сделать, если не появятся какие-то люди с инициативой.
Возможно, то же самое произошло с Робином Хейлом. Он был единственным
живым человеком, который сражался вместе с вольными товарищами. Растратил
ли он в эти суровые годы свою инициативу? Он располагал столетиями опыта,
знаний, аккумулированной зрелости, но у него не было единственного
качества, которое позволяло пустить все это в ход.
Этим качеством в изобилии обладал Сэм. И вдруг ему пришло в голову,
что из всех живущих он единственный им обладает. У Хейла долгая жизнь, но
нет воли для использования ее. У остальных бессмертных достаточно
инициативы, но...
- Если мы будем ждать семей, никогда не наступит время действий, -
сказал Сэм вслух удивленно, как будто такая мысль никогда раньше не
приходила ему в голову.
- Конечно, нет. - Хейл был спокоен. - Возможно, уже сейчас слишком
поздно.
Сэм едва слышал его.
- Они думают, что правы, - продолжал он, исследуя новую концепцию. -
Но они не хотят перемен. Они будут ждать до тех пор, пока не поймут, что
ждали слишком долго, и тогда они, может быть, будут даже слегка рады
этому. Они консервативны. Люди у власти всегда консервативны. Любое
изменение для них к худшему.
- Это относится и к населению башен, - сказал Хейл. Что мы можем
предложить ему такого, что сравнилось бы с тем, что оно имеет. Комфорт,
безопасность, цивилизованная жизнь. А у нас опасности, тяжелая работа и
надежда через столетия создать такие условия, которыми они сейчас окружены
под водой без всяких усилий. Никто из них не доживет до плодов своего
труда, даже если они поймут необходимость изменений.
- Однажды они отозвались, - напомнил Сэм. - Когда мой отец предложил
первый план колонии.
- О, да. Есть множество недовольных. Они понимают, что теряют что-то.
Но одно дело - говорить о романтике и приключениях и совсем другое -
испытывать опасности и тяжелую работу. Этим людям не хватает толчка.
Пионеры становятся пионерами, потому что условия дома невыносимы или
потому что условия в другом месте выглядят более обещающими или... или
если появляется Грааль, Святая земля или что-нибудь в этом роде. Здесь
дело идет о спасении человеческой расы, но нет ясной и видимой цели.
Сэм поднял красивые брови.
- Спасение человеческой расы? - повторил он.
- Если колонизация не начнется теперь или в ближайшее время, она
никогда не начнется. Наши запасы кориума станут слишком незначительны,
чтобы поддерживать ее. Я говорил это снова и снова, пока слова эти
автоматически не стали вылетать, стоило мне только открыть рот. Через
несколько столетий человеческая раса придет к своему концу в своих
безопасных матках-башнях. Ресурсы истощатся, и истощится воля к жизни. Но
семьи сопротивляются каждому моему ходу и будут сопротивляться, пока не
станет совсем поздно. - Хейл пожал плечами. - Старая история. Мне говорят,
что в башнях даже и думать не хотят об этом.
Сэм искоса смотрел на него. В голосе бессмертного звучала
уверенность. Он верил Хейлу. И хотя судьба человеческой расы не слишком
беспокоила Сэма, увеличение длительности жизни сделало для него жизненно
важным следующие несколько столетий. К тому же у него были свои счеты с
Харкерами. А в проекте колонизации таились неисчислимые возможности, если
им будет руководить такой человек, как Сэм Рид.
У него начали формироваться блестящие идеи.
- Патент ваш, - резко сказал он. - Теперь слушайте...
Робин Хейл закрыл за собой избитую дверь административного здания и
медленно пошел по пластиковой тропе. Над головой лучезарность
венерианского дня на короткие мгновения освещалась вспышками синего неба и
солнца, проходившими сквозь прозрачный империумный купол. Хейл поднял
голову, слегка сморщил лицо от яркого света, вспоминая старые годы.
Немного впереди него человек в коричневом комбинезоне неторопливо
копал мотыгой что-то на грядке из сверхплодородной почвы Венеры. Он
двигался спокойно, может быть, чуть стесненно, но видно было, что работа
ему нравится. Он поднял худое, с длинными челюстями лицо, когда Хейл
задержался у плоского бассейна.
- Есть у вас минутка? - спросил Хейл.
Человек улыбнулся.
- Сколько угодно, - сказал он. - Что вас беспокоит?
Хейл поставил ногу на край бассейна и скрестил руки на колене. Старик
удобно облокотился на мотыгу. Несколько мгновений они молча смотрели друг
на друга, и слабая улыбка на их лицах говорила о чем-то общем. Только они
одни из всех живущих помнили жизнь под открытым небом, смену дня и ночи,
солнца и луны, естественные ритмы мира, не руководимого человеком.
Только Логист помнил день, когда почва под открытым небом не была
смертоносным врагом человека. Только он мог спокойно ковырять почву
мотыгой, зная, что она не враг ему. Для всех остальных самый вид почвы
означал опасность видимую и невидимую, известную и неизвестную - ядовитые
грибы, бактерии с неизвестными возможностями, удивительные насекомые и
крошечные зверьки, готовые вырваться со следующим ударом мотыги. Конечно,
эта почва была обеззаражена, но условности умирают с трудом. Никто, кроме
Логиста, не любил эти грядки с открытой почвой.
Хейл не очень удивился, когда подумал, что узнает тощую фигуру,
действующего мотыгой. Было это несколько недель назад. Он остановился у
грядки, отослав своих подчиненных, а старик распрямился и бросил на Хейла
острый иронический взгляд.
- Вы не... - с колебанием начал Хейл.
- Конечно. - Логист улыбнулся. - Мне давно нужно было явиться на
поверхность, но хотелось кончить работу. Здравствуйте, Хейл. Как
поживаете?
Хейл сказал что-то взрывчатое.
Логист рассмеялся.
- Я привык к фермерской работе на Земле, - объяснил он. - Все время
хотелось поработать. Сейчас я доброволец. Использовал собственное имя. Вы
не заметили?
Хейл не заметил. Много произошло с тех пор, как он стоял в замке
Истины и слушал голос, доносящийся из шара-оракула. Глаз его не
остановился на имени Бена Кроувелла, хотя списки добровольцев стали
настолько редки в эти дни, что он мог процитировать их по памяти.
- Почему-то я не очень удивлен, - сказал он.
- И не должны. Мы с вами, Хейл, единственные оставшиеся в живых, кто
помнит открытый воздух. - Он принюхался и неодобрительно взглянул на
империумный купол. - Мы единственные, кто знает, что это такое. Вам
встречались другие вольные товарищи?
Хейл покачал головой.
- Я последний.
- Ну... - Кроувелл ударил мотыгой случайный росток, - я в любом
случае должен был оказаться здесь. Но неофициально. На вопросы не отвечаю.
- Вы не отвечали и в Замке, - с обидой напомнил Хейл. - Я был у вас
за последние сорок лет не менее десяти раз. Вы не дали мне ни одной
аудиенции. - Он посмотрел на Логиста, и неожиданная надежда зазвучала в
его голосе. - Что заставило вас явиться сюда - сейчас? Что-то должно
случиться?
- Может быть. Может быть. - Кроувелл вернулся к своей мотыге. -
Всегда что-нибудь случается, раньше или позже. Если ждать достаточно
долго.
И это все, чего Хейл смог от него добиться. Сейчас, рассказывая
Логисту о случившемся, Хейл вспоминал этот разговор. - Поэтому вы явились
сюда? - спросил он, окончив свой рассказ. - Вы знали?
- Хейл, я не могу ответить на ваш вопрос.
- Вы - знали?
- Ничего не выйдет. Не забывайте: каждое достоинство имеет свои
отрицательные стороны. Я обладаю не непогрешимостью, а предвидением - да и
оно подвержено ошибкам. - Кроувелл казался слегка раздраженным. - Я не
бог. Перестаньте думать, как жители башен. Они готовы снять с себя всякую
ответственность. Это самое плохое в сегодняшней жизни Венеры. Предоставьте
это Джорджу. А Джордж не бог. Да и сам бог не может изменить будущее - и
по-прежнему знать, что происходит. В то мгновение, как он вмешивается, он
вводит в уравнение новый фактор, а этот фактор случайный.
- Но...
- О, я вмешивался один или два раза, - сказал Логист. - Даже убил
однажды человека, потому что знал: если он останется жить, это принесет
большие бедствия. Я был прав - в том случае. Но я не вмешиваюсь, если не
могу помочь. Когда я вмешиваюсь, я сам становлюсь случайным фактором и,
поскольку я сам включаюсь в уравнение, мне уже невозможно представить себе
его целиком и со стороны. Я не могу предсказать свои реакции - понимаете?
- Более или менее, - задумчиво сказал Хейл. - Но вы говорите, что
вмешиваетесь, когда должны это сделать.
- Только в таких случаях. И потом стараюсь, чтобы события развивались
естественно. Главное - сохранить равновесие. Если я делаю шаг вправо,
равновесие сдвигается в этом направлении. Поэтому я затем стараюсь сделать
шаг в противоположную сторону - и х остается равным х. Если я добавляю у с
одной стороны, то стараюсь вычесть у с другой. Я согласен, что с того
места, где вы сидите, это не кажется очень разумным, но с моего насеста -
совсем другое дело. Еще раз скажу, я не бог.
Он помолчал, вздохнул и посмотрел на империумный купол, где виднелась
полоска голубого неба, освещенного солнцем.
- Чего хочет Рид? - спросил он. - У него есть какие-то замыслы.
Каковы они?
- Не знаю, зачем говорить вам, - раздраженно сказал Хейл. - Вы,
вероятно, знаете об этом больше меня. - Логист слегка ударил кулаком на
рукояти своей мотыги.
- Я не могу сказать вам то, что знаю, и по очень важным причинам.
Однажды, может быть, я вам объясню. А сейчас мне бы очень хотелось
услышать, чего хочет молодой Рид.
- Мы просмотрели карты. Его патент охватывает территорию почти в
триста миль, причем около ста миль приходится на морской берег. Я прежде
всего проверил это, потому что там на берегу стоит один из фортов вольного
товарищества. Это прекрасная база. Я помню, что это место выбрали из-за
гавани. Цепь островов прикрывает ее, петлей изгибаясь к западу.
Несмотря на все самообладание, Хейл заговорил быстрее.
- Там не будет империумного купола над колонией. При колонизации
будем адаптироваться. Невозможно иметь сбалансированную экологию, когда
внутри одна атмосфера, а снаружи другая. Но нам, конечно, нужна будет
защита от поверхностной жизни. Я думаю, лучше всего нас защитит вода.
Острова представляют собой естественные каменные ступени. Мы один за
другим будем брать их под контроль и переходить к следующему.
- Гм... - Логист задумчиво сморщил длинный нос. - Ну, а что удержит
семьи от тех же фокусов, при помощи которых они убили эту колонию?
Хейл закашлялся.
- Посмотрим, - сказал он.
Даже наступление ночи имеет странное экзотическое очарование для
выросшего в башне человека. Сэм сжимал ручки сидения в самолете, несущем
его обратно в башню Делавер, и очарованно смотрел на собиравшуюся над
морем тьму. Атмосфера Венеры изменчива и коварна; самолеты летают только
по необходимости, да и то полеты коротки. Поле зрения Сэма было
ограничено. Но он видел в надвигающейся тьме далекое сияние подводной
башни; этот свет пробивался из-под воды. И ощутил необычное эмоциональное
тяготение. Этот свет внизу был домом - безопасностью, удобством, музыкой,
смехом. Колония, оставшаяся позади, казалась по контрасту безжизненным
местом опасностей и поражений.
Так нельзя. Нужно подумать о чем-нибудь хорошем, чтобы противостоять
унаследованным эмоциям, воспитанным жизнью в башнях. Пионера должны
окружать плохие условия, а впереди должен маячить святой Грааль или
Золотой Город. Толчок плюс тяга, думал Сэм.
Успех потребует кориума, добровольцев-энтузиастов и согласия
Харкеров, даже их поддержку. Пока ничего этого не было. А действовать
нужно быстро. В любой момент к нему может явиться частная полиция, и из
тьмы небытия явится вдруг Сэм Харкер. У него мало денег, совершенно нет
авторитета, нет друзей, кроме старика, умирающего от наркотиков и
старости, и даже его дружбу надо покупать.
Сэм негромко рассмеялся про себя. Он почувствовал удивительную
уверенность. Он верил в успех.
- Первое, что я должен сделать, - сказал он Слайдеру, - это появиться
перед публикой. Быстро. Так быстро, чтобы семьи не успели схватить меня.
После этого станет ясно, что если я исчезну, они ответственны за это.
Слайдер кряхтел и чихал. В маленькой комнатке было душно, но
сравнительно безопасно. Пока Сэм остается здесь, в хорошо известном ему
подпольном мире, ему не грозит опасность оказаться в крепости Харкеров. Но
на этот раз мотивы его выступления должны быть совершенно другими.
- Дай мне выпить, - сказал в ответ Слайдер.
- У меня есть две тысячи кредитов, - сказал Сэм, пододвигая бутылку
ближе. - Хейл, возможно, наберет еще две тысячи. С этого и начнем.
Подскажите, как их истратить получше. Мне понадобиться телевизионное время
и хороший специалист по семантике.
Когда начнем, деньги к нам пойдут. И на этот раз я не собираюсь
прятать их в какой-нибудь крысиной норе. Я их вложу туда, где они принесут
максимум прибыли.
- Куда? - спросил Слайдер, протягивая руки к бутылке.
- Во флот, - угрюмо ответил Сэм. - Новая колония будет островной. Нам
нужна подвижность. Придется сражаться с морскими животными, укреплять и
заселять острова. Потребуются хорошие корабли, оборудованные, с мощным
вооружением. Вот на что пойдут деньги.
Слайдер присосался к бутылке и ничего не сказал.
Сэм не стал ждать, пока его пропаганда начнет приносить плоды, и
начал заказывать корабли. Он срезал углы, где только мог, но большая часть
его четырех тысяч кредитов пошла на тайные заказы самых необходимых
материалов.
Тем временем пропаганда разворачивалась. Не было ни времени, ни денег
для осторожного начала, что предпочел бы Сэм. Продолжительная компания
искусно созданных песен, восхваляющих славу наземной жизни, открытое небо,
звезды, смену дня и ночи, - это конечно, было бы лучше. Модная пьеса,
новая книга с умело подчеркнутыми мотивами облегчили бы дело. Но на это не
было времени.
Робин Хейл в выступлении по телевизору объявил о создании новой
колонии на основе частного патента. И смело, открыто, потому что не было
возможности скрыть что-то, было объявлено о связи с этим планом Джоэля
Рида.
Джоэль с экрана открыто говорил об обмане своего отца.
- Я никогда не знал его, - сказал он, вкладывая в слова всю присущую
ему убедительность. - Вероятно, многие из вас не поверят мне из-за моего
имени. Я не стараюсь скрыть его. Я верю в свою колонию и не позволю ей
потерпеть поражение. Думаю, большинство из вас поймет меня. Я не посмел бы
явиться перед вами под своим подлинным именем со всем его бесчестьем, если
бы не верил в успех. Ни один человек по имени Рид не смел бы испытать одно
и то же дело дважды. Если колония потерпит поражение, это будет означать
мое собственное крушение, но я знаю, что она будет успешной. - В его
голосе звучало спокойное убеждение, а его энтузиазм передавался
слушателям. Он сказал свое подлинное имя. Многие поверили ему. Поверило
достаточное для его целей число слушателей.
Те же побудительные мотивы, которые сделали успешным план первой
колонии, действовали по-прежнему. Люди чувствовали, как смыкаются над ними
башни. Они стремились к утраченному наследию, и их стремление давало Хейлу
и Сэму достаточно средств для удовлетворения самых необходимых
потребностей. Остальные ждали, пока их убедят.
Сэм действовал, чтобы убедить и их.
Харкеры, конечно, не бездействовали. После первых часов изумления они
тоже начали действовать и очень быстро. Но преимущество было не на их
стороне. Они не могли открыто противостоять плану колонизации. Вспомните,
считалось, что они за колонизацию. Они не могли позволить колонии на самом
деле исчезнуть. Потому они могли лишь развернуть контрпропаганду.
Распространились слухи о мутировавшей вирусной чуме, правившей на
поверхности. Самолет, управляемый роботом, потерпел крушение на виду у
телезрителей, разорванный на куски мощными потоками атмосферы. Все
усиливались толки об опасностях поверхности. Там слишком опасно.
И тут Сэм сделал следующий смелый шаг. Почти открыто он напал на
Харкеров. Он обвинил их в неудаче первой колонии.
- Действуют влиятельные круги, - заявил Сэм, - которые хотят
предотвратить колонизацию поверхности. Вы сами поймете, почему. Все могут
понять. Поставьте себя на место могущественного человека, на место
влиятельной группы. Если вы правите башней, разве вы не захотите, чтобы
такое положение сохранилось? Неужели вы захотите изменений? Разве вы не
будете предпринимать все, чтобы помешать людям, которые, подобно нам,
предлагают освоение новых земель?
Сэм наклонился с экрана, устремив на слушателей напряженный взгляд.
- Разве вы не попробуете замолчать всякую попытку дать простому
человеку шанс? - спросил он, ожидая, что его вот-вот выключат, отрежут от
эфира.
Но ничего не случилось. Возможно, техники были слишком ошеломлены.
Возможно, даже Харкеры не решились настолько открыто бросать вызов
общественному мнению. Сэм продолжал, пока можно было:
- Я надеюсь продолжить работу в пользу новой колонии. Я работаю для
себя, да, но и для всех вас, для тех, кто не правит башнями. Пока я жив, я
буду работать. Если завтра я вновь не выступлю с сообщением о наших новых
планах - что ж, люди башен, вы поймете, почему.
Когда Сэм отключился, сказав последние слова, на улицах башни Делавер
началось глухое гудение. Впервые за много десятилетий толпы вновь начали
собираться у больших общественных экранов, и впервые в человеческой
истории Венеры послышался голос толпы с башенных путей. Этот звук внушал
благоговейный страх - слабейший гул, гул скорее удивления, чем угрозы, но
гул, который нельзя было игнорировать.
Харкеры слышали его. И ждали своего времени. У них было так много
времени, они могли позволить себе ждать.
Итак, на время Сэм оказался в безопасности от частной полиции. Он
делал быстрые шаги к укреплению своей позиции. Ему нужно было найти более
прочную поддержку против Харкеров, чем эта паутина, основанная на
непредсказуемом поведении масс.
Его единственным ключом была Сари. Сари Уолтон, наполовину Харкер по
крови и, несомненно, ненормальная психически. Почему? Сэм усиленно
старался найти ответ на этот вопрос. В архивах было очень мало материалов
о бессмертных - только статистические данные, имена и краткие биографии.
Конечно, благодаря долготе своей жизни бессмертные избегали множества
стрессов, которые приводили короткоживущих к неврозам. Но, может быть,
длительная жизнь вызывает новые стрессы, которые не может представить себе
нормальный человек?
Сэм искал и думал, думал и искал. Он исследовал множество ниточек, но
все они вели в тупик. Наконец он обнаружил малозаметный фактор, который
выглядел обещающим. Он не был окончательным, он лишь указывал на что-то.
Но указывал на нечто любопытное.
Цикл воспроизводства бессмертных был очень любопытен. У них были
периоды плодовитости, обычно разделенные интервалом от 50 до 75 лет и
охватывавшие короткое время. Ребенок двух бессмертных всегда оказывался
бессмертным. Но дети эти были очень слабыми. У них очень высокий уровень
смертности, и большинство из них росло почти под стеклом.
Сэм с интересом обнаружил, что во время рождения Сари Уолтон в семье
Харкеров родился сын - мальчик по имени Блейз. Эти два ребенка оказались
единственными выжившими потомками бессмертных башни Делавер этого периода.
И Блейз Харкер со временем исчез.
С увеличивающимся интересом Сэм изучал записи, отыскивая объяснение
того, что случилось с ним. Даты смерти не было. Обычные записи об
образовании, о различных обязанностях и предприятиях неожиданно обрывались
примерно 70 лет назад. После этого ничего не было.
Сэм запомнил эти сведения с чувством глубокого возбуждения.
- Вот что нужно делать, - сказал вольный товарищ, отступая на шаг от
прибора. - Смотрите.
Сэм неуверенно пересек падающую палубу и склонился к окуляру. Он
чувствовал себя полупьяным в необычной атмосфере, в движущемся корабле,
ощущая на лице влажный ветер. Так много открытого пространства вокруг -
даже легкий ветерок вызывал тревогу: в башне ветер означал совершенно не
то, что на поверхности.
Молочно-белая вода расстилалась вокруг них под молочным небом. На
берегу большой корпус разрушенного форта, казалось, пошатнулся под
тяжестью овладевших им джунглей. Из джунглей доносился постоянный гул,
сквозь который слышались отдельные крики, визг, свист, рев невидимых
животных. Море шумно льнуло к бортам корабля. Ветер делал бессмысленными
звуки в ушах Сэма. Для рожденного в башне поверхность - труднопереносимое
место.
Прижавшись к окуляру, Сэм посмотрел вниз.
Совершенно иной мир возник перед его глазами, мир льющегося света и
качающихся водорослей, среди которых мелькали неопределенные фигуры
подводных существ: рыбы с сверкающими плавниками, сифонофоры со своими
похожими на снежинки хвостами, медузы, раскачивающиеся в собственном
ритме. Анемоны сжимались в яркие полосатые кулаки с дремотной
медлительностью.
Большой веер ослепительно окрашенной губки раскачивался по течению.
И, погребенный в этом ярком, дрожащем мире, видимый только в виде
смутных очертаний под водорослями, лежал корпус затонувшего корабля.
Это был третий из найденных кораблей, которые Хейл считал достойными
подъема.
- Они в лучшем состоянии, чем вы думаете, - уверял он Сэма. - Эти
сплавы очень прочны. В прежние времена я видывал, как чинили и не такие
обломки. - Голос его прервался, и он посмотрел на пустынную поверхность
воды, вспоминая.
Хейл видел ее, населенную мощным флотом. В прежние времена, как и
теперь, башни были священны, потому что только под их империумными
куполами уцелела цивилизация. Но на поверхности серых морей между ними шли
войны, их вели флоты с наемниками. Башни, поддерживавшие потерпевших
поражение, платили выкуп кориумом, иногда после нескольких глубинных бомб,
напоминавших подводным жителям об их уязвимости.
Все это прошло. Джунгли поглотили большие форты, а морские гиганты
затонули у своих причалов. Но они не раскололись. Это теперь стало ясно.
Они заросли водорослями, к бортам их прилипли ракушки, но прочный металл
оставался невредимым.
Хейл и Сэм осматривали берега Венеры, где раньше находились форты.
Хейл знал эти форты, когда они еще жили. Он знал гавани, он и сейчас мог
перечислить суда враждующих сторон. Два первых корабля, поднятых ими, были
вполне пригодны для плавания. И в голосе и глазах Хейла снова появился
энтузиазм.
- На этот раз нас не загонят под империум, - говорил он Сэму,
хватаясь за перила и морщась, когда брызги ударяли ему в лицо. - На этот
раз мы будем подвижны, чего бы это нам ни стоило.
- Дорого обойдется, - напомнил ему Сэм. - Больше, чем у нас есть.
Больше, чем мы сможем получить, если только мы не предпримем чего-нибудь
чрезвычайного.
- Чего именно?
Сэм задумчиво посмотрел на него, размышляя, пришло ли время открывать
свои замыслы. Он уже несколько недель скрытно действовал, шаг за шагом
ведя Хейла к решению, которое тот немедленно отверг бы при их первом
разговоре.
Сэм применял к текущим проблемам точно такие же методы, которые он
применил - почти инстинктивно, когда - когда очнулся в переулке, ощущая
запах сонного порошка. В предшествующие недели он быстрыми шагами прошел
карьеру, параллельную его карьере в предыдущей жизни, сконденсировав
сорокалетние достижения в несколько коротких недель. Дважды приходил он в
мир без единого пенни, беспомощный, и все были против него. На этот раз
ноги его были лишь на первой ступеньке лестницы, уходящей к звездам. Он
уверял себя в этом. Неудача немыслима.
Хитростью он заманил в ловушку дока Малларда и получил кориум,
необходимый для начала подъема. Теперь ему опять нужен кориум, но на этот
раз соперниками его были Харкеры, а это гораздо более трудная проблема.
Вспоминая метод, примененный к доку МАлларду, Сэм тщетно пытался
найти какую-нибудь хитрость, годную для Харкеров. Он ничего не мог
придумать. Харкеры имели все, чего только могли пожелать; позиция их была
почти неуязвима. Была, конечно, Сари. Сэм знал, что если сумеет найти
слабый, но постоянный раздражитель для нее и быть уверенным, что она в это
время принимает наркотики, она почти несомненно способна будет убить
Захарию или себя - или обоих. Это одно оружие. Но оно ужасающе
неопределенно и слишком сильно. Со временем ему придется ликвидировать
Захарию. Но сейчас его смерть не решит текущих затруднений.
Существовала параллель между оружием, которое находилось в
распоряжении Сэма, и тем оружием, которое люди могли использовать против
поверхности Венеры. В обоих случаях единственное пригодное оружие было
либо слишком слабо, либо слишком сильно. Полное уничтожение не годилось,
но единственная альтернатива оставляла соперника по существу нетронутым.
Сэм знал, что он должен либо отказаться от своих замыслов, либо
предпринять такой решительный шаг, который будет означать полный успех или
полное поражение.
- Хейл, - резко сказал он, - если мы хотим получить достаточно
кориума для колонизации поверхности, мы должны сделать что-нибудь такое,
что никогда не делалось. Мы должны сбросить бомбы на башни.
Хейл искоса взглянул на него, затем рассмеялся.
- Вы шутите.
- Может быть. - Сэм пожал плечами и взглянул на корпус под водой. -
Вы знаете что-нибудь получше?
- Я не знаю ничего хуже, - голос Хейла звучал резко. - Я не убийца,
Возможно, то же самое произошло с Робином Хейлом. Он был единственным
живым человеком, который сражался вместе с вольными товарищами. Растратил
ли он в эти суровые годы свою инициативу? Он располагал столетиями опыта,
знаний, аккумулированной зрелости, но у него не было единственного
качества, которое позволяло пустить все это в ход.
Этим качеством в изобилии обладал Сэм. И вдруг ему пришло в голову,
что из всех живущих он единственный им обладает. У Хейла долгая жизнь, но
нет воли для использования ее. У остальных бессмертных достаточно
инициативы, но...
- Если мы будем ждать семей, никогда не наступит время действий, -
сказал Сэм вслух удивленно, как будто такая мысль никогда раньше не
приходила ему в голову.
- Конечно, нет. - Хейл был спокоен. - Возможно, уже сейчас слишком
поздно.
Сэм едва слышал его.
- Они думают, что правы, - продолжал он, исследуя новую концепцию. -
Но они не хотят перемен. Они будут ждать до тех пор, пока не поймут, что
ждали слишком долго, и тогда они, может быть, будут даже слегка рады
этому. Они консервативны. Люди у власти всегда консервативны. Любое
изменение для них к худшему.
- Это относится и к населению башен, - сказал Хейл. Что мы можем
предложить ему такого, что сравнилось бы с тем, что оно имеет. Комфорт,
безопасность, цивилизованная жизнь. А у нас опасности, тяжелая работа и
надежда через столетия создать такие условия, которыми они сейчас окружены
под водой без всяких усилий. Никто из них не доживет до плодов своего
труда, даже если они поймут необходимость изменений.
- Однажды они отозвались, - напомнил Сэм. - Когда мой отец предложил
первый план колонии.
- О, да. Есть множество недовольных. Они понимают, что теряют что-то.
Но одно дело - говорить о романтике и приключениях и совсем другое -
испытывать опасности и тяжелую работу. Этим людям не хватает толчка.
Пионеры становятся пионерами, потому что условия дома невыносимы или
потому что условия в другом месте выглядят более обещающими или... или
если появляется Грааль, Святая земля или что-нибудь в этом роде. Здесь
дело идет о спасении человеческой расы, но нет ясной и видимой цели.
Сэм поднял красивые брови.
- Спасение человеческой расы? - повторил он.
- Если колонизация не начнется теперь или в ближайшее время, она
никогда не начнется. Наши запасы кориума станут слишком незначительны,
чтобы поддерживать ее. Я говорил это снова и снова, пока слова эти
автоматически не стали вылетать, стоило мне только открыть рот. Через
несколько столетий человеческая раса придет к своему концу в своих
безопасных матках-башнях. Ресурсы истощатся, и истощится воля к жизни. Но
семьи сопротивляются каждому моему ходу и будут сопротивляться, пока не
станет совсем поздно. - Хейл пожал плечами. - Старая история. Мне говорят,
что в башнях даже и думать не хотят об этом.
Сэм искоса смотрел на него. В голосе бессмертного звучала
уверенность. Он верил Хейлу. И хотя судьба человеческой расы не слишком
беспокоила Сэма, увеличение длительности жизни сделало для него жизненно
важным следующие несколько столетий. К тому же у него были свои счеты с
Харкерами. А в проекте колонизации таились неисчислимые возможности, если
им будет руководить такой человек, как Сэм Рид.
У него начали формироваться блестящие идеи.
- Патент ваш, - резко сказал он. - Теперь слушайте...
Робин Хейл закрыл за собой избитую дверь административного здания и
медленно пошел по пластиковой тропе. Над головой лучезарность
венерианского дня на короткие мгновения освещалась вспышками синего неба и
солнца, проходившими сквозь прозрачный империумный купол. Хейл поднял
голову, слегка сморщил лицо от яркого света, вспоминая старые годы.
Немного впереди него человек в коричневом комбинезоне неторопливо
копал мотыгой что-то на грядке из сверхплодородной почвы Венеры. Он
двигался спокойно, может быть, чуть стесненно, но видно было, что работа
ему нравится. Он поднял худое, с длинными челюстями лицо, когда Хейл
задержался у плоского бассейна.
- Есть у вас минутка? - спросил Хейл.
Человек улыбнулся.
- Сколько угодно, - сказал он. - Что вас беспокоит?
Хейл поставил ногу на край бассейна и скрестил руки на колене. Старик
удобно облокотился на мотыгу. Несколько мгновений они молча смотрели друг
на друга, и слабая улыбка на их лицах говорила о чем-то общем. Только они
одни из всех живущих помнили жизнь под открытым небом, смену дня и ночи,
солнца и луны, естественные ритмы мира, не руководимого человеком.
Только Логист помнил день, когда почва под открытым небом не была
смертоносным врагом человека. Только он мог спокойно ковырять почву
мотыгой, зная, что она не враг ему. Для всех остальных самый вид почвы
означал опасность видимую и невидимую, известную и неизвестную - ядовитые
грибы, бактерии с неизвестными возможностями, удивительные насекомые и
крошечные зверьки, готовые вырваться со следующим ударом мотыги. Конечно,
эта почва была обеззаражена, но условности умирают с трудом. Никто, кроме
Логиста, не любил эти грядки с открытой почвой.
Хейл не очень удивился, когда подумал, что узнает тощую фигуру,
действующего мотыгой. Было это несколько недель назад. Он остановился у
грядки, отослав своих подчиненных, а старик распрямился и бросил на Хейла
острый иронический взгляд.
- Вы не... - с колебанием начал Хейл.
- Конечно. - Логист улыбнулся. - Мне давно нужно было явиться на
поверхность, но хотелось кончить работу. Здравствуйте, Хейл. Как
поживаете?
Хейл сказал что-то взрывчатое.
Логист рассмеялся.
- Я привык к фермерской работе на Земле, - объяснил он. - Все время
хотелось поработать. Сейчас я доброволец. Использовал собственное имя. Вы
не заметили?
Хейл не заметил. Много произошло с тех пор, как он стоял в замке
Истины и слушал голос, доносящийся из шара-оракула. Глаз его не
остановился на имени Бена Кроувелла, хотя списки добровольцев стали
настолько редки в эти дни, что он мог процитировать их по памяти.
- Почему-то я не очень удивлен, - сказал он.
- И не должны. Мы с вами, Хейл, единственные оставшиеся в живых, кто
помнит открытый воздух. - Он принюхался и неодобрительно взглянул на
империумный купол. - Мы единственные, кто знает, что это такое. Вам
встречались другие вольные товарищи?
Хейл покачал головой.
- Я последний.
- Ну... - Кроувелл ударил мотыгой случайный росток, - я в любом
случае должен был оказаться здесь. Но неофициально. На вопросы не отвечаю.
- Вы не отвечали и в Замке, - с обидой напомнил Хейл. - Я был у вас
за последние сорок лет не менее десяти раз. Вы не дали мне ни одной
аудиенции. - Он посмотрел на Логиста, и неожиданная надежда зазвучала в
его голосе. - Что заставило вас явиться сюда - сейчас? Что-то должно
случиться?
- Может быть. Может быть. - Кроувелл вернулся к своей мотыге. -
Всегда что-нибудь случается, раньше или позже. Если ждать достаточно
долго.
И это все, чего Хейл смог от него добиться. Сейчас, рассказывая
Логисту о случившемся, Хейл вспоминал этот разговор. - Поэтому вы явились
сюда? - спросил он, окончив свой рассказ. - Вы знали?
- Хейл, я не могу ответить на ваш вопрос.
- Вы - знали?
- Ничего не выйдет. Не забывайте: каждое достоинство имеет свои
отрицательные стороны. Я обладаю не непогрешимостью, а предвидением - да и
оно подвержено ошибкам. - Кроувелл казался слегка раздраженным. - Я не
бог. Перестаньте думать, как жители башен. Они готовы снять с себя всякую
ответственность. Это самое плохое в сегодняшней жизни Венеры. Предоставьте
это Джорджу. А Джордж не бог. Да и сам бог не может изменить будущее - и
по-прежнему знать, что происходит. В то мгновение, как он вмешивается, он
вводит в уравнение новый фактор, а этот фактор случайный.
- Но...
- О, я вмешивался один или два раза, - сказал Логист. - Даже убил
однажды человека, потому что знал: если он останется жить, это принесет
большие бедствия. Я был прав - в том случае. Но я не вмешиваюсь, если не
могу помочь. Когда я вмешиваюсь, я сам становлюсь случайным фактором и,
поскольку я сам включаюсь в уравнение, мне уже невозможно представить себе
его целиком и со стороны. Я не могу предсказать свои реакции - понимаете?
- Более или менее, - задумчиво сказал Хейл. - Но вы говорите, что
вмешиваетесь, когда должны это сделать.
- Только в таких случаях. И потом стараюсь, чтобы события развивались
естественно. Главное - сохранить равновесие. Если я делаю шаг вправо,
равновесие сдвигается в этом направлении. Поэтому я затем стараюсь сделать
шаг в противоположную сторону - и х остается равным х. Если я добавляю у с
одной стороны, то стараюсь вычесть у с другой. Я согласен, что с того
места, где вы сидите, это не кажется очень разумным, но с моего насеста -
совсем другое дело. Еще раз скажу, я не бог.
Он помолчал, вздохнул и посмотрел на империумный купол, где виднелась
полоска голубого неба, освещенного солнцем.
- Чего хочет Рид? - спросил он. - У него есть какие-то замыслы.
Каковы они?
- Не знаю, зачем говорить вам, - раздраженно сказал Хейл. - Вы,
вероятно, знаете об этом больше меня. - Логист слегка ударил кулаком на
рукояти своей мотыги.
- Я не могу сказать вам то, что знаю, и по очень важным причинам.
Однажды, может быть, я вам объясню. А сейчас мне бы очень хотелось
услышать, чего хочет молодой Рид.
- Мы просмотрели карты. Его патент охватывает территорию почти в
триста миль, причем около ста миль приходится на морской берег. Я прежде
всего проверил это, потому что там на берегу стоит один из фортов вольного
товарищества. Это прекрасная база. Я помню, что это место выбрали из-за
гавани. Цепь островов прикрывает ее, петлей изгибаясь к западу.
Несмотря на все самообладание, Хейл заговорил быстрее.
- Там не будет империумного купола над колонией. При колонизации
будем адаптироваться. Невозможно иметь сбалансированную экологию, когда
внутри одна атмосфера, а снаружи другая. Но нам, конечно, нужна будет
защита от поверхностной жизни. Я думаю, лучше всего нас защитит вода.
Острова представляют собой естественные каменные ступени. Мы один за
другим будем брать их под контроль и переходить к следующему.
- Гм... - Логист задумчиво сморщил длинный нос. - Ну, а что удержит
семьи от тех же фокусов, при помощи которых они убили эту колонию?
Хейл закашлялся.
- Посмотрим, - сказал он.
Даже наступление ночи имеет странное экзотическое очарование для
выросшего в башне человека. Сэм сжимал ручки сидения в самолете, несущем
его обратно в башню Делавер, и очарованно смотрел на собиравшуюся над
морем тьму. Атмосфера Венеры изменчива и коварна; самолеты летают только
по необходимости, да и то полеты коротки. Поле зрения Сэма было
ограничено. Но он видел в надвигающейся тьме далекое сияние подводной
башни; этот свет пробивался из-под воды. И ощутил необычное эмоциональное
тяготение. Этот свет внизу был домом - безопасностью, удобством, музыкой,
смехом. Колония, оставшаяся позади, казалась по контрасту безжизненным
местом опасностей и поражений.
Так нельзя. Нужно подумать о чем-нибудь хорошем, чтобы противостоять
унаследованным эмоциям, воспитанным жизнью в башнях. Пионера должны
окружать плохие условия, а впереди должен маячить святой Грааль или
Золотой Город. Толчок плюс тяга, думал Сэм.
Успех потребует кориума, добровольцев-энтузиастов и согласия
Харкеров, даже их поддержку. Пока ничего этого не было. А действовать
нужно быстро. В любой момент к нему может явиться частная полиция, и из
тьмы небытия явится вдруг Сэм Харкер. У него мало денег, совершенно нет
авторитета, нет друзей, кроме старика, умирающего от наркотиков и
старости, и даже его дружбу надо покупать.
Сэм негромко рассмеялся про себя. Он почувствовал удивительную
уверенность. Он верил в успех.
- Первое, что я должен сделать, - сказал он Слайдеру, - это появиться
перед публикой. Быстро. Так быстро, чтобы семьи не успели схватить меня.
После этого станет ясно, что если я исчезну, они ответственны за это.
Слайдер кряхтел и чихал. В маленькой комнатке было душно, но
сравнительно безопасно. Пока Сэм остается здесь, в хорошо известном ему
подпольном мире, ему не грозит опасность оказаться в крепости Харкеров. Но
на этот раз мотивы его выступления должны быть совершенно другими.
- Дай мне выпить, - сказал в ответ Слайдер.
- У меня есть две тысячи кредитов, - сказал Сэм, пододвигая бутылку
ближе. - Хейл, возможно, наберет еще две тысячи. С этого и начнем.
Подскажите, как их истратить получше. Мне понадобиться телевизионное время
и хороший специалист по семантике.
Когда начнем, деньги к нам пойдут. И на этот раз я не собираюсь
прятать их в какой-нибудь крысиной норе. Я их вложу туда, где они принесут
максимум прибыли.
- Куда? - спросил Слайдер, протягивая руки к бутылке.
- Во флот, - угрюмо ответил Сэм. - Новая колония будет островной. Нам
нужна подвижность. Придется сражаться с морскими животными, укреплять и
заселять острова. Потребуются хорошие корабли, оборудованные, с мощным
вооружением. Вот на что пойдут деньги.
Слайдер присосался к бутылке и ничего не сказал.
Сэм не стал ждать, пока его пропаганда начнет приносить плоды, и
начал заказывать корабли. Он срезал углы, где только мог, но большая часть
его четырех тысяч кредитов пошла на тайные заказы самых необходимых
материалов.
Тем временем пропаганда разворачивалась. Не было ни времени, ни денег
для осторожного начала, что предпочел бы Сэм. Продолжительная компания
искусно созданных песен, восхваляющих славу наземной жизни, открытое небо,
звезды, смену дня и ночи, - это конечно, было бы лучше. Модная пьеса,
новая книга с умело подчеркнутыми мотивами облегчили бы дело. Но на это не
было времени.
Робин Хейл в выступлении по телевизору объявил о создании новой
колонии на основе частного патента. И смело, открыто, потому что не было
возможности скрыть что-то, было объявлено о связи с этим планом Джоэля
Рида.
Джоэль с экрана открыто говорил об обмане своего отца.
- Я никогда не знал его, - сказал он, вкладывая в слова всю присущую
ему убедительность. - Вероятно, многие из вас не поверят мне из-за моего
имени. Я не стараюсь скрыть его. Я верю в свою колонию и не позволю ей
потерпеть поражение. Думаю, большинство из вас поймет меня. Я не посмел бы
явиться перед вами под своим подлинным именем со всем его бесчестьем, если
бы не верил в успех. Ни один человек по имени Рид не смел бы испытать одно
и то же дело дважды. Если колония потерпит поражение, это будет означать
мое собственное крушение, но я знаю, что она будет успешной. - В его
голосе звучало спокойное убеждение, а его энтузиазм передавался
слушателям. Он сказал свое подлинное имя. Многие поверили ему. Поверило
достаточное для его целей число слушателей.
Те же побудительные мотивы, которые сделали успешным план первой
колонии, действовали по-прежнему. Люди чувствовали, как смыкаются над ними
башни. Они стремились к утраченному наследию, и их стремление давало Хейлу
и Сэму достаточно средств для удовлетворения самых необходимых
потребностей. Остальные ждали, пока их убедят.
Сэм действовал, чтобы убедить и их.
Харкеры, конечно, не бездействовали. После первых часов изумления они
тоже начали действовать и очень быстро. Но преимущество было не на их
стороне. Они не могли открыто противостоять плану колонизации. Вспомните,
считалось, что они за колонизацию. Они не могли позволить колонии на самом
деле исчезнуть. Потому они могли лишь развернуть контрпропаганду.
Распространились слухи о мутировавшей вирусной чуме, правившей на
поверхности. Самолет, управляемый роботом, потерпел крушение на виду у
телезрителей, разорванный на куски мощными потоками атмосферы. Все
усиливались толки об опасностях поверхности. Там слишком опасно.
И тут Сэм сделал следующий смелый шаг. Почти открыто он напал на
Харкеров. Он обвинил их в неудаче первой колонии.
- Действуют влиятельные круги, - заявил Сэм, - которые хотят
предотвратить колонизацию поверхности. Вы сами поймете, почему. Все могут
понять. Поставьте себя на место могущественного человека, на место
влиятельной группы. Если вы правите башней, разве вы не захотите, чтобы
такое положение сохранилось? Неужели вы захотите изменений? Разве вы не
будете предпринимать все, чтобы помешать людям, которые, подобно нам,
предлагают освоение новых земель?
Сэм наклонился с экрана, устремив на слушателей напряженный взгляд.
- Разве вы не попробуете замолчать всякую попытку дать простому
человеку шанс? - спросил он, ожидая, что его вот-вот выключат, отрежут от
эфира.
Но ничего не случилось. Возможно, техники были слишком ошеломлены.
Возможно, даже Харкеры не решились настолько открыто бросать вызов
общественному мнению. Сэм продолжал, пока можно было:
- Я надеюсь продолжить работу в пользу новой колонии. Я работаю для
себя, да, но и для всех вас, для тех, кто не правит башнями. Пока я жив, я
буду работать. Если завтра я вновь не выступлю с сообщением о наших новых
планах - что ж, люди башен, вы поймете, почему.
Когда Сэм отключился, сказав последние слова, на улицах башни Делавер
началось глухое гудение. Впервые за много десятилетий толпы вновь начали
собираться у больших общественных экранов, и впервые в человеческой
истории Венеры послышался голос толпы с башенных путей. Этот звук внушал
благоговейный страх - слабейший гул, гул скорее удивления, чем угрозы, но
гул, который нельзя было игнорировать.
Харкеры слышали его. И ждали своего времени. У них было так много
времени, они могли позволить себе ждать.
Итак, на время Сэм оказался в безопасности от частной полиции. Он
делал быстрые шаги к укреплению своей позиции. Ему нужно было найти более
прочную поддержку против Харкеров, чем эта паутина, основанная на
непредсказуемом поведении масс.
Его единственным ключом была Сари. Сари Уолтон, наполовину Харкер по
крови и, несомненно, ненормальная психически. Почему? Сэм усиленно
старался найти ответ на этот вопрос. В архивах было очень мало материалов
о бессмертных - только статистические данные, имена и краткие биографии.
Конечно, благодаря долготе своей жизни бессмертные избегали множества
стрессов, которые приводили короткоживущих к неврозам. Но, может быть,
длительная жизнь вызывает новые стрессы, которые не может представить себе
нормальный человек?
Сэм искал и думал, думал и искал. Он исследовал множество ниточек, но
все они вели в тупик. Наконец он обнаружил малозаметный фактор, который
выглядел обещающим. Он не был окончательным, он лишь указывал на что-то.
Но указывал на нечто любопытное.
Цикл воспроизводства бессмертных был очень любопытен. У них были
периоды плодовитости, обычно разделенные интервалом от 50 до 75 лет и
охватывавшие короткое время. Ребенок двух бессмертных всегда оказывался
бессмертным. Но дети эти были очень слабыми. У них очень высокий уровень
смертности, и большинство из них росло почти под стеклом.
Сэм с интересом обнаружил, что во время рождения Сари Уолтон в семье
Харкеров родился сын - мальчик по имени Блейз. Эти два ребенка оказались
единственными выжившими потомками бессмертных башни Делавер этого периода.
И Блейз Харкер со временем исчез.
С увеличивающимся интересом Сэм изучал записи, отыскивая объяснение
того, что случилось с ним. Даты смерти не было. Обычные записи об
образовании, о различных обязанностях и предприятиях неожиданно обрывались
примерно 70 лет назад. После этого ничего не было.
Сэм запомнил эти сведения с чувством глубокого возбуждения.
- Вот что нужно делать, - сказал вольный товарищ, отступая на шаг от
прибора. - Смотрите.
Сэм неуверенно пересек падающую палубу и склонился к окуляру. Он
чувствовал себя полупьяным в необычной атмосфере, в движущемся корабле,
ощущая на лице влажный ветер. Так много открытого пространства вокруг -
даже легкий ветерок вызывал тревогу: в башне ветер означал совершенно не
то, что на поверхности.
Молочно-белая вода расстилалась вокруг них под молочным небом. На
берегу большой корпус разрушенного форта, казалось, пошатнулся под
тяжестью овладевших им джунглей. Из джунглей доносился постоянный гул,
сквозь который слышались отдельные крики, визг, свист, рев невидимых
животных. Море шумно льнуло к бортам корабля. Ветер делал бессмысленными
звуки в ушах Сэма. Для рожденного в башне поверхность - труднопереносимое
место.
Прижавшись к окуляру, Сэм посмотрел вниз.
Совершенно иной мир возник перед его глазами, мир льющегося света и
качающихся водорослей, среди которых мелькали неопределенные фигуры
подводных существ: рыбы с сверкающими плавниками, сифонофоры со своими
похожими на снежинки хвостами, медузы, раскачивающиеся в собственном
ритме. Анемоны сжимались в яркие полосатые кулаки с дремотной
медлительностью.
Большой веер ослепительно окрашенной губки раскачивался по течению.
И, погребенный в этом ярком, дрожащем мире, видимый только в виде
смутных очертаний под водорослями, лежал корпус затонувшего корабля.
Это был третий из найденных кораблей, которые Хейл считал достойными
подъема.
- Они в лучшем состоянии, чем вы думаете, - уверял он Сэма. - Эти
сплавы очень прочны. В прежние времена я видывал, как чинили и не такие
обломки. - Голос его прервался, и он посмотрел на пустынную поверхность
воды, вспоминая.
Хейл видел ее, населенную мощным флотом. В прежние времена, как и
теперь, башни были священны, потому что только под их империумными
куполами уцелела цивилизация. Но на поверхности серых морей между ними шли
войны, их вели флоты с наемниками. Башни, поддерживавшие потерпевших
поражение, платили выкуп кориумом, иногда после нескольких глубинных бомб,
напоминавших подводным жителям об их уязвимости.
Все это прошло. Джунгли поглотили большие форты, а морские гиганты
затонули у своих причалов. Но они не раскололись. Это теперь стало ясно.
Они заросли водорослями, к бортам их прилипли ракушки, но прочный металл
оставался невредимым.
Хейл и Сэм осматривали берега Венеры, где раньше находились форты.
Хейл знал эти форты, когда они еще жили. Он знал гавани, он и сейчас мог
перечислить суда враждующих сторон. Два первых корабля, поднятых ими, были
вполне пригодны для плавания. И в голосе и глазах Хейла снова появился
энтузиазм.
- На этот раз нас не загонят под империум, - говорил он Сэму,
хватаясь за перила и морщась, когда брызги ударяли ему в лицо. - На этот
раз мы будем подвижны, чего бы это нам ни стоило.
- Дорого обойдется, - напомнил ему Сэм. - Больше, чем у нас есть.
Больше, чем мы сможем получить, если только мы не предпримем чего-нибудь
чрезвычайного.
- Чего именно?
Сэм задумчиво посмотрел на него, размышляя, пришло ли время открывать
свои замыслы. Он уже несколько недель скрытно действовал, шаг за шагом
ведя Хейла к решению, которое тот немедленно отверг бы при их первом
разговоре.
Сэм применял к текущим проблемам точно такие же методы, которые он
применил - почти инстинктивно, когда - когда очнулся в переулке, ощущая
запах сонного порошка. В предшествующие недели он быстрыми шагами прошел
карьеру, параллельную его карьере в предыдущей жизни, сконденсировав
сорокалетние достижения в несколько коротких недель. Дважды приходил он в
мир без единого пенни, беспомощный, и все были против него. На этот раз
ноги его были лишь на первой ступеньке лестницы, уходящей к звездам. Он
уверял себя в этом. Неудача немыслима.
Хитростью он заманил в ловушку дока Малларда и получил кориум,
необходимый для начала подъема. Теперь ему опять нужен кориум, но на этот
раз соперниками его были Харкеры, а это гораздо более трудная проблема.
Вспоминая метод, примененный к доку МАлларду, Сэм тщетно пытался
найти какую-нибудь хитрость, годную для Харкеров. Он ничего не мог
придумать. Харкеры имели все, чего только могли пожелать; позиция их была
почти неуязвима. Была, конечно, Сари. Сэм знал, что если сумеет найти
слабый, но постоянный раздражитель для нее и быть уверенным, что она в это
время принимает наркотики, она почти несомненно способна будет убить
Захарию или себя - или обоих. Это одно оружие. Но оно ужасающе
неопределенно и слишком сильно. Со временем ему придется ликвидировать
Захарию. Но сейчас его смерть не решит текущих затруднений.
Существовала параллель между оружием, которое находилось в
распоряжении Сэма, и тем оружием, которое люди могли использовать против
поверхности Венеры. В обоих случаях единственное пригодное оружие было
либо слишком слабо, либо слишком сильно. Полное уничтожение не годилось,
но единственная альтернатива оставляла соперника по существу нетронутым.
Сэм знал, что он должен либо отказаться от своих замыслов, либо
предпринять такой решительный шаг, который будет означать полный успех или
полное поражение.
- Хейл, - резко сказал он, - если мы хотим получить достаточно
кориума для колонизации поверхности, мы должны сделать что-нибудь такое,
что никогда не делалось. Мы должны сбросить бомбы на башни.
Хейл искоса взглянул на него, затем рассмеялся.
- Вы шутите.
- Может быть. - Сэм пожал плечами и взглянул на корпус под водой. -
Вы знаете что-нибудь получше?
- Я не знаю ничего хуже, - голос Хейла звучал резко. - Я не убийца,