Страница:
Кончив одеваться, она подошла к туалетному столику и зажгла яркий свет. Она нанесла на лицо увлажняющий крем — при ее безупречной коже крем-пудра была не нужна, — затем умело оттенила веки, коснулась тушью и без того темных ресниц, тронула помадой губы и наложила на нежные скулы румяна. Чуть сбрызнула себя специально сделанными для нее духами «Доминик». Последним штрихом — ее фирменным знаком — были десятикаратные сапфиры в ушах и кольцо с сапфиром на левой руке.
Затем она прошла на середину комнаты и стала медленно поворачиваться на месте, разглядывая себя в зеркалах.
Убедившись, что она — само совершенство, Доминик вышла из комнаты и направилась к террасе.
Ее вилла располагалась на самой границе Франции со Швейцарией, на одном из женевских холмов. Доминик купила ее на собственные деньги, миллиарды Чандлера тут были ни при чем. Когда она вышла на террасу, ее глазам открылся изумительный вид: озеро, город, голубое небо, зелень лесов и далекие вершины гор. Водная гладь искрилась, как шампанское, ветви деревьев шевелил легкий ветерок. Запах только что сваренного кофе — его приготовили по сигналу служанки, когда Доминик кончила одеваться, — щекотал ноздри. Ровно четыре унции натурального апельсинового сока приятно освежили рот. Когда она отодвинула пустой стакан, ее дворецкий Жюль взял в одну руку кофейник, а в другую серебряный молочник и налил их содержимое в большую белую чашку, на дне которой лежал один кусочек сахару. Поблагодарив его улыбкой, Доминик обхватила чашку обеими руками и, блаженно зажмурившись, сделала первый глоток.
Убедившись, что все в порядке, Жюль удалился, а Доминик протянула руку к двум кусочкам подсушенного хлеба, взяла один из них и, окунув в чашку с кофе, медленно, с удовольствием проглотила. Завтрак она особенно любила, хотя не всегда могла насладиться им в полной мере. Поднявшись утром, она первым делом вставала на весы, и если стрелка чуть отклонялась от ее оптимальных сорока пяти килограммов, она пила черный кофе без сахара и не притрагивалась к хлебу. Но сегодня с ее весом было все в порядке. Доминик стала перебирать в уме текущие дела. Она любила утренние часы, когда она могла спокойно посидеть и все обдумать.
Ее секретарша, мадемуазель Демулен, появилась на террасе, когда Доминик допила вторую чашку кофе. В руках она держала записную книжку, ежедневник, а также утреннюю почту.
— Бонжур, мадам.
— Бонжур, Ортанз. Что у нас сегодня?
Сначала они занялись почтой, затем Доминик, взяв Из рук секретарши толстый, в кожаном переплете ежедневник, просмотрела записи на этот день, затем Ортанз, любившая посплетничать, как и все старые девы, стала пересказывать ей новости.
— Мсье Лебек говорит, что маркиз де Босолей вроде бы собрался продавать своего Моне и что он ведет переговоры одновременно с «Дрюо» и «Сотбис», хотя ничего пока не решено. Мсье Лебек полагает, что вы еще успеете перехватить маркиза, к тому же мадам де Босолей — ваша старая приятельница…
— Где она сейчас?
— В Париже, мадам, на авеню Фош.
— Позвони ей. — Доминик задумчиво поджала губы. — Если мне не изменяет память, Моне у них великолепный.
— Вы правы, мадам. Портрет госпожи Мариньи с дочерью. — Она не хуже Доминик знала, что кому принадлежит.
— Отлично. Этим и займись, Ортанз. Узнай, нужны ли Соланж деньги… — Доминик сделала гримаску. — Она наверняка совершила еще один набег на Диора.
Ортанз заглянула в ежедневник.
— Поступила партия товаров от де Врие.
— Хорошо. Я буду на складе в четыре.
— У вас сегодня обед с господином Лангом.
— Ах, да. — Доминик поставила чашку на стол. — Мы будем обедать здесь. Через десять минут пришли ко мне Антуанетту.
— Хорошо, мадам.
Антуанетта была поварихой, которая с бесстрастной практичностью создавала кулинарные шедевры. Однако ее таланты этим не ограничивались: она до хрипоты торговалась с продавцами в магазинах и на рынке — хотя, казалось бы, в этом не было нужды, — устоять перед натиском мадам Моляр не мог никто. Доминик мудро позволяла ей оставлять сэкономленные деньги себе — в качестве поощрения.
Встав из-за стола, Доминик прошла в кабинет. Отсюда она вела телефонные переговоры — у нее была своя частная линия, — здесь писала письма, плела интриги, вынашивала тайные планы. Вошла Антуанетта, как всегда, в черном платье и белоснежном накрахмаленном фартуке.
Пожелав госпоже доброго утра, она встала перед письменным столом, скрестив руки на груди.
— К обеду у нас будет гость, англичанин. — Их глаза встретились, и Доминик пожала плечами, словно извиняясь за то, что какой-то дикарь будет удостоен чести отведать стряпню Антуанетты. — Обед должен быть сытным, но не слишком…
И снова две женщины обменялись взглядами. Ничто на широком крестьянском лице Антуанетты не говорило о том, что она прекрасно поняла свою хозяйку: сегодняшний гость предназначен на заклание.
— Можно подать баранину. Соте из барашка в лимонном соусе, а к нему цикорий, фаршированный шампиньонами, и зеленый горошек, — предложила она.
Доминик утвердительно кивнула.
— Так и сделаем… А на десерт фрукты и сыр. Англичане любят сыр.
— Может быть, мой щавелевый суп на первое?
— Отлично.
Вынув из ящика письменного стола шкатулку с деньгами, Доминик извлекла оттуда несколько банкнот и протянула поварихе, сделав пометку в записной книжке.
— Мерси, мадам.
Антуанетта ушла, а Доминик ногой нажала маленькую кнопку на полу. На этот раз появился дворецкий.
— Жюль, у нас сегодня гость, англичанин. Мы подадим барашка.
— Я предложил бы «Мутон Каде» 1971 года, мадам.
Оно не слишком тяжелое для этого времени дня и подойдет к барашку, так как достаточно молодое.
— Превосходно. А в качестве аперитива бутылку «Крюг-63».
Жюль наклонил голову. Вероятно, важный гость, если он заслуживает «63». Мадам хочет его ублажить… а может, и больше. В зависимости от того, какое вино заказывалось к обеду, Жюль точно знал, какие виды имеет на гостя хозяйка.
— Когда он приедет, мадам?
— В час, обед назначен на полвторого.
Покончив с делами, Доминик прошла в гардеробную — слегка подмазаться и причесаться перед выходом из дома.
У дверей ее ждал «роллс-ройс» «фантом-4». За рулем сидел ее шофер Жан-Поль.
— В магазин, — приказала Доминик, когда он распахнул перед ней дверцу.
Ровно в десять машина мягко выехала из ворот дома номер 1 и направилась к Женеве.
Пирс Ланг проработал два года личным помощником Чарльза Деспарда. Он был молод — тридцать лет — и честолюбив. Ему как младшему сыну не приходилось рассчитывать на наследство. Он имел хорошие манеры и по материнской линии был в родстве со многими английскими аристократами, которым время от времени приходилось расставаться с фамильными реликвиями. В этом отношении он был незаменим.
Доминик дю Вивье возбуждала его с тех самых пор, как он впервые ее увидел, но, помня о ее полудикаре-муже, Пирс Ланг предпочитал держаться от нее подальше и демонстрировать восхищение со стороны. Теперь, подъезжая к ее вилле, он пробовал угадать, почему Доминик внезапно вызвала его в Женеву. Причина могла быть одна.
Рассказы о сексуальных аппетитах Пираньи передавались испуганным шепотом. Судя по отзывам, близость с Доминик дю Вивье была чем-то незабываемым… Пирс Ланг дрожал от нетерпения. Надеюсь, думал он, она не станет тянуть время. Еще немного, и при мыслях о ней он взорвется.
Вилла потрясла его своим великолепием. Вышколенные слуги, свежие цветы, великолепная мебель и картины, только подлинники: превосходный натюрморт Ренуара, мейсенский и севрский фарфор и… неужели даже Фрагонар?
— Мадам скоро будет, — почтительно произнес дворецкий.
Чем скорее, тем лучше, подумал Пирс, оглядываясь по сторонам. Да, Доминик — лакомый кусочек, такой же лакомый, как и ее вилла.
Когда Доминик наконец появилась в гостиной, то пенис Пирса немедленно ей отсалютовал.
— Мадам… счастлив вас видеть.
— Добрый день, мистер Ланг. Как дела в Лондоне?
— «Деспардс» напоминает растревоженный улей.
Мы все возмущены.
— Неужели все?
— Конечно, не считая старикашек — так мы их называем. Они, по-моему, в восторге. Но ведь они отстали от жизни, живут вчерашним днем, но мы не хотим возвращаться к прошлому. Мы хотим, чтобы вы стояли во главе, мадам. Сейчас двадцатый век. Для тех, кто понимает, вы и есть «Деспардс».
— Мой отчим думал иначе…
— Годы, проведенные в Англии, изменили его. — Пирс Ланг пожал плечами. — Обычно мы сентиментальны только по отношению к животным, но… — Он снова пожал плечами. — При всем уважении в вашему отчиму, мадам, я не могу с ним согласиться.
Доминик улыбнулась. Жадный, подумала она. Пустой. Неразборчивый в средствах. Во всем ищет выгоду.
Что ж… Пусть говорит, что положено в этом случае: что ее отчим негодяй, что он поступил несправедливо, что все в «Десйардс» на ее стороне и так далее. «Спасает собственную шкуру, — презрительно подумала Доминик. — Он доволен работой, хочет сохранить ее и спешит продемонстрировать свою преданность. Глупо его не использовать.
Он только на это и годится. А после — выкинуть вон». Доминик улыбнулась. Она ценит его преданность, сказала она, и тронута до глубины души… Теперь он на крючке.
Она видела его насквозь.
Обед удался. Суп был великолепен, барашек таял во рту, овощи чуть похрустывали на зубах, сыр был в меру выдержан. Пирс Ланг выпил три бокала «Мутон Каде» и рюмку арманьяка за кофе. Когда Жюль повернулся, чтоб идти, Доминик как бы невзначай сказала: «Прошу нас не тревожить»…
Пирс Ланг почувствовал, как набухает его пенис. Его разгорячили не только шампанское, вино, арманьяк и близость красивой женщины, но и картины, нарисованные его воображением. Он станет партнером Доминик, они сотрут в порошок это ничтожество Кейт Деспард и поднимутся к вершинам славы…
Доминик глядела на его раскрасневшееся лицо. Болван, она видела его насквозь: жадный, мелочный, запутавшийся в долгах. Он брал небольшие комиссионные с клиентов, что в «Деспардс» было строго запрещено. Он был вещью, которую следовало использовать и выбросить. Большего он не заслуживал. Она получала огромное наслаждение, используя людей, которое не могло сравниться даже с сексом. Она догадывалась, что это Чувство было как-то связано с возмездием, но не хотела углубляться в дебри подсознания. Этот болван уже созрел.
Только поглядите на него. Весь лоснится от похоти и алчности. Он то закидывал ногу на ногу, то поворачивался боком, стараясь скрыть эрекцию.
Решив, что момент настал, Доминик наклонилась вперед — якобы для того, чтобы подлить гостю немного арманьяка, — и положила руку ему на молнию, туда, где оттопыривались брюки. Их взгляды встретились — его, помутневший от страсти, и ее, холодный и презрительный, однако Пирс Ланг ничего не видел: он ощущал только пальцы, сжимавшие его пенис. Его дыхание стало хриплым и прерывистым. Доминик расстегнула молнию. Почувствовав прохладу ее руки, он застонал. Ее пальцы погладили головку члена, скользнули к мошонке. Пирс Ланг попытался подняться, но Доминик крепко сжала его пенис, и он уступил. Страсть и вино затуманили ему глаза.
Склонившись над ним, Доминик обхватила губами пульсирующую головку. Он вскрикнул, корчась от наслаждения. Язык Доминик неутомимо двигался, он то легко касался кожи, то плотно прижимался к ней, исследуя каждый изгиб, нащупал углубление… Тело Пирса Ланга выгнулось. «О Боже… еще!., еще!..»
Расчетливо, не теряя контроля, Доминик довела его до исступления. Ее язык скользил по набухшему члену, руки перебирали отяжелевшие яички. Пирс Ланг стонал, кричал, хрипел, его бедра поднимались и опускались. Доминик была великолепна. Он никогда не испытывал ничего подобного, никогда. Он был готов умереть от удовольствия… Кровь стучала в висках, перед глазами плыл красный туман… Вдруг его тело пронзила сладкая боль, бурно излившаяся наружу. Доминик предусмотрительно уклонилась. Ее лицо осталось бесстрастным, глаза — пустыми и, холодными. «Кретин», — подумала она с ледяным презрением. Но она умело довела его до полного изнеможения, точно определив момент, когда он не мог больше выдержать. Только тогда она позволила ему откинуться назад, ловя ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды. Его лицо пылало, волосы слиплись от пота, грудь тяжело вздымалась, мокрый, обвисший пенис прятался в жестких густых волосах на лобке.
Оставив Пирса Ланга на террасе, Доминик прошла к Себе, разделась, отдала костюм служанке, чтобы та его почистила, приняла душ и снова надела в точности такой же костюм. Когда она вернулась, Пирс Ланг еще лежала в прострации. Она уселась в кресло напротив, закурила и через некоторое время услышала, как маленькие часы из севрского фарфора пробили полчаса. Она наклонилась и легонько потрясла гостя за плечо. Увидев Доминик, он просиял, преданно глядя ей в глаза. Тогда она медленно, заговорщически улыбнулась и сказала, что ей от него нужно.
Во вторник утром Ролло пришел в магазин не один.
Рядом с ним стояла необыкновенно элегантная женщина неопределенного возраста.
— Кейт, позволь представить тебе мою давнюю приятельницу Шарлотту Вейл. Зная о ее безукоризненном вкусе и богатом опыте, я попросил ее помочь тебе как-то изменить свою внешность.
Шарлотта увидела перед собой высокую нескладную девушку, с более чем некрасивым лицом, ужасно неуверенную в себе. Делает вид, что ей наплевать на то, как она выглядит — отсюда джинсы и свитер, — однако на самом деле болезненно это переживает. Шарлотта безошибочно оценила ситуацию.
— Ролло, как всегда, преувеличивает, — произнесла Шарлотта с улыбкой. — Я обещала помочь, но лишь в том случае, если вы сами этого захотите.
— Кейт необходимо привести в порядок, — не унимался Ролло. — То, что она носит, надо выкинуть на помойку.
Бледное лицо Кейт вспыхнуло от унижения.
— Шарлотта когда-то была самой элегантной актрисой Лондона, — торжественно объявил Ролло.
— Друг мой, — Шарлотта положила руку ему на локоть, — спустись-ка лучше в магазин и займись делом.
Мы с мисс Деспард прекрасно обойдемся без тебя.
К огромному удивлению Кейт, он подчинился. Шарлотта повернулась к Кейт:
— Я в самом деле просила его сначала заручиться вашим согласием. Но ведь вы знаете Ролло: он хочет всеми командовать и никого не желает слушать.
— Верно, — согласилась Кейт, немного оттаивая.
— Ролло объяснил мне ваши… обстоятельства, а так как теперь я лишена возможности свободно тратить деньги, то охотно помогаю делать это другим женщинам.
— Я никогда не тратила много на одежду, — защищаясь, сказала Кейт. — Мама с детства внушила мне, что очень дорогие вещи не стоят потраченных денег. Меня вполне устраивает одежда от «Маркса и Спенсера».
— Вас, может быть, и устраивает, но президента и директора-распорядителя «Деспардс» она не может устраивать, — мягко возразила Шарлотта.
— Боюсь, вы правы, — неохотно признала Кейт.
— Тогда почему нам не пойти туда, где меня хорошо знают? — Шарлотта, словно опытный охотник, приготовилась нанести решающий удар. — У нас нет времени шить вещи на заказ, но в наши дни можно выбрать что-либо очень достойное из коллекции pret-a-porte.
«Да, но сами-то вы носите другие вещи», — подумала Кейт. Она интуитивно поняла, что на Шарлотте штучные вещи от какого-нибудь известного модельера — haute couture, хотя и знавшие лучшие дни: темно-синее платье в стиле пятидесятых годов с облегающей юбкой, высоким воротником и отогнутыми манжетами из жесткого белого пике. Маленькая, сдвинутая набок шляпка из тонкой соломки была тоже белой, с лихо торчащим пером, бросавшим легкий штрих тени на немолодое, но необыкновенно привлекательное лицо. Интересно, сколько ей лет? Похоже, за пятьдесят…
— Мне шестьдесят, — спокойно произнесла Шарлотта Вейл, словно читая ее мысли. — А этому платью двадцать. Я в нем играла в «Отдельных столиках». На сцене я всегда носила вещи, сделанные мастерами высокой моды.
Мои критики иронизировали, что женщины приходят на мои спектакли, чтобы посмотреть, как я одета. — Она пожала плечами. — Как бы там ни было, но они приходили.
Увы, тех пьес, в которых мы играли с Ролло, теперь не ставят. Мы устарели… — Она тихонько вздохнула. — Вот я и предлагаю свой опыт и знания тем, кто может их купить. Вам, например. Обычно мои клиенты гораздо старше, — скромно добавила она, — но это не меняет дела. Я только хочу сказать, что не гонюсь за модой, а выбираю классические вещи.
Кейт слушала, широко открыв глаза.
— Я, знаете ли, получаю комиссионные в тех магазинах, куда привожу клиентов.
Смущение испытала Кейт. Вот истинный пример самообладания, восхищенно подумала она. К тому же прямота всегда ей импонировала.
Однако преподанные в детстве матерью уроки бережливости не прошли даром: мысль о том, что ей придется потратить на тряпки целое состояние, привела ее в ужас.
Но тут же в памяти всплыла картинка из прошлого: отец показывает матери журнал с красивой, нарядной женщиной на обложке. «Тебе не хотелось бы для разнообразия купить себе что-нибудь в этом роде, Сьюзан?» И мать возмущенно отвечает: «Ах, Чарльз, о чем ты только думаешь? Меня замучили бы угрызения совести. Я не привыкла швырять деньги на ветер». Разумно? Да. Но слишком прозаично. Мать никогда не позволяла себе пустых трат. Вещи должны служить годами…
— Я вполне могу потратить эти деньги, — решительно сказала Кейт. Она должна была произнести это вслух.
— Разумеется, — спокойно подтвердила Шарлотта. — Иначе я не была бы здесь.
Она в самом деле необыкновенная женщина, с завистью подумала Кейт. В ней нет разящей наповал элегантности Доминик, и все же она в высшей степени элегантна, не только ее одежда, но и она сама. Мягкие золотистые волосы безупречно уложены, ногти покрыты бледно-розовым лаком, фарфоровую кожу оживляет легкий, умело наложенный грим. В ушах жемчужины в бриллиантовой оправе, на запястье плоские золотые часики. На левой руке обручальное кольцо и кольцо с бриллиантом, на шляпе скромная, но необыкновенно изящная булавка. Туфли, сумочка и перчатки — из мягкой телячьей кожи.
— По-моему, очень важно, как ты выглядишь, — медленно произнесла Кейг.
— Необыкновенно важно. Мужчины могут не помнить, что вы сказали, но никогда не забывают, как вы выглядели.
— Но это просто деловая встреча, — испуганно сказала Кейт. — К тому же он муж моей сводной сестры.
По взгляду, брошенному на нее Шарлоттой, Кейт поняла, что сказала что-то лишнее, и снова покраснела.
— В «Деспардс» работают в основном мужчины?
— Да.
— С этим придется считаться. Вы молоды, моя милая, а они, насколько я понимаю, нет.
— Да, это так.
— Тогда вам лучше не подчеркивать разницу в возрасте. Когда вы прочно займете свое место, то сможете делать что угодно. Пока же вам нужно заручиться их поддержкой, верно?
Кейт утвердительно кивнула, не переставая восхищаться логикой этой невозмутимой женщины.
— Тогда ваша одежда должна быть такой, как нужно.
Начиная понимать, Кейт кивнула еще раз.
— Хорошо. Так вы согласны принять мою помощь?
— Да, — горячо прошептала Кейт, с восторгом отдаваясь в руки Шарлотты. Затем она удрученно посмотрела на свои джинсы и принялась теребить свитер.
— У вас есть платье или юбка с блузкой? — тут же спросила Шарлотта. — Покажите мне их.
Вещей оказалось немного, с первого взгляда было видно, что почти все они от «Маркса и Спенсера»: несколько блузок, две-три юбки, столько же пиджаков.
Вряд ли они еще понадобятся, подумала Шарлотта, но пока воспользуемся тем, что есть. Она выбрала костюм из пестрого твида, и Кейт быстро переоделась. Слишком худа, бесстрастно констатировала Шарлотта, но хорошо сложена. Прекрасная гибкая спина, длинная шея, грудь как раз такая, чтобы одежда хорошо сидела. Красивой формы руки и ноги. Но лицо… Она вздохнула. Нужно что-то сделать с веснушками, и волосы покрасить потемнее — что ж, Генри с этим справится. А умело наложенный грим творит чудеса… Здесь пригодится ее сценический опыт.
Через несколько часов, сидя в роскошной парикмахерской, Кейт с внутренним содроганием подсчитывала, сколько она истратила за сегодняшний день. Наверное, весь свой годовой доход. Она погладила безупречно завязанный бант кремовой шелковой блузки, нащупала золотую булавку, которой он был заколот. Затем восхищенно посмотрела на новые туфли из блестящей красно-коричневой кожи и такого же цвета сумочку с пряжкой от Эрме. Ее бархатный костюм — а точнее, брюки с жакетом — был великолепного темно-зеленого цвета, который очень шел к ее блестящим потемневшим волосам, уже не ярко-рыжим, а восхитительно каштановым.
Когда парикмахер Шарлотты — «увы, представитель вымирающей породы, истинный художник, а не просто пара ножниц», — вынул из волос Кейт шпильки, они тяжелой волной упали ей на плечи.
— Ваши волосы нуждаются в стрижке, — прозвучал приговор, — а также в правильном уходе. Как вы их моете?
— Как? Шампунем… — пролепетала Кейт.
— Каким шампунем?
— Каким обычно пользовалась мама… — Кейт назвала шампунь, известный с незапамятных времен.
— Для ваших склонных к сухости волос он не годится. Он только сушит их еще больше. Волосы у вас секутся, и мне придется их состричь сантиметров на десять.
— Если высчитаете нужным… — покорно пробормотала Кейт.
— К тому же они слишком грубые и непослушные, их нужно смягчить и придать им форму. Ну, это дело поправимое, зато они красиво вьются.
— Что-нибудь не слишком сложное, пожалуйста, — отважилась попросить она, — чтобы я сама могла причесываться.
— Не беспокойтесь, я не буду делать никаких укладок, — последовал ответ.
Когда Генри подстриг, помыл шампунем, снова подстриг и высушил — как в старину, рукой и щеткой — ее волосы, Кейт не поверила своим глазам. Волнистые пряди спускались со лба, красиво обрамляя лицо. Раньше, когда она стягивала волосы узлом, ее лицо заострялось, теперь из зеркала на нее смотрела прелестная молодая женщина с высокими скулами.
Кейт завороженно смотрела на свое отражение.
— Пока сухость не исчезнет, будете мыть голову не чаще двух раз в неделю, причем будете пользоваться только тем шампунем и ополаскивателем, которые я вам дам.
И раз в неделю будете приходить на специальные масляные процедуры.
Кейт послушно кивнула. Она сделает все, что прикажет ей этот волшебник.
Счет потряс Кейт не меньше, чем собственная метаморфоза, однако она оплатила его с благодарностью. Она еще раз с изумлением взглянула на себя в зеркало и вспомнила о куче свертков и коробок, лежавших у нее в машине. Впервые в жизни она стала обладательницей шелкового белья с ручной вышивкой, шелковых рубашек и блузок из органзы, пальто из натуральной замши, цвета львиной шкуры, кашемировых свитеров, мягких шерстяных платьев таких оттенков, которых она никогда прежде не носила: сливовый, серо-голубой, жемчужно-серый, терракотовый. У нее появился брючный костюм из зеленого бархата, такого темного, что он казался черным и превосходно оттенял ее кожу и волосы, и вдобавок полдюжины сумок и столько же пар великолепных туфель — конечно же, все это не поместится в ее единственный платяной шкаф в спальне. Тут Ролло небрежно заметил:
«Переедешь в пентхаус».
Странно, она об этом не подумала. Ей было известно, что отец, после того как ушел из дома, устроил себе квартиру на последнем этаже «Деспардс». Но Кейт никогда там не была.
Голова у нее кружилась от новых впечатлений. Они втроем сидели в гостиной, Кейт механически ела, а разговор витал где-то у нее над головой, как и аромат ее новых духов.
— По-моему, — сказала Шарлотта после того, как Кейт перенюхала множество пузырьков, — эти духи как раз то, что вам нужно. Они современные, свежие, изысканные и подходят для любого времени суток: «Y» от Сен-Лорана.
Теперь, сидя за столом, Кейт чувствовала, как аромат этих духов туманит ее и без того одурманенную голову.
Она поняла, что не учла всех последствий своего решения. Тогда она по наивности вообразила, что речь пойдет только о профессиональной стороне дела. Теперь до нее дошло, что стоять во главе «Деспардс» бесконечно сложно. Она вспомнила, что говорила Шарлотта о мужчинах в «Деспардс»… Ведь большинство из них знали ее с детства! И она считала их чем-то вроде своих дядюшек. С чего им ее опасаться? Ее, дочери Чарльза Деспарда?
— ..завтра рано утром, — донесся до нее голос Ролло.
— Прости, что ты сказал?
— Я сказал, что договорился о встрече со старыми сотрудниками завтра в восемь утра.
— В восемь утра! Но…
Встретившись глазами с Ролло, она поняла, почему он назвал столь ранний час. Вернуться в «Деспардс» для нее непросто. Возможно, ей будет тяжело держать себя в руках, особенно под множеством жадных, любопытных взглядов, «Деспардс» открывается в 9.30. В восемь утра там никого не будет, и Кейт без помех сможет встретиться со «старой гвардией». Она улыбнулась, благодарно кивнула Ролло и потрепала его по руке.
— Конечно, — сказала она. — Ты, как всегда, прав.
— Шарлотта посоветует тебе, что надеть. Постарайся исправить дурное впечатление, которое сложилось о тебе у Блэза Чандлера. У него в «Деспардс» сильные позиции, и нужно попытаться расположить его в свою пользу.
И Ролло принялся объяснять Кейт, как ей себя вести, что говорить и что делать. Покорно внимая его наставлениям, Кейт бросила взгляд на Шарлотту, та скорчила уморительную гримасу, и Кейт поняла, что обрела союзницу, которая поможет ей освободиться от деспотической опеки старого друга.
Затем она прошла на середину комнаты и стала медленно поворачиваться на месте, разглядывая себя в зеркалах.
Убедившись, что она — само совершенство, Доминик вышла из комнаты и направилась к террасе.
Ее вилла располагалась на самой границе Франции со Швейцарией, на одном из женевских холмов. Доминик купила ее на собственные деньги, миллиарды Чандлера тут были ни при чем. Когда она вышла на террасу, ее глазам открылся изумительный вид: озеро, город, голубое небо, зелень лесов и далекие вершины гор. Водная гладь искрилась, как шампанское, ветви деревьев шевелил легкий ветерок. Запах только что сваренного кофе — его приготовили по сигналу служанки, когда Доминик кончила одеваться, — щекотал ноздри. Ровно четыре унции натурального апельсинового сока приятно освежили рот. Когда она отодвинула пустой стакан, ее дворецкий Жюль взял в одну руку кофейник, а в другую серебряный молочник и налил их содержимое в большую белую чашку, на дне которой лежал один кусочек сахару. Поблагодарив его улыбкой, Доминик обхватила чашку обеими руками и, блаженно зажмурившись, сделала первый глоток.
Убедившись, что все в порядке, Жюль удалился, а Доминик протянула руку к двум кусочкам подсушенного хлеба, взяла один из них и, окунув в чашку с кофе, медленно, с удовольствием проглотила. Завтрак она особенно любила, хотя не всегда могла насладиться им в полной мере. Поднявшись утром, она первым делом вставала на весы, и если стрелка чуть отклонялась от ее оптимальных сорока пяти килограммов, она пила черный кофе без сахара и не притрагивалась к хлебу. Но сегодня с ее весом было все в порядке. Доминик стала перебирать в уме текущие дела. Она любила утренние часы, когда она могла спокойно посидеть и все обдумать.
Ее секретарша, мадемуазель Демулен, появилась на террасе, когда Доминик допила вторую чашку кофе. В руках она держала записную книжку, ежедневник, а также утреннюю почту.
— Бонжур, мадам.
— Бонжур, Ортанз. Что у нас сегодня?
Сначала они занялись почтой, затем Доминик, взяв Из рук секретарши толстый, в кожаном переплете ежедневник, просмотрела записи на этот день, затем Ортанз, любившая посплетничать, как и все старые девы, стала пересказывать ей новости.
— Мсье Лебек говорит, что маркиз де Босолей вроде бы собрался продавать своего Моне и что он ведет переговоры одновременно с «Дрюо» и «Сотбис», хотя ничего пока не решено. Мсье Лебек полагает, что вы еще успеете перехватить маркиза, к тому же мадам де Босолей — ваша старая приятельница…
— Где она сейчас?
— В Париже, мадам, на авеню Фош.
— Позвони ей. — Доминик задумчиво поджала губы. — Если мне не изменяет память, Моне у них великолепный.
— Вы правы, мадам. Портрет госпожи Мариньи с дочерью. — Она не хуже Доминик знала, что кому принадлежит.
— Отлично. Этим и займись, Ортанз. Узнай, нужны ли Соланж деньги… — Доминик сделала гримаску. — Она наверняка совершила еще один набег на Диора.
Ортанз заглянула в ежедневник.
— Поступила партия товаров от де Врие.
— Хорошо. Я буду на складе в четыре.
— У вас сегодня обед с господином Лангом.
— Ах, да. — Доминик поставила чашку на стол. — Мы будем обедать здесь. Через десять минут пришли ко мне Антуанетту.
— Хорошо, мадам.
Антуанетта была поварихой, которая с бесстрастной практичностью создавала кулинарные шедевры. Однако ее таланты этим не ограничивались: она до хрипоты торговалась с продавцами в магазинах и на рынке — хотя, казалось бы, в этом не было нужды, — устоять перед натиском мадам Моляр не мог никто. Доминик мудро позволяла ей оставлять сэкономленные деньги себе — в качестве поощрения.
Встав из-за стола, Доминик прошла в кабинет. Отсюда она вела телефонные переговоры — у нее была своя частная линия, — здесь писала письма, плела интриги, вынашивала тайные планы. Вошла Антуанетта, как всегда, в черном платье и белоснежном накрахмаленном фартуке.
Пожелав госпоже доброго утра, она встала перед письменным столом, скрестив руки на груди.
— К обеду у нас будет гость, англичанин. — Их глаза встретились, и Доминик пожала плечами, словно извиняясь за то, что какой-то дикарь будет удостоен чести отведать стряпню Антуанетты. — Обед должен быть сытным, но не слишком…
И снова две женщины обменялись взглядами. Ничто на широком крестьянском лице Антуанетты не говорило о том, что она прекрасно поняла свою хозяйку: сегодняшний гость предназначен на заклание.
— Можно подать баранину. Соте из барашка в лимонном соусе, а к нему цикорий, фаршированный шампиньонами, и зеленый горошек, — предложила она.
Доминик утвердительно кивнула.
— Так и сделаем… А на десерт фрукты и сыр. Англичане любят сыр.
— Может быть, мой щавелевый суп на первое?
— Отлично.
Вынув из ящика письменного стола шкатулку с деньгами, Доминик извлекла оттуда несколько банкнот и протянула поварихе, сделав пометку в записной книжке.
— Мерси, мадам.
Антуанетта ушла, а Доминик ногой нажала маленькую кнопку на полу. На этот раз появился дворецкий.
— Жюль, у нас сегодня гость, англичанин. Мы подадим барашка.
— Я предложил бы «Мутон Каде» 1971 года, мадам.
Оно не слишком тяжелое для этого времени дня и подойдет к барашку, так как достаточно молодое.
— Превосходно. А в качестве аперитива бутылку «Крюг-63».
Жюль наклонил голову. Вероятно, важный гость, если он заслуживает «63». Мадам хочет его ублажить… а может, и больше. В зависимости от того, какое вино заказывалось к обеду, Жюль точно знал, какие виды имеет на гостя хозяйка.
— Когда он приедет, мадам?
— В час, обед назначен на полвторого.
Покончив с делами, Доминик прошла в гардеробную — слегка подмазаться и причесаться перед выходом из дома.
У дверей ее ждал «роллс-ройс» «фантом-4». За рулем сидел ее шофер Жан-Поль.
— В магазин, — приказала Доминик, когда он распахнул перед ней дверцу.
Ровно в десять машина мягко выехала из ворот дома номер 1 и направилась к Женеве.
Пирс Ланг проработал два года личным помощником Чарльза Деспарда. Он был молод — тридцать лет — и честолюбив. Ему как младшему сыну не приходилось рассчитывать на наследство. Он имел хорошие манеры и по материнской линии был в родстве со многими английскими аристократами, которым время от времени приходилось расставаться с фамильными реликвиями. В этом отношении он был незаменим.
Доминик дю Вивье возбуждала его с тех самых пор, как он впервые ее увидел, но, помня о ее полудикаре-муже, Пирс Ланг предпочитал держаться от нее подальше и демонстрировать восхищение со стороны. Теперь, подъезжая к ее вилле, он пробовал угадать, почему Доминик внезапно вызвала его в Женеву. Причина могла быть одна.
Рассказы о сексуальных аппетитах Пираньи передавались испуганным шепотом. Судя по отзывам, близость с Доминик дю Вивье была чем-то незабываемым… Пирс Ланг дрожал от нетерпения. Надеюсь, думал он, она не станет тянуть время. Еще немного, и при мыслях о ней он взорвется.
Вилла потрясла его своим великолепием. Вышколенные слуги, свежие цветы, великолепная мебель и картины, только подлинники: превосходный натюрморт Ренуара, мейсенский и севрский фарфор и… неужели даже Фрагонар?
— Мадам скоро будет, — почтительно произнес дворецкий.
Чем скорее, тем лучше, подумал Пирс, оглядываясь по сторонам. Да, Доминик — лакомый кусочек, такой же лакомый, как и ее вилла.
Когда Доминик наконец появилась в гостиной, то пенис Пирса немедленно ей отсалютовал.
— Мадам… счастлив вас видеть.
— Добрый день, мистер Ланг. Как дела в Лондоне?
— «Деспардс» напоминает растревоженный улей.
Мы все возмущены.
— Неужели все?
— Конечно, не считая старикашек — так мы их называем. Они, по-моему, в восторге. Но ведь они отстали от жизни, живут вчерашним днем, но мы не хотим возвращаться к прошлому. Мы хотим, чтобы вы стояли во главе, мадам. Сейчас двадцатый век. Для тех, кто понимает, вы и есть «Деспардс».
— Мой отчим думал иначе…
— Годы, проведенные в Англии, изменили его. — Пирс Ланг пожал плечами. — Обычно мы сентиментальны только по отношению к животным, но… — Он снова пожал плечами. — При всем уважении в вашему отчиму, мадам, я не могу с ним согласиться.
Доминик улыбнулась. Жадный, подумала она. Пустой. Неразборчивый в средствах. Во всем ищет выгоду.
Что ж… Пусть говорит, что положено в этом случае: что ее отчим негодяй, что он поступил несправедливо, что все в «Десйардс» на ее стороне и так далее. «Спасает собственную шкуру, — презрительно подумала Доминик. — Он доволен работой, хочет сохранить ее и спешит продемонстрировать свою преданность. Глупо его не использовать.
Он только на это и годится. А после — выкинуть вон». Доминик улыбнулась. Она ценит его преданность, сказала она, и тронута до глубины души… Теперь он на крючке.
Она видела его насквозь.
Обед удался. Суп был великолепен, барашек таял во рту, овощи чуть похрустывали на зубах, сыр был в меру выдержан. Пирс Ланг выпил три бокала «Мутон Каде» и рюмку арманьяка за кофе. Когда Жюль повернулся, чтоб идти, Доминик как бы невзначай сказала: «Прошу нас не тревожить»…
Пирс Ланг почувствовал, как набухает его пенис. Его разгорячили не только шампанское, вино, арманьяк и близость красивой женщины, но и картины, нарисованные его воображением. Он станет партнером Доминик, они сотрут в порошок это ничтожество Кейт Деспард и поднимутся к вершинам славы…
Доминик глядела на его раскрасневшееся лицо. Болван, она видела его насквозь: жадный, мелочный, запутавшийся в долгах. Он брал небольшие комиссионные с клиентов, что в «Деспардс» было строго запрещено. Он был вещью, которую следовало использовать и выбросить. Большего он не заслуживал. Она получала огромное наслаждение, используя людей, которое не могло сравниться даже с сексом. Она догадывалась, что это Чувство было как-то связано с возмездием, но не хотела углубляться в дебри подсознания. Этот болван уже созрел.
Только поглядите на него. Весь лоснится от похоти и алчности. Он то закидывал ногу на ногу, то поворачивался боком, стараясь скрыть эрекцию.
Решив, что момент настал, Доминик наклонилась вперед — якобы для того, чтобы подлить гостю немного арманьяка, — и положила руку ему на молнию, туда, где оттопыривались брюки. Их взгляды встретились — его, помутневший от страсти, и ее, холодный и презрительный, однако Пирс Ланг ничего не видел: он ощущал только пальцы, сжимавшие его пенис. Его дыхание стало хриплым и прерывистым. Доминик расстегнула молнию. Почувствовав прохладу ее руки, он застонал. Ее пальцы погладили головку члена, скользнули к мошонке. Пирс Ланг попытался подняться, но Доминик крепко сжала его пенис, и он уступил. Страсть и вино затуманили ему глаза.
Склонившись над ним, Доминик обхватила губами пульсирующую головку. Он вскрикнул, корчась от наслаждения. Язык Доминик неутомимо двигался, он то легко касался кожи, то плотно прижимался к ней, исследуя каждый изгиб, нащупал углубление… Тело Пирса Ланга выгнулось. «О Боже… еще!., еще!..»
Расчетливо, не теряя контроля, Доминик довела его до исступления. Ее язык скользил по набухшему члену, руки перебирали отяжелевшие яички. Пирс Ланг стонал, кричал, хрипел, его бедра поднимались и опускались. Доминик была великолепна. Он никогда не испытывал ничего подобного, никогда. Он был готов умереть от удовольствия… Кровь стучала в висках, перед глазами плыл красный туман… Вдруг его тело пронзила сладкая боль, бурно излившаяся наружу. Доминик предусмотрительно уклонилась. Ее лицо осталось бесстрастным, глаза — пустыми и, холодными. «Кретин», — подумала она с ледяным презрением. Но она умело довела его до полного изнеможения, точно определив момент, когда он не мог больше выдержать. Только тогда она позволила ему откинуться назад, ловя ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды. Его лицо пылало, волосы слиплись от пота, грудь тяжело вздымалась, мокрый, обвисший пенис прятался в жестких густых волосах на лобке.
Оставив Пирса Ланга на террасе, Доминик прошла к Себе, разделась, отдала костюм служанке, чтобы та его почистила, приняла душ и снова надела в точности такой же костюм. Когда она вернулась, Пирс Ланг еще лежала в прострации. Она уселась в кресло напротив, закурила и через некоторое время услышала, как маленькие часы из севрского фарфора пробили полчаса. Она наклонилась и легонько потрясла гостя за плечо. Увидев Доминик, он просиял, преданно глядя ей в глаза. Тогда она медленно, заговорщически улыбнулась и сказала, что ей от него нужно.
Во вторник утром Ролло пришел в магазин не один.
Рядом с ним стояла необыкновенно элегантная женщина неопределенного возраста.
— Кейт, позволь представить тебе мою давнюю приятельницу Шарлотту Вейл. Зная о ее безукоризненном вкусе и богатом опыте, я попросил ее помочь тебе как-то изменить свою внешность.
Шарлотта увидела перед собой высокую нескладную девушку, с более чем некрасивым лицом, ужасно неуверенную в себе. Делает вид, что ей наплевать на то, как она выглядит — отсюда джинсы и свитер, — однако на самом деле болезненно это переживает. Шарлотта безошибочно оценила ситуацию.
— Ролло, как всегда, преувеличивает, — произнесла Шарлотта с улыбкой. — Я обещала помочь, но лишь в том случае, если вы сами этого захотите.
— Кейт необходимо привести в порядок, — не унимался Ролло. — То, что она носит, надо выкинуть на помойку.
Бледное лицо Кейт вспыхнуло от унижения.
— Шарлотта когда-то была самой элегантной актрисой Лондона, — торжественно объявил Ролло.
— Друг мой, — Шарлотта положила руку ему на локоть, — спустись-ка лучше в магазин и займись делом.
Мы с мисс Деспард прекрасно обойдемся без тебя.
К огромному удивлению Кейт, он подчинился. Шарлотта повернулась к Кейт:
— Я в самом деле просила его сначала заручиться вашим согласием. Но ведь вы знаете Ролло: он хочет всеми командовать и никого не желает слушать.
— Верно, — согласилась Кейт, немного оттаивая.
— Ролло объяснил мне ваши… обстоятельства, а так как теперь я лишена возможности свободно тратить деньги, то охотно помогаю делать это другим женщинам.
— Я никогда не тратила много на одежду, — защищаясь, сказала Кейт. — Мама с детства внушила мне, что очень дорогие вещи не стоят потраченных денег. Меня вполне устраивает одежда от «Маркса и Спенсера».
— Вас, может быть, и устраивает, но президента и директора-распорядителя «Деспардс» она не может устраивать, — мягко возразила Шарлотта.
— Боюсь, вы правы, — неохотно признала Кейт.
— Тогда почему нам не пойти туда, где меня хорошо знают? — Шарлотта, словно опытный охотник, приготовилась нанести решающий удар. — У нас нет времени шить вещи на заказ, но в наши дни можно выбрать что-либо очень достойное из коллекции pret-a-porte.
«Да, но сами-то вы носите другие вещи», — подумала Кейт. Она интуитивно поняла, что на Шарлотте штучные вещи от какого-нибудь известного модельера — haute couture, хотя и знавшие лучшие дни: темно-синее платье в стиле пятидесятых годов с облегающей юбкой, высоким воротником и отогнутыми манжетами из жесткого белого пике. Маленькая, сдвинутая набок шляпка из тонкой соломки была тоже белой, с лихо торчащим пером, бросавшим легкий штрих тени на немолодое, но необыкновенно привлекательное лицо. Интересно, сколько ей лет? Похоже, за пятьдесят…
— Мне шестьдесят, — спокойно произнесла Шарлотта Вейл, словно читая ее мысли. — А этому платью двадцать. Я в нем играла в «Отдельных столиках». На сцене я всегда носила вещи, сделанные мастерами высокой моды.
Мои критики иронизировали, что женщины приходят на мои спектакли, чтобы посмотреть, как я одета. — Она пожала плечами. — Как бы там ни было, но они приходили.
Увы, тех пьес, в которых мы играли с Ролло, теперь не ставят. Мы устарели… — Она тихонько вздохнула. — Вот я и предлагаю свой опыт и знания тем, кто может их купить. Вам, например. Обычно мои клиенты гораздо старше, — скромно добавила она, — но это не меняет дела. Я только хочу сказать, что не гонюсь за модой, а выбираю классические вещи.
Кейт слушала, широко открыв глаза.
— Я, знаете ли, получаю комиссионные в тех магазинах, куда привожу клиентов.
Смущение испытала Кейт. Вот истинный пример самообладания, восхищенно подумала она. К тому же прямота всегда ей импонировала.
Однако преподанные в детстве матерью уроки бережливости не прошли даром: мысль о том, что ей придется потратить на тряпки целое состояние, привела ее в ужас.
Но тут же в памяти всплыла картинка из прошлого: отец показывает матери журнал с красивой, нарядной женщиной на обложке. «Тебе не хотелось бы для разнообразия купить себе что-нибудь в этом роде, Сьюзан?» И мать возмущенно отвечает: «Ах, Чарльз, о чем ты только думаешь? Меня замучили бы угрызения совести. Я не привыкла швырять деньги на ветер». Разумно? Да. Но слишком прозаично. Мать никогда не позволяла себе пустых трат. Вещи должны служить годами…
— Я вполне могу потратить эти деньги, — решительно сказала Кейт. Она должна была произнести это вслух.
— Разумеется, — спокойно подтвердила Шарлотта. — Иначе я не была бы здесь.
Она в самом деле необыкновенная женщина, с завистью подумала Кейт. В ней нет разящей наповал элегантности Доминик, и все же она в высшей степени элегантна, не только ее одежда, но и она сама. Мягкие золотистые волосы безупречно уложены, ногти покрыты бледно-розовым лаком, фарфоровую кожу оживляет легкий, умело наложенный грим. В ушах жемчужины в бриллиантовой оправе, на запястье плоские золотые часики. На левой руке обручальное кольцо и кольцо с бриллиантом, на шляпе скромная, но необыкновенно изящная булавка. Туфли, сумочка и перчатки — из мягкой телячьей кожи.
— По-моему, очень важно, как ты выглядишь, — медленно произнесла Кейг.
— Необыкновенно важно. Мужчины могут не помнить, что вы сказали, но никогда не забывают, как вы выглядели.
— Но это просто деловая встреча, — испуганно сказала Кейт. — К тому же он муж моей сводной сестры.
По взгляду, брошенному на нее Шарлоттой, Кейт поняла, что сказала что-то лишнее, и снова покраснела.
— В «Деспардс» работают в основном мужчины?
— Да.
— С этим придется считаться. Вы молоды, моя милая, а они, насколько я понимаю, нет.
— Да, это так.
— Тогда вам лучше не подчеркивать разницу в возрасте. Когда вы прочно займете свое место, то сможете делать что угодно. Пока же вам нужно заручиться их поддержкой, верно?
Кейт утвердительно кивнула, не переставая восхищаться логикой этой невозмутимой женщины.
— Тогда ваша одежда должна быть такой, как нужно.
Начиная понимать, Кейт кивнула еще раз.
— Хорошо. Так вы согласны принять мою помощь?
— Да, — горячо прошептала Кейт, с восторгом отдаваясь в руки Шарлотты. Затем она удрученно посмотрела на свои джинсы и принялась теребить свитер.
— У вас есть платье или юбка с блузкой? — тут же спросила Шарлотта. — Покажите мне их.
Вещей оказалось немного, с первого взгляда было видно, что почти все они от «Маркса и Спенсера»: несколько блузок, две-три юбки, столько же пиджаков.
Вряд ли они еще понадобятся, подумала Шарлотта, но пока воспользуемся тем, что есть. Она выбрала костюм из пестрого твида, и Кейт быстро переоделась. Слишком худа, бесстрастно констатировала Шарлотта, но хорошо сложена. Прекрасная гибкая спина, длинная шея, грудь как раз такая, чтобы одежда хорошо сидела. Красивой формы руки и ноги. Но лицо… Она вздохнула. Нужно что-то сделать с веснушками, и волосы покрасить потемнее — что ж, Генри с этим справится. А умело наложенный грим творит чудеса… Здесь пригодится ее сценический опыт.
Через несколько часов, сидя в роскошной парикмахерской, Кейт с внутренним содроганием подсчитывала, сколько она истратила за сегодняшний день. Наверное, весь свой годовой доход. Она погладила безупречно завязанный бант кремовой шелковой блузки, нащупала золотую булавку, которой он был заколот. Затем восхищенно посмотрела на новые туфли из блестящей красно-коричневой кожи и такого же цвета сумочку с пряжкой от Эрме. Ее бархатный костюм — а точнее, брюки с жакетом — был великолепного темно-зеленого цвета, который очень шел к ее блестящим потемневшим волосам, уже не ярко-рыжим, а восхитительно каштановым.
Когда парикмахер Шарлотты — «увы, представитель вымирающей породы, истинный художник, а не просто пара ножниц», — вынул из волос Кейт шпильки, они тяжелой волной упали ей на плечи.
— Ваши волосы нуждаются в стрижке, — прозвучал приговор, — а также в правильном уходе. Как вы их моете?
— Как? Шампунем… — пролепетала Кейт.
— Каким шампунем?
— Каким обычно пользовалась мама… — Кейт назвала шампунь, известный с незапамятных времен.
— Для ваших склонных к сухости волос он не годится. Он только сушит их еще больше. Волосы у вас секутся, и мне придется их состричь сантиметров на десять.
— Если высчитаете нужным… — покорно пробормотала Кейт.
— К тому же они слишком грубые и непослушные, их нужно смягчить и придать им форму. Ну, это дело поправимое, зато они красиво вьются.
— Что-нибудь не слишком сложное, пожалуйста, — отважилась попросить она, — чтобы я сама могла причесываться.
— Не беспокойтесь, я не буду делать никаких укладок, — последовал ответ.
Когда Генри подстриг, помыл шампунем, снова подстриг и высушил — как в старину, рукой и щеткой — ее волосы, Кейт не поверила своим глазам. Волнистые пряди спускались со лба, красиво обрамляя лицо. Раньше, когда она стягивала волосы узлом, ее лицо заострялось, теперь из зеркала на нее смотрела прелестная молодая женщина с высокими скулами.
Кейт завороженно смотрела на свое отражение.
— Пока сухость не исчезнет, будете мыть голову не чаще двух раз в неделю, причем будете пользоваться только тем шампунем и ополаскивателем, которые я вам дам.
И раз в неделю будете приходить на специальные масляные процедуры.
Кейт послушно кивнула. Она сделает все, что прикажет ей этот волшебник.
Счет потряс Кейт не меньше, чем собственная метаморфоза, однако она оплатила его с благодарностью. Она еще раз с изумлением взглянула на себя в зеркало и вспомнила о куче свертков и коробок, лежавших у нее в машине. Впервые в жизни она стала обладательницей шелкового белья с ручной вышивкой, шелковых рубашек и блузок из органзы, пальто из натуральной замши, цвета львиной шкуры, кашемировых свитеров, мягких шерстяных платьев таких оттенков, которых она никогда прежде не носила: сливовый, серо-голубой, жемчужно-серый, терракотовый. У нее появился брючный костюм из зеленого бархата, такого темного, что он казался черным и превосходно оттенял ее кожу и волосы, и вдобавок полдюжины сумок и столько же пар великолепных туфель — конечно же, все это не поместится в ее единственный платяной шкаф в спальне. Тут Ролло небрежно заметил:
«Переедешь в пентхаус».
Странно, она об этом не подумала. Ей было известно, что отец, после того как ушел из дома, устроил себе квартиру на последнем этаже «Деспардс». Но Кейт никогда там не была.
Голова у нее кружилась от новых впечатлений. Они втроем сидели в гостиной, Кейт механически ела, а разговор витал где-то у нее над головой, как и аромат ее новых духов.
— По-моему, — сказала Шарлотта после того, как Кейт перенюхала множество пузырьков, — эти духи как раз то, что вам нужно. Они современные, свежие, изысканные и подходят для любого времени суток: «Y» от Сен-Лорана.
Теперь, сидя за столом, Кейт чувствовала, как аромат этих духов туманит ее и без того одурманенную голову.
Она поняла, что не учла всех последствий своего решения. Тогда она по наивности вообразила, что речь пойдет только о профессиональной стороне дела. Теперь до нее дошло, что стоять во главе «Деспардс» бесконечно сложно. Она вспомнила, что говорила Шарлотта о мужчинах в «Деспардс»… Ведь большинство из них знали ее с детства! И она считала их чем-то вроде своих дядюшек. С чего им ее опасаться? Ее, дочери Чарльза Деспарда?
— ..завтра рано утром, — донесся до нее голос Ролло.
— Прости, что ты сказал?
— Я сказал, что договорился о встрече со старыми сотрудниками завтра в восемь утра.
— В восемь утра! Но…
Встретившись глазами с Ролло, она поняла, почему он назвал столь ранний час. Вернуться в «Деспардс» для нее непросто. Возможно, ей будет тяжело держать себя в руках, особенно под множеством жадных, любопытных взглядов, «Деспардс» открывается в 9.30. В восемь утра там никого не будет, и Кейт без помех сможет встретиться со «старой гвардией». Она улыбнулась, благодарно кивнула Ролло и потрепала его по руке.
— Конечно, — сказала она. — Ты, как всегда, прав.
— Шарлотта посоветует тебе, что надеть. Постарайся исправить дурное впечатление, которое сложилось о тебе у Блэза Чандлера. У него в «Деспардс» сильные позиции, и нужно попытаться расположить его в свою пользу.
И Ролло принялся объяснять Кейт, как ей себя вести, что говорить и что делать. Покорно внимая его наставлениям, Кейт бросила взгляд на Шарлотту, та скорчила уморительную гримасу, и Кейт поняла, что обрела союзницу, которая поможет ей освободиться от деспотической опеки старого друга.