Страница:
— А тебе предстоит как следует запомнить мои инструкции, — продолжал он так, словно не слышал ее вопроса. — Первое: тебе нужно сменить судовладельцев и экспедиторов. Ты заключишь контракт с фирмой «Флауэринг Черри Импорт-Экспорт», которая имеет многолетний опыт транспортировки антикварных ценностей. Их оформляют, пакуют, грузят и доставляют по месту назначения с полным соблюдением всех необходимых формальностей. Отныне фирма «Деспардс» должна будет пользоваться услугами только этой компании.
— Никогда! Как ты смеешь диктовать мне условия?
Это моя фирма, и у меня нет никаких оснований порывать с нынешними моими партнерами. Кроме того, я представления не имею о твоей «Флауэринг Черри» или как ее там!
— Тебе и не нужно иметь о ней представление. Ты должна выполнять то, что тебе приказывают.
Доминик уже открыла рот, чтобы послать его ко всем чертям, но вновь ощутила, исходившую от него силу, и голос ее пресекся. Расширившимися глазами она уставилась в его зрачки, не в силах пошевелиться.
— Отныне, мадам, вы будете молча принимать наши распоряжения как в этом деле, так и во всех других, имеющих отношение к нам. Вы будете выполнять то, что вам приказывают.
Доминик была словно пригвождена к креслу этими черными блестящими глазами — от них исходила такая пугающая мощь, что она ощущала полное свое бессилие.
Однако она сохранила ясность ума и сумела выговорить:
— С вашей стороны опрометчиво диктовать мне условия. Я слишком много знаю.
Ей показалось, будто Чжао Ли, невзирая на всю свою невозмутимость, улыбнулся, хотя лицо его оставалось совершенно бесстрастным.
— Нет, мадам. Вы не знаете ровным счетом ничего.
Доминик почувствовала озноб — такого Чжао Ли ей еще не доводилось видеть. Перед ней сидел высокомерный повелитель, который смотрел на нее пренебрежительно, как на свою служанку, и отдавал распоряжения, словно она была его пленницей.
— Вы увязли в этом так же глубоко, как и я, — холодно произнесла она.
— Нет, мадам. Мы лишь вырыли яму… и только вы угодили в нее.
По коже у Доминик забегали мурашки: она чувствовала опасность так остро, как никогда в жизни. «Мне надо выпить, выпить во что бы то ни стало», — подумала она. Однако нельзя было выдавать себя. Нельзя было показать ему свой страх.
— Вы, мадам, — продолжал Чжао Ли, — в присутствии многочисленных свидетелей продали на публичном аукционе и по немыслимо высоким ценам произведения искусства, которые в действительности являются лишь искусными подделками. Фабрика, производившая эти подделки, прекратила свое существование; человек, занимавшийся этим, уже далеко отсюда. Я ничего не продавал. Я ничего об этом не знаю. Нет никаких документов, никаких снимков — нет ровным счетом ничего, что связывало бы меня с совершенным вами мошенничеством «Гонконгский миллионер, пожелавший остаться неизвестным» — это ведь ваша выдумка. Аукцион от начала и до конца — ваше деяние. Именно вы удостоверили подлинность этих подделок, поставив на карту свою репутацию эксперта, поскольку ваши покупатели доверились вашему опыту. Вы и только вы виновны в мошенничестве, обмане и лжесвидетельстве. Вам не удастся ни в чем уличить меня и моих компаньонов. А вот мы можем уличить вас. У нас есть для этого все возможности. Я известен как опытный дилер в сфере торговли антиквариатом. Я сам купил несколько вещиц на этой распродаже. Мне достаточно отдать на экспертизу одну из них, и если она будет подвергнута термолюминесцентному анализу…
Слишком поздно осознала Доминик, что ее, как наивную девчонку, обвели вокруг пальца более искушенные, чем она, ловкачи. Она без колебаний и по собственной воле преступила грань, из-за которой нет возврата.
Попалась в сети собственной алчности. В душе Доминик клокотала такая ярость, что ей пришлось какое-то время переждать, пока она не убедилась, что может справиться со своим голосом.
— Кто вы такой? — спросила она, собрав все силы.
— Для вас я Чжао Ли, дилер по антиквариату. Тем, кто представляет интерес для меня, я известен в другом качестве, и, поскольку сделать вы уже ничего не можете, скрывать это от вас нет необходимости. Я принадлежу к братству 7К, более известному под названием «Триада Золотого Дракона». — Впервые за весь разговор Чжао Ли холодно улыбнулся. — Полагаю, это вам кое о чем говорит.
«Триада»! В ушах Доминик это название отозвалось зловещим эхом. «Триада»!
— А теперь вам предстоит убедиться, что вы находитесь в нашей власти и будете отныне действовать согласно нашим инструкциям.
Лицо Доминик посерело, когда она поняла, что означают эти слова. Она угодила в расставленные им сети, попалась в западню — поддельные произведения искусства были лишь приманкой, наживкой для крупной рыбы!
Она была лишь винтиком в огромном колесе, маленькой песчинкой в безбрежном океане их замысла. На какое-то мгновение в глазах у нее помутилось от гнева и бессилия.
Она испытывала почти нестерпимое унижение при мысли, что оказалась такой дурой. Этот человек занимался с ней любовью, ее тело раскрывалось и принимало его — и она сама поощряла его, доверялась ему! А для него это было только средством осуществить свои замыслы. Если бы у нее в руках был пистолет или нож, она бы не задумываясь убила его.
— Сейчас вам станет ясно, что вы должны беспрекословно исполнять мои приказания, мадам.
Подняв руку, он щелкнул пальцами. Мгновенно появились двое рослых китайцев и встали за креслом Доминик. Чжао Ли что-то быстро сказал им на кантонском диалекте, и ее тут же крепко схватили за кисти, превратив в беспомощную пленницу.
— Не делайте того, о чем будете сожалеть, — сказала Доминик, стараясь говорить бесстрастно.
— Мы никогда этого не делаем, мадам.
Он кивнул третьему китайцу, возникшему неизвестно откуда. Тот подошел к столику возле кресла Доминик, поставил на него маленькую черную шкатулку и открыл ее. Внутри лежала полая игла и пузатый флакончик.
Глаза Доминик расширились от ужаса, дыхание стало прерывистым.
Чжао Ли сначала обратился к человеку, державшему флакон, а затем повернулся к Доминик.
— Стопроцентный чистый героин, мадам. Одна десятая грамма, и вы мертвы. Ради вашего же блага, мадам, не вынуждайте нас прибегнуть к этому.
Доминик сглотнула слюну. Чжао Ли вновь что-то сказал, и третий китаец, закрыв шкатулку, исчез. Он отдал приказание двум другим, и те разжали руки, а затем безмолвно удалились.
— Теперь вы понимаете, мадам, что мы люди серьезные, — сказал Чжао Ли, когда они остались одни. — Вы в полной безопасности до тех пор, пока исполняете наши приказы. Вы поняли меня?
Доминик кивнула, не в силах произнести ни слова.
— Отлично. В скором времени вы получите необходимые инструкции.
Он снова поклонился в отстраненно-вежливой манере, как подобает китайцу, имеющему дело с презренным чужаком-иностранцем, и вышел.
Обхватив плечи руками, Доминик наклонилась вперед, словно испытывала страдания от физической боли или пронизывающего холода. Наконец она заставила себя подняться и подошла к столику с напитками. Руки у нее дрожали так сильно, что она пролила изрядное количество виски, и, наполнив наконец стакан, опрокинула в рот его содержимое. На глазах у нее выступили слезы, дыхание пресеклось, однако спиртное разлилось теплом по телу. Тут же налив вторую порцию, она выпила и ее, а затем снова бессильно опустилась в кресло. Доминик долго сидела в оцепенении, уставившись в одну точку невидящим взором, пока не услышала, что кто-то настойчиво обращается к ней. Подняв глаза, она увидела, что на нее пристально смотрит ее мажордом Чанг.
— Что такое? — раздраженно спросила она.
Он повторил свой вопрос: будет ли она ужинать дома?
— Нет, не надо ужина. Ничего не надо, понятно?
Я хочу остаться одна. Вам ясно? Никто не должен меня беспокоить!
Глаза ее были расширены, голос звучал непривычно резко.
Чанг безмолвно удалился. Ему было что сообщить своему родственнику Бенни.
В главной галерее «Деспардс» ряды золоченых стульев, расставленных с математической точностью, застыли в ожидании трехсот человек, которым в ближайшие полчаса предстояло раскупить коллекцию драгоценностей покойной Корнелии Фентрисс Гарднер. Система радиотрансляции на два смежных зала сначала попискивала и потрескивала при проверке, но затем голоса стали звучать чисто и ясно, изображение на телевизионных экранах было отрегулировано до совершенной четкости.
Сотрудники службы безопасности сновали повсюду: их было так много, что на каждого посетителя приходилось по охраннику, но в толпе они не выделялись, поскольку также были в смокингах и с галстуками-бабочками. Руководители отделов и ассистенты что-то обсуждали, склонившись над заметно захватанными каталогами; в задних комнатах самые рослые и сильные парни стояли на страже запертых сейфов, где хранились драгоценности; в одном из кабинетов, из которого вынесли мебель и отдали в распоряжение топ-моделей, с полдюжины девушек довершали последние приготовления к выходу.
Внизу привратник уже открывал ворота перед первым роскошным лимузином. Двое охранников, предварительно изучив фотографии всех приглашенных, сверялись со списком из трех листов, ставя галочку против соответствующего имени и пропуская каждого человека мимо скрытой камеры с рентгеновским излучением, позволяющим обнаружить любые металлические предметы — в первую очередь оружие. Только после этого гости могли подняться наверх, где им предлагали по бокалу шампанского.
По мере того как громадный зал наполнялся, все громче слышались возгласы, сопровождаемые объятиями и поцелуями:
— Дорогая, как поживаете?
— Целую вечность вас не видела…
Кейт стояла в задней комнате вместе с Шарлоттой и Дэвидом Холмсом.
— ..принесет прибыль, — говорил Дэвид. — И не стесняйтесь называть цену… на публике или по телефону, везде. Людям нравится сознавать, что они покупают по-настоящему дорогую вещь.
Кейт покорно кивала. Нервы ее были напряжены до предела. Для нее это был первый большой аукцион. Она не хотела демонстрировать свое умение до распродажи Кортланд Парка, однако Дэвид слег с тяжелейшим радикулитом — сейчас он уже мог вставать и пришел, чтобы подбодрить Кейт в последнюю минуту. Он-то и настоял, чтобы Кейт заняла его место.
— Это большой аукцион, — сказал он ей серьезно. — Он имеет очень важное значение для «Деспардс», и раз уж я оказался вне игры, вы должны взять это на себя.
— Но, может быть, Хью Стрейкер или Роджер Ментленд…
— Не на этом аукционе, Кейт. В нынешнем году более крупного не было, и нам необходимо показать, что мы уделяем ему соответствующее внимание. Именно поэтому вы и должны провести его. Вы уже вели с десяток пробных аукционов и столько же настоящих.
Он ободряюще улыбнулся.
— Это будет отличной пробой перед Кортланд Парком. К тому же разве не вы ввели все эти новшества? Это вы все подготовили, дорогая Кейт, так что смело берите ответственность на себя. А я помогу вам во всем, и, пока у нас есть еще немного времени, я готов еще немного поднатаскать вас.
И Кейт поехала к Дэвиду домой. Жена Дэвида Анджела покорно сказала ей при встрече:
— Я начинаю думать, что его выздоровление зависит от успеха этого аукциона.
Кейт стала изучать каталоги, пока не затвердила их так, что могла бы без запинки описать все лоты вместе и каждый по отдельности. Она взвесила каждую драгоценную вещицу в руке и полностью освоилась с ними, затем примерила, чтобы полюбоваться их блеском, огнями и цветом, но осталась к ним равнодушна. Когда она имела дело с фарфором, излучавшим тепло, ее душу переполнял подлинный восторг. А драгоценности были холодными. Но она приложила все усилия, чтобы показать их достойным образом, и здесь неоценимую помощь оказала Шарлотта с ее врожденным изяществом и умением организовать зрелище. Она договорилась с многими лондонскими модельерами, которые обещали предоставить свои платья в обмен на упоминание в каталоге — истинном произведении искусства. Манекенщицы были выбраны с таким расчетом, чтобы их стиль и внешний облик самым выгодным образом оттеняли то или иное украшение. Задник за спиной Кейт был задрапирован черным бархатом — наилучший фон для показа платьев и драгоценностей. Не забыла она и про игру света — этим занялся другой приятель Шарлотты, один из лучших театральных осветителей.
Сама Кейт была в «маленьком» бархатном платье, тоже черном, как драпировка задника. От украшений она сознательно отказалась — надела только маленькие жемчужные серьги.
— Но меня ведь продавать не надо, — пошутила она по этому поводу.
Впереди ее ожидал либо провал, либо успех, однако спокойная уверенность Дэвида вкупе с горячей поддержкой Шарлотты помогли Кейт держать себя в руках. Правда, ей очень недоставало Ролло с его острым языком и ядовитыми репликами — от него исходило совершенно особое чувство уверенности. Клерк, усаживаясь на свое место рядом с кафедрой, ободряюще бросил:
— Удачи, мисс Деспард.
Все стулья были уже заняты, и Кейт, набрав в грудь побольше воздуха, выступила вперед, чтобы предстать перед своими судьями.
— Справится она? — напрямик спросила Шарлотта Дэвида.
— Да. Она полностью готова. Ей больше нечему учиться. Беспримерная самоуверенность сводной сестры — последнее препятствие, которое она должна взять. Пре-, одолев его, она станет непобедимой.
Кейт с застывшей на лице улыбкой взошла по трем ступенькам, ведущим на кафедру. Она не видела в зале лиц, фигур, только блеск драгоценных камней ослеплял ее — дамы пришли в украшениях, чтобы обрести больше уверенности и почувствовать свою значительность. Глубоко вздохнув, Кейт открыла аукцион.
— Добрый вечер, леди и джентльмены. Фирма «Деспардс» приветствует вас на распродаже коллекции госпожи Корнелии Фентрисс Гарднер — коллекции феноменальной и не имеющей себе равных, как вы сами уже могли убедиться, если дали себе труд ознакомиться с каталогом.
По залу пронесся одобрительный легкий смешок, и она почувствовала, как слабеют мешавшие ей путы.
— Никогда еще фирме «Деспардс» не выпадала честь представлять столь внушительную коллекцию. Должна сказать, и в моей жизни это событие не имеет себе равных, поскольку для меня это крещение в пламени, отсвет которого может сравниться лишь с блеском драгоценностей, которые вам предстоит увидеть.
На этот раз вслед за смехом кое-где послышались аплодисменты, и Кейт ощутила теплую волну, разлившуюся по телу.
Левой ногой она нажала на кнопку.
— Наш первый лот… брошь в виде райской птицы.
Грудку ее украшает сапфир в 63 и 40 десятых карата, хвост собран из бриллиантов, сапфиров, рубинов, изумрудов, топазов и бирюзы…
Первая девушка-модель в платье из белого крепа величаво ступила на подиум. Одно плечо было обнажено, на другом на легкой драпировке прикреплена брошь, переливавшаяся всеми цветами радуги в бликах умело выбранного освещения. Кейт услышала, как зал охнул, увидела, как зрители подались вперед, пока манекенщица неторопливо и эффектно прохаживалась взад и вперед, давая всем возможность рассмотреть украшение. Камни сверкали холодным блеском, огромный сапфир блистал, словно воплощая собою небесную синеву. Кейт выдержала рассчитанную паузу, а затем, когда манекенщица встала перед ней, демонстрируя переливающуюся брошь и словно бы искушая замершую публику, начала торг с уверенностью и решимостью профессионала, хотя внутренне трепетала от страха.
— Итак, стартовая цена 100 тысяч фунтов, леди и джентльмены…
Гонка сразу же взяла стремительный темп.
— 110 тысяч… 120 тысяч… 130 тысяч… 140 тысяч…
Таблички с номерами поднимались над рядами, и Кейт приходилось следить за всеми разом, мысленно отмечая тех, кто поднимал руку чаще других и явно не собирался уступать, когда цены поползут вверх.
— 150 тысяч… 160 тысяч… 170 тысяч… 180 тысяч…
Торг продолжался без сбоев и пауз — все участники его были сосредоточенны и полны решимости завладеть драгоценной брошью.
— 200 тысяч…
По залу пронесся шепот.
— 210 тысяч… 220 тысяч… 230 тысяч…
Голос Кейт звучал спокойно, ободряюще, почти просительно, а таблички подымались и опускались с монотонной ритмичностью.
— Вот и 250 тысяч…
Впервые она стала руководить ходом торгов.
— 250 тысяч, справа…
По ее интонации нельзя было и представить, каким трудом дается ей спокойствие, какое лихорадочное возбуждение владеет ею.
— Это все? — мягко спросила она. — Итак, 250 тысяч…
Она подняла левую руку с зажатым в ладони молоточком, давая публике возможность разглядеть его.
— 260 тысяч… 270 тысяч…
Переведя дух, она вновь выжидательно умолкла.
— 270 тысяч, слева…
Табличку поднял известный дилер — Кейт знала, что он совершает покупку для своего клиента.
— Итак, 270 тысяч…
Она еще медлила, но интонацией своей давала понять, что финал близок. Цена была явно предельной — больше никто не даст. Молоточек опустился на доску.
— 270 тысяч предложил… мистер Деврис.
Дрожащей рукой она сделала пометку против синих цифр — 270 тысяч. Красными цифрами была обозначена исходная цена.
«Какое начало! — с восторгом подумала она. — Вот так бы и дальше…»
Уверенность в своих силах стремительно росла в Кейт. Она уже полностью владела ситуацией; она держала свою публику, как молоточек — в крепко сжатой руке.
Вторым лотом был знаменитый «тигриный» браслет — с чередующимися полосками из рубинов и желтых алмазов, с двумя изумрудами, изображающими глаза тигра.
Это украшение было хорошо известно, поскольку создал его парижский ювелир Картье по эскизу самой Корнелии Фентрисс Гарднер. Сейчас оно сверкало на запястье жгучей брюнетки в вечернем платье золотистого цвета, прекрасно оттенявшем драгоценные камни. Положив руку на бедро, чтобы показать браслет в полном блеске, манекенщица медленно двинулась по подиуму, и зрители подались вперед, желая получше разглядеть уникальную вещь.
— Эта вещь настолько знаменита, что мне нет нужды ее описывать, — сдержанно продолжала Кейт. — Без сомнения, это неповторимая драгоценность, подлинное произведение ювелирного искусства. Все рубины здесь одинаковой формы, размера и веса, а желтые алмазы — их миссис Гарднер любила больше всего — принадлежат к самым крупным из тех, что известны в мире. Камни вставлены в браслет таким образом, чтобы воспроизвести окраску тигра — несомненно, самого красивого хищника земли.
Она говорила неторопливо, давая манекенщице возможность пройтись по подиуму, а затем встать перед кафедрой. Полоска на обнаженной руке вспыхнула ослепительным светом, и по напряженному молчанию зала Кейт поняла, что ее вновь ждет удача. Начав торг со 100 тысяч фунтов, она ощутила нарастающую уверенность, когда всего лишь за минуту цена подскочила до полумиллиона и продолжала расти, ибо двое из участников — пожилая женщина, сидевшая слева, и грузный мужчина в первом ряду — вступили в отчаянную схватку, не желая уступать друг другу.
— 510 тысяч фунтов, — звонко возвестила Кейт. — 600 тысяч, слева…
Едва лишь мужчина в первом ряду поднял табличку, как раскрасневшаяся женщина раздраженно заерзала в кресле и вскинула вверх свою табличку.
— Семьсот тысяч…
Публика дружно выдохнула.
— Семьсот тысяч, слева…
Толстяк сидел неподвижно, никак не реагируя на поднятую левую руку Кейт.
— Итак, семьсот тысяч фунтов…
Отклика не было. Дальше он не пойдет. Все застыли в напряженном ожидании, и Кейт опустила молоточек.
— Семьсот тысяч фунтов… миссис де Кейпр.
Зал разразился аплодисментами.
— Отличная работа, мисс Деспард, — шепнул клерк Кейт. — Вы их просто стрижете, как овец, уж простите мне такое выражение.
Не помня себя от радости, Кейт одарила его сияющей улыбкой. Она знала, что теперь все пойдет как по маслу — все исходные цены будут превзойдены, а общая сумма намного превысит предполагаемый итог. И действительно, в ходе аукциона даже более мелкие вещицы — бриллиантовый бант, сверкающая брошка из бриллиантов и рубинов, ожерелье из пятидесяти совершенно одинаковых по размерам и весу жемчужин, брошь из бриллиантов и жемчуга в форме раскрытого веера, брошь из желтых алмазов в виде нарцисса с продолговатыми камнями-лепестками и тонким камешком-ножкой — все эти драгоценности разошлись по ценам, невиданным прежде на подобных распродажах. Когда Кейт объявила самый главный лот, напряжение достигло точки кипения, и зал громовой овацией встретил последнюю манекенщицу — сногсшибательную огненно-рыжую красавицу в изумительном платье от мадам Грез. Тонкая талия ее была перетянута поясом, при виде которого зрители задохнулись от восторженного изумления. Он был шириной в четыре дюйма и буквально усыпан изумрудами.
— Исфаханский пояс, — благоговейно произнесла Кейт, дождавшись, когда установится полная тишина. — Некогда был составной частью обмундирования конника и принадлежал в былые времена наместнику Бхапура.
Сделан из чистого золота с инкрустацией: содержит тридцать четыре плоских изумруда, двенадцать изумрудов сложной огранки, триста сорок семь бриллиантов и двести пятьдесят жемчужин.
Она сделала паузу, чтобы публика переварила эту потрясающую информацию, а затем спокойно объявила, что торг начнется с полумиллиона фунтов. За тридцать секунд цена возросла до двух миллионов. Зал трясло от возбуждения. Борьбу вели двое — известный швейцарский ювелир, который, несомненно, действовал по поручению клиента, и бразильский плейбой, прославившийся тем, что дарил невероятно дорогие драгоценности своим очередным пассиям в надежде добиться взаимности. Кейт было известно, что бразилец терпеть не может проигрывать, однако она не знала, как далеко готов зайти швейцарский дилер и кто его нанял. Используя свой шанс, она решила поднажать.
— Два миллиона фунтов слева… два миллиона фунтов за исфаханский пояс… вещь в своем роде уникальную.
Швейцарец сидел с каменным лицом, и она поняла, что он выдохся. Пора было завершать торги.
— Итак, два миллиона фунтов…
Молоточек упал со стуком.
— Мистер да Сильва.
Зал взорвался. Вскочив со своих мест, люди смеялись и аплодировали, хлопали по плечу счастливого бразильца и направлялись к Кейт. Закрыв дрожащими руками каталог, она наклонилась к своему клерку со словами:
«Отличная работа, Джон, благодарю вас», — а затем спустилась с кафедры на ватных, подгибающихся ногах.
Ее тут же окружили — всем хотелось пожать ей руку, похлопать по плечу, сказать «отличная работа», или «просто изумительно», или «фантастика». Найджел Марш, пробившись к ней, сумел увести ее туда, где ждали практически все главные лица «Деспардс», ибо такого аукциона никто пропустить не мог, и здесь Шарлотта ухитрилась сунуть ей в руки бокал охлажденного шампанского, который Кейт осушила залпом.
— Сегодня вечером шампанское будет литься рекой, — радостно провозгласил Джаспер Джонс, но Кейт взглянула на своего учителя.
— Хорошая работа, Кейт, — сказал Дэвид. — В самом деле, отличная. Я сам не провел бы лучше.
После этого последнего признания она наконец позволила себе расслабиться.
— Полагаю, можно смело утверждать, отныне на любой распродаже драгоценностей эти цены станут ориентиром, — услышала она самодовольный голос Хью Стрейкера.
— А вы обратили внимание, что почти все вещи были раскуплены частными лицами, а не дилерами? — восторженно крикнул Найджел. — И одиннадцать лотов ушло по цене свыше полумиллиона…
— Общий итог, — провозгласил финансовый директор, кашлянув, чтобы призвать присутствующих к молчанию, — общий итог составляет 14 миллионов 800 тысяч фунтов… прежний британский рекорд превзойден в два раза.
— А я что говорил? — обиженно отозвался Найджел.
— Всем шампанского! — промурлыкала восторженно Клодия.
Кейт с наслаждением выпила второй бокал — ее мучила жажда.
— А теперь надо пройтись по залу, — твердо сказал Джаспер. — Личные контакты, дорогая Кейт, в нашем деле необходимы. Уже сейчас нужно думать о будущих аукционах, и этот успех следует развить. Покажитесь на людях, а потом я поставлю вас перед камерами…
И он с важным видом повлек ее в толпу зрителей.
— Пригласить для показа украшений манекенщиц — какая изумительна» находка! — воскликнула одна из женщин.
— Ваш отец гордился бы вами, — подхватила другая.
Кейт пришлось пережить настоящую осаду, ибо все жаждали обменяться с ней рукопожатием, чтобы потом рассказывать своим знакомым, что они не только побывали на этом потрясающем аукционе, но и пожали руку женщине, которая его провела.
Джаспер Джонс подошел к Кейт и, взяв за руку, безжалостно потащил к уже нацеленным на нее телевизионным камерам и нетерпеливо ожидавшему репортеру. Поздравив ее с успехом, тот спросил:
— Вы надеялись, что цены будут такими высокими, мисс Деспард?
— Нет, — искренне ответила Кейт, — «но я, разумеется, не могу не радоваться этому.
— Кому принадлежит идея привлечь к показу топ-моделей?
— Мне.
— Порадуете ли вы подобными новшествами на будущих аукционах?
— Да, но это пока не для печати. Подождите до Кортланд Парка, — сказала Кейт, улыбаясь в камеру.
— Этот аукцион состоится в октябре, не так ли?
— Да, 28 октября, в Кортланд Парке, в Сассексе.
— Вы рассчитываете повторить нынешний успех?
— Никогда! Как ты смеешь диктовать мне условия?
Это моя фирма, и у меня нет никаких оснований порывать с нынешними моими партнерами. Кроме того, я представления не имею о твоей «Флауэринг Черри» или как ее там!
— Тебе и не нужно иметь о ней представление. Ты должна выполнять то, что тебе приказывают.
Доминик уже открыла рот, чтобы послать его ко всем чертям, но вновь ощутила, исходившую от него силу, и голос ее пресекся. Расширившимися глазами она уставилась в его зрачки, не в силах пошевелиться.
— Отныне, мадам, вы будете молча принимать наши распоряжения как в этом деле, так и во всех других, имеющих отношение к нам. Вы будете выполнять то, что вам приказывают.
Доминик была словно пригвождена к креслу этими черными блестящими глазами — от них исходила такая пугающая мощь, что она ощущала полное свое бессилие.
Однако она сохранила ясность ума и сумела выговорить:
— С вашей стороны опрометчиво диктовать мне условия. Я слишком много знаю.
Ей показалось, будто Чжао Ли, невзирая на всю свою невозмутимость, улыбнулся, хотя лицо его оставалось совершенно бесстрастным.
— Нет, мадам. Вы не знаете ровным счетом ничего.
Доминик почувствовала озноб — такого Чжао Ли ей еще не доводилось видеть. Перед ней сидел высокомерный повелитель, который смотрел на нее пренебрежительно, как на свою служанку, и отдавал распоряжения, словно она была его пленницей.
— Вы увязли в этом так же глубоко, как и я, — холодно произнесла она.
— Нет, мадам. Мы лишь вырыли яму… и только вы угодили в нее.
По коже у Доминик забегали мурашки: она чувствовала опасность так остро, как никогда в жизни. «Мне надо выпить, выпить во что бы то ни стало», — подумала она. Однако нельзя было выдавать себя. Нельзя было показать ему свой страх.
— Вы, мадам, — продолжал Чжао Ли, — в присутствии многочисленных свидетелей продали на публичном аукционе и по немыслимо высоким ценам произведения искусства, которые в действительности являются лишь искусными подделками. Фабрика, производившая эти подделки, прекратила свое существование; человек, занимавшийся этим, уже далеко отсюда. Я ничего не продавал. Я ничего об этом не знаю. Нет никаких документов, никаких снимков — нет ровным счетом ничего, что связывало бы меня с совершенным вами мошенничеством «Гонконгский миллионер, пожелавший остаться неизвестным» — это ведь ваша выдумка. Аукцион от начала и до конца — ваше деяние. Именно вы удостоверили подлинность этих подделок, поставив на карту свою репутацию эксперта, поскольку ваши покупатели доверились вашему опыту. Вы и только вы виновны в мошенничестве, обмане и лжесвидетельстве. Вам не удастся ни в чем уличить меня и моих компаньонов. А вот мы можем уличить вас. У нас есть для этого все возможности. Я известен как опытный дилер в сфере торговли антиквариатом. Я сам купил несколько вещиц на этой распродаже. Мне достаточно отдать на экспертизу одну из них, и если она будет подвергнута термолюминесцентному анализу…
Слишком поздно осознала Доминик, что ее, как наивную девчонку, обвели вокруг пальца более искушенные, чем она, ловкачи. Она без колебаний и по собственной воле преступила грань, из-за которой нет возврата.
Попалась в сети собственной алчности. В душе Доминик клокотала такая ярость, что ей пришлось какое-то время переждать, пока она не убедилась, что может справиться со своим голосом.
— Кто вы такой? — спросила она, собрав все силы.
— Для вас я Чжао Ли, дилер по антиквариату. Тем, кто представляет интерес для меня, я известен в другом качестве, и, поскольку сделать вы уже ничего не можете, скрывать это от вас нет необходимости. Я принадлежу к братству 7К, более известному под названием «Триада Золотого Дракона». — Впервые за весь разговор Чжао Ли холодно улыбнулся. — Полагаю, это вам кое о чем говорит.
«Триада»! В ушах Доминик это название отозвалось зловещим эхом. «Триада»!
— А теперь вам предстоит убедиться, что вы находитесь в нашей власти и будете отныне действовать согласно нашим инструкциям.
Лицо Доминик посерело, когда она поняла, что означают эти слова. Она угодила в расставленные им сети, попалась в западню — поддельные произведения искусства были лишь приманкой, наживкой для крупной рыбы!
Она была лишь винтиком в огромном колесе, маленькой песчинкой в безбрежном океане их замысла. На какое-то мгновение в глазах у нее помутилось от гнева и бессилия.
Она испытывала почти нестерпимое унижение при мысли, что оказалась такой дурой. Этот человек занимался с ней любовью, ее тело раскрывалось и принимало его — и она сама поощряла его, доверялась ему! А для него это было только средством осуществить свои замыслы. Если бы у нее в руках был пистолет или нож, она бы не задумываясь убила его.
— Сейчас вам станет ясно, что вы должны беспрекословно исполнять мои приказания, мадам.
Подняв руку, он щелкнул пальцами. Мгновенно появились двое рослых китайцев и встали за креслом Доминик. Чжао Ли что-то быстро сказал им на кантонском диалекте, и ее тут же крепко схватили за кисти, превратив в беспомощную пленницу.
— Не делайте того, о чем будете сожалеть, — сказала Доминик, стараясь говорить бесстрастно.
— Мы никогда этого не делаем, мадам.
Он кивнул третьему китайцу, возникшему неизвестно откуда. Тот подошел к столику возле кресла Доминик, поставил на него маленькую черную шкатулку и открыл ее. Внутри лежала полая игла и пузатый флакончик.
Глаза Доминик расширились от ужаса, дыхание стало прерывистым.
Чжао Ли сначала обратился к человеку, державшему флакон, а затем повернулся к Доминик.
— Стопроцентный чистый героин, мадам. Одна десятая грамма, и вы мертвы. Ради вашего же блага, мадам, не вынуждайте нас прибегнуть к этому.
Доминик сглотнула слюну. Чжао Ли вновь что-то сказал, и третий китаец, закрыв шкатулку, исчез. Он отдал приказание двум другим, и те разжали руки, а затем безмолвно удалились.
— Теперь вы понимаете, мадам, что мы люди серьезные, — сказал Чжао Ли, когда они остались одни. — Вы в полной безопасности до тех пор, пока исполняете наши приказы. Вы поняли меня?
Доминик кивнула, не в силах произнести ни слова.
— Отлично. В скором времени вы получите необходимые инструкции.
Он снова поклонился в отстраненно-вежливой манере, как подобает китайцу, имеющему дело с презренным чужаком-иностранцем, и вышел.
Обхватив плечи руками, Доминик наклонилась вперед, словно испытывала страдания от физической боли или пронизывающего холода. Наконец она заставила себя подняться и подошла к столику с напитками. Руки у нее дрожали так сильно, что она пролила изрядное количество виски, и, наполнив наконец стакан, опрокинула в рот его содержимое. На глазах у нее выступили слезы, дыхание пресеклось, однако спиртное разлилось теплом по телу. Тут же налив вторую порцию, она выпила и ее, а затем снова бессильно опустилась в кресло. Доминик долго сидела в оцепенении, уставившись в одну точку невидящим взором, пока не услышала, что кто-то настойчиво обращается к ней. Подняв глаза, она увидела, что на нее пристально смотрит ее мажордом Чанг.
— Что такое? — раздраженно спросила она.
Он повторил свой вопрос: будет ли она ужинать дома?
— Нет, не надо ужина. Ничего не надо, понятно?
Я хочу остаться одна. Вам ясно? Никто не должен меня беспокоить!
Глаза ее были расширены, голос звучал непривычно резко.
Чанг безмолвно удалился. Ему было что сообщить своему родственнику Бенни.
В главной галерее «Деспардс» ряды золоченых стульев, расставленных с математической точностью, застыли в ожидании трехсот человек, которым в ближайшие полчаса предстояло раскупить коллекцию драгоценностей покойной Корнелии Фентрисс Гарднер. Система радиотрансляции на два смежных зала сначала попискивала и потрескивала при проверке, но затем голоса стали звучать чисто и ясно, изображение на телевизионных экранах было отрегулировано до совершенной четкости.
Сотрудники службы безопасности сновали повсюду: их было так много, что на каждого посетителя приходилось по охраннику, но в толпе они не выделялись, поскольку также были в смокингах и с галстуками-бабочками. Руководители отделов и ассистенты что-то обсуждали, склонившись над заметно захватанными каталогами; в задних комнатах самые рослые и сильные парни стояли на страже запертых сейфов, где хранились драгоценности; в одном из кабинетов, из которого вынесли мебель и отдали в распоряжение топ-моделей, с полдюжины девушек довершали последние приготовления к выходу.
Внизу привратник уже открывал ворота перед первым роскошным лимузином. Двое охранников, предварительно изучив фотографии всех приглашенных, сверялись со списком из трех листов, ставя галочку против соответствующего имени и пропуская каждого человека мимо скрытой камеры с рентгеновским излучением, позволяющим обнаружить любые металлические предметы — в первую очередь оружие. Только после этого гости могли подняться наверх, где им предлагали по бокалу шампанского.
По мере того как громадный зал наполнялся, все громче слышались возгласы, сопровождаемые объятиями и поцелуями:
— Дорогая, как поживаете?
— Целую вечность вас не видела…
Кейт стояла в задней комнате вместе с Шарлоттой и Дэвидом Холмсом.
— ..принесет прибыль, — говорил Дэвид. — И не стесняйтесь называть цену… на публике или по телефону, везде. Людям нравится сознавать, что они покупают по-настоящему дорогую вещь.
Кейт покорно кивала. Нервы ее были напряжены до предела. Для нее это был первый большой аукцион. Она не хотела демонстрировать свое умение до распродажи Кортланд Парка, однако Дэвид слег с тяжелейшим радикулитом — сейчас он уже мог вставать и пришел, чтобы подбодрить Кейт в последнюю минуту. Он-то и настоял, чтобы Кейт заняла его место.
— Это большой аукцион, — сказал он ей серьезно. — Он имеет очень важное значение для «Деспардс», и раз уж я оказался вне игры, вы должны взять это на себя.
— Но, может быть, Хью Стрейкер или Роджер Ментленд…
— Не на этом аукционе, Кейт. В нынешнем году более крупного не было, и нам необходимо показать, что мы уделяем ему соответствующее внимание. Именно поэтому вы и должны провести его. Вы уже вели с десяток пробных аукционов и столько же настоящих.
Он ободряюще улыбнулся.
— Это будет отличной пробой перед Кортланд Парком. К тому же разве не вы ввели все эти новшества? Это вы все подготовили, дорогая Кейт, так что смело берите ответственность на себя. А я помогу вам во всем, и, пока у нас есть еще немного времени, я готов еще немного поднатаскать вас.
И Кейт поехала к Дэвиду домой. Жена Дэвида Анджела покорно сказала ей при встрече:
— Я начинаю думать, что его выздоровление зависит от успеха этого аукциона.
Кейт стала изучать каталоги, пока не затвердила их так, что могла бы без запинки описать все лоты вместе и каждый по отдельности. Она взвесила каждую драгоценную вещицу в руке и полностью освоилась с ними, затем примерила, чтобы полюбоваться их блеском, огнями и цветом, но осталась к ним равнодушна. Когда она имела дело с фарфором, излучавшим тепло, ее душу переполнял подлинный восторг. А драгоценности были холодными. Но она приложила все усилия, чтобы показать их достойным образом, и здесь неоценимую помощь оказала Шарлотта с ее врожденным изяществом и умением организовать зрелище. Она договорилась с многими лондонскими модельерами, которые обещали предоставить свои платья в обмен на упоминание в каталоге — истинном произведении искусства. Манекенщицы были выбраны с таким расчетом, чтобы их стиль и внешний облик самым выгодным образом оттеняли то или иное украшение. Задник за спиной Кейт был задрапирован черным бархатом — наилучший фон для показа платьев и драгоценностей. Не забыла она и про игру света — этим занялся другой приятель Шарлотты, один из лучших театральных осветителей.
Сама Кейт была в «маленьком» бархатном платье, тоже черном, как драпировка задника. От украшений она сознательно отказалась — надела только маленькие жемчужные серьги.
— Но меня ведь продавать не надо, — пошутила она по этому поводу.
Впереди ее ожидал либо провал, либо успех, однако спокойная уверенность Дэвида вкупе с горячей поддержкой Шарлотты помогли Кейт держать себя в руках. Правда, ей очень недоставало Ролло с его острым языком и ядовитыми репликами — от него исходило совершенно особое чувство уверенности. Клерк, усаживаясь на свое место рядом с кафедрой, ободряюще бросил:
— Удачи, мисс Деспард.
Все стулья были уже заняты, и Кейт, набрав в грудь побольше воздуха, выступила вперед, чтобы предстать перед своими судьями.
— Справится она? — напрямик спросила Шарлотта Дэвида.
— Да. Она полностью готова. Ей больше нечему учиться. Беспримерная самоуверенность сводной сестры — последнее препятствие, которое она должна взять. Пре-, одолев его, она станет непобедимой.
Кейт с застывшей на лице улыбкой взошла по трем ступенькам, ведущим на кафедру. Она не видела в зале лиц, фигур, только блеск драгоценных камней ослеплял ее — дамы пришли в украшениях, чтобы обрести больше уверенности и почувствовать свою значительность. Глубоко вздохнув, Кейт открыла аукцион.
— Добрый вечер, леди и джентльмены. Фирма «Деспардс» приветствует вас на распродаже коллекции госпожи Корнелии Фентрисс Гарднер — коллекции феноменальной и не имеющей себе равных, как вы сами уже могли убедиться, если дали себе труд ознакомиться с каталогом.
По залу пронесся одобрительный легкий смешок, и она почувствовала, как слабеют мешавшие ей путы.
— Никогда еще фирме «Деспардс» не выпадала честь представлять столь внушительную коллекцию. Должна сказать, и в моей жизни это событие не имеет себе равных, поскольку для меня это крещение в пламени, отсвет которого может сравниться лишь с блеском драгоценностей, которые вам предстоит увидеть.
На этот раз вслед за смехом кое-где послышались аплодисменты, и Кейт ощутила теплую волну, разлившуюся по телу.
Левой ногой она нажала на кнопку.
— Наш первый лот… брошь в виде райской птицы.
Грудку ее украшает сапфир в 63 и 40 десятых карата, хвост собран из бриллиантов, сапфиров, рубинов, изумрудов, топазов и бирюзы…
Первая девушка-модель в платье из белого крепа величаво ступила на подиум. Одно плечо было обнажено, на другом на легкой драпировке прикреплена брошь, переливавшаяся всеми цветами радуги в бликах умело выбранного освещения. Кейт услышала, как зал охнул, увидела, как зрители подались вперед, пока манекенщица неторопливо и эффектно прохаживалась взад и вперед, давая всем возможность рассмотреть украшение. Камни сверкали холодным блеском, огромный сапфир блистал, словно воплощая собою небесную синеву. Кейт выдержала рассчитанную паузу, а затем, когда манекенщица встала перед ней, демонстрируя переливающуюся брошь и словно бы искушая замершую публику, начала торг с уверенностью и решимостью профессионала, хотя внутренне трепетала от страха.
— Итак, стартовая цена 100 тысяч фунтов, леди и джентльмены…
Гонка сразу же взяла стремительный темп.
— 110 тысяч… 120 тысяч… 130 тысяч… 140 тысяч…
Таблички с номерами поднимались над рядами, и Кейт приходилось следить за всеми разом, мысленно отмечая тех, кто поднимал руку чаще других и явно не собирался уступать, когда цены поползут вверх.
— 150 тысяч… 160 тысяч… 170 тысяч… 180 тысяч…
Торг продолжался без сбоев и пауз — все участники его были сосредоточенны и полны решимости завладеть драгоценной брошью.
— 200 тысяч…
По залу пронесся шепот.
— 210 тысяч… 220 тысяч… 230 тысяч…
Голос Кейт звучал спокойно, ободряюще, почти просительно, а таблички подымались и опускались с монотонной ритмичностью.
— Вот и 250 тысяч…
Впервые она стала руководить ходом торгов.
— 250 тысяч, справа…
По ее интонации нельзя было и представить, каким трудом дается ей спокойствие, какое лихорадочное возбуждение владеет ею.
— Это все? — мягко спросила она. — Итак, 250 тысяч…
Она подняла левую руку с зажатым в ладони молоточком, давая публике возможность разглядеть его.
— 260 тысяч… 270 тысяч…
Переведя дух, она вновь выжидательно умолкла.
— 270 тысяч, слева…
Табличку поднял известный дилер — Кейт знала, что он совершает покупку для своего клиента.
— Итак, 270 тысяч…
Она еще медлила, но интонацией своей давала понять, что финал близок. Цена была явно предельной — больше никто не даст. Молоточек опустился на доску.
— 270 тысяч предложил… мистер Деврис.
Дрожащей рукой она сделала пометку против синих цифр — 270 тысяч. Красными цифрами была обозначена исходная цена.
«Какое начало! — с восторгом подумала она. — Вот так бы и дальше…»
Уверенность в своих силах стремительно росла в Кейт. Она уже полностью владела ситуацией; она держала свою публику, как молоточек — в крепко сжатой руке.
Вторым лотом был знаменитый «тигриный» браслет — с чередующимися полосками из рубинов и желтых алмазов, с двумя изумрудами, изображающими глаза тигра.
Это украшение было хорошо известно, поскольку создал его парижский ювелир Картье по эскизу самой Корнелии Фентрисс Гарднер. Сейчас оно сверкало на запястье жгучей брюнетки в вечернем платье золотистого цвета, прекрасно оттенявшем драгоценные камни. Положив руку на бедро, чтобы показать браслет в полном блеске, манекенщица медленно двинулась по подиуму, и зрители подались вперед, желая получше разглядеть уникальную вещь.
— Эта вещь настолько знаменита, что мне нет нужды ее описывать, — сдержанно продолжала Кейт. — Без сомнения, это неповторимая драгоценность, подлинное произведение ювелирного искусства. Все рубины здесь одинаковой формы, размера и веса, а желтые алмазы — их миссис Гарднер любила больше всего — принадлежат к самым крупным из тех, что известны в мире. Камни вставлены в браслет таким образом, чтобы воспроизвести окраску тигра — несомненно, самого красивого хищника земли.
Она говорила неторопливо, давая манекенщице возможность пройтись по подиуму, а затем встать перед кафедрой. Полоска на обнаженной руке вспыхнула ослепительным светом, и по напряженному молчанию зала Кейт поняла, что ее вновь ждет удача. Начав торг со 100 тысяч фунтов, она ощутила нарастающую уверенность, когда всего лишь за минуту цена подскочила до полумиллиона и продолжала расти, ибо двое из участников — пожилая женщина, сидевшая слева, и грузный мужчина в первом ряду — вступили в отчаянную схватку, не желая уступать друг другу.
— 510 тысяч фунтов, — звонко возвестила Кейт. — 600 тысяч, слева…
Едва лишь мужчина в первом ряду поднял табличку, как раскрасневшаяся женщина раздраженно заерзала в кресле и вскинула вверх свою табличку.
— Семьсот тысяч…
Публика дружно выдохнула.
— Семьсот тысяч, слева…
Толстяк сидел неподвижно, никак не реагируя на поднятую левую руку Кейт.
— Итак, семьсот тысяч фунтов…
Отклика не было. Дальше он не пойдет. Все застыли в напряженном ожидании, и Кейт опустила молоточек.
— Семьсот тысяч фунтов… миссис де Кейпр.
Зал разразился аплодисментами.
— Отличная работа, мисс Деспард, — шепнул клерк Кейт. — Вы их просто стрижете, как овец, уж простите мне такое выражение.
Не помня себя от радости, Кейт одарила его сияющей улыбкой. Она знала, что теперь все пойдет как по маслу — все исходные цены будут превзойдены, а общая сумма намного превысит предполагаемый итог. И действительно, в ходе аукциона даже более мелкие вещицы — бриллиантовый бант, сверкающая брошка из бриллиантов и рубинов, ожерелье из пятидесяти совершенно одинаковых по размерам и весу жемчужин, брошь из бриллиантов и жемчуга в форме раскрытого веера, брошь из желтых алмазов в виде нарцисса с продолговатыми камнями-лепестками и тонким камешком-ножкой — все эти драгоценности разошлись по ценам, невиданным прежде на подобных распродажах. Когда Кейт объявила самый главный лот, напряжение достигло точки кипения, и зал громовой овацией встретил последнюю манекенщицу — сногсшибательную огненно-рыжую красавицу в изумительном платье от мадам Грез. Тонкая талия ее была перетянута поясом, при виде которого зрители задохнулись от восторженного изумления. Он был шириной в четыре дюйма и буквально усыпан изумрудами.
— Исфаханский пояс, — благоговейно произнесла Кейт, дождавшись, когда установится полная тишина. — Некогда был составной частью обмундирования конника и принадлежал в былые времена наместнику Бхапура.
Сделан из чистого золота с инкрустацией: содержит тридцать четыре плоских изумруда, двенадцать изумрудов сложной огранки, триста сорок семь бриллиантов и двести пятьдесят жемчужин.
Она сделала паузу, чтобы публика переварила эту потрясающую информацию, а затем спокойно объявила, что торг начнется с полумиллиона фунтов. За тридцать секунд цена возросла до двух миллионов. Зал трясло от возбуждения. Борьбу вели двое — известный швейцарский ювелир, который, несомненно, действовал по поручению клиента, и бразильский плейбой, прославившийся тем, что дарил невероятно дорогие драгоценности своим очередным пассиям в надежде добиться взаимности. Кейт было известно, что бразилец терпеть не может проигрывать, однако она не знала, как далеко готов зайти швейцарский дилер и кто его нанял. Используя свой шанс, она решила поднажать.
— Два миллиона фунтов слева… два миллиона фунтов за исфаханский пояс… вещь в своем роде уникальную.
Швейцарец сидел с каменным лицом, и она поняла, что он выдохся. Пора было завершать торги.
— Итак, два миллиона фунтов…
Молоточек упал со стуком.
— Мистер да Сильва.
Зал взорвался. Вскочив со своих мест, люди смеялись и аплодировали, хлопали по плечу счастливого бразильца и направлялись к Кейт. Закрыв дрожащими руками каталог, она наклонилась к своему клерку со словами:
«Отличная работа, Джон, благодарю вас», — а затем спустилась с кафедры на ватных, подгибающихся ногах.
Ее тут же окружили — всем хотелось пожать ей руку, похлопать по плечу, сказать «отличная работа», или «просто изумительно», или «фантастика». Найджел Марш, пробившись к ней, сумел увести ее туда, где ждали практически все главные лица «Деспардс», ибо такого аукциона никто пропустить не мог, и здесь Шарлотта ухитрилась сунуть ей в руки бокал охлажденного шампанского, который Кейт осушила залпом.
— Сегодня вечером шампанское будет литься рекой, — радостно провозгласил Джаспер Джонс, но Кейт взглянула на своего учителя.
— Хорошая работа, Кейт, — сказал Дэвид. — В самом деле, отличная. Я сам не провел бы лучше.
После этого последнего признания она наконец позволила себе расслабиться.
— Полагаю, можно смело утверждать, отныне на любой распродаже драгоценностей эти цены станут ориентиром, — услышала она самодовольный голос Хью Стрейкера.
— А вы обратили внимание, что почти все вещи были раскуплены частными лицами, а не дилерами? — восторженно крикнул Найджел. — И одиннадцать лотов ушло по цене свыше полумиллиона…
— Общий итог, — провозгласил финансовый директор, кашлянув, чтобы призвать присутствующих к молчанию, — общий итог составляет 14 миллионов 800 тысяч фунтов… прежний британский рекорд превзойден в два раза.
— А я что говорил? — обиженно отозвался Найджел.
— Всем шампанского! — промурлыкала восторженно Клодия.
Кейт с наслаждением выпила второй бокал — ее мучила жажда.
— А теперь надо пройтись по залу, — твердо сказал Джаспер. — Личные контакты, дорогая Кейт, в нашем деле необходимы. Уже сейчас нужно думать о будущих аукционах, и этот успех следует развить. Покажитесь на людях, а потом я поставлю вас перед камерами…
И он с важным видом повлек ее в толпу зрителей.
— Пригласить для показа украшений манекенщиц — какая изумительна» находка! — воскликнула одна из женщин.
— Ваш отец гордился бы вами, — подхватила другая.
Кейт пришлось пережить настоящую осаду, ибо все жаждали обменяться с ней рукопожатием, чтобы потом рассказывать своим знакомым, что они не только побывали на этом потрясающем аукционе, но и пожали руку женщине, которая его провела.
Джаспер Джонс подошел к Кейт и, взяв за руку, безжалостно потащил к уже нацеленным на нее телевизионным камерам и нетерпеливо ожидавшему репортеру. Поздравив ее с успехом, тот спросил:
— Вы надеялись, что цены будут такими высокими, мисс Деспард?
— Нет, — искренне ответила Кейт, — «но я, разумеется, не могу не радоваться этому.
— Кому принадлежит идея привлечь к показу топ-моделей?
— Мне.
— Порадуете ли вы подобными новшествами на будущих аукционах?
— Да, но это пока не для печати. Подождите до Кортланд Парка, — сказала Кейт, улыбаясь в камеру.
— Этот аукцион состоится в октябре, не так ли?
— Да, 28 октября, в Кортланд Парке, в Сассексе.
— Вы рассчитываете повторить нынешний успех?