было разобраться. В одних местах они терпели поражения, в других — одерживали победы, но чувствовалось, что особого воодушевления они не испытывают. Берсаба спросила, не доводилось ли им встречаться с генералом, однако, они ответили отрицательно. Он сражался под Марстон-Муром, а о дальнейшей его судьбе они не знали, ибо все войска оказались рассеянными. Задерживаться здесь они не могли, для них это посещение было лишь краткой передышкой.
— Это опасно для вас, — предостерегали они. — Если сейчас нагрянут враги и найдут нас, они разрушат ваш дом.
— Они могут сделать это и в ваше отсутствие, — раздраженно бросила Берсаба.
— Будем надеяться, что «круглоголовые» отнесутся снисходительно к беззащитным женщинам, — ответили гости. — Ведь они считают себя Божьими людьми.
— Они снисходительны лишь к собственным идеям, — ответила Берсаба, и я была вынуждена пояснить:
— Дом моей сестры разрушен, ее муж, его сестра и слуги убиты, а она лишь по счастливой случайности избежала смерти.
Берсаба парировала:
— Точно так же, как ее избежали все остальные из нас. Я хочу знать не кто побеждает, а когда эта идиотская война кончится.
«Кавалеры» ушли, и вновь дни потянулись монотонной вереницей. Мы шили, гуляли, играли с детьми; просто не верилось, что где-то рядом идут бои, в которых люди убивают друг друга за свои убеждения.
Пришел октябрь. Джессон отправился в Лондон, чтобы пополнить запасы провизии, и по возвращении рассказал, что силы парламентаристов, кажется, близки к успеху. В основном это объяснялось действиями генерала Фэйрфакса и Оливера Кромвеля. Кромвель создавал армию нового типа. Он обучал солдат, хорошо им платил, а главное — установил железную дисциплину. Он постоянно взывал к их совести, внушал им мысль, что они бьются за правое дело, за уничтожение рабства и что Бог на их стороне. С таким союзником они были обречены на успех.
После этого обращения мы долго говорили о Ричарде, гадая, что могло случиться с ним.
— Я бы многое отдала, чтобы узнать что-нибудь о нем, — сказала я.
— А я — за то, чтобы он вернулся, — быстро ответила Берсаба.
Но ничего не происходило. Шли недели. Дни были долгими и однообразными, наполненными ощущением угрозы.
Мало-помалу у меня начали проявляться внешние признаки беременности, и я радовалась тому, что половина срока уже миновала. Занимаясь шитьем в комнате Замка, я была почти счастлива. Там я легко забывала об опасностях окружающего мира и тешилась иллюзией, что я — обычная женщина, ожидающая рождения своего первого ребенка.
Но трудно было забыть о том, что в любой день сюда могут ворваться солдаты. Это был дом роялиста, одного из самых верных генералов короля, и нам пришлось бы плохо, если бы сюда явились люди Кромвеля.
Все домашние постоянно следили за мной. Я часто замечала, как миссис Черри озабоченно смотрит на меня. Так же вели себя Мэг и Грейс.
— С вами все в порядке, госпожа?
— Да, конечно. А что, я плохо выгляжу?
— Знаете, госпожа, не лучше ли вам отдохнуть?
Я старалась спрятаться от их внимательных глаз. Во всех них было что-то странное… даже в Берсабе. Иногда она вела себя чересчур осторожно. Она не захотела обсуждать со мной тему замка, резко потребовав, чтобы я выбросила это из головы. Иногда ей хотелось говорить о Ричарде, а иногда она резко меняла тему разговора.
Все это тревожило меня, и все чаще я искала убежища в комнате Замка.
Сильное влияние на меня стала оказывать домашняя церковь. Я уже привыкла заходить туда. Усевшись на скамью, я размышляла о поколениях семьи Толуорти, молившихся здесь в более счастливые времена, и гадала, приходила ли сюда Магдален молиться о благополучном разрешении от бремени.
Именно этим я и хотела заняться сейчас. Я подошла к алтарю. Ткань, покрывавшая его, была, по словам Ричарда, вышита дамами этой семьи полтора века тому назад. Я с благоговением прикоснулась к шитью. Какая тонкая работа и какие изысканные цвета! Когда-нибудь, когда подрастет мой ребенок, я вышью покров для алтаря и выберу точно такие же оттенки ниток. Какой красивый синий цвет… синий цвет — цвет счастья… так, кажется, говорят? И какая тонкая отделка. Как же они ухитрились это сделать? Я приподняла ткань, желая поближе рассмотреть шитье, и при этом, должно быть, слегка потянула ее на себя. Раздался грохот покатившегося по полу потира, а в следующую секунду на меня упал еще какой-то сосуд. Ткань выскользнула из рук, я оказалась на полу и, почувствовав, как внутри меня шевельнулся ребенок, потеряла сознание…
Надо мной стояла миссис Черри, рядом с ней — Берсаба. Лицо у миссис Черри было такое бледное, что на щеках стала заметна сеточка вен. Она дрожала.
Берсаба, опустившаяся около меня на колени, сказала:
— Все в порядке. Она уже пришла в себя. Она расстегнула мне воротник.
— Все хорошо, Анжелет. Ты просто упала в обморок. Это часто случается на таком сроке.
Казалось, что ее голос доносится откуда-то издалека.
— Немножко полежи спокойно, не двигайся. Сейчас уже все в порядке. Потом я отведу тебя в комнату. Все это ничего. Это бывает.
Так я лежала на холодном полу церкви, ощущая внутри себя новую жизнь, и повторяла про себя слова Берсабы, что эти вещи часто бывают на таком сроке.
Берсаба сказала:
— Я останусь с тобой на часик-другой. Ничего страшного. Женщины часто падают в обморок, впервые почувствовав шевеление ребенка. Потом ты, конечно, привыкнешь. У тебя, наверное, будет беспокойный малыш.
Было приятно лежать здесь. Берсаба рассказывала о том, как была беременна Арабеллой, и о том, что все эти мелкие происшествия — неотъемлемая часть жизни беременной женщины.
— Как удачно получилось, что ты прошла через это раньше меня, — сказала я.
— И что я могу помогать тебе.
— Надеюсь, так будет всегда.
— Когда-нибудь и тебе придется помочь мне. Я немножко поспала. На это время сестра, должно быть, ушла, и когда я проснулась, то увидела, что в комнату входит миссис Черри.
— Мне только надо взглянуть, все ли у вас в порядке, госпожа.
— Ничего страшного, миссис Черри. Просто мне стало плохо, когда ребенок зашевелился. Сестра говорит, что это нормально. Такое часто случается в первый раз.
— Меня-то церковь напугала, вот что, — сказала миссис Черри.
— Я рассматривала ткань на алтаре. Она так красиво отделана. И, должно быть, я за нее потянула.
— Так вы стояли на коленях возле алтаря?
— Да.
Она слегка нахмурилась.
— Ну, госпожа, я просто так спросила. Мы же все о вас беспокоимся.
— Я знаю об этом, но предпочла бы, чтобы вы беспокоились поменьше. Со мной все в полном порядке.
— Ну, будем считать, что это так, — решительно сказала она.
А мне… опять стало тревожно.
Я не могла уснуть. Говорят, у женщин во время беременности бывают различные причуды. Этой ночью началось с того, что мне показалось, будто я слышу чьи-то крадущиеся шаги на лестнице. Ничего, уговаривала я себя, это просто старые доски да мои собственные капризы.
Я вспомнила, что в детстве боялась темноты и успокаивалась лишь в присутствии Берсабы. Но сегодня ночью воздух был просто пропитан опасностью. Да ведь мы и жили в опасные времена.
Почти не раздумывая, я встала, надела халат, сунула ноги в ночные туфли и отправилась в комнату Берсабы.
Мое сердце чуть не остановилось, когда я увидела, что ее там нет. Постельное белье было отброшено в сторону, словно она поспешно соскочила с кровати. Значит, я слышала по лестнице шаги Берсабы!
Стояло полнолуние, и в комнате было светло почти как днем. Я подошла к окну и выглянула наружу. Я простояла так несколько секунд, прежде чем заметила свою сестру. Она бежала через лужайку, бежала так, словно спасала свою жизнь.
— Берсаба! — закричала я. — Что…
Слова застряли у меня в горле: я увидела, что ее кто-то преследует, какое-то огромное, передвигающееся неуклюжими прыжками существо. Оно напоминало человека, но я не была уверена, что это человек.
Я закричала:
— Солдаты пришли! — И, выскочив из комнаты, бросилась вниз по лестнице. Единственной моей мыслью было спасти сестру.
— Берсаба! — вновь закричала я.
Услышав звук моего голоса, существо остановилось, неуверенно повернулось и заковыляло ко мне. Я не видела его лица (наверное, это было и к лучшему), но чувствовала, что в нем есть нечто противоестественное, злое, даже зловещее и что я подвергаюсь ужасной опасности.
Я услышала голос Берсабы:
— Беги, Анжел…
И почти немедленно после этого раздался звук выстрела. Фигура покачнулась, подняла вверх свои огромные лапы, зашаталась и рухнула на траву.
Берсаба подбежала ко мне. Она схватила меня и крепко сжала в объятиях.
— С тобой все в порядке, Анжел, — нежно бормотала она. — Теперь все позади. Мне показалось, что я увидела внизу Ричарда… и я выбежала… а там было это. Оно увидело меня и…
Из дома выбежали мистер и миссис Черри. Подбежав к существу, лежащему на траве, миссис Черри сделала странную вещь: она упала рядом с ним на колени и прижалась лицом к распростертому телу.
Это было каким-то кошмаром: холодная ночь, мы с Берсабой, тесно обнявшиеся, словно боясь потерять друг друга, тело, лежащее на траве, и миссис Черри, раскачивающаяся взад и вперед, что-то неразборчиво бормоча в отчаянии.
Из дома выбежали Грейс, Мэг и Джессон. Грейс наклонилась и сказала:
— Он мертв.
Миссис Черри закричала:
— Черри застрелил его! Он застрелил нашего сыночка!
Черри положил руку на плечо жены, пытаясь успокоить ее.
— Давайте занесем его в дом, — сказал Джессон. Мне стало дурно от вида крови. Берсаба поддержала меня за талию.
— Тебе необходимо лечь в постель, Анжелет, — сказала она.
Я не обратила внимания на ее слова. Мне нужно было знать, что произошло.
Убитого перенесли в оружейную комнату, и теперь я сумела рассмотреть его лицо. Странно и пугающе выглядело оно. Жесткие вьющиеся волосы спадали на низкий лоб и покрывали нижнюю часть лица; на самом лице лежала какая-то печать зла, которую не смогла стереть даже смерть.
Грейс увела миссис Черри, и с нами остались мистер Черри и Джессон. Я спросила:
— Что это значит? Кто этот человек? Вы застрелили его, Черри?
— Да. Я застрелил его. Вы слышали слова миссис Черри. Это правда. Это наш сын.
— А откуда он взялся? — спросила Берсаба. — Почему он появился так неожиданно?
— Он убежал, госпожа. Он и раньше убегал. Это было для нас тяжким испытанием. Он содержался в сумасшедшем доме… У него силы на двоих мужчин… и он был опасен. Его нельзя было держать в доме, он тут все сокрушил бы. Никакого другого выхода не оставалось… Я знал, что сделаю это… если он вернется.
— Думаю, у тебя будет мальчик, — предположила Берсаба, — Ричарду это понравится.
Потом она стала рассказывать, как ждала рождения Арабеллы и Лукаса, и это было мне приятно. Я была довольна тем, что теперь ее будет занимать мое состояние и она отвлечется от воспоминаний об ужасной трагедии.
Из-за этой войны в доме осталось совсем мало слуг — только супруги Черри, Джессон, Мэг и Грейс. Джессон управлялся на конюшне с помощью двух подростков из соседней деревни. Они были слишком молоды для того, чтобы их забрали в армию, но я чувствовала, что если война будет продолжаться, то мы останемся и без них.
Отношения между нами изменились. Мы все сблизились, и миссис Черри стала скорее старшей подругой, чем служанкой. Возможно, это случилось еще и потому, что идеи роялистов рушились, многие предсказывали победу парламентаристов, и все это выравнивало социальные различия.
Однажды она вошла ко мне в комнату и сказала, что я выгляжу ослабевшей, и ей хотелось бы дать мне укрепляющее средство.
— Тут ничто не сравнится с двухпенсовиком, — сказала она. — Я всегда говорила, что это лекарство от всех болезней.
— Я боюсь принимать что-нибудь, миссис Черри, — ответила я, — хочу, чтобы все шло естественным путем…
— Ой, не смешите меня, — воскликнула она, и лицо ее сморщилось в улыбке. — Уж если двухпенсовик не самое естественное, что растет под Божьим солнцем, значит, я — не Эмми Черри. Чуть-чуть примете — и сразу станет лучше.
— По правде сказать, я чувствую себя прекрасно. А если и выгляжу бледноватой, то это ничего.
— Мы должны хорошенько за вами смотреть. Теперь ваша сестра опять с вами. Думаю, она сумеет за вами последить.
— В этом я уверена. И у нее есть опыт.
— Кроме того, у нас есть Грейс. Нам просто повезло, вот что я вам скажу. — Она вдруг внимательно взглянула на меня:
— А генерал уже знает?
— Нет еще. С ним невозможно связаться. Никто не знает, где он находится. Эта ужасная война…
— Так он еще не знает… — Она покачала головой. — Как только сможете связаться с ним, напишите, что все будет в порядке, ладно? Скажите, что мы с мистером Черри присмотрим за тем, чтобы все было хорошо.
— Обязательно, миссис Черри. Я знаю, вы любите генерала.
— Ну, это мягко сказано, госпожа. Черри просто души в нем не чает. Он служил вместе с ним. Он и сейчас был бы там, если бы был в порядке… как остальные. А с тех пор, как я живу здесь… ну, присматриваю за всем… генерал для меня не просто хозяин.
— Он — человек, вызывающий уважение. Она опустила глаза, видимо, чтобы не выдать своих чувств, а потом быстро сказала:
— В общем, госпожа, если почувствуете себя хуже, сразу же идите ко мне. Я обещаю: попробуете мою травку — не пожалеете.
Когда она ушла, я отправилась к Берсабе и сказала ей, что, по мнению миссис Черри, мне следует принимать кое-что из ее снадобий.
— Ты помнишь это успокаивающее средство? — спросила я.
— Ну да, оно помогало тебе заснуть.
— Сейчас я тоже не очень хорошо сплю, — призналась я, — Иногда мне снятся очень странные сны. Я тебе рассказывала, что однажды ночью поднялась в комнату Замка и оттуда увидела лицо… или мне так показалось. Я-то уверена, что видела. Это было ночью, и я взяла свечу. Миссис Черри поднялась за мной, так как решила, что я хожу во сне.
— А ты не ходишь?
— Ну конечно, нет. Свет в замке я заметила из своей комнаты и уже потом поднялась и увидела то лицо. Я думала, что это Джон Земляника… человек, которого я дважды видела в зарослях. Но никто мне не поверил, а после этого я потеряла ребенка.
Берсаба спросила:
— И ты считаешь, что эти события как-то взаимосвязаны?
— Все так считают. Видишь ли, я испугалась, а от этого может случиться выкидыш, верно?
— Расскажи-ка мне поподробней, как все случилось, — потребовала Берсаба. Я рассказала.
— А Ричард знает?
— О да. Он, как и все остальные, считает, что у меня были ночные кошмары.
— Все это связано с замком. Он когда-нибудь говорил с тобой об этом?
— Нет. Есть некоторые вещи, о которых с Ричардом не стоит разговаривать. Он обрывает разговор, и становится ясно, что эту тему лучше не обсуждать.
— Нельзя позволять так командовать собой, Анжелет.
— Ты просто не знаешь Ричарда. Она улыбнулась и взглянула на меня с непонятной нежностью, затем сказала:
— Прекрати думать об этом замке. Прекрати думать обо всем, кроме ребенка. Ты только представь, как обрадуется Ричард, когда узнает, и как ты будешь счастлива, когда родится твой малютка.
— Я стараюсь, Берсаба, но всякие мысли сами лезут в голову. Я все время думаю о Ричарде, где он, вернется ли… или как Люк… и многие другие…
Она так крепко сжала мою руку, что я поморщилась от боли.
— Перестань! — скомандовала она. — Он вернется. Я обещаю тебе.
Это было похоже на Берсабу. Иногда, кажется, она и сама верила в то, что способна творить чудеса.
Потом она перевела разговор на младенцев и сказала, что мы сами сошьем для малыша приданое, поскольку швею в такое время не найдешь.
Как хорошо, что Берсаба со мной!
Август выдался жарким. Вокруг сливовых деревьев кружили тучи ос, дети почернели от загара; повелительный голос Арабеллы звучал громче других. Наблюдая за тем, как они играют, я забывала о войне, о своих страхах за Ричарда, старалась думать только о будущем ребенке.
Несколько дней прошли спокойно, и вот однажды ночью я проснулась с каким-то неприятным чувством. Я не могу точно описать его, но создавалось впечатление, что кто-то предупреждает меня об опасности, и первой, о ком я подумала, была Магдален, первая жена Ричарда.
Наверное, я подумала так потому, что, как и я, она жила в этом доме, ожидала ребенка, а потом умерла… Видимо, где-то глубоко во мне жил страх, что то же может случиться и со мной. Но почему? Я чувствовала, что отношение ко мне миссис Черри и ее мужа (хотя он был очень немногословным человеком), Джессона, Грейс и Мэг изменилось после того, как стало известно, что я жду ребенка. Казалось, они внимательно наблюдают за мной, ожидая каких-то знаков…
Я встала с кровати и подошла к окну. Отсюда не был виден замок, поскольку я спала в Синей комнате. Ночевать в спальне, которую мы разделяли с Ричардом, мне не хотелось; здесь было гораздо удобней. Берсаба обосновалась в Лавандовой комнате, рядом со мной, а дети вместе с Феб спали в комнате по соседству, так что все были близко. Я посмотрела на мирные лужайки, вспомнила о том, что произошло на ферме Лонгриджей, и о том, что в любой момент сюда тоже могут ворваться солдаты, чтобы разрушить мой дом.
Но не от этих мыслей у меня было тяжело на сердце. Я чувствовала нечто, тяготевшее лишь надо мной. Это был мой личный страх, переживать который гораздо тяжелее, чем тот, который разделяют с тобой и другие.
Я подошла к Лавандовой комнате, открыла дверь и заглянула внутрь. Берсаба спала. Она лежала на спине, и волосы разметались по подушке, полностью открыв оспины на лбу. Она всегда пыталась спрятать их, но они не помешали Люку полюбить ее, и любил он ее даже более горячо, чем Ричард любит меня. Как странно, что Люк, пуританин, мог так любить. Или в Берсабе было что-то необычное?
Повернувшись, я тихонько открыла дверь детской. Лунный свет освещал Арабеллу и Лукаса, лежащих в детских кроватках, и Феб, спокойно спящую рядом с колыбелью маленького Томаса.
Все было в порядке. Отчего же меня разбудили какие-то непонятные страхи? Неожиданно я почувствовала, что кто-то смотрит на меня, и нервы мои напряглись точь-в-точь как тогда в комнате Замка, когда я решила, что за спиной у меня стоит привидение, а потом оказалось, что это миссис Черри.
Я почувствовала, что меня сковал ужас и я не в силах обернуться. В этот момент послышался тихий смех Берсабы.
— Анжелет, что ты здесь делаешь?
— О! — Я обернулась и увидела, что на меня изумленно смотрит моя сестра. — Я… я не могла уснуть, — пробормотала я в ответ.
— Ты простудишься, разгуливая в таком виде.
— Сегодня теплая ночь. А что с тобой?
— Ты вошла и взглянула на меня.
— И ты проснулась?
— Не совсем. Я просто открыла глаза и вижу, что стоит моя сестра и смотрит на меня каким-то странным взглядом.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, как будто ты меня в чем-то подозреваешь. Это так?
— Но в чем я могла бы тебя подозревать?
— Тебе виднее.
— Ты говоришь какие-то странные вещи, Берсаба.
— Миссис Черри — старая болтунья, — сказала Берсаба. — Она ничего тебе не говорила?
— Ну, предлагала мне какой-то настой. Она, кажется, озабочена моим состоянием.
— Войди в комнату, — попросила Берсаба. Я вошла, и мы уселись на ее кровать.
— Все здесь озабочены моим состоянием, — продолжала я.
— И это понятно, ведь ты находишься, как говорится, в интересном положении. Они хотят, чтобы все прошло удачно. — Она внимательно посмотрела на меня. — Скажи, почему ты решила, что надо зайти и посмотреть на нас?
— Я проснулась.
— Опять зубная боль?
В ее голосе прозвучала ироническая нотка, значения которой я не поняла.
— Нет. Тот зуб вырвали. Просто я не могла уснуть.
— Тебе сейчас нужно хорошо спать.
— Как ты считаешь, не следует ли мне опять принимать средство миссис Черри? Я помню, как ты давал» мне его. Ты решительно настаивала на том, что мне необходимо выспаться.
— Неужели?
— О да. Ты почти заставила меня принять его и сама отмерила нужную дозу.
— После него ты спала долго и крепко и не расхаживала по дому, верно?
— Конечно, нет.
— Ну… свое назначение оно выполнило. Я думаю, тебе действительно нужно что-нибудь попринимать на ночь, лучше всего теплое молоко. Элла постоянно давала мне молоко, когда я вынашивала Арабеллу и Лукаса. Мне оно пошло на пользу. Вот что я тебе скажу: я прослежу за тем, чтобы ты все время принимала его на ночь.
— Очень мило с твоей стороны так заботиться обо мне.
— И не слушай истории, которые могут начать рассказывать тебе слуги.
— Истории?
— Ты уже знаешь, как это бывает у слуг. Они когда-нибудь говорили тебе… о замке?
— Нет. Они уже давно о нем не вспоминают.
— Слугам всякое может взбрести в голову. Не беспокойся. Я присмотрю за тобой.
— Как тогда, когда у меня болели зубы. Я никогда не забуду, как ты обо мне заботилась, Берсаба. Сестра вдруг встала и сказала:
— Знаешь, я сама уложу тебя в постель. Пойдем. Она обняла меня и нежно поцеловала в лоб.
Мне очень хотелось бы избавиться от ощущения, что за мной постоянно следят. Это действовало мне на нервы. Говорят, у беременных женщин появляются странности. Может быть, со мной происходило именно это? Слишком часто поблизости от меня оказывалась Грейс, при любом случае подменявшая Маг, и она пыталась создать у меня впечатление, что мой случай не идет ни в какое сравнение с теми, с которыми ей приходилось иметь дело прежде, и требует особой заботы.
Часто меня тянуло в комнату Замка, где когда-то сидела и вышивала свой гобелен Маг дален. Посматривая на башенки замка, я вспоминала ночь, когда там показалось чье-то лицо. Зачем мне приходить сюда, если из-за того, что случилось здесь, я уже потеряла однажды ребенка? Это не должно повториться.
А что, если я вновь увижу лицо, глядящее на меня из-за зубцов стены? На этот раз я не перепугаюсь, а удостоверюсь в том, что это действительно лицо человека. Мне пришло в голову, что кто-то может жить в замке. Возможно, сам Джон Земляника, который сумел пробраться туда и стал использовать замок как штаб-квартиру для своих браконьерских вылазок. Это вполне возможно.
Кроме того, был случай, когда мы с Берсабой исследовали кухню и нашли этот странный шкаф и то, что за ним. Время от времени, заходя на кухню, я вспоминала о нем, но дверь была завешена тряпками и одеждой.
Я напомнила об этом Берсабе, однако она проявила полное отсутствие интереса.
— Это всего лишь шкаф, — сказала она. — Просто полезная вещь.
Может быть, она была права.
Сестра очень заботилась обо мне, и, надо признаться, это было приятно. Она не позволяла мне брать на руки маленького Лукаса, который, по ее мнению, был слишком тяжелым. Как и все остальные, она постоянно следила за мной и все время внушала мне необходимость вести себя осторожней. По вечерам Берсаба ходила на кухню и приносила мне кружку горячего молока. Обычно я отпивала совсем немного, а остальное оставляла возле кровати, чтобы допить позже, когда проснусь ночью, что случалось неоднократно. Я вообще-то всегда плохо засыпала, а теперь мне постоянно хотелось говорить о старых добрых временах в Тристан Прайори, в то время как Берсабе уже хотелось спать.
Однажды ночью я проснулась оттого, что мне послышалось, будто дверь комнаты тихо захлопнулась. Удивленная, я села в кровати и осмотрелась.
Луна была на ущербе, по небу ползли облака, и было довольно темно. Дверь была плотно закрыта. Я встала, открыла ее и выглянула в коридор. Может, это Берсаба приходила взглянуть на меня? Я подошла к Лавандовой комнате и тихонько открыла дверь. Похоже, она крепко спала, поэтому я вернулась к себе и легла в постель.
Очевидно, мне что-то приснилось.
Я лежала и уговаривала сама себя. Это все из-за их слежки, из-за их заботы обо мне. Неужели всех женщин, ждущих ребенка, окружают таким назойливым вниманием? Конечно, нет. Это вообще-то весьма заурядное событие.
Взяв кружку с молоком, я поднесла ее к губам. И тут мне расхотелось пить молоко. Оно давно остыло и вряд ли помогло бы мне уснуть. Кроме того, оно мне надоело.
Я пыталась убаюкать себя, думая о ребенке и о том, как завтра я начну шить для него разные вещицы. Меня всегда успокаивала работа с иглой.
Воспоминание о том, с каким энтузиазмом отнеслась к шитью Берсаба, вызвало у меня улыбку. Раньше она терпеть не могла все это рукоделие. Помню, какие жуткие получались у нее вышивки, как мне приходилось все пороть и переделывать за нее! И как чудесно было то, что она рядом со мной. Она никогда не забывала принести мне горячее молоко, и хотя оно давно мне надоело, я не решалась отказываться: она с таким удовольствием это делала и так верила в то, что оно мне помогает.
Берсаба в роли няньки! Это было трогательно и забавно.
Никогда не забуду, как она отмеряла мне дозу сонного снадобья и следила за тем, чтобы я выпила его до конца. А теперь — горячее молоко.
Я позволила ей принести его, оно стояло у моего изголовья просто так, на всякий случай, если она вдруг зайдет. А утром я, как обычно, вылью его за окно.
Однажды к нам заехала группа «кавалеров». Они устали и хотели есть. Мы накормили их и оставили ночевать. По их словам, они некоторое время служили под началом генерала Толуорти. О ходе войны они могли рассказать очень немногое, поскольку в этом трудно было разобраться. В одних местах они терпели поражения, в других — одерживали победы, но чувствовалось, что особого воодушевления они не испытывают. Берсаба спросила, не доводилось ли им встречаться с генералом, однако, они ответили отрицательно. Он сражался под Марстон-Муром, а о дальнейшей его судьбе они не знали, ибо все войска оказались рассеянными. Задерживаться здесь они не могли, для них это посещение было лишь краткой передышкой.
— Это опасно для вас, — предостерегали они. — Если сейчас нагрянут враги и найдут нас, они разрушат ваш дом.
— Они могут сделать это и в ваше отсутствие, — раздраженно бросила Берсаба.
— Будем надеяться, что «круглоголовые» отнесутся снисходительно к беззащитным женщинам, — ответили гости. — Ведь они считают себя Божьими людьми.
— Они снисходительны лишь к собственным идеям, — ответила Берсаба, и я была вынуждена пояснить:
— Дом моей сестры разрушен, ее муж, его сестра и слуги убиты, а она лишь по счастливой случайности избежала смерти.
Берсаба парировала:
— Точно так же, как ее избежали все остальные из нас. Я хочу знать не кто побеждает, а когда эта идиотская война кончится.
«Кавалеры» ушли, и вновь дни потянулись монотонной вереницей. Мы шили, гуляли, играли с детьми; просто не верилось, что где-то рядом идут бои, в которых люди убивают друг друга за свои убеждения.
Пришел октябрь. Джессон отправился в Лондон, чтобы пополнить запасы провизии, и по возвращении рассказал, что силы парламентаристов, кажется, близки к успеху. В основном это объяснялось действиями генерала Фэйрфакса и Оливера Кромвеля. Кромвель создавал армию нового типа. Он обучал солдат, хорошо им платил, а главное — установил железную дисциплину. Он постоянно взывал к их совести, внушал им мысль, что они бьются за правое дело, за уничтожение рабства и что Бог на их стороне. С таким союзником они были обречены на успех.
После этого обращения мы долго говорили о Ричарде, гадая, что могло случиться с ним.
— Я бы многое отдала, чтобы узнать что-нибудь о нем, — сказала я.
— А я — за то, чтобы он вернулся, — быстро ответила Берсаба.
Но ничего не происходило. Шли недели. Дни были долгими и однообразными, наполненными ощущением угрозы.
Мало-помалу у меня начали проявляться внешние признаки беременности, и я радовалась тому, что половина срока уже миновала. Занимаясь шитьем в комнате Замка, я была почти счастлива. Там я легко забывала об опасностях окружающего мира и тешилась иллюзией, что я — обычная женщина, ожидающая рождения своего первого ребенка.
Но трудно было забыть о том, что в любой день сюда могут ворваться солдаты. Это был дом роялиста, одного из самых верных генералов короля, и нам пришлось бы плохо, если бы сюда явились люди Кромвеля.
Все домашние постоянно следили за мной. Я часто замечала, как миссис Черри озабоченно смотрит на меня. Так же вели себя Мэг и Грейс.
— С вами все в порядке, госпожа?
— Да, конечно. А что, я плохо выгляжу?
— Знаете, госпожа, не лучше ли вам отдохнуть?
Я старалась спрятаться от их внимательных глаз. Во всех них было что-то странное… даже в Берсабе. Иногда она вела себя чересчур осторожно. Она не захотела обсуждать со мной тему замка, резко потребовав, чтобы я выбросила это из головы. Иногда ей хотелось говорить о Ричарде, а иногда она резко меняла тему разговора.
Все это тревожило меня, и все чаще я искала убежища в комнате Замка.
Сильное влияние на меня стала оказывать домашняя церковь. Я уже привыкла заходить туда. Усевшись на скамью, я размышляла о поколениях семьи Толуорти, молившихся здесь в более счастливые времена, и гадала, приходила ли сюда Магдален молиться о благополучном разрешении от бремени.
Именно этим я и хотела заняться сейчас. Я подошла к алтарю. Ткань, покрывавшая его, была, по словам Ричарда, вышита дамами этой семьи полтора века тому назад. Я с благоговением прикоснулась к шитью. Какая тонкая работа и какие изысканные цвета! Когда-нибудь, когда подрастет мой ребенок, я вышью покров для алтаря и выберу точно такие же оттенки ниток. Какой красивый синий цвет… синий цвет — цвет счастья… так, кажется, говорят? И какая тонкая отделка. Как же они ухитрились это сделать? Я приподняла ткань, желая поближе рассмотреть шитье, и при этом, должно быть, слегка потянула ее на себя. Раздался грохот покатившегося по полу потира, а в следующую секунду на меня упал еще какой-то сосуд. Ткань выскользнула из рук, я оказалась на полу и, почувствовав, как внутри меня шевельнулся ребенок, потеряла сознание…
Надо мной стояла миссис Черри, рядом с ней — Берсаба. Лицо у миссис Черри было такое бледное, что на щеках стала заметна сеточка вен. Она дрожала.
Берсаба, опустившаяся около меня на колени, сказала:
— Все в порядке. Она уже пришла в себя. Она расстегнула мне воротник.
— Все хорошо, Анжелет. Ты просто упала в обморок. Это часто случается на таком сроке.
Казалось, что ее голос доносится откуда-то издалека.
— Немножко полежи спокойно, не двигайся. Сейчас уже все в порядке. Потом я отведу тебя в комнату. Все это ничего. Это бывает.
Так я лежала на холодном полу церкви, ощущая внутри себя новую жизнь, и повторяла про себя слова Берсабы, что эти вещи часто бывают на таком сроке.
Берсаба сказала:
— Я останусь с тобой на часик-другой. Ничего страшного. Женщины часто падают в обморок, впервые почувствовав шевеление ребенка. Потом ты, конечно, привыкнешь. У тебя, наверное, будет беспокойный малыш.
Было приятно лежать здесь. Берсаба рассказывала о том, как была беременна Арабеллой, и о том, что все эти мелкие происшествия — неотъемлемая часть жизни беременной женщины.
— Как удачно получилось, что ты прошла через это раньше меня, — сказала я.
— И что я могу помогать тебе.
— Надеюсь, так будет всегда.
— Когда-нибудь и тебе придется помочь мне. Я немножко поспала. На это время сестра, должно быть, ушла, и когда я проснулась, то увидела, что в комнату входит миссис Черри.
— Мне только надо взглянуть, все ли у вас в порядке, госпожа.
— Ничего страшного, миссис Черри. Просто мне стало плохо, когда ребенок зашевелился. Сестра говорит, что это нормально. Такое часто случается в первый раз.
— Меня-то церковь напугала, вот что, — сказала миссис Черри.
— Я рассматривала ткань на алтаре. Она так красиво отделана. И, должно быть, я за нее потянула.
— Так вы стояли на коленях возле алтаря?
— Да.
Она слегка нахмурилась.
— Ну, госпожа, я просто так спросила. Мы же все о вас беспокоимся.
— Я знаю об этом, но предпочла бы, чтобы вы беспокоились поменьше. Со мной все в полном порядке.
— Ну, будем считать, что это так, — решительно сказала она.
А мне… опять стало тревожно.
Я не могла уснуть. Говорят, у женщин во время беременности бывают различные причуды. Этой ночью началось с того, что мне показалось, будто я слышу чьи-то крадущиеся шаги на лестнице. Ничего, уговаривала я себя, это просто старые доски да мои собственные капризы.
Я вспомнила, что в детстве боялась темноты и успокаивалась лишь в присутствии Берсабы. Но сегодня ночью воздух был просто пропитан опасностью. Да ведь мы и жили в опасные времена.
Почти не раздумывая, я встала, надела халат, сунула ноги в ночные туфли и отправилась в комнату Берсабы.
Мое сердце чуть не остановилось, когда я увидела, что ее там нет. Постельное белье было отброшено в сторону, словно она поспешно соскочила с кровати. Значит, я слышала по лестнице шаги Берсабы!
Стояло полнолуние, и в комнате было светло почти как днем. Я подошла к окну и выглянула наружу. Я простояла так несколько секунд, прежде чем заметила свою сестру. Она бежала через лужайку, бежала так, словно спасала свою жизнь.
— Берсаба! — закричала я. — Что…
Слова застряли у меня в горле: я увидела, что ее кто-то преследует, какое-то огромное, передвигающееся неуклюжими прыжками существо. Оно напоминало человека, но я не была уверена, что это человек.
Я закричала:
— Солдаты пришли! — И, выскочив из комнаты, бросилась вниз по лестнице. Единственной моей мыслью было спасти сестру.
— Берсаба! — вновь закричала я.
Услышав звук моего голоса, существо остановилось, неуверенно повернулось и заковыляло ко мне. Я не видела его лица (наверное, это было и к лучшему), но чувствовала, что в нем есть нечто противоестественное, злое, даже зловещее и что я подвергаюсь ужасной опасности.
Я услышала голос Берсабы:
— Беги, Анжел…
И почти немедленно после этого раздался звук выстрела. Фигура покачнулась, подняла вверх свои огромные лапы, зашаталась и рухнула на траву.
Берсаба подбежала ко мне. Она схватила меня и крепко сжала в объятиях.
— С тобой все в порядке, Анжел, — нежно бормотала она. — Теперь все позади. Мне показалось, что я увидела внизу Ричарда… и я выбежала… а там было это. Оно увидело меня и…
Из дома выбежали мистер и миссис Черри. Подбежав к существу, лежащему на траве, миссис Черри сделала странную вещь: она упала рядом с ним на колени и прижалась лицом к распростертому телу.
Это было каким-то кошмаром: холодная ночь, мы с Берсабой, тесно обнявшиеся, словно боясь потерять друг друга, тело, лежащее на траве, и миссис Черри, раскачивающаяся взад и вперед, что-то неразборчиво бормоча в отчаянии.
Из дома выбежали Грейс, Мэг и Джессон. Грейс наклонилась и сказала:
— Он мертв.
Миссис Черри закричала:
— Черри застрелил его! Он застрелил нашего сыночка!
Черри положил руку на плечо жены, пытаясь успокоить ее.
— Давайте занесем его в дом, — сказал Джессон. Мне стало дурно от вида крови. Берсаба поддержала меня за талию.
— Тебе необходимо лечь в постель, Анжелет, — сказала она.
Я не обратила внимания на ее слова. Мне нужно было знать, что произошло.
Убитого перенесли в оружейную комнату, и теперь я сумела рассмотреть его лицо. Странно и пугающе выглядело оно. Жесткие вьющиеся волосы спадали на низкий лоб и покрывали нижнюю часть лица; на самом лице лежала какая-то печать зла, которую не смогла стереть даже смерть.
Грейс увела миссис Черри, и с нами остались мистер Черри и Джессон. Я спросила:
— Что это значит? Кто этот человек? Вы застрелили его, Черри?
— Да. Я застрелил его. Вы слышали слова миссис Черри. Это правда. Это наш сын.
— А откуда он взялся? — спросила Берсаба. — Почему он появился так неожиданно?
— Он убежал, госпожа. Он и раньше убегал. Это было для нас тяжким испытанием. Он содержался в сумасшедшем доме… У него силы на двоих мужчин… и он был опасен. Его нельзя было держать в доме, он тут все сокрушил бы. Никакого другого выхода не оставалось… Я знал, что сделаю это… если он вернется.