Страница:
– Она даже не хочет смотреть на меня. Пожалуйста… не оставляйте меня здесь. – Перспектива остаться в этом чужом доме, с этой незнакомой женщиной, полной ненависти и враждебности, ужаснула девочку. Ее плач переходил в истерику, всхлипывания становились все громче и громче. Что она такого сделала, что вызывает такую ненависть, почему все отворачиваются от нее? Она так старается быть хорошей и плачет только в кровати, когда ложится спать и когда никто не может увидеть ее слез. Почему же никто не любит ее? Почему они говорят так, словно она неодушевленный предмет, который ничего не слышит, не видит и не чувствует…
– Ты остаешься здесь! – выкрикнула Мэри. И, уже держась за дверь, закончила, обращаясь к Еве: – Запомни, я буду следить. – И дверь за ней захлопнулась.
«Спокойно, – сказала Ева самой себе, бережно поглаживая ладонями выступающий живот. – Спокойно… – она закрыла глаза, глубоко вздохнула, устанавливая сбившееся дыхание и прислушиваясь к тому, как все ровнее и ровнее начинает биться ее сердце. А потом, по-прежнему не глядя на всхлипывающую девочку, сжавшуюся у двери, она вытащила руки из-под пледа и постучала пальцем по столу:
– Отойди от двери, – сказала она. И голос ее был таким, что девочка отшатнулась от косяка.
Когда вошел дворецкий, Ева проговорила:
– Эта девочка останется здесь на некоторое время. – Она по-прежнему не смотрела на дочь. – Накормите ее и приготовьте комнату. Из тех, что находятся на самом верху. И пришлите ко мне Элен.
– Да, мадам.
Дворецкий подошел к девочке, но та отпрянула от него.
– Иди с ним, – проговорила женщина. – Сейчас же! – Она только чуть-чуть повысила голос, но девочка тотчас взяла протянутую руку дворецкого.
Ева слышала, как затихают всхлипы. И вот наконец в комнату вернулась тишина. Ева прикрыла глаза, пытаясь снять волнение. Бесшумно вошла Элен – ее домоправительница.
– Тут появилась девочка, – проговорила Ева, – она здесь пробудет некоторое время. Надо, чтобы кто-нибудь присматривал за нею. Кого бы ты могла предложить?
– Может быть, Урсулу, – не выдавая своего удивления, предложила Элен… – Она сама из большой семьи и умеет хорошо обращаться с детишками.
– Тогда позови ее ко мне. Приготовьте для них обеих комнаты. Где-нибудь в дальней части дома, чтобы их присутствие не беспокоило меня. На самом верху. Позже я подумаю о постоянной няне. Посоветуйся с Жаком.
– Хорошо, мадам, – Элен оглянулась. – А у девочки есть какие-нибудь вещи?
– Понятия не имею, – проговорила Ева раздраженно. – Если нет, тогда подумай, что ей нужно. Реши сама все эти вопросы, только держи ее подальше от меня, ты поняла?
– Да, мадам, – Элен снова помедлила. – А как зовут девочку?
Ева ответила не сразу, а потом проговорила безразличным тоном:
– Брент. Александра Брент.
Ева ничего не стала рассказывать мужу, поскольку хорошо знала, насколько мало его интересует то, что творится в доме. Есть такой сорт людей, которые совсем не задумываются над тем, что происходит вокруг них. Его заботило только, не помешает ли плохая погода его занятиям спортом, отглажены ли у него рубашки и вкусно ли приготовлена еда. Ева также знала, что никто из прислуги не осмелится ничего рассказывать ему о происшедшем. Ева сама вела дом, точно так же и сама управляла свими предприятиями. Требования она предъявляла высокие, но и платила хорошо. «Пусть думают, что хотят, – решила она. – Дом достаточно большой. Верхние этажи – а девочку поселили на последнем, – как зарубежные страны, очень далеки и от меня, и от Кристофера. Скорее всего, он и понятия о них не имеет. Девочку не будет видно и слышно. А когда я смогу обдумать все спокойно, то решу, что делать дальше. А сейчас главное – это мой будущий сын. Я не могу себе позволить нервничать из-за всего этого».
Несколько дней спустя Урсула – девушка со свеженьким личиком, которая должна была присматривать за Александрой, – подошла к Элен.
– Меня очень беспокоит девочка, – сказала она. – Она не ест, не разговаривает. Сидит на одном месте и плачет по ночам. Все время. Я еще никогда не видела такого несчастного ребенка.
– А у нее есть игрушки?
– Да. Я купила ей куклу, несколько головоломок и цветных карандашей для рисования. Она даже не взглянула на них.
– Пойду, посмотрю, что с ней.
Алекс сидела в кресле. На ней было новое красивое платье, ее каштановые волосы были аккуратно причесаны. Но она была бледна и безучастна ко всему. Элен приложила ладонь ко лбу девочки. Температуры у нее явно не было.
– Иди сюда, – мягко попросила Элен, – ты даже не попробовала такой вкусный завтрак. Разве тебе не нравится мусли? Может быть, тебе чего-нибудь хочется? Я обещаю тебе, никто здесь не обидит тебя. За тобой будет присматривать Урсула. Она очень славная, ты увидишь.
Девочка продолжала сидеть, глядя в одну точку. Обе женщины переглянулись.
– Ей обязательно нужно бывать на свежем воздухе, – сердито проговорила Урсула. – Нельзя же постоянно сидеть в комнате. Почему ей нельзя погулять в саду?
– Так приказала мадам, – отрезала Элен. – Мы обязаны выполнять указания мадам.
– Но почему ее заперли здесь? И кто она такая?
– Не суй нос, куда не следует. У тебя есть работа, за которую платят хорошие деньги, надеюсь, ты хочешь ее сохранить?
Урсула кивнула.
– Вот и не лезь не в свои дела.
Но чтобы все-таки удовлетворить любопытство девушки, она проговорила:
– Наверное, эта девочка из обедневших родственников мадам. Наверное, осталась без родителей. – Она взглянула на Урсулу. – Девочка просила чего-нибудь? Или спрашивала о ком-нибудь?
– Нет. Я не слышала ни единого слова от нее.
– Может, она не понимает тебя? – И домоправительница снова обратилась к девочке тем же доброжелательным тоном. – Скажи нам, чего ты хочешь?
– Я хочу домой, – выговорила девочка тоненьким голоском.
– А где твой дом?
– Южный Уимблдон. Акация-авеню, дом номер двадцать семь…
– А кто там живет?
– Мама моего папы.
– А где твой отец?
– Умер… – и девочка всхлипнула. – Она сказала мне, что мой папа умер и что она больше не хочет жить со мной. И привезла меня сюда. Но я хочу домой. Я не хочу здесь оставаться.
– А где твоя мама?
– Папа сказал мне, что она на небесах, но…
– Но что?
Девочка покачала головой. Она боялась, что если она упомянет о той женщине внизу, которая так невзлюбила ее, то ее накажут.
– Вот видишь, – проговорила удовлетворенная домоправительница. – Это сиротка, бедная маленькая девочка. – Она взглянула на жалкое заплаканное личико и решила: – Давай спустимся на кухню. Если мы хорошенько попросим, может быть, миссис Бюншли приготовит вкусные тосты и нальет горячего молока. Только не шуми, хорошо? Мадам отдыхает, и мы не должны беспокоить ее.
– Я умею быть тихой, – сказала девочка. – Папа научил меня никого не беспокоить.
– Вот и умница. Тогда идем.
Они тихонько спустились по лестнице, которая вела прямо на кухню, откуда доносились вкусные ароматные запахи. Миссис Бюншли – шеф-повар, – полная, по-матерински приветливая женщина, заботливо захлопотала вокруг девочки. Скоро у нее уже были готовы тосты с маслом и цветочным медом. Девочка с удовольствием съела два.
– Ей плохо одной-то, без людей, – сказала миссис Бюншли сочувственно. – Ей нужна хоть небольшая, но компания, да, милая?
Девочка кивнула, продолжая отпивать молоко из кружки. Ей и вправду было так хорошо сидеть за большим деревянным столом, где эта уютная добрая женщина-повар, с маленькими сияющими глазками и ласковым голосом, излучала такое же тепло, как и большая плита, стоявшая посередине кухни.
С тех пор Алекс большую часть времени проводила на кухне. Миссис Бюншли позволяла ей брать кусочки теста и лепить из них пряники в виде человечков. Алекс с удовольствием помогала миссис Бюншли – чистила картошку или шелушила горох. Домоправительница постоянно была начеку, и при малейшем оживлении в той части дома, где жила мадам, тотчас давала знать об этом, и девочка поднималась к себе наверх. Алекс полюбила и Урсулу, которая радовалась представившейся возможности жить в таком доме, и увлеченно разгадывала вместе с девочкой головоломки, и рисовала вместе с ней человечков. Однажды она принесла ей книжки – уже ненужные ее младшим братьям и сестрам – и поняла наконец, чем можно порадовать девочку.
– Она – молодец, уже умеет читать, – сообщила Урсула остальной прислуге. – Отец научил ее.
– Такая умная девочка и так быстро учится всему, – заметила миссис Бюншли.
Какое-то время они все гадали, кто же эта девочка, кем приходится хозяйке и почему оказалась на вилле, но поскольку мадам ни разу даже не спросила про нее, Элен решила, что Алекс и в самом деле какая-то очень дальняя и бедная ее родственница.
И вот наступил день, когда Алекс заметила, что в доме происходит что-то необычное. Какое-то возбуждение, связанное с той женщиной, которую она почти никогда не видела, но чье присутствие постоянно ощущалось. Встав коленями на подоконник, Алекс выглянула из круглого окошка, расположенного как раз над входом в дом, и увидела подъехавший к дому белый фургон. Задние дверцы его распахнулись, и два человека вбежали в дом, держа в руках что-то узкое и длинное, а когда появились снова, она увидела на каталке фигуру, завернутую в одеяло. Заметив медно-золотистые волосы, Алекс быстро отпрянула назад, но никто и не подумал смотреть вверх, суетясь вокруг машины, которая почти сразу тронулась с места.
Через некоторое время Урсула взяла ее с собой вниз, где царило большое возбуждение. Жак, привратник, человек добрый, хотя державшийся очень важно, позволил ей спуститься с ним в большой прохладный подвал, откуда он взял несколько бутылок, стоявших рядками на стеллажах.
На вопрос удивленной Алекс Жак ответил, что в этих бутылках особенное вино, которое называется шампанским, и оно понадобится для того, чтобы отпраздновать важное событие.
– Сегодня у вас праздник? У кого-то день рождения? – спросила Алекс.
– Именно так. И если ты будешь хорошей девочкой, тебе тоже дадут попробовать глоточек.
Алекс сначала хотела сказать, что ее день рождения был две недели назад, но раздумала, поскольку боялась сделать хоть что-нибудь, что могло бы привлечь к ней внимание. Раньше, когда был жив папа, перед ней в день рождения ставили торт со свечками и дарили подарки. А в этот раз никто и не заметил, что ей исполнилось уже шесть лет.
Она была рада, что ей позволили сидеть на кухне и общипывать петрушку, когда дверь отворилась и вошел высокий светловолосый мужчина. Он выглядел очень оживленным и радостным.
– У меня родился сын! – объявил он. – Семь фунтов и две унции весом!
Со всех сторон раздались поздравления. Кристофер Бингхэм, довольный и радостный, с гордостью оглядывал собравшихся. Ему хотелось сообщить эту счастливую для него новость всем, даже слугам. С Евой все в порядке, мальчик крепкий и здоровый. Кристофер был на седьмом небе от счастья – только что его поздравила мать. Теперь в семье есть наследник.
«С того самого дня, как я встретил Еву, – распираемый счастьем, думал Кристофер с изумлением, – жизнь будто сама собой вошла в положенное ей русло».
Тут его взгляд натолкнулся на Алекс. Он шутливо округлил глаза и спросил:
– А кто это пришел к нам? – его не столько интересовал ответ, сколько желание разделить со всеми свое счастье.
Наступило короткое молчание, которое прервал Жак, ответивший неторопливо:
– Эта одна из младших сестриц Урсулы. Она пришла ненадолго навестить нас.
– Урсулы?
Жак указал пальцем на испуганную горничную.
– Ах, да!.. – Кристофер вспомнил, что несколько раз эта девушка попадалась ему в доме. – Что ж, пусть и она тоже выпьет за моего сына… Пусть все выпьют за здоровье моего сына, Жак!
– Шампанское уже поставлено на лед, сэр.
– Отлично… принеси и наверх пару бутылок после того, как вы разопьете парочку здесь. Мне хочется, чтобы все запомнили этот счастливый день.
Налили – на самое донышко бокала – и Алекс. Пузырьки газа ударили ей в нос, и она чихнула, рассмешив Кристофера Бингхэма.
Когда он ушел, Урсула спросила испуганно у Жака:
– Как ты думаешь, он обратил на нее внимание?
– Сомневаюсь, – спокойно проговорил Жак, устанавливая на подносе бутылки, которые собирался отнести наверх. – Сейчас его мысли находятся далеко отсюда.
– А если да, тогда нам придется сообщить мадам о том, что мы сказали хозяину, – миссис Бюншли покачала головой. – Мадам родила ему сына. Она так рада, что ей ни до кого нет дела. Да и к тому времени, как она вернется из родильного дома, хозяин позабудет обо всем.
Но случилось иначе. Еву с ребенком привезли домой. Их устроили в комнатах, где все уже подготовили к приезду, где имелось все, что только могло понадобиться ей или ребенку. В том числе и помещение для няни и медсестры по соседству. И вот тут Кристофер нечаянно выпустил кота из мешка.
– Нет, ты когда-нибудь видела такого красивого ребенка? – воскликнул он, склоняясь над колыбелькой сына. – Я, например, в жизни не встречал такого.
– Все родители считают своих детей самыми красивыми на свете, – ответила Ева, наслаждаясь тем, что стала матерью наследника Бингхэмов, и тем, что ее положение отныне становится непоколебимым. Она с обожанием смотрела на своего мужа – благодаря ему исполнилаcь ее давняя мечта. Она поднялась на последнюю ступеньку – ступеньку победителя в жизненных гонках. И именно Ева подарила мужу то, чего так давно требовала от Кристофера его мать – наследника рода.
– Нет, – возразил Кристофер, – ребенок красив не только с моей точки зрения. Спроси любого. Да хотя бы эту девчушку.
– Какую девчушку? – безмятежно переспросила Ева.
– Мне тут попалась одна на кухне, когда мы отмечали рождение нашего малыша. Одни глазищи и нос. Сестра Урсулы.
По его словам Ева сразу догадалась, о ком идет речь, и осторожно перевела разговор на другое:
– А ты собираешься и дальше называть сына малышом?
– Да, как и меня называли долгое время.
– Я не согласна. Пусть его называют только Кристофером.
Кристофер-старший не стал возражать.
– А когда мы сможем показать его матери?
– Как только я сама оправлюсь и смогу поехать к ней.
– Там мы его и окрестим. Как всех Бингхэмов.
– Как хочешь, дорогой, – кивнула Ева.
А вот то, что хотелось бы сделать ей, Ева определила со свойственной ей безжалостностью. Не только Урсула, но и Элен, и миссис Бюншли исчезли из жизни Алекс. Кончились путешествия на кухню, ожидание и вознаграждение за ожидание. Люди, которых Алекс полюбила, исчезли из ее жизни, как это уже было однажды. Словно существовал закон против тех, с кем она успевала сродниться. Снова она оказалась предоставленной самой себе. До тех пор, пока не явилась новая няня, Уилсон. Это была довольно живая, неглупая пятидесятилетняя женщина. Она была построже, чем Урсула, и глаза ее не светились тем мягким светом, как у миссис Бюншли. Но и не злая – главной ее заботой было то, чтобы Алекс следовала заведенным правилам. Но девочка поняла, что ее няня относится к тому типу людей, который она никогда не сможет полюбить. И так продолжалось до тех пор, пока не приехала мисс Паттерсон, которая должна была давать ей уроки. С ее появлением Алекс словно возродилась – она не только полюбила сама, но и, о счастье, полюбили наконец и ее. Няня Уилсон так и осталась для Алекс навсегда няней Уилсон. Зато Маргарет Паттерсон вскоре превратилась просто в Пэтси.
Как-то, когда Алекс устроилась на своем излюбленном месте – на подоконнике, она увидела, какая суматоха царит у дверей. Из дома к машине сновали слуги с чемоданами. Это означало одно: кто-то собирался уезжать.
– Что там такое творится? – спросила Алекс у няни Уилсон.
– Мистер Кристофер хочет отвезти сына в Америку.
– А мне тоже придется поехать с ними?
– Нет, мы останемся здесь.
– А остальные?
– Кое-кто из прислуги – кто будет готовить, стирать, убирать дом, – тоже останутся с нами.
– А мисс Паттерсон?
– Разумеется, она останется здесь.
– А госпожа когда-нибудь вернется сюда?
– Ну а как же! Ведь это ее дом.
Чуть позже няня Уилсон говорила с Маргарет Паттерсон:
– Вопросы, сплошные вопросы, и, надо сказать, я бы тоже не отказалась получить на кое-какие из них ответы. Вам отдали какие-нибудь распоряжения относительно девочки?
– Только заниматься, как и прежде. И слава Богу, потому что она занимается с большой охотой.
– Да, она совершенно не похожа на нынешних детишек. Непривычно тихая и смирная для шестилетнего ребенка.
– Но тем не менее весьма сообразительная. Мне еще не попадались дети, которые бы учились с такой жадностью и с таким интересом. Она учится с наслаждением.
– А что ей еще остается делать? У меня такое впечатление, что девочка очень одинока, вряд ли она была кому-нибудь нужна.
– Мне тоже так кажется.
Но именно ей, Пэтси, когда они сблизились, Алекс рассказала о себе всю правду. Про то, что ее отец всегда уверял, что мать Алекс умерла. А Мэри Брент – Алекс никогда не называла ее бабушкой – почему-то привезла ее сюда, на виллу, и сказала, что рыжеволосая женщина – Пэтси заметила, что даже упоминание о ней повергает Алекс в ужас, – это и есть ее мама. И она совсем не умерла, а, наоборот, очень даже жива.
– Ты ведь никому ничего не расскажешь? – спрашивала ее Алекс. – Не думаю, что я нравлюсь ей, и я боюсь, что она выгонит меня отсюда. А теперь мне этого совсем не хочется.
– Никто не собирается тебя выгонять, – успокоила ее Пэтси. – Ты будешь жить здесь, и за тобой будет присматривать няня Уилсон, а заниматься ты будешь со мной. Ни единая душа ни о чем не прознает. Это будет наша с тобой тайна.
Алекс рассказывала и про Мэри Брент.
– Никто не любит меня, – грустно призналась Алекс. – Даже Мэри. Когда папа умер, она сказала, что я – плод греха. Почему? Разве я плохая?
– Конечно же, нет. У этой Мэри Брент устаревшие представления о жизни – только и всего. Так частенько случается со старыми людьми. – Но ты ведь не старая? – с нежностью глядя на Пэтси, спросила Алекс.
– Не такая уж молодая, детка, но надеюсь, что и не очень старая.
И чудесные денечки потекли один за другим. С тех пор как умер ее отец, Алекс впервые снова почувствовала себя счастливой.
Но через четыре месяца все вернулось на круги своя – приехали хозяева. И Пэтси снова следила за тем, чтобы Алекс никому не попадалась на глаза. Они занимались с девяти до часу дня, а потом с черного хода спускались в сад, и Пэтси рассказывала, как называются цветы в саду, кустарники и деревья. Иной раз они оставались на лужайке и читали там под деревьями, играли в прятки или даже бегали наперегонки. И вдруг однажды их обеих позвали к хозяйке.
– Мадам хочет видеть девочку, – важно заявила няня Уилсон. – Переоденься в самое лучшее платье. И поторопись, нельзя заставлять мадам ждать.
Алекс, побледнев, взглянула на Пэтси широко раскрытыми от ужаса глазами.
– Ей хочется узнать, как идут твои дела, – успокоила ее Пэтси. – Посмотреть, как ты выросла и похорошела, я уверена.
– Идем со мной, – попросила Алекс… – Пожалуйста.
Маргарет Паттерсон взглянула на Уилсон – та кивнула.
– Так, наверно, будет лучше, – сказала она. – Встреча пройдет спокойнее.
Когда они подошли к дверям, няня взяла Алекс за руку и ввела в комнату мадам, отделанную зеленым с золотом. Сама мадам сидела в большом золотом кресле. Вместе с ней в комнате находился еще один человек – пожилой мужчина, одетый в черное.
– Вот ребенок, – без всякого выражения проговорила рыжеволосая женщина.
Мужчина улыбнулся и протянул руку.
– Значит, это и есть Алекс, – сказал он. – Подойди поближе. Дай я погляжу на тебя.
Алекс посмотрела на няню, которая слегка подтолкнула ее вперед:
– Иди же и будь вежливой, как я учила тебя.
Алекс шагнула вперед и вежливо поздоровалась с незнакомцем.
– Ну хорошо, – добродушным тоном проговорил мужчина. – Ты стала уже совсем большой симпатичной девочкой. – И он начал расспрашивать Алекс о том, сколько ей лет, что ей больше всего нравится делать и молится ли она каждый вечер перед сном. Алекс кивала. Он очень осторожно расспросил ее и о том, как она себя чувствует. Хорошо ли ест. Счастлива ли. Кто присматривает за ней.
– Няня Уилсон и Пэтси, – ответила Алекс.
– Няню я вижу, а где же Пэтси?
И когда появилась Пэтси, то ей тоже – как и няне– было задано несколько вопросов. Все это продолжалось не очень долго, и Алекс показалось, что рыжеволосая женщина, которая смотрела все это время в окно, на самом деле слышала каждое слово.
После того как их отпустили, Алекс устремилась вперед, чтобы поскорее оказаться в той части дома, где она чувствовала себя в безопасности, но все-таки она расслышала, как няня и Пэтси переговариваются между собой.
– Что бы это могло значить? – удивлялась няня Уилсон, сгоравшая от любопытства.
– Наверное, это какой-нибудь ее опекун, – предположила Пэтси.
– Да, он расспрашивал обо всем, – и, помедлив, няня добавила, – нет, хотела бы я, чтобы кто-нибудь объяснил, в чем тут дело.
А Пэтси размышляла о Еве Черни. Эта женщина ни разу даже не взглянула в сторону девочки, не сказала ни одного слова. Она делала вид, что всего лишь исполняет некий долг и ничего более. «Наверное, она через некоторое время пришлет за мной», – решила Пэтси. Но вызова так и не последовало.
И жизнь в доме как бы снова раскололась и потекла, разделившись на два не пересекавшихся потока. В одной жизни царствовал ребенок, которому отдавалось все внимание и вся любовь. Его няня и горничная были француженками и не говорили по-английски. Пэтси, которая довольно бегло говорила по-французски, не обращала внимания на их высокомерные выходки. Частенько бывало, когда она с Алекс прогуливалась по саду и вдруг встречалась с французской няней мальчика, та тут же сворачивала на другую аллею, или когда горничная, сталкиваясь с миссис Паттерсон и Алекс на лестнице или в дверях, отскакивала в сторону, словно боялась прикоснуться к ним.
Об Алекс заботились, ей покупали красивые платья, в ее комнате всегда было убрано, но на родительскую ласку и намека не было. Няня Уилсон по-своему была добра и внимательна, но всю свою любовь Алекс обратила на Пэтси. И добрая умная Пэтси отвечала ей тем же.
Самое лучшее время было то, когда они были предоставлены сами себе. Это случалось, когда Ева уезжала куда-нибудь по делам вместе с сыном. Тогда наступал настоящий праздник. Алекс могла шуметь, сколько хотела, бегать взад-вперед по деревянной лестнице на третий этаж, а затем снова на первый, где повсюду были расстелены ковры, совать нос на кухню – что ей очень нравилось, потихоньку утаскивать лакомые кусочки прямо из-под рук повара. Она, смеясь, носилась по саду вместе с Карро – огромной собакой, которая принадлежала Леону, главному садовнику. Когда приезжала мадам, Карро тоже исчезал из поля зрения. Очередное появление мадам слуги встретили с особенным воодушевлением, поскольку стало известно, что она снова зачала, а хозяин сам не свой от счастья. По этому поводу тотчас после приезда было устроено празднество. Весь дом сиял, объятый светом, играл оркестр, голоса гостей доносились до верхнего этажа дома. Чаще всего в этом гуле слышался громкий смех мадам и ее мужа. Про Алекс все словно забыли. Мадам не вспомнила о ней и тогда, когда отметили ее день рождения. У Алекс на столе в тот день стоял пирог со свечками, она получила и подарки – их было всего три. И как всегда – ничего от мадам.
Но однажды наступил день, когда ставший привычным ход вещей нарушился. Ева занималась своими делами, а ее муж улетел в Америку для участия в больших соревнованиях по игре в поло на Палм-Бич. В этом не было ничего необычного: он летал через Атлантику чаще, чем Пэтси ездила в свой родной Тонон. Алекс у себя в комнате пила чай с кексом, когда услышала крики. Крики были страшными и протяжными, словно кого-то терзали на дыбе.
– Что такое?! – няня Уилсон бросилась к двери, выбежала в коридор и перегнулась через перила.
Крики стали еще громче, еще пронзительнее.
– Что-то там очень скверное произошло… – решила Уилсон. – Допивай чай, а я спущусь вниз и погляжу, что стряслось.
Алекс послушно допила чай. Но поскольку няня так и не появилась, Алекс вышла из комнаты, перегнувшись через перила, посмотрела, что творится внизу. Крики не умолкали. «Наверно, кто-то сильно ушибся», – решила про себя Алекс и, вернувшись в детскую, устроилась на своем любимом месте на подоконнике и открыла книгу, наверное, уже раз в третий перечитывая так полюбившуюся ей «Ласточки и амазонки».
Неожиданно крики раздались прямо у входа, под окном, у которого она сидела. Алекс встала на коленки и выглянула наружу. Рыжеволосая женщина, одетая в тончайшее розовое платье, которое, развеваясь, летело за ней следом, сбежала с крыльца в сад. Лицо Евы уже не напоминало ледяную маску, совсем напротив. Продолжая кричать, мадам бежала, не обращая внимания на клумбы, прямо к озеру. Несколько человек – мужчины, женщины, среди них и няня Уилсон – выскочили следом за нею.
– Она побежала к озеру, – крикнул кто-то из них. – Ради Бога, ее надо остановить…
Один из лакеев – проворный молодой человек – бросился ей наперерез, а остальные гуськом бежали по дорожкам вслед за мадам, напоминавшей сейчас персонажа сказок – привидение, предвещающее смерть.
– Ты остаешься здесь! – выкрикнула Мэри. И, уже держась за дверь, закончила, обращаясь к Еве: – Запомни, я буду следить. – И дверь за ней захлопнулась.
«Спокойно, – сказала Ева самой себе, бережно поглаживая ладонями выступающий живот. – Спокойно… – она закрыла глаза, глубоко вздохнула, устанавливая сбившееся дыхание и прислушиваясь к тому, как все ровнее и ровнее начинает биться ее сердце. А потом, по-прежнему не глядя на всхлипывающую девочку, сжавшуюся у двери, она вытащила руки из-под пледа и постучала пальцем по столу:
– Отойди от двери, – сказала она. И голос ее был таким, что девочка отшатнулась от косяка.
Когда вошел дворецкий, Ева проговорила:
– Эта девочка останется здесь на некоторое время. – Она по-прежнему не смотрела на дочь. – Накормите ее и приготовьте комнату. Из тех, что находятся на самом верху. И пришлите ко мне Элен.
– Да, мадам.
Дворецкий подошел к девочке, но та отпрянула от него.
– Иди с ним, – проговорила женщина. – Сейчас же! – Она только чуть-чуть повысила голос, но девочка тотчас взяла протянутую руку дворецкого.
Ева слышала, как затихают всхлипы. И вот наконец в комнату вернулась тишина. Ева прикрыла глаза, пытаясь снять волнение. Бесшумно вошла Элен – ее домоправительница.
– Тут появилась девочка, – проговорила Ева, – она здесь пробудет некоторое время. Надо, чтобы кто-нибудь присматривал за нею. Кого бы ты могла предложить?
– Может быть, Урсулу, – не выдавая своего удивления, предложила Элен… – Она сама из большой семьи и умеет хорошо обращаться с детишками.
– Тогда позови ее ко мне. Приготовьте для них обеих комнаты. Где-нибудь в дальней части дома, чтобы их присутствие не беспокоило меня. На самом верху. Позже я подумаю о постоянной няне. Посоветуйся с Жаком.
– Хорошо, мадам, – Элен оглянулась. – А у девочки есть какие-нибудь вещи?
– Понятия не имею, – проговорила Ева раздраженно. – Если нет, тогда подумай, что ей нужно. Реши сама все эти вопросы, только держи ее подальше от меня, ты поняла?
– Да, мадам, – Элен снова помедлила. – А как зовут девочку?
Ева ответила не сразу, а потом проговорила безразличным тоном:
– Брент. Александра Брент.
Ева ничего не стала рассказывать мужу, поскольку хорошо знала, насколько мало его интересует то, что творится в доме. Есть такой сорт людей, которые совсем не задумываются над тем, что происходит вокруг них. Его заботило только, не помешает ли плохая погода его занятиям спортом, отглажены ли у него рубашки и вкусно ли приготовлена еда. Ева также знала, что никто из прислуги не осмелится ничего рассказывать ему о происшедшем. Ева сама вела дом, точно так же и сама управляла свими предприятиями. Требования она предъявляла высокие, но и платила хорошо. «Пусть думают, что хотят, – решила она. – Дом достаточно большой. Верхние этажи – а девочку поселили на последнем, – как зарубежные страны, очень далеки и от меня, и от Кристофера. Скорее всего, он и понятия о них не имеет. Девочку не будет видно и слышно. А когда я смогу обдумать все спокойно, то решу, что делать дальше. А сейчас главное – это мой будущий сын. Я не могу себе позволить нервничать из-за всего этого».
Несколько дней спустя Урсула – девушка со свеженьким личиком, которая должна была присматривать за Александрой, – подошла к Элен.
– Меня очень беспокоит девочка, – сказала она. – Она не ест, не разговаривает. Сидит на одном месте и плачет по ночам. Все время. Я еще никогда не видела такого несчастного ребенка.
– А у нее есть игрушки?
– Да. Я купила ей куклу, несколько головоломок и цветных карандашей для рисования. Она даже не взглянула на них.
– Пойду, посмотрю, что с ней.
Алекс сидела в кресле. На ней было новое красивое платье, ее каштановые волосы были аккуратно причесаны. Но она была бледна и безучастна ко всему. Элен приложила ладонь ко лбу девочки. Температуры у нее явно не было.
– Иди сюда, – мягко попросила Элен, – ты даже не попробовала такой вкусный завтрак. Разве тебе не нравится мусли? Может быть, тебе чего-нибудь хочется? Я обещаю тебе, никто здесь не обидит тебя. За тобой будет присматривать Урсула. Она очень славная, ты увидишь.
Девочка продолжала сидеть, глядя в одну точку. Обе женщины переглянулись.
– Ей обязательно нужно бывать на свежем воздухе, – сердито проговорила Урсула. – Нельзя же постоянно сидеть в комнате. Почему ей нельзя погулять в саду?
– Так приказала мадам, – отрезала Элен. – Мы обязаны выполнять указания мадам.
– Но почему ее заперли здесь? И кто она такая?
– Не суй нос, куда не следует. У тебя есть работа, за которую платят хорошие деньги, надеюсь, ты хочешь ее сохранить?
Урсула кивнула.
– Вот и не лезь не в свои дела.
Но чтобы все-таки удовлетворить любопытство девушки, она проговорила:
– Наверное, эта девочка из обедневших родственников мадам. Наверное, осталась без родителей. – Она взглянула на Урсулу. – Девочка просила чего-нибудь? Или спрашивала о ком-нибудь?
– Нет. Я не слышала ни единого слова от нее.
– Может, она не понимает тебя? – И домоправительница снова обратилась к девочке тем же доброжелательным тоном. – Скажи нам, чего ты хочешь?
– Я хочу домой, – выговорила девочка тоненьким голоском.
– А где твой дом?
– Южный Уимблдон. Акация-авеню, дом номер двадцать семь…
– А кто там живет?
– Мама моего папы.
– А где твой отец?
– Умер… – и девочка всхлипнула. – Она сказала мне, что мой папа умер и что она больше не хочет жить со мной. И привезла меня сюда. Но я хочу домой. Я не хочу здесь оставаться.
– А где твоя мама?
– Папа сказал мне, что она на небесах, но…
– Но что?
Девочка покачала головой. Она боялась, что если она упомянет о той женщине внизу, которая так невзлюбила ее, то ее накажут.
– Вот видишь, – проговорила удовлетворенная домоправительница. – Это сиротка, бедная маленькая девочка. – Она взглянула на жалкое заплаканное личико и решила: – Давай спустимся на кухню. Если мы хорошенько попросим, может быть, миссис Бюншли приготовит вкусные тосты и нальет горячего молока. Только не шуми, хорошо? Мадам отдыхает, и мы не должны беспокоить ее.
– Я умею быть тихой, – сказала девочка. – Папа научил меня никого не беспокоить.
– Вот и умница. Тогда идем.
Они тихонько спустились по лестнице, которая вела прямо на кухню, откуда доносились вкусные ароматные запахи. Миссис Бюншли – шеф-повар, – полная, по-матерински приветливая женщина, заботливо захлопотала вокруг девочки. Скоро у нее уже были готовы тосты с маслом и цветочным медом. Девочка с удовольствием съела два.
– Ей плохо одной-то, без людей, – сказала миссис Бюншли сочувственно. – Ей нужна хоть небольшая, но компания, да, милая?
Девочка кивнула, продолжая отпивать молоко из кружки. Ей и вправду было так хорошо сидеть за большим деревянным столом, где эта уютная добрая женщина-повар, с маленькими сияющими глазками и ласковым голосом, излучала такое же тепло, как и большая плита, стоявшая посередине кухни.
С тех пор Алекс большую часть времени проводила на кухне. Миссис Бюншли позволяла ей брать кусочки теста и лепить из них пряники в виде человечков. Алекс с удовольствием помогала миссис Бюншли – чистила картошку или шелушила горох. Домоправительница постоянно была начеку, и при малейшем оживлении в той части дома, где жила мадам, тотчас давала знать об этом, и девочка поднималась к себе наверх. Алекс полюбила и Урсулу, которая радовалась представившейся возможности жить в таком доме, и увлеченно разгадывала вместе с девочкой головоломки, и рисовала вместе с ней человечков. Однажды она принесла ей книжки – уже ненужные ее младшим братьям и сестрам – и поняла наконец, чем можно порадовать девочку.
– Она – молодец, уже умеет читать, – сообщила Урсула остальной прислуге. – Отец научил ее.
– Такая умная девочка и так быстро учится всему, – заметила миссис Бюншли.
Какое-то время они все гадали, кто же эта девочка, кем приходится хозяйке и почему оказалась на вилле, но поскольку мадам ни разу даже не спросила про нее, Элен решила, что Алекс и в самом деле какая-то очень дальняя и бедная ее родственница.
И вот наступил день, когда Алекс заметила, что в доме происходит что-то необычное. Какое-то возбуждение, связанное с той женщиной, которую она почти никогда не видела, но чье присутствие постоянно ощущалось. Встав коленями на подоконник, Алекс выглянула из круглого окошка, расположенного как раз над входом в дом, и увидела подъехавший к дому белый фургон. Задние дверцы его распахнулись, и два человека вбежали в дом, держа в руках что-то узкое и длинное, а когда появились снова, она увидела на каталке фигуру, завернутую в одеяло. Заметив медно-золотистые волосы, Алекс быстро отпрянула назад, но никто и не подумал смотреть вверх, суетясь вокруг машины, которая почти сразу тронулась с места.
Через некоторое время Урсула взяла ее с собой вниз, где царило большое возбуждение. Жак, привратник, человек добрый, хотя державшийся очень важно, позволил ей спуститься с ним в большой прохладный подвал, откуда он взял несколько бутылок, стоявших рядками на стеллажах.
На вопрос удивленной Алекс Жак ответил, что в этих бутылках особенное вино, которое называется шампанским, и оно понадобится для того, чтобы отпраздновать важное событие.
– Сегодня у вас праздник? У кого-то день рождения? – спросила Алекс.
– Именно так. И если ты будешь хорошей девочкой, тебе тоже дадут попробовать глоточек.
Алекс сначала хотела сказать, что ее день рождения был две недели назад, но раздумала, поскольку боялась сделать хоть что-нибудь, что могло бы привлечь к ней внимание. Раньше, когда был жив папа, перед ней в день рождения ставили торт со свечками и дарили подарки. А в этот раз никто и не заметил, что ей исполнилось уже шесть лет.
Она была рада, что ей позволили сидеть на кухне и общипывать петрушку, когда дверь отворилась и вошел высокий светловолосый мужчина. Он выглядел очень оживленным и радостным.
– У меня родился сын! – объявил он. – Семь фунтов и две унции весом!
Со всех сторон раздались поздравления. Кристофер Бингхэм, довольный и радостный, с гордостью оглядывал собравшихся. Ему хотелось сообщить эту счастливую для него новость всем, даже слугам. С Евой все в порядке, мальчик крепкий и здоровый. Кристофер был на седьмом небе от счастья – только что его поздравила мать. Теперь в семье есть наследник.
«С того самого дня, как я встретил Еву, – распираемый счастьем, думал Кристофер с изумлением, – жизнь будто сама собой вошла в положенное ей русло».
Тут его взгляд натолкнулся на Алекс. Он шутливо округлил глаза и спросил:
– А кто это пришел к нам? – его не столько интересовал ответ, сколько желание разделить со всеми свое счастье.
Наступило короткое молчание, которое прервал Жак, ответивший неторопливо:
– Эта одна из младших сестриц Урсулы. Она пришла ненадолго навестить нас.
– Урсулы?
Жак указал пальцем на испуганную горничную.
– Ах, да!.. – Кристофер вспомнил, что несколько раз эта девушка попадалась ему в доме. – Что ж, пусть и она тоже выпьет за моего сына… Пусть все выпьют за здоровье моего сына, Жак!
– Шампанское уже поставлено на лед, сэр.
– Отлично… принеси и наверх пару бутылок после того, как вы разопьете парочку здесь. Мне хочется, чтобы все запомнили этот счастливый день.
Налили – на самое донышко бокала – и Алекс. Пузырьки газа ударили ей в нос, и она чихнула, рассмешив Кристофера Бингхэма.
Когда он ушел, Урсула спросила испуганно у Жака:
– Как ты думаешь, он обратил на нее внимание?
– Сомневаюсь, – спокойно проговорил Жак, устанавливая на подносе бутылки, которые собирался отнести наверх. – Сейчас его мысли находятся далеко отсюда.
– А если да, тогда нам придется сообщить мадам о том, что мы сказали хозяину, – миссис Бюншли покачала головой. – Мадам родила ему сына. Она так рада, что ей ни до кого нет дела. Да и к тому времени, как она вернется из родильного дома, хозяин позабудет обо всем.
Но случилось иначе. Еву с ребенком привезли домой. Их устроили в комнатах, где все уже подготовили к приезду, где имелось все, что только могло понадобиться ей или ребенку. В том числе и помещение для няни и медсестры по соседству. И вот тут Кристофер нечаянно выпустил кота из мешка.
– Нет, ты когда-нибудь видела такого красивого ребенка? – воскликнул он, склоняясь над колыбелькой сына. – Я, например, в жизни не встречал такого.
– Все родители считают своих детей самыми красивыми на свете, – ответила Ева, наслаждаясь тем, что стала матерью наследника Бингхэмов, и тем, что ее положение отныне становится непоколебимым. Она с обожанием смотрела на своего мужа – благодаря ему исполнилаcь ее давняя мечта. Она поднялась на последнюю ступеньку – ступеньку победителя в жизненных гонках. И именно Ева подарила мужу то, чего так давно требовала от Кристофера его мать – наследника рода.
– Нет, – возразил Кристофер, – ребенок красив не только с моей точки зрения. Спроси любого. Да хотя бы эту девчушку.
– Какую девчушку? – безмятежно переспросила Ева.
– Мне тут попалась одна на кухне, когда мы отмечали рождение нашего малыша. Одни глазищи и нос. Сестра Урсулы.
По его словам Ева сразу догадалась, о ком идет речь, и осторожно перевела разговор на другое:
– А ты собираешься и дальше называть сына малышом?
– Да, как и меня называли долгое время.
– Я не согласна. Пусть его называют только Кристофером.
Кристофер-старший не стал возражать.
– А когда мы сможем показать его матери?
– Как только я сама оправлюсь и смогу поехать к ней.
– Там мы его и окрестим. Как всех Бингхэмов.
– Как хочешь, дорогой, – кивнула Ева.
А вот то, что хотелось бы сделать ей, Ева определила со свойственной ей безжалостностью. Не только Урсула, но и Элен, и миссис Бюншли исчезли из жизни Алекс. Кончились путешествия на кухню, ожидание и вознаграждение за ожидание. Люди, которых Алекс полюбила, исчезли из ее жизни, как это уже было однажды. Словно существовал закон против тех, с кем она успевала сродниться. Снова она оказалась предоставленной самой себе. До тех пор, пока не явилась новая няня, Уилсон. Это была довольно живая, неглупая пятидесятилетняя женщина. Она была построже, чем Урсула, и глаза ее не светились тем мягким светом, как у миссис Бюншли. Но и не злая – главной ее заботой было то, чтобы Алекс следовала заведенным правилам. Но девочка поняла, что ее няня относится к тому типу людей, который она никогда не сможет полюбить. И так продолжалось до тех пор, пока не приехала мисс Паттерсон, которая должна была давать ей уроки. С ее появлением Алекс словно возродилась – она не только полюбила сама, но и, о счастье, полюбили наконец и ее. Няня Уилсон так и осталась для Алекс навсегда няней Уилсон. Зато Маргарет Паттерсон вскоре превратилась просто в Пэтси.
Как-то, когда Алекс устроилась на своем излюбленном месте – на подоконнике, она увидела, какая суматоха царит у дверей. Из дома к машине сновали слуги с чемоданами. Это означало одно: кто-то собирался уезжать.
– Что там такое творится? – спросила Алекс у няни Уилсон.
– Мистер Кристофер хочет отвезти сына в Америку.
– А мне тоже придется поехать с ними?
– Нет, мы останемся здесь.
– А остальные?
– Кое-кто из прислуги – кто будет готовить, стирать, убирать дом, – тоже останутся с нами.
– А мисс Паттерсон?
– Разумеется, она останется здесь.
– А госпожа когда-нибудь вернется сюда?
– Ну а как же! Ведь это ее дом.
Чуть позже няня Уилсон говорила с Маргарет Паттерсон:
– Вопросы, сплошные вопросы, и, надо сказать, я бы тоже не отказалась получить на кое-какие из них ответы. Вам отдали какие-нибудь распоряжения относительно девочки?
– Только заниматься, как и прежде. И слава Богу, потому что она занимается с большой охотой.
– Да, она совершенно не похожа на нынешних детишек. Непривычно тихая и смирная для шестилетнего ребенка.
– Но тем не менее весьма сообразительная. Мне еще не попадались дети, которые бы учились с такой жадностью и с таким интересом. Она учится с наслаждением.
– А что ей еще остается делать? У меня такое впечатление, что девочка очень одинока, вряд ли она была кому-нибудь нужна.
– Мне тоже так кажется.
Но именно ей, Пэтси, когда они сблизились, Алекс рассказала о себе всю правду. Про то, что ее отец всегда уверял, что мать Алекс умерла. А Мэри Брент – Алекс никогда не называла ее бабушкой – почему-то привезла ее сюда, на виллу, и сказала, что рыжеволосая женщина – Пэтси заметила, что даже упоминание о ней повергает Алекс в ужас, – это и есть ее мама. И она совсем не умерла, а, наоборот, очень даже жива.
– Ты ведь никому ничего не расскажешь? – спрашивала ее Алекс. – Не думаю, что я нравлюсь ей, и я боюсь, что она выгонит меня отсюда. А теперь мне этого совсем не хочется.
– Никто не собирается тебя выгонять, – успокоила ее Пэтси. – Ты будешь жить здесь, и за тобой будет присматривать няня Уилсон, а заниматься ты будешь со мной. Ни единая душа ни о чем не прознает. Это будет наша с тобой тайна.
Алекс рассказывала и про Мэри Брент.
– Никто не любит меня, – грустно призналась Алекс. – Даже Мэри. Когда папа умер, она сказала, что я – плод греха. Почему? Разве я плохая?
– Конечно же, нет. У этой Мэри Брент устаревшие представления о жизни – только и всего. Так частенько случается со старыми людьми. – Но ты ведь не старая? – с нежностью глядя на Пэтси, спросила Алекс.
– Не такая уж молодая, детка, но надеюсь, что и не очень старая.
И чудесные денечки потекли один за другим. С тех пор как умер ее отец, Алекс впервые снова почувствовала себя счастливой.
Но через четыре месяца все вернулось на круги своя – приехали хозяева. И Пэтси снова следила за тем, чтобы Алекс никому не попадалась на глаза. Они занимались с девяти до часу дня, а потом с черного хода спускались в сад, и Пэтси рассказывала, как называются цветы в саду, кустарники и деревья. Иной раз они оставались на лужайке и читали там под деревьями, играли в прятки или даже бегали наперегонки. И вдруг однажды их обеих позвали к хозяйке.
– Мадам хочет видеть девочку, – важно заявила няня Уилсон. – Переоденься в самое лучшее платье. И поторопись, нельзя заставлять мадам ждать.
Алекс, побледнев, взглянула на Пэтси широко раскрытыми от ужаса глазами.
– Ей хочется узнать, как идут твои дела, – успокоила ее Пэтси. – Посмотреть, как ты выросла и похорошела, я уверена.
– Идем со мной, – попросила Алекс… – Пожалуйста.
Маргарет Паттерсон взглянула на Уилсон – та кивнула.
– Так, наверно, будет лучше, – сказала она. – Встреча пройдет спокойнее.
Когда они подошли к дверям, няня взяла Алекс за руку и ввела в комнату мадам, отделанную зеленым с золотом. Сама мадам сидела в большом золотом кресле. Вместе с ней в комнате находился еще один человек – пожилой мужчина, одетый в черное.
– Вот ребенок, – без всякого выражения проговорила рыжеволосая женщина.
Мужчина улыбнулся и протянул руку.
– Значит, это и есть Алекс, – сказал он. – Подойди поближе. Дай я погляжу на тебя.
Алекс посмотрела на няню, которая слегка подтолкнула ее вперед:
– Иди же и будь вежливой, как я учила тебя.
Алекс шагнула вперед и вежливо поздоровалась с незнакомцем.
– Ну хорошо, – добродушным тоном проговорил мужчина. – Ты стала уже совсем большой симпатичной девочкой. – И он начал расспрашивать Алекс о том, сколько ей лет, что ей больше всего нравится делать и молится ли она каждый вечер перед сном. Алекс кивала. Он очень осторожно расспросил ее и о том, как она себя чувствует. Хорошо ли ест. Счастлива ли. Кто присматривает за ней.
– Няня Уилсон и Пэтси, – ответила Алекс.
– Няню я вижу, а где же Пэтси?
И когда появилась Пэтси, то ей тоже – как и няне– было задано несколько вопросов. Все это продолжалось не очень долго, и Алекс показалось, что рыжеволосая женщина, которая смотрела все это время в окно, на самом деле слышала каждое слово.
После того как их отпустили, Алекс устремилась вперед, чтобы поскорее оказаться в той части дома, где она чувствовала себя в безопасности, но все-таки она расслышала, как няня и Пэтси переговариваются между собой.
– Что бы это могло значить? – удивлялась няня Уилсон, сгоравшая от любопытства.
– Наверное, это какой-нибудь ее опекун, – предположила Пэтси.
– Да, он расспрашивал обо всем, – и, помедлив, няня добавила, – нет, хотела бы я, чтобы кто-нибудь объяснил, в чем тут дело.
А Пэтси размышляла о Еве Черни. Эта женщина ни разу даже не взглянула в сторону девочки, не сказала ни одного слова. Она делала вид, что всего лишь исполняет некий долг и ничего более. «Наверное, она через некоторое время пришлет за мной», – решила Пэтси. Но вызова так и не последовало.
И жизнь в доме как бы снова раскололась и потекла, разделившись на два не пересекавшихся потока. В одной жизни царствовал ребенок, которому отдавалось все внимание и вся любовь. Его няня и горничная были француженками и не говорили по-английски. Пэтси, которая довольно бегло говорила по-французски, не обращала внимания на их высокомерные выходки. Частенько бывало, когда она с Алекс прогуливалась по саду и вдруг встречалась с французской няней мальчика, та тут же сворачивала на другую аллею, или когда горничная, сталкиваясь с миссис Паттерсон и Алекс на лестнице или в дверях, отскакивала в сторону, словно боялась прикоснуться к ним.
Об Алекс заботились, ей покупали красивые платья, в ее комнате всегда было убрано, но на родительскую ласку и намека не было. Няня Уилсон по-своему была добра и внимательна, но всю свою любовь Алекс обратила на Пэтси. И добрая умная Пэтси отвечала ей тем же.
Самое лучшее время было то, когда они были предоставлены сами себе. Это случалось, когда Ева уезжала куда-нибудь по делам вместе с сыном. Тогда наступал настоящий праздник. Алекс могла шуметь, сколько хотела, бегать взад-вперед по деревянной лестнице на третий этаж, а затем снова на первый, где повсюду были расстелены ковры, совать нос на кухню – что ей очень нравилось, потихоньку утаскивать лакомые кусочки прямо из-под рук повара. Она, смеясь, носилась по саду вместе с Карро – огромной собакой, которая принадлежала Леону, главному садовнику. Когда приезжала мадам, Карро тоже исчезал из поля зрения. Очередное появление мадам слуги встретили с особенным воодушевлением, поскольку стало известно, что она снова зачала, а хозяин сам не свой от счастья. По этому поводу тотчас после приезда было устроено празднество. Весь дом сиял, объятый светом, играл оркестр, голоса гостей доносились до верхнего этажа дома. Чаще всего в этом гуле слышался громкий смех мадам и ее мужа. Про Алекс все словно забыли. Мадам не вспомнила о ней и тогда, когда отметили ее день рождения. У Алекс на столе в тот день стоял пирог со свечками, она получила и подарки – их было всего три. И как всегда – ничего от мадам.
Но однажды наступил день, когда ставший привычным ход вещей нарушился. Ева занималась своими делами, а ее муж улетел в Америку для участия в больших соревнованиях по игре в поло на Палм-Бич. В этом не было ничего необычного: он летал через Атлантику чаще, чем Пэтси ездила в свой родной Тонон. Алекс у себя в комнате пила чай с кексом, когда услышала крики. Крики были страшными и протяжными, словно кого-то терзали на дыбе.
– Что такое?! – няня Уилсон бросилась к двери, выбежала в коридор и перегнулась через перила.
Крики стали еще громче, еще пронзительнее.
– Что-то там очень скверное произошло… – решила Уилсон. – Допивай чай, а я спущусь вниз и погляжу, что стряслось.
Алекс послушно допила чай. Но поскольку няня так и не появилась, Алекс вышла из комнаты, перегнувшись через перила, посмотрела, что творится внизу. Крики не умолкали. «Наверно, кто-то сильно ушибся», – решила про себя Алекс и, вернувшись в детскую, устроилась на своем любимом месте на подоконнике и открыла книгу, наверное, уже раз в третий перечитывая так полюбившуюся ей «Ласточки и амазонки».
Неожиданно крики раздались прямо у входа, под окном, у которого она сидела. Алекс встала на коленки и выглянула наружу. Рыжеволосая женщина, одетая в тончайшее розовое платье, которое, развеваясь, летело за ней следом, сбежала с крыльца в сад. Лицо Евы уже не напоминало ледяную маску, совсем напротив. Продолжая кричать, мадам бежала, не обращая внимания на клумбы, прямо к озеру. Несколько человек – мужчины, женщины, среди них и няня Уилсон – выскочили следом за нею.
– Она побежала к озеру, – крикнул кто-то из них. – Ради Бога, ее надо остановить…
Один из лакеев – проворный молодой человек – бросился ей наперерез, а остальные гуськом бежали по дорожкам вслед за мадам, напоминавшей сейчас персонажа сказок – привидение, предвещающее смерть.