– Не просто похожа, а именно так я и чувствую себя. Я жила под вечным гнетом того, о чем она не желала помнить. С самого момента зачатия она отвергла меня. Я была ее ошибкой, не более того.
   – И ты смирилась с этой мыслью?
   – Мне неизмеримо легче осознавать, что причина ее неприязни кроется в обстоятельствах, при которых я появилась на свет, а не во мне самой. Теперь она надеется избавиться от меня, а заодно и от Ласло Ковача. При помощи Джона Брента ей удалось не только получить британское подданство, не только официального отца для ребенка, но и отца любящего. Представь, что она должна была чувствовать, когда увидела Мэри Брент и меня? Ну а я поняла только, что меня не любят – почему, не знала, была слишком мала. Мне постоянно твердили, что я сатанинское отродье, никому не нужна и никто меня не любит.
   – Как это ужасно, – грустно проговорила Памела. – Неудивительно, что ты стала такой, какая ты есть. Трудно представить, как тебе вообще удалось вырасти нормальным человеком…
   – Пэтси и Макс давали мне любовь, в которой я так нуждалась. Пэтси – уравновешенная и спокойная. Макс – сильный, внимательный, с таким легким характером, но мне всегда так хотелось, чтобы меня полюбила мать. Поэтому я никак не могла смириться с тем, что я такая непривлекательная. Хотелось доказать ей, что уж если я не такая красивая, как она хочет, то самая умная наверняка. Когда я в юности попыталась выяснить, отчего она не желает признавать меня, я получила ответ, которого ожидала, но, как стало ясно сегодня, за ним на самом деле крылось нечто более глубокое и важное для Евы.
   – А почему она попросила у тебя прощения?
   – Ей казалось, что она потеряла Криса потому, что ужасно обращалась со мной: вот рука, так щедро дававшая, и наказала ее за жестокость. Потому она и решила покончить с собой. У нее возникло чувство, что Бог покинул ее. А потом, в клинике, когда Джонеси принес ей газеты и она узнала о возвращении венгерских заключенных, решила, что это и есть перст судьбы. Теперь – как она считает и как показалось тебе – Ева окончательно определила, каким курсом будет следовать ее корабль. И уже ничто не будет мешать ей. Своего рода мания величия.
   – Ты имеешь в виду…
   – Для нее по-прежнему остается важным и значительным только то, что связано с ней самой. И ей кажется, что все события совершаются не потому, что они случаются, а потому что подчиняются определенным законам. Нарушая эти законы, человек мешает движению. Когда он идет туда, куда ведет его судьба, – все складывается наилучшим образом. Еще одно заблуждение Евы.
   – Ты и вправду так думаешь?
   – Конечно, это еще не клинический диагноз, но все же в рамки нормы ее поведение не укладывается.
   Памела покачала головой:
   – Вот почему она так любуется и гордится собой.
   – Но психиатры, возможно, с нами и не согласились бы.
   – Ты ей этого не сказала?
   Алекс посмотрела на Памелу с удивлением:
   – Зачем? Я не настолько глупа!
   Памела сделала глоток шампанского:
   – Ну что ж, как рациональное объяснение – сойдет. – Она улыбнулась. – Ты почти не переменилась, Алекс.
   – Так уж я устроена, – засмеялась в ответ Алекс. – Такова моя натура.
   Памела оглядела ее с восхищением:
   – Столько, сколько удалось тебе написать за такое короткое время, я бы и за миллион лет не написала.
   – Это очень легко и просто, – ответила Алекс. – Если ничем, кроме науки, не занимаешься.
   – Но ведь надо еще и тему найти для работы. И если уж ты смогла проанализировать творчество Шарлотты Бронте и Джорджа Элиота, почему бы тебе не написать книгу о Еве Черни? Кстати, ты знаешь, что она предложила мне работу?
   Алекс ничуть не удивилась:
   – Естественно. Так и должно было случится. Она все выстраивает так, как видится ей. Теперь у нее уже нет оснований опасаться тебя. Почему же тебя не использовать? И какую же работу она тебе предлагает?
   – Управляющего нью-йоркским салоном. Нынешняя руководительница попросилась в отставку по болезни. И Ева сказала мне: «Попробуй, может быть, это отвлечет тебя от грустных мыслей, ты будешь занята работой по горло».
   – Ты согласилась?
   – Еще не решила.
   – Для нее это еще и возможность поддерживать связь с Крисом – пусть и таким эфемерным образом.
   – Я тоже подумала об этом. И если приму предложение, то по той же причине, хоть я и никогда не смогу смириться с мыслью о том, что Криса больше нет.
   – Странно, но мне никогда не верилось, что Крис повзрослеет, – проговорила Алекс, прервав наступившее молчание. – Он жил так лихорадочно, будто знал, что ему отпущен недолгий срок.
   Памела кивнула.
   – Как жаль, что я раньше не знала того, что узнала сейчас. Я бы жила совсем по-другому. Словно облака застилали от меня реальность, – проговорила Алекс.
   – Из-за этого ты и старалась держаться от него подальше?
   – Именно. Мне причиняли боль свидания с ним. Каждая встреча.
   – Но теперь, когда ты все узнала, почему бы тебе не изменить жизнь? Если я приму предложение, ты можешь переехать в Нью-Йорк. Я знаю этот город и люблю его. Ты поживешь со мной. Это самый чудесный город в мире. Там все возможно. Ты забудешь прежнюю Алекс. Я помогу тебе создать новую. В новой одежде, с новым лицом…
   Алекс отрицательно покачала головой:
   – Нет. Теперь, когда мне столько открылось, моя внешность вполне удовлетворяет меня. Тем более что ты ведь знаешь, как я отношусь к косметике. Мне ничего не нужно, я знаю, кто и что я есть, и не стыжусь себя. Для меня это важнее всего. Наконец-то я примирилась сама с собой.
   Алекс подлила шампанского в бокал Памелы, добавила и себе. Увидев, что бутылка опустела, она предложила:
   – Давай откроем еще одну, – и позвонила в колокольчик.
   Когда вошел Жак, Алекс попросила:
   – Принесите, пожалуйста, еще бутылку шампанского, Жак. И можно попросить сандвичи? С ветчиной. Побольше, мы ужасно проголодались.
   – Сию минуту, мисс.
   – Я смотрю, даже Жак принял тебя в новом качестве, – усмехнулась Памела. – Нет, Алекс! Тебе непременно надо приехать в Нью-Йорк.
   – Ты так говоришь, словно сама уже приняла решение.
   – Да. И надеюсь этим сбить спесь с мадам. Не могу отказать себе в удовольствии. Пожалуйста, Алекс, доставь мне эту радость. Позволь мне немного заняться тобой. Лицо – так и быть – я не стану трогать. Но подобрать тебе соответствующие костюмы… Ты будешь выглядеть совсем иначе.
   – Подумаю, – это все, что могла ответить ей Алекс. А затем, чтобы смягчить ответ, добавила: – Вижу, ты веришь в счастливые концы.
   – А ты нет?
   – Они бывают, увы, только в книгах и в кино.
   – Ты не представляешь, как будет здорово показать Еве новую Алекс. Знаешь, что я сделала, когда Фриц бросил меня? Приехала в Нью-Йорк, заперлась на время. Потом заказала полностью новый гардероб. И появилась в совершенно новом обличии.
   – Это очень обидно… быть брошенной?
   – Ужасно. Но все случилось из-за моей собственной гордости. Впрочем, это я поняла потом. Я не могла быть счастлива с ним. У него была коллекция картин. Лошади. Дом. Яхта. И я тоже. Устав от одного, он переключался на другое. Через пять лет наступила моя очередь.
   – Почему ты вышла за него замуж?
   – Я была еще молода. Мне тогда исполнился двадцать один год. А когда за тобой ухаживает – а он потрясающе умел ухаживать! – пятидесятилетний богатый мужчина, один из самых заметных мужчин в мире – это что-то значит.
   – Верю, хотя за мной никто не ухаживал – ни богатый, ни бедный.
   – Ничего удивительного, – Памела помолчала… – Ты ходишь с таким видом, словно хочешь всех распугать.
   Алекс поежилась, испытывая неловкость оттого, что заговорили о ней.
   – Да, да. До того, как я тебя узнала как следует, мне казалась, что ты очень замкнутая и недоступная. Только много позже я поняла, что это своего рода маскировка. А теперь, когда необходимость в ней отпала, мне хочется познакомить тебя с самым обаятельным человеком, какого я когда-либо знала…
   – Не забегаешь ли ты слишком далеко вперед?
   – Тебе многому придется учиться заново.
   – Если получится.
   – И Нью-Йорк – самое подходящее место для этого. Там я впервые потеряла невинность – в отеле «Плаза». – Памела ностальгически вздохнула. – Это был настоящий покоритель дамских сердец. Думаю, в тот раз он расслабился и позволил себе удовольствие ради удовольствия, забыв о необходимости играть роль. – И задумчиво добавила: – Он соблазнил меня именно так, как мне хотелось быть соблазненной: легко, незаметно, без всякого усилия. После этого мы виделись только один раз. Причем когда мы снова встретились, он был внимателен, но не более. И все же ту ночь я вспоминала как нечто чудесное и неповторимое. – Памела снова вздохнула. – Мне казалось, что я умру от наслаждения.
   Алекс молчала, и Памела внимательно посмотрела на нее:
   – Ты хоть немного представляешь, о чем я говорю?
   Алекс покачала головой. В ее ушах вдруг зазвучал голос Макса: «Ты хоть раз ходила на свидание? Держала кого-нибудь за руки? Обнималась на заднем сиденье в машине?» «Нет, – подумала она с грустью… – Да меня никто никогда и не приглашал».
   В эту минуту в комнату вернулся Жак с бутылкой «Крю» и блюдом с сандвичами.
   – Жак, вы ангел! – воскликнула Памела. – Это то, что нужно. Ох, как аппетитно пахнет!
   Жак откупорил бутылку, налил шампанского в бокалы и спросил:
   – Еще что-нибудь?.. Если что-то понадобится, позвоните.
   Обе с аппетитом налегли на сандвичи, и на некоторое время в комнате воцарилась тишина. Первой его нарушила Алекс:
   – Ты и в самом деле считаешь, что я смогу изменить свой облик?
   – Конечно! Ты вполне соответствуешь нынешним представлениям о красоте. Ты станешь неузнаваема! Хочешь знать, как я добьюсь этого?
   – Нет. Единственное, чего мне не хочется менять, – это лицо. Пусть оно останется таким, как есть. Взгляни на мать. Трудно найти женщину, которая выглядит лучше, чем она. Она сразу производит неотразимое впечатление. А теперь посмотри на ее жизнь – как она живет, что происходит с ней. Ее лицо – фальшивка. Если подделка ценных бумаг карается законом, то почему подделка лица остается безнаказанной? Я не хочу идти этим путем. Пусть я буду такой, какая я есть.
   – Когда-то у меня была собачка по кличке Красотка. Нрав у нее был крутой, но я любила ее.
   Алекс подняла бокал:
   – Выпьем за правду!
   – И за красоту, – ответила Памела.
   Они выпили.
   – Я – воплощение правды, а ты – красоты, – задумчиво проговорила Алекс. – Шампанское уже начало оказывать свое действие… Так что будь осторожнее. Красота привлекает внимание воров сильнее, чем блеск золота.
   – Кто это сказал?
   – Шекспир.
   – Алекс! Неудивительно, что ты отпугиваешь мужчин!
   – А что плохого в поэзии?
   – Ничего – если это к месту. – Голос Памелы зазвучал неуверенно. – А у тебя был мужчина?
   – Нет.
   – Зато уж у твоей матери! У нее любовников было до чертиков!
   – Я никого из них не знаю, кроме Рика Стивенса.
   – Киноактера? Мне казалось, он будет целую вечность на экране. Но он так быстро и резко постарел, так незаметно ушел в тень.
   – Еще один образчик фальшивки. Он ведь извращенец…
   – У тебя такой беспощадный глаз, – Памела покачала бокалом. – Не все мужчины порочны.
   – А я этого и не утверждала. – И, помолчав, Алекс спросила тоже не очень уверенным тоном: – А сколько их у тебя было?
   – После… отеля «Плаза» у меня появился фотограф. Потом инструктор по горным лыжам… Потом был дивный француз. После него мне сделал предложение Фриц… А вот потом… Нет, пожалуй, не стоит вспоминать – обязательно перепутаю, кто за кем шел. А когда появился Крис… у меня уже никого не было, кроме Криса.
   Алекс снова уткнулась носом в бокал с шампанским:
   – А что произошло между Максом и Морой? Мне казалось, их связь более или менее крепкая.
   – Нет. Это Море хотелось, чтобы так было. Но не Максу. Знаешь, она ревновала его к тебе постоянно.
   – Ты с ума сошла! Ревновала ко мне?!
   – Нет, серьезно. Все время устраивала ему сцены. Она чувствовала, что между вами что-то большее, чем просто дружба.
   – Но ведь это не так, – покачала головой Алекс. – Макс не обращает на меня ни малейшего внимания. – Она процедила эту фразу сквозь зубы. – У Макса такое чувство красоты, он так требователен в вопросах секса… Он в некотором роде профи в этой области. Как-то он признался мне, что работать в индустрии косметики – для него как бы приз. Он получает от этого удовольствие.
   «Ага! – подумала Памела, уловив горечь, прозвучавшую в голосе Алекс. – Так вот где собака зарыта».
   – Мы с ним всегда были друзьями. Только друзьями и никем более. – Алекс повторила это как заклинание, как магическую защитную формулу.
   «Но тебе очень бы хотелось изменить это», – снова подумала Памела:
   – Что ж, – усмехнулась она. – Я только сказала то, что видела со стороны. В любом случае теперь ее место свободно.
   – Потому что она дура. Потрясающе красивая, но тщеславная, жадная и глупая.
   Памела подняла бокал:
   – За Мору. – Памела усмехнулась. – Я знаю, ты считаешь, что я пьяна.
   – Это еще надо проверить, – отозвалась Алекс. – А я только однажды напилась в стельку. И такого успела натворить! Но сегодня я освободилась от всего и хочу снова напиться.
   – И я тоже.
   Когда Жак поднялся к ним снова, он обнаружил их спящими в креслах. Он бесшумно пересек комнату, забрал пустые бутылки, бокалы и тарелки и вышел.

19

    Нью-Йорк, 1988
   Утро в Нью-Йорке выдалось чудесным – казалось, над Манхэттеном опрокинули кристальную чашу. Чистые ясные лучи восходящего солнца, отраженные стеклянными плоскостями небоскребов, дробились на тысячи мельчайших брызг, солнечных зайчиков, которые вновь сливались в какое-то неповторимое сияние. Девушка – служащая компании «Черни», стоявшая неподалеку от офиса, смотрела на безоблачное, синее небо и думала о том, какое это счастье – жить на свете. Если бы только не вся эта нервотрепка. Она снова взглянула на часы. «Еще минуту», – подумала она и, прищурив глаза, стала всматриваться в поток машин на проезжей части улицы, ступив на край тротутара. Кажется, на этот раз она не ошиблась, это в самом деле машина мадам. Она подняла сумочку, которую держала в руках, к лицу: «Машина мадам приближается к зданию… Повторяю… Машина приближается к зданию». Известие тотчас разнеслось по всем этажам. Окна распахнулись, чтобы выветрился запах сигарет, служащие бросились приводить в порядок себя и свои столы; девушки прекратили красить ногти, подкрашивать губы, сплетницы быстро разошлись по своим местам.
   Макс Фабиан оглядел большую комнату, в которой проходили совещания. Тут и там стояли группы людей…
   – Все в порядке, господа. Готовимся к штыковой атаке. Мадам уже вошла в здание.
   Внушительного вида мужчина достал упаковку таблеток, вынул две штуки и запил водой. Остальные пригладили волосы, поправили галстуки и одернули рукава пиджаков.
   – Господи, боюсь, что мадам не понравится… Все это не понравится, вот увидите, – все время повторял один из них.
   – Расслабьтесь, – спокойно сказал Макс, – и не паникуйте раньше времени.
   Он дождался появления Евы у двери лифта:
   – Мадам… – Он отвесил ей преувеличенно вежливый поклон.
   – Добрый день, Макс! Все готовы?
   – Все ждут вас.
   – Хорошо. Идем ко мне.
   Кабинет Евы был угловым, поэтому две его стены были стеклянными: Ева отдавала предпочтение дневному свету. Две других стены украшали фотографии из самых популярных журналов – «Таймс», «Лайф», «Ньюсуик», «Пари-матч», «Вог», «Харперз». В помещении не было зеркал. Они располагались в соседней комнате, где она переодевалась в тех случаях, когда задерживалась допоздна и должна была куда-нибудь идти прямо из офиса. Джонеси обычно подготавливал нужный туалет. Ее стол напоминал пустую городскую площадь: кроме трех телефонных аппаратов, на нем ничего не было. Она не оставляла на столе ни единой бумажки. То, что ей необходимо было запомнить, записывал секретарь. Помещение не производило впечатления служебного кабинета. Ковер теплого серебристого цвета, низкий диван, четыре больших кресла окружали кофейный столик. За письменным столом стоял простой стул с высокой спинкой. Люстры тоже не было. Вместо нее повсюду были расставлены светильники на хрустальных подставках с серебристыми абажурами в тон ковру. В комнате витал аромат духов последней композиции. Когда Ева приезжала в Нью-Йорк, секретарю вменялось в обязанность опрыскивать помещение соответствующими духами.
   Сбросив меховую накидку на кресло, Ева подошла к столу и взяла голубую папку:
   – Это? – спросила она.
   – Здесь факты. Слухи и домысли – в другой папке.
   – А ФДА? – Ева перелистнула зеленую брошюру.
   – Ничего реального. Они просто ведут кампанию.
   Ева отбросила брошюрку.
   – Но с этим все равно надо что-то делать. От такого рода открытий зависит существование всей индустрии. И на это, – она помахала в воздухе голубой папкой, – тоже надо как-то реагировать.
   – Да, и я считаю, что мы не можем оставлять без внимания то, что выпустит Клигман, чтобы со временем не пострадали наши интересы.
   – Если только им на самом деле что-то удастся…
   Она села и, кивком показав Максу на кресло, углубилась в чтение.
   – Ты собрал все сведения об этой королеве мыльных опер?
   – Насколько это было в моих силах.
   Листая бумагу, Ева наткнулась на фотографию и стала внимательно ее разглядывать.
   – Ретушь? – спросила она.
   Макс усмехнулся:
   – У нее собственный фотограф, и ему очень хорошо платят, чтобы он держал язык за зубами.
   Ева поднесла лупу, чтобы получше разглядеть лицо:
   – Хмм… Неплохо для ее возраста.
   Макс не стал напоминать, что женщина была на пять лет моложе Евы.
   – А духи?
   – За пределами компании пока никто ничего не знает. Но сведущие люди говорят, что это нечто вроде «Чарли». Характерный, оригинальный, чувственный аромат.
   – Название?
   – Хранится в тайне, как и дата выпуска.
   Ева принялась постукивать отточенным ноготком по фотографии.
   – Наши духи уже готовы. День выпуска назначен. Все рассчитано, но надо решить: выйдем ли мы первыми или выждем некоторое время…
   – Я не могу начать выпуск, не имея полной информации! – Ева взмахнула голубой папкой, как мечом. – Где же твои шпионы?
   – Они сделали все, что было в их силах. Все, что нам известно, – результат их работы.
   – Ты знаешь, чьими услугами она пользовалась?
   – Конечно, они строго соблюдают тайну, но, судя по всему, – это Джерри Стейн.
   – Значит, качество великолепное. Он отличный мастер. Один из лучших парфюмеров.
   – Кстати о названии. Мне донесли, что оно будет как-то связано с ее именем. Это обеспечит хорошую продажу: женщина-легенда.
   – Тогда и мы должны создать свою легенду. Но кого использовать для этой цели? – Ева принялась шагать от стола к окну и обратно. – Грета Гарбо – устарела. Марлен Дитрих – тоже. Лиз Тейлор выпускает собственные духи. – Ева секунду помедлила. – А что, если Жаклин Онассис?
   Она снова перелистала папку, просматривая замечания:
   – Не только дорогие, престижные, но и неуловимо-обволакивающие, завораживающие духи! – Она бросила папку на стол. – Эта женщина шпионит за мной! Она выпускает то, что собиралась выпустить я. Как ей удалось узнать? От кого?
   – Я проверил и перепроверил всех сотрудников. Наши секреты надежно охраняются, но точно так же, как у нас есть свои источники, они имеются и у нее. Наш бизнес стоит на основании, построенном на сплетнях. И никогда нельзя удержать сведения о подготовке новой продукции в полной тайне.
   – Она решила воспользоваться тем, что я временно выбыла из игры, и кое-что предпринять. Ха! Плохо же она меня знает! Неужели она считает, что я позволю… кому-то обскакать меня? – В голосе Евы послышался металл. – Я ей покажу! – Она снова принялась ходить взад и вперед, при каждом шаге будто вбивая каблуком очередной гвоздь в крышку гроба своей соперницы. – Нужно побольше разузнать, Макс. Добудь информацию из-под земли. У тебя есть свои методы, используй любые. Тогда я смогу нанести точный удар. – Ева остановилась, глядя на него своим особенным, завораживающим взглядом. – Главное – достань духи. Хотя бы капельку. И тогда я смогу ее переплюнуть. Узнай, на какое число намечен выпуск, что она задумала. Но более всего меня, конечно, интересуют духи. Ты понял?
   – Постараюсь, – сдержанно ответил Макс.
   – Хорошо… – Она обняла его за плечи. – Я знаю, что могу положиться на тебя.
   «Теперь я вижу перед собой прежнюю Еву, – подумал Макс с облегчением. – Ни слова о том, что сделано до сих пор, что мне удалось добыть и каковы результаты». Впрочем, он и не ожидал ничего другого. Ева никогда не возвращается к прошлому, она не станет объяснять, что толкнуло ее на самоубийство, вся ее внутренняя энергия будет сконцентрирована и брошена на то, чтобы вновь одержать победу.
   – А теперь, – быстро проговорила она, – пойдем, послушаем, что приготовили наши эксперты.
   Когда она вошла в зал совещаний, все присутствующие хором приветствовали ее:
   – Доброе утро, мадам!
   Затем инспектор Эвард Гейт произнес маленький спич – тщательно продуманный, с выверенными интонациями.
   – Да, да, благодарю, – ответила Ева, нетерпеливо махнув рукой. – А сейчас давайте вернемся к делам насущным, господа. Мне хотелось бы знать, что было сделано за время моего отсутствия.
   Она села, после чего все остальные заняли свои места за столом. Перед Евой выстроились флаконы, коробки, эскизы рекламных плакатов и образцы новой продукции. Ева просмотрела эскизы.
   – Кто их готовил?
   – Я, мадам, – поднялся один из директоров.
   Ева разорвала эскизы и бросила клочки на пол.
   – Они не выдерживают критики даже при первом взгляде, не говоря уже о втором. Разве это цвет? Болотная муть – вот что это такое. Мы продаем иллюзию. И цвет должен пробуждать воспоминания, как мираж! Начните сначала. И это ваш последний шанс. Вы поняли меня?
   – Да, мадам.
   – Тогда идите и приступайте к делу. И уберите отсюда свой хлам.
   Поверженный сотрудник поднялся из-за стола, опустился на колени, собирая обрывки, и вышел из зала, почти не касаясь подошвами пола.
   – А теперь… по поводу надписи. Почему так мелко? – Ева взяла красный карандаш и размашисто написала название духов на коробке. – Вот так это должно выглядеть. Женщины ищут духи по названию, и оно должно быть видно издали. А это что за медицинский пузырек? – резко спросила она, указывая на элегантный пузатый флакон.
   Сотрудник, ответственный за дизайн, прочистил горло:
   – Мы решили попробовать что-нибудь новое… нечто устойчивое, элегантное, что будет хорошо смотреться на женском туалетном столике. Круглая форма показалась нам наиболее подходящей. – Он втянул голову в плечи, словно ожидая, что флакон сейчас полетит в него.
   – Но я не продаю яиц! – выкрикнула Ева. – Мои флаконы всегда квадратные. Разве вы не знаете, что большинство женщин держат духи на полочке в ванной комнате? Плоские флаконы удобнее выстраивать в ряд. Переделать!
   После этого Ева перешла к продукции, объединенной в серию «Княгиня ди Марчези»:
   – Почему никто не слушает, когда я о чем-то прошу! Если вы не в состоянии запомнить, записывайте. Сколько раз я говорила, что эта продукция предназначается для зрелых женщин. Взгляните на этот ярко-красный лак! Кожа в зрелом возрасте меняет оттенок – об этом надо помнить! Боже! Ну почему меня окружают идиоты! – Затем, уже спокойнее, она заметила: – А вот для «Юной Евы» этот цвет очень хорош.
   От лака она перешла к карандашам для бровей.
   – Женщины, которые пользуются ими, хотят всего лишь чуть-чуть подтемнить брови, а не рисовать картины. Им не нужны такие длинные карандаши. – Она разломала карандаш пополам. – Так он будет легче. Его удобнее носить с собой, он помещается в сумочке, и к тому же мы сможем продать вдвое больше продукции. Простая арифметика, не так ли?
   Так, шаг за шагом, она проводила смотр продукции своей фирмы, и лишь немногие сотрудники удостоились ее скупой похвалы: «Хорошо, это мне нравится» или «Неплохо, но надо доработать…»
   Последней оставалась коробка, подготовленная Максом для пасхальной распродажи. Ева поставила ее перед собой и внимательно осмотрела:
   – А это чья идея? – По ее голосу ничего нельзя было понять. Это был просто вопрос.
   – Моя, – ответил спокойно Макс.
   Ева вскинула брови.
   – Я кое с кем посоветовался, собрал мнения и в конце концов остановился на этом наборе.
   – Чьи мнения?
   – Да ты их знаешь, и все их знают – за одним исключением.
   – Что за исключение?
   – Александра Брент.
   Ева подняла голову. Их глаза встретились – Макс не отвел взгляда.
   – Так это ее идеи?
   – Честно говоря, да.
   Ева снова принялась рассматривать коробку, вынимая и изучая каждый предмет в отдельности, затем спросила:
   – Ты уже назначил цену?
   Макс открыл блокнот и пододвинул к ней листок.
   – Наши распространители в восторге. Они считают, что набор будет пользоваться спросом.
   Ева внимательно изучила все до последней мелочи. Ничто не ускользнуло от ее взгляда. Наконец она закрыла коробку.
   – Пойдет, – вот все, что она сказала.
   Макс вздохнул с облегчением, хотя знал, что это еще не конец. И действительно, когда все разошлись, Ева попросила: